Отрыв от преследователей был полным, их машины даже вышли из зоны действия контрольной аппаратуры. Снегин знал, что с помощью стационарных постов его рано или поздно обнаружат, но он знал также, что случится это не так уж скоро: в парковом районе сеть постов имела минимальную плотность. По кратчайшему пути Снегин вывел машину к гигантской гостинице «Золотое небо», но на площадь выезжать не стал, а свернул в ближайший переулок и сбросил скорость. Метров через десять он догнал худощавого высокого прохожего. Машина остановилась, задняя дверца распахнулась, ещё мгновение — человек ввалился на задний диван, и машина тронулась с места, набирая ход.
Снегин включил автоуправление, задал какой-то маршрут, затемнил остекление и, повернув кресло, оказался лицом к лицу с Алексеем.
Некоторое время они, улыбаясь, смотрели друг на друга, потом Кронин вздохнул.
— Может быть, это и банально, Всеволод, но только на чужбине постигаешь цену дружбе. Я имею в виду не открытый космос, не неосвоенные планеты, а именно чужбину — чужие улицы, чужие дома, чужие обычаи и нравы.
— Понимаю, — кивнул Снегин. — А теперь выкладывай.
Он, не перебивая, выслушал рассказ товарища и резюмировал:
— Что ж, грубых ошибок ты не сделал, а управлять случайностями мы пока не научились. Содеянного не воротишь, а поэтому примем его как должное.
— Всеволод, — серьёзно сказал Кронин, — ты никогда не был глупым человеком. Но теперь в тебе просматривается зрелый муж и философ.
— Думаешь задобрить меня комплиментами? Ничего из этого не выйдет. Говори откровенно, почему ты умолчал о Кайне при подготовке?
Кронин некоторое время собирался с мыслями.
— Как тебе сказать?.. Мне как-то не верилось, что она была на самом деле, понимаешь? Будто я познакомился с ней по книге или фильму. Мне и в голову не приходило, что я могу встретиться с ней в Даль-Гее. Разве можно надеяться увидеть Василису Прекрасную или Хозяйку Медной Горы?
— Да, — согласился Снегин, — такая встреча похожа на чудо. Что Кайна узнала от тебя?
Кронин склонил голову набок.
— А почему ты решил, что она что-то такое узнала?
— Представь, я немного знаю твой характер.
— Ты уверен в этом? Впрочем, на этот раз ты не ошибся, кое-что мне пришлось рассказать. Разумеется, я не стал называть имена или излагать план операции.
— Спасибо и на этом, — усмехнулся Снегин.
— Пожалуйста, — невозмутимо ответил Алексей. — Но как-то объяснить своё появление в городе мне, конечно, пришлось. Я сказал, что прибыл в Даль-Гей как представитель фирмы «Нун». Мы-де заинтересованы в её операциях, а фирма из-за лихорадки осталась без нужных людей.
— Не так уж скверно, — одобрил Снегин. — И это все, что знает Кайна?
— Пожалуй. И ещё, что «Торнадо» стоит в эллингах стигмийской базы — карантин. — Кронин помолчал, присматриваясь к Снегину, и тихо добавил: — Всеволод, ты можешь быть спокоен, Кайна вполне порядочный человек, ей можно верить.
— Это по каким меркам порядочный — по земным или по далийским?
— По общечеловеческим. Я доверяю Кайне так же, как тебе или Ивану.
— Обязывающее заявление. Но что ты знаешь о ней?
— Я боюсь утверждать наверняка, — задумчиво проговорил Кронин, — но, по-моему, Кайна занимает в Даль-Гее какое-то особое положение.
— Любая красивая женщина находится на особом положении. Даже у нас, на Земле. Что же говорить о Даль-Гее?
Кронин замотал головой:
— Нет, не то. Ты ведь знаешь, я не очень наблюдателен. И, не бросайся все это в глаза, я бы ничего не заметил. Представь себе, подходим к стоянке автомашин, уйма народу, я ещё подумал, как мы пробираться будем? — Кронин пожал плечами. А прошли так, словно и не было никого. Кайна ни слова не сказала, не поблагодарила, даже шаг не замедлила. Толпа молча расступилась, и мы прошли по образовавшемуся коридора как раскалённый нож сквозь масло.
— Популярность известной певицы? — предположил Снегин.
— Нет, там автографы, приставания, приветственные оклики, а тут ничего похожего — всеобщее молчаливое почтение. Но расспрашивать её я, разумеется, не стал.
Снегин неодобрительно покосился на него.
— А стоило.
— Это неловко.
— Как многое нам неловко! — сказал Всеволод с досадой. А если нужно для дела?
Алексей, нахмурившись, промолчал.
— Ладно, не будем ссориться по пустякам. Что за обстановка у Кайны, как она живёт?
Кронин оживился.
— Не квартира, а дворец! Серьёзно, посмотрел бы ты на её хоромы. Мне и в голову не приходило, что один человек может жить сразу в дюжине комнат. Я не один раз терял ориентировку в этой огромной квартире и блуждал там самым натуральным образом, как в дремучем лесу. И все удивлялся, что там не поставлены указатели на манер тех, которые ставятся на площадях у выходов на улочки и переулки.
Снегин, слушавший его с интересом, недоуменно пробормотал:
— Далийцы вовсе не склонны разбрасываться жилой площадью. В том числе и для певиц, даже знаменитых. Тут что-то явно не то.
— Я же говорю!
— Хорошо, оставайся пока у Кайны Стан. Но об Иване ни слова. Все заботы о нем я с тебя снимаю.
— Так я и думал, — вздохнул Кронин, — хотя, на мой взгляд, это перестраховка.
— Перестраховка! А если квартира Кайны — ловушка?
— Это невозможно.
— А если Кайна и сама не знает об этом?
Кронин не нашёлся что возразить.
— Вот то-то и оно, — сказал Снегин. — Но делать нечего. Раз уж Кайна оказалась посвящённой в твои дела и ей кое-что доступно в этом мире, поговори с ней о Хаасене. Может быть, она поможет выйти на него.
Кронин взглянул на него с откровенным удивлением.
— Ты предлагаешь познакомить Кайну Стан с операцией?
— Ни в коем случае! Просто ты обеспокоен судьбой товарища. Разве это не естественно?
— Что-то я тебя не пойму, Всеволод, — задумчиво проговорил инженер. — Не шарахаешься ли ты от чрезмерной осторожности к необоснованному риску?
