Когда дело было сделано окончательно и бесповоротно, Танцор вдруг вспомнил, что сейчас не весна, а осень. И что холода приближаются, а не удаляются. И с такой голой головой недолго подхватить и насморк.
Однако внешним видом остался доволен. И заорал, вживаясь в новый имидж: "Бабло на бочку, кончай понты лимонить, бля!"
Но более всего была довольна Стрелка:
- Так гораздо эротичней, - сказала она, зардевшись.
20 сентября Маньяк убил Акулову Лидию Львовну, 1959 года рождения, преподавательницу Института стали и сплавов. Произошло это в парке Тимирязевской академии со стороны улицы Вучетича в период между шестью и семью вечера. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления был оставлен тот же офорт Гойи, что и в Нескучном саду рядом с трупом Стариковой: "Этот болван воображает, что раз он носит кокарду и жезл, то он от природы выше других, и злоупотребляет доверенной ему властью, чтобы досаждать веем, кто имеет с ним дело. Тщеславный, спесивый, наглый с теми, кто ниже его по положению, он гнет спину и пресмыкается перед теми, кто его сильнее".
25 сентября Маньяк убил Афанасьеву Елену Анатольевну, 1963 года рождения, крупье казино "Русская карусель". Произошло это в районе Филей, в треугольнике, образованном Москвой-рекой, Белорусской и Окружной железными дорогами, в 9 часов утра. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления оставлен офорт с изображением Тантала, заламывающего руки над бездыханной женщиной: "Если бы он был более учтив и менее назойлив, она, может быть, ожила бы".
29 сентября Маньяк убил Загорулько Гадину Григорьевну, 1971 года рождения, сотрудницу Тимирязевского узла связи. Произошло это на Загородном шоссе рядом с психиатрической больницей имени Кащенко между двумя и тремя тридцатью дня. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления был оставлен офорт "Какая жертва!", изображающий невесту, жениха-уродца и родню невесты: "Как водится, жених не из самых привлекательных, но он богат, и ценою свободы несчастной девушки нищая семья покупает благополучие. Такова жизнь".
- Танцор! - радостно завопил в трубку Следопыт. - Ты оказался прав! Есть система!
- Ну-ка, ну-ка, - заерзал от нетерпения в кресле Танцор. - Что мы имеем?
- Получается звезда! Причем, как ты и предполагал, перевернутая. Уже четыре вершины есть. Сокольники, Тимирязевский парк, Фили и психбольница. Все очень точно, самое большое отклонение - двадцать метров. Теперь мы должны брать его на платформе "Новая", по Казанке. Где пересекается с шоссе Энтузиастов.
- Отлично! А когда? ,
- И это понятно. Он работает по арифметической прогрессии. Второе убийство, козел, совершил через семь дней после первого. Третье - через шесть после второго. Потом через пять. И так далее. Теперь, значит, это будет второго октября. Послезавтра.
- Во сколько?
- Да ты охренел, что ли, совсем?! Откуда я знаю? Придется с двенадцати ночи караулить. Или ты против?
- Годится.
2 октября Маньяк никого не убивал.
АППЛЕТ 11О
ПРАКТИЧЕСКИЙ ОККУЛЬТИЗМ
4 октября Маньяк убил Лиховцеву Татьяну Гарриев-ну, 1969 года рождения, безработную. Произошло это на Воробьевых горах в полдень. Рядом с закрытой станцией метро. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления был оставлен офорт "Один другого стоит", изображающий флиртующую парочку и двух радующихся этой сцене старых ведьм: "Немало было споров о том, кто хуже: мужчины или женщины. Пороки тех и других происходят от дурного воспитания. Распутство мужчин влечет за собой разврат женщин. Барышня на этой картинке так же безрассудна, как и щеголь, беседующий с нею, а что до двух гнусных старух, то они друг друга стоят".
- Блин, блин! - исступленно орал Следопыт, бегая по комнате и размахивая руками. - Подсознание у него! Он нам все сам на тарелочке выложит! Он глумится над нами! И больше ничего!
- Остынь, - хмуро сказала Стрелка. -- Ты сам-то хоть что-то дельное предложил? Чтобы сейчас так орать.
- Мочить надо было! - не унимался Следопыт. - На кладбище мочить!
- Это мы уже сто раз слышали. Что теперь? У тебя есть идеи?
Следопыт наконец-то замолчал, сел на диван, но продолжал шумно дышать.
В комнате воцарилась тишина, но никак не спокойствие. Даже Дед как-то по-особому, не как всегда, отхлебывал виски. Танцор курил сигарету за сигаретой. Стрелка все время завязывала ботинки, которые тут же развязывались.
- Ну, успокоился? - спросил Танцор. - А теперь давай думать, что мы еще не учли. Ты картинки друг на друга накладывал?
- Накладывал, - устало ответил Следопыт.
- А привязку текста и сюжетов к ситуации искал? Скажем, там, где про невесту.
- Искал. Телефонистка была уже девять лет замужем. Что еще?
- А оригинал текста? По-испански.
- А я знаю испанский?! - опять взвизгнул Следопыт. - Думаю, и маньячное подсознание его не знает ни хрена!
- Ладно, ладно, не кипятись. Что еще делал?
- Искал корреляцию времени и дат преступлений с фазами луны, с восходом и заходом солнца, с движением планет. Чего только я не искал, блин!
- Хорошо, а нумерологическую проверку ты сделал?
- А это что за хрень?
- Ну, каждой букве алфавита присваивается номер, с единицы и до тридцати двух. На этом пунктике сильно сдвигаются всякие любители оккультизма. Точнее, они, как правило, начинают с этой хренотени. И большинство на этом и останавливается.
- До тридцати трех, - поправил Дед.
- Нет, "ё" не считается.
- Как это не считается, - уперся Дед, - когда "ё" есть, ёксель-моксель?!
- Ладно, пусть будет по-твоему. А теперь берем альбом. - Танцор взял с полки альбом "Caprichos". - Открываем. - Раскрыл. - И видим, что автор пронумеровал все свои офорты с номера первого до... до восьмидесятого. Какая картинка была первой? - спросил он у Следопыта.
Следопыт полез в компьютер и сказал, что первой была картинка "Уже пора".
- Отлично, - бодро сказал Танцор, - это как раз восьмидесятый номер.
