Страница:
– Ну?
– Оттуда вытекают пресные реки! – Коськины глаза от этого открытия округлились до невозможности. – Вот наша река! Она же – пресная! А пресная вода вся откуда-то берется! Значит, если пойти вверх по течению, как раз и попадешь в Пресноводье! Оно маленькое, водяных там развелось много, вот они оттуда и пошли по свету – искать себе рыбные угодья. Я даже вот что понял, – тот, кто нас по рекам расставляет, живет именно в Пресноводье и оттуда посылает распоряжения.
Тут Родриго спорить не стал – он пока не понимал административного устройства болотных жителей, да и не пытался.
С реки послышались голоса. Кто-то перекликался, и Родриго сразу не сообразил, а Коська весь подобрался и потянулся за железным прутом, за которым Афоня нарочно ходил на место побоища.
– Наши, змей их побери… Приплыли! Не пущу! Пусть другое место ищут!
Родриго задумался, глядя, как Коська с прутом крадется к воде.
Вот с этими странными тварями предстояло ему породниться…
Обошлось без драки – впрочем, нельзя сказать, что совсем без драки, просто новенькие прежде напоролись на Панкрата с его семейством, и там в воде произошла свалка. Панкрат, Прокофий, Ефим и Харлам с супругой оказались сильнее, выперли неудачников со своей территории, и те, рванув вверх по течению, проскочили мимо изготовившегося к бою Коськи.
– Ф-фу, пронесло, – сказал он и вернулся к костру. – Дай-ка еще баночку.
На сей раз жесть оказалась потолще. Коська потыкал в нее когтем и сообразил – найдя на пруте зазубрины, сел подтачивать коготь, чтобы образовались острие и режущая плоскость.
Глядя, как водяной делает маникюр, Родриго ломал голову над проблемой продовольствия. Он понимал, что теперь от него не отвяжутся – будут гонять за консервами, и кончится все это ссорой с Уклейкой. А этого он не хотел.
Вообще он был мальчик законопослушный, и мысль о воровстве, логически сформировавшаяся от полной безысходности, его не обрадовала. Но другого выхода он пока не видел…
Вернулись Антип, Афоня и Уклейка. Увидели костер, подивились тому, как ловко управляется с ним Коська.
– Смотри ты! Совсем как мелиоратор!
Тут Родриго поднял палец и сказал: «Во!»
– Что – «во»? – спросил Антип.
– Я знаю, что нужно делать, чтобы участок застолбить! Жечь костер!
И он объяснил свою мысль: новые переселенцы, которые стаями поплывут осваивать реку, увидят огонь, решат, что тут – люди, мелиораторы, и отправятся дальше. И обойдется без драки. А то ведь место хорошее, многим пришлось бы по вкусу, так что же – каждую ночь железным прутом отмахиваться?
– Толково мыслишь, – похвалил Антип, еще не ведая, что хвалит будущего зятя. А Уклейка тихонько, пользуясь темногой, взяла его руку и стала гладить пальцы.
Ночевать Родриго пошел домой, а водяные отправились на дно, в недостроенное логово.
А дальше было как раз то, чего опасался хитрый Гунча. На реку каждую ночь стали приплывать новые переселенцы. Все оказались умные – все сообразили, что место для зимовки нужно присматривать и обустраивать загодя, бросили обжитые логова, даже те, куда еще соленая вода не скоро подступится, и, увязав в узлы нехитрые пожитки, направились к реке. Иные мудрецы даже рыбки на завтрак с собой не прихватили – полагали, что река прокормит. И жестоко ошиблись.
Ни ночи теперь не обходилось без драк – и Антип с Афоней с горестным удивлением осознали, что племя водяных (Коська, нахватавшись от Родриго современных слов, называл его нацией и даже иногда титульной нацией) на самом деле – склочный народец, и это оставалось для них самих тайной лишь потому, что жили все довольно далеко друг от друга, встречаясь исключительно на сватовстве, свадьбе или крестинах. Ладили, пока делить было нечего…
И что интересно – склоки затевали в основном мужики, а водяницы даже обрадовались такому тесному житью. Теперь не нужно было тащиться за тридевять земель узнавать новости, а новость для бабы, пусть даже и водяной, первое дело. Жены и дочки повадились плавать друг к дружке в гости, что, с одной стороны, водяных сердило, доводило до зверского рева, иных и до рукоприкладства, с другой же – водяницы заново создавали быт, изобретали новую еду, а те, что посмелее, сбивались в стайки и ходили на берег – бить витрины магазинов. Не сразу сообразили, что твердая колбаса лучше мягкой, и долго маялись животами те, кто польстился на аппетитный зеленый налет.
Жизнь, хоть и голодная, кое-как налаживалась, а тут еще слух пронесся – в речное устье какие-то посланцы прибыли. Коська поплыл разбираться и вернулся разочарованный.
– Это из Океана, – сказал, – ну их к змею.
– Из Океана! – по старой памяти обрадовался Афоня. – Ну, что, консервов привезли?
– По две банки в лапы выдавали. Я-то один был, ну, больше и не дали. А вода в устье уже вовсю соленая.
– И как они?
– Как, как! Выше подниматься не хотят, им от пресной плохо делается. Сволочи! – вдруг разозлился Коська. – Нет, нам с ними не по пути! Чистенькие такие, гладенькие! Консервы. говорят, только дикарь когтем открывает, у них для этого железки есть! Говорят – рано или поздно придется к соленой воде привыкать! А как?!?
Вздохнул, плюнул и полез под куст, где лежали наворованные книжки, – искать Пресноводье…
Афоня махнул рукой и полез в воду. Вчера ему повезло – нашел на берегу дохлую кошку и на нее наловил миножек. От кошки еще кое-что осталось, он хотел проверить бочку-ловушку и верши, в которые тоже иногда кое-что попадалось. Жизнь на реке оказалось очень уж суетливая – постоянно что-то нужно было делать, чтобы не пропасть с голоду.
Дожидаясь Родриго, которого мать заставила ходить на лекции, чтобы худо-бедно закончить первый курс, а потом уж вместе с ней перебираться в Оклахому, Коська тщательно изучал новую свою добычу. Он ночью плавал на тот берег, набрел на детский сад, влез туда через окно и нахватал всего, что понравилось, и книжек, и кукол, и кубиков с буквами, и мягких уродцев, и прочей дребедени. За большой деревянный автомобиль его Антип особенно похвалил – хорошо гореть будет.
Изучая уворованную в детском саду книжку, очень большую, но тонкую и с небывалым деревом на обложке, шевеля при чтении губами, Коська вдруг замер и тяжело задышал.
Оно, оно, Пресноводье подало знак!
