– Хорошо. Если ты согласен, я готова.
Дик посмотрел на часы на башне городской ратуши.
– Сегодня уже поздно. Надо еще объяснить Уин, а потом отработать сверхурочные на этом старом стеклографе. Раньше чем завтра к утру не управимся.
– Но и не поздней, – мрачно заметила Энн. – Помнишь, Джо сказал: если забастовка не будет выиграна до конца недели, она проиграна. Многие не выдержат, потянутся к станкам, и все рухнет, как айсберг в лучах солнца.
– Выходит, что решительно все зависит только от нас.
Уин горячо поддержала их план. Джо – как они, впрочем, и рассчитывали – заколебался. Но в конце концов и он решился, сказав, что все-таки надо принимать какие-нибудь меры. Необходимо было получить одобрение комитета – без этого нельзя было составить и утвердить новую листовку с обращением к штрейкбрехерам. Всех, кого посвятили в это дело, заставили дать клятвенное обещание не разглашать сведения, которые станут им известны. Если хоть одно словечко достигнет ушей противника, все погибло.
Поздно вечером входную дверь заперли на засов, и стеклограф трещал и скрипел почти до полуночи, а на столе все росла и росла гора листовок с новым воззванием…
На другое утро Дик и Энн оделись с особой тщательностью и намывались в чуланчике за кухней, пока кожа у них не начала лосниться. С тех самых пор, как они сбежали от дядюшки, Дик не утруждал себя заботами о прическе; теперь он сбегал в парикмахерскую и вернулся преобразившимся – подстриженным, надушенным, напомаженным.
Мать Уин, посвященная в тайну, выгладила тем временем его спортивный костюм и платье Энн. Когда, уходя, дети приостановились с улыбкой в дверях, похожие на манекены в витрине, миссис Моррис восторженно всплеснула руками и воскликнула:
– Ну прямо как на картинке!
– Вылитые школяры на каникулах, – сказала Уин. – Убеждена, что нашему мистеру Джервису не придется краснеть за своего «племянника и племянницу».
– Ну, пошли, что ли?
– Ничего не забыли? – заботливо спросила миссис Моррис.
– Как будто нет. По три сотни листовок в каждом рюкзаке.
– А план завода, который начертила Уин, взяли?
– В кармане. Но, кажется, я и так уже помню.
– Главное, не забудьте, что направо – контора, а налево – цеха. И вам во что бы то ни стало надо в них попасть, – сказала миссис Моррис. – Только бы удалось!
– Не беспокойтесь, все будет в порядке.
С этими словами они вышли, стараясь придать себе как можно более независимый вид. И, хотя ни один из них не признался бы в этом даже самому себе, задуманный план нравился им все меньше и меньше, по мере того как они приближались к заводу. А когда свернули в тупик, где накануне состоялось избиение демонстрантов, они почувствовали явную слабость в ногах.
Улица была почти пуста. Перед запертыми воротами прогуливалось двое полицейских. Чуть подальше от завода стоял с повязками на руках пикет забастовщиков. И те и другие выполняли тяжелую, неприятную обязанность: задерживать всех, кто даже и не пытался проникнуть за ворота.
У Дика участилось дыхание.
– По-моему, никто из них с нами не заговорит, – прошептал он. – Вон стоит Молли, а рядом с ней Генри.
– Уин сказала, что комитет их предупредил.
– Если они хоть как-то покажут, что знакомы с нами, наша песенка спета.
Но пикетчики и ухом не повели. Они оглядывали обоих новоиспеченных туристов с таким видом, словно это были какие-то загадочные существа с другой планеты. Кто-то захихикал. Послышался возглас:
– Куклы ряженые! Подошел один из полицейских.
– Кончайте волынку, – убийственным тоном осадил он стачечников. И тут же совсем другим тоном обратился к Дику: – Боюсь, что придется свернуть в сторонку, сэр. Здесь хода нет, только на завод.
– Но это-то как раз нам и нужно, господин офицер, – ответил Дик, призвав на помощь весь свой аристократизм. – Мы хотим повидать своего дядюшку, управляющего заводом.
Один из заводской охраны выглянул из ворот, положив руки на засов.
– Какого еще управляющего? Сказано, не велено впускать никого, кроме как по делу.