- Так букв-то тридцать две, - совершенно справедливо заявил Следопыт.
- Тридцать три, - опять встрял Дед.
- Дед, помолчи, а? Ведь никогда же теорией оккультизма не занимался, хоть и практик по этой части блестящий. Так вот, - опять вернулся к Следопыту Танцор, - мы вычитаем эти самые тридцать два из восьмидесяти столько раз, пока не останется число меньше или равное тридцати двум. Делай раз: осталось 48. Делай два: осталось 16. Ну, ты уже буквы пронумеровал или ворон ловишь?
- Нет пока, счас... Шестнадцатая буква - это "п".
- Давай дальше.
- Дальше идет "Куда направляется маменька?"
- Отлично. Это у нас номер 65. Вычли раз - 33. Еще раз - 1. Это, надо думать, "а". Что дальше?
- "Поняли? Чтоб было по-моему, слышите? А не то..."
- Так, 76. Остается 12.
- "л". Потом - "Тантал".
- 9. Что это?
- Это "и". Дальше идет "Какая жертва!"
- 14. Что?
- "н". И последнее, что мы имеем, "Один другого стоит".
- Это 5.
- "д". Получилось "палинд".
- Полная чушь! - прокомментировала Стрелка. - Нет таких слов. Голый Вася.
- А ты, блин, не торопись! Следопыт, лезь в словарь.
Следопыт залез. Слово такое было. Причем единствент ное, начинающееся на "палинд". Это слово было "палиндром".
- А что это такое? - спросила негуманитарная Стрелка.
- Это, Стрелка, - ответил гуманитарный Танцор, - такой стих специальный. Одинаково читается как слева направо, так и в обратную сторону. Ну, например, "А роза упала на лапу Азора".
- Ну-ка, - Стрелка подошла к компьютеру, настучала палиндром про розу и лапу. Прочла. И заявила, что это ложь.
Танцор глянул на монитор и сказал, что лапа у Азо-ра, а не у Анзора. У Анзора рука или ладонь.
- Ладно, - ничуть не смутившись, парировала Стрелка, - какого хрена мы с этим твоим палиндромом делать будем?
- Подождем, когда следующая буква появится, "р". Значит, мы на правильном пути.
- На каком пути?! Дальше-то что?! Ну, потом "о" появится. А потом? Как это поможет нам поймать Маньяка? Как?!
- Да, как?! - очнулся от эйфории декодирования и Следопыт.
- Как? - абсолютно трезвым голосом спросил Дед.
- Так ты это и сделаешь. Это же какая-то очень мощная ассоциация: симметрия! Пока непонятно какая. Введем тебя в транс, ты все и выяснишь.
9 октября Маньяк убил Строеву Альбину Апполо-новну, 1969 года рождения, юрисконсульта АОЗТ "Колыма". Убийство было совершено в Плотниковом переулке в десять часов вечера. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления был оставлен офорт "Он хорошо натянут", изображающий молодую даму, подтягивающую чулок в присутствии старой ведьмы: "О, тетушка Курра не дура. Она отлично знает, как важно иметь хорошо натянутые чулки".
На следующий день все опять собрались, чтобы либо добить это дело, либо опять остаться ни с чем и продолжить в темной комнате поиск кошки, которая уже, вероятно, давно сбежала через окно. Отступать было некуда, позади была катастрофа. Точнее впереди, куда всех неумолимо влекла дьявольская изощренность Сисадмина.
- Ну вот, друзья мои, - начал Танцор с какой-то дурной театральной интонацией, - вчера, когда мы тут все собачились, Маньяк подкинул еще одну картинку. Как утверждает Следопыт, эта картинка означает букву "эр". То есть сомнений в том, что закодированным словом является "палиндром", уже нет. И быть не может. Потому что в нашем положении сомневаться уже некогда. Так что, сами понимаете...
Все посмотрели на Деда.
Дед невозмутимо покуривал сигару и перелистывал томик Ферлингетти. Рядом с креслом стояла литровая бутыль "Джима Бина" с несвинченной крышкой.
- А? Что? - встрепенулся Дед, ощутив обращенное на него всеобщее внимание. - Да, вот. Совершенно изумительные строки. На смерть Гинсберга*:
у него в руке телефон
он звонит
из своей постели в Манхэтгене
по всему миру
поздно ночью
просыпаются телефоны
"это Аллен"
"Аллен Гинзберг звонит"
сколько раз они слышали это
сколько счастливых лет
ему вовсе не нужно говорить Гинзберг
по всему миру
в мире поэтов
есть только один Аллен
"хочу тебе сказать" говорит он
и рассказывает что с ним
что на него
нисходит
Смерть - темная любовница
нисходит на него
его голос разносят спутники
над землей
над Японским морем
где однажды стоял он голый
с трезубцем
словно молодой Нептун
юноша с бородой черной
на каменистом пляже
самый прилив
и чайки плачут
волны уже разбиваются над ним,
а чайки плачут
- на набережной Сан-Франциско
дует высокий ветер
гребни седых волн секут
Эмбаркадеро алло
Аллен на линии
голос его на волнах
я читаю греческую поэзию
в ней море, в ней плачут кони
кони Ахилла плачут в ней
здесь у моря в Сан-Франциско,
где волны плачут
Аллен Аллен
* Перевод автора.
- Как трогательно, - сказал Дед совсем тихо.
- Да, Дед, - как можно деликатней откликнулась Стрелка. - Великий поэт, великий. Может быть, выпьем? Чтобы, как говорится, земля была ему пухом.
- Конечно! Непременно! - подхватил эту возвышенную идею Дед и наконец-то свинтил крышку. - Где ваши стаканы?
Достали стаканы. Наполнили на четверть.
- Не чокаются, - остановил потянувшуюся стаканом к дедовой бутылке Стрелку.
- За поэтов чокаются. За таких поэтов! - патетически воскликнул Дед.
Дружно чокнулись. И по паре раз отглотнули.
- Да, Дед, - продолжил дипломатию Танцор, - да, великим был поэтом. Кстати, палиндром - очень любопытная поэтическая форма.
- Гинсберг палиндромов не писал.
- Конечно, конечно. Потому что очень уж опасная форма... Ты пей, пей... Я думаю, палиндромом можно даже убить. Например, Маньяка. Ну, ты меня понимаешь? Как бы это так сделать?..
