Страница:
Со стороны моря ни одна лодчонка не попадет в Амстердам без тщательного досмотра. Со стороны суши он блокирован полностью, в самом городе работает комендатура кунфушников совместно с местной полицией. Нас сбросят в заливчик Маркервард рядышком с городом, поплывем под водой, путь-дорога лежит через шлюз в один из доков. Ну и потом, через очистное сооружение мы попадем туда, где живет и работает судьбоносный ученый.
— Я плавать не люблю. А с аквалангом вообще никогда не приходилось.— пробормотал я и был услышан.
— И сейчас не придется,— отозвался Гайстих.— Акваланг пузырьки дает, шумы. Мы вообще не можем пользоваться внешней системой дыхания, она слишком громоздкая — а лазать надо будет по узким трубам.
— Как же без аквалангов-то?— У меня где-то под ложечкой появилось нехорошее предчувствие.— Я вам не человек-амфибия. И, если честно, я море первый раз в тридцать лет увидел. А до тридцати я плавал разве что в луже, где воды — воробушку по яйца.
— Вы будете лучше амфибии,— порадовал Гайстих.— Потому что для подводного плавания наше подразделение применяет дыхательный ионнообменный пакет. Он заполнит всю полость ваших легких и будет извлекать из воды кислород. — Да сколько ж кислороду этот пакет извлечет?— с сомнением, переходящим в тоску, отозвался я. Ну, точно, попал я в команду подопытных кроликов.— Может лучше жопой дышать?
А Гайстих знай себе долдонит:
— Возможно, кислорода будет и не хватать, особенно мышцам и мозгу, но это дело станет отслеживать ваш компер, чтобы при необходимости включать динамические капельницы с кислородсодержащим белком миоглобином-H… Мы проведем еще и занятие по отработке так называемого минимального дыхания.
Я не удержался, прокомментировал:
— А если компер зависнет? Знаю я, какое сейчас “железо” и софт [ 6]. Это все кропают на живую соплю инвалиды войны по принципу “голова не варит, руки делают”. Импорт же перекрыт, все толковые программисты или на фронте, или давно дали деру на Запад… И придется из-за какого-то косорукого мудозвона мученическую смерть принимать.
— На этой войне нам никто не подбирает смерть по вкусу,— отреагировала Камински. По-моему, и я ей не шибко по-вкусу пришелся.
— Конечно, конечно,— согласился я,— но я же не пошел в подводники.
— Не задохнешься, только позеленеешь слегка,— утешил Майк, пуская изо рта колечки дыма.— Но я, браток, угощу тебя Рапчером [ 7], от него будет легко и солнечно даже на морском дне. С русалками познакомишься.
— Пускай тебе одному эта вся радость достанется; говорят, перед смертью эрекция случается…
— Стоп, вояки,— сказал Гайстих и стало ясно, что действительно “стоп”. У капитана имелся такой стальной звон в голосе, что, похоже, ему никогда не приходилось напрягать голосовые связки…
Мы пару часов прорабатывали тактику проникновения на объект, где работает доктор Раджнеш Ваджрасаттва. Объектом этим был научно-производственный объект корпорации “Юнилевер”, у которой половина акций принадлежит каким-то азиатским фирмам. На комплексе много и азиатского персонала. Естественно, что половина этих азиатцев работает на кунфушную разведку.
Мимик объекта и его окрестностей словно висел перед нами в воздухе и мы совместными усилиями прочерчивали будущий маршрут. Если точнее высказывались все, а принимал окончательное решение Гайстих. При том капитан явно ориентировался на Майка, который как-будто знал, о чем говорил.
Лично я не лез на первый план, хоть, благодаря компьютерным играм, наблатыкался по части хождения по всяким лабиринтам.
В семь часов командир объявил перерыв до завтрашнего утра.
— Насколько я понимаю, времени у нас в обрез, стоит ли его терять зря?— засомневался я.
Гайстих подвалил ко мне поближе — пронзительные были гляделки у командира, не слишком приятные.
— Вы знаете, Дима, за что мы воюем?
— То есть как, за что… за все хорошее,— опешил я. Пересказывать ему что ли лабуду, которую нам втюхивают на политзанятиях?— За родину, ведь кунфушники и душманы первыми на нас напали.
— Да неважно, кто на кого первым — не повторяйте все эти фразы, предназначенные для олигофренов. Мы воюем за свои принципы. У них свои, у нас свои. Это они считают, что государство, вождь, идеология, религия может взять у человека все — не только деньги, имущество, но и все время, и все силы. А мы считаем, что хоть немного свободного времени мы должны человеку оставить. Усекли, Дима?
Сержант проводил меня до моей каморки. Голые стены, койка, унитаз — веселись, оттягивайся на здоровье, все свободное время — твое.
Ладно, улегся на спину, не снимая сапог, стал размышлять о хреновой жизни. Останется ли что-нибудь после меня или нет? Вроде бы душа или хотя бы карма, но с другой стороны — кому она нужна и что в ней такого особенного?
Пообщался со своим компером. Ничего шибко интересного в него не было заложено. Можно еще раз посмотреть на план объекта, на фотку биокибернетика, на карту города Амстердама, почитать воинский устав и последние газетные статьи — все тошнотворное. Можно было и поиграть в кое-какие “стрелялки-догонялки”, но это мне уже осточертело на передовой. В системные тайники проникнуть не удалось; все программы, управляющие каналами СБС, были от меня спрятаны.
