Трускиновская Далия. Хранитель клада

   Ключи? Это интересно. Если дура знает какие-то приемы работы с ключами, надо их выпытать…
   - Ну и зачем я их разбрасывала? - спросила она.
   - Вам же при зазыве злые духи помогали. Так если чего не получится и придется убегать, чтобы их отвлечь. Пока они будут ключи собирать, вы успеете выскочить и дверь закрестить! Что, не так?
   Не то, не то, подумал я, при чем тут злые духи? Ключи разбрасывают, скорее всего, чтобы подманить другие ключи. Есть ключи-мужчины и ключи-женщины, но это не каждый видит.
   Ключ от моего сундучка - мужчина, значит, приманивать его нужно на женщину. Я уже собрал целую связку, но женщин там - всего две… Однако если она станет разбрасывать ключи, то они приобретут магические свойства, и их души станут моими. Ключики эти будут мои, мои, мне их нужно прибрать к рукам…
   - Все так… - печально согласилась дура. - А, если не секрет, как вас зовут?
   - Лизой меня зовут. Вы не бойтесь, я вперед заплачу!
   - Да я не этого боюсь!
   - Так я же за все отвечаю! Хотите - бумагу подпишу? Что всю ответственность беру на себя?
   - Ну и кому мы предъявим эту бумагу? Черту с рогами?
   Я прямо испытал чувство благодарности к моей дуре - а чувство это и в телесной жизни крайне редко меня посещало. Она, сама того не зная, спасала сейчас меня и мой сундучок.
   - Вы просто не понимаете, как это для меня важно! - воскликнула Лиза. - Послушайте, вы тоже женщина, вы тоже кого-то любите! И вдруг он погибает!
   - Да ну вас! - дура даже руками на нее замахала.
   - Машенька, я не могу без него! Я должна его еще раз увидеть! Мне ведь даже проститься с ним не дали! Меня из дому не выпустили, заперли, сволочи! Я чуть в окно не выбросилась! Машенька, ну, что вам стоит? Вы же умеете! Я деньги принесла - вот, пятьсот гринов!
   - Пятьсот гринов? - переспросила дура.
   Пятьсот гринов! То есть долларов, баксов или как там еще зовут эти зеленые бумажки! Ровно столько, сколько нужно, чтобы откупиться от Анжелы. И я понял, что беда неотвратима. Нужно было что-то предпринять… что-то срочно предпринять…
   - Машенька, если вы хоть когда-либо, хоть кого-либо любили - помогите мне! - умоляла Лиза. - Видите - на коленях прошу, Машенька, я люблю его, я больше не могу без него, мне бы хоть увидеть!..
   Дальше Лиза уже не могла говорить, она рыдала, обнимая мою дуру за колени. Адура, естественно, в полной панике гладила ее по плечам.
   - Ну, девочка, ну, успокойся, на могилку сходи, там поплачь, полегчает, - бормотала она. - Давай мы сейчас холодной водичкой умоемся, а то глазки будут красненькие, давай вставай, пойдем умоемся, что уж теперь плакать…
   Лиза, оторвавшись от ее колен, полезла в сумочку, расчетливо брошенную на пол совсем рядом, достала банкноты и выложила их на стол.
   - Тут пятьсот! Можете проверить! Нужно будет - еще достану! Только одну минуту, всего минуту! Я ему должна сказать, понимаете? Очень важное!
   И опять улеглась на колени к дуре, прижавшись щекой к золотым загогулинам на черном платье.
   Она знала, как нужно обращаться с дурами! А я вот не знал, как спасти свое имущество. Если они тут устроют этот самый зазыв с того света и приманят какую-то злоехидную сущность, плохо мне придется. Я бы охотно достал из сундучка талер или даже два, золото всегда в цене, но я не мог открыть свой любезный сундучок. Я мог только охранять его - пока не отыщется подходящий ключ.
   - Ну, скажете, скажете, все вы ему скажете… - совершенно забыв об опасности, произнесла наконец дура.
   И вдруг задумалась.