Дед оказался необычайно восприимчивым. То ли высокая поэзия смыла со дна души накипь отупляющей повседневной банальности. То ли еще что-то. Но он уже ВКЛЮЧИЛСЯ. Уже разил из горлышка последние остатки посюсторонности длинными очередями булек. Уже прожег взглядом завесу, отделявшую его от иного мира. Уже начинал фокусировать взгляд на чем-то трансце-дентном.
Несильно раскачивался. Не взад-вперед, а строго по магнитной линии.
Негромко постанывал. Точнее, ныл далеким комариком.
Уронил на пол пустую бутылку.
Глаза медленно закрылись.
Голова резко упала на грудь.
Через пять минут, которые всем показались вечностью, Дед очнулся. Как бы абсолютно трезвый. Как бы совершенно здешний. Как бы предельно земной.
И лишь глаза - ничего не видящие, ни на что не реагирующие - говорили о том, что от него надо держаться подальше.
Дед встал и кратчайшим путем пошел к компьютеру. В связи с чем Танцору пришлось стремительно, рискуя порвать сухожилия, расчищать траекторию движения дедова тела от двух кресел и журнального столика.
Подошел. Сел. Открыл окно блокнота. И не глядя ни на клавиши, ни на монитор, начал переносить видимый лишь ему текст с потолка в блокнот, бешено молотя по кейборду двумя указательными пальцами:
00000000: 4D
00000001: ЗА
00000002: D8
00000003: 01
00000004: ВА
00000005: 00
00000006: 00
Это продолжалось ровно пять минут. Затем Дед заговорил. Монотонно, ни к кому не обращаясь. Танцор включил диктофон.
Это программа в машинных кодах. Это как проблема двухтысячного года. Только это проблема симметричного времени. Рассылаем этот вирус по всей Сети. Он ждет, когда время станет палиндромом. Это произойдет одиннадцатого октября две тысячи первого года в час десять минут и две секунды. Сеть начнет менять левое на правое, а правое на левое. Это конец Маньяка. И конец программы Сисадмина. Все мертвые восстанут из могилы. Зло будет посрамлено. Добро восторжествует.
Глаза Деда закрылись. И он начал медленно валиться набок. Танцор и Следопыт подхватили его и аккуратно перенесли на диван. Раздался богатырский храп.
- Так, Следопыт, быстренько сохрани программу, - начал суетливо распоряжаться Танцор, - вдруг свет, козлы, вырубят. А мы еще разок внимательно послушаем.
Перемотал ленту назад. И все опять внимательно прослушали откровения Деда.
- Так, что же это за такое особое время он назвал? - спросил Танцор сам у себя, ни к кому не обращаясь.
И настучал его на мониторе:
11.10.2001 01.10.02
- Ничего не понимаю, - констатировал он, прочитав строку справа налево.
- Это не компьютерная запись, - сказал Следопыт. - Надо так:
2001.10.11 01.10.02
- Bay! - заорала Стрелка. - Йес! Мы его сделаем!
- Это, конечно, хорошо, - со скепсисом в голосе заявил Следопыт, - но как мы этот вирус рассылать будем?
- Через "I love you". Как же еще? - изумилась Стрелка такой дубовости.
- Но ведь его каждый дурак знает. Боюсь, номер не пройдет.
- Дураков гораздо больше, чем ты думаешь. И среди них очень много совсем дурных. Открывает первый любовную весточку, приаттаченный файл. Подхватывает дедов троян. A "I love you" по всей его адресной книге рассылает это дело дальше. По его адресам сидят как минимум трое таких же дураков. И каждый из них делает то же самое. Получается цепная реакция. Сервера перегружаются и многие из них тоже цепляют троян. А уж одиннадцатого октября как рванет!
- Между прочим, одиннадцатое будет завтра, - совершенно кстати заметил Танцор, поскольку Следопыт притащил из кухни коробку пива. - Некогда кайфо-вать, блин. Уже три часа. А нам надо не только вирус посеять, но еще к часу ночи на кладбище поспеть.
00000007: 76
00000008: 04
00000009: 01
OOOOOOOA: 00
OOOOOOOB: FF
АППЛЕТ 111
СМЕРТИ БОЛЬШЕ НЕТ
К счастью, уже неделю в Москве не было дождей. Поэтому не только джип, но и "БМВ" Танцора нормально, без операции "тяни-толкай", дошел до кладбища.
Нашли могилу Гуськова. Встали к ней мордами и врубили полный свет. Если и была поблизости какая-либо нечисть, то тут же в панике разбежалась-разлетелась-расползлась в разные стороны.
Была полночь. Ровно двенадцать часов.
Небо было усеяно звездами. Подмораживало.
Стрелка выбралась из уютной машины и вскоре застучала зубами от холода. Следопыт притащил охапку сучьев и запалил костерок, ч
- Какого дьявола в такую рань притащились, - сказала Стрелка, отогревшись. - Теперь дуба тут давай по вашей милости.
- Ты, девушка, дьявола-то не поминай! - строго сказал Танцор, ковыряясь с лэптопом. - Это самая для него удобная посадочная площадка.
- Он, по-твоему, с небес, что ли, спускается?
- Не знаю, не имел счастья... - бубнил Танцор, сосредоточив все свое внимание на жидкокристаллическом дисплее. - Ни разу счастья не имел... И кто там, и откуда... И зачем...
Могила Гуськова несколько преобразилась с тех пор, как ее в последний раз видели Следопыт с Танцором. Холмик теперь венчал массивный металлический крест, выкрашенный в синий цвет. Что было абсолютно правильно. Потому что одеяльце, в которое заворачивают новорожденного мальчика, перевязывают синенькой ленточкой. Для девочек нужна красная ленточка. Вокруг холмика соорудили оградку. Внутри был столик и скамейка. Все честь по чести, чтобы прийти и помянуть.
- О! - заорал радостно Танцор.
- Не орал бы, дедушка, - не преминула съязвить решившая позлопамятничать Стрелка. - Не хрена тут всякую нечисть привлекать.
- Молчи, Стрелка. И радуйся! Работает, блин! Нам уже пол-ящика айлавьюшников насыпали. Работает, распространяется! Давай, буди Деда. Пусть старый порадуется.