Он перечитал заново – начинается загадочно, однако речь точно ведется про Пресноводье! Выскочив из-под куста, Коська чуть было не бросился прямо с книжкой в воду – показывать находку Афоне с Антипом, вовремя вспомнил, что от воды бумага раскисает, и ведь немало книг он таким способом уже загубил.
Стоя на берегу и приплясывая от восторга, Коська увидел на воде знакомое лицо – это возвращалась с гостевания Уклейка, и удивился – чего это ее носило вниз по течению? Мало тогда соленой водой отравилась?
Очевидно, снизу Антип заметил дочку и тоже поднялся на поверхность. Они вышли на берег одновременно.
– Ну, как? – спросил он.
– У тетки Кувшинки была и у тетки Чешуйки, – доложила Уклейка. – Вместе к устью плавали. Ты, батя, Перфила помнишь? Так он на Новых болотах поселился, в брошенной пятиэтажке!
Имелось в виду левобережье, и впрямь обратившееся в непролазное соленое болото.
– Перфил, в пятиэтажке? Из ума он, что ли, выжил? Как же он зимовать там собрался? – изумился Антип. – Кыш! Потом выскажешься!
Это относилось к нетерпеливому Коське, который уже норовил сунуть дядьке под нос книжку с деревом.
– Так он и не собирается там зимовать! – выложила главную новость Уклейка. – К зиме он со всей семьей уплывет!
– Куда еще уплывет? Вверх, что ли? – Антип указал лапищей туда, где, по его разумению, был исток реки.
– В Пресноводье?.. – без голоса спросил Коська.
– Откуда я знаю? Мне тетка Кувшинка сказала, а ей тетка Вимба.
– Что-то Перфил разведал… Коська! Сплавай к нему, найди его в той пятиэтажке, разберись. Все равно от тебя толку немного – сидишь под кустом, дурью маешься, нет чтобы логово обустроить… Дармоед! Прогоню вот к змеиной бабушке – сам себе зимнее логово ладь!
С тем Антип и ушел на дно.
– Доигрался! – неодобрительно сказала Уклейка. – На, банку держи!
– Сестренка, да ты же еще ничего не знаешь! Я на такую книгу набрел! Про Пресноводье! Там по-хитрому сказано, а я догадался одно слово поменять – и все связно получилось, слушай!
Он облизал губы, раскрыл книжку и прямо с первой страницы заголосил с подвыванием – именно так, а не иначе, с его точки зрения, следовало читать вслух написанные слова.
– У Пресноводья дуб зеленый, златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом…
– Здорово, – согласилась Уклейка. – А у нас на берегу дуб умирает. Соленая вода его губит…
– Идет направо – песнь заводит, налево – сказку говорит, – продолжал Коська. – Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит… Вот, глянь!
Он показал Уклейке картинку.
– Да это же водяница! Только хвост тут при чем? Нет у нас хвоста… Другое племя, что ли?
– Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей… Ну, глянь, это же – болотные черти, наши, пресноводные!
Действительно, рожа на картинке, торчавшая из зарослей, здорово напоминала Янкину.
– Вот! И вот! И вот!.. – Коська тыкал пальцем в население Пресноводья, а Уклейка радостно соглашалась. Наконец и картинки, и слова кончились.
– Это – все? – разочарованно спросила она. – Мало…
– Нужно искать Пресноводье, – и Коська крепко задумался. – Где-то же оно есть? Тут мы не выживем.
– А вот водяной Перфил с семьей приспособились. Тетка Вимба видела – сперва соленую воду с пресной смешивали, так дышать учились, – сообщила Уклейка.
– А как именно они это делали? – заинтересовался Коська. – Ты не спросила?
Уклейка пожала плечиками.
– Ну, ладно, – Коська закрыл книжку и уложил в пакет. – Раз дядька Антип велел – поплывем узнавать. Где эти брошенные пятиэтажки?
– Как отсюда плыть – мимо замка, мимо понтона, который соленые водяные пригнали, до бывшей протоки и налево. Я издали только видела. Там как раз вода почти к окнам подступила, очень удобно…
– Удобно! Разве это вода? Только поверху плавай, а на дно не смей…
– Ну, Коська! – захныкала Уклейка. – Я, что ли, эту воду сюда нагнала?
– Поплыли к Перфилу! – распорядился Коська. Все-таки совесть у него была, и он время от времени болезненно осознавал свое безделье. Хотя в новом мире, который выстраивался в голове, Коська ждал для себя почестей.
Это был мир Пресноводья, в котором водяного, открывшего историческую родину по вдохновению и по книгам, сумевшено привести к ней сородичей, ждет слава и даже свадьба с лучшей из юных водяниц. Дальше свадьбы Коська пока не заглядывал.
Матерый водяной Перфил осваивал двухкомнатную квартиру на первом этаже. Хорошо в ней было то, что пол на два пальца уже покрыт водой, и уровень растет. Плохо – что вода соленая и дом уже основательно подмыт, того гляди – завалится. Но Перфил объяснил, что жилье это – ненадолго.
– Вот, казалось бы, что может быть глупее ванны? – рассуждал он, показывая этот действительно непонятный для водяных предмет. – Этих ванн тут – не счесть, и все их видели, и все мимо прошли, а я догадался! Берешь два ведерка пресной воды, одно – из-за окошка, смешиваешь…
Он поболтал в воде перепончатой лапой и шагнул в ванну. Затем лег лицом вниз и стал дышать. У него уже получалось неплохо, дышал долго, Уклейка с Коськой успели соскучиться.
– Вот и все, очень просто, – произнес Перфил, вставая на четвереньки. – Потом буду понемногу соотношение менять. Жена тоже учится, только у нее плохо подвигается, а Ракушка… Эх! Думал, палку сломаю об эту Ракушку! Она, мерзкая девка, что удумала? Я сказал – пока два часа не научишься в ванне дышать, никаких гулянок! Так она пресной воды напустила! Лежит, дышит! Ну, я ее отпустил, сам залез – а вода-то пресная!
– Сам-то ты, дядя Перфил, два часа смешанной дышать можешь? – спросил Коська.
– Нет, пока еще не могу, – честно ответил Перфил. – Но учусь! Потому что я подписал контракт.
– Кон-тракт? – повторила Уклейка. Столько незнакомых слов вошло в жизнь, что она от них прямо шалела. Это были те слова, которыми пользуются заморские женихи, и водяница не хотела выглядеть простушкой из захолустья. Пусть даже себе другого присмотрела, а все-таки…
– Да вот, на днях договорился на понтоне с агентом, контракт оформил, он дал подъемные, четыре ящика консервов, теперь нужно срочно готовиться к переплыву.
– Куда же ты собрался, дядя Перфил?
– А на Галапагосские острова завербовался рыбу ловить.
– Это где же?
– А сам не знаю, где-то посреди Океана. Так что срочно учимся дышать. Тут ведь все равно не жизнь! А научимся дышать – так нам всюду в Океане местечко найдется.
