Труайя Анри. Снег в трауре

   Сердце вошло в четкий правильный ритм.
   Он то надевал перчатки, то снимал их, потом натягивал снова и опять сбрасывал на сложных участках. В перчатках рукам не хватало уверенности, голые руки быстро замерзали. Не обращая внимания на холод и усталость, он продолжал взбираться по скале, тихо и осторожно.
   - Ну, как там наверху? - крикнул Марселен.
   - Да, можно сказать, все хорошо.
   Голос охрип. Душу переполняла благодарность. Он все ближе подбирался к широкому выступу над головой, который заслонял собой остаток пути. Внизу оставалось не больше трех метров веревки. Левой рукой он крепко обхватил большую каменную бородавку. Ноги стояли на двух близко расположенных опорах. "Ничего, справлюсь. Должен справиться..." Он отодвинулся от стены, прогнулся и откинулся, как будто собираясь нырнуть вниз-. Голова больше не кружилась.
   Он был спокоен. Рывком выбросил правую руку вверх. Слишком высоко. Поспешно ухватился за прежнюю опору. Вытянувшись на носках, снова вскинул руку. На этот раз пальцы достали до края площадки, заскользили по застывшей корке, вцепились в лед. Левая рука, резко взметнувшись, легла рядом. Теперь он был вытянут в струну: ему трудно будет подтянуться из такого положения. Холод от камня проникал через ладони, спускался по рукам, сковывал плечи. Словно волна смерти и мрака растеклась по жилам. Он отдернул руку и поднес ее ко рту. Пальцы не двигались. Он кусал их, чтобы согреть. "Ну, еще немного. Теперь - на место. Так. Поставим повыше правую ногу. Хорошо. И левую".
   Присев, он, как жаба, оттолкнулся всем телом, стукнулся коленями о гранитную плиту, плашмя упал на живот. Наконец быстро встал, вдохнул глоток воздуха и крикнул:
   - Поднимайся! Я закрепился. , Когда Марселен ступил рядом с ним на площадку, вид у него был на удивление растерянный и усталый. Он стучал зубами.
   Кровь отхлынула от лица. Веки подергивались.
   - Что с тобой? - спросил Исай.
   - Этот подъем... Он меня доконал, - задыхаясь, выговорил Марселен. Даже со страховкой... Ты себе представить не можешь... Я думал, никогда не дойду... И что дальше?
   Перед ними была стена, вся сплошь покрытая буграми; она напоминала кипящий водоворотами горный поток, так и застывший на студеном зимнем ветре. Вертикальная трещина, покрытая снегом и льдом, вела к невидимому алтарю, стоящему в ста метрах от них, прямо под облаками. Небо было ясное, но обращенный к западу склон, казалось, погрузился в полярную ночь. Мороз щипал лицо. Исай втянул носом воздух, провел рукой по носу, чтобы сломать сосульки, забившиеся ему в ноздри. Губы были покрыты тонкой скорлупой. Он вынул из кармана два куска сахара. Один протянул Марселену, другой сунул себе в пересохший рот. К языку пристали шерстяные ворсинки.
   Он выплюнул их.
   - Пойдем вон по тому камину.
   - По камину? - воскликнул Марселен. - Ты что же, не видишь? Он же как накатанная ледяная горка!
   - У нас нет другого выхода.
   - А тот большой двугранный выступ разве не лучше?
   - Нет. Я знаю этот выступ. Пятьдесят метров без удобных опор. Зимой там не пройти.
   Поверь мне, единственное подходящее место - это камин. Я знаю там каждую ямку, каждый бугорок. Страхуя, ты будешь сильнее натягивать веревку и все.
   - Мы там ни за что не пройдем! Сервоз знал, что делал, когда пошел на ледник.
   - Я вытащу тебя, ты будешь только мне помогать.
   - Это безумие!
   - Я знаю, что можно и что нельзя. Положись на меня. Все будет в порядке. Мы не пропадем, обещаю тебе.
   Марселен закрыл лицо руками.
   - Я выдохся.
   - Ты отдохнешь, пока я буду подниматься, - сказал Исай.