Через полчаса в дверь постучался Майк — вот те на, я уж думал, что все тут заперто и по коридору часовые строем вышагивают.
— Дурь употребляешь?— поинтересовался он.
Там, в роте, если бы ко мне малознакомый человек с таким бы предложением подвалил, я бы ему рожу начистил. А тут — почему нет? Мы и так уже на дне стометровой ямы.
Майк выудил из кармана гильзу и папиросную бумагу.
— Позволь, Дима, я скручу и тебе, рецепт фирменный.
Он умело насыпал крошево из гильзы в две бумажки, слепил самокрутки и мы закурили.
Похоже было на марихуану c добавкой каннабинола [ 8]. Хэш оказался забористым. Майк вдруг стал зыбким, завибрировал, даже поплыл как-то. Может он опять мне мимик втюхивает?
Я быстро проверил каналы СБС своего компера — вроде все закрыты. Ладно, будем считать, что это дурь подействовала, хотя и спросить не вредно.
— Эй, Майк, ты чего поплыл?
— Я поплыл?
— Ну да, как туалетная бумага после того как спустишь воду.
— Да ты наблюдательный, браток.
Стало смешно, Майк расплывался, уплощался, рвался, камера тоже будто проливалась слюнями. Все стало колебаться и рябить как морская поверхность при легком ветерке. Первое тошнотное ощущение прошло и стало ничего себе.
В комнату постучались.
— Кто там? — спросил я без особого интереса. Меня уже не очень интересовало и кто я сам такой.
— А хоть товарищ Дао Цянь. Пусть заходит.— отозвался Майк, у которого на роже намертво застыла улыбочка.
В каморке вместо вождя кунфушников товарища Дао Цяня появилась Камински — она была в форменной майке, пятнистых армейских штанах и босоножках без задников. Лицо ее утратило-таки значительную часть зловещности.
Разведчица стала что-то лопотать насчет шума, но Майк достал пипетку и закапал ей в глаз очередную дурь. Кажется, это дело называется Dream Drops. На мое удивление строгая женщина не отказалась.
И правильно сделала, потому что ее тоже развезло. А потом, меня не спрашивая, открылся один из каналов СБС и в моей черепной коробке зазвучала музычка. Psycho-tickle, психо-тик, психощекотка. У моих знакомых должно быть тоже включилась мимик-музыка, поэтому мы стали выделывать какие-то согласованные коленца.
А затем еще вдыхали и выдыхали дымок от хэша через трубчатые ножки кровати.
Майк вдруг сказал, что сходит за какой-то суперотвязной травкой и просто просочился сквозь стену. Я остался с Камински наедине. Стало на секунду неловко, но она предложила сыграть в карты на раздевание.
Камински протянула ко мне канал СБС и как будто прямо в воздухе карты-мимики возникли — видимо, запас игр у рыжей разведчицы был побольше, чем у меня. Ну и понеслось.
Поскольку я соображал совсем хреново, то вскоре остался в одних трусах, а Камински предстояло сделать только первый шаг в раздевании. Она могла скинуть туфлю, но разведчица пошла ва-банк и сдернула майку. Под майкой у нее ничего не имелось, если не считать груди — хорошей, крепкой. Даже после этого Камински, в целом, сохраняла вид аскетичный и достаточно свирепый.
Я спросил у нее, колют ли ей мужские гормоны для пущей агрессивности. Она ответила, что принимает иногда негормональные средства, которые действуют не прямо на половые органы, а на сам гипоталамус [ 9]. Поэтому когда нормальной женщине хочется потрахаться, ей желается кого-нибудь убить. То есть, желание потрахаться мгновенно перерастает в желание применить силу. И когда она убивает кого-нибудь, то получает удовлетворение — сочетая, таким образом приятное с полезным.
— Надеюсь, тебе сейчас не хочется потрахаться,— высказался я, чувствуя все большую неуверенность от соседства с полуобнаженной машиной для убийства.
Потом она встала, а я вздрогнул и инстинктивно задержал дыхание, но, заметив, что она собралась куда-то пойти без майки, выдохнул с облегчением.
Однако, проходя мимо, Камински качнулась и завалилась на меня.
Я машинально подставил все свои объятия, чтоб она не ударилась и не рассвирепела. Но сперва она все равно собиралась убить меня, даже врезала в челюсть, я уже стал прощаться с жизнью, но каким-то чудом Камински вернулась более-менее в нормальное русло.
Она резким движением сорвала свои штаны и швырнула их как гранату в угол, затем вытащила мою мужскую принадлежность так решительно, что я опять испугался — не оторвет ли. Усевшись на нее, Камински резво поскакала в неведомые дали.
Наверное, от хэша я настолько прибалдел, что по ходу дела и женщины-то почти не видел. Только сладкая змейка скользила где-то в низу живота и по позвоночнику. А потом и низ живота, и позвоночник, пульсируя, потекли из меня, чтобы обрушится в конце концов водопадом.
Из-за этого “падения” я как-то автоматически перешел в состояние мертвецкого сна.
Проснулся на полу от громыхания будильника. Помахал рукой, чтобы отключить. Не вышло. Ах да, это же мимик.
