Скорее бы перехватили, что ли, обреченно подумал он, скорее бы перехватили…
   Но никто не заступал дорогу с автоматами, никто не стрелял по колесам, не кричал в рупор, чтобы выходили по одному. И через несколько минут, миновав силосные башни, микроавтобус проехал по узкой шоссейке и уперся в решетчатые железные ворота – одни из запасных, непонятно для чего понатыканных по периметру ограды аэродрома. Возле ворот торчала заброшенная будка, через которую при желании можно было проникнуть вовнутрь.
   – Приехали! – воскликнул Жорка. – Руслан, мы готовы.
   – К чему готовы?
   – Ты нас веди, ладно? – попросил Макс. – Мы же не знаем, где этот самый накопитель.
   – Значит, я должен вас вести на верную смерть? – спросил Руслан. – Ведь террористы не знают, что вы идете к ним на помощь. Или знают?
   – Ничего они не знают! – крикнул Эмиль. – Вот именно поэтому…
   – …мы должны им помочь, – закончил Макс. – Ренатка, иди сюда, давай руку. Вот опять потеряешься – кучу времени потратим…
   Руслан тянул, сколько мог, но обещанной помощи все не было. Вдруг его осенило – засада подготовлена на территории аэродрома. Детей перехватят, когда они пойдут пешком, вот что! Мысль была разумна, и он похвалил себя, что додумался до такого простого решения.
   Дверь будки не поддалась – она открывалась наружу. Руслан нашел в салоне микроавтобуса, в куче всяких нужных железок, трос, думал, что удастся оторвать разве что мощную дверную ручку, но повезло – в несколько осторожных рывков машина выдернула эту дверь, и дети кинулись в будку.
   Он понадеялся было, что дети бросятся к накопителю и забудут о нем – не вышло. Они ждали его, они с двух сторон взяли его за руки и пошли цепочкой, сперва по сырой траве, потом набрели на бетонированную дорожку, слишком узкую, чтобы идти в ряд, пришлось клином.
   Все это смахивало на дурной сон, симптом какой-то гнусной болезни.
   Руслан первым вышел на большую взлетно-посадочную полосу. Вышел примерно в середине ее. Один конец таял во тьме, другой вел к светлой башне накопителя. Теперь цепочка могла вытянуться, как полагается.
   Полоса освещалась бледными фонариками, снопиками идущего из-под земли света, от снопика до снопика – метров десять, не больше…
   – Идем, – сказал Макс. – Ты не думай, мы не боимся. Когда ты нас ведешь – нам не страшно. Идем!
   И тут раздались выстрелы.
   Руслан, таща за собой детей, кинулся прочь с освещенной полосы.
   – Ты куда?! Не надо! – кричал крепко прихваченный за руку Ренатик.
   Руслан не соображал – соображения не осталось. Он не мог бы объяснить, как вышло, что он сбил несколько малышей с ног, а сам рухнул сверху, раскинув руки, словно стараясь спрятать детей между собой и землей.
   Даже если это были живые ходячие бомбы… все равно же это были дети… а остальное – потом, потом…
   Рассудок очнулся, заработал, и вдруг до Руслана дошло – стреляют не здесь, не по нему, не по мальчишкам. Он встал на колени и поворачивался, прислушиваясь. Вдали, у накопителя, что-то орали в рупор. Руслан удивился – как близко удалось подойти к башне, это парламентеры, что ли?
   – Пойдем, – сказал Жорка. – Они там не справятся и все испортят.
   – Кто не справится, братья? – устало спросил Руслан.
   – Да нет же… Пойдем, ты нас веди, а мы там поймем, что делать.
   – Никуда вы не пойдете, там стреляют.
   – Ну и что? – удивился Макс. – Это как раз ерунда. Ты просто не знаешь.
   – Чего я не знаю? Что вас пули не трогают?
   – А они должны нас трогать? – подал голос Ренатик, растиравший слишком сильно сжатую руку.
   – Пойдем, ты все увидишь, – настаивал Макс. – Жорка, объясни ему, у тебя лучше получается.
   – Тут не объяснить, тут нужно просто взяться за руки, – сказал Жорка. – Он все почувствует и поведет нас.
   – Да брались за руки, ни хрена я не почувствовал! – выкрикнул Руслан.
   – Значит, надо еще раз, – сказал кто-то из детей.
   И они поднялись с земли, они окружили Руслана, они взяли его с двух сторон за руки и опять, цепочкой, вышли на взлетно-посадочную полосу.