   Его голос звучал спокойно и уверенно, и на мгновение ему показалось, что вместо него говорит кто-то другой. Он не узнавал самого себя в этом решительном и сильном человеке, который сматывал веревку, отдавал приказы, одним взглядом намечая маршрут восхождения. Как будто мощный порыв свежего ветра прогнал все страхи из его головы. Оцепенение сменилось легкостью и ясностью. В каждом пройденном сантиметре камня он видел друга. Широкая и глубокая расселина постепенно сужалась и, наконец, превратилась в узкую щель, забитую твердым льдом.
   Исай вытащил из рюкзака ледоруб с короткой рукояткой, который был заправлен за ремешок. Точно рассчитанными ударами он делал зарубки во льду. Куски льда отскакивали и ударялись о стену со звоном бьющегося стекла. Снег, осыпаясь, забирался в рукава куртки, под шарф, таял на груди и на животе.
   Белая пыль слепила его. Он стряхивал ее с головы, чертыхаясь и отплевываясь, и снова яростно, с удовольствием принимался за работу. Но даже и после этого выемки были очень неглубокими. Ботинки скользили по обледенелому камню. Исай надеялся только на свои руки, пядь за пядью продвигаясь к вершине. Он убрал ледоруб в рюкзак. Опираясь коленом и рукой о нишу в скале, он принял устойчивое положение и огляделся. У его ног бездна сливалась с беспорядочным миром острых углов, граней, лучей и тумана. Мороз продирал по коже. Идти вперед? Как? Куда?
   "Марселен прав. Это невозможно". Он снял перчатки, сковывавшие его движения, и пополз, впиваясь ногтями в лед, загребая ногами, до новых точек опоры, которые исчезали под его телом. Сердце громко стучало, словно билось о камень. Его тошнило от усталости.
   Добравшись до небольшого бугра, он вылез из трещины, отпустил правую руку и бросил вдоль тела. После этого нащупал крюк, висевший у него на поясе. Осторожно, чтобы не сорваться от неловкого движения, он вставил крюк в щель, вбил его несколькими ударами молотка, пропустил веревку через карабин и закрепил ее на крюке.
   - Подтяни веревку! - крикнул он.
   Пеньковый трос натянулся в руках Марселена.
   Исай вздохнул с облегчением. Теперь, со страховкой, он был в безопасности. До площадки оставалось двенадцать метров. Пальцы помертвели от холода.. Он подышал на озябшие руки, надел перчатки, снова снял их и тронул поверхность камня. Потом расчистил ледорубом ступеньку и еще ближе подобрался к верхнему выходу из камина. Оттуда, из отверстия, на него посыпалась тонкая струйка снега. Он стал вбивать еще один крюк. Эхо вторило ударам. Казалось, будто молот и молоток попеременно били по наковальне. Впереди оставалось семь метров. Не найдя подходящей опоры, он вбил третий крюк. Порода была рыхлая. Крюк шатался.
   "Ничего, один раз выдержит".
   - Ну, как ты там? - крикнул Марселен.
   - Я иду дальше. Тяни веревку, Тело помнило все, точно он никогда и не оставлял своего ремесла. Разве что задыхался он теперь быстрее. "Ничего, все наладится".
   Плохо вбитый крюк качался под ногой. Он ухватился двумя руками за край площадки, с которого свисали языки льда. Мышцы были до боли напряжены. Жилы натянулись. Невероятным усилием он резко подтянулся вверх. Крюк подломился, стукнулся о камень и полетел со звоном в пропасть. Но Исай, опираясь ногой о неподвижную глыбу, уже лег грудью на выступ скалы и дополз по снегу до середины террасы. Почувствовав под собой прочную опору, он встал на ноги. Глаза ему залепило снегом. Он рассмеялся.
   - Теперь ты, Марселен! - крикнул он.
   Ответа не последовало. Бледное солнце пригревало вершины, с них срывались мелкие камни и со свистом, пулей летели вниз.
   Лицо Исая оставалось в тени. Но когда он протягивал руку вперед, на прилипший к варежкам снег падал косой солнечный луч.
