Трускиновская Далия. Жалобный Маг

   – Послал бы капитана своей стражи с молодцами в засаду, – сразу догадался мастер Жербер, – чтобы этот деревенский жених до столицы и не доехал вовсе.
   – Нет, коли он не доедет – королева Мабилла поймет, что дело нечисто. Глава могучего рода ляжет вечером с женой на ложе и спросит – нет ли у них, у женщин, какого-нибудь способа сделать женихов вовсе к супружескому делу непригодным?
   – Жених-то один, внук дамы Берты!
   – Но об этом еще никто не знает! Они там, в столице, ждут, что в ворота въедет отряд женихов, все – как молодые ярые быки, как кровные жеребцы!
   – Увидят они того внучонка, плюнут и скажут – ну, этот и без нашей помощи опозорится!
   – Не-е-е-ет! – пропела-прогнусавила тетка Туанетта. – Они скажут – не может быть, чтобы на такого заморыша надежду возложили! Стало быть, кто-то очень сильненький ему ворожит! И тут уж до Изоры живо доберутся! Наживет она себе на голову поединок! Увидишь – наживет! Да ты что – опять слезу пустил? Изору пожалел, что ли? Я же говорила – Жалобный Маг помог ей с тобой управиться!
   – Нет никакого Жалобного Мага, – отвечал отшельник. – Изначально – не было!
   – А потом – появился!
   – Неоткуда ему было появиться!
   – Было!
   – Не было!
   – Было!

* * *

   А вот ежели бы тетка Туанетта и мастер Жербер вместо того, чтобы переругиваться, еще раз напустили дыму над зеркалом, то и увидели бы, возможно, как сьер Элиас, кряхтя, укладывается в супружескую постель. Оно, конечно, нет никакого интереса любоваться, как старая развалина умащивается поудобнее, но вот послушать, о чем толковали между собой Хозяин и Хозяйка, сьер Элиас и дама Эрмиссенда, право же, стоило!
   – Если эта ведьма еще раз к нам заявится, я на нее собак велю спустить! – без особой злости, но значительно сказала Хозяйка. Псов она, смолоду любя охоту, воспитала таких, что вдвоем кабана заваливали.
   – Уехала – и счастливого ей пути! – отозвался Хозяин, стягивая толстые теплые чулки. – Я ее не звал. Пусть делает что хочет! Пусть везет внука в столицу и там позорится на всю Септиманию! Видать, кого-то из дочек она от деревенского дурака нагуляла! Вот и внучек уродился бестолковый!
   – Какой бы ни был, а единственный мужчина в роду… – тут дама Эрмиссенда задумалась. – А скажи-ка мне, Элиас, ведь частенько ты от меня погуливал, а?
   – Ни сном, ни духом! – возопил сьер Элиас, сделав такие честные глаза, что одно это уж могло бы навести на превеликие подозрения.
   – Да не ори ты… – дама Эрмиссенда приподняла край огромного мехового одеяла, чтобы пустить в тепло мужа. – Послушай, муженек, мне ведь до смерти обидно, что Бертино отродье королевским супругом станет! Вот ежели бы у тебя где приблудный сынок или внучонок сыскался! Мы бы его в род приняли! И ни одна ворожея бы нас не опозорила – кровь-то твоя! Родовая!
   – Нету у меня ни приблудных сынков, ни приблудных внучат, – на всякий случай отодвигаясь подальше от жены, подтвердил сьер Элиас.
   – А напрасно! Что же это ты – шкодил, шкодил, и без всякого проку?
   Дама Эрмиссенда негромко рассмеялась, а сьер Элиас крепко задумался.
   – Так-то оно так, милочка, да только как нам это теперь узнать? – нерешительно признался он. – Если что и было – никто нам, насколько я знаю, подкидышей к воротам не подкладывал. Да и я ведь… как бы тебе растолковать… девчонок-то я не портил…
   – А к замужним заглядывал?