В голове не сразу все состыковалось, сперва я только помнил, что у меня появились новые друзья — Майк и дама, как ее, Карпински… Камински. Черт, были они тут вчера или не были? Под койкой валяется женская туфелька без задника, значит дама точно была. А может эта дама была не Камински? Или Камински вовсе не дама, а какая-то роботесса?
Я, пошатываясь, встал, едва успел майку заправить в штаны и медальон перевесить с уха на шею, как в дверь забарабанил сержант и потащил меня на занятия.
С шести до двенадцати шли сплошные тренировки. Стрельба в потемках, в тумане, в дыму и вони, по выскакивающим и выползающим мишеням. Стрельба из пистолета, штурмовой беспатронной винтовки, из автоматического гранатомета, даже из термобарического огнемета. Стрельба примитивными иглокассетами и стрельба “умными” ракетами.
Оружие подключалось через нейроконнекторы к моим зрительным нервам, то есть мимик прицела висел в воздухе, как крест с картины Дали. А целеуказатель лепился светящися контуром к цели на манер нимба. Направляя оружие на цель, совмещаешь крест с нимбом, ну и жмешь на спусковой крючок. Промазать трудно.
В числе целей были: солдаты, танки, самолеты, председатель кунфушников товарищ Дао Цянь со своей вечной дебильной улыбочкой (тоже что ли “травку” курит?), а также похожий на мумию душманский заправила, чье имя я никак не могу запомнить, нынешний отец всех турков с усами до трусов, ну и американская президентша мисс Чичолоне, которая нас предала и обманула. (Писали, что она многих обманула и десять лет назад, когда изменила пол и цвет кожи на более демократический — смуглый.)
Однако в числе целей выскакивали еще бабушка с козой и дедушка с баяном, которых надо было пощадить. Я, впрочем, не удержался и козу один разок завалил.
Все это происходило под землей, в огромной стрелковом зале, где имелись скрытые голографические проекторы, множество тросиков и рельсиков, по которым катались цели. Но никого из членов моей группы я не видел. Уж не коллективно ли пригрезились они мне вчера?
После получасового обеда, состоящего из сплошных деликатесов — одни крабы в салате чего стоят — снова тренировки на шесть часов. Ориентация в лабиринтах и руинах, в заполненных водой тоннелях (были тут и такие) — с помощью спутниковой навигационной системы, которая умещались в спичечный коробок; и с помощью минироботов-следопытов, которые были похожи на улиток и жуков, но просвечивали окрестности ультразвуком и электрополями.
Затем прекрасный ужин, на который было отведено жалкие четверть часа — хоть за щеку деликатесы закладывай — и снова трехчасовая тренировка.
Прогулка по собственному телу и его окрестностям, работа с компером, тренировка с инфравизором, который мне нацепили на бровь, с нейроконнекторами, проверка ближней связи через стенку и в воде, работа с СБС по разным протоколам [ 10], в том числе принятым у противника и нейтралов. Еще и медцинские тренировки с динамическими капельницами и внутренними датчиками, два из которых я проглотил, а остальные были прилеплены на мои пульсы. Насколько я понял, проглоченные датчики должны были путешествовать в моем организме на манер глистов.
В десять часов вечера я уже пребывал в полной прострации и был уверен только в одном: столь интенсивные учения долго не продляться. Завтра-послезавтра — в бой. Из меня делают какую-то одноразовую скороспелку. Что-то вроде Зои Космодемьянской, которой сунули сырые спички в карман да сбросили с кукурузника; пока поджигала первый попавшийся амбар, попалась врагам и приняла мученическую смерть на радость пропагандистам.
Я лежал на койке, не в силах скинуть сапоги и более того, не в состоянии спать. В этот вечер я не увидел ни Камински, ни Майка.
Только заглянул Гайстих. Я лежал на койке, полуприкрыв глаза, а он вдруг возник рядом — я даже не слышал, как скрипнула дверь.
— Неужели вы думаете, что из меня за пару дней можно сделать аса военной разведки — у меня ж еще молоко на усах не обсохло. Или у вас совсем другие расчеты, товарищ командир?— сразу атаковал я.
— Дима, не придавайте особого значения всяким тренировкам.— мирно отозвался Гайстих.— Это все — говно. Они добавляют какие-нибудь один-два процента к шансам группы на успех и не более трех процентов к вашим индивидуальным шансам. И вообще не нервничайте. Вы должны быть азартным, у вас должна быть воля к победе, но не перегревайтесь, относитесь к этому… ну как к игре типа MUDEO.
— Но у меня нет пяти жизней, как у любого приличного игрового персонажа.
— А вы не воспринимайте себя как игровой персонаж, вы — игрок, Дима.
Он наговорил много еще вдохновляющего на тему “призрачно все в этом мире бушующем” и ушел, а я стал переваривать его слова. Так и не переварил. Даже уколол себя иголкой, не в ВР [ 11] ли я случаем. Нет, в самой настоящей твердой и колкой реальности.
На следующий день, впрочем, я действительно проснулся куда более бодрым и настроенным поиграть; вместо вчерашнего упадка сил наступил уже припадок. Бодрость, азарт и все такое. Но тут и начался настоящий кошмар.
А именно тренировка по подводному дыханию.