   Камнепад прекратился.
   - Что ты там застрял? - снова крикнул Исай.
   - Да, сейчас, - неуверенно отозвался Марселен.
   Упершись ногами в скалу, Исай держал веревку: она то ослабевала, то натягивалась у него в руках. Он ощущал присутствие брата по дрожанию троса, покрытого льдом. Этот конец плетеной пеньки и был Марселен.
   Исай крикнул, наклонившись вперед:
   - Не торопись!.. Согни руку в локте... Так...
   Подними левую руку... Там хорошая опора...
   - Я не вижу...
   - Ну как же... Слева от твоей головы. Не та, другая. Так... Нашел? Поднимайся, не спеша...
   - Ты крепко меня держишь?
   - Да. Не бойся.
   - Не тяни так веревку. У меня зацепился ремень рюкзака. Теперь тяни! Да, тяни же, наконец!
   - Ты видишь крюк?
   - Зай, у меня замерзли руки. Я не удержусь. Судорогой свело все тело.
   - Ну, поднатужься. Уже близко.
   Исаю казалось, что он тянет брата вверх и на веревке, и голосом; тянет его душу и тело.
   Вдруг Марселен остановился.
   - Что там у тебя? - спросил Исай.
   - Веревка зацепилась, - простонал Марселен.
   - Где?
   - Между тобой и крюкам. Отпусти се немного.
   - Отпущу, когда ты закрепишься.
   - Я закрепился. Давай.
   Исай поболтал веревкой в воздухе, она подпрыгнула, вытянулась и со свистом отлетела от стены. И в ту же минуту раздался сдавленный крик. Исай отпрянул назад. Под тяжестью рюкзака Марселен потерял равновесие, сорвался и потащил за собой веревку.
   С невероятной скоростью она скользила в судорожно сжатых руках Исая. Еще минута, и его снесет со скалы, и, унесенный в бездну, он будет разорван железным крюком.
   Старые перчатки с треском лопнули. Резкая боль обожгла ладони. Исай сжимал пальцы вокруг этой огненной змеи. Он душил ее из последних сил. Надо было остановить веревку, усмирить ее. Она бежала все медленней и вдруг замерла. По всей ее длине висела красная бахрома.
   - Черт! - выдохнул Исай.
   Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
   Руки горели. Отдышавшись, он крикнул:
   - Марселен! - Ответа не было. Живот сжало от ужаса. Он крикнул громче:
   - Марселен! Марселен!
   Снизу послышался слабый шум, и сдавленный голос Марселена:
   - Я здесь, Зай.
   - Ты не ушибся?
   - Я как выжатый лимон.
   - Я тебя спрашиваю, у тебя ничего не болит?
   - Да вроде нет. Не знаю. Я выдохся.
   - Ты хоть закрепился?
   - Да.
   - Сможешь подняться?
   - Нет. У меня не хватит сил.
   - Хорошо. Я вытащу тебя сам... Ты только немного мне помоги.
   И Исай стал тянуть веревку. Окровавленные руки прилипали к пеньке. Острая боль пронзала тело, проникала в мышцы, доходила до костей. Сжав челюсти, закрыв глаза, он едва держался на ногах от муки и от счастья.
   "Я удержал его. Я содрал в кровь руки, но я удержал его. Я, Зай! Только бы он немного помог себе сам!.."
   - Тяни! Тяни, Зай! Почему ты остановился?
   Эта пытка никогда не кончится. Высшие силы приговорили его навечно: он так и будет тянуть эту гигантскую рыбу - своего брата. Взмах руки, еще один. Сильная боль, снова боль. Веревка ослабла. Над краем площадки появилась тень. Исай открыл глаза и выпустил веревку из рук. Рядом стоял Марселен, бледный, с поцарапанными щеками, дрожащими губами.
   - Когда ты освобождал веревку, она покачнулась, и от неожиданности я дернулся; рюкзак потянул меня назад, и я сорвался вниз.
   Перед глазами Исая плясали сверкающие точки. Он боялся потерять сознание.