   – Бывал грех, бывал…
   – Бабка моя всегда говорила, что иной грех лишь с виду грех, а пользы приносит поболее всякой добродетели, – заметила дама Эрмиссенда. – Стало быть, твой сынок или внучонок сейчас под чужим именем живет и чужой хлеб ест? Негоже это! Нужно паренька в родную семью взять. И не зятьям, а ему имущество отписать. Что – зятья?
   – Ну, коли на то пошло, то наши зятья – не чета Бертиным!
   – А родной-то сынок лучше! – дама Эрмиссенда усмехнулась. – Неужто ни одной девчонки не испортил? Кабы так – твое дитя бы в монастырском приюте возросло…
   Сьер Элиас, видя, что супруга крепко забрала себе в голову такое неслыханное пополнение семейства, сел в постели, дабы размышлять было удобнее.
   – Ну, допустим, отыщется такой сынок, милочка. Так наши с тобой дочки его со свету сживут!
   – Не успеют! – беззаботно отвечала любящая матушка. – Мы его вымоем, приоденем и в тот же день в столицу отправим!
   – Берта-то уже в пути, я полагаю… вместе с внучонком…
   – Меньше, чем за десять дней, она до столицы не доберется. Ее ведь медленно повезут, чтобы старые кости не растрясти! А мы нашего голубчика в лучшем виде снарядим, самых резвых коней ему со свитой приготовим. И ежели даже он и опоздает – родовые-то грамоты у него будут, а не у Бертиного отродья! И если столичные ворожеи вздумают чистоту крови проверить – тоже все в лучшем виде соответствует! Он-то по прямой мужской линии кровь перенял, а Бертин внук – по боковой, через женщину. Судьба к нам личиком повернулась, муженек, негоже от Судьбы-то отворачиваться!
   – Негоже, да только где же я тебе приблудного сыночка возьму?!? – заорал сьер Элиас.
   – Не может же быть, муженек, чтобы его не нашлось!
   – Может!
   – Не может!
   – Может!

* * *

   В это же самое время дама Берта со своей свитой, Изорой, зятьями и внуком, костеря брата на чем свет стоит, въезжала во двор своего городского дома.
   Родовых фамильных грамот она не получила, сманить сьера Элиаса в столицу ей не удалось, предназначенного королеве Мабилле жениха он видеть отказался. Дама Берта желала брату, его супруге, их шести дочкам с зятьями и всему прочему потомству адского огня в почки, печень и селезенку, а также много иных хвороб в различные члены. Она прервала язвительные речи лишь когда с помощью зятьев сползала с кобылы наземь.

   Изора соскочила сама, хотя при ее удивительной красоте мужчины должны были бы, толкаясь и переругиваясь, наперебой протягивать ей руки. Но странным образом эта безупречная красота никого не волновала. А, может, презрительное личико было тому виной. А может, и недобрая слава, что тянулась за красавицей незримо, да ощутимо…
   – Успокойся, госпожа, и признайся, что сделала ошибку, – сказала Изора, когда обе они вошли в опочивальню дамы Берты. – Напрасно ты рассчитывала, что сможешь увлечь брата этой затеей. В деньгах он не нуждается, того, что есть, ему вполне хватает, славы не ищет, да и кто ее ищет в такие годы? Все твои доводы оказались бесполезны, и следовало с самого начала действовать так, как предлагала я.
   – Старый дурак! – буркнула дама Берта, стягивая головную повязку и накладные косы – с ней вместе. – Я сама виновата – отправилась с доводами рассудка к старому дураку! Очевидно, придется пустить в ход те самые чары, Изора, которые ты обещала, хотя я и не очень-то в них верю. О том, что можно вложить в мальчика неслыханную мужскую силу – знаю! О том, что можно приворожить самую неприступную женщину, – знаю! За все это я тебе готова заплатить сколько скажешь. Но чтобы над людьми имела власть детская игрушка?
