Ответ:Открытие истинности того сурового факта, что вы не можете стать бодхисатвой, если не оставите желания сделаться чем-то. Нельзя играть с самим собой. Вы должны просто покориться. Вам надо по-настоящему раскрыться и оставить все. Если у вас появился какой-то проблеск понимания того, что такое покорность, тогда появится и вдохновение пойти дальше, дальше этого проблеска. Если вы пережили хоть крошечный просвет пробужденного состояния ума, хотя бы в долю секунды, тогда внутри вас существует огромное желание идти дальше по пути, тогда вы совершите нужные для этого усилия. Тогда мы понимаем, что для дальнейшего следования по пути нужно полностью оставить идею движения. Путь бодхисатвы разделяется на десять ступеней и пять дорог. В конце последней дороги, на десятой ступени, у вас возникает внезапный проблеск переживания, как будто вы вот-вот породите пробужденное состояние ума, как будто сию минуту вступите в него,– и в этот момент что-то внезапно тянет вас назад. Тогда вы понимаете, что эта единственная вещь, удерживающая вас позади, состоит в том, что вы еще не оставили старания стать чем-то. Это – ваджра самадхи, смерть желания.
Вопрос:В нормальной жизни беззаботность переплетена со скукой. Если мы ни о чем не беспокоимся, как это бывает в случае бодхисатвы, не превратимся ли мы тогда в какое-то растение?
Ответ:Отсутствие забот не означает, что вы стали камнем или моллюском; ибо у вас еще существует энергия. Однако, если мы чувствуем желание или гнев, но не выражаем их в действии и вместо этого держимся спокойно, если мы не вкладываем свою энергию в действие, с точки зрения человека, который полон забот, мы должны чувствовать себя подавленными, угнетенными, приглушенными. Но это – односторонний взгляд на энергию.
Энергия совсем не обязательно проявляется в виде разрушительной силы или силы обладания. Есть еще и другие энергии, совершенно не связанные с любовью или ненавистью. Это энергия точности, ясности, прозрения ситуации. Существуют энергии разума, которые возникают постоянно и которые мы не позволяем себе пережить как следует. Мы всегда рассматриваем энергию как разрушительную или обладающую. Но у энергии есть и нечто большее, чем эти стороны. Если вы действительно находитесь в соприкосновении с реальностью как она есть, тогда не возникнет ни одного тусклого момента; все время будут вспыхивать искры энергии, преодолевающие неведение и поверхностный, движущийся в одном направлении ум.
Вопрос:Но как нам узнать, каким образом и куда направить энергию?
Ответ:Поскольку вы видите ситуации очень ясно, гораздо более ясно, чем видели их раньше, поскольку вы видите их такими каковы они есть, вы знаете, как и куда направить энергию. Прежде Вы навязывали жизни свою версию реальности, вместо того, чтобы видеть вещи такими, каковы они есть в действительности. Поэтому, когда подобная завеса удалена, вы видите ситуацию какова она есть; тогда вы можете общаться с ней правильно и полно. Вам совсем не нужно принуждать себя что-то делать; существует непрерывный обмен, непрерывный танец. Это подобно тому, как солнце сияет, а растения растут. Солнце не имеет желания создавать растения; растения просто реагируют на солнечный свет, и вся ситуация развивается естественно.
Вопрос:Спонтанно?
Ответ:Да, спонтанно. Поэтому такое развитие будет точным, как в случае причины роста растений; оно весьма научно, ибо полностью соответствует причине. Таким образом ваши действия становятся чрезвычайно точными, потому что они спонтанны.
Вопрос:А могут ли ситуации когда-нибудь требовать агрессивных действий?
Ответ:Не думаю, потому что агрессивное действие обыкновенно связано с самозащитой. Если же ситуация обладает качеством настоящего момента, точностью, она никогда не выйдет за рамки. Тогда нет необходимости контролировать ее, нет необходимости защищать себя.
Вопрос:А я думаю о Христе, изгнавшим менял из храма.
Ответ:Я бы не сказал, что это было агрессивным действием; здесь было действие, полное истины, и оно было прекрасно. Оно произошло потому, что он видел ситуацию во всей ее точности, не наблюдая за собой, не пытаясь быть героем. Нам нужно действие, подобное этому.
Вопрос:Как нам осуществить переход от спокойного, пассивного ума, принимающего все, к более активному, различающему состоянию ума?
Ответ:Я полагаю, что дело здесь в том, чтобы посмотреть на проблему совершенно иначе. Я не думаю, что на самом деле наша версия повседневной жизни является такой точной, правильной и четкой, как мы обычно думаем. В действительности мы находимся в полном заблуждении, потому что никогда не занимаемся чем-то одним. Мы делаем что-то одно, а наш ум оказывается занят сотней других вещей; поэтому он ужасно расплывчат. Мы должны подходить к повседневной жизни совершенно иначе. Другими словами, нам нужно открыть возможность для рождения интуитивного прозрения, которое на самом деле видит вещи такими, каковы они есть. Это прозрение вначале, возможно, будет довольно неясным проблеском того что есть, очень слабым мерцанием в сравнении с тьмой заблуждения. Но по мере того, как понимание подобного рода становится более активным и глубоким, неясность начинает отходить в сторону и растворяться.
Вопрос:Разве видение вещей как они есть не требует различения воспринимающего субъекта, а также и объекта?
Ответ:Да, это интересный момент. Чтобы видеть вещи такими, каковы они есть, вам нужно каким-то образом попасть прямо на «ничейную землю». Видение вещей каковы они есть требует некоторого прыжка; и мы можем совершить этот прыжок, только не прыгая из какого-то определенного пространства. Если мы видим откуда-то, мы будем осознавать расстояние, а также существование того, кто видит. Поэтому мы можем видеть вещи каковы они есть только из самой середины «ниоткуда» – как мы не в состоянии ощутить вкус собственного языка. Подумайте над этим.