- Как же, порадуется он. После вчерашнего.
- Ничего, я ему чабреца заварил. Там, в термосе. Как огурчик через десять минут будет.
Стрелка пошла к джипу.
- Ну что, Следопыт, как думаешь, сработает? - спросил Танцор, нервно затягиваясь сигаретой.
- Хрен его знает, - ответил тот откровенно. - Вообще-то я все точно сделал. Как Дед велел. Да и Дед сегодня в ударе был. Меня аж тряхануло током, когда я до него дотронулся. Так что...
Подошел Дед, на которого Стрелка накинула одеяло. Однако это не очень-то помогало. Деда здорово трясло.
- Ты, Дед, стаканчиком-то не руки грей, - сказал Танцор. - А пей из него. Это чабрец. Отличная штука. Да и к костру придвигайся.
Дед начал пить, все еще смутно представляя, где он и что с ним.
И опять все замолчали. Лишь потрескивали сучья в костре, да хлюпал страдающий Дед.
Довольно скоро он оклемался. Огляделся, понял, куда и зачем его привезли. Спросил Танцора:
- Ну как, работает?
- Работает, Дед, отлично работает. Уже по всей Сети расползлось.
- О, ровно час, - сказал Следопыт, посмотрев на часы. - Через десять минут.
Опять все замолчали. При этом все уже не смотрели на огонь, а повернулись лицами к могиле, ярко освещенной полутора дюжинами фар, подфарников, пово-рошников и стоп-сигналов.
Наступила мертвая тишина.
И вдруг далеко, в деревне, завыла собака. Тут же к ней присоединилась вторая, третья... И вскоре все слилось в один сплошной вой.
Налетел резкий порыв ветра. Над костром взвился. сноп искр.
Стрелка, оробев, прижалась к Танцору. Он обнял ее за плечо и почувствовал ладонью легкую дрожь.
Остро ощущалось, как что-то вокруг нагнетается. Что-то смутное, непонятное, недоступное взгляду, как шахта позвоночника.
Над головой резко сверкнуло...
И Танцор увидел, как крест плавно пошел от изголовья могилы туда, где были ноги, поворачиваясь при этом вокруг вертикальной оси по часовой стрелке. На долю секунды замер в противоестественном состоянии. А потом пошел назад.
Вдруг почувствовал, что Стрелка уже не справа от него, а слева!
Крест вернулся лишь для того, чтобы с еще большей скоростью отправиться к ногам Гуськова. И совсем скоро это превратилось в бег. Потом в мелькание.
Что происходило со всем остальным пространством, было неясно. Потому что яркое пятно могилы окружал непроницаемый мрак. Вероятно, то же самое, поскольку собачий вой доносился то слева, то справа.
Но могила, и все, что попадало в свет фар - друзья Танцора, соседние оградки, кусты и небольшие деревца, джип и "БМВ" - все это с возрастающей скоростью сновало бешеным челноком. И вскоре стало похоже на кляксу гуаши, которую капнули на чистый лист бумаги, а потом этот листок согнули пополам, прогладили ладонью и опять развернули.
Вскоре стало тяжело. Физически тяжело - дышать стало трудно, сердце бешено молотилось, причем то слева, то справа. Танцор заметил, что несчастного Деда рвет, когда тот проносился мимо...
"Невыносимо", - хотел простонать Танцор. Но рядом была Стрелка, которой стало бы еще хуже...
Движение замедлилось...
И совсем скоро все остановилось.
И вдруг могила разверзлась. Отчего в воздухе разлилось серное зловоние.
И из могилы появился Маньяк. Но не успел он сделать и трех шагов, как растворился в воздухе.
Тут же появился еще один Маньяк. Но и этот оказался очень недолговечным. Потом еще один Маньяк... И еще... И еще...
Когда двадцать шестой Маньяк бесследно растворился в воздухе, из могилы, опершись руками на ее край и кряхтя, начала вылезать Изольда.
- Помоги, - сказал Танцор Следопыту.
Вслед за первой Изольдой вылезла вторая. А потом и третья. И все они начали с недоумением рассматривать
друг друга.
"Куда же их теперь всех селить-то?" - подумал Танцор, пожалев, что не сообразил набить Маньяку морду перед растворением.
Затем из могилы вылезли живые и невредимые:
- бизнесменша Ирина Суржикова;
- журналистка Лидия Старикова;
- следователи Жуков и Самарин;
- маркетолог Людмила Янкилевская;
- преподавательница Лидия Акулова;
- крупье Елена Афанасьева;
- телефонистка Галина Загорулько;
- безработная Татьяна Лиховцева;
- юрисконсульт Альбина Строева.
- Ну, вроде все, - сказал, тяжело дыша, подошедший Следопыт.
- Считал? - спросил Танцор.
- Считал. Слушай, надо бы Суржикову как самую богатую за пивом послать.
- Где оно в два-то часа ночи? Иди, у меня в багажнике есть.
Но тут из могилы вылезли еще восемнадцать человек мужского и женского пола. Все одетые сугубо по-домашнему, в халатах, пижамах, а то и просто в трусах до колен, в тапочках на босу ногу.
- Кто такие? - строго спросил Следопыт.
- Да мы из "Танцора-2". Летом нас автор всех грохнул, когда подъезд взорвался от утечки газа, - отозвался огромный детина, густо покрытый татуировками на криминальные сюжеты. - А потом, козел, про нас напрочь позабыл. Всех замоченных из канализационного люка выпустил. А мы так и торчали незнамо где и непо нятно зачем, как бобики, блин!
И вдруг высоко в небе послышался какой-то очень далекий свист. Который стремительно приближался и усиливался. Дед как самый опытный, переживший в детстве войну, упал на землю и закрыл затылок ладонями.
Но это была голова. Голова Гуськова, возвращавшаяся к своему хозяину.
А потом из могилы раздались какие-то странные механические звуки, и появился отец фрейдизма Зигмунд Фрейд. Но не канонический старец, способный внушать окружающим лишь стерильное почтение, а изрядно пьяный и чрезвычайно довольный собой молодой человек, почти студент. На груди у Фрейда на кожаном ремне висела обшарпанная шарманка, он весело крутил ручку и на мотив "Амурских волн" орал на чистейшем русском языке всего лишь два слова. И эти слова были: "ПОЛНЫЙ АБЗАЦ!"