— Обстановка сильно усложнилась, Алексей. С освобождением Тура надо максимально поторопиться… Сам знаешь, иногда не рискнуть…
— Сейчас рискуешь ты один, Иван связи с тобой не будет. К тому же ведь ты уверен в Кайне!
Внимательно разглядывая товарища, Алексей ответил про себя, что тот явно чем-то взволнован.
— Что ещё случилось, Всеволод? — спросил он. — Поверь, я спрашиваю не из праздного любопытства, а для того, чтобы знать, до какой грани риска разумно доходить.
Снегин кивнул:
— От Хаасена получено письмо.
— От Хаасена?!
— Он написал и отправил его ещё до похищения. Наверное, почувствовал за собой слишком уж плотную слежку и решил подстраховаться. Зашёл в какое-нибудь кафе, бар, бюро, написал и бросил в почтовый ящик. Письмо короткое, всего на одной страничке, и написано в явной спешке… Тур, конечно, знал, что если он пошлёт письмо прямо в консульство, то его наверняка перехватят. Поэтому и направил его своему далийскому другу Альгибу Хинглу. Это одарённый физик, возглавляющий группу по освоению производства нейтрида. Далийцы всячески поощряли его контакты с Туром. А они занимались не столько физикой, сколько чуть ли не до драки спорили по вопросам мироздания. Хингл лично доставил нам конверт Хаасена.
Алексей невольно улыбнулся, представив себе дискуссии Тура и Хингла. Ему ведь и самому приходилось спорить с Хаасеном.
— И что же было в письме?
Снегин с присущей ему чёткостью и лаконизмом передал содержание письма.
— Не может быть! — вырвалось у Кронина.
— Может, — жёстко сказал Снегин. — Теперь ты достаточно хорошо знаешь далийцев. Может!
На лбу инженера пролегла упрямая складка.
— Я глубоко уважаю Тура и как человека, и как специалиста, — медленно заговорил он. — И все-таки его сообщение настолько чрезвычайно, что следует поставить вопрос: насколько мы можем доверять его сведениям. И проверить их по другим каналам.
— Подготовка не прошла для тебя даром, — одобрил Всеволод. — Разумеется, мы и ставили и проверили. — Снегин покачал головой. — Мы не вправе отмахнуться от сообщения Хаасена. Легкомысленное благодушие ничем не лучше ложной подозрительности. Речь идёт о благополучии человечества, о жизнях миллионов людей.
Наступило тягостное молчание. Наконец инженер поднял глаза.
— Ты прав, Всеволод. В такой ситуации мы просто обязаны быть бдительными.
Глава 9
Глава 10
Снегин включил автоуправление, задал какой-то маршрут, затемнил остекление и, повернув кресло, оказался лицом к лицу с Алексеем.
Некоторое время они, улыбаясь, смотрели друг на друга, потом Кронин вздохнул.
— Может быть, это и банально, Всеволод, но только на чужбине постигаешь цену дружбе. Я имею в виду не открытый космос, не неосвоенные планеты, а именно чужбину — чужие улицы, чужие дома, чужие обычаи и нравы.
— Понимаю, — кивнул Снегин. — А теперь выкладывай.
Он, не перебивая, выслушал рассказ товарища и резюмировал:
— Что ж, грубых ошибок ты не сделал, а управлять случайностями мы пока не научились. Содеянного не воротишь, а поэтому примем его как должное.
— Всеволод, — серьёзно сказал Кронин, — ты никогда не был глупым человеком. Но теперь в тебе просматривается зрелый муж и философ.
— Думаешь задобрить меня комплиментами? Ничего из этого не выйдет. Говори откровенно, почему ты умолчал о Кайне при подготовке?
Кронин некоторое время собирался с мыслями.
— Как тебе сказать?.. Мне как-то не верилось, что она была на самом деле, понимаешь? Будто я познакомился с ней по книге или фильму. Мне и в голову не приходило, что я могу встретиться с ней в Даль-Гее. Разве можно надеяться увидеть Василису Прекрасную или Хозяйку Медной Горы?
— Да, — согласился Снегин, — такая встреча похожа на чудо. Что Кайна узнала от тебя?
Кронин склонил голову набок.
— А почему ты решил, что она что-то такое узнала?
— Представь, я немного знаю твой характер.
— Ты уверен в этом? Впрочем, на этот раз ты не ошибся, кое-что мне пришлось рассказать. Разумеется, я не стал называть имена или излагать план операции.
— Спасибо и на этом, — усмехнулся Снегин.
— Пожалуйста, — невозмутимо ответил Алексей. — Но как-то объяснить своё появление в городе мне, конечно, пришлось. Я сказал, что прибыл в Даль-Гей как представитель фирмы «Нун». Мы-де заинтересованы в её операциях, а фирма из-за лихорадки осталась без нужных людей.
— Не так уж скверно, — одобрил Снегин. — И это все, что знает Кайна?
— Пожалуй. И ещё, что «Торнадо» стоит в эллингах стигмийской базы — карантин. — Кронин помолчал, присматриваясь к Снегину, и тихо добавил: — Всеволод, ты можешь быть спокоен, Кайна вполне порядочный человек, ей можно верить.
— Это по каким меркам порядочный — по земным или по далийским?
— По общечеловеческим. Я доверяю Кайне так же, как тебе или Ивану.
— Обязывающее заявление. Но что ты знаешь о ней?
— Я боюсь утверждать наверняка, — задумчиво проговорил Кронин, — но, по-моему, Кайна занимает в Даль-Гее какое-то особое положение.
— Любая красивая женщина находится на особом положении. Даже у нас, на Земле. Что же говорить о Даль-Гее?
Кронин замотал головой:
— Нет, не то. Ты ведь знаешь, я не очень наблюдателен. И, не бросайся все это в глаза, я бы ничего не заметил. Представь себе, подходим к стоянке автомашин, уйма народу, я ещё подумал, как мы пробираться будем? — Кронин пожал плечами. А прошли так, словно и не было никого. Кайна ни слова не сказала, не поблагодарила, даже шаг не замедлила. Толпа молча расступилась, и мы прошли по образовавшемуся коридора как раскалённый нож сквозь масло.
— Популярность известной певицы? — предположил Снегин.
— Нет, там автографы, приставания, приветственные оклики, а тут ничего похожего — всеобщее молчаливое почтение. Но расспрашивать её я, разумеется, не стал.