Устало махнув рукой, Дик снизошел до объяснений:
– Видите ли, мы с сестренкой совершаем туристический поход и хотели сделать дяде сюрприз, зашли неожиданно в «Дейли Лодж», но оказалось, что дядюшка уже ушел на работу.
– Как ваша фамилия, сэр?
– Джервис. Такая же, как и у дядюшки Джона. Охранник кивнул полицейским.
– Ладно. По телефону позвонить, что ли?
– Ой, пожалуйста, не надо! – взмолилась Энн. – Нам так хочется сделать дядюшке сюрприз!
– Сделайте одолжение, – попросил Дик.
– И то верно, – согласился констебль. – Не надо лишать мистера Джервиса маленького удовольствия. После всего, что он пережил на этой неделе, немножко развлечься не повредит.
Охранник осторожно отомкнул ворота и пропустил ребят. Послышались ядовитые выпады пикетчиков. Молл отпустила какую-то насмешку по адресу «еще двух легавых, которых пустили для полноты коллекции». Ворота зловеще лязгнули за спиной.
– Завернете за угол, а потом наискосок через весь двор. Справа будет большое здание, это контора. Там и спросите.
– Спасибо, почтеннейший, – сказал Дик. Свернув за угол, они чуть не бросились в объятия друг другу.
– Вот мы и на заводе! – торжественно прошептала Энн.
– Погоди радоваться, сперва выберись отсюда. Впрочем, об этом еще. рано.
Во дворе, к счастью, не оказалось ни души. Справа находилось несколько кирпичных административных зданий с застекленными матовым стеклом окнами, чтобы служащие не глазели во двор, не отвлекались от дела. Слева один за другим тянулись корпуса цехов. А прямо перед ними возвышалось здание столовой.
– Загляни туда, Энн, а я забегу в туалетные комнаты. Встретимся у того входа, в тамбуре.
В столовой никого не было. Энн раскидала листовки по столам, по стульям, прилепила на стенках поверх листков меню и, выскочив из столовой, поспешила к месту встречи. К счастью, Дик уже дожидался ее там.
– Я встретил одного парня, – произнес он запыхавшись, – сунул ему листовку, а сам улизнул. Теперь бегом по цехам. По-моему, надо вот в эту дверь.
Они на цыпочках проскочили в дверь. Однако заботиться о тишине было излишне. Грохот и лязг машин становился все громче, совсем заглушая звук шагов.
Дик распахнул высокую двустворчатую дверь и заглянул в длинный цеховой пролет. По всей его длине выстроились рабочие столы, над которыми с обеих сторон склонялись рабочие в комбинезонах. Посредине бежала лента конвейера. Каждые несколько секунд она подавалась на метр-два вперед, унося на себе блестящую металлическую деталь. Не дав ленте остановиться, рабочий поспешно нагибался над деталью, делал с ней что-то и снова выпрямлялся в ожидании следующей.
Дика осенила блестящая мысль. Он извлек из рюкзака толстую пачку листовок и швырнул их на конвейер. Сделав это, он отбежал обратно к сестре.
С минуту они подождали у входа, наблюдая за лентой. Вот она дернулась, и листовки достигли первого рабочего. Он вытаращил глаза, схватил одну из них и едва успел сделать свою рабочую операцию, как лента уже подалась вперед. Словно зачарованные, следили они, как, постепенно тая, пачка листовок медленно ползет по цеху. Один или двое рабочих не заметили ее, а может быть, заметили, но не пожелали взять. Зато все остальные набрасывались с жадным любопытством.
– Нельзя задерживаться, – шепнул Дик. – Пошли дальше.
Они заспешили по длинному коридору и чуть не влетели в объятия какого-то толстого мастера.
– Эй, что вам тут надо? – спросил он на своем характерном лондонском жаргоне «кокни», расставив руки, чтобы преградить дорогу.
Дик попытался шмыгнуть мимо, но крепкая рука схватила его, как в тиски.
– Продолжай, Энн, – с отчаянием пробормотал он, – не обращай внимания!
Дик рванулся что было сил, пытаясь высвободиться из рук мастера: дело явно безнадежное, но давшее Энн возможность проскочить. Она ринулась вперед во весь дух, в самое сердце завода.
