Страница:
— Пропал? Что ты имеешь в виду?
— С униходом нет связи, перестала работать телеметрия.
Телеметрическая аппаратура работала автоматически, фиксируя маршрут унихода. Если телеметрия перестала работать, то… Лобов даже не стал додумывать эту мысль до конца.
— Не может быть, — вслух сказал он, — проверь ещё.
— Я уже десять раз проверял!
Не работает телеметрия! Лобов заложил глайдер в такой вираж, что одно крыло вертикально опустилось, а другое вздыбилось к небу. От перегрузки в глазах поплыл туман. Ещё движение — и глайдер выровнялся на заданном курсе. Выжимая ходовую педаль и всем телом ощущая, как стремительно нарастает скорость, Лобов сказал сквозь зубы:
— Подготовь все данные. Буду через пять минут.
Лобов вошёл в ходовую рубку, не снимая скафандра.
— Так и не отвечает, — сказал Кронин коротко, протягивая командиру копию телеметрограммы — карту с нанесённым на ней маршрутом полёта унихода. Глаза их на мгновение встретились.
— Не падай духом, Алёша, — проговорил Лобов, принимая карту.
— Я не падаю, — в голосе Кронина звучали непривычные нотки раздражения и усталости, — но мне почему-то кажется, что, будь на месте Клима ты или я, такого бы не случилось.
— Твоё дело — корабль, — холодно ответил Лобов, углубляясь в изучение маршрута. — Клим же — патрульный, а не мальчик под опекой.
Красная полоса со стрелками, показывающими направление полёта, тянулась от стоянки «Торнадо» к атомному городу, спутывалась хитроумным клубком на поле барражирования и обрывалась кружком — знаком посадки.
Лобов положил на этот кружок палец и вопросительно посмотрел на инженера.
— Клим сообщил, что обнаружил какой-то подозрительный обломок и поэтому идёт на посадку, — пояснил Кронин.
— Ты вызывал его?
— Да.
— Как часто?
— Как положено при подстраховке: через каждые три минуты. Клим ни разу не ответил.
— Надо было сразу же доложить мне.
— Я решил, что Клим вышел из унихода и изучает свою находку.
— Наверное, так оно и было, — пробормотал Лобов, разглядывая карту, — но что случилось потом?
Униход затерялся не на месте посадки, как подсказывала элементарная логика и как сначала подумал Лобов. Он простоял на земле около двенадцати минут, а потом благополучно взлетел, повернул влево, вправо, словно отыскивая что-то, и идеальной прямой пошёл в глубь пустыни на юго-запад. Красная линия маршрута тянулась всего несколько километров, а затем обрывалась жирным крестиком — знаком прекращения телеметрии.
— С униходом случилось то же, что и с «Ладогой», — хмуро сказал Кронин. — Ведь и «Ладога» взлетела, ушла куда-то, да так и пропала, больше ни разу не выйдя на связь.
— Ты думаешь, униход попал в чужие руки? — прямо спросил Лобов.
— Вероятно. Но, в конце концов, дело не в униходе. Где Клим? Может быть, ему удалось избежать плена, несмотря на потерю унихода?
— Это мы скоро узнаем, — медленно проговорил Лобов. Он аккуратно свернул карту с маршрутом унихода, спрятал её в сумку. — Постараюсь без Клима не возвращаться. Ты хочешь мне что-то сказать?
— Да, — после некоторого колебания сказал инженер, возьми с собой гравитоприставку, Иван.
— Лишние килограммы, — в раздумье протянул Лобов.
Гравитосвязь не пользовалась у космонавтов популярностью. Она требовала огромных расходов энергии, а гравитоприставка, крепившаяся непосредственно к скафандру, весила около пяти килограммов. Зато эта приставка обеспечивала жёсткую, мгновенную связь независимо от дальности и окружающих условий.
— Лишние килограммы, — рассеянно повторил Лобов, — но приставку я возьму. — И, помолчав, добавил: — Тебе выход из корабля запрещаю вообще, что бы ни случилось. Ты меня понял?
— Понял, Иван. Дела обстоят так серьёзно?
— Да, Алексей. Входная дверь будет на шифр-замке. — Он чуть улыбнулся. — Ну, храни тебя база!
Глава 8
Глава 9
Глава 10
— С униходом нет связи, перестала работать телеметрия.
Телеметрическая аппаратура работала автоматически, фиксируя маршрут унихода. Если телеметрия перестала работать, то… Лобов даже не стал додумывать эту мысль до конца.
— Не может быть, — вслух сказал он, — проверь ещё.
— Я уже десять раз проверял!
Не работает телеметрия! Лобов заложил глайдер в такой вираж, что одно крыло вертикально опустилось, а другое вздыбилось к небу. От перегрузки в глазах поплыл туман. Ещё движение — и глайдер выровнялся на заданном курсе. Выжимая ходовую педаль и всем телом ощущая, как стремительно нарастает скорость, Лобов сказал сквозь зубы:
— Подготовь все данные. Буду через пять минут.
Лобов вошёл в ходовую рубку, не снимая скафандра.
— Так и не отвечает, — сказал Кронин коротко, протягивая командиру копию телеметрограммы — карту с нанесённым на ней маршрутом полёта унихода. Глаза их на мгновение встретились.
— Не падай духом, Алёша, — проговорил Лобов, принимая карту.
— Я не падаю, — в голосе Кронина звучали непривычные нотки раздражения и усталости, — но мне почему-то кажется, что, будь на месте Клима ты или я, такого бы не случилось.
— Твоё дело — корабль, — холодно ответил Лобов, углубляясь в изучение маршрута. — Клим же — патрульный, а не мальчик под опекой.
Красная полоса со стрелками, показывающими направление полёта, тянулась от стоянки «Торнадо» к атомному городу, спутывалась хитроумным клубком на поле барражирования и обрывалась кружком — знаком посадки.
Лобов положил на этот кружок палец и вопросительно посмотрел на инженера.
— Клим сообщил, что обнаружил какой-то подозрительный обломок и поэтому идёт на посадку, — пояснил Кронин.
— Ты вызывал его?
— Да.
— Как часто?
— Как положено при подстраховке: через каждые три минуты. Клим ни разу не ответил.
— Надо было сразу же доложить мне.
— Я решил, что Клим вышел из унихода и изучает свою находку.
— Наверное, так оно и было, — пробормотал Лобов, разглядывая карту, — но что случилось потом?