Снегин неодобрительно покосился на него.
— А стоило.
— Это неловко.
— Как многое нам неловко! — сказал Всеволод с досадой. А если нужно для дела?
Алексей, нахмурившись, промолчал.
— Ладно, не будем ссориться по пустякам. Что за обстановка у Кайны, как она живёт?
Кронин оживился.
— Не квартира, а дворец! Серьёзно, посмотрел бы ты на её хоромы. Мне и в голову не приходило, что один человек может жить сразу в дюжине комнат. Я не один раз терял ориентировку в этой огромной квартире и блуждал там самым натуральным образом, как в дремучем лесу. И все удивлялся, что там не поставлены указатели на манер тех, которые ставятся на площадях у выходов на улочки и переулки.
Снегин, слушавший его с интересом, недоуменно пробормотал:
— Далийцы вовсе не склонны разбрасываться жилой площадью. В том числе и для певиц, даже знаменитых. Тут что-то явно не то.
— Я же говорю!
— Хорошо, оставайся пока у Кайны Стан. Но об Иване ни слова. Все заботы о нем я с тебя снимаю.
— Так я и думал, — вздохнул Кронин, — хотя, на мой взгляд, это перестраховка.
— Перестраховка! А если квартира Кайны — ловушка?
— Это невозможно.
— А если Кайна и сама не знает об этом?
Кронин не нашёлся что возразить.
— Вот то-то и оно, — сказал Снегин. — Но делать нечего. Раз уж Кайна оказалась посвящённой в твои дела и ей кое-что доступно в этом мире, поговори с ней о Хаасене. Может быть, она поможет выйти на него.
Кронин взглянул на него с откровенным удивлением.
— Ты предлагаешь познакомить Кайну Стан с операцией?
— Ни в коем случае! Просто ты обеспокоен судьбой товарища. Разве это не естественно?
— Что-то я тебя не пойму, Всеволод, — задумчиво проговорил инженер. — Не шарахаешься ли ты от чрезмерной осторожности к необоснованному риску?
— Обстановка сильно усложнилась, Алексей. С освобождением Тура надо максимально поторопиться… Сам знаешь, иногда не рискнуть…
— Сейчас рискуешь ты один, Иван связи с тобой не будет. К тому же ведь ты уверен в Кайне!
Внимательно разглядывая товарища, Алексей ответил про себя, что тот явно чем-то взволнован.
— Что ещё случилось, Всеволод? — спросил он. — Поверь, я спрашиваю не из праздного любопытства, а для того, чтобы знать, до какой грани риска разумно доходить.
Снегин кивнул:
— От Хаасена получено письмо.
— От Хаасена?!
— Он написал и отправил его ещё до похищения. Наверное, почувствовал за собой слишком уж плотную слежку и решил подстраховаться. Зашёл в какое-нибудь кафе, бар, бюро, написал и бросил в почтовый ящик. Письмо короткое, всего на одной страничке, и написано в явной спешке… Тур, конечно, знал, что если он пошлёт письмо прямо в консульство, то его наверняка перехватят. Поэтому и направил его своему далийскому другу Альгибу Хинглу. Это одарённый физик, возглавляющий группу по освоению производства нейтрида. Далийцы всячески поощряли его контакты с Туром. А они занимались не столько физикой, сколько чуть ли не до драки спорили по вопросам мироздания. Хингл лично доставил нам конверт Хаасена.
Алексей невольно улыбнулся, представив себе дискуссии Тура и Хингла. Ему ведь и самому приходилось спорить с Хаасеном.
— И что же было в письме?
Снегин с присущей ему чёткостью и лаконизмом передал содержание письма.
— Не может быть! — вырвалось у Кронина.
— Может, — жёстко сказал Снегин. — Теперь ты достаточно хорошо знаешь далийцев. Может!
На лбу инженера пролегла упрямая складка.
— Я глубоко уважаю Тура и как человека, и как специалиста, — медленно заговорил он. — И все-таки его сообщение настолько чрезвычайно, что следует поставить вопрос: насколько мы можем доверять его сведениям. И проверить их по другим каналам.
— Подготовка не прошла для тебя даром, — одобрил Всеволод. — Разумеется, мы и ставили и проверили. — Снегин покачал головой. — Мы не вправе отмахнуться от сообщения Хаасена. Легкомысленное благодушие ничем не лучше ложной подозрительности. Речь идёт о благополучии человечества, о жизнях миллионов людей.
Наступило тягостное молчание. Наконец инженер поднял глаза.
— Ты прав, Всеволод. В такой ситуации мы просто обязаны быть бдительными.
Глава 9
Зал гленд-холла был до отказа набит самой разношёрстной публикой, а в глубине одной из дорогих лож, так, что их совсем не было видно из зала, сидели Алексей Кронин и Кайна Стан, разделённые небольшим столиком со скромным ужином. После того как было просмотрено несколько номеров из обширнейшей программы, Кайна спросила:
— Как вам здесь нравится, Алексей? — И, встретив откровенно недоуменный взгляд Кронина, засмеялась: — Нет-нет, я не о том, что происходит на арене. Я спрашиваю о самом помещении.
Кронин внимательно, несколько скептически огляделся и пожал плечами.
— Пожалуй, больше всего похоже на цирк.
— Цирк?
— Цирк. Я не знаю, как это называется по-далийски. В цирке такая же круглая арена и сиденья амфитеатром.
— Теперь припоминаю. — Кайна опиралась подбородком на руку. — В цирках выступают ваши любители-спортсмены, правда? Гимнасты, жонглёры, акробаты и много-много других.
— Верно. И ещё там проводятся состязания любителей борьбы и ближнего боя.
— Я помню, — вздохнула Кайна, — но здесь ведь совсем другое.
Кронин усмехнулся:
— Да, здесь другое…
Арена гленд-холла была устлана удивительным ковром. Этот ковёр был и произведением искусства, и настоящим чудом науки и техники. Он мог принимать все цвета радуги и их самые причудливые и пёстрые сочетания. Он мог менять свою структуру, становясь то твёрдым, как доска, то упругим, как спортивный мат, то таким мягким и пушистым, что ноги актёров утопали в нем по щиколотку.