Сзади послышались крики. Впереди была металлическая винтовая лестница. С бешено колотящимся сердцем Энн взлетела вверх на узкую, обнесенную поручнями галерею, которая на большой высоте шла по всей длине следующего цеха, еще большего, чем первый. Над головой у нее ползли краны, а внизу, словно манекены в витрине магазина, стояли рабочие и работницы.
Энн вытащила пачку листовок и, перегнувшись через перила, швырнула вниз. Листовки рассыпались на лету. От неожиданности многие рабочие присели, когда листовки посыпались им на головы и на плечи, а потом бросились их подбирать.
До слуха донесся смутный гул – сбившись в кучки, рабочие обсуждали листовку. Но вот послышались и другие, более громкие голоса, все ближе и ближе. По металлической лестнице прогромыхали кованые сапоги. Погоня наседала. Энн повернула и кинулась вперед по галерее, через каждые несколько шагов бросая всё новые и новые листовки.
Галерея кончилась глухой стеной: ни двери, ни лестницы, ничего. Она была в западне. Снова свесившись через перила, она с замиранием сердца глянула вниз. Прыгать вниз значило разбиться. В руках болтался опустевший рюкзак. С презрительной улыбкой она ждала, пока подойдут люди, заломят ей руки и уведут.
В кабинете управляющего уже сидел Дик. А через стол красного дерева на него уставился человек с коротко подстриженными седыми усиками и злым лицом. Вокруг в почтительных позах застыли несколько мастеров и служащих.
Дик вопрошающе взглянул на нее.
– Все в порядке, – успокоительно кивнула Энн. Пока неизвестно, что их ждет, лучше не говорить лишних слов.
Кто-то вошел в кабинет за ее спиной. С внутренней дрожью она узнала полицейского инспектора с напомаженными усиками. Он удостоил ее ледяного взгляда и опустился в кресло.
– Я услыхал об этом безобразии, как только вышел от вас, мистер Джервис. Поэтому и решил вернуться, чтобы осведомиться, не пожелаете ли вы возбудить судебное дело. Похоже, что они никак не ваши племяннички, за каковых выдали себя у входа.
– Первый раз в жизни их вижу. – Управляющий снова оглядел Дика с головы до ног. – Какого черта тебе здесь надо, ты, юный болван? Шляется по заводу, сам не зная, чего ему надо!
Он схватил со стола листовку, смятую, со следами каучукового каблука на одном из углов. От негодования у него дрожали руки.
– И эта девушка… Похоже, что они из благородной семьи. Как же вы оказались втянутыми в такую мерзость?
Дик и Энн переглянулись. Оба молчали.
– Простите, могу я задать им несколько вопросов? – ехидно спросил инспектор полиции, отрываясь от бумаг, которые только что внимательно перелистывал. – Вы не из Аркли, не так ли?
– Нет.
Сознаться в этом еще не было беды, да и скажи они иначе, недолго было проверить их показания и изобличить во лжи.
Инспектор усмехнулся в усы и, прежде чем снова заговорить, долго и спокойно рассматривал беглецов.
– Хоть вы им и не дядюшка, мистер Джервис, но, по-моему, их настоящий дядюшка нам тоже известен. – И он с важным видом положил на колени газету с объявлением о розыске. – Молодого человека зовут Ричард Бардейл. Девушка – его сестра, по имени Энн Бардейл.
Дик и Энн не произнесли ни слова, но лица их говорили достаточно красноречиво.
– Как, как? – пролаял управляющий. – Так что же они, беглые преступники или что-то в этом роде? – с любопытством спросил он.
– Да нет. Просто месяц назад убежали из дому. Последнее сообщение о них поступило из ближайшего района, и мы получили указание быть начеку и выследить их.
– М-да! – Управляющий призадумался. – Значит, они из хорошего дома и прочее?
– О да. Полагаю, вы не захотите преследовать их в судебном порядке?
– Нет, инспектор. Дайте-ка им хорошую взбучку и отправьте домой. Идиоты! – Он презрительно перевел взгляд с одного на другого. – Надеюсь, хоть теперь-то вы поняли, каких дураков из себя разыграли? А сейчас вас живехонько препроводят восвояси. – Он разорвал в клочки листовку и швырнул ее в мусорную корзину. – Краевая брехня! Рабочие смеются над этой галиматьей, не так ли, Хобсон?
– Просто животы надорвали со смеху, – услужливо отозвался один из мастеров.
