Трускиновская Далия. Чумная экспедиция

   – Да разве ж у толпы зрячая ярость бывает? - горестно пошутил граф. - Уймись, Петр Дмитриевич. Нельзя позволять черни думать, будто Москва может безнаказанно убивать митрополитов. Слава Богу, у нас есть власть и закон.
   – Не трать речей, Григорий Григорьевич. Убийц сыскать невозможно, - сказал Волков. - Убила митрополита толпа. И тут же понеслась гулеванить, пить, безобразничать, а потом глядь - и нет толпы. Есть отдельные жалкие людишки, сами не разумеющие, до чего допились и во что ввязались.
   – Судить толпу тоже невозможно. А карать толпу… - Еропкин вздохнул. - Она уже получила от меня залп картечи.
   – Пусть благодарят, что малой кровью обошлись! - выпалил Орлов. - Убийц искать будем и найдем!
   Архаров, слушая это, прекрасно графа понимал. Как усмирять Москву - граф еще не ведал, а вот наказание убийц - дело понятное, и его проще всего провозгласить сейчас главным.
   – Ты бы еще подсказал, граф, как искать убийц в здешних чумных трущобах? - возразил Волков. - Да и не велела государыня строго карать. Чуму истреблять велела. Да и еще - они, убийцы, здешнему обывателю свои, родненькие, кто брат, кто сват, ты же, граф, чужой. И люди твои - чужие. А здешние - запятнаны, все батогов боятся. Потому будут упираться до последнего.
   – Стало быть, и не тронь? Для чего же мне государыня губернаторские полномочия дала? - граф начал закипать.
   – В Москве с начала бунта подвоз провианта был прекращен, народ зол. Мрут - по тысяче в день! Куда везти больных - сами не знаем! - возвысил голос Еропкин. - Несколько больниц разгромлено, врачи убиты! А ты - сыскать убийц, которые, поди, уже на смертном одре вельзевулу душу отдают! Да и кто станет искать?
   – А кто должен?!
   Еропкин невольно усмехнулся.
   – Должна-то полиция. Да только какой с нее ныне спрос? В Москве сегодня полиции, считай, нет. Кто уцелел - те на заставах, охраняют, чтобы чумные по всей России не разбежались. Ну, коли больницы разгромлены - как ты полагаешь?… Полицейских драгун на посылках двадцать человек быть должно - где они? На съезжих дворах хорошо ежели по два, по три человека обретается, и те нос высунуть боятся. А всего-то тех дворов на Москву - дюжина.
   – Нет, стало быть, у нас полиции, - подытожил Волков. - И обер-полицмейстера нет. Господин Юшков изволил к себе в подмосковную укатить, все дела бросив…
   – Нет - так будет, - хмуро сказал Орлов. - Дмитрий Васильевич, ты меня знаешь. Уж коли мне что на ум взбрело…
   – До сей поры с людьми дело имел, а не с чумой, сударь, - ответил Волков.
   – Чума да толпа! - воскликнул граф. - Другого кого стращайте! Против чумы я целый обоз докторов приволок. А с толпой разберусь - знаете, как?
   Он достал из кармана монету, согнул пальцами и бросил на стол.
   Волков и Еропкин переглянулись.
   Архаров ждал, что Еропкин тут же разогнет монету, но генерал-поручик не пожелал на ребячий лад мериться силенкой.
   – Я более против обывателя не ходок. Довольно с меня той картечи, - сказал он. - Я два дня с коня не сходил, где стычка - туда и скакал, просил, уговаривал… Меня государыня за ту картечь по головке не погладит…
   – А мне с поветрием управиться велено. Тебе же, граф, погасить бунт. И вспомни, государыня никогда и ни от кого не требовала невозможного. Ты же за несбыточным погнался, - Волков усмехнулся. - Ничего, утро вечера мудренее.
   Орлов, не ответив, повернулся и пошел в другой конец столовой, к офицерам.
   – Горяч граф не в меру, - сказал тихонько Еропкин.