На этом ковре разыгрывались бесконечно однообразные по своей сути миниатюры, несмотря на разнообразие деталей и антуража. Под аккомпанемент оркестра со вставными вокальными, танцевальными и спортивными номерами на арене демонстрировался откровенный вульгарный стриптиз. Однако гленд-холл считался вполне благопристойным заведением и даже выступал как покровитель чистых искусств. Очень популярным было такое действо: во время любовной сцены появлялся соперник или соперница одного из партнёров, и тогда между противниками происходили настоящие спортивные схватки по тому или иному виду борьбы. Особенно выигрышным считался такой финал: томная девица активно вмешивалась в схватку, повергала наземь, а точнее сказать, на ковёр обоих мужчин и, поставив одному из них ножку на грудь или на спину, в зависимости от его позы, презрительно заявляла, что она, настоящая женщина, не желает иметь дело с такими хлюпиками. Зрители громко смеялись, выкрикивали двусмысленности, не переходя, впрочем, известных рамок — за этим весьма бдительно следили несколько дюжих контролёров в униформе. Так что, по существу, гленд-холл лишь отдалённо напоминал собою традиционный цирк, скорее это была причудливая помесь цирка, ресторана и театра миниатюр со стриптизом, этакое типичное далийское варьете.
Кронину было скучно, к тому же у него из головы не выходил последний разговор со Снегиным и письмо Тура Хаасена.
— Потерпите, Алексей, — склонилась к нему Кайна, — в этой бочке дёгтя будут и свои ложки мёда.
— Да уж потерплю. Хотя если бы я знал заранее, что мёд и дёготь будут перемешаны в таких пропорциях, я бы уж как-нибудь постарался обойтись и без гленд-холла.
— Искусство требует жертв, так, кажется, говорят у вас? лукаво заметила Кайна. — Что поделаешь, в Даль-Гее нет таких серьёзных организаций, как ваши консерватории и филармонии, жемчужины нашего искусства рассыпаны среди таких вот представлений.
— Скажите, — после некоторого колебания спросил Кронин, что интересного произошло в Даль-Гее за последние дни?
— А вы разве не слушаете сообщений и не читаете прессу?
— Да как вам сказать, пресса говорит далеко не обо всем, что случается в жизни.
Кайна испытующе взглянула на него, и ему показалось, что она собирается сказать ему что-то важное. Но она лишь положила длинные прохладные пальцы на его руку и вполголоса посоветовала:
— Посмотрите внимательнее этот скетч.
— А это мёд или дёготь? — улыбнулся Кронин.
Кайна задумалась.
— Пожалуй, и то и другое. Но вы все-таки посмотрите.
Алексей послушался её совета, но чем дальше смотрел, тем больше убеждался, что это все-таки дёготь.
В спальню к молоденькой девушке попадал обезьяноподобный грабитель. На диво сложенная девушка, почему-то почивавшая в купальном костюме, с удивительной ловкостью ускользала от пытающегося её схватить громилы. Это была своеобразная акробатико-театральная сценка, не лишённая профессионального мастерства и изящества, но не более того. Кончилось все так, как и должно было кончиться в благопристойном гленд-холле. Грабитель споткнулся, упал, запутался руками и ногами в ножках стула и никак не мог освободиться. Причём это неожиданное пленение, вызвавшее гомерический хохот зала, выглядело совершенно натуральным.
Когда незадачливого громилу унесли с арены вместе со стулом, девушка легко и непринуждённо исполнила стремительный танец освобождения, радости и счастья — нечто среднее между условными па классического балета и фигурами акробатики. Все было сделано на одном дыхании, чётко и безупречно.
Закончив своё упражнение-танец высоченным сальто, девушка убежала за кулисы, а притихший было зал заревел и загрохотал. Кронин, забывшись, чуть не захлопал, по земному обычаю, в ладоши, но вовремя удержался. А зал все неистовствовал.
— Знаете, — сказал Кронин, поворачиваясь к Кайне, когда артисты скрылись за портьерой и арену стали готовить к следующему номеру, — мне показалось, что они любят друг друга.
— Это правда, — ответила молодая женщина, — но как вы догадались об этом?
— Да это ясно из их заключительных выходов.
Кайна в сомнении покачала головой:
— Об этом вовсе не легко догадаться. Настоящая любовь встречается редко даже среди пар, которые подходят друг другу, а ведь эти почти несовместимы.
— Как несовместимы? — не понял Алексей.
— Он урод, а она — красавица.
— А они не муж и жена?
Кайна медленно повернула к нему голову, удивлённо спросила:
— Муж и жена?
Теперь и Кронин непонимающе смотрел на неё, потом спохватился:
— Простите, совсем забыл, — голос его звучал виновато, что у вас в Даль-Гее нет семьи: ни жён, ни мужей и даже детей нет.
— Семьи у нас нет, это правда, но дети… — Кайна чуть улыбнулась, — дети у нас есть, как же иначе? Только воспитывают их не родители, а государство. Никакие родители не могут дать детям такого воспитания, какое даёт им государство. Ну, а если кто-нибудь уж очень любит детей, он может работать с ними учителем или воспитателем. Он может посвятить им всю свою жизнь. — И, помолчав, добавила: — По-моему, и на Земле дети нередко воспитываются отдельно от родителей. Особенно, — она осторожно прикоснулась к руке Кронина, — у вас, космонавтов.
— Да, — согласился Алексей, — но это временно. Ещё несколько решительных шагов в технике, и наши космокорабли обретут абсолютную надёжность. И тогда мы будем странствовать по Галактике не и одиночку, а семьи вместе с детьми.
— Что-то не пойму. Вы о чем?
— О разном, и о семье тоже.
— О семье?
— Да, и о семье. Двое — на всю жизнь. Что вы смеётесь. Любовь приходит и уходит, а они не вольны в этом. Двое узнают друг друга все больше и больше. Не совсем приятные слабости, не совсем мелкие недостатки, много такого, о чем не говорятся вслух. А жить все равно надо вместе. Наверное, это очень трудно, и нужно много терпеть.
— Есть разные люди, Кайна.
— Да?
— Как и птицы, — улыбнулся Алексей. — Вот на Земле — есть красивые большие птицы — лебеди. Они живут парами. Одна пара на всю жизнь. И если лебёдушка гибнет, то лебедь взлетает высоко в небо, а потом складывает крылья…
— Не надо, Алексей. Я знаю эту красивую сказку.
— Это не сказка.