Однако внешним видом остался доволен. И заорал, вживаясь в новый имидж: "Бабло на бочку, кончай понты лимонить, бля!"
Но более всего была довольна Стрелка:
- Так гораздо эротичней, - сказала она, зардевшись.
20 сентября Маньяк убил Акулову Лидию Львовну, 1959 года рождения, преподавательницу Института стали и сплавов. Произошло это в парке Тимирязевской академии со стороны улицы Вучетича в период между шестью и семью вечера. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления был оставлен тот же офорт Гойи, что и в Нескучном саду рядом с трупом Стариковой: "Этот болван воображает, что раз он носит кокарду и жезл, то он от природы выше других, и злоупотребляет доверенной ему властью, чтобы досаждать веем, кто имеет с ним дело. Тщеславный, спесивый, наглый с теми, кто ниже его по положению, он гнет спину и пресмыкается перед теми, кто его сильнее".
25 сентября Маньяк убил Афанасьеву Елену Анатольевну, 1963 года рождения, крупье казино "Русская карусель". Произошло это в районе Филей, в треугольнике, образованном Москвой-рекой, Белорусской и Окружной железными дорогами, в 9 часов утра. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления оставлен офорт с изображением Тантала, заламывающего руки над бездыханной женщиной: "Если бы он был более учтив и менее назойлив, она, может быть, ожила бы".
29 сентября Маньяк убил Загорулько Гадину Григорьевну, 1971 года рождения, сотрудницу Тимирязевского узла связи. Произошло это на Загородном шоссе рядом с психиатрической больницей имени Кащенко между двумя и тремя тридцатью дня. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления был оставлен офорт "Какая жертва!", изображающий невесту, жениха-уродца и родню невесты: "Как водится, жених не из самых привлекательных, но он богат, и ценою свободы несчастной девушки нищая семья покупает благополучие. Такова жизнь".
- Танцор! - радостно завопил в трубку Следопыт. - Ты оказался прав! Есть система!
- Ну-ка, ну-ка, - заерзал от нетерпения в кресле Танцор. - Что мы имеем?
- Получается звезда! Причем, как ты и предполагал, перевернутая. Уже четыре вершины есть. Сокольники, Тимирязевский парк, Фили и психбольница. Все очень точно, самое большое отклонение - двадцать метров. Теперь мы должны брать его на платформе "Новая", по Казанке. Где пересекается с шоссе Энтузиастов.
- Отлично! А когда? ,
- И это понятно. Он работает по арифметической прогрессии. Второе убийство, козел, совершил через семь дней после первого. Третье - через шесть после второго. Потом через пять. И так далее. Теперь, значит, это будет второго октября. Послезавтра.
- Во сколько?
- Да ты охренел, что ли, совсем?! Откуда я знаю? Придется с двенадцати ночи караулить. Или ты против?
- Годится.
2 октября Маньяк никого не убивал.
АППЛЕТ 11О
ПРАКТИЧЕСКИЙ ОККУЛЬТИЗМ
4 октября Маньяк убил Лиховцеву Татьяну Гарриев-ну, 1969 года рождения, безработную. Произошло это на Воробьевых горах в полдень. Рядом с закрытой станцией метро. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления был оставлен офорт "Один другого стоит", изображающий флиртующую парочку и двух радующихся этой сцене старых ведьм: "Немало было споров о том, кто хуже: мужчины или женщины. Пороки тех и других происходят от дурного воспитания. Распутство мужчин влечет за собой разврат женщин. Барышня на этой картинке так же безрассудна, как и щеголь, беседующий с нею, а что до двух гнусных старух, то они друг друга стоят".
- Блин, блин! - исступленно орал Следопыт, бегая по комнате и размахивая руками. - Подсознание у него! Он нам все сам на тарелочке выложит! Он глумится над нами! И больше ничего!
- Остынь, - хмуро сказала Стрелка. -- Ты сам-то хоть что-то дельное предложил? Чтобы сейчас так орать.
- Мочить надо было! - не унимался Следопыт. - На кладбище мочить!
- Это мы уже сто раз слышали. Что теперь? У тебя есть идеи?
Следопыт наконец-то замолчал, сел на диван, но продолжал шумно дышать.
В комнате воцарилась тишина, но никак не спокойствие. Даже Дед как-то по-особому, не как всегда, отхлебывал виски. Танцор курил сигарету за сигаретой. Стрелка все время завязывала ботинки, которые тут же развязывались.
- Ну, успокоился? - спросил Танцор. - А теперь давай думать, что мы еще не учли. Ты картинки друг на друга накладывал?
- Накладывал, - устало ответил Следопыт.
- А привязку текста и сюжетов к ситуации искал? Скажем, там, где про невесту.
- Искал. Телефонистка была уже девять лет замужем. Что еще?
- А оригинал текста? По-испански.
- А я знаю испанский?! - опять взвизгнул Следопыт. - Думаю, и маньячное подсознание его не знает ни хрена!
- Ладно, ладно, не кипятись. Что еще делал?
- Искал корреляцию времени и дат преступлений с фазами луны, с восходом и заходом солнца, с движением планет. Чего только я не искал, блин!
- Хорошо, а нумерологическую проверку ты сделал?
- А это что за хрень?
- Ну, каждой букве алфавита присваивается номер, с единицы и до тридцати двух. На этом пунктике сильно сдвигаются всякие любители оккультизма. Точнее, они, как правило, начинают с этой хренотени. И большинство на этом и останавливается.
- До тридцати трех, - поправил Дед.
- Нет, "ё" не считается.
- Как это не считается, - уперся Дед, - когда "ё" есть, ёксель-моксель?!
- Ладно, пусть будет по-твоему. А теперь берем альбом. - Танцор взял с полки альбом "Caprichos". - Открываем. - Раскрыл. - И видим, что автор пронумеровал все свои офорты с номера первого до... до восьмидесятого. Какая картинка была первой? - спросил он у Следопыта.
Следопыт полез в компьютер и сказал, что первой была картинка "Уже пора".
- Отлично, - бодро сказал Танцор, - это как раз восьмидесятый номер.
- Так букв-то тридцать две, - совершенно справедливо заявил Следопыт.
