Пассажиры самолета… Сервоз… Жена Сервоза…
   – Хотел бы я быть на его месте. Он больше не нуждается ни в чем.
   Марселен встал и обвел комнату неприязненным взглядом: «Какая мерзость!» Потом схватил газету, скомкал ее, пнул ногой скамью.
   – Пошли спать, – сказал Исай. – Завтра ты во всем разберешься.
   – Нет, – ответил Марселен.
   Исай взял керосиновую лампу. Он был на голову выше брата и оттого чувствовал себя сильным и ответственным за него. Свет лампы скользнул по потолку. Камин отступил во тьму. Один за другим они вошли в спальню. Вместе с ними в комнату проник свет.
   Исай встал на колени между кроватями и помолился.
 
***
 
   Исай лежал на спине с открытыми глазами и слышал, как вертится и вздыхает Марселен.
   За окном белел снег. Было холодно и тихо.
   А в дом все не приходил покой. После всего, что они сказали друг другу, Исай не знал, радоваться ли ему, что удалось сохранить дом, или печалиться оттого, что не вышло, как задумал Марселен. Разрываясь между противоположными чувствами, Исай исходил тоской и искал у ночи ответа. Тьма окружила его: глаза блуждали в темноте, он вдыхал, вбирал в себя ночную мглу.
   – Ты спишь, Зай? – простонал Марселен.
   – Пытаюсь, но сон не идет.
   – Послушай, что я хочу у тебя спросить.
   Голос Марселена звучал тревожно и юно, как у взбудораженного мальчишки, который не может заснуть. Словно ему не тридцать, а двадцать или даже пятнадцать лет. Это было так приятно.
   – Ну, говори, – пробормотал Исай.
   – Как ты думаешь, не лучше ли было Сервозу обойти ледник стороной и, подниматься по южному склону?
   Исай приподнялся на локте:
   – Да, я тоже так считаю. Не хотел говорить вчера у Жозефа, но я думаю именно так. Только они были слишком нагружены, чтобы взобраться по той стороне.
   – И кто это придумал тащить сани, теплые одеяла, медикаменты? Ведь там никого не осталось в живых.
   – Ну, не скажи. Тут ни за что нельзя поручиться, а вдруг бы потребовалась помощь раненым. Сервоз обо всем позаботился. Это был его долг.
   – Да я ничего и не говорю. А мог он обернуться за один день, если бы пошел по южному склону?
   – Да, мог. Для легкой связки это в два раза быстрее, чем через ледник.
   Послышался вздох, и голос Марселена зазвучал приглушенно, издалека.
   – А ты хорошо знаешь южный склон?
   – Да, я по нему раз восемь проходил.
   – Ну и как, трудно?
   – Да.
   – Но возможно?
   – Пожалуй.
   – Даже в это время года?
   – Ветер разметал снег по расщелинам, скала местами обледенела, но, в общем, вполне проходима.
   – Значит, пройти можно…
   – Ну, как сказать. Сервозу с тяжелым снаряжением…
   – Я не говорю о Сервозе.
   – А о ком же?
   – О нас с тобой.
   – А почему ты говоришь о нас с тобой?
   – Мы должны туда подняться вдвоем.
   – Ты что, спятил?
   – Исай, нам нужно туда подняться.
   – Что нам там делать среди обломков самолета, трупов и мешков с почтой? Это все подождет… Весной к этому месту отправится группа.
   – Кажется, в самолете везли золото.
   – Золото?
   – Да. Его везли в Англию.
   Исай закашлялся и снова лег.
   – Нечего верить всему, что болтают!
   – Хорошо, пусть там нет золота, все равно стоит рискнуть. У пассажиров наверняка были с собой деньги. Бедные на самолетах не летают.
   – А нам-то что до их денег?
   – Мы сможем их взять.
   – Обобрать мертвых?
   – Лучше обирать мертвых, чем живых.
   – Что ты говоришь, Марселен!
   – Для чего мертвым деньги? Что они могут купить? За что им платить? Их золото это снег, который их укрывает. И мы дадим пропасть всему этому богатству? Иностранные деньги мы обменяем. А драгоценности…
   – Не знаю, Марселен. Ты, наверное, прав, но, по-моему, это – нечестное дело!