Я сразу согласился со Гайстихом: без такой тренировки можно обойтись, и испытать все эти муки лишь один раз — уже на задании.
В тренировке участвовал помимо меня еще сам капитан Гайстих, Майк и какой-то ражий солдатик, похожий на повара — но на самом деле фельдшер. А началось все возле небольшого бассейна, такие еще в солидных парных банях имеются — со студеной водой.
Майк мне поднес какую-то пастилку, я разжевал ее и минут через пять мое горло охладело и окаменело. Еще минуты через три мне стало труднее дышать.
— Расслабься,— посоветовал Майк,— не дрейфь и не форсируй дыхалку за счет страха. Ты уже перешел на минимальное дыхание. Раз и все. Благодаря химии, курарексу, это произошло за десять минут. Можно продолжать?
— Ну, давай, давай, не тяни.
Фельдшер надел мне какой-то намордник с мундштуком — теперь я уже не мог сжать зубы и закусить удила. От намордника тянулось десяток трубок и проводов к щиту на стене. Затем Гайстих нажал кнопку.
В дыхательное горло мне вошла трубка и извергла в легкие какую-то дрянь. Я стал немедленно помирать из-за удушья и конвульсий в грудной клетке.
Эх, не дожил — не дожевал, пропадаю из-за каких-то долбанных экспериментов! Ради того, чтоб помучить, меня и заманили на эту чертову дачу.
Напоследок я еще хотел вмазать фельдшеру, но он уже скрутил мне руки и накинул на них пластиковые наручники.
Пот, жар, холод, сопли, блевота, спазмы, бульканья, плеск. А через компер мне в башку влетают еще какие-то индийские заклинания. ОМ МАНЕ ПАДМЕ ХУМ. ОМ. ХУМ. Ом — драгоценность в лотосе. Оооом!
В итоге я наполовину отключился и только через пять минут понял, что жив, в смысле функционирую и как-то даже дышу.
Я в воде, в этом самом бассейне с головой, и я дышу. То есть я фактически не дышу, то тем не менее живу и даже немножко соображаю.
В воду опустилась рука — для рукопожатия. И вместо того, чтобы утопить кого-нибудь из этих садистов и насладиться чужими конвульсиями, я пожал ее.
Я все-таки мужик и стерпел все это дерьмо! И я хочу победить. Примерно такие мысли из рекламных клипов закрутились в моей сильно опустевшей голове.
Минут двадцать я себя чувствовал в общем-то ничего, ощущал, правда, некоторую тяжесть и жжение в грудной клетке, но шевелил руками и ногами, даже поплавал немного.
Через полчаса опять похреновело, конечности принялись коченеть, в легких возникло словно бы разрывное напряжение, ну и Гайстих поманил меня наружу.
На воздухе сделалось совсем паршиво, то есть удушье и все такое. Я как-то не думал, что эта дрянь повторится вновь.
Фельдшер натянул мне намордник с мундштуком, в горло опять влезла труба и под мои конвульсии стала вытягивать ионнообменный пакет вместе с водой.
Пять минут борьбы за жизнь, и я снова выжил. Но уже никогда больше не дышал глубоко.
— Поздравляю с возвращением к водному образу жизни, Дима. Мы тебе тут и невесту с хвостом присмотрели. Красивая такая, чешуя серебристая и триста зубов…— сказал Майк и получил от меня по физиономии. Больше было некому выписать. Кажется, он был готов к этому и не особо возражал.
После обеда я напрасно ожидал продолжения тренировок, ничего такого не случилось. Я покемарил пару часов в своей койке, а потом начались главные чудеса.
С помощью нейроконнекторов возник мимик руки и загадочно поманил меня из камеры, затем провел по коридору и “втолкнул” в помещение вполне цивильного вида, напоминающее логово какого-нибудь фраера: куча одежды разбросана, зеркала, светильники разные.
Вся компания была уже в сборе.
— Переодевайтесь,— приказал Гайстих.
Мимик-рука указала мне на сильно вызывающий наряд. Велюровые штаны клеш, пестрая рубаха, узкий галстук, зеленый просторный пиджак с завернутыми рукавами.
Мне так уже остохерело мое хаки-каки, что я с удовольствием сбросил его и напялил это дурацкое барахло. Еще даже покрутился перед зеркалом.
Камински переодевалась вместе с нами, практически не отворачиваясь. Несмотря на женскую привлекательность округлой попки и выпуклого бюста, она сочилась такой холодной хищной сосредоточенностью — ни дать ни взять волчица перед охотой — что во мне ни один член не шевельнулся. Кстати, оделась “волчица” в узкое длинное платье с довольно приличным разрезом.
Майк облачился в шмотье богатого глюкомана: широкие белые портки, длинный полупиджак-полукамзол и ретро-рубаха без воротника.
А Гайстиху переодеваться не пришлось — он и так уже был в элегантном английском костюме.
После этого мы сели в лифт, поднялись наверх, в особнячок, вышли во двор, обрамленный розами, и под равнодушные взгляды солдат — я бы на их месте удивился — сели в бронетранспортер и куда-то покатили. Трое плейбоев и шикарная дама в БТР — это смотрелось классно.