   – Это он, Петр Дмитрич, не от горячности, а государынину благосклонность вернуть хочет, - так же тихо ответил Волков. - Вы тут, в Москве, поди, не знаете, - охладела к нему матушка Екатерина, а точнее… устала она от него. Утомил. И все более от него отдаляется.
   – Вон оно что… А ведь долго при государыне продержался… Десять лет, кабы не более…
   – И повенчаться с ней желал, да не вышло…
   – Ну, у него свой резон, у нас - свой, - подвел итог Еропкин. - Нам государыню под венец не вести, нам бы кашу эту чумную расхлебать - и за то Господа возблагодарим…
   Орлов, понятное дело, этих речей не слышал.
   Он смотрел на своих офицеров - измайловцев, семеновцев, преображенцев, конногвардейцев. И они на него смотрели. Ждали приказа. А как прикажешь дворянам заниматься сыском?
   – Такое дело, братцы, - сказал наконец граф. - Кто возьмется сыскать убийц митрополита?
   Никто не вызвался.
   Бредихин чуть подтолкнул Архарова, сие означало: к тебе граф примеряется, подай голос. Архаров упрямо молчал.
   – Так, - сказал Орлов. - Чины, стало быть, и мое благоволение побоку, более в них никто не нуждается.
   – Мы офицеры, а тут сыщики нужны, - сказал измайловец Петр Фомин. - Возьмемся, да и загубим дело.
   – Сыщиков у меня тут нет, а убийц изловить надобно. Архаров, что молчишь? Я тебя знаю, ты хитрый. Мне уж ведомо, как ты в полку вора ловил. Давай-ка попробуй, благословясь, - приказал граф.
   К тому и шло, подумал Архаров, к тому и шло…
   – Так то фураж воровали и на сторону продавали, - ответил он. - Овес и сено, там большого ума не надобно…
   – Сам знаю, что с фуражом куда как проще было… А надо. Толпа должна знать, что и на нее управа есть. Чтобы сто раз мужик подумал, прежде чем в толпу замешаться!
   – Так-то так, ваше сиятельство, - вроде бы согласился Архаров. - Да только этому делу не обучен.
   – Вот тебе мое слово - полковником станешь.
   – Или полковник, или покойник, - огрызнулся Архаров, глядя при этом на запыленные округлые носки своих сапог.
   – А коли таков мой приказ?
   – Приказ - иное дело.
   Он невольно выпрямил спину, несколько выпятил живот, придал себе осанку офицера, готового выслушать и ретиво исполнять любую дурь.
   – Силком тебя в полковники тащу, - Орлов как-то нехорошо усмехнулся. - Бери в помощь кого считаешь нужным и ищи душегубов.
   Архаров ждал, что будут еще какие-то обещания, но граф развернулся и пошел к Еропкину с Волковым.
   Сделалось обидно. Не слишком, но все же… С капитан-поручиком следовало бы обходиться не столь кратко.
   – Чего надулся, как мышь на крупу? - спросил Бредихин. - Было бы тебе ведомо, что и при государе Петре Алексеевиче преображенцы сыском занимались.
   – Я древней истории не знаю, - буркнул Архаров.
   – Я тебе почитаю, коли уцелею, - пообещал Матвей. - а граф к тебе неспроста привязался. Его сиятельство полагает, будто ты по глазам о человеке судить выучился.
   – Ну и что глаза?
   – А ты, сударь, на всякого так глядишь, словно бы спросить желаешь: а не обокрал ли ты намедни, добрый человек, церковь Божию? А коли обокрал - верни оклады с образов, не то последних зубов лишишься!
   – Точно, Николаша, - подтвердил Левушка. - Именно так ты и глядишь.
   – Шли бы вы оба… - Архаров вздохнул и завершил мудреным словом: - Фи-зи-ог-но-мисты!
   «Физиогномисты» переглянулись - им показалось забавным насупленное архаровское лицо. Но более ничего не сказали.
   Он скинул с плеч молодецкую осанку, вздохнул, побрел к окну. За окном в полной черноте, отражающей смутную суету в столовой, вспыхивали и носились огни: солдаты ладили бивак.