Вопрос:Вы говорите о способности видеть вещи каковы они есть только из середины «ниоткуда». Однако же буддийские писания говорят о том, чтобы «перейти на другой берег реки». Не можете ли вы объяснить это?
Ответ:Здесь нечто вроде парадокса, как и сама идея прыжка «из ниоткуда». Конечно, буддийские писания говорят о «переходе на другой берег». Но вы прибываете на «другой берег» только тогда, когда в конце понимаете, что никакого другого берега нет. Иными словами, мы совершаем странствие на «обетованную землю», на «другой берег»; и мы прибываем туда, когда уясним себе тот факт, что находились там всегда. Это выглядит весьма парадоксально.
Глава 13. Шуньята
Вопрос:В нормальной жизни беззаботность переплетена со скукой. Если мы ни о чем не беспокоимся, как это бывает в случае бодхисатвы, не превратимся ли мы тогда в какое-то растение?
Ответ:Отсутствие забот не означает, что вы стали камнем или моллюском; ибо у вас еще существует энергия. Однако, если мы чувствуем желание или гнев, но не выражаем их в действии и вместо этого держимся спокойно, если мы не вкладываем свою энергию в действие, с точки зрения человека, который полон забот, мы должны чувствовать себя подавленными, угнетенными, приглушенными. Но это – односторонний взгляд на энергию.
Энергия совсем не обязательно проявляется в виде разрушительной силы или силы обладания. Есть еще и другие энергии, совершенно не связанные с любовью или ненавистью. Это энергия точности, ясности, прозрения ситуации. Существуют энергии разума, которые возникают постоянно и которые мы не позволяем себе пережить как следует. Мы всегда рассматриваем энергию как разрушительную или обладающую. Но у энергии есть и нечто большее, чем эти стороны. Если вы действительно находитесь в соприкосновении с реальностью как она есть, тогда не возникнет ни одного тусклого момента; все время будут вспыхивать искры энергии, преодолевающие неведение и поверхностный, движущийся в одном направлении ум.
Вопрос:Но как нам узнать, каким образом и куда направить энергию?
Ответ:Поскольку вы видите ситуации очень ясно, гораздо более ясно, чем видели их раньше, поскольку вы видите их такими каковы они есть, вы знаете, как и куда направить энергию. Прежде Вы навязывали жизни свою версию реальности, вместо того, чтобы видеть вещи такими, каковы они есть в действительности. Поэтому, когда подобная завеса удалена, вы видите ситуацию какова она есть; тогда вы можете общаться с ней правильно и полно. Вам совсем не нужно принуждать себя что-то делать; существует непрерывный обмен, непрерывный танец. Это подобно тому, как солнце сияет, а растения растут. Солнце не имеет желания создавать растения; растения просто реагируют на солнечный свет, и вся ситуация развивается естественно.
Вопрос:Спонтанно?
Ответ:Да, спонтанно. Поэтому такое развитие будет точным, как в случае причины роста растений; оно весьма научно, ибо полностью соответствует причине. Таким образом ваши действия становятся чрезвычайно точными, потому что они спонтанны.
Вопрос:А могут ли ситуации когда-нибудь требовать агрессивных действий?
Ответ:Не думаю, потому что агрессивное действие обыкновенно связано с самозащитой. Если же ситуация обладает качеством настоящего момента, точностью, она никогда не выйдет за рамки. Тогда нет необходимости контролировать ее, нет необходимости защищать себя.
Вопрос:А я думаю о Христе, изгнавшим менял из храма.
Ответ:Я бы не сказал, что это было агрессивным действием; здесь было действие, полное истины, и оно было прекрасно. Оно произошло потому, что он видел ситуацию во всей ее точности, не наблюдая за собой, не пытаясь быть героем. Нам нужно действие, подобное этому.
Вопрос:Как нам осуществить переход от спокойного, пассивного ума, принимающего все, к более активному, различающему состоянию ума?
Ответ:Я полагаю, что дело здесь в том, чтобы посмотреть на проблему совершенно иначе. Я не думаю, что на самом деле наша версия повседневной жизни является такой точной, правильной и четкой, как мы обычно думаем. В действительности мы находимся в полном заблуждении, потому что никогда не занимаемся чем-то одним. Мы делаем что-то одно, а наш ум оказывается занят сотней других вещей; поэтому он ужасно расплывчат. Мы должны подходить к повседневной жизни совершенно иначе. Другими словами, нам нужно открыть возможность для рождения интуитивного прозрения, которое на самом деле видит вещи такими, каковы они есть. Это прозрение вначале, возможно, будет довольно неясным проблеском того что есть, очень слабым мерцанием в сравнении с тьмой заблуждения. Но по мере того, как понимание подобного рода становится более активным и глубоким, неясность начинает отходить в сторону и растворяться.
Вопрос:Разве видение вещей как они есть не требует различения воспринимающего субъекта, а также и объекта?
Ответ:Да, это интересный момент. Чтобы видеть вещи такими, каковы они есть, вам нужно каким-то образом попасть прямо на «ничейную землю». Видение вещей каковы они есть требует некоторого прыжка; и мы можем совершить этот прыжок, только не прыгая из какого-то определенного пространства. Если мы видим откуда-то, мы будем осознавать расстояние, а также существование того, кто видит. Поэтому мы можем видеть вещи каковы они есть только из самой середины «ниоткуда» – как мы не в состоянии ощутить вкус собственного языка. Подумайте над этим.
Вопрос:Вы говорите о способности видеть вещи каковы они есть только из середины «ниоткуда». Однако же буддийские писания говорят о том, чтобы «перейти на другой берег реки». Не можете ли вы объяснить это?
Ответ:Здесь нечто вроде парадокса, как и сама идея прыжка «из ниоткуда». Конечно, буддийские писания говорят о «переходе на другой берег». Но вы прибываете на «другой берег» только тогда, когда в конце понимаете, что никакого другого берега нет. Иными словами, мы совершаем странствие на «обетованную землю», на «другой берег»; и мы прибываем туда, когда уясним себе тот факт, что находились там всегда. Это выглядит весьма парадоксально.