   – А если бы Сервоз положил деньги себе в карман, тогда, скажешь, было бы честно?
   – Он не за тем туда пошел.
   – Их все равно возьмут. Не мы, так кто-нибудь другой.
   – Ну, это останется на его совести. У мертвого нет защиты. Его можно тронуть, только чтобы обмыть и предать земле. Я думаю так.
   – Нет, ты не правильно думаешь. Эти деньги – ничьи, никто нас за них не упрекнет.
   – Пусть они останутся там, где лежат.
   – Не упрямься, Зай. Ты только послушай…
   Если у нас будут деньги, нам не придется продавать дом. Понимаешь? Дом по-прежнему будет нашим.
   – Нашим?
   – Клянусь тебе. Мы не будем его продавать. Мне незачем тогда входить в дело Огаду. Я куплю свой магазин. Хороший магазин. Я буду спускаться туда каждое утро. И ты со мной. Или ты останешься со своими овцами. А вечера мы будем проводить вместе. Ты же знаешь, отец хотел построить большой хлев. Ему это так и не удалось. Мы расширим хлев, увеличим стадо.
   – Как увеличим?
   – На оставшиеся деньги мы купим овец.
   – Я смогу купить еще овец?
   – Сколько захочешь. Вместо полутора десятка у тебя будет полсотни, сотня…
   – Сотня овец?
   – И даже больше. Целая отара. Представляешь, ты с целой отарой овец.
   Исай крякнул от удовольствия.
   – И можно будет купить несколько баранов?
   – Да.
   – Вот хорошо!
   – Просто здорово!.. Ты идешь по склону, а за тобой топот и блеяние сотни овец… Второго такого случая не будет. Так что решайся, пока не поздно.
   Наступило молчание.
   – Ну так как? – заговорил первым Марселен. – Согласен?
   – Да, я бы хотел, но я не сумею… Руки уже не те, голова не та…
   – Ты все выдумываешь! Я уверен, ты сумеешь… Тебе мешают воспоминания. Забудь их и ты снова станешь проворным, как обезьяна.
   – Такое не забывается. Это не вычеркнешь из памяти.
   – Другие тоже срывались в пропасть. Потом выздоравливали, продолжали работать.
   – Что ты сравниваешь… У меня погибли клиенты… Мне оперировали голову.
   – Если бы я не был в тебе уверен, я не позвал бы тебя с собой. Я знаю многих проводников, которые сразу бы согласились. Но я выбрал тебя, потому что ты лучший из всех.
   – После Сервоза.
   – Хорошо, после Сервоза. С тобой я в полной безопасности. У тебя есть хватка.
   Ты знаешь каждую трещину на камне. Когда ты взбираешься вверх по отвесной скале, твои пальцы словно приклеены к ней.
   – Говори, Марселен. Слушать тебя – одно удовольствие.
   – Ты же мой брат. Мы пойдем с тобой одной командой, как когда-то. Как в старые добрые времена. Помнишь, Зай?
   – Да.
   – Ты пойдешь впереди. Я буду делать все, что ты мне прикажешь. Ты станешь кричать на меня, а я скажу тебе спасибо. Мы дойдем, дойдем любой ценой.
   – Зажги лампу, Марселен.
   – Ты согласен?
   – Не знаю. Мне что-то нехорошо.
   – Что с тобой?
   – Какая-то дрожь. Скажи мне, ты уверен, что эти деньги никому не принадлежат.
   – Опять ты за свое! Я же тебе объяснил.
   – Да, да… Но я что-то боюсь.
   – Чего?
   – Что у меня не получится. Зажги лампу.
   Я десять лет не поднимался в горы, постарел, потерял форму. Горы отвергли меня. И потом, завтра может быть плохая погода.
   Зажги лампу…
   – Если ты откажешься, я пойду один.
   – Ты соображаешь, что говоришь?
   – Все будет так, как я сказал. Я пойду один, – Упаси тебя Господи! Ты не можешь идти один. Ты не знаешь пути.
   – Как-нибудь разберусь.
   – В одиночку там не пройти. Ты сорвешься в самом начале. Разобьешься вдребезги.
   – Мне все равно. Уж лучше подохнуть, чем жить в нищете. Или пан или пропал. Ты оставайся, а я пойду один. Завтра до рассвета.