С БТР'а мы на каком-то пустыре, оставшемся от раскуроченного магазина, пересели на военно-транспортный вертолет. С него, уже на аэродромчике, замаскированном под капустную грядку, на одномоторную “Цесну”. А с нее, в большом приличном аэропорту — это был, кстати, Бангкок — на аэробус А-400.
В бангкокском аэропорту цвела и пахла нормальная гражданская жизнь. Бары, банки, аттракционы, тайские девушки в мини — ножки тоненькие как палочки; и толпы расслабленных туристов из нейтральных стран. В основном, европейцы, всякие там толстомясые немцы, шведы, голландцы, англичане. Ну, наверное, их было сейчас меньше, чем до войны, но все равно это производило противное впечатление. И вызывало негативные эмоции.
Откормленные бугаи-туристы реготали и тискали тайских девочек, обвешивали себя девочками словно цветочными гирляндами, в то время как русские парнишки, тощие и низкорослые, воевали и умирали за европейскую цивилизацию. По-крайней мере, так им вещали пропагандисты.
Честно говоря, будь у меня под рукой граната, рванул бы чеку, незадумываясь. А потом я подумал, что эти холеные и толстожопые — они ведь на самом деле трупаки. Эти “якобы-живые” мертвее наших убитых парней. Эти европейцы мертвы настолько, насколько мертвы кучи дерьма, обсиженные мухами…
В аэробусе мы изображали из себя совершенно незнакомых людей, Гайстих и Майк сидели где-то впереди — я их даже не видел. А Камински я замечал краем глаза, она все разговаривала со свои соседом, пожилым господином немецкой наружности. Меня же окружали бодрые скандинавские старушки, радостно сияющие вставными челюстями. Среди них имелся один пенсионерчик — живые мощи — который, по-моему, уже в памперсы гадил, и челюсти у него были автоматические, но сиял он больше других. Наверняка у этих “мощей” еще стоял хер торчком — благодаря крутым афродизиакам. Поэтому пенсионер и тащил из Таиланда молодую жену, чей размер был немногим больше, чем у куклы Барби.
Самолет спустя шесть часов приземлился в Вене, городе традиционных встреч и разлук шпионов разных стран.
Каждый из нас по-отдельности добрался до отеля “Европа”, располагавшегося неподалеку от аэропорта. Я взял номер и, решив вести себя естественно, отправился в бар — слава небесам, начальство не забыло выделить мне полсотни зеленых. Впрочем, отельный бар оказался совершенно стерильным местом, где в одиночку принимали свои сто-двести грамм редкие командировочные бизнесмены. Никаких тебе стриптизов и ночных пташек.
Я погружался за стойкой в прелести “Чинзано” со льдом, когда рядом со мной появилась Камински. Она продолжала изображать совершенно незнакомую деловую даму, так что я продолжал действовать в том же естественном стиле и “познакомился” с ней, используя свои познания в сетевом английском. А что, бизнес-леди разные бывают и некоторые не прочь скоротать темное время суток с проезжим молодцом.
Вначале ее реплики на английском с немецким акцентом были вполне вежливыми, но равнодушными, но потом она стала изображать некоторый женский интерес. Кончилось тем, что она коснулась моей ладони и передо мной виртуально зажглись слова: “Пошли ко мне в номер, кретин”.
Мы поднялись к ней в номер и там я, первым делом, увидел труп кельнера, привольно раскинувшийся на пушистом ковре. Из дырочки в его лбу вылез небольшой кровавый сгусток.
Камински сказала по СБС:
“Тут все прослушивается, поэтому вслух только ерунду. Кельнер — человек кунфушников, поэтому пришлось его грохнуть. У него в районе гиппокампа [ 12] управляющий киберимплантат. Да еще и бронежилет под рубахой. Помоги-ка убрать эту тухлятину.”
Не знаю как насчет гиппокампуса, но у кельнера в палец было вживлено устройство, напоминающее стрекательный аппарат медузы — капсула, выбрасывающая длинную полужесткую иглу, с ядом наверное. И бронежилет в самом деле имелся, что, конечно, не помогло вражескому агенту при встрече с Камински.
Бой-баба включила телек, чтобы замаскировать шумы. Я открыл окно и швырнул подальше одежду кельнера. Затем мы уложили трупака в ванную, туда моя дама налила горячую воду, ну и посыпала ее каким-то порошком. Вода на глазах стала бурлить, словно суп в котелке. Уже через пять минут от кельнера осталась где-то половина и он продолжал растворяться в прежнем бодром духе.
Мы вернулись в комнату, осмотрелись. На ковре никаких следов — пуля, как и полагается при пистолетном калибре 5,45 миллиметров, осталась в черепе.
Закончив осмотр, Камински толкнула меня на желеобразный матрас и без долгих разговоров стала сдергивать с меня штаны. Вслух говорила она только нелепые фразы типа: “Jetzt lecke ich diсh, mein Suesser" [ 13]. Впрочем далеко мы не зашли, потому что в комнату влетела большая муха и тут же упала на кровать, отчего сразу стала ясно, что это миниробот. Камински взяла искусственную муху в левую руку, а потом правой дотронулась до моего… короче, открывая канал СБС, она заодно пошутила.
Передо мной появилась призывная строка-мимик:
“Всем срочно на крышу. Гайстих.”