Глава 13. Шуньята
Рассекая свои концептуализированные версии мира мечом праджня, мы обнаруживаем шуньята – ничто, пустоту, опустошенность, отсутствие двойственности и концептуализации. Наиболее известные поучения Будды по этому вопросу представлены в «Праджняпарамита-хридайя-сутре», называемой также «Сутрой сердца»; но интересно отметить, что в этой сутре Будда почти не произносит ни единого слова. В конце беседы он только говорит: «Хорошо сказано, хорошо сказано»,– и улыбается. Он создал ситуацию, в которой учение о шуньята предлагается другими людьми, а не им самим, хотя он и является действительным учителем. Он не навязывает своего общения, а создает такую ситуацию, где могло возникнуть учение, где его ученики оказались вдохновленными на то, чтобы открыть и пережить шуньята. Существует двенадцать способов представить себе дхарму, и это – один из них.
Сутра говорит об Авалокитешваре; это бодхисатва, который выражает сострадание и искусные средства; там говорится и о Шарипутре, великом ар хате, который выражает праджня, или знание. Между санскритским подлинником и тибетским и японским переводами есть некоторые различия, но все версии сходятся в том, что Авалокитешвара был вынужден пробудиться к шуньята непреодолимой силой праджня. Затем Авалокитешвара разговаривает с Шарипутрой, представляющим человека научного ума, точного знания. Учение Будды рассматривается под микроскопом Шарипутры, т.е. оно не принимается в результате слепой веры, а проходит теоретическую проверку и проверку на практике – следовательно, оно испытано и доказано.
Авалокитешвара говорит: «Шарипутра, форма пуста; пустота – это форма; форма – ничто иное, как пустота – ничто иное, как форма». Нам нет необходимости входить в детали их беседы, однако можно рассмотреть одно утверждение о форме и пустоте, которое представляет собой главный аспект сутры. И потому нам надо прийти к полной ясности и точности по поводу значения термина «форма».
Форма – это то, что есть до того, как мы проецируем на этот феномен наши понятия; это первоначальное состояние «того, что есть», «того, что находится здесь» – красочные, живые, впечатляющие, драматичные, эстетические качества, которые существуют в любой ситуации. Форма может быть листом клена, упавшим с дерева и плывущим по горной реке; она может быть полной луной, уличной грязью или кучей мусора. Эти вещи – то, что есть, и в некотором смысле они – суть одно и то же – все они – форма, все они – предметы; это как раз то, что есть. Относящиеся к ним оценки создаются в нашем уме лишь позднее. Если мы по-настоящему посмотрим на эти вещи каковы они есть,– то они будут просто формами.
Таким образом, форма пуста. Но пуста от чего? по отношению к чему? Форма пуста от наших предварительных мнений, пуста от наших суждений. Если мы не оцениваем упавший кленовый лист, плывущий в ручье, не относим его к какой-либо категории, не считаем его противоположностью куче мусора в Нью-Йорке, тогда оба они существуют, являют собой то, что есть. Они свободны от предварительных мнений. Конечно, они суть именно то, что есть! Мусор – это мусор, а кленовый лист – это кленовый лист; «то, что есть» – это «то, что есть». Форма пуста, если мы видим ее без наших собственных личных интерпретаций. Но пустота – это также и форма. Это – необыкновенное замечание. Мы думали, что нам удалось во всем разобраться, мы думали, что нам удалось увидеть, что «все – одно и то же», если мы устранили свои предварительные мнения. Получается великолепная картина: все плохое и все хорошее, все, что мы видим,– все одинаково хорошо! Как прекрасно! Как гладко! Но следующий пункт состоит в том, что пустота – это также и форма, так что нам приходится рассматривать вопрос заново. Пустота кленового листа – это также форма; в действительности он не пуст. Пустота мусорной кучи – это также форма. Стараться видеть эти вещи пустыми – значит тоже облекать их в понятия. Форма возвращается. Было бы легко устранить все понятия и прийти к заключению, что все есть просто то, что есть. Это могло бы быть выходом, другим способом самоуспокоения. Нам нужно по-настоящему чувствовать вещи каковы они есть, качества, образующие кучу мусора, качества, образующие кленовый лист, свойства, выражающие сущность вещей. Нам нужно почувствовать их как следует, а не просто набросить на них завесу пустоты; это нам никоим образом не поможет. Мы должны видеть «суть» того, что существует, сырые и грубые качества вещей, в точности такими, каковы они есть. Это очень точный способ видеть мир. Таким образом, мы сначала стираем все наши тяжеловесные предварительные понятия, затем стираем даже тонкости таких слов, как «пустой», и это оставляет нас «нигде» – полностью с тем, что есть.
В конце концов мы приходим к выводу, что форма – это просто форма, а пустота – это просто пустота; в сутре это описывается как видение того факта, что форма – ничто иное как пустота, а пустота – ничто иное как форма; они неотделимы. Мы видим, что искание философского смысла жизни или ее красоты – это всего лишь способ самооправдания, утверждение, что вещи не так плохи, как мы думаем. Но вещи действительно так плохи, как мы думаем! Форма – это форма, а пустота – это пустота; вещи – это как раз то, что они такое; и нам не нужно стараться видеть их в свете какой-то особой глубины. В конце мы опускаемся на землю, мы видим вещи такими, каковы они есть. Это не значит, что мы обладаем вдохновенным мистическим видением с архангелами, херувимами и приятной музыкой. Но вещи видны такими, каковы они есть, в их собственных качествах. Следовательно, шуньята в этом случае представляет собой полное отсутствие понятий и каких бы то ни было факторов, даже таких концептуализации, как «форма – это пустота» и «пустота – это форма». Здесь вопрос в том, чтобы видеть прямо, не желая «высшего» сознания, смысла или глубины. Это просто прямое, буквальное восприятие вещей каковы они есть по их собственному праву. Теперь мы могли бы задать Вопрос:как применять это учение к повседневной жизни? Существует рассказ о том, что когда Будда впервые провел беседу о шуньята, некоторые из архатов под воздействием учения скончались от сердечных приступов. Во время сидячей медитации эти архаты пережили поглощенность пространством; но они все еще были привязаны к пространству; а пока они продолжали быть привязанными к чему-то,– продолжали существовать переживание и переживающий. Принцип шуньята включает в себя отсутствие привязанности к чему бы то ни было, отсутствие различия между «этим» и «тем», отсутствие сосредоточенности на чем-либо.