   – Не желаю я тебе, госпожа, чтобы ты на себе испытала власть этой игрушки…
   Изора сняла с пояса скрытую до поры складками маленькую лютню, которая издали смахивала на обыкновенную ложку, не такую, какой едят похлебку, а скорее на такую, которой эту похлебку разливают.
   – Вот сильнейшее оружие, которым я владею, – невозмутимо сказала она. – И нет мне нужды в тех чарах, какие напускают деревенские ведьмы! Любая женщина сжалится над любым мужчиной, стоит только зазвучать этой лютне. Ты еще увидишь, как королева Мабилла стоит на коленях перед твоим внуком, умильно заглядывая ему в глаза!
   – Мы завтра поедем по лавкам, – решила дама Берта. – Нужно снарядиться в дорогу должным образом. Я засажу всех девиц шить…
   – А вот этого делать не нужно, госпожа! Все наряды тебе сошьют в столице и по новейшей придворной моде. Более того – придворные портные сделают тебе все бесплатно, потому что захотят и в будущем получать заказы от бабки королевского мужа, отца новой королевы!
   Любая другая женщина сказала бы это по меньшей мере с лукавой улыбкой, а Изора как будто вслух прочитала в амбарной книге, сколько овса и ячменя было выдано конюхам.
   Дама Берта, впрочем, не обратила на такую странность внимания.
   – Как ты все отлично придумала, милочка! – обрадовалась будущая королевская прабабка. – Значит, уже завтра нам не мешало бы выехать в дорогу. Скажи-ка, а тайные снадобья внуку нужно будет принимать уже сейчас, или достаточно будет, ежели он в столице их отведает?
   Изора задумалась, поглаживая нежнейшими пальчиками игрушечную лютню, слегка подергивая ноготками струнки.
   – Я бы хотела посмотреть его в опочивальне, – сказала наконец колдунья. – И без рубахи.
   – Чего же проще! Я велю слугам приготовить ему чан для купанья и свежую рубаху! – тут дама Берта, вспомнив, видимо, шашни и плутни полувековой давности, захихикала. – Его искупают и переоденут, а ты сможешь сие созерцать!
   Вдруг бабуля погрустнела.
   – Сдается мне, что там особо любоваться нечем… – более чем горестно молвила она. – Бедненький мой внучек, как же его жестоко Судьба обделила!..
   Изора продолжала пальчиками ласкать лютню, касаясь струн невесомо и заставляя их трепетать неслышно…
   – Вот горе-то, вот горе! – запричитала дама Берта, вытирая слезы. – И личиком-то внучек не удался, и стан у него – как тростиночка жалкая, и бородка-то расти не желает! И хворенький он у нас, наследничек наш любезный! Право, своим бы здоровьем с ним поделилась, если бы сие…
   Тут на ее уста легла холодная узкая рука.
   – Молчи, госпожа. Этого довольно…
   Дама Берта, сразу перестав хныкать, злобно уставилась на обнаглевшую колдунью.
   И тут же увидела, что не одни они в помещении – рядом с Изорой стоит, держа ее за руку, некий муж в дымчатой сутане с капюшоном, сгорбленный, так что и лица не разглядеть, и явно бестелесный – ведь сквозь него смутно видны очертания большого камина и даже блеклое пламя в оном.
   Дама Берта попятилась и села на низкую табуреточку.
   – Вот оно, наше главное оружие, – ровным голосом сказала Изора. И, отцепив от пояса, подала дымчатому монашку лютню.
   Рука его, взявшая гриф, уже обрела плоть – и дымчатая прозрачность его сутаны тоже сгустилась, обозначились резкие тени складок, и лицо, окаймленное короткой бородкой, сделалось вроде бы зримым…
   Он присел на другой табурет, напротив дамы Берты, прижав еще звучащую лютню к груди, прямо весь вокруг нее, крошечной, обвился и завернулся, и тронул струны, и запел негромким приятным голоском, да так, что дама Берта, особа не склонная к нежным чувствам, немедленно возжелала встать, устремиться к монашку и прижать к груди голову вместе с капюшоном – если только она, голова, там и впрямь имелась.