Униход затерялся не на месте посадки, как подсказывала элементарная логика и как сначала подумал Лобов. Он простоял на земле около двенадцати минут, а потом благополучно взлетел, повернул влево, вправо, словно отыскивая что-то, и идеальной прямой пошёл в глубь пустыни на юго-запад. Красная линия маршрута тянулась всего несколько километров, а затем обрывалась жирным крестиком — знаком прекращения телеметрии.
— С униходом случилось то же, что и с «Ладогой», — хмуро сказал Кронин. — Ведь и «Ладога» взлетела, ушла куда-то, да так и пропала, больше ни разу не выйдя на связь.
— Ты думаешь, униход попал в чужие руки? — прямо спросил Лобов.
— Вероятно. Но, в конце концов, дело не в униходе. Где Клим? Может быть, ему удалось избежать плена, несмотря на потерю унихода?
— Это мы скоро узнаем, — медленно проговорил Лобов. Он аккуратно свернул карту с маршрутом унихода, спрятал её в сумку. — Постараюсь без Клима не возвращаться. Ты хочешь мне что-то сказать?
— Да, — после некоторого колебания сказал инженер, возьми с собой гравитоприставку, Иван.
— Лишние килограммы, — в раздумье протянул Лобов.
Гравитосвязь не пользовалась у космонавтов популярностью. Она требовала огромных расходов энергии, а гравитоприставка, крепившаяся непосредственно к скафандру, весила около пяти килограммов. Зато эта приставка обеспечивала жёсткую, мгновенную связь независимо от дальности и окружающих условий.
— Лишние килограммы, — рассеянно повторил Лобов, — но приставку я возьму. — И, помолчав, добавил: — Тебе выход из корабля запрещаю вообще, что бы ни случилось. Ты меня понял?
— Понял, Иван. Дела обстоят так серьёзно?
— Да, Алексей. Входная дверь будет на шифр-замке. — Он чуть улыбнулся. — Ну, храни тебя база!
Глава 8
Унихода не было. Ни единого следа, хотя Лобов буквально ползком обшарил местность, где рассчитывал его найти. Не было и Клима, а Лобов в душе больше всего надеялся на этот вариант: униход кто-то угнал, а штурман остался на месте посадки. Ничего тревожного в окружаюшей обстановке, мезойская жизнь неторопливо шла своим загадочным чередом. Лобов ещё раз поймал себя на невольном сомнении: полно, как могла пропасть в этом равнодушном, сонном мире могучая, технически совершённая машина? Он в который раз разглядывал телеметрограмму: стремительный взлёт, секунды колебания и потом прямой, как стрела, маршрут куда-то в глубь пустыни. Может быть, экспансивный Клим, обнаружив нечто из ряда вон выходящее, кинулся в погоню, а чтобы ему не мешали, просто-напросто выключил телеметрию? Конечно, это беспрецедентное нарушение правил безопасности, но Клим есть Клим. Начальник базы всегда жмёт ему руку дольше, чем другим, и лукаво щурится при этом, словно спрашивает: «Ну, что ты ещё выкинул, какой параграф инструкции нарушил?» Говорят, старик сам был заядлым нарушителем инструкций.
Лобов вызвал «Торнадо»:
— Как дела, Алексей?
— Все спокойно.
— Хорошо. Иду по маршруту унихода.
— Будь осторожен, Иван.
— Постараюсь. Бди, не расслабляйся.
— Что мне сделается в этой крепости?
Лобов вёл глайдер на небольшой скорости. Спящий, а может быть, и мёртвый мир — ни растений, ни животных. Что-то вдруг обеспокоило его. Иван поднял голову и скоро нашёл в небе то, что искал: сзади и немного выше, трудно и часто махая крыльями, за глайдером изо всех сил тянулась пара птеродактилей Стало быть, он под неусыпным наблюдением. Под таким же наблюдением был и Клим. И если с униходом что-то случилось, птеродактиля были не только свидетелями этого, но, возможно, и участниками.
Лобов понимал, что в сложившейся ситуации не можно опустить даже самой малой крохи риска. Он плавно потянул штурвал на себя. Зазвенел, завыл вышедший на форсаж двигатель, и глайдер одним стремительным броском выскочил в стратосферу. Небо здесь было синим, а лучи солнца оранжевыми, как лучи земного вечернего солнца. Далеко распахнулся тонущий в сизом тумане горизонт, внизу лениво плыла красноватая карта земли.
Змейкой выйдя на прежний курс, Лобов с улыбкой оглядел чистое, почти земное небо и стремительно нырнул в тропосферу. Нехитрый манёвр удался, птеродактили безнадёжно отстали.
Ещё через три минуты впереди показались и стали на глазах расти тёмные скалы самых причудливых очертаний — должно быть, ветер потрудился над массивом пород разной плотности. Одна скала была удивительной, она напоминала острую иглу, вонзившуюся в небо. Сначала Лобов разглядывал её с рассеянным любопытством, но потом…
Да ведь это же «Ладога»! Тот самый пропавший корабль, ради которого «Торнадо» приземлился на планете Меза. Если некто решил спрятать его понадёжнее, то лучшего места не найти. Корабль терялся на фоне скал, и потом, кому бы пришло в голову искать его в столь неподходящем месте?
«Ладога» выглядела совершенно исправной и стояла в стандартной позиции. Ничто не говорило о том, что здесь произошла какая-то трагедия. Корабль приземлился, и только. Но чтобы приземлиться среди скал, нужно проявить подлинное мастерство, лежащее на грани искусства. Лобов мог по пальцам пересчитать пилотов, которые решились бы на такой фокус. Штанге был в их числе.
Лобов сделал несколько кругов над скалами, вызывая «Ладогу» на аварийной волне. Намеренно форсируя двигатель, он то снижался к самой земле, то взмывал вверх, все ещё надеясь, что из корабля покажутся люди. Неожиданно возникло предположение: где-то неподалёку стоит и униход. Иван обследовал каждую скалу, каждую подозрительную выемку, но надежды его не оправдались. Может быть, Клим просто-напросто вывез отсюда экипаж? Лобов набрал высоту и вызвал «Торнадо».
— Что нового, Алексей?
— Ничего, все спокойно.
«Стало быть, Клим так и не появился. Наверное, он ещё в пути?»
— Засекай координаты. Я обнаружил «Ладогу».
— Есть засечь. А Клим?
— Не видно ни людей, ни унихода. Возможно, Клим забрал всех и скоро будет на «Торнадо». На всякий случай приготовься.