Я спешно натянул свои велюровые штаны-клеш и мы благопристойно вышли в коридор. Прошествовали мимо приторно-улыбающейся горничной, на лифте доехали до последнего этажа, оттуда по маленькой лесенке пробрались к чердаку. Камински выдавила какую-то металлорганическую пасту в замочную скважину чердачной двери, полминуты спустя замок хрупнул и дверь открылась.
— Я плавать не люблю. А с аквалангом вообще никогда не приходилось.— пробормотал я и был услышан.
— И сейчас не придется,— отозвался Гайстих.— Акваланг пузырьки дает, шумы. Мы вообще не можем пользоваться внешней системой дыхания, она слишком громоздкая — а лазать надо будет по узким трубам.
— Как же без аквалангов-то?— У меня где-то под ложечкой появилось нехорошее предчувствие.— Я вам не человек-амфибия. И, если честно, я море первый раз в тридцать лет увидел. А до тридцати я плавал разве что в луже, где воды — воробушку по яйца.
— Вы будете лучше амфибии,— порадовал Гайстих.— Потому что для подводного плавания наше подразделение применяет дыхательный ионнообменный пакет. Он заполнит всю полость ваших легких и будет извлекать из воды кислород. — Да сколько ж кислороду этот пакет извлечет?— с сомнением, переходящим в тоску, отозвался я. Ну, точно, попал я в команду подопытных кроликов.— Может лучше жопой дышать?
А Гайстих знай себе долдонит:
— Возможно, кислорода будет и не хватать, особенно мышцам и мозгу, но это дело станет отслеживать ваш компер, чтобы при необходимости включать динамические капельницы с кислородсодержащим белком миоглобином-H… Мы проведем еще и занятие по отработке так называемого минимального дыхания.
Я не удержался, прокомментировал:
— А если компер зависнет? Знаю я, какое сейчас “железо” и софт [ 6]. Это все кропают на живую соплю инвалиды войны по принципу “голова не варит, руки делают”. Импорт же перекрыт, все толковые программисты или на фронте, или давно дали деру на Запад… И придется из-за какого-то косорукого мудозвона мученическую смерть принимать.
— На этой войне нам никто не подбирает смерть по вкусу,— отреагировала Камински. По-моему, и я ей не шибко по-вкусу пришелся.
— Конечно, конечно,— согласился я,— но я же не пошел в подводники.
— Не задохнешься, только позеленеешь слегка,— утешил Майк, пуская изо рта колечки дыма.— Но я, браток, угощу тебя Рапчером [ 7], от него будет легко и солнечно даже на морском дне. С русалками познакомишься.
— Пускай тебе одному эта вся радость достанется; говорят, перед смертью эрекция случается…
— Стоп, вояки,— сказал Гайстих и стало ясно, что действительно “стоп”. У капитана имелся такой стальной звон в голосе, что, похоже, ему никогда не приходилось напрягать голосовые связки…
Мы пару часов прорабатывали тактику проникновения на объект, где работает доктор Раджнеш Ваджрасаттва. Объектом этим был научно-производственный объект корпорации “Юнилевер”, у которой половина акций принадлежит каким-то азиатским фирмам. На комплексе много и азиатского персонала. Естественно, что половина этих азиатцев работает на кунфушную разведку.
Мимик объекта и его окрестностей словно висел перед нами в воздухе и мы совместными усилиями прочерчивали будущий маршрут. Если точнее высказывались все, а принимал окончательное решение Гайстих. При том капитан явно ориентировался на Майка, который как-будто знал, о чем говорил.
Лично я не лез на первый план, хоть, благодаря компьютерным играм, наблатыкался по части хождения по всяким лабиринтам.
В семь часов командир объявил перерыв до завтрашнего утра.
— Насколько я понимаю, времени у нас в обрез, стоит ли его терять зря?— засомневался я.
Гайстих подвалил ко мне поближе — пронзительные были гляделки у командира, не слишком приятные.
— Вы знаете, Дима, за что мы воюем?
— То есть как, за что… за все хорошее,— опешил я. Пересказывать ему что ли лабуду, которую нам втюхивают на политзанятиях?— За родину, ведь кунфушники и душманы первыми на нас напали.
— Да неважно, кто на кого первым — не повторяйте все эти фразы, предназначенные для олигофренов. Мы воюем за свои принципы. У них свои, у нас свои. Это они считают, что государство, вождь, идеология, религия может взять у человека все — не только деньги, имущество, но и все время, и все силы. А мы считаем, что хоть немного свободного времени мы должны человеку оставить. Усекли, Дима?
Сержант проводил меня до моей каморки. Голые стены, койка, унитаз — веселись, оттягивайся на здоровье, все свободное время — твое.
Ладно, улегся на спину, не снимая сапог, стал размышлять о хреновой жизни. Останется ли что-нибудь после меня или нет? Вроде бы душа или хотя бы карма, но с другой стороны — кому она нужна и что в ней такого особенного?
Пообщался со своим компером. Ничего шибко интересного в него не было заложено. Можно еще раз посмотреть на план объекта, на фотку биокибернетика, на карту города Амстердама, почитать воинский устав и последние газетные статьи — все тошнотворное. Можно было и поиграть в кое-какие “стрелялки-догонялки”, но это мне уже осточертело на передовой. В системные тайники проникнуть не удалось; все программы, управляющие каналами СБС, были от меня спрятаны.