   На ее лице я и впрямь прочитал необычайную мысленную работу. Она пыталась придумать, как бы выставить Лизу - но чтобы ее доллары остались лежать на столе…
   - Помогите мне, а то я тоже уйду! Мы на шестом этаже живем, это просто! - пригрозила Лиза.
   Такая женщина и должна грозить самоубийством, любовь к театральным затеям дурного тона у нее в глазах светится.
   - Ой, мама дорогая… - прошептала моя дура. Ну конечно, это должно было на нее подействовать.
   А вот дальше было уже любопытно - дура повела шантажистку в туалет, плеснуть холодной водой в заплаканные глазки, а в салоне вдруг оказался Бурый. Я сам перемещаюсь беззвучно, не касаясь пола, но он, кажется, двигался еще быстрее меня - когда я обернулся, он уже стоял у стола и изучал доллары. Он проводил пальцем по банкнотам и сличал какие-то буквы с номерами. Судя по тому, как он кивал, деньги были настоящие. А я вот так и не привык к бумажным деньгам. Это вам не золотой талер. Какое время - такие и денежки.
   Из туалета вышла моя дура и увидела Бурого с долларами в руке.
   - Положите обратно, это пока не ваше, - тихо, но очень строптиво сказала она.
   - Соглашайся, пока дают, - ответил Бурый.
   - Не могу. Чтобы это сделать, знаете, какая сила нужна?
   - У тебя же диплом.
   - Боюсь! Как вы не понимаете? Это же не дурочкам про женихов врать! Это… это…
   - Это жених с того света, - подсказал я. Но она и сама это знала. Они говорили тихо, очень тихо, чтобы Лиза не услышала. А она
   все не выходила - и я стал понимать ее игру. Она хотела, чтобы мужчина, которого она сочла приятелем гадалки, повлиял на ту и уговорил взяться за работу.
   - Соглашайся, тебе говорят. Чего тут бояться? Свет потушишь, полотенце в углу повесишь, ну?
   - Не могу. Это не дура Верка. Верка своего спросить хотела, куда ключ от дачного гаража подевал. У нее в гараже банки с огурцами и помидорами остались. Только у него там и заботы, что гаражные ключи!
   - Сама ты дура, - сказал я. - Ключи - это главное! Ключики мои, драгоценненькие…
   - Тогда выбирай. Или ты соглашаешься, вызываешь ей, кого она хочет, и возвращаешь моей хозяйке пятьсот гринов, или пеняй на себя. Я если что сказал - делаю. У тебя дом, хозяйство, дочка. Ничего этого не будет. Если откажешься.
   - Сумасшедший!
   Бурый не умел говорить выразительно. Слова были сами по себе, а голос и лицо - сами по себе. Но волнение им овладело неподдельное.
   - Ей нужно помочь, понимаешь? Не понимаешь… У меня дружка убили, вдова осталась, Наташка. С сыном. Тоже на тот свет просилась… - вдруг он схватил мою дуру за плечи и дважды основательно встряхнул. - Ты дура или притворяешься?!
   - П-п-притворяюсь! - выкрикнула она. - Пусти, козел!
   - Ты ей поможешь, поняла? - не разжимая пальцев, приказал Бурый. - Пусть она этого своего еще раз увидит!
   - Я не сумею! Это только у сильных магов получается!
   - У тебя диплом! Дура замотала головой.
   Я всегда подозревал, что с этим дипломом что-то не так, уж больно он был пестрый.
   Отпустив дуру, Бурый полез во внутренний карман куртки и достал черное портмоне.
   - Вот, еще двести сверху. Соглашайся! Упрашивать не стану.
   - Да там же одна ошибка - и все, и с концами!
   - Вот еще стольник.
   Дура моя глядела на деньги с ужасом - как будто увидела их впервые в жизни, или боялась, что они превратятся в мохнатых гусениц, или вообще ожидала от прикосновения к бумажкам смерти скорой и беспощадной. Я понадеялся было, что в кои-то веки дурь окажется на пользу нам обоим, но просчитался.
   - Восемьсот! За день! Соглашайся, Маша. Когда ты еще столько заработаешь?