   – Вот точно так же растает сердце королевы Мабиллы. А прочее тебя, госпожа, пусть не волнует. Уж девчонка-то у них двоих непременно получится, – обнадежила Изора.

* * *

   Ехать в столицу можно было по-разному. Через горный перевал путь лежал короткий, но связанный с неудобствами. Речной долиной добираться было дольше, да и переправляться через реку ниже по течению пришлось бы вброд, но других дорожных неурядиц не предвиделось. Мастер Жербер и тетка Туанетта разругались вконец, пока выбирали путь. Тетка Туанетта настаивала на ровной дорожке, пролагающей по красивой местности, где на каждом шагу – всевозможные харчевни. Поесть она любила. Мастер Жербер желал странствовать там, где его никто бы не видел, не слышал и не узнал.
   – Да кто нас с тобой сейчас признает? – изумлялась тетка Туанетта. – Ты посмотри, на что я стала похожа! Да и ты сам тоже хорош!
   В хижине отшельника зеркало имелось, да только то самое – магическое. Оно исправно показывало все то, что было в прошлом, и, возможно, невольно сбило с толку отшельника – он видел себя таким, как полсотни лет назад. Таким, каким в глубине души хотел бы видеть…
   Тетка Туанетта долго бы препиралась с мастером Жербером, если бы не догадалась сбегать к ручью с котелком и показать сварливому отшельнику его отражение в чистой воде.
   Отшельник разрыдался.
   С большим трудом тетка Туанетта уразумела – таким, постаревшим, покрывшимся морщинами, убогим и скрюченным, он вообще не желает показываться добрым людям на глаза.
   И чесался-таки язык у повитухи назвать давнего приятеля бабой, да только знала она, что именно этого делать и не следует. Это было бы уж слишком жестоко – и она, вздохнув, позволила мастеру Жерберу уговорить себя на горное путешествие.
   Владения сьера Элиаса простирались до самой септиманской границы – и сомнительной пользой от этого было постоянное присутствие контрабандистов с их заморскими товарами и странными похождениями. Но именно контрабандисты хорошо знали горные тропы, да еще, пожалуй, браконьеры – по милости дамы Эрмиссенды. Великая охотница время от времени обнаруживала, что в ее лесах порезвились мерзавцы и наглецы, метала громы и молнии, и те полтора десятка любителей оленины, чья совесть была нечиста, отсиживались в пастушьих хижинах на такой высоте, куда разъяренная дама Эрмиссенда со стражниками и глядеть-то боялись.
   Именно поэтому тетка Туанетта решила присоединиться к каравану контрабандистов, которые за небольшие деньги охотно провели бы ее с мастером Жербером самыми короткими тропами, или нанять какого ни на есть браконьера. Она отправилась в село, где жило несколько семей, сделавших эти два промысла фамильными, и вернулась расстроенная. Как раз минувшей ночью мужчины были вызваны за ворота условным сигналом – и уж больше домой не вернулись.
   Поэтому повитуха с отшельником решили ехать на свой страх и риск.
   Они раздобыли двух выносливых ослов, собрали несложное свое имущество, тетка Туанетта оставила городской дом на маленькую Фадетту, отшельник привалил дверь хижины бревном и сверху припечатал заклятием – хотя тетка Туанетта, зная, что это недавно изобретенное заклятие, и расслышав несколько слов, справедливо заподозрила, что к их возвращению бревно пустит побеги, эти побеги оплетут домишко, и попасть туда не сможет даже сам хозяин…
   Ослы были привычны к горным тропам, шагали резво, первую ночь путешественники провели, как и собирались, в пастушеском сельце, а вот на вторую их уже ожидало нечто совершенно неожиданное.
   Они засветло подъехали к большой овчарне, примыкающей к крутому склону и сложенной из крупных камней. Когда летом пастухи гнали овец в горы, а потом, поздней осенью, – обратно, здесь можно было переждать непогоду даже с немалым стадом.