Если мы видим вещи такими, каковы они есть, нам нет нужды в дальнейшем их анализе или объяснении; нам нет необходимости стараться понять их, навязывая им духовный опыт или философские идеи. Как сказал один знаменитый мастер Дзэн: «Когда я ем – я ем, когда я сплю – я сплю». Просто делайте то, что делаете, целиком и полностью. Поступать таким образом – значит быть Риши, честным и правдивым человеком, прямым человеком, который никогда не делает различий между «этим» и «тем». Он делает дело буквально, прямо, принимая вещи такими, каковы они есть. Он ест, когда ему хочется есть, он спит, когда ему хочется спать. Иногда Будду называют махариши, т.е. «Великим Риши», который не старается быть правдивым, а просто является правдивым в своем состоянии открытости. Объяснение шуньята. которое мы рассматриваем, представляет собой точку зрения Мадхъямика, или «серединного пути», философской школы, основанной Нагарджуной. Она является описанием реальности, пережитой на опыте, который никогда нельзя будет изложить в точности, поскольку слова просто не бывают переживаниями. Слова или понятия лишь указывают на отдельные аспекты опыта. Фактически, даже возможность говорить о «переживании реальности» сомнительна, потому что это подразумевало бы разделение между переживанием и переживающим. Наконец, вряд ли даже можно говорить о «реальности», так как и здесь подразумевается существование какого-то объективного наблюдателя, внешнего по отношению к ней и отдельного от нее, как если бы реальность была явлением, имеющим наименование, установленные границы и ограничения. Таким образом, школа мадхьямика говорит лишь о татхагата, «как он есть». Нагарджуна в значительной степени предпочитал подходить к истине, принимая доводы других философских систем и школ на их собственных условиях и логически доводя их до абсурда, не предлагая со своей стороны никаких определений реальности.
Есть несколько других главных философских подходов к проблеме истины и реальности, которые предшествовали развитию школы мадхьямика и оказали на нее влияние. Эти направления нашли свое выражение не только в философских линиях раннего буддизма, но также и в подходах теистического индуизма, ведантизма, христианства, ислама и большинства других религиозных и философских традиций. С точки зрения школы мадхьямика, эти прочие направления можно сгруппировать в три категории: этерналисты, нигилисты и атомисты. Мадхьямики считали два первых взгляда ложными, а третий – отчасти истинным.
Первое и наиболее очевидное из этих трех «ошибочных» пониманий природы реальности – это этернализм, подход, выражающий наиболее наивную версию теизма. Доктрины этернализма считают, что явления содержат некоторую особую вечную сущность. Вещи рождаются и умирают, однако в них заключена какая-то субстанция, которая не погибает. Качество вечного существования должно быть отнесено к некоторой вещи; а потому лица, придерживающиеся этой доктрины, обычно разделяют веру в существование Бога, атмана. души, вневременной личности. Таким образом, верующий утверждает, что в жизни действительно имеется нечто прочное, на что можно полагаться, к чему можно прикрепиться, что существует постоянный способ понимания мира, и наших с ним взаимоотношении.
Однако в конце концов последователь этерналистских доктрин может потерять иллюзорную веру в Бога, которого он никогда не встречал, в душу или вечную сущность, которую он не может найти. А это приводит нас к следующему, более хитроумному ошибочному пониманию реальности – к нигилизму. Такая точка зрения утверждает, что все порождено пустотой, все возникает из тайны. Иногда подобный взгляд оказывается одновременно теистическим и атеистическим, утверждая, что божество непознаваемо. Солнце сияет, бросает свет на землю, помогает росту жизни, обеспечивая ее теплом и светом. Но мы не в состоянии понять происхождение жизни; логически нет исходного момента, с которого началась вселенная. Жизнь и смерть суть всего лишь танец майи, ИЛЛЮЗИИ. Вещи появляются спонтанно, из ничего. В этом подходе важнейшим элементом кажется ничто – непознаваемая реальность, каким-то образом находящаяся за видимыми явлениями. Вселенная возникает таинственным образом; для нее совершенно не существует реального объяснения. Вероятно, нигилист мог бы сказать, что человеческий ум не способен постичь такую тайну. Следовательно, в этой точке зрения на реальность тайна рассматривается как вещь. Здесь мы в качестве ответа выдвигаем идею о том, что ответа быть не может, и – останавливаемся на этой идее.
Нигилистический подход вызывает психологию фатализма. Логически вы понимаете, что если совершается какое-то действие, как реакция на него происходят некоторые явления. Вы видите непрерывность и следствия, цепную реакцию, над которой не имеете контроля. Эта цепная реакция возникает из тайны «пустоты». Поэтому, если вы убили кого-то, такова ваша карма, и убийство оказалось неизбежным, предопределенным. По этой же причине, если вы совершили хороший поступок, он не имеет ничего общего с тем, пробуждены вы или нет. Все возникает из таинственной «пустоты», которая представляет собой нигилистический подход к реальности. Это очень наивная точка зрения: мы все приписываем тайне. Каждый раз, не будучи вполне уверенными в чем-то, касающемся вещей, выходящих за пределы набора наших концептуализированных идей, мы впадаем в панику. Мы боимся собственной неуверенности и пытаемся заполнить образовавшуюся пустоту чем-то другим. Это «что-то другое» – обычно какое-то философское убеждение, а в данном случае – вера в тайну. Мы весьма ревностно, как голодающие, разыскиваем пустоту, заглядывая в каждый темный угол, стараемся обнаружить ее, но находим только какие-то крошки – и ничего больше. Крайне таинственный факт – пока мы будем продолжать искать ответ, выраженный в понятиях, всегда будут существовать области тайны, причем сама тайна будет лишь еще одной формой понятия.