   Ни-ког-да! И она сама понимала, что такие дни бывают только раз в жизни. Однако ее наконец прошибло - она заговорила, буквально дрожа от страха:
   - Ты просто не представляешь, что это такое… У нас одна девчонка от ужаса с ума сошла! Тоже сдуру зазыв с того света делала! Такая вся крутая! Одна! Утром не выходит и не выходит! Мы - туда, а она голая ползает, вся поцарапанная! Вот ты скажи - кто ее ободрал?! Я тебя спрашиваю - кто ее ободрал!
   Если в бане зазыв делали - то банник ободрал, он когтистый. Их немного осталось, но они злые. А может, ей тот покойником прикинулся, кто не к ночи будь помянут. Всякое бывает, и дура моя права - нечего подманивать сущности, которые вооружены не только когтями.
   Но Бурый слушать не желал про ободранную девчонку и не на шутку разволновался. Надо же, подумал я, вот где добрая душа-то скрывалась, вспомнил покойного друга, пожалел сумасбродку Лизу… Мне, пожалуй, этого не дано и вспомнить-то некого.
   И вот сейчас эта добрая душа устроит мне преогромную гадость!
   Помощь явилась, откуда не ждали. Огромный дед с примотанным к пиджаку тазом завершил прогулку и прибыл в салон - так большая баржа неторопливо заходит в гавань, и все мелкие суда расступаются, давая ей место. Плавал я, плавал дважды, сопровождая груз льна и пеньки, говорю же - молодость провел неплохо…
   - Я пива попил, вроде меньше сифонить стало, - сообщил дед. Маша кинулась к нему, как библейский отец к вернувшемуся
   блудному сыну, может, и в объятия бы схватила, если бы не таз.
   - Проходите, садитесь! Чайку, кофейку? И даже кресло потащила ему навстречу.
   - Не могу, шаечка в брюхо врезается, - задумчиво молвил дед.
   - Давайте отвяжем!
   - Так сифонит же. Шаечка жестяная и дух во мне удерживает. А так он весь выйдет в дырку и - кранты.
   Встав поближе к деду и словно бы находясь под его защитой, моя дура насколько могла сурово обратилась к Бурому:
   - Извините, у меня прием клиентов. Я не могу заниматься цели-тельством при посторонних.
   - Еще двести, вместе тыща, - ответил на это Бурый. - Ну, помоги ты ей! Ты не человек, что ли?
   - А ты у нас, выходит, человек?
   Только тут из туалета вышла Лиза, промокая платочком лицо. Бурый смутился и отступил, он отвернулся к зодиаку и вообще сделал вид, будто он некий предмет мебели.
   - Ну вот, я успокоилась, - начала было Лиза.
   Моя дура схватила деда под руку и даже, кажется, прижалась к нему.
   - Извините, Лизонька, ко мне клиент по записи пришел, мне нужно с ним работать.
   - Так я подожду. Я сколько нужно буду ждать!
   - Ну, я прошу вас! - взмолилась моя дура. - У меня клиент, у клиента проблема! Его из поликлиники погнали! Врачи, называется! Садитесь, сейчас я вам помогу.
   - Тыща сто, - прошипел Бурый, не поворачиваясь.
   - Столько у меня при себе нет, - сказал дед.
   - Ну и хорошо, что нет! - весело воскликнула дура. - Я много не беру! Сотенки хватит! Рублей! Идите сюда, присядьте хоть на краешек. Вы кто по знаку зодиака?
   - Пенсионер. Так вперед, что ли, платить?
   - Нет, что вы, только по результату! Я с вас порчу сниму, здоровье вам поправлю…
   - И чтоб не сифонило.
   - И только тогда заплатите, сколько можете! Извините, я уже работаю. Я не могу исцелять при посторонних.
   Она держалась за деда мертвой хваткой. Я даже похвалил ее - дура дурой, а вот ведь проснулся умишко!
   - Вы хотите моей смерти? - звенящим голоском спросила Лиза.
   - Я хочу помочь вот этому человеку. Он мой пациент! Официальная медицина от него отвернулась, денег на дорогую частную клинику у него нет!..
   - Как это нет? - удивился пациент. - У меня пенсия! Вот, сколько скажете - столько и заплачу…
   И начал вытаскивать из каких-то прорех зеленые доллары. Набрав пачечку, он выровнял ее и шлепнул на стол.