— Разве дело в этом? Когда я первый раз увидела этих волшебных птиц и услышала об их странной верности, я заплакала. А я не люблю плакать, Алексей. — Она взглянула на него грустными глазами. И предложила: — Давайте лучше послушаем. — Кайна все успевала: и говорить и следить за ареной. — Это настоящий артист.
Артист, о котором сказала Кайна, оказался музыкантом, играющим на триоле — старинном далийском инструменте, чем-то напоминавшем земную флейту или рожок. Это был настоящий виртуоз. Он играл на триоде неожиданные и прекрасные мелодии, полные журчания, звона и свиста, похожие на пение птиц. Он играл высоко под куполом холла, раскачиваясь на трапеции, то в стойке на голове, балансируя раскинутыми в стороны ногами, то повисая на одной руке на двадцатиметровой высоте. Он играл вдохновенно, но у Алексея временами перехватывало дыхание: музыкант был не молод, и чувствовалось, как ему трудно и страшно. Кронин опустил глаза и молча сидел, отрешившись от окружающего. Рука Кайны легла на его руку.
— Я хочу спросить, знаете ли вы, что недавно загадочно исчез ваш консул, Тур Хаасен?
Кронин помрачнел.
— Знаю.
— А ведь открыто об этом не сообщили.
Алексей согласно кивнул и пояснил:
— Тур Хаасен — один из моих друзей, поэтому консульство уведомило меня о случившемся.
Кайна недоверчиво посмотрела на него.
— Он ваш друг?
— Да, и довольно близкий.
— Это очень странно, — отведя глаза в сторону, проговорила она.
— Почему?
Кайна отрицательно покачала головой:
— Я не могу сказать вам этого.
— Но почему? — искренне удивился Кронин.
— Наверное, у каждой цивилизации есть свои тайны, Алексей, — мягко сказала она. — Не личные, а всеобщие. Отдельные люди не вправе ими распоряжаться. Не могу и я.
— Но у нас нет тайн! Мы ничего от вас не скрываем.
— Они есть, просто вы не подозреваете об их существовании. Разве обо всем вы говорите вслух? И разве не храните вы в глубокой тайне некоторые свои личные желания? — Молодая женщина, точно извиняясь, прикоснулась к его руке. — Чтобы полностью раскрыться друг перед другом, надо стать близкими друзьями. А разве можно сказать это о далийцах и землянах?
— Если бы вы сделали хоть несколько шагов навстречу, многое бы изменилось.
Кайна вздохнула:
— Иногда один совсем маленький шаг — лишний. За ним последует падение в пропасть. Поверьте, Алексей, чрезмерная откровенность далеко не всегда способствует взаимопониманию.
— А скрытность тем более.
Она покачала головой.
— Скрытность — это как одежда. Некоторым она совсем не обязательна, а другим необходима.
И все-таки Кронин чувствовал, что Кайне очень хочется рассказать ему о той, пока ещё непонятной, таинственной для землян стороне далийской жизни, которая нет-нет да и проглядывала за внешним благополучием города-государства. В то же время он отчётливо видел, что Кайну почему-то пугает возможность такой откровенности, и она изо всех сил старается оттянуть её.
— Вы мне не верите? — спросила молодая женщина.
— Не верю — не то слово.
Она наклонилась к нему.
— Представьте, Алексей, что судьба привела вас не в Даль-Гей, а в Древний Рим. Не удивляйтесь, во время гастролей я познакомилась с историей Земли. Так вот, вы попали в Древний Рим, в великий город юристов, учёных, поэтов и архитекторов. Вы любуетесь храмами, дворцами, дорогами, мостами, фонтанами. И вдруг будто пелена спадает с ваших глаз: вы узнаете, что все это совершенство создано буквально на крови и на костях других людей — рабов, которых и за людей не считают. Вы узнаете о бесчеловечном гладиаторстве, об оргиях развращённой, пресыщенной аристократии! — На бледных щеках Кайны проступил румянец. — Ведь вы возненавидели бы римлян! Особенно после того, как узнали бы, что им нравится их образ жизни. Но разве они виноваты в том, что не знали ничего лучшего, что именно их выбрала слепая эволюция своими жертвами. И разве далёкое будущее не вспомнит о них не только с отвращением, но и с пониманием?
Кайна замолчала. Молчал и Кронин, поражённый её необычной горячностью.
— Кайна… — начал было он.
Молодая женщина остановила его лёгким жестом. И уже обычным спокойным тоном сказала:
— Не относитесь серьёзно к моим словам. Я иногда бросаюсь в дебри философских рассуждений, а это вовсе не моя стихия. — Она заглянула Алексею в глаза. — Так и быть, я помогу вам отыскать Хаасена. Только будьте осторожны. И не вините меня, если встреча с ним доставит вам не только радость, но и горе.
— Вы говорите загадками.
— Что поделаешь? — вздохнула она. — Жизнь наша — сплошная загадка от начала и до конца.
— И разве это не прекрасно? — улыбнулся Алексей.
— Как вам здесь нравится, Алексей? — И, встретив откровенно недоуменный взгляд Кронина, засмеялась: — Нет-нет, я не о том, что происходит на арене. Я спрашиваю о самом помещении.
Кронин внимательно, несколько скептически огляделся и пожал плечами.
— Пожалуй, больше всего похоже на цирк.
— Цирк?
— Цирк. Я не знаю, как это называется по-далийски. В цирке такая же круглая арена и сиденья амфитеатром.
— Теперь припоминаю. — Кайна опиралась подбородком на руку. — В цирках выступают ваши любители-спортсмены, правда? Гимнасты, жонглёры, акробаты и много-много других.
— Верно. И ещё там проводятся состязания любителей борьбы и ближнего боя.
— Я помню, — вздохнула Кайна, — но здесь ведь совсем другое.
Кронин усмехнулся:
— Да, здесь другое…
Арена гленд-холла была устлана удивительным ковром. Этот ковёр был и произведением искусства, и настоящим чудом науки и техники. Он мог принимать все цвета радуги и их самые причудливые и пёстрые сочетания. Он мог менять свою структуру, становясь то твёрдым, как доска, то упругим, как спортивный мат, то таким мягким и пушистым, что ноги актёров утопали в нем по щиколотку.