— Сделаю! Иван, неужели все обошлось? Даже не верится!
Лобов нахмурил брови. «Рано, ох как рано радоваться! Но зачем огорчать Алексея?»
— Будем надеяться, — вслух сказал он и добавил: — Иду на посадку. Осмотрю «Ладогу».
— Иван, — попросил Кронин, — возьми меня на подстраховку!
— Я буду осторожен, Алёша. А времени терять нельзя, мягко сказал Лобов.
— Понимаю, — вздохнул инженер, — желаю удачи!
— Спасибо.
Лобов приземлился, лавируя между башнями скал. Он не торопился.
Стройная колонна «Ладоги» молчаливо вздымалась над ним. Входная дверь корабля была приоткрыта, и Лобову показалось, что кто-нибудь вот-вот выглянет и спрыгнет на песок. Он даже задержался у машины из-за острого чувства ожидания. Но ничего не произошло. Порывы ветра покачивали дверь, и она глухо, трудно скрипела, наверное, песок уже успел забить петли и шарниры.
Лобов медленно направился к кораблю. Возле трапа он остановился. Скалы, песок, тишина. В тени корабля, прямо под соплом двигателя, пробился к свету кустик сероватой травки, похожей на земную полынь. Лобову почудился даже этот горьковатый грустный запах полупустынь. Он вытащил пистолет и, придерживаясь левой рукой за поручень трапа, начал подниматься. Вдруг какой-то зверёк с кошку величиной метнулся сверху, скользнув по плечу, поднялся на перепончатые крылья и, как огромная бабочка, низко и неровно потянул над самой землёй. Птеродактиль! Лобов с сердцем ругнулся, осторожно толкнул дверь и заглянул в шлюзовую камеру. Там тускло горел дежурный свет и никого не было. На порог намело горку песка, и на нем виднелись следы птеродактиля, который только что удрал отсюда. Что он тут делал?
Лобов подтянулся на руках и вошёл в шлюз. В прозрачных шкафах, точно заснувшие средневековые рыцари, стояли скафандры средней защиты, которыми обычно снабжаются малые корабли. А вот глайдера, как показывало контрольное табло, в корабельном ангаре не было. Неужели земляне оказались настолько легкомысленными и беспечными, что отправились на глайдере без скафандров? На Штанге это не похоже. Может быть, что-то заставило их торопиться?
Дверь из шлюза в жилой отсек была закрыта. Лобов в раздумье постоял перед ней, затем, чтобы обеспечить себе свободу манёвра, широко распахнул наружную дверь, снял с плеча скорчер, примерился и, с силой ударив ногой в дверь жилого отсека, прижался к стене. Та со стуком распахнулась. Некоторое время Лобов выжидал, мысленно благодаря судьбу за то, что жилой отсек оказался незапертым и не пришлось выжигать запор, а потом осторожно заглянул в помещение. И здесь горел дежурный свет. Отсек был пуст, в нем царили грязь и запустение.
На столе, на полу и в креслах валялись грязные брикеты, остатки пищи, одежда и предметы туалета. Одно из трех кресел, наглухо прикреплённых к полу, было выдрано буквально с корнем и лежало на боку. Две полки-постели убраны в стенные ниши, а одна — откинута и не застелена. Небрежно брошенное одеяло одним концом свисало на пол, подушка смята и испачкана кровью. Все говорило о том, что на корабле побывали чужие, совершенно незнакомые с земной культурой существа, о том, что здесь произошла жестокая рукопашная схватка. Странно, но ни стены, ни мебель, ни оборудование не носили никаких следов применения лучевого оружия. А ведь экипаж должен, обязан был применить его для защиты! Да, что-то трагическое и загадочное произошло здесь.
Лобов с трудом оторвал взгляд от подушки, запятнанной кровью, и перевёл его на дверь, ведущую в ходовую рубку единственное место на корабле, которое ещё не осмотрел. Он не рассчитывал увидеть там ничего утешительного, а поэтому медлил. Даже подумал: не отложить ли осмотр рубки на потом, связавшись прежде с «Торнадо»? Но тут же понял, что просто-напросто играет в прятки с самим собой, и, сделав некоторое усилие, отворил дверь в ходовую рубку.
Пульт управления был разбит и разломан. Возле него на полу валялся скорчер, и состояние его приклада не оставляло сомнений насчёт того, что тот был использован, как простая дубина. Мезойцы, которым, по-видимому, удалось захватить корабль на новом месте стоянки, хорошенько позаботились о том, чтобы он не смог больше подняться в воздух. Разрушены были и станция дальней связи, и пульт управления оружием, и вообще все, что могло быть прямо или косвенно использовано для защиты. Хозяйничала тут грубая, но опытная рука, хорошо знавшая расположение жизненно важных центров. Странно только, что существо, разобравшееся в конструкции корабля, не догадалось о назначении скорчера и том, как пустить его в дело. Скорее всего прикладом скорчера поработал некто большой и сильный, слепо выполнявший заблаговременно данные ему директивы. Может быть, дрессированный ящер, один из тех, что так ловко орудуют на стройке в атомном городе. Гардозавр или тем более игуанодон вполне бы справились с такой работой. Но кто стоит за их спиной? Впрочем, если справедлива гипотеза Алексея, то никто, просто-напросто сработала защитная схема автономного биопроизводства.
Лобов шагнул вперёд, нагнулся, чтобы подобрать искалеченный скорчер, да так и замер. Он увидел то, что ему не было видно с порога рубки: справа от главного пульта в кресле оператора дальней связи сидел человек. Голова его бессильно завалилась набок, видны были только шея да щека, густо заросшая чёрной щетиной. Лобов выпрямился, ногой отбросил скорчер и осторожно приблизился к креслу оператора. На полу валялись обрезки крепкого фала, которым человек был привязан к креслу. Лицо его было залито кровью, но все же Лобов узнал его — это был биолог «Ладоги» Дан Родин. Со стеснённым сердцем Лобов взял биолога за плечи, собираясь извлечь его из кресла, и вздрогнул от неожиданности: губы Родина шевельнулись, и он издал не то громкий вздох, не то слабый стон. Биолог был жив!