   Архаров вспомнил, как летели из толпы камни, и забеспокоился. Следовало убедиться, что солдаты размещены в хорошем месте и безопасны от возможного нападения. Подлая чернь вряд ли осмелилась бы штурмовать Головинский дворец, как штурмовала Кремль, но чтобы совершить дурацкую вылазку - довольно десятка отчаянных голов и ведра водки.
   – Пойдешь со мной, Тучков, - сказал он и прибавил завидной длительности слово, заученное еще смолоду: - На ре-ког-нос-ци-ровку!
   Вокруг Головинского дворца был огромный и запущенный парк. В сумраке он казался совершенно бесконечным. Виднелись черные остовы больших оранжерей, белели статуи на постаментах. Часть этого сада, что ближе к лугу, уже заняли белые палатки гвардейцев. Горели костры, перекликались люди. Архаров решил обойти бивак и убедиться, что часовые выставлены и способов навредить солдатам нет.
   Они с Левушкой, взяв фонарь, обошли обозные телеги, но прямая дорога привела к каким-то загибающимся аллейкам, и преображенцы не сразу сообразили, что дефилируют вокруг необъятной клумбы, а лишь на третьем круге. Потом они невольно забрели в большой боскет, где стояли почти истлевшие, когда-то крашеные под бронзу деревянные скамейки.
   – Тут бы все расчистить, беседки заново построить, - рассуждал Левушка, - дорожки для верховых прогулок по краю пустить, самое модное московское гулянье тут бы было… Осторожно, Николаша, опять мостик. Вот ведь накопали канав!
   – Тебе бы все про гулянье, - проворчал Архаров, весьма недоверчиво глядя на трухлявый мост с кружевными перильцами. - Другое тебе на ночь глядя в этой сырости на ум нейдет? Сейчас опять пойдешь про монастырок сказки сказывать…
   – Неужели ты, Николаша, вовсе не чувствуешь прекрасного? - горестно спросил Левушка.
   – Я чувствую, что этими буреломами любой подлец ко дворцу незаметно подобраться может, вот что я чувствую! А его сиятельство такой у нас разгильдяй, что, должно быть, и о караулах распорядиться забыл. Нас ведь ни один часовой не окликнул. Как бестолковые приказы отдавать - так он со всей охотой! А как разумный приказ отдать - так ему и в ум нейдет…
   – Его сиятельство тебе добра желает, - осторожно намекнул Левушка.
   – Добра! Еще бы граф мне велел луну с неба достать…
   – А вон она, луна, - заметил Левушка, подняв голову. - Полнолуние ныне…
   И запел на заунывный мотив:
   – Уже со мраком нощи простерлась тишина, выходит из-за рощи печальная луна…
   Но его звонкий молодой голос не заглушил шороха, какой бывает, когда человек идет по толстому слою опавшей листвы.
   – Стой! - заорал Архаров. - Стой, сволочь, не то убью!
   И во всю прыть, а бегал он при нужде довольно быстро, кинулся по дорожке туда, где мелькнула тень.
   – Господи благослови! - Левушка быстро перекрестился, выхватил шпагу и побежал следом.
   Погоня была недолгой - никто и не пытался удрать.
   Архаров подскочил к остолбеневшему человеку с ведерком в руке и схватил его за плечо.
   – Кто таков?! Для чего по ночам у дворца слоняешься?!
   – Да живу я тут, сударь мой, - миролюбиво отвечал беззубым невнятным голоском пойманный старичок. - Смотритель я здешний. А ты, сударь, должно, из петербужских, что сегодня понаехали?
   – Смотритель? А как звать?
   – Афанасием Федоровым звать. Я тут, при дворце, уже тридцать лет состою. Да не тряси ты меня, сударь! Вон уж чулки у меня мокрые…
   – С чего у тебя, дядя, чулки мокрые? - удивился Архаров.
   – Вода из ведра плещется.
   – А в ведре что?
   – Рыбка. Тут большие рыбные пруды остались, я хожу, верши ставлю, а то и с удой посижу…
   В доказательство дядя Афанасий предъявил ведро.
   – Точно, плещется что-то, - подтвердил, заглянув, Левушка.
   – Ну так пойду я? - спросил смотритель.
   – Погоди. Тридцать лет, говоришь? Так ты, дядя, тут все закоулки обшарил.