- Тридцать три, - опять встрял Дед.
- Дед, помолчи, а? Ведь никогда же теорией оккультизма не занимался, хоть и практик по этой части блестящий. Так вот, - опять вернулся к Следопыту Танцор, - мы вычитаем эти самые тридцать два из восьмидесяти столько раз, пока не останется число меньше или равное тридцати двум. Делай раз: осталось 48. Делай два: осталось 16. Ну, ты уже буквы пронумеровал или ворон ловишь?
- Нет пока, счас... Шестнадцатая буква - это "п".
- Давай дальше.
- Дальше идет "Куда направляется маменька?"
- Отлично. Это у нас номер 65. Вычли раз - 33. Еще раз - 1. Это, надо думать, "а". Что дальше?
- "Поняли? Чтоб было по-моему, слышите? А не то..."
- Так, 76. Остается 12.
- "л". Потом - "Тантал".
- 9. Что это?
- Это "и". Дальше идет "Какая жертва!"
- 14. Что?
- "н". И последнее, что мы имеем, "Один другого стоит".
- Это 5.
- "д". Получилось "палинд".
- Полная чушь! - прокомментировала Стрелка. - Нет таких слов. Голый Вася.
- А ты, блин, не торопись! Следопыт, лезь в словарь.
Следопыт залез. Слово такое было. Причем единствент ное, начинающееся на "палинд". Это слово было "палиндром".
- А что это такое? - спросила негуманитарная Стрелка.
- Это, Стрелка, - ответил гуманитарный Танцор, - такой стих специальный. Одинаково читается как слева направо, так и в обратную сторону. Ну, например, "А роза упала на лапу Азора".
- Ну-ка, - Стрелка подошла к компьютеру, настучала палиндром про розу и лапу. Прочла. И заявила, что это ложь.
Танцор глянул на монитор и сказал, что лапа у Азо-ра, а не у Анзора. У Анзора рука или ладонь.
- Ладно, - ничуть не смутившись, парировала Стрелка, - какого хрена мы с этим твоим палиндромом делать будем?
- Подождем, когда следующая буква появится, "р". Значит, мы на правильном пути.
- На каком пути?! Дальше-то что?! Ну, потом "о" появится. А потом? Как это поможет нам поймать Маньяка? Как?!
- Да, как?! - очнулся от эйфории декодирования и Следопыт.
- Как? - абсолютно трезвым голосом спросил Дед.
- Так ты это и сделаешь. Это же какая-то очень мощная ассоциация: симметрия! Пока непонятно какая. Введем тебя в транс, ты все и выяснишь.
9 октября Маньяк убил Строеву Альбину Апполо-новну, 1969 года рождения, юрисконсульта АОЗТ "Колыма". Убийство было совершено в Плотниковом переулке в десять часов вечера. Свидетели отсутствуют.
На месте преступления был оставлен офорт "Он хорошо натянут", изображающий молодую даму, подтягивающую чулок в присутствии старой ведьмы: "О, тетушка Курра не дура. Она отлично знает, как важно иметь хорошо натянутые чулки".
На следующий день все опять собрались, чтобы либо добить это дело, либо опять остаться ни с чем и продолжить в темной комнате поиск кошки, которая уже, вероятно, давно сбежала через окно. Отступать было некуда, позади была катастрофа. Точнее впереди, куда всех неумолимо влекла дьявольская изощренность Сисадмина.
- Ну вот, друзья мои, - начал Танцор с какой-то дурной театральной интонацией, - вчера, когда мы тут все собачились, Маньяк подкинул еще одну картинку. Как утверждает Следопыт, эта картинка означает букву "эр". То есть сомнений в том, что закодированным словом является "палиндром", уже нет. И быть не может. Потому что в нашем положении сомневаться уже некогда. Так что, сами понимаете...
Все посмотрели на Деда.
Дед невозмутимо покуривал сигару и перелистывал томик Ферлингетти. Рядом с креслом стояла литровая бутыль "Джима Бина" с несвинченной крышкой.
- А? Что? - встрепенулся Дед, ощутив обращенное на него всеобщее внимание. - Да, вот. Совершенно изумительные строки. На смерть Гинсберга*:
у него в руке телефон
он звонит
из своей постели в Манхэтгене
по всему миру
поздно ночью
просыпаются телефоны
"это Аллен"
"Аллен Гинзберг звонит"
сколько раз они слышали это
сколько счастливых лет
ему вовсе не нужно говорить Гинзберг
по всему миру
в мире поэтов
есть только один Аллен
"хочу тебе сказать" говорит он
и рассказывает что с ним
что на него
нисходит
Смерть - темная любовница
нисходит на него
его голос разносят спутники
над землей
над Японским морем
где однажды стоял он голый
с трезубцем
словно молодой Нептун
юноша с бородой черной
на каменистом пляже
самый прилив
и чайки плачут
волны уже разбиваются над ним,
а чайки плачут
- на набережной Сан-Франциско
дует высокий ветер
гребни седых волн секут
Эмбаркадеро алло
Аллен на линии
голос его на волнах
я читаю греческую поэзию
в ней море, в ней плачут кони
кони Ахилла плачут в ней
здесь у моря в Сан-Франциско,
где волны плачут
Аллен Аллен
* Перевод автора.
- Как трогательно, - сказал Дед совсем тихо.
- Да, Дед, - как можно деликатней откликнулась Стрелка. - Великий поэт, великий. Может быть, выпьем? Чтобы, как говорится, земля была ему пухом.
- Конечно! Непременно! - подхватил эту возвышенную идею Дед и наконец-то свинтил крышку. - Где ваши стаканы?
Достали стаканы. Наполнили на четверть.
- Не чокаются, - остановил потянувшуюся стаканом к дедовой бутылке Стрелку.
- За поэтов чокаются. За таких поэтов! - патетически воскликнул Дед.
Дружно чокнулись. И по паре раз отглотнули.
- Да, Дед, - продолжил дипломатию Танцор, - да, великим был поэтом. Кстати, палиндром - очень любопытная поэтическая форма.
- Гинсберг палиндромов не писал.
- Конечно, конечно. Потому что очень уж опасная форма... Ты пей, пей... Я думаю, палиндромом можно даже убить. Например, Маньяка. Ну, ты меня понимаешь? Как бы это так сделать?..