На этом ковре разыгрывались бесконечно однообразные по своей сути миниатюры, несмотря на разнообразие деталей и антуража. Под аккомпанемент оркестра со вставными вокальными, танцевальными и спортивными номерами на арене демонстрировался откровенный вульгарный стриптиз. Однако гленд-холл считался вполне благопристойным заведением и даже выступал как покровитель чистых искусств. Очень популярным было такое действо: во время любовной сцены появлялся соперник или соперница одного из партнёров, и тогда между противниками происходили настоящие спортивные схватки по тому или иному виду борьбы. Особенно выигрышным считался такой финал: томная девица активно вмешивалась в схватку, повергала наземь, а точнее сказать, на ковёр обоих мужчин и, поставив одному из них ножку на грудь или на спину, в зависимости от его позы, презрительно заявляла, что она, настоящая женщина, не желает иметь дело с такими хлюпиками. Зрители громко смеялись, выкрикивали двусмысленности, не переходя, впрочем, известных рамок — за этим весьма бдительно следили несколько дюжих контролёров в униформе. Так что, по существу, гленд-холл лишь отдалённо напоминал собою традиционный цирк, скорее это была причудливая помесь цирка, ресторана и театра миниатюр со стриптизом, этакое типичное далийское варьете.
Кронину было скучно, к тому же у него из головы не выходил последний разговор со Снегиным и письмо Тура Хаасена.
— Потерпите, Алексей, — склонилась к нему Кайна, — в этой бочке дёгтя будут и свои ложки мёда.
— Да уж потерплю. Хотя если бы я знал заранее, что мёд и дёготь будут перемешаны в таких пропорциях, я бы уж как-нибудь постарался обойтись и без гленд-холла.
— Искусство требует жертв, так, кажется, говорят у вас? лукаво заметила Кайна. — Что поделаешь, в Даль-Гее нет таких серьёзных организаций, как ваши консерватории и филармонии, жемчужины нашего искусства рассыпаны среди таких вот представлений.
— Скажите, — после некоторого колебания спросил Кронин, что интересного произошло в Даль-Гее за последние дни?
— А вы разве не слушаете сообщений и не читаете прессу?
— Да как вам сказать, пресса говорит далеко не обо всем, что случается в жизни.
Кайна испытующе взглянула на него, и ему показалось, что она собирается сказать ему что-то важное. Но она лишь положила длинные прохладные пальцы на его руку и вполголоса посоветовала:
— Посмотрите внимательнее этот скетч.
— А это мёд или дёготь? — улыбнулся Кронин.
Кайна задумалась.
— Пожалуй, и то и другое. Но вы все-таки посмотрите.
Алексей послушался её совета, но чем дальше смотрел, тем больше убеждался, что это все-таки дёготь.
В спальню к молоденькой девушке попадал обезьяноподобный грабитель. На диво сложенная девушка, почему-то почивавшая в купальном костюме, с удивительной ловкостью ускользала от пытающегося её схватить громилы. Это была своеобразная акробатико-театральная сценка, не лишённая профессионального мастерства и изящества, но не более того. Кончилось все так, как и должно было кончиться в благопристойном гленд-холле. Грабитель споткнулся, упал, запутался руками и ногами в ножках стула и никак не мог освободиться. Причём это неожиданное пленение, вызвавшее гомерический хохот зала, выглядело совершенно натуральным.
Когда незадачливого громилу унесли с арены вместе со стулом, девушка легко и непринуждённо исполнила стремительный танец освобождения, радости и счастья — нечто среднее между условными па классического балета и фигурами акробатики. Все было сделано на одном дыхании, чётко и безупречно.
Закончив своё упражнение-танец высоченным сальто, девушка убежала за кулисы, а притихший было зал заревел и загрохотал. Кронин, забывшись, чуть не захлопал, по земному обычаю, в ладоши, но вовремя удержался. А зал все неистовствовал.
— Знаете, — сказал Кронин, поворачиваясь к Кайне, когда артисты скрылись за портьерой и арену стали готовить к следующему номеру, — мне показалось, что они любят друг друга.
— Это правда, — ответила молодая женщина, — но как вы догадались об этом?
— Да это ясно из их заключительных выходов.
Кайна в сомнении покачала головой:
— Об этом вовсе не легко догадаться. Настоящая любовь встречается редко даже среди пар, которые подходят друг другу, а ведь эти почти несовместимы.
— Как несовместимы? — не понял Алексей.
— Он урод, а она — красавица.
— А они не муж и жена?
Кайна медленно повернула к нему голову, удивлённо спросила:
— Муж и жена?
Теперь и Кронин непонимающе смотрел на неё, потом спохватился:
— Простите, совсем забыл, — голос его звучал виновато, что у вас в Даль-Гее нет семьи: ни жён, ни мужей и даже детей нет.
— Семьи у нас нет, это правда, но дети… — Кайна чуть улыбнулась, — дети у нас есть, как же иначе? Только воспитывают их не родители, а государство. Никакие родители не могут дать детям такого воспитания, какое даёт им государство. Ну, а если кто-нибудь уж очень любит детей, он может работать с ними учителем или воспитателем. Он может посвятить им всю свою жизнь. — И, помолчав, добавила: — По-моему, и на Земле дети нередко воспитываются отдельно от родителей. Особенно, — она осторожно прикоснулась к руке Кронина, — у вас, космонавтов.
— Да, — согласился Алексей, — но это временно. Ещё несколько решительных шагов в технике, и наши космокорабли обретут абсолютную надёжность. И тогда мы будем странствовать по Галактике не и одиночку, а семьи вместе с детьми.
— Что-то не пойму. Вы о чем?
— О разном, и о семье тоже.
— О семье?
— Да, и о семье. Двое — на всю жизнь. Что вы смеётесь. Любовь приходит и уходит, а они не вольны в этом. Двое узнают друг друга все больше и больше. Не совсем приятные слабости, не совсем мелкие недостатки, много такого, о чем не говорятся вслух. А жить все равно надо вместе. Наверное, это очень трудно, и нужно много терпеть.
— Есть разные люди, Кайна.
— Да?
— Как и птицы, — улыбнулся Алексей. — Вот на Земле — есть красивые большие птицы — лебеди. Они живут парами. Одна пара на всю жизнь. И если лебёдушка гибнет, то лебедь взлетает высоко в небо, а потом складывает крылья…
— Не надо, Алексей. Я знаю эту красивую сказку.
— Это не сказка.
— Разве дело в этом? Когда я первый раз увидела этих волшебных птиц и услышала об их странной верности, я заплакала. А я не люблю плакать, Алексей. — Она взглянула на него грустными глазами. И предложила: — Давайте лучше послушаем. — Кайна все успевала: и говорить и следить за ареной. — Это настоящий артист.