– Ты же там пресной воды вообще никогда больше не увидишь! – ужаснулся Коська.
– Ну и что? Были пресноводные, станем соленые! – бодро отвечал водяной. – Рыба ищет, где глубже, а водяной – где рыба. Тут ведь скоро зубы на полку впору будет класть, рыбка-то гибнет.
– А акулы?!
– Какие акулы? – Перфил заозирался. – Нет там никаких акул! Ты смотри, при жене только не брякни! Нечего бабу с толку сбивать!
Он вылез из ванны и зашлепал по комнатам – убедиться, что жена не слышала странного разговора.
– А может, там и нет никаких акул? – спросила Уклейка.
– Есть! – рявкнул Коська. – Я в книжке читал. Как пасть разинут – так вроде этой ванны, целиком всех заглатывают.
– Как же там соленые водяные-то живут?
– Не знаю!
– Ф-фу, пронесло, – сказал, заглянув в ванную, Перфил. – Поплыла за продовольствием. Вот тоже морока – я думал, поселимся мы тут, утром сунешь пятерню за окно, а в пятерне тут же тебе и рыбешка. Ага, разогнался… Вся рыба тут кверху пузом поплыла.
– От соленой воды, я же говорил! – воскликнул Коська.
– Никакая не соленая вода, а на железной дороге, на том берегу, где порт, вагоны с какими-то мешками стояли, в мешках – белый порошок, вот их размыло и рыба потравилась, – объяснил Перфил. – Далась тебе эта соленая вода! Ты начни понемножку привыкать – и сам не заметишь, как втянешься. Сперва на три ведра пресной – одно соленой, потом…
– Дядя Перфил, а где ты пресную-то воду берешь? – вдруг спросила Уклейка.
– Как это – где? Да из крана же! – и водяной показал, как именно он это делает.
– А где возьмешь, когда в кране кончится?
Перфил задумался.
– Не должна кончиться, – помотав башкой, сказал он. – Кран старый, надежный, водопровод в прежнее время строили, вода в нем будет всегда.
– А в самом деле, откуда в кране пресная вода берется? – Коська даже приоткрыл рот, как будто это помогало размышлениям. – Может, где-то есть подземные ключи?
– Про это и я слыхал – будто под землей озера имеются с хорошей водой. Да только кто туда за ними полезет? Раньше мелиораторы знаешь что делали? Бурили ар-те-зи-анс-кие скважины! – гордый, что может выговорить заморское слово, сообщил Перфил. – Прямо из тех озер вода наверх шла. Но как они это делали, мы уже не узнаем никогда…
– Так это же и есть Пресноводье! – завопил Коська.
– Какое тебе Пресноводье? – удивился Перфил, впервые услышавший изобретенное Коськой слово.
– Наша историческая родина! Вон она где! Вот почему ее на картах нет! На картах же – поверхность, а нам нужно вглубь!
Новый удивительный мир возник в Коськиной голове и тут же стал обрастать подробностями. Гигантские пещеры, прекрасно обустроенные, с нишами, со ступенчатыми спусками к воде; садки, в которые плескались не знающие солнечного света белые рыбины; ажурные мосты над озерами и протоками; вот только не знал еще Коська, чем эти пещеры освещаются, но вспомнил, как Родриго учил его разжигать костер, – и тут же по берегам подземных озер вспыхнули огни и осветили хорошеньких водяниц, качавшихся на ветвях белых, низко склонившихся над озерами, деревьев…
Интересно, что прежний мир, с дубом, лешим и следами невиданных зверей вдруг куда-то из головы подевался. И то – совместить эти два мира ни у кого бы не получилось, не только у Коськи. Вот один и растаял.
– Ну тебя, и с твоей исторической родиной вместе… Антипу кланяйся, Афоне тоже. Передай – как соберусь в дорогу, попрощаться приплыву. Эх…
Он махнул лапой и полез обратно в ванну.
– Что – эх? – спросила Уклейка.
– Эх – все равно ведь уплываю, так что – пропади оно все пропадом…
Перфил лег на пузо и стал громко, с бульканьем дышать.
– Дезертир несчастный! Пошли отсюда, – велел Коська сестренке. – Ну его к акулам…
– Типун тебе на язык! – огрызнулась сестренка. – Значит, кто не хочет с тобой искать Пресноводье – того уже и к акулам? Ты как знаешь, а я под землю не полезу!
Они вышли на лестничную клетку.
– Все-таки мелиораторы хорошие дома строили, – заметила Уклейка. – Вот бы его переволочь туда, где есть пресная водица, и жить всем вместе…
– Погоди галдеть… – Коська прислушался. – Тут еще кто-то есть, наверху…
– Ходит? – Уклейка попыталась уловить обычное шлепанье водяных, но вместо того был тихий, почти беззвучный скулеж.
– Живой кто-то! Пошли!
– Я давно щеночка хотела! – обрадовалась Уклейка.
– Дура, чем ты его теперь кормить будешь? Он у тебя лапы протянет!
Они, идя на голос, добрались до пятого этажа и толкнули подозрительную дверь.
– Здесь, что ли? – спросил Коська, входя.
– Вроде здесь…
– Сгиньте, пропадите, не пущу, – раздался тонкий голосок. – Мой дом! Уходите подобру-поздорову, пока я не озлился!
– Ты – кто? – озираясь, поинтересовался Коська. – Выдь, покажись!
– Показываться мне не положено.
– Домовой, что ли? – сообразила Уклейка. – Так нам – можно, мы – водяные!
Тот, кто выбрался из-за навесной панели парового отопления, ростом был с годовалого ребенка, но бородат, смахивал на большой ком серой пушистой пыли и, протягивая лапу для знакомства, выпростал ее из нескольких слоев драной паутины.
– Касьян, озерный водяной, – представился Коська. – Уклейка, сестрица моя. А ты кто таков будешь?
– Дементий.
Наступило молчание. Уклейка обвела взглядом разоренную комнату.
– Как же ты тут живешь, дяденька Дементий?
– Сам не ведаю. С голоду вон усох, покормить меня некому… У вас, водяные, корочки не найдется?
Еще совсем недавно Коська произнес бы гневную речь о тех простаках, кто по неразумию своему связался с мелиораторами. Но после всех событий он резко поумнел, хотя ум его развивался в каком-то странном направлении.
– Откуда, дяденька? Рыбки разве что?
Он достал из пакета жестяную банку и ловко вскрыл ее нарочно для того подпиленным когтем.
Дементий сходил на кухню, принес алюминиевыю гнутую ложку и дважды ею зачерпнул из банки.
– Благодарствую. Много ли мне теперь надо? Вот – доживаю, скоро совсем на нет сойду. Это что за рыбка?
– Нездешняя, тунец, – объяснил Коська. – А чего тебе на нет сходить? Перебирайся к нам, к водяным, как-нибудь прокормишься.