   – Не без того, - подтвердил смотритель. - А чего надобно?
   – А проведи-ка ты нас по парку, покажи, где он кончается и крепка ли ограда.
   – А на что она? - удивился смотритель. - Чего отсюда воровать? Беседку какую трухлявую разве разобрать на дрова?
   – Веди, веди! - приказал Архаров. - Я тебя знаю, ты сам на ту беседку охотников до дармовых дров навел и с того малость поживился.
   – Батюшки мои! - воскликнул, ужаснувшись, смотритель. - Да кто ж тебе, сударь мой, донести успел?
   – А по роже видно, - недоумевая, чему тут удивляться, отвечал Архаров.
   – А граф-то, выходит, сам догадался, - тихонько сказал Левушка. И усмехнулся. Он понял: то, что в полку сослуживцы уже давно приметили, Орлов открыл для себя самостоятельно по каким-то случайным признакам и обстоятельствам. И, пожалуй, когда решил взять Архарова в Москву, именно эту его особенность неведомо для чего имел в виду.
   Старый смотритель искренне обрадовался слушателям.
   – А велик ли сад - точно не скажу, я его, сударики мои, не мерил. А знаю я вот что - как меня сюда определили, в тот же год были большие посадки. Две тысячи лип из князя Урусова вотчины привезли и рассадили, а шпалерным деревцам и вовсе несть числа. Потом ильмы, ясени везли, клены, орешника - великое множество, деревянных фигур золоченых зверского образа… да вот одно диво уцелело, глядите…
   – Черта с два тут углядишь. Лев, что ли? - спросил привычный к каменным и деревянным львам Архаров.
   – Срамно сказать - а как если бы мужик львицу того… Рожа бабья, титечки бабьи, лапы с когтями, тулово львиное. И вот таких по всему саду понатыкали.
   – Сфинкс! - на весь парк завопил Левушка. - Николаша, вот те крест - сфинкс!
   И кинулся ощупывать срамное животное.
   – Уймись, Тучков, нам еще за теплицами пройти надо, за прудами, - сказал Архаров.
   Но Левушка разыгрался. Когда за поворотом аллейки обозначилась круглая поляна, посреди которой на невысоком постаменте стояла попорченная временем и непогодой белая голая фигура со всеми дамскими признаками, он полез к той фигуре ростом мериться и обниматься. Насилу Архаров согнал его с постамента. Пошли далее.
   – Вон там был у нас Летний Анненгоф, вон старый фундамент, дворец когда еще сгорел, никак не разберут, а вон там - люстгауз.
   – Какой гауз? - спросил сохранивший туманные воспоминания о немецком языке Архаров.
   – Люст, то бишь увеселительный дом.
   – Что ж у вас тут такая путаница? Как если бы без всякого плана парк разбивали, - заметил Левушка.
   – Так разные люди разбивали. Тут ведь несколько парков в один соединили, и каждый - на свой лад, - объяснил смотритель. - Зато нигде более вы таких прудов, как у нас, не сыщете! И Крестовый пруд у нас с каскадами, и Нижний пруд с каскадами, и где Анненгоф, на большой протоке тоже каскады. А какие партеры у Нижнего пруда! Острова с беседками - не хуже чем в столице… да только обветшало все…
   Он вздохнул.
   Архаров вертел головой, пытаясь определить, куда их завел этот провожатый. Ему важно было знать, где тут проложены привычные для обывателей дороги. Когда ехали ко дворцу - колонна шла прямо через парк. А он хотел понять, откуда ждать опасности.
   – А там уж, за прудом, и Яуза, - наконец показал рукой смотритель. - Дорога вдоль нее идет. Там вон - военный гошпиталь, где главным - господин Шафонский, тезка мой. От гошпиталя тоже дорога есть. Там, служители сказывали, еще год назад чумная язва объявилась, да только господин Шафонский тут же ее распознал. Сразу ворота на запор, весь гошпиталь в дыму! Тогда-то удержали… А вон в той стороне - Кремль. Ну, довольно с тебя, сударь?