Через полчаса в дверь постучался Майк — вот те на, я уж думал, что все тут заперто и по коридору часовые строем вышагивают.
— Дурь употребляешь?— поинтересовался он.
Там, в роте, если бы ко мне малознакомый человек с таким бы предложением подвалил, я бы ему рожу начистил. А тут — почему нет? Мы и так уже на дне стометровой ямы.
Майк выудил из кармана гильзу и папиросную бумагу.
— Позволь, Дима, я скручу и тебе, рецепт фирменный.
Он умело насыпал крошево из гильзы в две бумажки, слепил самокрутки и мы закурили.
Похоже было на марихуану c добавкой каннабинола [ 8]. Хэш оказался забористым. Майк вдруг стал зыбким, завибрировал, даже поплыл как-то. Может он опять мне мимик втюхивает?
Я быстро проверил каналы СБС своего компера — вроде все закрыты. Ладно, будем считать, что это дурь подействовала, хотя и спросить не вредно.
— Эй, Майк, ты чего поплыл?
— Я поплыл?
— Ну да, как туалетная бумага после того как спустишь воду.
— Да ты наблюдательный, браток.
Стало смешно, Майк расплывался, уплощался, рвался, камера тоже будто проливалась слюнями. Все стало колебаться и рябить как морская поверхность при легком ветерке. Первое тошнотное ощущение прошло и стало ничего себе.
В комнату постучались.
— Кто там? — спросил я без особого интереса. Меня уже не очень интересовало и кто я сам такой.
— А хоть товарищ Дао Цянь. Пусть заходит.— отозвался Майк, у которого на роже намертво застыла улыбочка.
В каморке вместо вождя кунфушников товарища Дао Цяня появилась Камински — она была в форменной майке, пятнистых армейских штанах и босоножках без задников. Лицо ее утратило-таки значительную часть зловещности.
Разведчица стала что-то лопотать насчет шума, но Майк достал пипетку и закапал ей в глаз очередную дурь. Кажется, это дело называется Dream Drops. На мое удивление строгая женщина не отказалась.
И правильно сделала, потому что ее тоже развезло. А потом, меня не спрашивая, открылся один из каналов СБС и в моей черепной коробке зазвучала музычка. Psycho-tickle, психо-тик, психощекотка. У моих знакомых должно быть тоже включилась мимик-музыка, поэтому мы стали выделывать какие-то согласованные коленца.
А затем еще вдыхали и выдыхали дымок от хэша через трубчатые ножки кровати.
Майк вдруг сказал, что сходит за какой-то суперотвязной травкой и просто просочился сквозь стену. Я остался с Камински наедине. Стало на секунду неловко, но она предложила сыграть в карты на раздевание.
Камински протянула ко мне канал СБС и как будто прямо в воздухе карты-мимики возникли — видимо, запас игр у рыжей разведчицы был побольше, чем у меня. Ну и понеслось.
Поскольку я соображал совсем хреново, то вскоре остался в одних трусах, а Камински предстояло сделать только первый шаг в раздевании. Она могла скинуть туфлю, но разведчица пошла ва-банк и сдернула майку. Под майкой у нее ничего не имелось, если не считать груди — хорошей, крепкой. Даже после этого Камински, в целом, сохраняла вид аскетичный и достаточно свирепый.
Я спросил у нее, колют ли ей мужские гормоны для пущей агрессивности. Она ответила, что принимает иногда негормональные средства, которые действуют не прямо на половые органы, а на сам гипоталамус [ 9]. Поэтому когда нормальной женщине хочется потрахаться, ей желается кого-нибудь убить. То есть, желание потрахаться мгновенно перерастает в желание применить силу. И когда она убивает кого-нибудь, то получает удовлетворение — сочетая, таким образом приятное с полезным.
— Надеюсь, тебе сейчас не хочется потрахаться,— высказался я, чувствуя все большую неуверенность от соседства с полуобнаженной машиной для убийства.
Потом она встала, а я вздрогнул и инстинктивно задержал дыхание, но, заметив, что она собралась куда-то пойти без майки, выдохнул с облегчением.
Однако, проходя мимо, Камински качнулась и завалилась на меня.
Я машинально подставил все свои объятия, чтоб она не ударилась и не рассвирепела. Но сперва она все равно собиралась убить меня, даже врезала в челюсть, я уже стал прощаться с жизнью, но каким-то чудом Камински вернулась более-менее в нормальное русло.
Она резким движением сорвала свои штаны и швырнула их как гранату в угол, затем вытащила мою мужскую принадлежность так решительно, что я опять испугался — не оторвет ли. Усевшись на нее, Камински резво поскакала в неведомые дали.
Наверное, от хэша я настолько прибалдел, что по ходу дела и женщины-то почти не видел. Только сладкая змейка скользила где-то в низу живота и по позвоночнику. А потом и низ живота, и позвоночник, пульсируя, потекли из меня, чтобы обрушится в конце концов водопадом.
Из-за этого “падения” я как-то автоматически перешел в состояние мертвецкого сна.
Проснулся на полу от громыхания будильника. Помахал рукой, чтобы отключить. Не вышло. Ах да, это же мимик.