   Тем временем Бурый совершал какой-то странный маневр - он перемещался лицом к стене, стараясь не попасть никому на глаза.
   - Опять баксы… - прошептала потрясенная дура.
   - Не нравится? Схожу поменяю.
   Дед, взяв пачечку, направился было к двери, но дура повисла на нем, как черт на сухой вербе.
   - Никаких поменяю! Я вас лечить буду!
   Тут Бурый незаметно и совершенно бесшумно проскользнул в туалет.
   Мне это сильно не понравилось. Конечно, я могу принять свои меры… Но сперва неплохо бы понять, что он затеял!
   - А как же я? - еле сдерживая рыдания, спросила Лиза. Моя дура набиралась разума не по дням, а по часам.
   - Радость моя, вы сейчас разволновались, пойдите погуляйте, потом придете, спокойненько все обсудим, может, до чего и договоримся.
   - Во сколько?
   - Я раньше чем за два часа не управлюсь, - подумав, сказала бывшая дура, а ныне - почти умница. Нельзя же называть дурой женщину, которая помогает мне спасти заветный сундучок.
   - Хорошо, я приду, - кротко пообещала Лиза.
   Я мог спорить на два талера, что она, вернувшись, обнаружит запертую дверь и бумажку «Салон по техническим причинам закрыт».
   - И давно сифонит? - деловито спросила моя дура подозрительного деда.
   - С первой мировой.
   Она не удивилась, не ужаснулась. Я заметил: первый признак глупости - отсутствие интереса к истории. Дед мог бы преспокойно сказать, что дырка у него осталась с франко-прусской войны, и для моей дуры это бы тоже сошло.
   - И только сейчас пришли? - преспокойно полюбопытствовала она. - Знаете, клиент, если у вас столько лет сифонило - и ничего, то, наверное, вам так надо. Карма у вас такая. Чтобы сифонило. Сейчас порчу с вас сниму, карму вам почищу, и это… магическую защиту поставлю. Оберег-то есть.
   Она достала из холодильника яйцо и разбила его в стакан. Потом развернула деда спиной к себе, а чашку поставила у его ног.
   - Это для чего?
   - Порчу снимать буду. Сорок осиновых веток ломать. Осины, правда, в городе не достать, но я читала - спички тоже годятся, их из осины делают.
   Она отыскала коробок и отсчитала на столе сорок спичек.
   - И что, не будет сифонить? - с сомнением спросил странный дед.
   - Дырка затянется. Не сразу, но затянется. Стойте спокойно, клиент. А то яйцо опрокинете. Ну, начинаем.
   Несколько секунд она помолчала, собираясь с духом. Я устроился на табурете поудобнее - никогда не видел, как снимают порчу спичками. Дверь туалета приоткрылась, в щели возник глаз Бурого - ему тоже было очень интересно.
   Наконец моя дура вздохнула, выдохнула, всем видом показала, что впала в священный транс, и затянула нараспев, ходя при этом вокруг деда и бросая ему под ноги разломанные спички:
   - Червяк в земле, камень в золе, лицо в зеркале! Яйцо в гнезде, крест на стене, порча не на мне, Божьей рабе Марье, не на рабе… Клиент, как вас по имени?
   - Вла-ди-лен, - внятно и с большим самоуважением ответил дед.
   - Владимир Ильич Ленин. Тогда она опять заголосила:
   - Порча не на мне, рабе Владилене, не в его руках, не в его ногах, не в головах, не на груди, не спереди, не сзади…
   - Дырка у меня вот тут, - попытался подсказать дед. - И сифонит.
   Но она пребывала в творческом экстазе.
   - Не он отпет, не в нем сто бед, нет в нем лиха, у покойного в сердце тихо…
   Тебе бы такое «тихо», подумал я. Вот как раз у тех, кто жив после смерти, тревог и хлопот поболее, чем у вас, пребывающих в плоти телесной! Взять хотя бы меня. Сижу и беспокоюсь, не собьют ли тебя, дуру мою, с толку Лиза и Бурый, не уговорят ли сделать проклятый зазыв с того света!