   – Довольно, да не совсем, - сказал Архаров. - Не нравится мне все это… Сфинксов понаставили, а об охране не подумали.
   – Да от кого тут охранять? Меня все знают, да и я всех знаю, воровать, опять же, из парка нечего, вон голые девки стоят - и никто на них не польстился…
   – А вон там кто пробирается? - вдруг спросил Архаров, услышав шорох листвы.
   – А это истопник Сенька к девкам бегать повадился, его дело молодое, - беззаботно отвечал дядя Афанасий.
   – Окликни его, - приказал Архаров, подобравшись. - Не нравится мне твой Сенька…
   В чем была причина неприязни - он и сам не знал. Возможно, беспутному Сеньке следовало показаться, поклониться, позволить себя опознать… да и какие девки, когда во дворце такая суматоха и каждая пара рук на счету?
   – Так тебе- то что, сударь? Главное, чтобы девкам нравился! - возразил смотритель.
   – Окликай, говорю. Он там не один.
   – Сенька, паскудник! - неожиданно пронзительно завопил дядя Афанасий. - Подь сюды!
   Тот, кого заметил Архаров, кинулся бежать, и тут оказалось, что он действительно не один.
   – Стоять! - заорал Архаров и помчался в погоню, Левушка, норовя поменьше размахивать фонарем, - за ним.
   – Ахти мне!… - пробормотал пораженный смотритель. - Снова нам гореть… Пойти пожитки увязать поскорее…
   И, ни о чем более не беспокоясь, поспешил ко дворцу - стараясь, впрочем, не слишком расплескивать воду из ведерка.
   Архаров и Левушка, пробежав какими-то закоулками и едва с разбега не влетев в пруд, остановились, сопя.
   – Ты заметил, куда мерзавцы делись? - спросил Архаров.
   – Вроде туда поскакали…
   – Эх, надо было деду сказать - тревогу бы поднимал… - и Архаров побежал в указанном направлении.
   Очевидно, те, за кем они гнались, знали такое место, где ограда у сада отсутствовала напрочь. Архаров и Левушка сами не поняли, как оказались на дороге.
   Выскочив из кустов, они чуть не налетели на долгую фуру мортусов. На сей раз фура была пуста, один негодяй в черном балахоне с дырками для глаз сидел на облучке, двое - рядом, свесив ноги. И был у них небольшой тусклый фонарь на шесте - чтобы все их издали видели и дорогу уступали.
   Лошади шли таким неторопливым шагом, что их бы и брюхатая баба обогнала.
   – Эй, братцы, не видели - тут люди не пробегали? - обратился к мортусам Архаров.
   Ответа не было.
   – Тут никто не пробегал? - спросил и Левушка.
   Мортусы словно оглохли.
   – Вот суки! - с тем Архаров схватил под уздцы и остановил лошадь.
   – Не балуйся, барин, - деловито прогудело из-под маски. - Пусти чуму. Не то пристанет зараза - не отмоешься.
   – Ты мне ответь, так и пущу, не то отведаешь кулака, - спокойно сказал Архаров.
   Мортус замахнулся кнутом, Архаров неожиданно ловко увернулся и, перехватив плетеный ремешок, выдернул кнут и тут же сломал о колено.
   – Я тебя научу, как на офицера замахиваться! - крикнул он. - Последний раз добром спрашиваю - не пробегал ли кто?
   – А чуме начхать, кто ты, офицер или парашник, - отвечал другой мортус, соскакивая и повернулся к Левушке. - Баринок, уйми старшего. Рассержусь - не обрадуется.
   У этого голос был звонок, выдавал молодость, норовящую прикинуться зрелостью.
   – Да вы бы ответили и дальше ехали, а с ним не связывались, - сказал на это Левушка. - Кулак у него тяжелый.
   – Не тяжеле моего, - задиристо заметил мортус.
   – Ну, подходи, - позволил Архаров.
   При всей своей рассудительности и подозрительности, сейчас он хотел драться. То ли погоня разгорячила ему кровь, то ли таким образом желало выплеснуться недовольство графом Орловым, он не знал и докапываться не желал.