Являемся ли мы этерналистами, нигилистами или атомистами, мы постоянно предполагаем, что существует какая-то «тайна», нечто такое, чего мы не знаем; смысл жизни, происхождение вселенной, ключ к счастью. Мы боремся, чтобы раскрыть эту тайну, стараемся сделаться человеком, который знает ее, обладает ею; мы называем ее «Богом», «душой», «атманом», «брахманом», «шуньята» и тому подобными именами. Разумеется, подход мадхьямика к реальности не таков; хотя ранние школы буддизма хинаяны в какой-то степени попали в эту ловушку, и потому их подход считается истинным лишь частично.
Подход хинаяны к реальности видит великую тайну в непостоянстве; то, что рождено, должно измениться и умереть, Однако мы не в состоянии видеть непостоянство само по себе, мы видим только его проявление в формах. Таким образом, последователи хинаяны описывают вселенную в виде атомов, существующих в пространстве, и мгновений, существующих во времени. Как таковые, они являются отдельными элементами бытия, так что последователи хинаяны выступают в качестве атомистов-плюралистов. В хинаяне эквивалентом шуньята является понимание преходящего и несубстанционального характера формы; поэтому в практике хинаяны медитация является двойственной; это созерцание многих аспектов непостоянства в процессах рождения, роста, распада и смерти и детальные их описания; это также практика внимательности, которая видит непостоянство событий в психической жизни. Архат созерцает события психической жизни и материальные предметы – и начинает видеть их как мгновенные и атомарные события. Таким образом он открывает, что постоянной субстанции или какой-нибудь вещи как таковой не существует. Ошибочность этого подхода проявляется в концептуализации существования взаимосвязанных, объективно реальных элементов, существование «этого» во взаимоотношении с «тем».
Мы можем увидеть эти мировоззрения (этернализм, нигилизм и атомистический плюрализм) почти во всех главных философиях и религиях мира. С точки зрения школы мадхьямика, эти три вида заблуждений в понимании реальности, по существу, неизбежны, пока мы не ищем ответа на предлагаемый вопрос, пока мы стремимся исследовать гак называемую «тайну» жизни. Вера во что-то – это просто способ наклеивать на тайну ярлык, И вот йогачара. философская школа махаяны, пытается найти ее единство с феноменальным миром.
Главный упор школа йогачара делает на эпистемологию ( Философский термин, употребляемый для обозначения теории познания.). Для этой школы тайной является разум, то. что познает. Йогачарины разрешили тайну, постулируя неразделимый союз разума и явлений. Таким образом, нет познающего индивида, скорее все является «самопознанием». Существует только «один ум», который йогачары называют «самосветящимся познанием»; как мысли, гак и эмоции, как люди, гак и деревья суть его аспекты. Следовательно, это школа не напрасно получила в традиционной литературе название «читта-матра»; т.е. школа «одного лишь ума».
Школа йогачара была первой школой буддийской мысли, которая имела целью преодолеть разделение между познающим и познаваемым. Ее приверженцы объясняю! заблуждение и страдание как возникающие вследствие ошибочной убежденности в существовании познающего индивида. Если человек верит в то, что он знает мир, тогда единый ум представляется ему расколотым на части, хотя в действительности его ясная поверхность только загрязнена. Заблуждающийся человек чувствует, что у него возникают мысли о внешних явлениях, что он реагирует на них,– и он захвачен ситуацией постоянного действия и противодействия. Просветленный человек понимает, что мысли и эмоции с одной стороны, и так называемый внешний мир с другой,– оба являются «игрой ума». Итак, просветленная личность не захвачена двойственностью субъекта и объекта, внутреннего и внешнего, познающего и познаваемого, «я» и «другого». Все оказывается самопознанием.
Однако Нагарджуна оспаривает положение йога-чаринов «один лишь ум» и фактически подвергает полному сомнению даже само существование этого «ума». Он изучил двенадцать томов писаний «Праджняпарамита», которые появились после второго поворота «колеса дхармы» Будды, т.е. учение среднего периода его жизни. Выводы Нагарджуны суммированы в принципе «непривязанности», который является главным принципом школы мадхьямика. Он говорит, что любой взгляд можно опровергнуть и что не следует останавливаться на каком-то одном ответе или описании реальности, крайнем или умеренном, включая понятие «один лить ум». Даже назвать таким ответом сам принцип непривязанности было бы заблуждением, потому что нельзя привязываться к непривязанности. Путь Нагарджуны был нефилософским путем – вообще не был какой-то формой философии. Сам Нагарджуна говорил: «Мудрый должен пребывать в серединном пути».
Философия мадхьямика представляет собой критический разбор теории йогачаринов о том, что все является «аспектом ума». Мадхьямика приводит следующий довод. Для того, чтобы утверждать, что все существующее – это лишь игра ума. должен существовать так же и кто-то, наблюдающий этот ум, познающий этот ум, кто-то, удостоверяющий его существование. Следовательно, главное положение школы йогачара г. необходимостью является аргументом в пользу наличия такого наблюдателя. Но. согласно собственной философии йогачаринов, согласно философии «самосветящегося познания», субъективные мысли о каком-то объекте ведут к заблуждению, поскольку не существует ни объекта, ни субъекта, а имеется только один ум, частью которого будет и наблюдатель. Поэтому утверждать, что этот единый ум существует, невозможно. Подобно физическому глазу, самосветящееся познание не может увидеть самое себя – точно так же. как лезвие не в состоянии рассечь себя. По собственному допущению йогачаринов, нет никого, кто знал бы, что единый ум существует.