   - Ты дашь мне свой рюкзак, - сказал он глухим голосом.
   - Я и без рюкзака не смогу подняться! - закричал Марселен. - Я понял это. Я десять метров пролетел... Еще бы немного и от меня мокрое место осталось бы. Я хочу вернуться! Давай спустимся! Спусти меня, Зай!
   Вдруг он всхлипнул. В глазах мелькнуло что-то жалкое. Судорогой перекосило потрескавшиеся до крови губы.
   - Спусти меня немедленно.
   - Это не так просто, - сказал Исай.
   - Да, плевать я хотел! - визгливо выкрикнул Марселен. - Я не хочу тут загнуться.
   Веди меня обратно.
   - Жаль.
   - Почему?
   - Потому что самое сложное уже позади.
   Через полтора часа мы выберемся из камина и к полудню будем на вершине. Вот, выпей немного, подкрепись.
   - Марселен взял из рук брата бутылку и отхлебнул глоток виноградной водки. Щеки разрумянились. Лицо было подвижно, будто его тянули во все стороны за ниточки. Он ничего не говорил. Он думал. Слышалось его свистящее дыхание.
   - Конечно, в том нет никакой необходимости, - снова заговорил Исай. Мы сделаем, как ты захочешь. Но раз уж мы здесь, жалко поворачивать назад.
   Марселен отдал ему наполовину пустую бутылку. Исай убрал ее в рюкзак.
   - Ты уверен, что дальше будет легче? - спросил Марселен.
   - Не будь я уверен, я бы тебе этого не говорил, - сказал Исай, глядя на свои сбитые до крови ладони. Руки медленно отходили.
   Он проводил языком по воспаленным губам.
   Но стоял лютый мороз, и от холода забывалась даже самая сильная боль. - Бог не допустил... - проговорил он.
   - Ты поранился?
   - Немного.
   - Значит, ты не сможешь держать веревку.
   - Не беспокойся об этом.
   - Ты не сможешь больше страховать меня?
   - Смогу, Марселен. Если понадобится, я подниму тебя, как гирю.
   - Ты говоришь так, ни о чем не думая. Как всегда.
   - Я говорю то, в чем уверен. И потом нам осталось совсем немного. Посмотри. Скалы кончаются.
   - Полтора часа, - пробормотал себе под нос Марселен.
   Лицо его успокоилось. В глазах снова появился живой блеск.
   - Ну, если так, стоит попробовать, - сказал он наконец.
   - Так оно и есть.
   - А не то повернем назад.
   - Ладно.
   - Я хочу немного передохнуть, снять рюкзак.
   - Давай его мне. Я сам понесу.
   Марселен скинул рюкзак с плеч и бросил его в снег. Низины заволокло туманом. Горы погрузились в молчание. Скалы были затянуты льдом. Исай вынул крюк из-за пояса, нашел подходящее место и вбил его. Потом отрезал кусок веревки и закрепил на крюке, получилась люлька.
   - Пригодится на спуске.
   - А как же в других местах?
   - Я сделал, что мог... По возможности. Тебя устраивает?
   - Да, да...
   - Я рад, что ты со мной согласен, - сказал Исай. Он помолчал и тихо добавил:
   - Знаешь! Должен тебе сказать, это отличное восхождение. Первый подъем зимой. Провалиться мне на этом месте, если я ошибаюсь, И мы совершаем его вдвоем - ты и я. В одной связке. Как братья. Это же память на всю жизнь.
   Марселен сделал вид, что не расслышал.
   Из носа у него свисали сталактиты. Исай окинул брата нежным взглядом. Здесь, посреди этого безлюдья, жизнь была прекрасна сама по себе, все ясно, надежно, и невозможно объяснить, отчего это так. Мороз крепчал.
   Солнечный луч, двигался по земле. Ветер принес из долины в этот заброшенный угол знакомые тихие звуки. Раздался далекий колокольный звон и стук молотков в кузнице.
   Этот шум стоял в ушах, как гудение осиного гнезда. Потом звук дрогнул, затих и вернулся к себе на равнину, на дорогу, к засыпанным снегом домам.