Лобов расстелил в жилом отсеке чистую постель и перетащил на неё биолога, освободив его от верхней одежды. Ни ран, ни опасных повреждений, только самые ординарные ссадины, синяки и шишки. И вообще Родин не выглядел ни истощённым, ни больным, и, если бы не густая щетина на его щеках, можно было бы подумать, что он просто крепко заснул. Лобов попробовал привести его в чувство, но элементарные меры оказались недейственными, а применять активные тонизаторы Иван побоялся кто знает, как они подействуют на человека в таком непонятном состоянии! Он ограничился тем, что ввёл в вену биолога универсальную питательную смесь из набора аминокислот и глюкозы. Через несколько секунд Родин глубоко вздохнул, но этим дело и ограничилось — в сознание он так и не пришёл. Следовало немедленно отвезти его на «Торнадо» и перепоручить заботам Алексея. Лобов ещё раз осмотрелся и направился к выходу, чтобы подготовить глайдер для транспортировки больного. Заперев дверь жилого отсека, Лобов прошёл шлюзовую камеру, выглянул наружу и оцепенел: на месте глайдера он увидел бесформенную груду дымящихся обломков.
Лобов вызвал «Торнадо»:
— Как дела, Алексей?
— Все спокойно.
— Хорошо. Иду по маршруту унихода.
— Будь осторожен, Иван.
— Постараюсь. Бди, не расслабляйся.
— Что мне сделается в этой крепости?
Лобов вёл глайдер на небольшой скорости. Спящий, а может быть, и мёртвый мир — ни растений, ни животных. Что-то вдруг обеспокоило его. Иван поднял голову и скоро нашёл в небе то, что искал: сзади и немного выше, трудно и часто махая крыльями, за глайдером изо всех сил тянулась пара птеродактилей Стало быть, он под неусыпным наблюдением. Под таким же наблюдением был и Клим. И если с униходом что-то случилось, птеродактиля были не только свидетелями этого, но, возможно, и участниками.
Лобов понимал, что в сложившейся ситуации не можно опустить даже самой малой крохи риска. Он плавно потянул штурвал на себя. Зазвенел, завыл вышедший на форсаж двигатель, и глайдер одним стремительным броском выскочил в стратосферу. Небо здесь было синим, а лучи солнца оранжевыми, как лучи земного вечернего солнца. Далеко распахнулся тонущий в сизом тумане горизонт, внизу лениво плыла красноватая карта земли.
Змейкой выйдя на прежний курс, Лобов с улыбкой оглядел чистое, почти земное небо и стремительно нырнул в тропосферу. Нехитрый манёвр удался, птеродактили безнадёжно отстали.
Ещё через три минуты впереди показались и стали на глазах расти тёмные скалы самых причудливых очертаний — должно быть, ветер потрудился над массивом пород разной плотности. Одна скала была удивительной, она напоминала острую иглу, вонзившуюся в небо. Сначала Лобов разглядывал её с рассеянным любопытством, но потом…
Да ведь это же «Ладога»! Тот самый пропавший корабль, ради которого «Торнадо» приземлился на планете Меза. Если некто решил спрятать его понадёжнее, то лучшего места не найти. Корабль терялся на фоне скал, и потом, кому бы пришло в голову искать его в столь неподходящем месте?
«Ладога» выглядела совершенно исправной и стояла в стандартной позиции. Ничто не говорило о том, что здесь произошла какая-то трагедия. Корабль приземлился, и только. Но чтобы приземлиться среди скал, нужно проявить подлинное мастерство, лежащее на грани искусства. Лобов мог по пальцам пересчитать пилотов, которые решились бы на такой фокус. Штанге был в их числе.
Лобов сделал несколько кругов над скалами, вызывая «Ладогу» на аварийной волне. Намеренно форсируя двигатель, он то снижался к самой земле, то взмывал вверх, все ещё надеясь, что из корабля покажутся люди. Неожиданно возникло предположение: где-то неподалёку стоит и униход. Иван обследовал каждую скалу, каждую подозрительную выемку, но надежды его не оправдались. Может быть, Клим просто-напросто вывез отсюда экипаж? Лобов набрал высоту и вызвал «Торнадо».
— Что нового, Алексей?
— Ничего, все спокойно.
«Стало быть, Клим так и не появился. Наверное, он ещё в пути?»
— Засекай координаты. Я обнаружил «Ладогу».
— Есть засечь. А Клим?
— Не видно ни людей, ни унихода. Возможно, Клим забрал всех и скоро будет на «Торнадо». На всякий случай приготовься.
— Сделаю! Иван, неужели все обошлось? Даже не верится!
Лобов нахмурил брови. «Рано, ох как рано радоваться! Но зачем огорчать Алексея?»
— Будем надеяться, — вслух сказал он и добавил: — Иду на посадку. Осмотрю «Ладогу».
— Иван, — попросил Кронин, — возьми меня на подстраховку!
— Я буду осторожен, Алёша. А времени терять нельзя, мягко сказал Лобов.
— Понимаю, — вздохнул инженер, — желаю удачи!
— Спасибо.
Лобов приземлился, лавируя между башнями скал. Он не торопился.
Стройная колонна «Ладоги» молчаливо вздымалась над ним. Входная дверь корабля была приоткрыта, и Лобову показалось, что кто-нибудь вот-вот выглянет и спрыгнет на песок. Он даже задержался у машины из-за острого чувства ожидания. Но ничего не произошло. Порывы ветра покачивали дверь, и она глухо, трудно скрипела, наверное, песок уже успел забить петли и шарниры.
Лобов медленно направился к кораблю. Возле трапа он остановился. Скалы, песок, тишина. В тени корабля, прямо под соплом двигателя, пробился к свету кустик сероватой травки, похожей на земную полынь. Лобову почудился даже этот горьковатый грустный запах полупустынь. Он вытащил пистолет и, придерживаясь левой рукой за поручень трапа, начал подниматься. Вдруг какой-то зверёк с кошку величиной метнулся сверху, скользнув по плечу, поднялся на перепончатые крылья и, как огромная бабочка, низко и неровно потянул над самой землёй. Птеродактиль! Лобов с сердцем ругнулся, осторожно толкнул дверь и заглянул в шлюзовую камеру. Там тускло горел дежурный свет и никого не было. На порог намело горку песка, и на нем виднелись следы птеродактиля, который только что удрал отсюда. Что он тут делал?
Лобов подтянулся на руках и вошёл в шлюз. В прозрачных шкафах, точно заснувшие средневековые рыцари, стояли скафандры средней защиты, которыми обычно снабжаются малые корабли. А вот глайдера, как показывало контрольное табло, в корабельном ангаре не было. Неужели земляне оказались настолько легкомысленными и беспечными, что отправились на глайдере без скафандров? На Штанге это не похоже. Может быть, что-то заставило их торопиться?