   – Я не пущу тебя.
   – Тогда пойдем вместе. Вместе дойдем или вместе разобьемся. Вот так поступают братья.
   – Да, Марселен. Зажги лампу.
   – Ты пойдешь?
   – Пойду…
   – Выйдем ночью. Тихо. Так, чтобы никто не узнал.
   – Хорошо. Зажги…
   Марселен зажег лампу. Тьма рассеялась.
   Они смотрели друг на друга взволнованно и удивленно, как будто виделись в первый раз.
 

Глава 5

 
   Исай повернулся на бок и с трудом открыл глаза. Кто-то тряс его за плечо и говорил:
   «Вставай! Уже три часа!»
   Над ним, склонившись, стоял Марселен.
   – Вставай!
   Керосиновая лампа освещала теплую, окутанную сном комнату. Черная ночь жалась к оконному стеклу. Будильник стучал, как дятел, отбивая время. Исай провел руками по лицу, зевнул и сел на подушку. Голова еще не отошла ото сна.
   – А что случилось? – спросил он.
   – Пора выходить.
   – Выходить?
   Исай забыл вчерашний разговор. Его утомленная голова приготовилась к обычному, ничем не примечательному дню.
   – Ты уже ничего не помнишь? – разозлился Марселен. – Ты эти шутки брось.
   – Да, помню я, помню, – поспешно сказал Исай.
   – Смотри мне, ты обещал!
   – Да, обещал.
   – Что ты обещал?
   Исай озабоченно рылся в памяти. Он готов был заплакать от чувства вины и ощущения собственного бессилия.
   – Ты не знаешь? Не знаешь, что обещал?
   – Подожди, – прошептал Исай. – Сейчас…
   Он морщил лоб, прерывисто дышал. Вдруг детская улыбка расплылась на его лице.
   – Все. Вспомнил. Я обещал провести тебя по южному склону.
   – Ну, слава Богу! Разобрался что к чему!
   Вставай, вставай!
   – Видишь, – гордо сказал Исай, – я вспомнил!
   Они стояли рядом, не произнося ни слова, надевали на себя толстые носки, ботинки, суконные гетры, шерстяные жилеты, шарфы, перчатки, варежки, шерстяные шлемы, прикрывающие уши теплые шапки. Вчера они разложили одежду на двух стульях, проверили страхующие и вспомогательные веревки, ледорубы, крючья, кошки, трикони, снегоступы. Набили рюкзаки запасными свитерами и провизией: ржаным хлебом, салом и сыром.
   Вдобавок к съестным припасам они взяли в дорогу флягу с вином и маленькую бутылочку виноградной водки. Ели они, не садясь за стол. Ночные сборы вернули Исая в прошлое, на несколько лет назад. Его не оставляло странное чувство, будто он проживает свою жизнь заново, и не было с ним того несчастного случая. Очнувшись от своих мыслей, он пошел в хлев задать овцам сена и подоить коз.
   Животные удивились тому, что их потревожили в столь неурочный час. Вялые спросонья овцы блеяли тонкими голосами. Когда они умолкали, Исаю слышалось жужжанье пчелиного роя: это их челюсти пережевывали сухую траву. Тепло и запах покоя исходил от этих полусонных существ. Порой он видел, как колышатся в сумраке их обросшие шерстью бока, подобно лодкам у причала, которых качает на подернутой зыбью воде. Он сидел на корточках в окружении своего стада и жалел о том, что оставляет его на целый день.
   – Я вернусь сегодня вечером, обязательно вернусь. Ты уж объясни им, Мунетта, все получше, чтобы они не беспокоились.
   Марселен толкнул дверь в хлев.
   – Поторопись! Нельзя терять ни минуты, если мы хотим на рассвете подойти к скалам.
   Исай принес на кухню полное ведро молока, кончиком пальца выловил несколько волосков, которые плавали на поверхности, надел на плечи рюкзак и зажег свечку в складном фонаре со слюдяными окошками.
   – Ну так что, ты решил не брать с собой лыжи? – спросил Марселен.
   – Нет, – ответил Исай. – Снег еще не лег на нижних склонах, а лыжи за спиной будут только мешать нам на скалах.