Артист, о котором сказала Кайна, оказался музыкантом, играющим на триоле — старинном далийском инструменте, чем-то напоминавшем земную флейту или рожок. Это был настоящий виртуоз. Он играл на триоде неожиданные и прекрасные мелодии, полные журчания, звона и свиста, похожие на пение птиц. Он играл высоко под куполом холла, раскачиваясь на трапеции, то в стойке на голове, балансируя раскинутыми в стороны ногами, то повисая на одной руке на двадцатиметровой высоте. Он играл вдохновенно, но у Алексея временами перехватывало дыхание: музыкант был не молод, и чувствовалось, как ему трудно и страшно. Кронин опустил глаза и молча сидел, отрешившись от окружающего. Рука Кайны легла на его руку.
— Я хочу спросить, знаете ли вы, что недавно загадочно исчез ваш консул, Тур Хаасен?
Кронин помрачнел.
— Знаю.
— А ведь открыто об этом не сообщили.
Алексей согласно кивнул и пояснил:
— Тур Хаасен — один из моих друзей, поэтому консульство уведомило меня о случившемся.
Кайна недоверчиво посмотрела на него.
— Он ваш друг?
— Да, и довольно близкий.
— Это очень странно, — отведя глаза в сторону, проговорила она.
— Почему?
Кайна отрицательно покачала головой:
— Я не могу сказать вам этого.
— Но почему? — искренне удивился Кронин.
— Наверное, у каждой цивилизации есть свои тайны, Алексей, — мягко сказала она. — Не личные, а всеобщие. Отдельные люди не вправе ими распоряжаться. Не могу и я.
— Но у нас нет тайн! Мы ничего от вас не скрываем.
— Они есть, просто вы не подозреваете об их существовании. Разве обо всем вы говорите вслух? И разве не храните вы в глубокой тайне некоторые свои личные желания? — Молодая женщина, точно извиняясь, прикоснулась к его руке. — Чтобы полностью раскрыться друг перед другом, надо стать близкими друзьями. А разве можно сказать это о далийцах и землянах?
— Если бы вы сделали хоть несколько шагов навстречу, многое бы изменилось.
Кайна вздохнула:
— Иногда один совсем маленький шаг — лишний. За ним последует падение в пропасть. Поверьте, Алексей, чрезмерная откровенность далеко не всегда способствует взаимопониманию.
— А скрытность тем более.
Она покачала головой.
— Скрытность — это как одежда. Некоторым она совсем не обязательна, а другим необходима.
И все-таки Кронин чувствовал, что Кайне очень хочется рассказать ему о той, пока ещё непонятной, таинственной для землян стороне далийской жизни, которая нет-нет да и проглядывала за внешним благополучием города-государства. В то же время он отчётливо видел, что Кайну почему-то пугает возможность такой откровенности, и она изо всех сил старается оттянуть её.
— Вы мне не верите? — спросила молодая женщина.
— Не верю — не то слово.
Она наклонилась к нему.
— Представьте, Алексей, что судьба привела вас не в Даль-Гей, а в Древний Рим. Не удивляйтесь, во время гастролей я познакомилась с историей Земли. Так вот, вы попали в Древний Рим, в великий город юристов, учёных, поэтов и архитекторов. Вы любуетесь храмами, дворцами, дорогами, мостами, фонтанами. И вдруг будто пелена спадает с ваших глаз: вы узнаете, что все это совершенство создано буквально на крови и на костях других людей — рабов, которых и за людей не считают. Вы узнаете о бесчеловечном гладиаторстве, об оргиях развращённой, пресыщенной аристократии! — На бледных щеках Кайны проступил румянец. — Ведь вы возненавидели бы римлян! Особенно после того, как узнали бы, что им нравится их образ жизни. Но разве они виноваты в том, что не знали ничего лучшего, что именно их выбрала слепая эволюция своими жертвами. И разве далёкое будущее не вспомнит о них не только с отвращением, но и с пониманием?
Кайна замолчала. Молчал и Кронин, поражённый её необычной горячностью.
— Кайна… — начал было он.
Молодая женщина остановила его лёгким жестом. И уже обычным спокойным тоном сказала:
— Не относитесь серьёзно к моим словам. Я иногда бросаюсь в дебри философских рассуждений, а это вовсе не моя стихия. — Она заглянула Алексею в глаза. — Так и быть, я помогу вам отыскать Хаасена. Только будьте осторожны. И не вините меня, если встреча с ним доставит вам не только радость, но и горе.
— Вы говорите загадками.
— Что поделаешь? — вздохнула она. — Жизнь наша — сплошная загадка от начала и до конца.
— И разве это не прекрасно? — улыбнулся Алексей.
Глава 10
«Пристань» представляла собой странную смесь делового учреждения и коктейль-холла. Прямо против входа — стол, массивный сейф, вделанный в стену, микрокартотека с видеоскопом, диван и несколько кресел для посетителей. А правее, через широкий проем, прикрытый декоративными шнурами, свисающими с потолка, можно было увидеть миниатюрный бар: полдюжины маленьких столиков, высокая стойка, за стойкой массивная фигура бармена, а позади бармена — буфет, сверкающий металлом, разноцветным пластиком и бутылками самых различных форм и размеров. Повсюду ослепительная чистота, безукоризненный порядок.
Три посетителя сидели у стойки. Заметив вошедшего Кронина, Шпонк поднялся из-за хозяйского стола и, с неожиданной лёгкостью неся своё грузное тело, поспешил к нему навстречу.
— Рад вас видеть у себя, ленд, — с улыбкой проговорил он. — Надеюсь, устроились удачно?
— Благодарю, все в порядке, — улыбнулся в ответ Кронин, окидывая взглядом пустые столики.
Шпонк понял его без слов.
— Для посетителей ещё не время, ленд. Вечером — другое дело. Не хочу хвастаться, — в голосе Шпонка зазвучали нотки профессиональной гордости, — но Натти знает толк в экзотике. Его закуски и приправы на Дальге ценят. Проходите, ленд, присаживайтесь. Тинтер обслужит вас, вы будете довольны, я это гарантирую.
— А не могли бы вы лично обслужить меня? — рассеянно спросил Кронин.
Шпонк внимательно посмотрел на него, потеребил своё пергаментное ухо.