   Он умел выкидывать из головы лишние мысли, чтобы в бою ими не смущаться, а довериться своему телу, своим рукам, своим чугунным кулакам. Так оно, по наблюдениям многих лет, было всего вернее. Чем меньше размышлений - тем стремительнее и точнее удар.
   – Не лезь, Федька! Талыгай! - одернул товарища сидевший на краю фуры и до того молчавший мортус. - Верши, преображенец…
   – А чуме начхать - талыгай или маз. Ну, кто тут на чуму? Нам, негодяям, терять нечего, мы последние деньки догуливаем! - выкрикнул мортус Федька. - Хоть на прощанье потешу душеньку! Подходи, чего встал!
   – Николаша, не смей! - Левушка попытался удержать Архарова, но отлетел в сторону.
   – А ты балахон сними, биться будет сподручнее, - посоветовал Архаров.
   – Сниму - а ты меня потом по харе узнаешь?
   – Архаров, он же зачумленный! - Левушка, переложив фонарь в левую руку, правой кое-как выхватил шпагу.
   – Ничего, Матвей меня в уксусе искупает!
   Началась драка.
   Это был не тот известный в Европе кулачный бой, который особо чтила Англия - и навязала всему свету. Это было нечто иное - с мощными скрутами, дающими силу удару, с кулаками, бьющими сверху, с широкими замахами, с ударами хлесткими, когда в ход пускается обух кулака. И Архаров, с виду тяжеловатый и неловкий, как всегда, оказал себя быстрым и уверенным бойцом. Мортус, пропустив несколько ударов, очень скоро перешел к обороне.
   – Федька, будет! - крикнули ему. - Чего ты связался?
   – Ну нет! - крикнул Федька. - Меня еще никто не укладывал!
   – Смуряк, - сказал, спрыгивая с телеги, кучер - высокий плечистый мортус, и подхватил длинную палку, на конце которой был железный крюк. - Отойди, баринок, я их разниму.
   Но вежливость была притворной ему хотелось лишь занять выгодную позицию. Резко толкнув Левушку палкой в живот, от чего преображенец попятился и сел, мортус зацепил крюком Архарова за плечо и развернул так, что офицер попал под Федькин удар.
   Он отшатнулся, резко развернув стан, но кулаком его все же задело по скуле. И тут же мортус замахнулся своим дрыном на Федьку:
   – Стрема! Ухляем! Не то тут и останешься!
   – Стой! Стой! - закричал, вскочив, Левушка. Но третий из мортусов, спрыгнув с фуры, пошел на него, растопырив руки и шутовски приплясывая.
   – А вот обнимемся, а вот приголублю! - глумливо выкликал он тонким, истинно бабьим голосом. - Что, сударик, не любишь чумы? А вот она я, раскрасавица чума!
   Левушка попятился.
   Трое мортусов сошлись вместе - одинаковые в своих масках и балахонах, и понять, который Федька, было уже невозможно.
   Архаров стоял перед ними, сжав кулаки.
   – Николаша, против троих - не бой! Они нас палками забьют! - закричал Левушка.
   – Сам вижу! - отвечал Архаров. - Пусть убираются, чума на их дурные головы. Все равно мы подлецов уже проворонили.
   И отступил на несколько шагов.
   Лицо у него было - лучше близко не подходить…
   – Ну хоть отпугнули, сегодня уже не сунутся, - осторожно сказал Левушка.
   – Дуракам закон не писан. Пошли, Тучков… да не жмись ко мне, дурак!…
   Архаров прямым, насколько это было возможно в темном и незнакомом парке, путем отправился искать Матвея.
   Когда оказались во дворце, выслал Левушку вперед - задавать вопросы. Тот от архаровских предосторожностей несколько растерялся и уже сам старался держаться подальше от старшего товарища.
   – Они прекрасно видели, кто там убегал, и не выдали. Стало быть, заодно, - говорил Архаров. - А есть еще и такая вероятность - это они сами и были. Долго ли накинуть балахон? И поди знай, кто там под ним угнездился…
   – Вот тут, кажись, Матвей Ильич квартирует, с докторами, - сказал Левушка. Архаров постучал в дверь. И неоднократно.
   – Кого надобно? - наконец осведомился сварливый голос.