– Не могу, должен дом сторожить. А у вас и домов-то нет, одни подводные логова.
– Да он скоро рухнет и тебя придавит!
– Значит, такая судьба. И пусть придавит… Зажился я, детки. Всех хозяев проводил, один вот остался.
– Что же тебя хозяева с собой не взяли? – жалостливо спросила Уклейка.
– А позвать забыли. Или не умели? Меня же за собой позвать нужно на новое местожительство… А они не умели… Научить было некому… Вот я и остался…
– Ну так мы тебя зовем! – решительно сказал Коська. – У нас логово, будешь за хозяина, подкормишься.
– Не-е, я здесь – хозяин, – извиняющимся голосом прошептал Дементий. – У вас я нахлебником буду. Ступайте, детишки, не травите душу.
– Ну, как знаешь. Пошли, Уклейка, – Коська взял сестренку за руку и решительно повел прочь.
Ему нужно было тщательно обдумать теорию подземного Пресноводья…
Глава восьмая Грабеж
– Оттуда вытекают пресные реки! – Коськины глаза от этого открытия округлились до невозможности. – Вот наша река! Она же – пресная! А пресная вода вся откуда-то берется! Значит, если пойти вверх по течению, как раз и попадешь в Пресноводье! Оно маленькое, водяных там развелось много, вот они оттуда и пошли по свету – искать себе рыбные угодья. Я даже вот что понял, – тот, кто нас по рекам расставляет, живет именно в Пресноводье и оттуда посылает распоряжения.
Тут Родриго спорить не стал – он пока не понимал административного устройства болотных жителей, да и не пытался.
С реки послышались голоса. Кто-то перекликался, и Родриго сразу не сообразил, а Коська весь подобрался и потянулся за железным прутом, за которым Афоня нарочно ходил на место побоища.
– Наши, змей их побери… Приплыли! Не пущу! Пусть другое место ищут!
Родриго задумался, глядя, как Коська с прутом крадется к воде.
Вот с этими странными тварями предстояло ему породниться…
Обошлось без драки – впрочем, нельзя сказать, что совсем без драки, просто новенькие прежде напоролись на Панкрата с его семейством, и там в воде произошла свалка. Панкрат, Прокофий, Ефим и Харлам с супругой оказались сильнее, выперли неудачников со своей территории, и те, рванув вверх по течению, проскочили мимо изготовившегося к бою Коськи.
– Ф-фу, пронесло, – сказал он и вернулся к костру. – Дай-ка еще баночку.
На сей раз жесть оказалась потолще. Коська потыкал в нее когтем и сообразил – найдя на пруте зазубрины, сел подтачивать коготь, чтобы образовались острие и режущая плоскость.
Глядя, как водяной делает маникюр, Родриго ломал голову над проблемой продовольствия. Он понимал, что теперь от него не отвяжутся – будут гонять за консервами, и кончится все это ссорой с Уклейкой. А этого он не хотел.
Вообще он был мальчик законопослушный, и мысль о воровстве, логически сформировавшаяся от полной безысходности, его не обрадовала. Но другого выхода он пока не видел…
Вернулись Антип, Афоня и Уклейка. Увидели костер, подивились тому, как ловко управляется с ним Коська.
– Смотри ты! Совсем как мелиоратор!
Тут Родриго поднял палец и сказал: «Во!»
– Что – «во»? – спросил Антип.
– Я знаю, что нужно делать, чтобы участок застолбить! Жечь костер!
И он объяснил свою мысль: новые переселенцы, которые стаями поплывут осваивать реку, увидят огонь, решат, что тут – люди, мелиораторы, и отправятся дальше. И обойдется без драки. А то ведь место хорошее, многим пришлось бы по вкусу, так что же – каждую ночь железным прутом отмахиваться?
– Толково мыслишь, – похвалил Антип, еще не ведая, что хвалит будущего зятя. А Уклейка тихонько, пользуясь темногой, взяла его руку и стала гладить пальцы.
Ночевать Родриго пошел домой, а водяные отправились на дно, в недостроенное логово.
А дальше было как раз то, чего опасался хитрый Гунча. На реку каждую ночь стали приплывать новые переселенцы. Все оказались умные – все сообразили, что место для зимовки нужно присматривать и обустраивать загодя, бросили обжитые логова, даже те, куда еще соленая вода не скоро подступится, и, увязав в узлы нехитрые пожитки, направились к реке. Иные мудрецы даже рыбки на завтрак с собой не прихватили – полагали, что река прокормит. И жестоко ошиблись.
Ни ночи теперь не обходилось без драк – и Антип с Афоней с горестным удивлением осознали, что племя водяных (Коська, нахватавшись от Родриго современных слов, называл его нацией и даже иногда титульной нацией) на самом деле – склочный народец, и это оставалось для них самих тайной лишь потому, что жили все довольно далеко друг от друга, встречаясь исключительно на сватовстве, свадьбе или крестинах. Ладили, пока делить было нечего…
И что интересно – склоки затевали в основном мужики, а водяницы даже обрадовались такому тесному житью. Теперь не нужно было тащиться за тридевять земель узнавать новости, а новость для бабы, пусть даже и водяной, первое дело. Жены и дочки повадились плавать друг к дружке в гости, что, с одной стороны, водяных сердило, доводило до зверского рева, иных и до рукоприкладства, с другой же – водяницы заново создавали быт, изобретали новую еду, а те, что посмелее, сбивались в стайки и ходили на берег – бить витрины магазинов. Не сразу сообразили, что твердая колбаса лучше мягкой, и долго маялись животами те, кто польстился на аппетитный зеленый налет.
Жизнь, хоть и голодная, кое-как налаживалась, а тут еще слух пронесся – в речное устье какие-то посланцы прибыли. Коська поплыл разбираться и вернулся разочарованный.
– Это из Океана, – сказал, – ну их к змею.
– Из Океана! – по старой памяти обрадовался Афоня. – Ну, что, консервов привезли?
– По две банки в лапы выдавали. Я-то один был, ну, больше и не дали. А вода в устье уже вовсю соленая.
– И как они?
– Как, как! Выше подниматься не хотят, им от пресной плохо делается. Сволочи! – вдруг разозлился Коська. – Нет, нам с ними не по пути! Чистенькие такие, гладенькие! Консервы. говорят, только дикарь когтем открывает, у них для этого железки есть! Говорят – рано или поздно придется к соленой воде привыкать! А как?!?
Вздохнул, плюнул и полез под куст, где лежали наворованные книжки, – искать Пресноводье…
Афоня махнул рукой и полез в воду. Вчера ему повезло – нашел на берегу дохлую кошку и на нее наловил миножек. От кошки еще кое-что осталось, он хотел проверить бочку-ловушку и верши, в которые тоже иногда кое-что попадалось. Жизнь на реке оказалось очень уж суетливая – постоянно что-то нужно было делать, чтобы не пропасть с голоду.