Дик и Энн с горечью посмотрели друг на друга. Это после всего-то… К воротам вслед за инспектором они шли с тяжелым сердцем.
В тот момент, когда подобострастно улыбающийся охранник отпирал ворота, сзади раздался хор громких голосов. Ребята обратились в слух. Шум нарастал. Это была песня.
Из-за угла, с заводского двора, выплеснула коричневая волна людей в спецовках. Охранник поспешил было снова запереть ворота, но было уже поздно – его оттолкнули.
– Эй, эй! Куда же это!..
– Прочь с дороги, старый плут! Что мы тебе, штрейкбрехеры, что ли?
Ворота распахнулись настежь. С песнями, с шутками рабочие толпой устремились на улицу, увлекая за собой в безудержном потоке и полицейского инспектора и беглецов.
Глава шестнадцатая
Дик посмотрел на часы на башне городской ратуши.
– Сегодня уже поздно. Надо еще объяснить Уин, а потом отработать сверхурочные на этом старом стеклографе. Раньше чем завтра к утру не управимся.
– Но и не поздней, – мрачно заметила Энн. – Помнишь, Джо сказал: если забастовка не будет выиграна до конца недели, она проиграна. Многие не выдержат, потянутся к станкам, и все рухнет, как айсберг в лучах солнца.
– Выходит, что решительно все зависит только от нас.
Уин горячо поддержала их план. Джо – как они, впрочем, и рассчитывали – заколебался. Но в конце концов и он решился, сказав, что все-таки надо принимать какие-нибудь меры. Необходимо было получить одобрение комитета – без этого нельзя было составить и утвердить новую листовку с обращением к штрейкбрехерам. Всех, кого посвятили в это дело, заставили дать клятвенное обещание не разглашать сведения, которые станут им известны. Если хоть одно словечко достигнет ушей противника, все погибло.
Поздно вечером входную дверь заперли на засов, и стеклограф трещал и скрипел почти до полуночи, а на столе все росла и росла гора листовок с новым воззванием…
На другое утро Дик и Энн оделись с особой тщательностью и намывались в чуланчике за кухней, пока кожа у них не начала лосниться. С тех самых пор, как они сбежали от дядюшки, Дик не утруждал себя заботами о прическе; теперь он сбегал в парикмахерскую и вернулся преобразившимся – подстриженным, надушенным, напомаженным.
Мать Уин, посвященная в тайну, выгладила тем временем его спортивный костюм и платье Энн. Когда, уходя, дети приостановились с улыбкой в дверях, похожие на манекены в витрине, миссис Моррис восторженно всплеснула руками и воскликнула:
– Ну прямо как на картинке!
– Вылитые школяры на каникулах, – сказала Уин. – Убеждена, что нашему мистеру Джервису не придется краснеть за своего «племянника и племянницу».
– Ну, пошли, что ли?
– Ничего не забыли? – заботливо спросила миссис Моррис.
– Как будто нет. По три сотни листовок в каждом рюкзаке.
– А план завода, который начертила Уин, взяли?
– В кармане. Но, кажется, я и так уже помню.
– Главное, не забудьте, что направо – контора, а налево – цеха. И вам во что бы то ни стало надо в них попасть, – сказала миссис Моррис. – Только бы удалось!
– Не беспокойтесь, все будет в порядке.
С этими словами они вышли, стараясь придать себе как можно более независимый вид. И, хотя ни один из них не признался бы в этом даже самому себе, задуманный план нравился им все меньше и меньше, по мере того как они приближались к заводу. А когда свернули в тупик, где накануне состоялось избиение демонстрантов, они почувствовали явную слабость в ногах.
Улица была почти пуста. Перед запертыми воротами прогуливалось двое полицейских. Чуть подальше от завода стоял с повязками на руках пикет забастовщиков. И те и другие выполняли тяжелую, неприятную обязанность: задерживать всех, кто даже и не пытался проникнуть за ворота.
У Дика участилось дыхание.
– По-моему, никто из них с нами не заговорит, – прошептал он. – Вон стоит Молли, а рядом с ней Генри.
– Уин сказала, что комитет их предупредил.
– Если они хоть как-то покажут, что знакомы с нами, наша песенка спета.