   – Можно оставить их внизу и забрать на обратном пути.
   – Это ни к чему. Все равно снегоступы лучше.
   – Дались тебе эти снегоступы. Никто уже с ними не ходит. Это вчерашний день.
   – Не спорь, Марселен. Лыжи – изобретение молодых. А я, сколько себя помню, всегда ходил со снегоступами. Ты меня не переделаешь. Я так привык.
   – Ладно. Пусть будут снегоступы. Погаси лампу, Зай.
   Исай погасил лампу, открыл дверь и первым ступил в морозную ночь. Слабый ветерок поднимал на склонах сверкающую пыль и загонял ее на обратную сторону холмов.
   Исай потянул носом воздух, вглядываясь вдаль.
   – Да, неважное дело. Скоро снова подует северный ветер.
   Деревня осталась у них позади, и они все дальше уходили от человеческого жилья.
   Впереди медленным, размеренным шагом с фонарем в руке шел Исай. Он слышал, как ему в спину дышит Марселен, как поскрипывает снег у него под ногами. Пламя свечи, качаясь в такт шагам, выхватывало из темноты то застывшие снежные волны, то валун с надвинутым набок ночным колпаком, то куст с заиндевелыми ветвями. Дальше их путь перерезал горный ручей – черный поток с меловыми берегами. Они перешли через ручей по деревянным мосткам. Воздух был зыбок, свеж, пропитан запахом влажного камня.
   Исай все дальше проникал в ночную мглу, и не было теперь для него ничего важней характера снега и повадок ветра. Однообразное движение согревало тело и гнало прочь все мысли. Спокойствие, царившее в его голове, было безмолвием после взрыва пушечного ядра. Плечи расправились, колени были подвижны. Он радовался тому, как легко тело вошло в привычный ритм дальних горных походов. Ему были знакомы каждый камень, каждая кочка на дороге. Ночные наваждения, преображенные льдом картины не могли сбить его с пути. Так он шел около двух часов, неторопливо и неутомимо. Потом земля стала тверже, склон пошел круче, встал, как щит, который подпирают сзади руками.
   Под воздушной мглой ночного неба проступил густой мрак леса, точно осадок на дне таза. Они вошли под неподвижную колоннаду лиственниц. Чернота пятилась, отступая перед фонарем. И он прокладывал узкую просеку света: по обе стороны от тропинки вырастали из мрака прямые красные стволы, как бы срубленные на высоте человеческого тела. Мощные корни взрывали белую гладь дороги. Трещали ветки под лапами невидимого зверя. Широкие полосатые тени кружили вокруг деревьев, потом смыкались, как пластины черного шелкового веера. Иногда Исаю в лицо летела пригоршня блестящей снежной пыли, и он жадно вдыхал растворенную в воздухе свежесть. Вскоре пришлось поменять свечу. Марселен горячился:
   – Что ты так возишься! Как будто спишь на ходу! Шевелись поскорее!
   Они пошли дальше. Новая свеча была слабее предыдущей. Темный свод над ними опустился ниже, обрубая почти под корень стволы лиственниц. Исай сощурился, устав от бесконечной череды стоявших навытяжку призраков.
   – Я не думал, что это так далеко, – сказал Марселен.
   – Это только кажется, что близко.
   – Ты уверен, что к восьми часам мы подойдем к скалам.
   – Да.
   – А, по-моему, ты ошибаешься.
   – Нет, в этом я не могу ошибиться. У снеговой границы мы отдохнем и перекусим.
   Хочешь есть?
   – Нет.
   – Ну, немного поесть просто необходимо.
   Поток ледяного ветра охватил плечи. Они уже были на краю леса. Бледная зыбь размывала контуры деревьев. Полоса света расплылась, поблекла и вывела их на заснеженный пригорок. За ним ночной мрак сливался с густым туманом. Его легкие кисейные занавески плавно колыхались в ночи, скрещивались, разлетались в стороны, беззвучно рвались.
   – Ничего пока не видно, – сказал Марселен.
   – Да, нет же, – отозвался Исай. – Смотри, вот там…
   Он показал на серую неясную массу вдали: она казалась сгустком тумана, застывшим у горизонта.
   – Скала, – сказал Исай.