Что же тогда мы можем сказать относительно ума, или реальности? Поскольку нет никого, кто воспринял бы ум, или реальность, само понятие существования в виде «вещей» и «формы» ошибочно; нет реальности, нет того, кто воспринимает реальность; нет мыслей, проистекающих из восприятия реальности. И если мы устранили это предварительное мнение о существование ума и реальности, тогда ситуации возникают во всей ясности, как они есть. Нет никого, кто должен наблюдать, никого, кто должен что-то познавать. Реальность просто есть, и как раз это подразумевает термин «шуньята». Благодаря таком) прозрению устранен наблюдатель, который отделяет нас от мира.
Сутра говорит об Авалокитешваре; это бодхисатва, который выражает сострадание и искусные средства; там говорится и о Шарипутре, великом ар хате, который выражает праджня, или знание. Между санскритским подлинником и тибетским и японским переводами есть некоторые различия, но все версии сходятся в том, что Авалокитешвара был вынужден пробудиться к шуньята непреодолимой силой праджня. Затем Авалокитешвара разговаривает с Шарипутрой, представляющим человека научного ума, точного знания. Учение Будды рассматривается под микроскопом Шарипутры, т.е. оно не принимается в результате слепой веры, а проходит теоретическую проверку и проверку на практике – следовательно, оно испытано и доказано.
Авалокитешвара говорит: «Шарипутра, форма пуста; пустота – это форма; форма – ничто иное, как пустота – ничто иное, как форма». Нам нет необходимости входить в детали их беседы, однако можно рассмотреть одно утверждение о форме и пустоте, которое представляет собой главный аспект сутры. И потому нам надо прийти к полной ясности и точности по поводу значения термина «форма».
Форма – это то, что есть до того, как мы проецируем на этот феномен наши понятия; это первоначальное состояние «того, что есть», «того, что находится здесь» – красочные, живые, впечатляющие, драматичные, эстетические качества, которые существуют в любой ситуации. Форма может быть листом клена, упавшим с дерева и плывущим по горной реке; она может быть полной луной, уличной грязью или кучей мусора. Эти вещи – то, что есть, и в некотором смысле они – суть одно и то же – все они – форма, все они – предметы; это как раз то, что есть. Относящиеся к ним оценки создаются в нашем уме лишь позднее. Если мы по-настоящему посмотрим на эти вещи каковы они есть,– то они будут просто формами.
Таким образом, форма пуста. Но пуста от чего? по отношению к чему? Форма пуста от наших предварительных мнений, пуста от наших суждений. Если мы не оцениваем упавший кленовый лист, плывущий в ручье, не относим его к какой-либо категории, не считаем его противоположностью куче мусора в Нью-Йорке, тогда оба они существуют, являют собой то, что есть. Они свободны от предварительных мнений. Конечно, они суть именно то, что есть! Мусор – это мусор, а кленовый лист – это кленовый лист; «то, что есть» – это «то, что есть». Форма пуста, если мы видим ее без наших собственных личных интерпретаций. Но пустота – это также и форма. Это – необыкновенное замечание. Мы думали, что нам удалось во всем разобраться, мы думали, что нам удалось увидеть, что «все – одно и то же», если мы устранили свои предварительные мнения. Получается великолепная картина: все плохое и все хорошее, все, что мы видим,– все одинаково хорошо! Как прекрасно! Как гладко! Но следующий пункт состоит в том, что пустота – это также и форма, так что нам приходится рассматривать вопрос заново. Пустота кленового листа – это также форма; в действительности он не пуст. Пустота мусорной кучи – это также форма. Стараться видеть эти вещи пустыми – значит тоже облекать их в понятия. Форма возвращается. Было бы легко устранить все понятия и прийти к заключению, что все есть просто то, что есть. Это могло бы быть выходом, другим способом самоуспокоения. Нам нужно по-настоящему чувствовать вещи каковы они есть, качества, образующие кучу мусора, качества, образующие кленовый лист, свойства, выражающие сущность вещей. Нам нужно почувствовать их как следует, а не просто набросить на них завесу пустоты; это нам никоим образом не поможет. Мы должны видеть «суть» того, что существует, сырые и грубые качества вещей, в точности такими, каковы они есть. Это очень точный способ видеть мир. Таким образом, мы сначала стираем все наши тяжеловесные предварительные понятия, затем стираем даже тонкости таких слов, как «пустой», и это оставляет нас «нигде» – полностью с тем, что есть.
В конце концов мы приходим к выводу, что форма – это просто форма, а пустота – это просто пустота; в сутре это описывается как видение того факта, что форма – ничто иное как пустота, а пустота – ничто иное как форма; они неотделимы. Мы видим, что искание философского смысла жизни или ее красоты – это всего лишь способ самооправдания, утверждение, что вещи не так плохи, как мы думаем. Но вещи действительно так плохи, как мы думаем! Форма – это форма, а пустота – это пустота; вещи – это как раз то, что они такое; и нам не нужно стараться видеть их в свете какой-то особой глубины. В конце мы опускаемся на землю, мы видим вещи такими, каковы они есть. Это не значит, что мы обладаем вдохновенным мистическим видением с архангелами, херувимами и приятной музыкой. Но вещи видны такими, каковы они есть, в их собственных качествах. Следовательно, шуньята в этом случае представляет собой полное отсутствие понятий и каких бы то ни было факторов, даже таких концептуализации, как «форма – это пустота» и «пустота – это форма». Здесь вопрос в том, чтобы видеть прямо, не желая «высшего» сознания, смысла или глубины. Это просто прямое, буквальное восприятие вещей каковы они есть по их собственному праву. Теперь мы могли бы задать Вопрос:как применять это учение к повседневной жизни? Существует рассказ о том, что когда Будда впервые провел беседу о шуньята, некоторые из архатов под воздействием учения скончались от сердечных приступов. Во время сидячей медитации эти архаты пережили поглощенность пространством; но они все еще были привязаны к пространству; а пока они продолжали быть привязанными к чему-то,– продолжали существовать переживание и переживающий. Принцип шуньята включает в себя отсутствие привязанности к чему бы то ни было, отсутствие различия между «этим» и «тем», отсутствие сосредоточенности на чем-либо.