   Исай робко тронул брата за плечо:
   - Марселен! Марселен!
   - Что?
   Исай подмигнул:
   - Сдается мне, что это не последнее наше с тобой восхождение!..
   ***
   Еще три четверти часа они с трудом поднимались по обледенелой стене и наконец дошли до широкой, полукруглой террасы. Там, не теряя времени, они привязали к ботинкам кошки. В пяти метрах выше навис над пропастью выступ изо льда. Огромный ледяной столб, упирающийся в площадку, поддерживал этот навес. Между серой скалой и ледяной подпоркой был узкий лаз, который вел на крышу. Исай протиснулся туда. От любого резкого движения все ледяное сооружение могло обрушиться на него.
   Исай старался не прислоняться к шаткой опоре. Прижавшись к стене, он делал зарубки на обледенелой поверхности камня. Узкое пространство не давало ходу руке. При каждом движении он натыкался локтем или плечом на гладкий, как зеркало, ледяной столб. Камин наверху сужался. Чтобы удержаться, ему пришлось вырубить одну ступеньку во льду. Стоя так, одной ногой на ступеньке из хрупкого стекла, другой - оперевшись краем ботинка на узкую складку в скале, он поднял голову. Белая крыша прикрывала проход. Какой она толщины? Твердая ли? Исай воткнул острие ледоруба в пласт льда и охнул:
   - Твердый, как цемент!
   Он стал долбить лед. Блестящая стружка летела под ударами ледоруба. Иногда тонкий, как стекло, осколок падал со свистом вниз. "Берегись!" кричал Исай и снова брался за работу, покрякивая от натуги.
   Вдруг ему на голову скатился ручеек серой пыли. Твердый снег, но это все-таки не лед!
   Странно, до тошноты ломило глаза.
   - Подстрахуй меня, Марселен, - сказал он.
   - Ты не держишься?
   - Да нет, на всякий случай.
   И он опять принялся долбить потолок. Наконец, остервенело замахнувшись, он пробил его насквозь. Через отверстие проникал бледный свет.
   - Я вижу небо! - закричал он.
   Вскоре вся крыша над головой была в пробоинах. Потоки радужного снега сыпались как через решето. Боковым ударом Исай соединил маленькие отверстия, пропускающие через себя холод и свет. Его окатил с головы до ног мелкий снежок. Он отряхнулся и, задыхаясь, сказал:
   - Подожди немного! Я расширю проход, и мы выйдем отсюда.
   Когда отдушина была уже достаточно широка, он осторожно подтянулся, уцепившись за кромку льда, и вылез на крышу. Марселену уже ничего не стоило подняться вслед за братом, тот просто вытянул его наверх. Они не сказали друг другу ни слова. Пейзаж изменился. Не было скал, перед ними расстилался белый ровный склон, ведущий к обдуваемому ветрами гребню горы.
   Глава 7
   Они наспех поели, сидя на рюкзаках в защищенной от ветра, заснеженной впадине.
   Ныли челюсти. Пересохло во рту. Сыр и хлеб были твердыми, как роговина. Сало застревало в горле. Вино отдавало железом.
   Когда они снова тронулись в путь, вершина была отделена от земли полосой желтого тумана. Два человека находились на ледяном островке, окруженном островами пара, которые бежали барашками до самого горизонта.
   Небо над головой затянуло молочной пеленой. Промежуток между этими непроницаемыми слоями был чист. По нему плыли словно обрывки ваты, уносимые восходящими потоками воздуха.
   - Погода портится, - сказал Исай. - Если вершину затянет туманом, нам придется нелегко.
   Марселен сильно задыхался и потому ничего не ответил. Он шел, пошатываясь, вслед за братом, по занесенному снегом склону. Впереди - рукой подать - была вершина, до того близкая и доступная, что казалась нереальной: два гладких ската, скрепленных между собой, белый треугольник, вершина мира над пропастью вселенной. Отсюда можно было дотянуться рукой до неба. Захваченный этой однообразной картиной, Исай шел мощным шагом, склонившись под тяжестью двух рюкзаков, с обожженным от мороза лицом. Он оставлял на чистом снегу свои следы, и радостное чувство победы наполняло его. Вокруг, насколько хватал глаз, все было нетронутым и первозданным. Он продвигался все дальше по пути к совершенному забвению.