Но пикетчики и ухом не повели. Они оглядывали обоих новоиспеченных туристов с таким видом, словно это были какие-то загадочные существа с другой планеты. Кто-то захихикал. Послышался возглас:
– Куклы ряженые! Подошел один из полицейских.
– Кончайте волынку, – убийственным тоном осадил он стачечников. И тут же совсем другим тоном обратился к Дику: – Боюсь, что придется свернуть в сторонку, сэр. Здесь хода нет, только на завод.
Один из заводской охраны выглянул из ворот, положив руки на засов.
– Какого еще управляющего? Сказано, не велено впускать никого, кроме как по делу.
Устало махнув рукой, Дик снизошел до объяснений:
– Видите ли, мы с сестренкой совершаем туристический поход и хотели сделать дяде сюрприз, зашли неожиданно в «Дейли Лодж», но оказалось, что дядюшка уже ушел на работу.
– Как ваша фамилия, сэр?
– Джервис. Такая же, как и у дядюшки Джона. Охранник кивнул полицейским.
– Ладно. По телефону позвонить, что ли?
– Ой, пожалуйста, не надо! – взмолилась Энн. – Нам так хочется сделать дядюшке сюрприз!
– Сделайте одолжение, – попросил Дик.
– И то верно, – согласился констебль. – Не надо лишать мистера Джервиса маленького удовольствия. После всего, что он пережил на этой неделе, немножко развлечься не повредит.
Охранник осторожно отомкнул ворота и пропустил ребят. Послышались ядовитые выпады пикетчиков. Молл отпустила какую-то насмешку по адресу «еще двух легавых, которых пустили для полноты коллекции». Ворота зловеще лязгнули за спиной.
– Завернете за угол, а потом наискосок через весь двор. Справа будет большое здание, это контора. Там и спросите.
– Спасибо, почтеннейший, – сказал Дик. Свернув за угол, они чуть не бросились в объятия друг другу.
– Вот мы и на заводе! – торжественно прошептала Энн.
– Погоди радоваться, сперва выберись отсюда. Впрочем, об этом еще. рано.
Во дворе, к счастью, не оказалось ни души. Справа находилось несколько кирпичных административных зданий с застекленными матовым стеклом окнами, чтобы служащие не глазели во двор, не отвлекались от дела. Слева один за другим тянулись корпуса цехов. А прямо перед ними возвышалось здание столовой.
– Загляни туда, Энн, а я забегу в туалетные комнаты. Встретимся у того входа, в тамбуре.
В столовой никого не было. Энн раскидала листовки по столам, по стульям, прилепила на стенках поверх листков меню и, выскочив из столовой, поспешила к месту встречи. К счастью, Дик уже дожидался ее там.
– Я встретил одного парня, – произнес он запыхавшись, – сунул ему листовку, а сам улизнул. Теперь бегом по цехам. По-моему, надо вот в эту дверь.
Они на цыпочках проскочили в дверь. Однако заботиться о тишине было излишне. Грохот и лязг машин становился все громче, совсем заглушая звук шагов.
Дик распахнул высокую двустворчатую дверь и заглянул в длинный цеховой пролет. По всей его длине выстроились рабочие столы, над которыми с обеих сторон склонялись рабочие в комбинезонах. Посредине бежала лента конвейера. Каждые несколько секунд она подавалась на метр-два вперед, унося на себе блестящую металлическую деталь. Не дав ленте остановиться, рабочий поспешно нагибался над деталью, делал с ней что-то и снова выпрямлялся в ожидании следующей.
Дика осенила блестящая мысль. Он извлек из рюкзака толстую пачку листовок и швырнул их на конвейер. Сделав это, он отбежал обратно к сестре.
С минуту они подождали у входа, наблюдая за лентой. Вот она дернулась, и листовки достигли первого рабочего. Он вытаращил глаза, схватил одну из них и едва успел сделать свою рабочую операцию, как лента уже подалась вперед. Словно зачарованные, следили они, как, постепенно тая, пачка листовок медленно ползет по цеху. Один или двое рабочих не заметили ее, а может быть, заметили, но не пожелали взять. Зато все остальные набрасывались с жадным любопытством.
– Нельзя задерживаться, – шепнул Дик. – Пошли дальше.
Они заспешили по длинному коридору и чуть не влетели в объятия какого-то толстого мастера.