   Где-то слева шла перестрелка, от здания аэропорта раздавалось карканье рупора.
   А они шли к приземистой башне накопителя, и Руслан понемногу успокаивался, и вдруг до него дошло: пули действительно не тронут…
* * *
   Он не знал, когда появились эти люди.
   Спиной он ощутил, что за ним идут не только мальчишки.
   Тех, незримых было двое или трое. Он даже услышал голоса, но оборачиваться не стал. Он боялся нарушить то цельное чувство, которое заполнило его изнутри, не оставив места страху, сомнениям и уж тем более – попыткам выкрутиться и отвертеться.
   Вместе с мальчишками он подошел вплотную к накопителю.
   – Братья! – крикнул Макс. – Выходите! Мы пришли за вами!
   Казалось бы, ничего глупее и представить было невозможно. Засевшие в накопителе террористы могли ответить на такой призыв только стрельбой. Но они не стреляли.
   – Ты знаешь, где тут выход? – спросил Жорка.
   – Вон там, – Руслан показал. Действительно, снаружи трудно было понять, которая из стеклянных светлых плоскостей – дверь.
   – Осталось совсем немного, они уже слышат нас, – сообщил с левого фланка Ренатик.
   – Ага! Они уже ничего не понимают! – воскликнул Эмиль.
   – Сейчас поймут, – со взрослой иронией добавил Макс. – Руслан, ты должен провести нас туда, в накопитель, но так, чтобы мы все держались за руки.
   – Тогда надо перестроиться. Я пойду не в середине, а первым.
   Похоже, он был прав, когда докладывал по «горячему» телефону, что дети ввели его в транс. В нормальном состоянии психики человек не идет под пули с таким спокойствием, будто возвращается домой после трудного, но продуктивного дня.
   За дверью стояла черная фигурка без лица. Именно такими видел Руслан террористов на телеэкранах и газетных снимках.
   Дверь работала, кажется, на фотоэлементах, а сейчас ее заблокировали. Руслан подошел к самому стеклу. Черный человечек, невысокий, словно подросток, подошел с другой стороны. В опущенной руке он держал автомат. Пол в нижнем холле накопителя был все же выше, чем грунт аэродрома, и потому Руслан смотрел на террориста глаза в глаза. Вдруг он понял, что это женщина.
   Он уперся рукой в дверь, стараясь погнать ее плоскость вбок. Черная фигурка повторила движение. Вдвоем они справились с тяжеленным пластом пулеустойчивого стекла.
   И между ними не осталось ничего.
   – Сестра? – спросил Жорка. – Ты не бойся, слышишь? Давай сюда эту дрянь.
   Он взял из рук женщины автомат… и тут Руслан понял, что сошел с ума, давно сошел с ума…
   Черный металл весь пошел пузырями, вскипел в руке у Жорки и обвалился серыми хлопьями, раздался стук – на каменный пол посыпались какие-то мелкие детали и патроны.
   – Вот и все, – сказал Жорка. – Ребята, пошли!
   И дети, оставив Руслана, неторопливо, по одному проникли в накопитель.
   – Ты их все-таки привел, – услышал Руслан и повернулся.
   Мужчин в камуфле было трое.
   – Это транс, вы же понимаете, они каким-то образом ввели меня в транс…
   – Да ладно тебе, какого черта ты оправдываешься? – спросил тот из мужчин, что постарше. – Отойдем-ка, у нас для тебя хорошая новость.
   – Ты начни сначала, – посоветовал другой. – Может, он действительно в трансе. Тогда ж ни хрена не поймет.
   – Я в трансе, – повторил Руслан.
   – Нет, друг, это кое-что иное. Пойдем, присядь… – пожилой мужчина достал из 4кармана плоскую флягу и стал отвинчивать крышку.
   – Это транс, – повторил Руслан. – Я никуда не уйду, там дети, они меня держат… Я не виноват…
   Его прошибла крупная дрожь.
   – Отходняк у него, – заметил младший из мужчин и вдруг, повернувшись, замахал рукой.
   К подножию башни подкатила машина скорой помощи. И тут же из накопителя вышли двое. Макс вел за руку плечистого мужчину – уже без чепчика и маски. Лицо было растерянное – лицо человека, который лег спать дома, а проснулся в незнакомой местности, явно на другой планете.