Дожидаясь Родриго, которого мать заставила ходить на лекции, чтобы худо-бедно закончить первый курс, а потом уж вместе с ней перебираться в Оклахому, Коська тщательно изучал новую свою добычу. Он ночью плавал на тот берег, набрел на детский сад, влез туда через окно и нахватал всего, что понравилось, и книжек, и кукол, и кубиков с буквами, и мягких уродцев, и прочей дребедени. За большой деревянный автомобиль его Антип особенно похвалил – хорошо гореть будет.
Изучая уворованную в детском саду книжку, очень большую, но тонкую и с небывалым деревом на обложке, шевеля при чтении губами, Коська вдруг замер и тяжело задышал.
Оно, оно, Пресноводье подало знак!
Он перечитал заново – начинается загадочно, однако речь точно ведется про Пресноводье! Выскочив из-под куста, Коська чуть было не бросился прямо с книжкой в воду – показывать находку Афоне с Антипом, вовремя вспомнил, что от воды бумага раскисает, и ведь немало книг он таким способом уже загубил.
Стоя на берегу и приплясывая от восторга, Коська увидел на воде знакомое лицо – это возвращалась с гостевания Уклейка, и удивился – чего это ее носило вниз по течению? Мало тогда соленой водой отравилась?
Очевидно, снизу Антип заметил дочку и тоже поднялся на поверхность. Они вышли на берег одновременно.
– Ну, как? – спросил он.
– У тетки Кувшинки была и у тетки Чешуйки, – доложила Уклейка. – Вместе к устью плавали. Ты, батя, Перфила помнишь? Так он на Новых болотах поселился, в брошенной пятиэтажке!
Имелось в виду левобережье, и впрямь обратившееся в непролазное соленое болото.
– Перфил, в пятиэтажке? Из ума он, что ли, выжил? Как же он зимовать там собрался? – изумился Антип. – Кыш! Потом выскажешься!
Это относилось к нетерпеливому Коське, который уже норовил сунуть дядьке под нос книжку с деревом.
– Так он и не собирается там зимовать! – выложила главную новость Уклейка. – К зиме он со всей семьей уплывет!
– Куда еще уплывет? Вверх, что ли? – Антип указал лапищей туда, где, по его разумению, был исток реки.
– В Пресноводье?.. – без голоса спросил Коська.
– Откуда я знаю? Мне тетка Кувшинка сказала, а ей тетка Вимба.
– Что-то Перфил разведал… Коська! Сплавай к нему, найди его в той пятиэтажке, разберись. Все равно от тебя толку немного – сидишь под кустом, дурью маешься, нет чтобы логово обустроить… Дармоед! Прогоню вот к змеиной бабушке – сам себе зимнее логово ладь!
С тем Антип и ушел на дно.
– Доигрался! – неодобрительно сказала Уклейка. – На, банку держи!
– Сестренка, да ты же еще ничего не знаешь! Я на такую книгу набрел! Про Пресноводье! Там по-хитрому сказано, а я догадался одно слово поменять – и все связно получилось, слушай!
Он облизал губы, раскрыл книжку и прямо с первой страницы заголосил с подвыванием – именно так, а не иначе, с его точки зрения, следовало читать вслух написанные слова.
– У Пресноводья дуб зеленый, златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом…
– Здорово, – согласилась Уклейка. – А у нас на берегу дуб умирает. Соленая вода его губит…
– Идет направо – песнь заводит, налево – сказку говорит, – продолжал Коська. – Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит… Вот, глянь!
Он показал Уклейке картинку.
– Да это же водяница! Только хвост тут при чем? Нет у нас хвоста… Другое племя, что ли?
– Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей… Ну, глянь, это же – болотные черти, наши, пресноводные!
Действительно, рожа на картинке, торчавшая из зарослей, здорово напоминала Янкину.
– Вот! И вот! И вот!.. – Коська тыкал пальцем в население Пресноводья, а Уклейка радостно соглашалась. Наконец и картинки, и слова кончились.
– Это – все? – разочарованно спросила она. – Мало…
– Нужно искать Пресноводье, – и Коська крепко задумался. – Где-то же оно есть? Тут мы не выживем.
– А вот водяной Перфил с семьей приспособились. Тетка Вимба видела – сперва соленую воду с пресной смешивали, так дышать учились, – сообщила Уклейка.
– А как именно они это делали? – заинтересовался Коська. – Ты не спросила?
Уклейка пожала плечиками.
– Ну, ладно, – Коська закрыл книжку и уложил в пакет. – Раз дядька Антип велел – поплывем узнавать. Где эти брошенные пятиэтажки?
– Как отсюда плыть – мимо замка, мимо понтона, который соленые водяные пригнали, до бывшей протоки и налево. Я издали только видела. Там как раз вода почти к окнам подступила, очень удобно…
– Удобно! Разве это вода? Только поверху плавай, а на дно не смей…
– Ну, Коська! – захныкала Уклейка. – Я, что ли, эту воду сюда нагнала?
– Поплыли к Перфилу! – распорядился Коська. Все-таки совесть у него была, и он время от времени болезненно осознавал свое безделье. Хотя в новом мире, который выстраивался в голове, Коська ждал для себя почестей.
Это был мир Пресноводья, в котором водяного, открывшего историческую родину по вдохновению и по книгам, сумевшено привести к ней сородичей, ждет слава и даже свадьба с лучшей из юных водяниц. Дальше свадьбы Коська пока не заглядывал.
Матерый водяной Перфил осваивал двухкомнатную квартиру на первом этаже. Хорошо в ней было то, что пол на два пальца уже покрыт водой, и уровень растет. Плохо – что вода соленая и дом уже основательно подмыт, того гляди – завалится. Но Перфил объяснил, что жилье это – ненадолго.
– Вот, казалось бы, что может быть глупее ванны? – рассуждал он, показывая этот действительно непонятный для водяных предмет. – Этих ванн тут – не счесть, и все их видели, и все мимо прошли, а я догадался! Берешь два ведерка пресной воды, одно – из-за окошка, смешиваешь…
Он поболтал в воде перепончатой лапой и шагнул в ванну. Затем лег лицом вниз и стал дышать. У него уже получалось неплохо, дышал долго, Уклейка с Коськой успели соскучиться.
– Вот и все, очень просто, – произнес Перфил, вставая на четвереньки. – Потом буду понемногу соотношение менять. Жена тоже учится, только у нее плохо подвигается, а Ракушка… Эх! Думал, палку сломаю об эту Ракушку! Она, мерзкая девка, что удумала? Я сказал – пока два часа не научишься в ванне дышать, никаких гулянок! Так она пресной воды напустила! Лежит, дышит! Ну, я ее отпустил, сам залез – а вода-то пресная!