   - А в груди раба Владилена сердце бейся, кровь по жилам лейся!
   - возгласила она торжественно. Возможно, действительно верила в свои затеи.
   - И дырка! - напомнил дед.
   Я бы на ее месте послал этого деда известным мужским образом. Но она старательно показывала, что пребывает в целительском магическом трансе, и потому не могла отвлекаться.
   - И дырка - заткнись! - приказала она. - Как я, Марья, ветки эти ломаю, к ногам раба Владилена кидаю, так я и делом своим, и словом своим порчу снимаю!
   Она принялась выписывать руками перед дедовым лицом всевозможные вензеля, плюнула направо и налево, подхватила чашку с яйцом и с криком «аминь, аминь!» кинулась к туалету. Там и столкнулась с Бурым. Но ей это сгоряча не показалось странным.
   - Пустите, я порчу на яйцо свела, его в унитаз надо! - закричала дура и скрылась в туалете.
   Порчу на яйца не сводят, а напускают. Я хорошо помню. Это была ее очередная глупость - и я все равно не мог спорить. Оставалось промолчать. Странно было, что дед тоже молчит, не напоминая больше про свою дырку.
   Спустив яйцо в унитаз и вымыв чашку с порошком, дура моя несколько успокоилась и тут лишь сообразила, что Бурому в туалете - не место. Но вспомнить, когда именно он исчез, она не могла. И потому спросила прямо:
   - Погодите, а вы откуда взялись?
   - Интересно было, остался, - так же прямо ответил Бурый. - Ну что, батя, как дырка?
   Дура моя сразу всполошилась:
   - Клиент, не уходите, сеанс еще не окончен, я вам обереги поставлю, потом карты раскину на прогноз лечения!
   Дед молчал.
   Он вообще был монументален, а теперь и лицо стало совершенно каменным. Я бы не удивился, если бы он помер и остался стоять, как памятник самому себе - дед был именно из той породы, которая на это способна.
   - Ой… - сказала дура, которой, кажется, пришла в голову эта же самая мысль. Бурый - и тот забеспокоился.
   - Батя, ты чего? - позвал он. - Подай голос!
   Дура кинулась к деду, заглянула ему в лицо, а дальше была целая пантомима: она протянула к его щеке палец, прикоснуться побоялась, отдернула, и так три раза подряд, прежде чем додумалась завопить:
   - Ой, мама дорогая! Он помер!
   - Ты чего, сдурела? - спросил Бурый.
   Судя по спокойствию, ему приходилось иметь дело с разнообразными покойниками. Теперь взялся за дело он - подошел, постучал по жестяному тазику, прислушался, заглянул деду в тупые буркалы, помахал рукой перед лицом, прислушался к дыханию и наконец оттянул веко.
   - Ну что? - прошептала дура.
   - Да он вроде спит…
   - Как это - спит? Не может он спать!
   - Да спит же!
   - Так разбудить надо!
   - Ты усыпила - ты и буди.
   - А как?
   Она устремилась к столу на колесах, вытащила папки, вывалила истрепанные листки и тетрадки, порылась в них, вряд ли понимая, что там написано. И наконец замерла в полной растерянности, а потом произнесла так, словно все, обещанное Апокалипсисом, явилось в наш подвал разом:
   - Мы этого на курсах не проходили!..
   Тут даже мне стало жаль бедную дурочку. Она стояла, опустив руки, такая беззащитная, такая потерянная!.. Если бы я не знал женщин, то сейчас пролил бы слезу умиления над моей дурой. Они не проходили! Так говорят маленькие девочки, искренне полагая, что незнание способно оправдать человека, а меж тем был у меня судебный процесс, где вся склока разгорелась именно вокруг возможности или невозможности для обвиняемого знать определенные обстоятельства…
   Я неожиданно для себя погрузился в то воспоминание и упустил некий важный миг.
   Когда я опомнился, Бурый уже стоял возле нее, лицом к лицу, и держал ее за плечи.
   - Дурочка ты моя… - тихо сказал Бурый.
   А она сама, сама прижалась к нему, как прижимается натворившая глупостей женщина к своему сильному, умному, непобедимому мужчине! Сама! К этому бревну неотесанному!