   Тетка Туанетта наладила костер, приготовила ужин и даже разложила варево по мискам, когда мастер Жербер забеспокоился.
   – Сюда кто-то едет! – вскрикнул он, всплеснул руками и кинулся за дорожным плащом с преогромным капюшоном.
   – Вот и замечательно! – обрадовалась повитуха, чая увидеть ненаглядных контрабандистов. Все-таки она сомневалась в своих талантах проводника и следопыта.
   Но вовсе не контрабандисты подъехали к овчарне.
   Это был отряд всадников, богато одетых и прекрасно вооруженных, не скрывающих своих лиц, а во главе на прекраснейшем коне ехал статный мужчина со светлыми вьющимися волосами и рыжеватой бородой. Его плащ из наилучшего меха прикрывал круп коня и ниспадал едва ли не до копыт.
   – Да что же это делается! – воскликнула тетка Туанетта, узнав роскошного всадника. – Лесник Гильом в уме повредился! В разбойники подался! Нет, ты погляди, мастер Жербер! Ты погляди!
   И она тыкала пальцем в тех контрабандистов и браконьеров, которых заведомо знала, составлявших свиту спятившего лесника.
   Не слезая с коней, странный отряд въехал в овчарню и обнаружил там тетку Туанетту, ужин на две персоны и совершенно никому не известного мужчину в грубом плаще и с капюшоном ниже подбородка. Но, сколь низко бы не навис капюшон, узкий кончик седой бороды из-под него все же виднелся.
   Многие тетку Туанетту знали, кое-кто из молодежи был ей и жизнью обязан – ловкая повитуха немало пользы приносила женщинам как при родах, так и потом, пользуя матерей с младенцами травными отварами и припарками.
   – Уж не в свадебное ли путешествие ты собралась, тетушка? – загалдели парни. – Гляди, и женишка припасла!
   – В столицу еду, – честно сообщила повитуха. – Страдальца с собой везу. Давно не была в столице, а этому бедолаге тем более туда нужно – королевским врачам свою хворь показать. Коли проводите хоть немного – отблагодарю.
   – А ты, тетка Туанетта, с нами поезжай! – сказал лишившийся разума лесник Гильом. – Как раз до столицы тебя доставим.
   – Далеко же вы собрались! – изумилась повитуха, а мастер Жербер под своим страшным капюшоном вздохнул.
   – Да вот, охота и нам королевский двор увидеть, – благодушно сообщил лесник. – На турнире покрасоваться, с дамами потанцевать.
   Тетка Туанетта вытаращилась на безумца, как на привидение, да не простое домашнее, а такое, что среди дня является.
   – И ты полагаешь, что так тебя на турнир и пустят? – едва не заикаясь, осведомилась она.
   – Странно было бы, коли бы наследника сьера Элиаса и жениха прекрасной королевы Мабиллы не пустили на турнир! – заявил лесник. – Настал и для меня светлый день, тетка Туанетта! Признал меня-таки батюшка! И за это всенепременнейше следует выпить!
   – Наливай! – и, окончательно ввергнув повитуху в беспамятство, к костру вышел старенький капеллан Антониус.

* * *

   Сколько ни допытывала тетка Туанетта подвыпившую свиту новоявленного продолжателя рода, а понять не могла – как так вышло, что, снаряжая в дорогу королевского жениха, сьер Элиас не послал за ней, за теткой Туанеттой?
   Спешку она еще могла понять – дама Берта тоже наверняка поторопилась отправить в столицу своего худосочного внучка. И то, что из всех возможных сыновей сьер Элиас признал именно красавца-лесника, – тоже. Даже то, что жениха сопровождал отряд не стражников, а контрабандистов и браконьеров, тоже она могла хоть как-то оправдать. Ведь желательно было опередить даму Берту, которая ни за что не потащилась бы в столицу горными тропами. Но не взять с собой свою, домашнюю, колдунью, хоть и не чрезмерно сильную, сказать честно – слабенькую, однако ж годную на то, чтобы наложить обереги и сварить в нужный час возбудительное зелье?..