— Откровенно скажу, обычно я этим не занимаюсь, иначе за что же будет получать фарги Тинтер? Но иногда я делаю исключение. — Шпонк осклабился. — Сдаётся мне, что стоит его сделать и для вас.
Кронин принял особую милость Шпонка как нечто само собой разумеющееся и, сев за уединённый столик, в раздумье погладил подбородок.
— Сказать по правде, Натти, я поздно встал и недавно позавтракал.
— Тогда самое время выпить, ленд, — живо подсказал Шпонк.
— Совершенно верно.
В глазах Шпонка появился огонёк одобрения.
— Что-нибудь покрепче? — спросил он.
— Не возражаю. Я полагаюсь на ваш вкус, — сказал Алексей. — И не забудьте захватить рюмку для себя, Натти, — добавил он.
Через несколько минут, поколдовав около стонкя, Шпонк вернулся с подносом, на котором стояла резкая бутылка юбилейного кроча, прозрачный кувшин с зеленоватым соком айлы, а на изящной удлинённой тарелочке — самый обыкновенный, земной лимон, нарезанный тончайшими, как бумага, ломтиками, посыпанный сахарной пудрой и какими-то пряностями. Кронин усмехнулся про себя. «Хитёр, однако, этот лопоухий Шпонк. Пройдоха, играющий роль состоятельного человека, пришёл бы в ужас от стоимости такой выпивки».
— Присаживайтесь, Натти, — приветливо сказал он, наполняя рюмки золотистым напитком.
Шпонк, внимательно наблюдавший за реакцией Кронина, с натугой склонил короткую шею.
— Благодарю.
Он вежливо подождал, пока Кронин возьмёт рюмку, потом широченной лапой ухватил свою и вылил в себя дорогой кроч, как воду, даже не сделав ничего похожего на глотательное движение. Облизнувшись, он снова подождал, пока Кронин, смаковавший каждый глоток, допьёт до дна, и лишь после этого позволил себе взять кусочек лимона. Глядя, как Шпонк равнодушно, точно траву, жуёт лимон, Алексей улыбнулся и вновь наполнил его рюмку, оставив пустой свою.
— Прошу, Натти.
Шпонк покосился на пустую рюмку гостя, опять влил себе в глотку кроч и сжевал ещё кусочек лимона. Все это он проделал так, словно выполнял хотя и нужную, но нисколько не интересную работу. Алексей взял ломтик лимона, наклонился к Шпонку и спросил, чуть понизив голое:
— Контрабанда?
Шпонк равнодушно пожал плечами.
— Откуда, да и зачем мне знать, как товар попадает в Даль? Пусть об этом болят головы у ребят из полицейского управления. Мне приносят товар, я выкладываю фарги и забираю его. На остальное мне наплевать.
Три посетителя сидели у стойки. Заметив вошедшего Кронина, Шпонк поднялся из-за хозяйского стола и, с неожиданной лёгкостью неся своё грузное тело, поспешил к нему навстречу.
— Рад вас видеть у себя, ленд, — с улыбкой проговорил он. — Надеюсь, устроились удачно?
— Благодарю, все в порядке, — улыбнулся в ответ Кронин, окидывая взглядом пустые столики.
Шпонк понял его без слов.
— Для посетителей ещё не время, ленд. Вечером — другое дело. Не хочу хвастаться, — в голосе Шпонка зазвучали нотки профессиональной гордости, — но Натти знает толк в экзотике. Его закуски и приправы на Дальге ценят. Проходите, ленд, присаживайтесь. Тинтер обслужит вас, вы будете довольны, я это гарантирую.
— А не могли бы вы лично обслужить меня? — рассеянно спросил Кронин.
Шпонк внимательно посмотрел на него, потеребил своё пергаментное ухо.
— Откровенно скажу, обычно я этим не занимаюсь, иначе за что же будет получать фарги Тинтер? Но иногда я делаю исключение. — Шпонк осклабился. — Сдаётся мне, что стоит его сделать и для вас.
Кронин принял особую милость Шпонка как нечто само собой разумеющееся и, сев за уединённый столик, в раздумье погладил подбородок.
— Сказать по правде, Натти, я поздно встал и недавно позавтракал.
— Тогда самое время выпить, ленд, — живо подсказал Шпонк.
— Совершенно верно.
В глазах Шпонка появился огонёк одобрения.
— Что-нибудь покрепче? — спросил он.
— Не возражаю. Я полагаюсь на ваш вкус, — сказал Алексей. — И не забудьте захватить рюмку для себя, Натти, — добавил он.
Через несколько минут, поколдовав около стонкя, Шпонк вернулся с подносом, на котором стояла резкая бутылка юбилейного кроча, прозрачный кувшин с зеленоватым соком айлы, а на изящной удлинённой тарелочке — самый обыкновенный, земной лимон, нарезанный тончайшими, как бумага, ломтиками, посыпанный сахарной пудрой и какими-то пряностями. Кронин усмехнулся про себя. «Хитёр, однако, этот лопоухий Шпонк. Пройдоха, играющий роль состоятельного человека, пришёл бы в ужас от стоимости такой выпивки».
— Присаживайтесь, Натти, — приветливо сказал он, наполняя рюмки золотистым напитком.
Шпонк, внимательно наблюдавший за реакцией Кронина, с натугой склонил короткую шею.
— Благодарю.
Он вежливо подождал, пока Кронин возьмёт рюмку, потом широченной лапой ухватил свою и вылил в себя дорогой кроч, как воду, даже не сделав ничего похожего на глотательное движение. Облизнувшись, он снова подождал, пока Кронин, смаковавший каждый глоток, допьёт до дна, и лишь после этого позволил себе взять кусочек лимона. Глядя, как Шпонк равнодушно, точно траву, жуёт лимон, Алексей улыбнулся и вновь наполнил его рюмку, оставив пустой свою.
— Прошу, Натти.
Шпонк покосился на пустую рюмку гостя, опять влил себе в глотку кроч и сжевал ещё кусочек лимона. Все это он проделал так, словно выполнял хотя и нужную, но нисколько не интересную работу. Алексей взял ломтик лимона, наклонился к Шпонку и спросил, чуть понизив голое:
— Контрабанда?
Шпонк равнодушно пожал плечами.
— Откуда, да и зачем мне знать, как товар попадает в Даль? Пусть об этом болят головы у ребят из полицейского управления. Мне приносят товар, я выкладываю фарги и забираю его. На остальное мне наплевать.