– Эй, что вам тут надо? – спросил он на своем характерном лондонском жаргоне «кокни», расставив руки, чтобы преградить дорогу.
Дик попытался шмыгнуть мимо, но крепкая рука схватила его, как в тиски.
– Продолжай, Энн, – с отчаянием пробормотал он, – не обращай внимания!
Дик рванулся что было сил, пытаясь высвободиться из рук мастера: дело явно безнадежное, но давшее Энн возможность проскочить. Она ринулась вперед во весь дух, в самое сердце завода.
Сзади послышались крики. Впереди была металлическая винтовая лестница. С бешено колотящимся сердцем Энн взлетела вверх на узкую, обнесенную поручнями галерею, которая на большой высоте шла по всей длине следующего цеха, еще большего, чем первый. Над головой у нее ползли краны, а внизу, словно манекены в витрине магазина, стояли рабочие и работницы.
Энн вытащила пачку листовок и, перегнувшись через перила, швырнула вниз. Листовки рассыпались на лету. От неожиданности многие рабочие присели, когда листовки посыпались им на головы и на плечи, а потом бросились их подбирать.
До слуха донесся смутный гул – сбившись в кучки, рабочие обсуждали листовку. Но вот послышались и другие, более громкие голоса, все ближе и ближе. По металлической лестнице прогромыхали кованые сапоги. Погоня наседала. Энн повернула и кинулась вперед по галерее, через каждые несколько шагов бросая всё новые и новые листовки.
Галерея кончилась глухой стеной: ни двери, ни лестницы, ничего. Она была в западне. Снова свесившись через перила, она с замиранием сердца глянула вниз. Прыгать вниз значило разбиться. В руках болтался опустевший рюкзак. С презрительной улыбкой она ждала, пока подойдут люди, заломят ей руки и уведут.
В кабинете управляющего уже сидел Дик. А через стол красного дерева на него уставился человек с коротко подстриженными седыми усиками и злым лицом. Вокруг в почтительных позах застыли несколько мастеров и служащих.
Дик вопрошающе взглянул на нее.
– Все в порядке, – успокоительно кивнула Энн. Пока неизвестно, что их ждет, лучше не говорить лишних слов.
Кто-то вошел в кабинет за ее спиной. С внутренней дрожью она узнала полицейского инспектора с напомаженными усиками. Он удостоил ее ледяного взгляда и опустился в кресло.
– Я услыхал об этом безобразии, как только вышел от вас, мистер Джервис. Поэтому и решил вернуться, чтобы осведомиться, не пожелаете ли вы возбудить судебное дело. Похоже, что они никак не ваши племяннички, за каковых выдали себя у входа.
– Первый раз в жизни их вижу. – Управляющий снова оглядел Дика с головы до ног. – Какого черта тебе здесь надо, ты, юный болван? Шляется по заводу, сам не зная, чего ему надо!
Он схватил со стола листовку, смятую, со следами каучукового каблука на одном из углов. От негодования у него дрожали руки.
– И эта девушка… Похоже, что они из благородной семьи. Как же вы оказались втянутыми в такую мерзость?
Дик и Энн переглянулись. Оба молчали.
– Простите, могу я задать им несколько вопросов? – ехидно спросил инспектор полиции, отрываясь от бумаг, которые только что внимательно перелистывал. – Вы не из Аркли, не так ли?
– Нет.
Сознаться в этом еще не было беды, да и скажи они иначе, недолго было проверить их показания и изобличить во лжи.
Инспектор усмехнулся в усы и, прежде чем снова заговорить, долго и спокойно рассматривал беглецов.
– Хоть вы им и не дядюшка, мистер Джервис, но, по-моему, их настоящий дядюшка нам тоже известен. – И он с важным видом положил на колени газету с объявлением о розыске. – Молодого человека зовут Ричард Бардейл. Девушка – его сестра, по имени Энн Бардейл.
Дик и Энн не произнесли ни слова, но лица их говорили достаточно красноречиво.
– Как, как? – пролаял управляющий. – Так что же они, беглые преступники или что-то в этом роде? – с любопытством спросил он.
– Да нет. Просто месяц назад убежали из дому. Последнее сообщение о них поступило из ближайшего района, и мы получили указание быть начеку и выследить их.
– М-да! – Управляющий призадумался. – Значит, они из хорошего дома и прочее?