   – Видишь, Руслан? А ты боялся! – сказал Макс. – Главное было – отвязать их от оружия.
   – Очень четко подмечено, – вместо Руслана ответил пожилой мужчина. – Тот, кто замкнул все их мысли и чувства на оружии, был далеко не дурак.
   И Руслан увидел стол. Тот самый длинный стол, где лежала бутафория для квазиков. Все эти кучи старых журналов и фотографий, а сбоку – гора оружия, разноцветного – для самых маленьких, почти настоящего – для детсадовцев и подростков…
   Дети по одному выводили из накопителя обезоруженных террористов. Их тут же увозили врачи. И уже бежали по прозрачному коридору в башню санитары с носилками – у кого-то из заложников не выдержало сердце.
   – Пойдем, – велел Руслану пожилой мужчина. – Надо же тебе один раз понять, что тут творится. А то так и помрешь специалистом узкого профиля. Давай знакомиться, что ли. Я – Путилин, известная фамилия, правда? Звать – Николаем…
* * *
   На краю летного поля был настоящий военный лагерь, стояли бээмпешки и еще какой-то непонятный мирному человеку Руслану транспорт.
   Спецназовцы, которые так и не понадобились, кучковались в сторонке, но не расслаблялись – они не верили, что все кончится так просто.
   – Значит, Урук-Басай? – уточнил Путилин. – И кто бы догадался сунуть туда нос?! Вон их куда запрятали…
   – Разве вы не знали, что там база отдыха «Мнемозины»? – спросил Руслан.
   – Знали, конечно, только не думали, что у этих крокодилов хватит наглости… Ну, как, вылезаешь из своего транса? Тогда слушай.
   Он начал рассказывать то, что Руслан и так уже понемногу начал конструировать в своем воображении. Он говорил о детях, которые сперва просто удивляли взрослых – они не боялись оружия, а вот оружие их боялось; о детях, которые могли подойти к пьяному ублюдку и без лишних слов отобрать у него ствол; о детях, появление которых нарушало не только законы природы, что оказалось не так уж страшно, но устоявшийся порядок, однако это бы еще полбеды, а беда – что они сами в плохих руках могли стать оружием…
   Он говорил о том, что эти дети сами не осознавали своей тайны, но время от времени говорили такое, что делалось ясно: их память ждет только сигнала, и тогда станет ясно, зачем они пришли в этот мир. И об ученых он говорил, которые наворачивали всякой терминологии, однако к пониманию не приблизились ни на шаг. И о других ученых – которые по уже известным Руслану методикам переписывали память подростков, воспитывая из них безжалостных бойцов. И о сообразительных гражданах одного формально дружественного, а на деле – кто его разберет, государства, которые вдруг ни с того ни с сего начали финансировать новорожденную «Мнемозину».
   – Ситуация с детьми, которым подсадили ваши квазики, зашла в тупик – когда они оказались вместе, они начали вспоминать. В них хотели вытравить идею и оставить одни функции. Функции серьезные, не спорю, несколько таких мальчиков могут остановить дивизию десантников. В итоге образы подсаженной памяти наложились на те установки, которые оказались в них неистребимы. Например – ждать явления некой силы, что призовет их к действию. Похоже, они сделали тебя носителем этой силы, а, Руслан? Они бы и без тебя справились, но ты был им необходим на более высоком уровне, чем взрослый дядька с кулаками. Понимаешь, ты этой ночью был им отцом… А с отцом ничего не страшно и все возможно, – немного смущенно объяснил Путилин.
   – Хорош отец… – буркнул Руслан.
   – Переделать их уже невозможно, они осознали себя лучше, чем хотелось бы хозяевам «Мнемозины». И тогда сделали ставку на самых маленьких, полугодовалых… понял ты наконец?
   – Тестирование! – заорал Руслан. – Ты что-то знаешь? Так говори же, что ты замолчал?!
   – Узник совести – предлог, террористам с самого начала был нужен именно самолет. Чтобы в последнюю минуту, буквально на ходу, погрузить в него семнадцать малышей. Их уже доставили к дальнему краю аэродрома, но мы успели вовремя.
   – Гарибчик!
   – Пока ты спасал свою дюжину, другие отбивали у этих сволочей твоего Гарибчика, – сказал Путилин. – Несколько человек мы потеряли, двух малышей уже не имело смысла забирать… Но остальные – целы!
   И тут Руслану стало стыдно.
   Это был настоящий стыд, неподдельный стыд, стыд крупного помола и несравненной едкости.