Если мы видим вещи такими, каковы они есть, нам нет нужды в дальнейшем их анализе или объяснении; нам нет необходимости стараться понять их, навязывая им духовный опыт или философские идеи. Как сказал один знаменитый мастер Дзэн: «Когда я ем – я ем, когда я сплю – я сплю». Просто делайте то, что делаете, целиком и полностью. Поступать таким образом – значит быть Риши, честным и правдивым человеком, прямым человеком, который никогда не делает различий между «этим» и «тем». Он делает дело буквально, прямо, принимая вещи такими, каковы они есть. Он ест, когда ему хочется есть, он спит, когда ему хочется спать. Иногда Будду называют махариши, т.е. «Великим Риши», который не старается быть правдивым, а просто является правдивым в своем состоянии открытости. Объяснение шуньята. которое мы рассматриваем, представляет собой точку зрения Мадхъямика, или «серединного пути», философской школы, основанной Нагарджуной. Она является описанием реальности, пережитой на опыте, который никогда нельзя будет изложить в точности, поскольку слова просто не бывают переживаниями. Слова или понятия лишь указывают на отдельные аспекты опыта. Фактически, даже возможность говорить о «переживании реальности» сомнительна, потому что это подразумевало бы разделение между переживанием и переживающим. Наконец, вряд ли даже можно говорить о «реальности», так как и здесь подразумевается существование какого-то объективного наблюдателя, внешнего по отношению к ней и отдельного от нее, как если бы реальность была явлением, имеющим наименование, установленные границы и ограничения. Таким образом, школа мадхьямика говорит лишь о татхагата, «как он есть». Нагарджуна в значительной степени предпочитал подходить к истине, принимая доводы других философских систем и школ на их собственных условиях и логически доводя их до абсурда, не предлагая со своей стороны никаких определений реальности.
Есть несколько других главных философских подходов к проблеме истины и реальности, которые предшествовали развитию школы мадхьямика и оказали на нее влияние. Эти направления нашли свое выражение не только в философских линиях раннего буддизма, но также и в подходах теистического индуизма, ведантизма, христианства, ислама и большинства других религиозных и философских традиций. С точки зрения школы мадхьямика, эти прочие направления можно сгруппировать в три категории: этерналисты, нигилисты и атомисты. Мадхьямики считали два первых взгляда ложными, а третий – отчасти истинным.
Первое и наиболее очевидное из этих трех «ошибочных» пониманий природы реальности – это этернализм, подход, выражающий наиболее наивную версию теизма. Доктрины этернализма считают, что явления содержат некоторую особую вечную сущность. Вещи рождаются и умирают, однако в них заключена какая-то субстанция, которая не погибает. Качество вечного существования должно быть отнесено к некоторой вещи; а потому лица, придерживающиеся этой доктрины, обычно разделяют веру в существование Бога, атмана. души, вневременной личности. Таким образом, верующий утверждает, что в жизни действительно имеется нечто прочное, на что можно полагаться, к чему можно прикрепиться, что существует постоянный способ понимания мира, и наших с ним взаимоотношении.
Однако в конце концов последователь этерналистских доктрин может потерять иллюзорную веру в Бога, которого он никогда не встречал, в душу или вечную сущность, которую он не может найти. А это приводит нас к следующему, более хитроумному ошибочному пониманию реальности – к нигилизму. Такая точка зрения утверждает, что все порождено пустотой, все возникает из тайны. Иногда подобный взгляд оказывается одновременно теистическим и атеистическим, утверждая, что божество непознаваемо. Солнце сияет, бросает свет на землю, помогает росту жизни, обеспечивая ее теплом и светом. Но мы не в состоянии понять происхождение жизни; логически нет исходного момента, с которого началась вселенная. Жизнь и смерть суть всего лишь танец майи, ИЛЛЮЗИИ. Вещи появляются спонтанно, из ничего. В этом подходе важнейшим элементом кажется ничто – непознаваемая реальность, каким-то образом находящаяся за видимыми явлениями. Вселенная возникает таинственным образом; для нее совершенно не существует реального объяснения. Вероятно, нигилист мог бы сказать, что человеческий ум не способен постичь такую тайну. Следовательно, в этой точке зрения на реальность тайна рассматривается как вещь. Здесь мы в качестве ответа выдвигаем идею о том, что ответа быть не может, и – останавливаемся на этой идее.
Нигилистический подход вызывает психологию фатализма. Логически вы понимаете, что если совершается какое-то действие, как реакция на него происходят некоторые явления. Вы видите непрерывность и следствия, цепную реакцию, над которой не имеете контроля. Эта цепная реакция возникает из тайны «пустоты». Поэтому, если вы убили кого-то, такова ваша карма, и убийство оказалось неизбежным, предопределенным. По этой же причине, если вы совершили хороший поступок, он не имеет ничего общего с тем, пробуждены вы или нет. Все возникает из таинственной «пустоты», которая представляет собой нигилистический подход к реальности. Это очень наивная точка зрения: мы все приписываем тайне. Каждый раз, не будучи вполне уверенными в чем-то, касающемся вещей, выходящих за пределы набора наших концептуализированных идей, мы впадаем в панику. Мы боимся собственной неуверенности и пытаемся заполнить образовавшуюся пустоту чем-то другим. Это «что-то другое» – обычно какое-то философское убеждение, а в данном случае – вера в тайну. Мы весьма ревностно, как голодающие, разыскиваем пустоту, заглядывая в каждый темный угол, стараемся обнаружить ее, но находим только какие-то крошки – и ничего больше. Крайне таинственный факт – пока мы будем продолжать искать ответ, выраженный в понятиях, всегда будут существовать области тайны, причем сама тайна будет лишь еще одной формой понятия.