   Мастер Жербер сидел в уголку неприметненько, так укутавшись в плащ, что сделался похож на большой серый валун. И, видно, таково было его намерение – прикинуться безмолвным валуном. Уже и то было благо, что отшельник по своей скверной привычке не хныкал, не лил потоки слез, не капризничал и не прихорашивался. И это было для тетки Туанетты великим облегчением. Ей сейчас только возни с рыдающим отшельником недоставало.
   Поразмыслив, тетка Туанетта объяснила такой важный недосмотр спешкой. И уселась с капелланом у огонька потолковать о временах, давно минувших, и людях, давно скончавшихся.
   – Ежели бы матушка дамы Эрмиссенды проведала, что у мужа на стороне такой славный сынок вырос – шуму бы подняла на всю Септиманию. А дама Эрмиссенда призвала нашего Гильома пред свои светлые очи, кругом его обошла, по плечу похлопала и спрашивает: ну, дружочек, желаешь ли послужить нашему славному роду? – так трогательно живописал капеллан сцену, которую сам наблюдал. – А Гильом вытянулся, стоит перед ней, как на полковом смотру, и бодро так отвечает – мол, готов послужить! А добрый сьер Элиас издали на все это дело смотрел – потому что от дамы Эрмиссенды всяких чудес ожидать надобно… И родовые грамоты у него в правой руке были. Как убедился, что супруга с приемным сыночком поладила – так и грамоты ему передал.
   Как выяснилось, отряд в дорогу сьер Элиас и нечаянный его сынок набирали сообща. Тетка Туанетта оглядела молодые, жизнерадостные, усатые рожи и решила, что от этих ребятишек проку будет побольше, чем от стражи – да и как замок без стражи оставлять? Непристойно это!
   Она многих знала в лицо – Аймерик и Адемар, родные братья, поочередно прибегали к ней ночью врачевать разбитые носы, Раймон и Юк жили далеко и лечили свои царапины у другой мастерицы, однако она видывала обоих на весенней ярмарке и знала, чем они промышляют. Бонифас вообще появился на свет с ее помощью, и его матушка время от времени присылала повитухе кусочек незаконной оленинки. Словом, народец подобрался как раз такой, с которым можно творить великие дела. Вот разве что парнишка, державшийся поблизости от Адемара, был незнаком, ну да в такой компании размазню держать не станут.
   – Все бы ладно, да только не верю я, что от этакого красавца дочка родится, – заметила тетка Туанетта. – От него только мальчишек зачинать – оно и на роже написано.
   Капеллан негромко рассмеялся.
   – Ну, это горе – еще не беда, – сказал он. – Помолимся хорошенько, бедным милостыню раздадим, да разве ты нам в помощи откажешь? Уж найдутся у тебя такие хитрые слова, чтобы пошептать над вином – а с того бы дочка родилась?
   Тетка Туанетта задумалась, перебирая в памяти то немногое, что знала и умела по колдовской части.
   – А знаешь, милосердный отче, я ведь и припомнить ничего-то подходящего не могу… Чтобы парня родить – есть приемы. Муж должен с женой дело иметь, шапки с головы не снимая, или в полнолуние с особым приговором, или вот есть еще способ…
   Серый валун, который, казалось, уже лет триста пребывает в молчаливой неподвижности, негромко и противненько засмеялся.
   Смех этот лучше всяких слов сообщил повитухе, что ее опасения подтвердились-таки – нет такого заклинания, чтобы позволило непременно дочку родить, да и откуда ему быть, если во все времена мальчишки выше девчонок ценились? Стало быть, придется изобретать!