   Никто не знал о том, что они с братом здесь.
   Будь они последними людьми на земле, и тогда их одиночество не было бы столь пугающим и упоительным. "Только бы все прошло побыстрее на спуске. Вернемся по тому же маршруту. Я хорошо расставил крючья. Это поможет нам на скалах. Через час - назад".
   Он слышал, как споткнулся и, чертыхаясь, упал в снег Марселен.
   - Вставай, Марселен! Подходим.
   Исай помог ему подняться. Марселен тупо смотрел на него. Ветер прижимал шлем к его щекам. Рот облепили сосульки.
   - Я больше не могу, - выдохнул он. - Я больше не могу.
   Отдышавшись, он снова пошел следом за братом. Они дошли до вершины, и в тот же самый миг солнце выглянуло из-за туч. На снегу вспыхнул пожар. Но в следующую минуту свет уже растворился в сероватом мареве. Белизна снега померкла. Исай стоял на площадке и смотрел на резные очертания гор вдалеке, похожие на морские рифы, о которые бьется рассыпающаяся пеной волна. Он ликовал от радости. Ему хотелось говорить, но он не находил слов, способных выразить его чувство.
   - Ну вот мы и дошли, - сказал он наконец.
   Марселен, сидя на веревках, лишь хрипло огрызнулся в ответ. По всему было видно, что он думал только о том, как восстановить свои силы. Его не трогала окружающая красота, он весь был обращен внутрь самого себя. Немного спустя он встал, потянулся, присел. Его изнуренное, усталое лицо вдруг оживилось, как будто пламя зажглось у него в душе.
   - Ну что, пришел в себя? - спросил Исай.
   - Да, - ответил Марселен. - Мне уже лучше. Теперь мы должны спуститься по противоположному склону.
   - Этого делать не нужно.
   - А как же иначе? Если верить газетам, мы уже совсем близко. Вот только отсюда ничего не видно из-за выступа скалы.
   - Ты о чем?
   - О самолете, черт возьми!
   Исай вздрогнул, как от удара. Все его силы ушли на восхождение, и он забыл о цели их похода. В его усталом мозгу стремление к победе вытеснило понемногу все остальное. Он думал о том, что отлично прошел маршрут, и Марселен, попросту говоря, отравлял ему всю радость.
   - Самолет, ну да.., конечно. А тебе обязательно туда идти?
   - А иначе зачем я рисковал своей шкурой?
   А ну, встряхнись! Мы уходим!
   - Не сердись, - сказал Исай. - Сейчас пойдем.
   Стало мутно и скверно на душе. Он уже не испытывал гордости за то, что смог преодолеть свой страх, избежать опасности, безошибочно проложить путь к вершине, потому что наградой за эту длинную череду испытаний были деньги из карманов погибших. Все самые напряженные, самые опасные минуты их восхождения становились ничтожными и мелкими в свете этой очевидной истины. Сам горный пейзаж растерял свое величие и тайну, словно человеческие помыслы запятнали его. Ему не хватило смелости отговорить Марселена от этой затеи. Но раз уж он обещал помочь, он не мог отказаться от своего слова, не вызвав у брата вспышки гнева и отчаяния.
   - Я пойду первым, - сказал Марселен.
   Исай надел оба рюкзака и последовал за братом. Тот шел впереди, подгоняемый ветром, шатаясь из стороны в сторону. "А вдруг он ошибся? Он не найдет самолета, устанет искать. И мы пойдем домой, так ничего и не взяв. Господи, Всемогущий Боже, сделай так, чтобы мы его не нашли!" Пологий склон переходил в обледенелый косогор, на который им предстояло взобраться. Марселен вгонял ледоруб в твердую ледяную корку и, подтянувшись по нему, безостановочно поднимался вверх. Казалось, нетерпеливое стремление к цели придало ему сил и уменья. Он преодолел эту преграду и стал спускаться по другой стороне. Медленно, упрямо он двигался вперед, выделяясь единственной черной точкой в белой пустыне. Туча снежной пыли поднималась вокруг приземистой фигуры. Исай догнал его и закричал:
   - Ты уверен, что мы идем правильно?