   - Сделай что-нибудь, я его боюсь, - зашептала она, - он совсем спятил, дырка, говорит, дырка…
   - Да все будет хорошо, проснется и уберется, ну? Какая ты у меня дурочка…
   И он начал ее целовать, сперва - в лоб и висок, потом - в губы.
   А она… она ему ответила… этому громиле! Этому тупому чудовищу! Тьфу! Глаза б мои не глядели!
   Сидел, сидел, молчал, молчал, смотрел, таращился - высмотрел мою дуру! А она тут же и повисла у него на шее! Постыдилась бы - вон дед того и гляди проснется!
   Выживать, выживать скорее, пока эта развратная парочка не натворила дел. Ловко он прибрал к рукам мою дуру, ох, ловко… Какое он имел право?! Пришел, потаращился - и схватил в охапку! Ну разве не последняя сволочь?..
   Я должен их отсюда выжить!
   В конце концов, это моя дура!
   Я собрался с силами и запустил в стену электрическим чайником, потом - коробкой с картами. Деду это не помешало спать, а дуре и Бурому - целоваться. Я застонал от бессилия… ведь уговорит, теперь уж точно уговорит!..
   Как легко, оказывается, было справиться с моей дурой…
   Я ушел, я слонялся по всему дому, я рычал и бил кулаками в стены. Кулаки проваливались и попадали непонятно куда. Я понимал одно - от дуры пора избавляться раз и навсегда. Она развлекала меня, да, не спорю, я охотно смотрел на ее проказы… но сейчас…
   Когда я вернулся, они уже ушли. Деда я заметил не сразу. Бурый уложил его на пол и прикрыл плотной скатертью - чтобы дед не простудился.
   Я сел на свой табурет и, глядя на часы, дешевый будильник, стоявший на столе среди дурацких фигурок, камушков и свечек, думал - вот сейчас они наверняка поехали к нему домой, к ней нельзя, у нее взрослая дочка, матери от дочек такие дела скрывают. Потом она явится к себе как ни в чем не бывало и начнет готовить ужин. Прошло время ужина - и я, глядя на часы, думал, что сейчас моя дура ложится спать и блаженно растягивается на постели - приятно измученная и безмерно довольная, отложив все попечение о Лизе и ее затеях до утра…
   Мне показалось странным, что Лиза не вернулась в подвал, чтобы договориться о церемонии зазыва с того света. Хотелось верить в лучшее, в мои-то годы, и я придумал, что она встретила умных людей, которые отговорили ее от этой блажи, или набрела на другой салон, где ее радостно приняли и обещали обслужить в наилучшем виде. Я утешал себя так - а сам помнил, что бродил по дому довольно долго, она вполне могла вернуться, и моя дура, млея в объятиях Бурого, назначила ей время этого мерзкого сеанса.
   Давно мне уже не было так скверно.
   Если я не придумаю, как их отсюда выставить, говорил я себе, они своими глупостями подманят какую-нибудь зловредную сущность. Говорил, говорил - и договорился! Мне сразу полегчало. Я понял, как с ними справиться! Я понял, как спасти драгоценный сундучок.
   Заодно я бы навеки отвадил мою дуру от доморощенной бестолковой магии.
   Все было именно так, как я и думал - Бурый уговорил ее вызвать для Лизы мертвого жениха или кем там этот господин ей приходился. Бурый стал ее хозяином, он уладил скандал с Анжелой, он уже заведовал всеми ее покупками!
   На следующий день они примчались вдвоем, стали двигать мебель, умчались, дура вернулась, и сразу же Лиза привезла фотографию. Маша велела ей раздеться и надеть длинную белую рубаху, потом отвела в конуру с массажной кушеткой и приказала лежать тихо, не говоря ни слова.
   - А скажешь хоть слово - все пропало, и он никогда больше не вернется, - пригрозила она. Лиза только кивала и смотрела огромными сумасшедшими глазами прямо в глаза моей дуре.
   - Вот видишь, я ставлю на столик его фотку, рядом стакан воды, накрываю хлебом, - все это моя дура проделала с неимоверной торжественностью. - Всякое может случиться - ты, если чего, сбивай стакан и хлеб на пол, а я буду молитву читать!