Дверь из шлюза в жилой отсек была закрыта. Лобов в раздумье постоял перед ней, затем, чтобы обеспечить себе свободу манёвра, широко распахнул наружную дверь, снял с плеча скорчер, примерился и, с силой ударив ногой в дверь жилого отсека, прижался к стене. Та со стуком распахнулась. Некоторое время Лобов выжидал, мысленно благодаря судьбу за то, что жилой отсек оказался незапертым и не пришлось выжигать запор, а потом осторожно заглянул в помещение. И здесь горел дежурный свет. Отсек был пуст, в нем царили грязь и запустение.
На столе, на полу и в креслах валялись грязные брикеты, остатки пищи, одежда и предметы туалета. Одно из трех кресел, наглухо прикреплённых к полу, было выдрано буквально с корнем и лежало на боку. Две полки-постели убраны в стенные ниши, а одна — откинута и не застелена. Небрежно брошенное одеяло одним концом свисало на пол, подушка смята и испачкана кровью. Все говорило о том, что на корабле побывали чужие, совершенно незнакомые с земной культурой существа, о том, что здесь произошла жестокая рукопашная схватка. Странно, но ни стены, ни мебель, ни оборудование не носили никаких следов применения лучевого оружия. А ведь экипаж должен, обязан был применить его для защиты! Да, что-то трагическое и загадочное произошло здесь.
Лобов с трудом оторвал взгляд от подушки, запятнанной кровью, и перевёл его на дверь, ведущую в ходовую рубку единственное место на корабле, которое ещё не осмотрел. Он не рассчитывал увидеть там ничего утешительного, а поэтому медлил. Даже подумал: не отложить ли осмотр рубки на потом, связавшись прежде с «Торнадо»? Но тут же понял, что просто-напросто играет в прятки с самим собой, и, сделав некоторое усилие, отворил дверь в ходовую рубку.
Пульт управления был разбит и разломан. Возле него на полу валялся скорчер, и состояние его приклада не оставляло сомнений насчёт того, что тот был использован, как простая дубина. Мезойцы, которым, по-видимому, удалось захватить корабль на новом месте стоянки, хорошенько позаботились о том, чтобы он не смог больше подняться в воздух. Разрушены были и станция дальней связи, и пульт управления оружием, и вообще все, что могло быть прямо или косвенно использовано для защиты. Хозяйничала тут грубая, но опытная рука, хорошо знавшая расположение жизненно важных центров. Странно только, что существо, разобравшееся в конструкции корабля, не догадалось о назначении скорчера и том, как пустить его в дело. Скорее всего прикладом скорчера поработал некто большой и сильный, слепо выполнявший заблаговременно данные ему директивы. Может быть, дрессированный ящер, один из тех, что так ловко орудуют на стройке в атомном городе. Гардозавр или тем более игуанодон вполне бы справились с такой работой. Но кто стоит за их спиной? Впрочем, если справедлива гипотеза Алексея, то никто, просто-напросто сработала защитная схема автономного биопроизводства.
Лобов шагнул вперёд, нагнулся, чтобы подобрать искалеченный скорчер, да так и замер. Он увидел то, что ему не было видно с порога рубки: справа от главного пульта в кресле оператора дальней связи сидел человек. Голова его бессильно завалилась набок, видны были только шея да щека, густо заросшая чёрной щетиной. Лобов выпрямился, ногой отбросил скорчер и осторожно приблизился к креслу оператора. На полу валялись обрезки крепкого фала, которым человек был привязан к креслу. Лицо его было залито кровью, но все же Лобов узнал его — это был биолог «Ладоги» Дан Родин. Со стеснённым сердцем Лобов взял биолога за плечи, собираясь извлечь его из кресла, и вздрогнул от неожиданности: губы Родина шевельнулись, и он издал не то громкий вздох, не то слабый стон. Биолог был жив!
Лобов расстелил в жилом отсеке чистую постель и перетащил на неё биолога, освободив его от верхней одежды. Ни ран, ни опасных повреждений, только самые ординарные ссадины, синяки и шишки. И вообще Родин не выглядел ни истощённым, ни больным, и, если бы не густая щетина на его щеках, можно было бы подумать, что он просто крепко заснул. Лобов попробовал привести его в чувство, но элементарные меры оказались недейственными, а применять активные тонизаторы Иван побоялся кто знает, как они подействуют на человека в таком непонятном состоянии! Он ограничился тем, что ввёл в вену биолога универсальную питательную смесь из набора аминокислот и глюкозы. Через несколько секунд Родин глубоко вздохнул, но этим дело и ограничилось — в сознание он так и не пришёл. Следовало немедленно отвезти его на «Торнадо» и перепоручить заботам Алексея. Лобов ещё раз осмотрелся и направился к выходу, чтобы подготовить глайдер для транспортировки больного. Заперев дверь жилого отсека, Лобов прошёл шлюзовую камеру, выглянул наружу и оцепенел: на месте глайдера он увидел бесформенную груду дымящихся обломков.
Глава 9
Растерянность Лобова длилась не больше секунды. Он прыгнул вниз и, распластавшись на песке, принялся осматриваться и соображать, что же все-таки случилось. Мимоходом отметил, что его рефлекторный прыжок совершенно правилен: в выходной двери и в самом шлюзе он был бы слишком удобной мишенью. Запереться же в неисправном корабле — значит обречь себя на пассивную оборону, а это совсем не в характере командира «Торнадо». Глайдер был разрушен так, будто по нему прошёл тяжёлый каток. Итак, мезойцы или их слепые исполнители вели с землянами самую настоящую войну. В известной мере Лобов был даже рад этому, открытую драку он всегда предпочитал томительному ожиданию нападения из-за угла.
Но он остался без транспорта, лицом к лицу с коварным и сильным врагом. Скорее всего мезойцы прячутся где-нибудь за скалами, ожидая, что ошалевший от неожиданности землянин бросится к машине и станет их лёгкой добычей. Лобов усмехнулся, переводя скорчер на полную мощность и поудобнее укладывая его перед собой. Качалась игра в кошки-мышки, а в такой игре самое главное — выдержка и терпение.
Слабо загудел зуммер, замигала синяя индикаторная лампочка, предупреждая, что гравитостанция «Торнадо» под током и что сейчас последует сообщение. Послышался голос Кронина:
— Иван, берегись унихода!
Голос инженера был искажён и начисто лишён эмоций, как это и всегда бывает при гравитопередаче. После заметной паузы, длившейся несколько секунд, голос повторил:
— Берегись унихода!