Дед оказался необычайно восприимчивым. То ли высокая поэзия смыла со дна души накипь отупляющей повседневной банальности. То ли еще что-то. Но он уже ВКЛЮЧИЛСЯ. Уже разил из горлышка последние остатки посюсторонности длинными очередями булек. Уже прожег взглядом завесу, отделявшую его от иного мира. Уже начинал фокусировать взгляд на чем-то трансце-дентном.
Несильно раскачивался. Не взад-вперед, а строго по магнитной линии.
Негромко постанывал. Точнее, ныл далеким комариком.
Уронил на пол пустую бутылку.
Глаза медленно закрылись.
Голова резко упала на грудь.
Через пять минут, которые всем показались вечностью, Дед очнулся. Как бы абсолютно трезвый. Как бы совершенно здешний. Как бы предельно земной.
И лишь глаза - ничего не видящие, ни на что не реагирующие - говорили о том, что от него надо держаться подальше.
Дед встал и кратчайшим путем пошел к компьютеру. В связи с чем Танцору пришлось стремительно, рискуя порвать сухожилия, расчищать траекторию движения дедова тела от двух кресел и журнального столика.
Подошел. Сел. Открыл окно блокнота. И не глядя ни на клавиши, ни на монитор, начал переносить видимый лишь ему текст с потолка в блокнот, бешено молотя по кейборду двумя указательными пальцами:
00000000: 4D
00000001: ЗА
00000002: D8
00000003: 01
00000004: ВА
00000005: 00
00000006: 00
Это продолжалось ровно пять минут. Затем Дед заговорил. Монотонно, ни к кому не обращаясь. Танцор включил диктофон.
Это программа в машинных кодах. Это как проблема двухтысячного года. Только это проблема симметричного времени. Рассылаем этот вирус по всей Сети. Он ждет, когда время станет палиндромом. Это произойдет одиннадцатого октября две тысячи первого года в час десять минут и две секунды. Сеть начнет менять левое на правое, а правое на левое. Это конец Маньяка. И конец программы Сисадмина. Все мертвые восстанут из могилы. Зло будет посрамлено. Добро восторжествует.
Глаза Деда закрылись. И он начал медленно валиться набок. Танцор и Следопыт подхватили его и аккуратно перенесли на диван. Раздался богатырский храп.
- Так, Следопыт, быстренько сохрани программу, - начал суетливо распоряжаться Танцор, - вдруг свет, козлы, вырубят. А мы еще разок внимательно послушаем.
Перемотал ленту назад. И все опять внимательно прослушали откровения Деда.
- Так, что же это за такое особое время он назвал? - спросил Танцор сам у себя, ни к кому не обращаясь.
И настучал его на мониторе:
11.10.2001 01.10.02
- Ничего не понимаю, - констатировал он, прочитав строку справа налево.
- Это не компьютерная запись, - сказал Следопыт. - Надо так:
2001.10.11 01.10.02
- Bay! - заорала Стрелка. - Йес! Мы его сделаем!
- Это, конечно, хорошо, - со скепсисом в голосе заявил Следопыт, - но как мы этот вирус рассылать будем?
- Через "I love you". Как же еще? - изумилась Стрелка такой дубовости.
- Но ведь его каждый дурак знает. Боюсь, номер не пройдет.
- Дураков гораздо больше, чем ты думаешь. И среди них очень много совсем дурных. Открывает первый любовную весточку, приаттаченный файл. Подхватывает дедов троян. A "I love you" по всей его адресной книге рассылает это дело дальше. По его адресам сидят как минимум трое таких же дураков. И каждый из них делает то же самое. Получается цепная реакция. Сервера перегружаются и многие из них тоже цепляют троян. А уж одиннадцатого октября как рванет!
- Между прочим, одиннадцатое будет завтра, - совершенно кстати заметил Танцор, поскольку Следопыт притащил из кухни коробку пива. - Некогда кайфо-вать, блин. Уже три часа. А нам надо не только вирус посеять, но еще к часу ночи на кладбище поспеть.
00000007: 76
00000008: 04
00000009: 01
OOOOOOOA: 00
OOOOOOOB: FF
АППЛЕТ 111
СМЕРТИ БОЛЬШЕ НЕТ
К счастью, уже неделю в Москве не было дождей. Поэтому не только джип, но и "БМВ" Танцора нормально, без операции "тяни-толкай", дошел до кладбища.
Нашли могилу Гуськова. Встали к ней мордами и врубили полный свет. Если и была поблизости какая-либо нечисть, то тут же в панике разбежалась-разлетелась-расползлась в разные стороны.
Была полночь. Ровно двенадцать часов.
Небо было усеяно звездами. Подмораживало.
Стрелка выбралась из уютной машины и вскоре застучала зубами от холода. Следопыт притащил охапку сучьев и запалил костерок, ч
- Какого дьявола в такую рань притащились, - сказала Стрелка, отогревшись. - Теперь дуба тут давай по вашей милости.
- Ты, девушка, дьявола-то не поминай! - строго сказал Танцор, ковыряясь с лэптопом. - Это самая для него удобная посадочная площадка.
- Он, по-твоему, с небес, что ли, спускается?
- Не знаю, не имел счастья... - бубнил Танцор, сосредоточив все свое внимание на жидкокристаллическом дисплее. - Ни разу счастья не имел... И кто там, и откуда... И зачем...
Могила Гуськова несколько преобразилась с тех пор, как ее в последний раз видели Следопыт с Танцором. Холмик теперь венчал массивный металлический крест, выкрашенный в синий цвет. Что было абсолютно правильно. Потому что одеяльце, в которое заворачивают новорожденного мальчика, перевязывают синенькой ленточкой. Для девочек нужна красная ленточка. Вокруг холмика соорудили оградку. Внутри был столик и скамейка. Все честь по чести, чтобы прийти и помянуть.
- О! - заорал радостно Танцор.
- Не орал бы, дедушка, - не преминула съязвить решившая позлопамятничать Стрелка. - Не хрена тут всякую нечисть привлекать.
- Молчи, Стрелка. И радуйся! Работает, блин! Нам уже пол-ящика айлавьюшников насыпали. Работает, распространяется! Давай, буди Деда. Пусть старый порадуется.
- Как же, порадуется он. После вчерашнего.