   Его глаза округлились. Как сомнамбула, внезапно выведенный из забытья, он с удивлением озирался по сторонам, не узнавая места своего пробуждения.
   – Что с тобой?
   – Все это очень странно.
   – Не болтай. Иди вперед!
   – Да, Марселей. Сейчас, – кивнул Исай, но не двинулся с места.
   С каждой минутой он все отчетливей осознавал дерзость своей затеи. Он содрогался от одной мысли о том, на что решился. Им предстоял головокружительный подъем по отвесной скале, покрытой ледяной броней. И все для того, чтобы там наверху взять деньги у погибших… «Как я мог это допустить? Еще утром не поздно было отказаться». Но в голове была пустота, ноги шли сами собой. А там в деревне никто ничего не подозревает…
   – Давай, давай! Пошевеливайся! Нечего слюни распускать!
   Марселей толкнул его кулаком в спину.
   – Послушай, а может быть, все-таки лучше вернуться, – выдавил Исай.
   – Если хочешь, возвращайся. А я пойду один.
   – Один! Да я не пущу тебя одного.
   – Сдвинешься ты с места наконец!
   Исай вздохнул и, согнувшись, пошел вперед. Он делал это не из любви к деньгам, его поступком двигала любовь к брату. Не мог он позволить, чтоб Марселен, потеряв надежду продать дом, упустил и этот случай.
   Есть вещи, в которых нельзя отказать брату.
   Он подбадривал себя, думая о том, что их ждет впереди, если поход удастся: «Мы починим хлев, у нас будет большое стадо…» Но что все это стоило в сравнении с его страхом и тоской.
   Небо на востоке стало пепельно-сизым.
   День еще не наступил, но ткань ночного неба кое-где уже посветлела. Резвый ветер шелковой лентой скользнул по губам Исая. За расплывающимися облаками угадывался волнистый контур плато, которое полого поднималось вверх, к первым скоплениям скал.
   Подошва темной каменной громады была оторвана от земли, опоясана полосой курящегося дыма. А наверху тесный строй вершин, словно вырезанных из черного картона, четко прорисовывался на фоне неба. Исай остановился. Ноги по щиколотку уходили в снег.
   – Надо надеть снегоступы, – сказал он.
   Они закрепили на ногах снегоступы и медленно побрели дальше, широко расставляя ноги, ухватившись руками за ремни своих рюкзаков. Овальные рамки снегоступов, густо переплетенные веревками, поднимали при каждом шаге столп мелкой сахарной пудры. Два человека с трудом, рывками, пробирались в этом мире неопределенных линий, оставляя за собой глубокие следы.
   Время остановило свой бег. Расстояния были ни с чем не соизмеримы. Ориентиры исчезали, едва возникнув.
   – Мы правильно идем, Зай?
   – Да, Марселен.
   Исай завороженно глядел на эту снежную белизну и беспросветный туман и больше всего на свете боялся, что они исчезнут. Он был в полной безопасности, пока шел вот так, размеренным шагом, по снегу. Он был у себя в этом тихом покойном краю. Его власть кончалась наверху, у первых гранитных плит.
   – Погаси фонарь, – сказал Марселен. – Он нам больше не нужен.
   Исай остановился, машинально задул свечу, сложил фонарь и сунул его в карман рюкзака.
   – Иди вперед! Что ты ждешь?
   Ночь была уже на исходе. Горы становились все ближе. Сквозь туман пробивался порывистый ветер. Две синие тени ложились на снег. По грязному небу разлилось пятно кислоты. Исай опустил голову, чтобы не смотреть вперед. Шаг, другой, еще шаг.
   – Подходим! – объявил Марселен.
   Исай поднял глаза и, как порывом ветра, был остановлен открывшейся прямо перед глазами картиной. Над белой землей вырастала гигантская стена. Изрезанные косыми тенями, отшлифованные до блеска льдом, чеканные, остекленные, точеные вершины венчали это враждебное человеку сооружение. Плотный снег на уступах обрывистых скал поблескивал, как осколки фарфора. На островерхий пик было косо наброшено воздушное кружево резных готических зубцов.
   Слева, над гладкой скалой, нависла шапка льда, о которую разбивались первые солнечные лучи. Туда им и предстояло подняться.