Индикаторная лампочка погасла. Все, конец передачи. «Берегись унихода!» Это могло означать лишь одно — боевая машина попала в чужие руки, а Алексею каким-то образом удалось узнать об этом. Но почему он сказал так мало? Добрых пять секунд гравитостанция работала вхолостую, пожирая энергию, а Кронин молчал. Может быть, это провокация со стороны мезойцев? Попытка сбить с толку в самый критический момент, заставить землян воевать друг с другом? Поди узнай голос при гравитопередаче!
Тягуче тянулись секунды ожидания, больше похожие на часы, а ничего не происходило. В районе «Ладоги» царили тишина и покой. Можно было подумать, что глайдер сам развалился на куски, а гравитопосылка с «Торнадо» — наваждение. Слабый внешний звук заставил Лобова насторожиться, он поднял голову и прислушался — из глубины пустыни, быстро нарастая, катился грозный гул. Лобов вжался в песок, не спуская глаз с плоских холмов, ограничивающих линию горизонта. Мгновение — и из-за них вынырнул униход, шедший на высоте нескольких метров от земли. Торнадовский униход, на борту которого должен находиться Клим! Если бы не странное предупреждение Алексея, Лобов вскочил бы на ноги и заплясал от радости. Но теперь он этого не сделал. Он лежал, вжавшись в песок, лихорадочно соображая, как поступить. Если предупреждение действительно исходит от Алексея, если униход в чужих руках, то все ясно. А если в машине все-таки Клим? Ведь в этом районе он подвергается явной опасности, как можно не предупредить его? Да и вообще, что значат слова: «берегись унихода»?
И Лобов решился. Он не мог не использовать даже призрачный шанс, чтобы уберечь друга. Включив станцию и по-прежнему не поднимая головы, он скомандовал:
— Клим! Здесь опасно! Горку, горку!
Униход режима полёта не изменил. С рёвом и свистом пронёсся над обломками глайдера. Дрогнула земля, густой удар потряс воздух, обломки глайдера рассыпались в прах. «Униход — из гравитопушки», — механически констатировал Лобов, провожая взглядом удаляющуюся машину. Секунда — и она нырнула за красноватые холмы и исчезла. Лобов перевёл взгляд на аморфную кучу останков глайдера и лишь теперь похолодел. Униход в чужих руках, это ясно. Зачем бы Климу бить из гравитопушки? Если бы не Алексей, гравитоудар достался бы не глайдеру, а ему, Лобову. Тогда конец, от гравитоудара не спасает даже скафандр.
Тишина и покой на стоянке «Ладоги» предстали теперь в новом свете. Он наивно думал, что враги прячутся где-то за скалами, и ещё более наивно гадал, что у них за оружие, от которого глайдеры разваливаются, точно картонные домики. Все гораздо проще. Мезойцы атакуют не с земли, а с воздуха и пользуются не своей техникой, а тем, что было создано, выстрадано на Земле. И все-таки они просчитались и дали ему шанс, который он во что бы то ни стало обязан использовать. Надо вернуться на «Ладогу» и попытаться хотя бы начерно привести её в порядок. На корабле, даже неисправном, можно потягаться с униходом.
Характерный шум заставил Лобова снова распластаться на песке: за его спиной, погасив скорость, униход с парашютированием шёл на посадку. Проследив за всеми его манёврами, за тем, как мягко опустилась машина на песок, Лобов понял, что ею управляет опытный водитель. Униходом завладел ловкий, умелый противник, за какие-нибудь полтора-два часа научившийся управлять сложной машиной.
Около минуты униход неподвижно стоял на песке, а Лобов держал его на прицеле, мысленно одобряя предусмотрительность водителя. Но вот дверца распахнулась, и Лобов от удивления чуть не выронил из рук скорчер. На песок спустился не ящер, не загадочное инопланетное существо, а человек. Высокий человек без скафандра и даже без респиратора, в комбинезоне обычного покроя, со скорчером в руках. Несмотря на то что лицо его густо заросло щетиной, Лобов сразу узнал своего бывшего напарника по космосу — это был Юст, Юстинас Штанге, командир «Ладоги»!
Лобов подавил желание запросто окликнуть старого товарища. Командир «Ладоги» только что расстрелял глайдер. Он расстрелял его хладнокровно, наверняка, дважды повторив атаку, хотя не знал, есть в машине люди или нет. В этом была какая-то нехорошая тайна, а Лобов не мог рисковать. И, вместо того чтобы запросто окликнуть Юста, он заставил себя держать его на прицеле.
Штанге привычным движением зажал скорчер под мышкой и, даже не прикрыв дверцу унихода, зашагал к «Ладоге». Лобов с некоторым удивлением отметил про себя это упущение и, помедлив, снял свой скорчер с предохранителя, положил палец на спусковой крючок. Нет, он не был растерян и сбит с толку, он просто не знал, как правильно поступить. Кажущаяся беспечность Штанге его не обманывала. Когда скорчер под мышкой, опытный космонавт может прицельно выстрелить в доли секунды. Лобов интуитивно чувствовал, что Штанге настороже и готов к немедленным действиям. Самое разумное, что мог сейчас сделать Лобов, это упредить командира «Ладоги». Например, можно точным выстрелом выбить скорчер из его рук. Но стоит ошибиться буквально на полсантиметра, как Штанге будет мёртв ведь он даже без самого лёгкого скафандра! А Лобов не мог взвалить на свои плечи такой тяжёлый груз. Да, Штанге разрушил глайдер, но мотивы его поступка неизвестны. Может быть, он действовал во имя высшего блага, может, он был введён в заблуждение, может, прежде чем напасть, он мучился и колебался точно так же, как это делает сейчас Лобов. Ведь ничего не известно! Почему Родин связан? Почему «Ладога» брошена? Как униход попал в руки Штанге? И где Клим?
На полпути к «Ладоге» Штанге вдруг остановился, как-то растерянно посмотрел вокруг, жестом предельно усталого человека провёл ладонью по лицу и с удивлением глянул на свои пальцы — они были размозжены и окровавлены. Штанге стряхнул с пальцев кровь и решительно направился к развалинам глайдера. Подойдя вплотную к тому, что несколько минут тому назад было машиной. Штанге принялся прикладом скорчера шарить среди обломков. Вот он, удобный момент! Лобов уже подобрался для рывка, когда раздался несильный взрыв. Наверное, это сработала одна из случайно уцелевших банок аккумулятора. Взрыв был слабым, но Штанге рывком распрямился, судорожно глотнул раза два воздух, выронил скорчер и осел на песок. Лобов мотнул головой, стряхивая пот, заливавший глаза, с трудом перевёл дыхание. Он не мог, не должен был, не имел права бежать на помощь! Скорее всего в униходе сидит на подстраховке третий член экипажа «Ладоги», планетолог Нил Гор. Иначе Штанге захлопнул бы за собой дверцу машины.