– Сам-то ты, дядя Перфил, два часа смешанной дышать можешь? – спросил Коська.
– Нет, пока еще не могу, – честно ответил Перфил. – Но учусь! Потому что я подписал контракт.
– Кон-тракт? – повторила Уклейка. Столько незнакомых слов вошло в жизнь, что она от них прямо шалела. Это были те слова, которыми пользуются заморские женихи, и водяница не хотела выглядеть простушкой из захолустья. Пусть даже себе другого присмотрела, а все-таки…
– Да вот, на днях договорился на понтоне с агентом, контракт оформил, он дал подъемные, четыре ящика консервов, теперь нужно срочно готовиться к переплыву.
– Куда же ты собрался, дядя Перфил?
– А на Галапагосские острова завербовался рыбу ловить.
– Это где же?
– А сам не знаю, где-то посреди Океана. Так что срочно учимся дышать. Тут ведь все равно не жизнь! А научимся дышать – так нам всюду в Океане местечко найдется.
– Ты же там пресной воды вообще никогда больше не увидишь! – ужаснулся Коська.
– Ну и что? Были пресноводные, станем соленые! – бодро отвечал водяной. – Рыба ищет, где глубже, а водяной – где рыба. Тут ведь скоро зубы на полку впору будет класть, рыбка-то гибнет.
– А акулы?!
– Какие акулы? – Перфил заозирался. – Нет там никаких акул! Ты смотри, при жене только не брякни! Нечего бабу с толку сбивать!
Он вылез из ванны и зашлепал по комнатам – убедиться, что жена не слышала странного разговора.
– А может, там и нет никаких акул? – спросила Уклейка.
– Есть! – рявкнул Коська. – Я в книжке читал. Как пасть разинут – так вроде этой ванны, целиком всех заглатывают.
– Как же там соленые водяные-то живут?
– Не знаю!
– Ф-фу, пронесло, – сказал, заглянув в ванную, Перфил. – Поплыла за продовольствием. Вот тоже морока – я думал, поселимся мы тут, утром сунешь пятерню за окно, а в пятерне тут же тебе и рыбешка. Ага, разогнался… Вся рыба тут кверху пузом поплыла.
– От соленой воды, я же говорил! – воскликнул Коська.
– Никакая не соленая вода, а на железной дороге, на том берегу, где порт, вагоны с какими-то мешками стояли, в мешках – белый порошок, вот их размыло и рыба потравилась, – объяснил Перфил. – Далась тебе эта соленая вода! Ты начни понемножку привыкать – и сам не заметишь, как втянешься. Сперва на три ведра пресной – одно соленой, потом…
– Дядя Перфил, а где ты пресную-то воду берешь? – вдруг спросила Уклейка.
– Как это – где? Да из крана же! – и водяной показал, как именно он это делает.
– А где возьмешь, когда в кране кончится?
Перфил задумался.
– Не должна кончиться, – помотав башкой, сказал он. – Кран старый, надежный, водопровод в прежнее время строили, вода в нем будет всегда.
– А в самом деле, откуда в кране пресная вода берется? – Коська даже приоткрыл рот, как будто это помогало размышлениям. – Может, где-то есть подземные ключи?
– Про это и я слыхал – будто под землей озера имеются с хорошей водой. Да только кто туда за ними полезет? Раньше мелиораторы знаешь что делали? Бурили ар-те-зи-анс-кие скважины! – гордый, что может выговорить заморское слово, сообщил Перфил. – Прямо из тех озер вода наверх шла. Но как они это делали, мы уже не узнаем никогда…
– Так это же и есть Пресноводье! – завопил Коська.
– Какое тебе Пресноводье? – удивился Перфил, впервые услышавший изобретенное Коськой слово.
– Наша историческая родина! Вон она где! Вот почему ее на картах нет! На картах же – поверхность, а нам нужно вглубь!
Новый удивительный мир возник в Коськиной голове и тут же стал обрастать подробностями. Гигантские пещеры, прекрасно обустроенные, с нишами, со ступенчатыми спусками к воде; садки, в которые плескались не знающие солнечного света белые рыбины; ажурные мосты над озерами и протоками; вот только не знал еще Коська, чем эти пещеры освещаются, но вспомнил, как Родриго учил его разжигать костер, – и тут же по берегам подземных озер вспыхнули огни и осветили хорошеньких водяниц, качавшихся на ветвях белых, низко склонившихся над озерами, деревьев…
Интересно, что прежний мир, с дубом, лешим и следами невиданных зверей вдруг куда-то из головы подевался. И то – совместить эти два мира ни у кого бы не получилось, не только у Коськи. Вот один и растаял.
– Ну тебя, и с твоей исторической родиной вместе… Антипу кланяйся, Афоне тоже. Передай – как соберусь в дорогу, попрощаться приплыву. Эх…
Он махнул лапой и полез обратно в ванну.
– Что – эх? – спросила Уклейка.
– Эх – все равно ведь уплываю, так что – пропади оно все пропадом…
Перфил лег на пузо и стал громко, с бульканьем дышать.
– Дезертир несчастный! Пошли отсюда, – велел Коська сестренке. – Ну его к акулам…
– Типун тебе на язык! – огрызнулась сестренка. – Значит, кто не хочет с тобой искать Пресноводье – того уже и к акулам? Ты как знаешь, а я под землю не полезу!
Они вышли на лестничную клетку.
– Все-таки мелиораторы хорошие дома строили, – заметила Уклейка. – Вот бы его переволочь туда, где есть пресная водица, и жить всем вместе…
– Погоди галдеть… – Коська прислушался. – Тут еще кто-то есть, наверху…
– Ходит? – Уклейка попыталась уловить обычное шлепанье водяных, но вместо того был тихий, почти беззвучный скулеж.
– Живой кто-то! Пошли!
– Я давно щеночка хотела! – обрадовалась Уклейка.
– Дура, чем ты его теперь кормить будешь? Он у тебя лапы протянет!
Они, идя на голос, добрались до пятого этажа и толкнули подозрительную дверь.
– Здесь, что ли? – спросил Коська, входя.
– Вроде здесь…
– Сгиньте, пропадите, не пущу, – раздался тонкий голосок. – Мой дом! Уходите подобру-поздорову, пока я не озлился!
– Ты – кто? – озираясь, поинтересовался Коська. – Выдь, покажись!
– Показываться мне не положено.
– Домовой, что ли? – сообразила Уклейка. – Так нам – можно, мы – водяные!
Тот, кто выбрался из-за навесной панели парового отопления, ростом был с годовалого ребенка, но бородат, смахивал на большой ком серой пушистой пыли и, протягивая лапу для знакомства, выпростал ее из нескольких слоев драной паутины.
– Касьян, озерный водяной, – представился Коська. – Уклейка, сестрица моя. А ты кто таков будешь?