   Лиза с мычанием указала на дедовы ноги.
   - Что-нибудь придумаем! - пообещала дура. - Вытащим его, старого черта… Только бы не помер… Ну, идем, я тебя уложу.
   Они втиснулись в конурку.
   Я был готов. Я облачился нужным образом. Если они будут проделывать свои дурацкие ритуалы перед столиком - замечательно! Там как раз очень удобное для моей выдумки место.
   Вошел Бурый с большой сумкой. Оглядел салон, покосился на дедовы ноги. И вдруг улыбнулся. Его улыбка мне не понравилась. Я успокоил себя тем, что больше эту парочку никогда не увижу. Вспомнил, кстати, как недавно пели на улице: «Это есть наш последний и решительный бой!» Именно так. Я дам им бой.
   Это мой дом. Им тут больше не быть.
   Из каморки вышла моя дура и плотно прикрыла дверь.
   - Тише говори, - предупредила она любовника. - Ей нужно сосредоточиться и представлять себе его таким, как при жизни, все вспомнить, как говорил, как ходил…
   - Что еще требуется? - перебил он.
   - Сорок свечек.
   - Принес. Еще ты три метра черной ткани велела купить. Купил. Их куда?
   Она заглянула в тетрадку.
   - Тут написано - закрыть тканью портрет покойного.
   - Так он же формата девять на одиннадцать. В шесть слоев, что ли?
   - Ой, ну что я за дура! Нужно было его с самого начала закрывать! Я все перепутала!
   Я только вздохнул. Я-то с ней два месяца промучился, а ему все эти радости еще предстоят!
   - Не вопи, - одернул ее Бурый. - Ну, перепутала и перепутала.
   - Ничего у нас не выйдет. Дух не захочет приходить. Еще и этот!
   Дура показала пальцем на дедовы ноги.
   - Сказал же - ночью вынесу и положу на трамвайной остановке.
   - А если он и там не проснется?
   - Значит, такая его судьба.
   - Ты его хоть в холл вытащи, - жалобно попросила дура. - А то нехорошо. При постороннем духов не вызывают.
   - Так он же все равно спит… - сказал Бурый, которому вовсе не улыбалось тащить куда-то эту восьмипудовую тушу.
   - Тебе трудно, что ли? А если мы об него споткнемся? И все коту под хвост!
   Дура остается дурой. Я видел, что ей очень не хочется проводить опасный обряд. И тем не менее она требовала от любовника, чтобы он убрал помеху в проведении обряда. Или я окончательно забыл, что делает с женщинами мужская ласка, или до сих пор не знал всей глубины дурости моей дуры.
   - Вот это - аргумент, - согласился Бурый.
   Он подхватил деда под мышки и поволок в прихожую, а дура, нагнувшись, семенила следом, пытаясь подхватить дедовы ноги. Потом она подобрала скатерть и хорошенько укутала лежащего на полу деда.
   - Умница. Теперь его даже не видно.
   От похвалы она просто расцвела. Должно быть, мою дуру очень редко хвалили. И тут же ей показалось, что теперь мужчину можно брать голыми руками. В мое время девиц хоть учили действовать исподтишка, а этой никто никогда не говорил, что нужно выждать подходящий момент. Возможно, она была не так уж виновата в своей глупости…
   - Нет, все не так, все не так! Все неправильно! - воскликнула она, не боясь, что Лиза в каморке ее услышит. - Никакой дух не явится, зря ты все это затеял.
   - Ни фига, выманим! - сказал Бурый и пустил в ход испытанное средство - обнял дуру и стал целовать. Она к нему прижалась и на несколько минут все забыла, но потом, к величайшему моему удивлению, все же вспомнила.
   - Может, не надо, а? Это же прямая дорога в дурдом.
   - Да что ты заладила - дурдом, дурдом! Не получится - значит, не судьба. Девчонку жалко! Знаешь, как это - когда не простилась? Вот у нас Наташка такая была, мужа убили, без нее похоронили, она рассказывала - во-первых, кошмары снились, во-вторых, муж во сне ругался, а она еще перед тем как-то по-глупому налево сходила…