Тянулись долгие, томительные секунды ожидания. Штанге оставался неподвижным, а униход стоял сиротливым и покинутым. Что ж, надо рискнуть. Без риска нет искусства, без искусства нет настоящего космонавта. Надо! Лобов кинулся к униходу. Во время бега он молил судьбу лишь об одном — о промахе, если в него начнут стрелять. Только о промахе! Но выстрелов не было. Последние шаги — и Лобов ввалился в униход, захлопнув за собой дверцу. Несколько секунд Лобов отдыхал, откинувшись на спинку сиденья, потом выпрямился и положил руки на пульт управления.
Обежав глазами контрольные приборы и убедившись, что машина в порядке, он запустил двигатель и подвёл униход вплотную к Штанге. Командир «Ладоги» лежал на спине. Из маленькой, безобидной, на первый взгляд, ранки на левой стороне груди сочилась тонкая струйка крови, широко открытые серые глаза спокойно смотрели в чужое небо. Лобов выскочил из унихода.
— Эх, Юст, Юст… — только и сказал он, опускаясь на колени перед Штанге.
Кто мог подумать, что железный, уверенный в себе Юст Штанге найдёт такой нелепый конец? Что заставило его, человека безупречной честности, напасть на своих товарищей? И снова тень нехорошей тайны коснулась Лобова липкой рукой.
Каждая секунда была сейчас величайшей драгоценностью, и все же Лобов не мог просто так бросить тело товарища. Подсунув руки, он с усилием поднял погибшего Штанге, отнёс к «Ладоге» и уложил в один из наружных контейнеров. Пусть командир остаётся на своём корабле. Отдавая товарищу последний долг, Лобов несколько мгновений простоял неподвижно, а потом бегом вернулся к униходу.
Заняв водительское место, Лобов секунду поколебался, мысленно попросил прощения у Родина — ничего не поделаешь, предстоящий бросок был под силу не то, что больному, но и не каждому здоровому человеку — и отвёл униход в сторону, чтобы ни корабль, ни скалы не мешали старту.
— Прощай, Штанге, — пробормотал он, оглядывая стройную колонну «Ладоги», освещённую кирпичным светом чужого солнца.
Но он остался без транспорта, лицом к лицу с коварным и сильным врагом. Скорее всего мезойцы прячутся где-нибудь за скалами, ожидая, что ошалевший от неожиданности землянин бросится к машине и станет их лёгкой добычей. Лобов усмехнулся, переводя скорчер на полную мощность и поудобнее укладывая его перед собой. Качалась игра в кошки-мышки, а в такой игре самое главное — выдержка и терпение.
Слабо загудел зуммер, замигала синяя индикаторная лампочка, предупреждая, что гравитостанция «Торнадо» под током и что сейчас последует сообщение. Послышался голос Кронина:
— Иван, берегись унихода!
Голос инженера был искажён и начисто лишён эмоций, как это и всегда бывает при гравитопередаче. После заметной паузы, длившейся несколько секунд, голос повторил:
— Берегись унихода!
Индикаторная лампочка погасла. Все, конец передачи. «Берегись унихода!» Это могло означать лишь одно — боевая машина попала в чужие руки, а Алексею каким-то образом удалось узнать об этом. Но почему он сказал так мало? Добрых пять секунд гравитостанция работала вхолостую, пожирая энергию, а Кронин молчал. Может быть, это провокация со стороны мезойцев? Попытка сбить с толку в самый критический момент, заставить землян воевать друг с другом? Поди узнай голос при гравитопередаче!
Тягуче тянулись секунды ожидания, больше похожие на часы, а ничего не происходило. В районе «Ладоги» царили тишина и покой. Можно было подумать, что глайдер сам развалился на куски, а гравитопосылка с «Торнадо» — наваждение. Слабый внешний звук заставил Лобова насторожиться, он поднял голову и прислушался — из глубины пустыни, быстро нарастая, катился грозный гул. Лобов вжался в песок, не спуская глаз с плоских холмов, ограничивающих линию горизонта. Мгновение — и из-за них вынырнул униход, шедший на высоте нескольких метров от земли. Торнадовский униход, на борту которого должен находиться Клим! Если бы не странное предупреждение Алексея, Лобов вскочил бы на ноги и заплясал от радости. Но теперь он этого не сделал. Он лежал, вжавшись в песок, лихорадочно соображая, как поступить. Если предупреждение действительно исходит от Алексея, если униход в чужих руках, то все ясно. А если в машине все-таки Клим? Ведь в этом районе он подвергается явной опасности, как можно не предупредить его? Да и вообще, что значат слова: «берегись унихода»?
И Лобов решился. Он не мог не использовать даже призрачный шанс, чтобы уберечь друга. Включив станцию и по-прежнему не поднимая головы, он скомандовал:
— Клим! Здесь опасно! Горку, горку!
Униход режима полёта не изменил. С рёвом и свистом пронёсся над обломками глайдера. Дрогнула земля, густой удар потряс воздух, обломки глайдера рассыпались в прах. «Униход — из гравитопушки», — механически констатировал Лобов, провожая взглядом удаляющуюся машину. Секунда — и она нырнула за красноватые холмы и исчезла. Лобов перевёл взгляд на аморфную кучу останков глайдера и лишь теперь похолодел. Униход в чужих руках, это ясно. Зачем бы Климу бить из гравитопушки? Если бы не Алексей, гравитоудар достался бы не глайдеру, а ему, Лобову. Тогда конец, от гравитоудара не спасает даже скафандр.
Тишина и покой на стоянке «Ладоги» предстали теперь в новом свете. Он наивно думал, что враги прячутся где-то за скалами, и ещё более наивно гадал, что у них за оружие, от которого глайдеры разваливаются, точно картонные домики. Все гораздо проще. Мезойцы атакуют не с земли, а с воздуха и пользуются не своей техникой, а тем, что было создано, выстрадано на Земле. И все-таки они просчитались и дали ему шанс, который он во что бы то ни стало обязан использовать. Надо вернуться на «Ладогу» и попытаться хотя бы начерно привести её в порядок. На корабле, даже неисправном, можно потягаться с униходом.