   Спасал!…
   Звонил по «горячему» телефону и умолял избавить его от взрывоопасных детей!
   И тут же они возникли – все двенадцать.
   Они подбежали, как всякие нормальнве дети, похвастаться своими успехами, но одно то, как они при виде Путилина притормозили, сказало Руслану о его воинском звании и богатой биографии больше, чем любая анкета.
   Впрочем, ненадолго притормозили – тут же окружили Руслана, всем видом показывая, что никому его не отдадут.
   – Это он нас сюда привел! – первой заявила девочка.
   – Он вел нас всю ночь! – гордо сказал Ренатик и, как родной, повис на его руке.
   – Да знаю я, знаю, – ответил Путилин. – Никто у вас его не отнимает.
   Руслан смотрел в землю.
   Он ведь даже не запомнил, как кого из них зовут.
   Дети были готовы защищать его – человека, который фактически их предал. Предательство не было доведено до конца по не зависящим от этого человека причинам. А если бы на пустой дороге, что вела мимо силосных башен к аэродрому, машину остановили бы и детей увели – этот человек вздохнул бы с большим облегчением. И всю жизнь знал бы, что совершил доброе дело – избавил человечество от люжины маленьких самоходных бомб…
   Он никогда не думал, что совесть – такая болезненная штука.
   – Бери своего сына и вези его домой, – распорядился Путилин. – я дам тебе машину с шофером. Мать там, наверно, уже с ума сходит. А потом тебя доставят к ребятишкам.
   – Нет, – сказал Руслан. – Я останусь дома.
   – Ты, конечно, можешь остаться дома… – Путилин вздохнул. – В конце концов, твоему сыну нужен отец. Но, знаешь ли, этим ребятам тоже…
   – Я не могу быть их отцом.
   – Боишься ответственности?
   Руслан вспомнил, как дети требовали «Веди нас!», и кивнул.
   – Врешь ты. И правильно делаешь, что врешь, – вдруг сказал Путилин. – Это ты из-за звонка по «горячему» телефону, мы его перехватили. А с тобой связаться, извини, не смогли. Кто же знал, что ты вспомнишь ту раздолбанную колею за силосными башнями?
   – А если знаешь – чего спрашиваешь?
   Путилин хмыкнул и промолчал.
   Дети притихли.
   Он хочет принять разумное решение, думал Руслан, с одной стороны, ему ясно, что я просто не смогу быть рядом с этими детьми, с другой, дети все еще за меня держатся, и он, скорее всего, изобретает вранье, чтобы избавить их от такого сомнительного лидера… ну почему им никто другой не подвернулся, более сильный, более стойкий, более подходящий?… Почему этот груз судьба навьючила на человека, который в жизни – как цветок в проруби, болтается от края к краю, а если чего и натворит – то разве что с перепугу?… Никого лучше не нашлось?…
   – Через пару дней эта суета кончится, – неожиданно жестко сказал Путилин, и стало ясно, что он имеет в виду «Мнемозину». – А когда вся эта суета кончится, мы отвезем тебя с детьми в тихое место, мы доставим туда аппаратуру из «Мнемозины». Молчи, не спорь! Они выбрали тебя – и против этого не попрешь. Такого, какой есть! И хватит тебе нянчиться со своей совестью! Ты еще грохнись на колени и завопи на весь аэродром: Господи, как я низко пал! Так, да?
   Злость вскипела в этом человеке внезапно – и хватила через край, и обдала ледяной пеной.
   – А знаешь, какой тебе будет голос с неба? «Пал? Эка невидаль! Пал – ну так и подымайся!» Так что ты будешь работать с ними, ты будешь добывать из их памяти то, чего не удалось стереть, ты восстановишь все цепочки… И ты напишешь для них настоящую память, в которой будет только правда, понял? Ты же профессионал, золотое перо. Тебе они расскажут то, чего не расскажут мне.
   – Правда из кусочков и обломков? – спросил Руслан. – Этого слишком мало даже для золотого пера.
   – Не так уж мало этих кусочков и обломков, если они – здесь и сейчас, – Путилин показал на мальчишек. – И ты заметь – это не я тебя сейчас держу, это они тебя не пускают. Ты, главное, не бойся. Это будет очень неожиданная правда, но, кажется, мы уже готовы к тому, чтобы ее принять.
   – Похоже на то, – тихо ответил Руслан.
   Рига, 2004