– Дементий.
Наступило молчание. Уклейка обвела взглядом разоренную комнату.
– Как же ты тут живешь, дяденька Дементий?
– Сам не ведаю. С голоду вон усох, покормить меня некому… У вас, водяные, корочки не найдется?
Еще совсем недавно Коська произнес бы гневную речь о тех простаках, кто по неразумию своему связался с мелиораторами. Но после всех событий он резко поумнел, хотя ум его развивался в каком-то странном направлении.
– Откуда, дяденька? Рыбки разве что?
Он достал из пакета жестяную банку и ловко вскрыл ее нарочно для того подпиленным когтем.
Дементий сходил на кухню, принес алюминиевыю гнутую ложку и дважды ею зачерпнул из банки.
– Благодарствую. Много ли мне теперь надо? Вот – доживаю, скоро совсем на нет сойду. Это что за рыбка?
– Нездешняя, тунец, – объяснил Коська. – А чего тебе на нет сходить? Перебирайся к нам, к водяным, как-нибудь прокормишься.
– Не могу, должен дом сторожить. А у вас и домов-то нет, одни подводные логова.
– Да он скоро рухнет и тебя придавит!
– Значит, такая судьба. И пусть придавит… Зажился я, детки. Всех хозяев проводил, один вот остался.
– Что же тебя хозяева с собой не взяли? – жалостливо спросила Уклейка.
– А позвать забыли. Или не умели? Меня же за собой позвать нужно на новое местожительство… А они не умели… Научить было некому… Вот я и остался…
– Ну так мы тебя зовем! – решительно сказал Коська. – У нас логово, будешь за хозяина, подкормишься.
– Не-е, я здесь – хозяин, – извиняющимся голосом прошептал Дементий. – У вас я нахлебником буду. Ступайте, детишки, не травите душу.
– Ну, как знаешь. Пошли, Уклейка, – Коська взял сестренку за руку и решительно повел прочь.
Ему нужно было тщательно обдумать теорию подземного Пресноводья…
Глава восьмая Грабеж
Плывя обратно, вверх по течению, Коська и Уклейка с любопытством поглядывали налево – на острые, украшенные медными птицами, готические шпили старого города.
– Это петухи, – сказала Уклейка. – Харитошка туда ночью ходил – говорит, на улицах еще сухо, а в подвалах вода уже плещется.
Харитошка был молодой водяной, давний приятель, зо которого, Уклейка, возможно, с горя пошла бы замуж, кабы не случился Родриго.
– А почему петухи?
– А у людей спроси. Их ведь не поймешь.
– Как же они в таких башнях-то жили, с петухами? Туда пока залезешь – проголодаешься.
Как всякий водяной, он не любил лестниц. И свое сегодняшнее восхожление в гости к Дементию уже считал подвигом.
– А может, и не жили вовсе? Может, это у них для красоты? – мечтательно произнесла Уклейка.
– Дом – для красоты? Ну, ты сегодня соленой водицы перебрала! Поплыли, а то еще до чего-нибудь додумаешься! – прикрикнул Коська.
Когда добрались до места, старших не нашли – у них вышло временное замирение с Панкратом, потому что объявились еще новоселы, молодые и горластые, грозились прогнать и Антипа, и Афоню, и всех, кто по соседству. Перекусили скромненько – консервами и перловицами, что насобирала с утра Уклейка. Потом пришел страшно недовольный Антип, ничего слушать не пожелал и завалился спать на мелководье. Коська сел чертить веточкой по мокрому песку Пресноводье в разрезе, долго прикидывал, на какой оно глубине и сколь велики должны быть на чертеже фигурки водяных, тут и Афоня заявился – со стороны протоки меж островами.
Коська рассказал Афоне про Перфилову затею с ванной.
– Я кое с кем посоветовался, – сообщил Афоня. – Не так все это просто. Думаете, это они над нашей декларацией о демелиорации слезу пустили? Нет, они просто сообразили, какая им от этого выйдет польза. Если загубить наши болота окончательно – мы становимся дармовой рабочей силой. За обглоданный рыбий хвост поплывем на Галапагосские острова, прямо акулам в зубы.
– Дядя Афоня! Да неужели у вас у всех тогда, на сплыве, мозги поотшибало?! – заорал Коська. – Мы-то с Уклейкой маленькие были, нас на сплыв не пустили, а вы-то все – уже матерые! Неужели трудно было глянуть чуть дальше собственного носа?
Афоня горестно развел лапищами.
– Всяк водяной задним умом крепок, – пожаловался. – Ты вон тоже тогда мелиораторов бить собирался, а теперь вот бегаешь с книжонками, Пресноводье какое-то выдумал! Нет на свете Пресноводья!
– Есть Пресноводье!
– Ну так покажи мне, глупому, где оно на карте!
Многое изменилось с той поры, когда сплыв созывали. Теперь в редкой семье водяных не было географического атласа, да и болотные черти тоже этой наукой сильно увлеклись. Вечерами, позвав гостей, ползали по цветным страницам когтистыми лапами, отмечали наступление моря на сушу, рисовали новые береговые линии – словом, как могли, не отставали от жизни.
– А на карте его нет! И быть даже не может, потому что оно под землей, – отвечал Коська. – Гляди, я нарисовал. Мы над самым Пресноводьем ходим и того не знаем. А оно – на глубине.
– Да ты свихнулся! – воскликнул пораженный догадкой Афоня. – Тебя к бабкам вести нужно, лечить! Надо же, додумался – Пресноводье у него на глубине! Этак и я тебе скажу, что Пресноводье – наверху, на высоте! Потому что оттуда дождь идет, а дождь – пресный!
– На высоте? – Коська задрал голову. – А точно! Только, дядя Афоня, как же мы оттуда в болота попали? Если оно под землей – мы через какую-нибудь дырку с исторической родины вылезли. А если наверху?..
– Свалились!!! – зарычал разъяренный Афоня. – И так тошно, а тут еще ты с ума сплываешь! Уклейка, поесть ничего не найдется?
– Да все уж подъели… – растерянно ответила Уклейка. – Ты верши не проверял?
– Пусто! А консервы?
– Кончились.
– Где же этого твоего женишка ненаглядного водяные змеи носят?
– Ты моего жениха, дядя Афоня, не тронь! – Уклейка поджалась и выставила острые коготки. – Я за него так тебя исполосую – потом бабка по чешуйке собирать да склеивать будет!
– Пошла, пошла, нечего! – отмахнулся от нее Афоня. – А ты бы, Коська, сказал дружку – пусть хоть мороженой рыбы притащит!
– Он и так только и знает, что рыбу нам тащит, – буркнул Коська. – А нам и отблагодарить нечем! Водяные, называется! Озерные хозяева! Раньше могли за услугу пудовой рыбиной отдарить, теперь – побираемся! Бабы витрины бьют, всякую дрянь с них хватают! Знаешь, почему все это?