Характерный шум заставил Лобова снова распластаться на песке: за его спиной, погасив скорость, униход с парашютированием шёл на посадку. Проследив за всеми его манёврами, за тем, как мягко опустилась машина на песок, Лобов понял, что ею управляет опытный водитель. Униходом завладел ловкий, умелый противник, за какие-нибудь полтора-два часа научившийся управлять сложной машиной.
Около минуты униход неподвижно стоял на песке, а Лобов держал его на прицеле, мысленно одобряя предусмотрительность водителя. Но вот дверца распахнулась, и Лобов от удивления чуть не выронил из рук скорчер. На песок спустился не ящер, не загадочное инопланетное существо, а человек. Высокий человек без скафандра и даже без респиратора, в комбинезоне обычного покроя, со скорчером в руках. Несмотря на то что лицо его густо заросло щетиной, Лобов сразу узнал своего бывшего напарника по космосу — это был Юст, Юстинас Штанге, командир «Ладоги»!
Лобов подавил желание запросто окликнуть старого товарища. Командир «Ладоги» только что расстрелял глайдер. Он расстрелял его хладнокровно, наверняка, дважды повторив атаку, хотя не знал, есть в машине люди или нет. В этом была какая-то нехорошая тайна, а Лобов не мог рисковать. И, вместо того чтобы запросто окликнуть Юста, он заставил себя держать его на прицеле.
Штанге привычным движением зажал скорчер под мышкой и, даже не прикрыв дверцу унихода, зашагал к «Ладоге». Лобов с некоторым удивлением отметил про себя это упущение и, помедлив, снял свой скорчер с предохранителя, положил палец на спусковой крючок. Нет, он не был растерян и сбит с толку, он просто не знал, как правильно поступить. Кажущаяся беспечность Штанге его не обманывала. Когда скорчер под мышкой, опытный космонавт может прицельно выстрелить в доли секунды. Лобов интуитивно чувствовал, что Штанге настороже и готов к немедленным действиям. Самое разумное, что мог сейчас сделать Лобов, это упредить командира «Ладоги». Например, можно точным выстрелом выбить скорчер из его рук. Но стоит ошибиться буквально на полсантиметра, как Штанге будет мёртв ведь он даже без самого лёгкого скафандра! А Лобов не мог взвалить на свои плечи такой тяжёлый груз. Да, Штанге разрушил глайдер, но мотивы его поступка неизвестны. Может быть, он действовал во имя высшего блага, может, он был введён в заблуждение, может, прежде чем напасть, он мучился и колебался точно так же, как это делает сейчас Лобов. Ведь ничего не известно! Почему Родин связан? Почему «Ладога» брошена? Как униход попал в руки Штанге? И где Клим?
На полпути к «Ладоге» Штанге вдруг остановился, как-то растерянно посмотрел вокруг, жестом предельно усталого человека провёл ладонью по лицу и с удивлением глянул на свои пальцы — они были размозжены и окровавлены. Штанге стряхнул с пальцев кровь и решительно направился к развалинам глайдера. Подойдя вплотную к тому, что несколько минут тому назад было машиной. Штанге принялся прикладом скорчера шарить среди обломков. Вот он, удобный момент! Лобов уже подобрался для рывка, когда раздался несильный взрыв. Наверное, это сработала одна из случайно уцелевших банок аккумулятора. Взрыв был слабым, но Штанге рывком распрямился, судорожно глотнул раза два воздух, выронил скорчер и осел на песок. Лобов мотнул головой, стряхивая пот, заливавший глаза, с трудом перевёл дыхание. Он не мог, не должен был, не имел права бежать на помощь! Скорее всего в униходе сидит на подстраховке третий член экипажа «Ладоги», планетолог Нил Гор. Иначе Штанге захлопнул бы за собой дверцу машины.
Тянулись долгие, томительные секунды ожидания. Штанге оставался неподвижным, а униход стоял сиротливым и покинутым. Что ж, надо рискнуть. Без риска нет искусства, без искусства нет настоящего космонавта. Надо! Лобов кинулся к униходу. Во время бега он молил судьбу лишь об одном — о промахе, если в него начнут стрелять. Только о промахе! Но выстрелов не было. Последние шаги — и Лобов ввалился в униход, захлопнув за собой дверцу. Несколько секунд Лобов отдыхал, откинувшись на спинку сиденья, потом выпрямился и положил руки на пульт управления.
Обежав глазами контрольные приборы и убедившись, что машина в порядке, он запустил двигатель и подвёл униход вплотную к Штанге. Командир «Ладоги» лежал на спине. Из маленькой, безобидной, на первый взгляд, ранки на левой стороне груди сочилась тонкая струйка крови, широко открытые серые глаза спокойно смотрели в чужое небо. Лобов выскочил из унихода.
— Эх, Юст, Юст… — только и сказал он, опускаясь на колени перед Штанге.
Кто мог подумать, что железный, уверенный в себе Юст Штанге найдёт такой нелепый конец? Что заставило его, человека безупречной честности, напасть на своих товарищей? И снова тень нехорошей тайны коснулась Лобова липкой рукой.
Каждая секунда была сейчас величайшей драгоценностью, и все же Лобов не мог просто так бросить тело товарища. Подсунув руки, он с усилием поднял погибшего Штанге, отнёс к «Ладоге» и уложил в один из наружных контейнеров. Пусть командир остаётся на своём корабле. Отдавая товарищу последний долг, Лобов несколько мгновений простоял неподвижно, а потом бегом вернулся к униходу.
Заняв водительское место, Лобов секунду поколебался, мысленно попросил прощения у Родина — ничего не поделаешь, предстоящий бросок был под силу не то, что больному, но и не каждому здоровому человеку — и отвёл униход в сторону, чтобы ни корабль, ни скалы не мешали старту.
— Прощай, Штанге, — пробормотал он, оглядывая стройную колонну «Ладоги», освещённую кирпичным светом чужого солнца.
Глава 10
Тягучая перегрузка ртутной тяжестью залила тело. Униход рванулся ввысь, ракетой прошивая плотные слои атмосферы. Набрав скорость для полёта к «Торнадо» по баллистической траектории, Лобов выключил двигатель. Земля, украшенная редкими зелёными узорами галерейных лесов и небольшими пятнами облаков, убегала вниз. Все прозрачнее становилось небо, все ярче и чище светило солнце. Лобов включил связную станцию.