– О да. Полагаю, вы не захотите преследовать их в судебном порядке?
– Нет, инспектор. Дайте-ка им хорошую взбучку и отправьте домой. Идиоты! – Он презрительно перевел взгляд с одного на другого. – Надеюсь, хоть теперь-то вы поняли, каких дураков из себя разыграли? А сейчас вас живехонько препроводят восвояси. – Он разорвал в клочки листовку и швырнул ее в мусорную корзину. – Краевая брехня! Рабочие смеются над этой галиматьей, не так ли, Хобсон?
– Просто животы надорвали со смеху, – услужливо отозвался один из мастеров.
Дик и Энн с горечью посмотрели друг на друга. Это после всего-то… К воротам вслед за инспектором они шли с тяжелым сердцем.
В тот момент, когда подобострастно улыбающийся охранник отпирал ворота, сзади раздался хор громких голосов. Ребята обратились в слух. Шум нарастал. Это была песня.
Из-за угла, с заводского двора, выплеснула коричневая волна людей в спецовках. Охранник поспешил было снова запереть ворота, но было уже поздно – его оттолкнули.
– Эй, эй! Куда же это!..
– Прочь с дороги, старый плут! Что мы тебе, штрейкбрехеры, что ли?
Ворота распахнулись настежь. С песнями, с шутками рабочие толпой устремились на улицу, увлекая за собой в безудержном потоке и полицейского инспектора и беглецов.
Глава шестнадцатая
Эпилог
– Чистая работа! – И миссис Моррис похлопала Дика и Энн по плечу своей красной, мясистой, как йоркширский окорок, рукой.
– К понедельнику стачка будет выиграна, вот увидите, – сказал Арт.
– Мы ничего не увидим, – скорбно напомнил ему Дик. – К тому времени мы будем уже в Бате. Завтра за нами приедет дядюшка.
Этот разговор происходил в субботний вечер в кухне Моррисов, благоухающей ароматом копченой селедки. За столом собралась вся семья. Пришел Билл с забинтованной головой и Молл. Джо и тот заглянул. Не снимая с головы кепки, он стоял, прислонившись плечом к вешалке, то и дело повторяя, что забежал всего на минутку, и твердил это битый час.
Настроение у всех было праздничное. Завод Хопли снова опустел, в цехах царило безмолвие. Рабочие-сезонники, набранные на место забастовавших, потребовали деньги на обратный проезд и разбрелись по всем дорогам Англии. Ни один из них, узнав правду, не пожелал сделаться штрейкбрехером.
Дик и Энн оказались единственными среди отъезжающих, кто не был до конца счастлив. Им пришлось дать полиции подписку о невыезде, а утром идти в полицейский участок и отдаться в лапы дядюшки Монти, который к этому времени должен был уже приехать.
Уин угадала их чувства. Она подсела к ним:
– А может, оно и к лучшему, а? – сказала она.
– Возможно.
– Зимой бы туго пришлось. Летом еще туда-сюда. Но и сейчас по дорогам в поисках работы бродит столько парней и девчат!
– Мне противно возвращаться домой. Так не хочется снова играть роль «благовоспитанного юноши»!
Уин улыбнулась:
– Послушайте. Теперь вы знаете, как живут рабочие. И, наверное, вам хотелось бы всегда им помогать, как уже сделали это однажды.
– Разумеется, – сказала Энн.
– Тогда слушайте. Вы имеете полную возможность стать образованными людьми. А за образование многие из нас в Аркли дали бы ой-ой как много! И кто знает, может быть, вам предстоит еще другие страны повидать… съездить за границу.
– Да знаю я! – нетерпеливо перебил ее Дик. – Но меня тошнит даже подумать об этих вещах, когда другие люди не могут иметь того же самого.
– Погодите, я еще не кончила. Так умножайте же свои знания – книги, путешествия, иностранные языки – и употребите их на пользу международного пролетариата.
Они посмотрели на нее с сомнением.
– Это единственный правильный путь, – убежденно продолжала Уин. – А от того, что вы напялите на себя спецовку и станете подравниваться под язык рабочих, проку будет не ахти как много. Если вы заглянете в историю борьбы рабочего класса, вы увидите, что многие из самых преданных делу борцов были выходцами из семей, подобных вашей. И, по-моему, вернуться домой – ваш долг. Только, чур, не забывать нас – тех, кто остался в Аркли.