   И тут же тетка Туанетта поняла, что битва вовсе не проиграна! Конечно, есть риск, что, выйдя замуж за лесника Гильома, королева Мабилла родит козленочка, или большую жабу, или вовсе маслобойку. Ибо творчество мастера Жербера не всегда было успешно. Однако в его старании повитуха не сомневалась. И, в конце концов, пяти лет не прошло, как мастер Жербер изобрел заклинание против комаров. Оно распространило в хижинке такой аромат, что две недели там жить и спать было совершенно невозможно, но ведь и комары повывелись, по сей день не прилетают?!. Вот так-то!

* * *

   А дама Берта меж тем плела злодейские интриги. Она торопила свою свиту, догадываясь, что милый братец и дама Эрмиссенда могут предпринять что-нибудь этакое, совершенно для нее неподходящее. Колдунья Изора, которая на сей раз сопровождала даму не скрытно, в наряде служанки, а вполне открыто, ехала с ней рядом и даже сподобилась молчаливой благодарности челяди – она сдерживала яростные порывы благородной особы и не позволяла странствовать в полных потемках.
   Время от времени обе заговорщицы подзывали к себе внучка, Амьеля, и наставляли его в обхождении с дамами. Но тощий, долговязый и унылый, как похоронный штандарт, Амьель мрачно отмалчивался. Всем видом своим он показывал, что не нужна ему никакая королева Мабилла, и что охотнее всего он бы остался в любом из монастырей по дороге к столице, чтобы немедленно принять там полный постриг.
   Если бы Изора позволяла своей физиономии хоть малейшее шевеление, то и корчила бы недовольные гримаски. Королевский жених вовсе ей не нравился. Но дама Берта была убеждена, что ее затея увенчается успехом. Ибо Амьель знал наизусть несколько весьма красивых любовных канцон и даже мог их пропеть приятным голосом.
   – Королева уже восемь раз рожала от самых крепких во всем королевстве бычков и жеребчиков! – сказала она Изоре. – Ей, несомненно, будет приятно склониться душой к утонченному юноше, не грубому, не своенравному, тонкому в обхождении.
   Изора покосилась на этого приятного юношу, который за девять дней пути лишнего словечка не вымолвил.
   – Видно, придется мне сварить для него весьма крепкий напиток бодрости, – заметила колдунья. – Ибо есть вещи, коих тонкое обхождение никак не заменит…
   – Прежде всего внучек должен понравиться королеве.
   – Ну, это уж проще простого…
   И колдунья погладила кончиками пальцев подвешенную к поясу игрушечную лютню. Лютня отозвалась вздохом.
   – Благородная дама! – воскликнул, подскакав, капитан охраны. – Нам навстречу движется кавалькада!
   – Это королева! – воскликнула дама Берта. И точно – сама владычица Мабилла, получив посланное с гонцом письмецо, выехала встречать жениха. Не по горячей любви к нему она это сделала – а просто скандал, который она устроила восьми благородным семействам, скандал, завершившийся возней со жребиями, требовал как раз такого продолжения. Причем королева не взяла с собой ни одного из семерых своих братьев, генералов и министров, а отправилась попросту, в сопровождении дам и своей личной гвардии.
   Дама Берта, уверенная, что несложно будет перехитрить Мабиллу, за широкими спинами братьев забот не ведавшую, жестоко ошиблась. Королева прекрасно рассчитала свои поступки.
   Присутствие родственников в такой важный час, как встреча с женихом, было ей совершенно ни к чему. Она уже знала, что никакой отряд молодых красавцев не выстроится, вылупив глаза и выкатив кольчужные груди, дабы она могла решительным пальчиком своего избранника отметить. И рассудила здраво: если тот, кто ей достался милостью жребия, достоин ее ложа, то она привезет его с собой в столицу. А ежели недостоин… так ведь капитан охраны – на то и капитан, чтобы понимать с полуслова… да и добрая Маурина, нарочно для такого случая прискакавшая на помощь к своей владычице и приятельнице Мабилле, знает способы затуманить сознание и развернуть непрошеных гостей к столице задом, к дороге передом…