- Ничего, я ему чабреца заварил. Там, в термосе. Как огурчик через десять минут будет.
Стрелка пошла к джипу.
- Ну что, Следопыт, как думаешь, сработает? - спросил Танцор, нервно затягиваясь сигаретой.
- Хрен его знает, - ответил тот откровенно. - Вообще-то я все точно сделал. Как Дед велел. Да и Дед сегодня в ударе был. Меня аж тряхануло током, когда я до него дотронулся. Так что...
Подошел Дед, на которого Стрелка накинула одеяло. Однако это не очень-то помогало. Деда здорово трясло.
- Ты, Дед, стаканчиком-то не руки грей, - сказал Танцор. - А пей из него. Это чабрец. Отличная штука. Да и к костру придвигайся.
Дед начал пить, все еще смутно представляя, где он и что с ним.
И опять все замолчали. Лишь потрескивали сучья в костре, да хлюпал страдающий Дед.
Довольно скоро он оклемался. Огляделся, понял, куда и зачем его привезли. Спросил Танцора:
- Ну как, работает?
- Работает, Дед, отлично работает. Уже по всей Сети расползлось.
- О, ровно час, - сказал Следопыт, посмотрев на часы. - Через десять минут.
Опять все замолчали. При этом все уже не смотрели на огонь, а повернулись лицами к могиле, ярко освещенной полутора дюжинами фар, подфарников, пово-рошников и стоп-сигналов.
Наступила мертвая тишина.
И вдруг далеко, в деревне, завыла собака. Тут же к ней присоединилась вторая, третья... И вскоре все слилось в один сплошной вой.
Налетел резкий порыв ветра. Над костром взвился. сноп искр.
Стрелка, оробев, прижалась к Танцору. Он обнял ее за плечо и почувствовал ладонью легкую дрожь.
Остро ощущалось, как что-то вокруг нагнетается. Что-то смутное, непонятное, недоступное взгляду, как шахта позвоночника.
Над головой резко сверкнуло...
И Танцор увидел, как крест плавно пошел от изголовья могилы туда, где были ноги, поворачиваясь при этом вокруг вертикальной оси по часовой стрелке. На долю секунды замер в противоестественном состоянии. А потом пошел назад.
Вдруг почувствовал, что Стрелка уже не справа от него, а слева!
Крест вернулся лишь для того, чтобы с еще большей скоростью отправиться к ногам Гуськова. И совсем скоро это превратилось в бег. Потом в мелькание.
Что происходило со всем остальным пространством, было неясно. Потому что яркое пятно могилы окружал непроницаемый мрак. Вероятно, то же самое, поскольку собачий вой доносился то слева, то справа.
Но могила, и все, что попадало в свет фар - друзья Танцора, соседние оградки, кусты и небольшие деревца, джип и "БМВ" - все это с возрастающей скоростью сновало бешеным челноком. И вскоре стало похоже на кляксу гуаши, которую капнули на чистый лист бумаги, а потом этот листок согнули пополам, прогладили ладонью и опять развернули.
Вскоре стало тяжело. Физически тяжело - дышать стало трудно, сердце бешено молотилось, причем то слева, то справа. Танцор заметил, что несчастного Деда рвет, когда тот проносился мимо...
"Невыносимо", - хотел простонать Танцор. Но рядом была Стрелка, которой стало бы еще хуже...
Движение замедлилось...
И совсем скоро все остановилось.
И вдруг могила разверзлась. Отчего в воздухе разлилось серное зловоние.
И из могилы появился Маньяк. Но не успел он сделать и трех шагов, как растворился в воздухе.
Тут же появился еще один Маньяк. Но и этот оказался очень недолговечным. Потом еще один Маньяк... И еще... И еще...
Когда двадцать шестой Маньяк бесследно растворился в воздухе, из могилы, опершись руками на ее край и кряхтя, начала вылезать Изольда.
- Помоги, - сказал Танцор Следопыту.
Вслед за первой Изольдой вылезла вторая. А потом и третья. И все они начали с недоумением рассматривать
друг друга.
"Куда же их теперь всех селить-то?" - подумал Танцор, пожалев, что не сообразил набить Маньяку морду перед растворением.
Затем из могилы вылезли живые и невредимые:
- бизнесменша Ирина Суржикова;
- журналистка Лидия Старикова;
- следователи Жуков и Самарин;
- маркетолог Людмила Янкилевская;
- преподавательница Лидия Акулова;
- крупье Елена Афанасьева;
- телефонистка Галина Загорулько;
- безработная Татьяна Лиховцева;
- юрисконсульт Альбина Строева.
- Ну, вроде все, - сказал, тяжело дыша, подошедший Следопыт.
- Считал? - спросил Танцор.
- Считал. Слушай, надо бы Суржикову как самую богатую за пивом послать.
- Где оно в два-то часа ночи? Иди, у меня в багажнике есть.
Но тут из могилы вылезли еще восемнадцать человек мужского и женского пола. Все одетые сугубо по-домашнему, в халатах, пижамах, а то и просто в трусах до колен, в тапочках на босу ногу.
- Кто такие? - строго спросил Следопыт.
- Да мы из "Танцора-2". Летом нас автор всех грохнул, когда подъезд взорвался от утечки газа, - отозвался огромный детина, густо покрытый татуировками на криминальные сюжеты. - А потом, козел, про нас напрочь позабыл. Всех замоченных из канализационного люка выпустил. А мы так и торчали незнамо где и непо нятно зачем, как бобики, блин!
И вдруг высоко в небе послышался какой-то очень далекий свист. Который стремительно приближался и усиливался. Дед как самый опытный, переживший в детстве войну, упал на землю и закрыл затылок ладонями.
Но это была голова. Голова Гуськова, возвращавшаяся к своему хозяину.
А потом из могилы раздались какие-то странные механические звуки, и появился отец фрейдизма Зигмунд Фрейд. Но не канонический старец, способный внушать окружающим лишь стерильное почтение, а изрядно пьяный и чрезвычайно довольный собой молодой человек, почти студент. На груди у Фрейда на кожаном ремне висела обшарпанная шарманка, он весело крутил ручку и на мотив "Амурских волн" орал на чистейшем русском языке всего лишь два слова. И эти слова были: "ПОЛНЫЙ АБЗАЦ!"