   - Уверен! Ты же видел фотографию.
   Порывы ветра вздымали колючий снег, хлестали по лицу. Глаза не различали ничего, кроме тучи серебристой мошкары. Вдруг Марселен остановился и протянул руку вперед.
   - Смотри! Вот там - справа от нас!
   Исай прищурился. В нескольких метрах под ними, на белом изгибе горы кое-где проступали расплывчатые темные пятна. Как грустно было смотреть на это: чистый белый снег - в трауре!
   - Самолет! - закричал Марселен. - Самолет!
   Он бросился бежать, но увяз по щиколотку, несмотря на снегоступы. Как рассерженный прохожий, утонувший в грязи, он высоко поднимал ноги, спотыкался, падал, вставал и снова шел вперед. Исай не мог сдвинуться с места, он вдруг почувствовал, что не владеет больше телом, что голова совершенно пуста. Гнетущий страх раздавил его. Ему было стыдно и за себя, и за брата.
   Наконец он тяжелой походкой направился к обломкам самолета.
   Никогда раньше Исай не подходил к самолету так близко. Он был огромных размеров.
   Слишком велик для людей, слишком тяжел, чтоб взлететь в небо. Исковерканный, разбитый он лежал брюхом на снегу, словно смертельно раненный зверь. Нос его расплющился о выступ скалы. Одно крыло, наверное, отломилось и сползло вниз по склону. Другое, как культя, безжизненно торчало вверх.
   Хвост отделился от корпуса, как у гниющей рыбы. В фюзеляже зияли две огромные пробоины, открывая взору развороченное чрево, а в нем - груду искореженного железа, разодранной кожи, искромсанной жести. Верх самолета припорошило снегом, отчего серые, поцарапанные, выпачканные маслом бока казались еще грязней. Снег впитал вытекший из пробитого бака бензин, точно пятна крови забрызгали землю вокруг железной туши.
   Льдом затянуло черные лужи. Самолет, даже мертвый, был чужим в этой горной стране.
   Он упал посреди совершенного, первозданного безлюдья и поражал воображение, как ошибка в расчетах столетий. Он должен был мчаться в пространстве, а сам отступил в глубь веков. Он был создан для полетов из Калькутты в Лондон, но, удалившись от современного мира, нашел свой конец в краю, живущем по законам тысячелетней давности.
   Стоя в нескольких шагах от упавшего самолета, Исай пытался представить себе авиакатастрофу. Как все это произошло? Какие темные силы вели судьбы этих людей туда, где с давних пор им было предначертано умереть?
   Почему Богу было угодно, чтобы эти мужчины и женщины, вылетев из Индии, погибли на самой высокой вершине в чужой им стране? Самолет, как лемех, наскочил на склон горы. Не переворачиваясь, он сползал на брюхе, ломая крылья, пропеллеры и фюзеляж, из раны в боку летели искалеченные, окровавленные тела пассажиров. А он в этот вечер думал о своем стаде, которое паслось высоко в горах. Папаша Жозеф разливал вино.
   Мари Лавалу выходила из дома с корзиной за спиной. Над облупившимися крышами медленно поднимался дым. В медных котлах доходило молоко. Ни о чем не подозревая, брел к своему дому господин кюре. Все это не укладывалось в голове у Исая, он чувствовал, что вот-вот сойдет с ума. Обезумевший ветер разгонял пелену тумана. Очертания гор плясали перед глазами за белой сеткой снежинок. Кое-где в отдалении от самолета виднелись серые холмики в черной бахроме, это были тела, отброшенные при ударе. Марселен наклонился над бесформенной массой, с трудом пытаясь оторвать ее от земли. Показалась судорожно сжатая рука. Потом нога, искалеченная голова. Живой рылся в карманах у мертвых.