   По небу проплывали розовые губки, походя они смахнули небольшое нефритовое озерцо, впитав в себя его свет. Множество других чудовищ из пара с порванными в клочья плавниками спешили заслонить последние проблески ясного неба. Воздушные потоки перемешивали вокруг горных вершин бесформенную массу, и ее нити цеплялись за мельчайшие неровности каменных стен.
   Исай, не отрываясь, следил за этим молчаливым поединком, в котором небо и горы сошлись, чтобы помериться силами. Он понял, что существует какая-то таинственная связь между затраченными им усилиями и красотой картины, которую он наблюдал. Ничего подобного не могло происходить без него.
   Солнце вставало для него одного, для него одного горы убрались красками зари. Он чувствовал и себя причастным к этому ослепительному и грозному творению.
   – Куда теперь? – спросил Марселен – Туда, – ответил Исай, кивнув головой на беспорядочные нагромождения каменных плит, которые шли вверх к заснеженному куполу.
   Потом он прочертил пальцем на ладони их маршрут. Широким почерневшим ногтем он водил по изрезанной линиями руке: "Подходы к скалам плохие… Надо будет что-нибудь придумать… Потом мы повернем налево…
   Пройдем десять метров вверх по камину. Я расставлю крючья, и мы преодолеем нависающий выступ…"
   Марселен смотрел не на склон, а на руку брата. Гора умещалась у Исая на ладони со всеми трещинами, уступами, впадинами и буграми.
   – Сколько нам понадобится времени?
   – Если все пойдет хорошо, четыре-пять часов, – сказал Исай и сжал руку в кулак.
   В сердце образовалась пустота. Силы оставляли его, утекали в пространство.
   «Помоги мне, Господи! Боже милосердный, помоги нам!»
   Они пошли рядом. Горы все сбрасывали с себя утренний полумрак.
 

Глава 6

 
   Засыпанный снегом карниз наискось пересекал отвесную стену. Стоя боком на узкой площадке, опустив руки и вжавшись плечом в скалу, Исай переводил дух.
   – Можно подниматься? – крикнул Марселен.
   Исай ответил, не глядя в пропасть, из которой доносился голос брата.
   – Подожди немного. Я приготовлюсь.
   До сих пор все шло хорошо. Он легко преодолел трещину на границе снега и скал, взобрался по вертикальным выступам. Он находил удобные точки опоры на небольшом расстоянии друг от друга и шел по ним, как по ступеням. Так он добрался до карниза, который был ему известен до малейших подробностей. И вот теперь начиналась решительная схватка.
   Исай поднял глаза и со страхом посмотрел на высокую вертикаль, все неровности которой были сглажены слоем синего льда. Мысленно он рисовал на стене маршрут от одной опоры до другой. Конечно, летом здесь мог пройти хороший альпинист. Но в это время года обледеневшая плита с широким выступом наверху не внушала особых надежд.
   Исай инстинктивно взглянул вниз. У его ног узкая площадка круто обрывалась, в ста метрах под ним зияла образовавшаяся между снегом и скалой трещина. На мгновение он представил себе, как оступается и летит В пропасть, от мощного толчка ломает себе позвоночник. Другой удар рассекает ему череп.
   Изуродованное тело подпрыгивает, как мяч, ударяясь о скалистые отроги, и, наконец, замирает на дне теснины. Находясь в состоянии странной раздвоенности, он видел себя одновременно стоящим на узком уступе и лежащим в луже крови у подножия горы.
   – Ты готов? Мне подниматься?
   Это был голос Марселена. Надо было действовать. Он пропустил веревку по спине через правое плечо, подхватил ее левой рукой, крикнул: «Поднимайся!» – и стал медленно тянуть веревку, помогая брату. Марселен подходил все ближе, уже слышалось его учащенное дыхание и скрежет ботинок о гранит. Пальцы вслепую нащупали край выступа. Показалось красное от напряжения лицо, потом отвернулось и опять исчезло – Марселен поменял точку опоры.
   – У тебя все в порядке? – спросил Исай.
   Голова брата снова вынырнула из провала, его плечи заслонили горизонт. Он подтянулся и влез на площадку, тяжело дыша открытым ртом, хлопая заиндевевшими ресницами.
   – Ну, это еще куда ни шло.