– Потому что дураки! – сразу выпалил Афоня. – Это Панкрат всех с толку сбил – сплыв ему, декларация ему, демелиорация ему! А мы и поверили! Знаешь, что про него говорят? Что он с солеными водяными спелся! Что они его еще раньше прикормили, подкупили, что все это было заранее придумано, что даже декларацию ему из Океана прислали, а он только переписал своей лапой!
– И не лень тебе сплетни собирать, дядя Афоня?
– Сплетни? Передохнем тут с голоду – это уже не сплетни!
– Ты чего глотку дерешь, сосед? – раздался знакомый прокуренный голос.
Из воды неторопливо выходил Янка, держа в тощей лапе хвостатый узелок.
– Вот, навестить решил, гостинца принес, развязывай, Уклейка. Как вы тут? Обустроились?
– Обустроились! – взревел Афоня и вдруг стал тереть грязным кулаком глаза. Коська с Уклейкой переглянулись – водяной плакал настоящими слезами. Возможнл, даже солеными.
– Это петухи, – сказала Уклейка. – Харитошка туда ночью ходил – говорит, на улицах еще сухо, а в подвалах вода уже плещется.
Харитошка был молодой водяной, давний приятель, зо которого, Уклейка, возможно, с горя пошла бы замуж, кабы не случился Родриго.
– А почему петухи?
– А у людей спроси. Их ведь не поймешь.
– Как же они в таких башнях-то жили, с петухами? Туда пока залезешь – проголодаешься.
Как всякий водяной, он не любил лестниц. И свое сегодняшнее восхожление в гости к Дементию уже считал подвигом.
– А может, и не жили вовсе? Может, это у них для красоты? – мечтательно произнесла Уклейка.
– Дом – для красоты? Ну, ты сегодня соленой водицы перебрала! Поплыли, а то еще до чего-нибудь додумаешься! – прикрикнул Коська.
Когда добрались до места, старших не нашли – у них вышло временное замирение с Панкратом, потому что объявились еще новоселы, молодые и горластые, грозились прогнать и Антипа, и Афоню, и всех, кто по соседству. Перекусили скромненько – консервами и перловицами, что насобирала с утра Уклейка. Потом пришел страшно недовольный Антип, ничего слушать не пожелал и завалился спать на мелководье. Коська сел чертить веточкой по мокрому песку Пресноводье в разрезе, долго прикидывал, на какой оно глубине и сколь велики должны быть на чертеже фигурки водяных, тут и Афоня заявился – со стороны протоки меж островами.
Коська рассказал Афоне про Перфилову затею с ванной.
– Я кое с кем посоветовался, – сообщил Афоня. – Не так все это просто. Думаете, это они над нашей декларацией о демелиорации слезу пустили? Нет, они просто сообразили, какая им от этого выйдет польза. Если загубить наши болота окончательно – мы становимся дармовой рабочей силой. За обглоданный рыбий хвост поплывем на Галапагосские острова, прямо акулам в зубы.
– Дядя Афоня! Да неужели у вас у всех тогда, на сплыве, мозги поотшибало?! – заорал Коська. – Мы-то с Уклейкой маленькие были, нас на сплыв не пустили, а вы-то все – уже матерые! Неужели трудно было глянуть чуть дальше собственного носа?
Афоня горестно развел лапищами.
– Всяк водяной задним умом крепок, – пожаловался. – Ты вон тоже тогда мелиораторов бить собирался, а теперь вот бегаешь с книжонками, Пресноводье какое-то выдумал! Нет на свете Пресноводья!
– Есть Пресноводье!
– Ну так покажи мне, глупому, где оно на карте!
Многое изменилось с той поры, когда сплыв созывали. Теперь в редкой семье водяных не было географического атласа, да и болотные черти тоже этой наукой сильно увлеклись. Вечерами, позвав гостей, ползали по цветным страницам когтистыми лапами, отмечали наступление моря на сушу, рисовали новые береговые линии – словом, как могли, не отставали от жизни.
– А на карте его нет! И быть даже не может, потому что оно под землей, – отвечал Коська. – Гляди, я нарисовал. Мы над самым Пресноводьем ходим и того не знаем. А оно – на глубине.
– Да ты свихнулся! – воскликнул пораженный догадкой Афоня. – Тебя к бабкам вести нужно, лечить! Надо же, додумался – Пресноводье у него на глубине! Этак и я тебе скажу, что Пресноводье – наверху, на высоте! Потому что оттуда дождь идет, а дождь – пресный!
– На высоте? – Коська задрал голову. – А точно! Только, дядя Афоня, как же мы оттуда в болота попали? Если оно под землей – мы через какую-нибудь дырку с исторической родины вылезли. А если наверху?..
– Свалились!!! – зарычал разъяренный Афоня. – И так тошно, а тут еще ты с ума сплываешь! Уклейка, поесть ничего не найдется?
– Да все уж подъели… – растерянно ответила Уклейка. – Ты верши не проверял?
– Пусто! А консервы?
– Кончились.
– Где же этого твоего женишка ненаглядного водяные змеи носят?
– Ты моего жениха, дядя Афоня, не тронь! – Уклейка поджалась и выставила острые коготки. – Я за него так тебя исполосую – потом бабка по чешуйке собирать да склеивать будет!
– Пошла, пошла, нечего! – отмахнулся от нее Афоня. – А ты бы, Коська, сказал дружку – пусть хоть мороженой рыбы притащит!
– Он и так только и знает, что рыбу нам тащит, – буркнул Коська. – А нам и отблагодарить нечем! Водяные, называется! Озерные хозяева! Раньше могли за услугу пудовой рыбиной отдарить, теперь – побираемся! Бабы витрины бьют, всякую дрянь с них хватают! Знаешь, почему все это?
– Потому что дураки! – сразу выпалил Афоня. – Это Панкрат всех с толку сбил – сплыв ему, декларация ему, демелиорация ему! А мы и поверили! Знаешь, что про него говорят? Что он с солеными водяными спелся! Что они его еще раньше прикормили, подкупили, что все это было заранее придумано, что даже декларацию ему из Океана прислали, а он только переписал своей лапой!
– И не лень тебе сплетни собирать, дядя Афоня?
– Сплетни? Передохнем тут с голоду – это уже не сплетни!
– Ты чего глотку дерешь, сосед? – раздался знакомый прокуренный голос.
Из воды неторопливо выходил Янка, держа в тощей лапе хвостатый узелок.
– Вот, навестить решил, гостинца принес, развязывай, Уклейка. Как вы тут? Обустроились?
– Обустроились! – взревел Афоня и вдруг стал тереть грязным кулаком глаза. Коська с Уклейкой переглянулись – водяной плакал настоящими слезами. Возможнл, даже солеными.