Являемся ли мы этерналистами, нигилистами или атомистами, мы постоянно предполагаем, что существует какая-то «тайна», нечто такое, чего мы не знаем; смысл жизни, происхождение вселенной, ключ к счастью. Мы боремся, чтобы раскрыть эту тайну, стараемся сделаться человеком, который знает ее, обладает ею; мы называем ее «Богом», «душой», «атманом», «брахманом», «шуньята» и тому подобными именами. Разумеется, подход мадхьямика к реальности не таков; хотя ранние школы буддизма хинаяны в какой-то степени попали в эту ловушку, и потому их подход считается истинным лишь частично.
Подход хинаяны к реальности видит великую тайну в непостоянстве; то, что рождено, должно измениться и умереть, Однако мы не в состоянии видеть непостоянство само по себе, мы видим только его проявление в формах. Таким образом, последователи хинаяны описывают вселенную в виде атомов, существующих в пространстве, и мгновений, существующих во времени. Как таковые, они являются отдельными элементами бытия, так что последователи хинаяны выступают в качестве атомистов-плюралистов. В хинаяне эквивалентом шуньята является понимание преходящего и несубстанционального характера формы; поэтому в практике хинаяны медитация является двойственной; это созерцание многих аспектов непостоянства в процессах рождения, роста, распада и смерти и детальные их описания; это также практика внимательности, которая видит непостоянство событий в психической жизни. Архат созерцает события психической жизни и материальные предметы – и начинает видеть их как мгновенные и атомарные события. Таким образом он открывает, что постоянной субстанции или какой-нибудь вещи как таковой не существует. Ошибочность этого подхода проявляется в концептуализации существования взаимосвязанных, объективно реальных элементов, существование «этого» во взаимоотношении с «тем».
Мы можем увидеть эти мировоззрения (этернализм, нигилизм и атомистический плюрализм) почти во всех главных философиях и религиях мира. С точки зрения школы мадхьямика, эти три вида заблуждений в понимании реальности, по существу, неизбежны, пока мы не ищем ответа на предлагаемый вопрос, пока мы стремимся исследовать гак называемую «тайну» жизни. Вера во что-то – это просто способ наклеивать на тайну ярлык, И вот йогачара. философская школа махаяны, пытается найти ее единство с феноменальным миром.
Главный упор школа йогачара делает на эпистемологию ( Философский термин, употребляемый для обозначения теории познания.). Для этой школы тайной является разум, то. что познает. Йогачарины разрешили тайну, постулируя неразделимый союз разума и явлений. Таким образом, нет познающего индивида, скорее все является «самопознанием». Существует только «один ум», который йогачары называют «самосветящимся познанием»; как мысли, гак и эмоции, как люди, гак и деревья суть его аспекты. Следовательно, это школа не напрасно получила в традиционной литературе название «читта-матра»; т.е. школа «одного лишь ума».
Школа йогачара была первой школой буддийской мысли, которая имела целью преодолеть разделение между познающим и познаваемым. Ее приверженцы объясняю! заблуждение и страдание как возникающие вследствие ошибочной убежденности в существовании познающего индивида. Если человек верит в то, что он знает мир, тогда единый ум представляется ему расколотым на части, хотя в действительности его ясная поверхность только загрязнена. Заблуждающийся человек чувствует, что у него возникают мысли о внешних явлениях, что он реагирует на них,– и он захвачен ситуацией постоянного действия и противодействия. Просветленный человек понимает, что мысли и эмоции с одной стороны, и так называемый внешний мир с другой,– оба являются «игрой ума». Итак, просветленная личность не захвачена двойственностью субъекта и объекта, внутреннего и внешнего, познающего и познаваемого, «я» и «другого». Все оказывается самопознанием.
Однако Нагарджуна оспаривает положение йога-чаринов «один лишь ум» и фактически подвергает полному сомнению даже само существование этого «ума». Он изучил двенадцать томов писаний «Праджняпарамита», которые появились после второго поворота «колеса дхармы» Будды, т.е. учение среднего периода его жизни. Выводы Нагарджуны суммированы в принципе «непривязанности», который является главным принципом школы мадхьямика. Он говорит, что любой взгляд можно опровергнуть и что не следует останавливаться на каком-то одном ответе или описании реальности, крайнем или умеренном, включая понятие «один лить ум». Даже назвать таким ответом сам принцип непривязанности было бы заблуждением, потому что нельзя привязываться к непривязанности. Путь Нагарджуны был нефилософским путем – вообще не был какой-то формой философии. Сам Нагарджуна говорил: «Мудрый должен пребывать в серединном пути».
Философия мадхьямика представляет собой критический разбор теории йогачаринов о том, что все является «аспектом ума». Мадхьямика приводит следующий довод. Для того, чтобы утверждать, что все существующее – это лишь игра ума. должен существовать так же и кто-то, наблюдающий этот ум, познающий этот ум, кто-то, удостоверяющий его существование. Следовательно, главное положение школы йогачара г. необходимостью является аргументом в пользу наличия такого наблюдателя. Но. согласно собственной философии йогачаринов, согласно философии «самосветящегося познания», субъективные мысли о каком-то объекте ведут к заблуждению, поскольку не существует ни объекта, ни субъекта, а имеется только один ум, частью которого будет и наблюдатель. Поэтому утверждать, что этот единый ум существует, невозможно. Подобно физическому глазу, самосветящееся познание не может увидеть самое себя – точно так же. как лезвие не в состоянии рассечь себя. По собственному допущению йогачаринов, нет никого, кто знал бы, что единый ум существует.
Что же тогда мы можем сказать относительно ума, или реальности? Поскольку нет никого, кто воспринял бы ум, или реальность, само понятие существования в виде «вещей» и «формы» ошибочно; нет реальности, нет того, кто воспринимает реальность; нет мыслей, проистекающих из восприятия реальности. И если мы устранили это предварительное мнение о существование ума и реальности, тогда ситуации возникают во всей ясности, как они есть. Нет никого, кто должен наблюдать, никого, кто должен что-то познавать. Реальность просто есть, и как раз это подразумевает термин «шуньята». Благодаря таком) прозрению устранен наблюдатель, который отделяет нас от мира.