   – Доктора Воробьева к нам кликни, - велел Архаров.
   – Спит Воробьев.
   – Буди. Скажи - по графа Орлова распоряжению.
   – Нехорошо, Николаша, - заметил Левушка.
   – А я не соврал - граф изволил приказать мне брать в помощь, кого считаю нужным.
   Дверь приоткрылась, появилась заспанная рожа Матвея.
   – А-а, это ты, Архаров? Какого черта пожаловать изволил?
   – Осмотри меня, Матвей, как положено. Не подцепил ли я заразы.
   – Где ж ты ее, сударь, сподобился подцепить?
   – Да вот вышли с Левушкой воздухом подышать, разговорец один имели…
   Матвей высунулся побольше и повернулся к Левушке.
   – Ну-ка. вьюнош, докладывай, как было!
   – Да он с негодяями задрался, - честно признался Левушка.
   – С мортусами, что ли?
   – С ними.
   Тут Матвей исчез, а дверь перед самым носом Архарова захлопнулась.
   – Мать честная, Богородица лесная! - воскликнул Архаров. - Матвей, отворяй! Не то дверь вынесу вместе с косяками!
   – Отойди, - раздался голос. - На три шага!
   – Ну, отошел.
   Дверь приоткрылась и появилась насаженная на палку большая мокрая тряпица.
   – Бери, обтирайся! - велел Матвей. - Руки, харю, шею! Погоди! Пусть сперва Левка оботрется.
   Левушка потянул носом и отшатнулся.
   – Уксус! Да еще какой злоедучий!
   – А ты думал, я вас в розовой водице искупаю! Пойдите в уголок, разденьтесь, хоть по пояс оботритесь, идолы. А до того я к вам и близко не подойду.
   – Черт с тобой, - сказал Архаров. - Коли так надо…
   – Могу над костром еще подвесить и в навозном дыму прокоптить, - любезно пообещал Матвей.
   – Экая дрянь! - не унимался Левушка. - Теперь еще надо придумать, где переночевать. Нас с таким благоуханием Бредихин с Медведевым на порог не пустят!
   – Моли Бога, чтобы одним благоуханием обошлось! - велел, чуть высунувшись, Матвей. - С другой стороны, к тебе, Николашка, теперь ни один клоп близко не сунется, не говоря уж о блохах и тараканах. И прекрасный пол недели две за версту обходить будет.
   – Да я сам его первый обойду, - буркнул Архаров. - Ты только его сиятельство графа Орлова не вздумай этой дрянью поливать. Тогда государыня и вовсе его на порог не пустит.
 

* * *

 
   Граф Орлов крепко вбил в свою красивую и упрямую голову, что Архаров, выследив воров, продававших на сторону полковой овес, с той же легкостью выловит убийц митрополита. Потому вызвал к себе разом его и майора Сидорова.
   – Расскажи ему все, что про это дело известно, - велел майору. Сам тоже остался послушать. Но у Архарова была иная забота - ночная стычка с наглыми мортусами.
   Они втроем устроились на дворцовой террасе, с видом на бивак. Графу принесли кресло, Архарову и Сидорову - стулья. Не обошлось без угощения, которое для Сидорова было тем более необходимо, что ночью он вовсю знакомился с гвардейцами и на радостях, что его, полицейского драгуна, приняли в такую знатную компанию, несколько перестарался.
   На балюстраде между креслом и стульями стоял зеленый стеклянный штоф, рядом - чарки, тут же едва удерживалась миска с закуской - хлебом, нарезанной ломтями солониной и столь полезными с утра солеными огурцами.
   Орлов только успел пригубить чарку, как тут же его отыскали - для какого-то важного дела звал к себе Еропкин.
   Граф ушел, пустое кресло осталось. Стояло на солнышке, словно грелось. И в какой-то мере заменяло собой графскую особу.
   – Нет, мортусов изловить никак невозможно, - сказал майор. - Да и какой прок? Этих закатаем - кто другой найдется покойников возить? Да и сдается, не мортусы то были, балахон нацепить всякий может, зная, что к мортусу ни одна душа близко не сунется.