   – Да, – подтвердил Исай.
   – А куда теперь?
   Исай показал рукой на обледеневшую плиту. Марселен тоже оглядел скалу. В глазах у него мелькнуло беспокойство.
   – Ты уверен, что это единственный путь? – спросил он.
   – Другого нет, – ответил Исай.
   – Здесь совершенно гладкая стена.
   – Я знаю.
   – И ты сможешь на ней удержаться?
   Исай молча кивнул. Он сматывал веревку крупными кольцами, чтобы она не запуталась при подъеме. Затем проверил узлы, закрепил трос вокруг выступа скалы, заложил за пояс несколько крючьев и молоток. Все это он проделал с особой тщательностью, как бы оттягивая решительный момент.
   – Если ты думаешь, что сможешь удержаться, не тяни, – сказал Марселен.
   – Не торопи меня.
   Чтобы достичь первой опоры, ему надо было пройти по карнизу до того места, где тот сливался со скалой. Пять шагов по краю бездны. Исай шел, повернувшись лицом к пропасти, обмирая от страха. За спиной, как подрубленная, качалась скала. Очертания склона дрожали, раздваивались, манили к себе. Невидимые нити тянули его вниз. Стужа, страх, безмолвие и камень – все только и ждали его поражения. Марселен, не отрываясь, смотрел на него. Через минуту он сказал:
   – Разве тут можно пройти, Зай?
   – Можно.
   – Не рисковать же головой ради того, чтобы подняться на три метра вверх! Ты слышишь меня?
   – Слышу.
   – И что ты решил?
   – Я попробую, – пробормотал Исай.
   Марселен пожал плечами.
   – Только не валяй дурака. Это все, о чем я тебя прошу.
   – Ладно. Не буду.
   – Если вдруг почувствуешь, что дело не клеится, спускайся…
   – Хорошо, спущусь.
   Исай повернулся лицом к скале и с опаской, через силу сделал первый шаг, потом второй. Он не смотрел по сторонам и запрещал себе думать о пропасти. И все-таки каждой клеточкой кожи он чувствовал, как влечет его эта головокружительная глубина.
   – Ну как, пошло дело?
   – Да, теперь уже лучше.
   Тело не слушалось его. Механически, не раздумывая, он поднял правую ногу, нащупал углубление в камне. Нога сорвалась и, косо скользнув по поверхности, зацепилась за какой-то выступ. На ноге задрожал мускул. Он проглотил слюну. Теперь левая рука скользила по обледеневшей стене, ощупывала, поглаживала ее в ожидании ответа. Вот здесь, наверное, трещина. Подальше другая, для правой руки. Надо расчистить лед. Он устал. Бросил руки вдоль тела, размял, похлопывая по бедрам.
   – Ну как? – спросил Марселен.
   – Да, так себе… Есть хорошие участки, но придется сбивать лед.
   Исай ударил молотком по корке льда. Надо было подправить форму щели, но в том положении, в каком он стоял, он не мог бить под углом. От его ударов на скале обнажились три тонкие складки. Он снова поднял руки, наложил пальцы на выступ, попробовал, выдержит ли. Попробовал второй. Потом осторожно оторвал левую ногу от карниза. На какую-то долю секунды он завис над пропастью. Наконец левая нога, царапая камень, встала в едва заметную трещину. Тело Исая было распластано по скале, горы распяли его. Лицом он прижимался к гранитной стене, отшлифованной за свой век ветром, солнцем и снегом. Перед глазами открывался другой, каменный мир, взятый под стекло ландшафт, рельефная карта, испещренная черными прожилками, в звездочках инея. Исай чувствовал морозное дыхание камня. Он так и застыл, прильнув всем телом к скале, удивляясь охватившей его радости: «Я не упал. Держусь. Все, как раньше». Еще неясная надежда придавала силы напряженным членам. Медленно, отталкиваясь ногами, опираясь на руки, он подтянулся вверх в поисках новой точки опоры. И о, чудо! Стена по первому требованию подставляла ему все неровности своей поверхности. Он бил ледорубом по шершавому сероватому льду. Вокруг него летела рыбья чешуя. Одна выемка, за ней другая. Веревка разворачивалась равномерно, без задержек. Дыхание выровнялось;