– Мы-то не забудем, – пообещали они.
На другой день в поезде, где-то между Челтенхемом и Глочестером, Дик вдруг нарушил неприятное молчание:
– А как насчет духового ружья?..
Дядюшка Монти вздрогнул, пробудившись от дремоты:
– Ружья? Но, кажется, я уже достаточно убедительно объяснил тебе, Ричард. Люди не имеют права владеть собственностью, если сам факт этого владения превращается в угрозу для других людей.
– Это все, что я хотел услышать, – пробормотал Дик, поворачиваясь лицом к окну.
Губы его скривились в горькой усмешке, когда, прижавшись щекой к холодному стеклу, он вглядывался в проносившуюся за окном тьму, как бы различая в ней картины грядущих битв.
– К понедельнику стачка будет выиграна, вот увидите, – сказал Арт.
– Мы ничего не увидим, – скорбно напомнил ему Дик. – К тому времени мы будем уже в Бате. Завтра за нами приедет дядюшка.
Этот разговор происходил в субботний вечер в кухне Моррисов, благоухающей ароматом копченой селедки. За столом собралась вся семья. Пришел Билл с забинтованной головой и Молл. Джо и тот заглянул. Не снимая с головы кепки, он стоял, прислонившись плечом к вешалке, то и дело повторяя, что забежал всего на минутку, и твердил это битый час.
Настроение у всех было праздничное. Завод Хопли снова опустел, в цехах царило безмолвие. Рабочие-сезонники, набранные на место забастовавших, потребовали деньги на обратный проезд и разбрелись по всем дорогам Англии. Ни один из них, узнав правду, не пожелал сделаться штрейкбрехером.
Дик и Энн оказались единственными среди отъезжающих, кто не был до конца счастлив. Им пришлось дать полиции подписку о невыезде, а утром идти в полицейский участок и отдаться в лапы дядюшки Монти, который к этому времени должен был уже приехать.
Уин угадала их чувства. Она подсела к ним:
– А может, оно и к лучшему, а? – сказала она.
– Возможно.
– Зимой бы туго пришлось. Летом еще туда-сюда. Но и сейчас по дорогам в поисках работы бродит столько парней и девчат!
– Мне противно возвращаться домой. Так не хочется снова играть роль «благовоспитанного юноши»!
Уин улыбнулась:
– Послушайте. Теперь вы знаете, как живут рабочие. И, наверное, вам хотелось бы всегда им помогать, как уже сделали это однажды.
– Разумеется, – сказала Энн.
– Тогда слушайте. Вы имеете полную возможность стать образованными людьми. А за образование многие из нас в Аркли дали бы ой-ой как много! И кто знает, может быть, вам предстоит еще другие страны повидать… съездить за границу.
– Да знаю я! – нетерпеливо перебил ее Дик. – Но меня тошнит даже подумать об этих вещах, когда другие люди не могут иметь того же самого.
– Погодите, я еще не кончила. Так умножайте же свои знания – книги, путешествия, иностранные языки – и употребите их на пользу международного пролетариата.
Они посмотрели на нее с сомнением.
– Это единственный правильный путь, – убежденно продолжала Уин. – А от того, что вы напялите на себя спецовку и станете подравниваться под язык рабочих, проку будет не ахти как много. Если вы заглянете в историю борьбы рабочего класса, вы увидите, что многие из самых преданных делу борцов были выходцами из семей, подобных вашей. И, по-моему, вернуться домой – ваш долг. Только, чур, не забывать нас – тех, кто остался в Аркли.
– Мы-то не забудем, – пообещали они.
На другой день в поезде, где-то между Челтенхемом и Глочестером, Дик вдруг нарушил неприятное молчание:
– А как насчет духового ружья?..
Дядюшка Монти вздрогнул, пробудившись от дремоты:
– Ружья? Но, кажется, я уже достаточно убедительно объяснил тебе, Ричард. Люди не имеют права владеть собственностью, если сам факт этого владения превращается в угрозу для других людей.
– Это все, что я хотел услышать, – пробормотал Дик, поворачиваясь лицом к окну.
Губы его скривились в горькой усмешке, когда, прижавшись щекой к холодному стеклу, он вглядывался в проносившуюся за окном тьму, как бы различая в ней картины грядущих битв.