В голове не сразу все состыковалось, сперва я только помнил, что у меня появились новые друзья — Майк и дама, как ее, Карпински… Камински. Черт, были они тут вчера или не были? Под койкой валяется женская туфелька без задника, значит дама точно была. А может эта дама была не Камински? Или Камински вовсе не дама, а какая-то роботесса?
Я, пошатываясь, встал, едва успел майку заправить в штаны и медальон перевесить с уха на шею, как в дверь забарабанил сержант и потащил меня на занятия.
С шести до двенадцати шли сплошные тренировки. Стрельба в потемках, в тумане, в дыму и вони, по выскакивающим и выползающим мишеням. Стрельба из пистолета, штурмовой беспатронной винтовки, из автоматического гранатомета, даже из термобарического огнемета. Стрельба примитивными иглокассетами и стрельба “умными” ракетами.
Оружие подключалось через нейроконнекторы к моим зрительным нервам, то есть мимик прицела висел в воздухе, как крест с картины Дали. А целеуказатель лепился светящися контуром к цели на манер нимба. Направляя оружие на цель, совмещаешь крест с нимбом, ну и жмешь на спусковой крючок. Промазать трудно.
В числе целей были: солдаты, танки, самолеты, председатель кунфушников товарищ Дао Цянь со своей вечной дебильной улыбочкой (тоже что ли “травку” курит?), а также похожий на мумию душманский заправила, чье имя я никак не могу запомнить, нынешний отец всех турков с усами до трусов, ну и американская президентша мисс Чичолоне, которая нас предала и обманула. (Писали, что она многих обманула и десять лет назад, когда изменила пол и цвет кожи на более демократический — смуглый.)
Однако в числе целей выскакивали еще бабушка с козой и дедушка с баяном, которых надо было пощадить. Я, впрочем, не удержался и козу один разок завалил.
Все это происходило под землей, в огромной стрелковом зале, где имелись скрытые голографические проекторы, множество тросиков и рельсиков, по которым катались цели. Но никого из членов моей группы я не видел. Уж не коллективно ли пригрезились они мне вчера?
После получасового обеда, состоящего из сплошных деликатесов — одни крабы в салате чего стоят — снова тренировки на шесть часов. Ориентация в лабиринтах и руинах, в заполненных водой тоннелях (были тут и такие) — с помощью спутниковой навигационной системы, которая умещались в спичечный коробок; и с помощью минироботов-следопытов, которые были похожи на улиток и жуков, но просвечивали окрестности ультразвуком и электрополями.
Затем прекрасный ужин, на который было отведено жалкие четверть часа — хоть за щеку деликатесы закладывай — и снова трехчасовая тренировка.
Прогулка по собственному телу и его окрестностям, работа с компером, тренировка с инфравизором, который мне нацепили на бровь, с нейроконнекторами, проверка ближней связи через стенку и в воде, работа с СБС по разным протоколам [ 10], в том числе принятым у противника и нейтралов. Еще и медцинские тренировки с динамическими капельницами и внутренними датчиками, два из которых я проглотил, а остальные были прилеплены на мои пульсы. Насколько я понял, проглоченные датчики должны были путешествовать в моем организме на манер глистов.
В десять часов вечера я уже пребывал в полной прострации и был уверен только в одном: столь интенсивные учения долго не продляться. Завтра-послезавтра — в бой. Из меня делают какую-то одноразовую скороспелку. Что-то вроде Зои Космодемьянской, которой сунули сырые спички в карман да сбросили с кукурузника; пока поджигала первый попавшийся амбар, попалась врагам и приняла мученическую смерть на радость пропагандистам.
Я лежал на койке, не в силах скинуть сапоги и более того, не в состоянии спать. В этот вечер я не увидел ни Камински, ни Майка.
Только заглянул Гайстих. Я лежал на койке, полуприкрыв глаза, а он вдруг возник рядом — я даже не слышал, как скрипнула дверь.
— Неужели вы думаете, что из меня за пару дней можно сделать аса военной разведки — у меня ж еще молоко на усах не обсохло. Или у вас совсем другие расчеты, товарищ командир?— сразу атаковал я.
— Дима, не придавайте особого значения всяким тренировкам.— мирно отозвался Гайстих.— Это все — говно. Они добавляют какие-нибудь один-два процента к шансам группы на успех и не более трех процентов к вашим индивидуальным шансам. И вообще не нервничайте. Вы должны быть азартным, у вас должна быть воля к победе, но не перегревайтесь, относитесь к этому… ну как к игре типа MUDEO.
— Но у меня нет пяти жизней, как у любого приличного игрового персонажа.
— А вы не воспринимайте себя как игровой персонаж, вы — игрок, Дима.
Он наговорил много еще вдохновляющего на тему “призрачно все в этом мире бушующем” и ушел, а я стал переваривать его слова. Так и не переварил. Даже уколол себя иголкой, не в ВР [ 11] ли я случаем. Нет, в самой настоящей твердой и колкой реальности.
На следующий день, впрочем, я действительно проснулся куда более бодрым и настроенным поиграть; вместо вчерашнего упадка сил наступил уже припадок. Бодрость, азарт и все такое. Но тут и начался настоящий кошмар.
А именно тренировка по подводному дыханию.
Я сразу согласился со Гайстихом: без такой тренировки можно обойтись, и испытать все эти муки лишь один раз — уже на задании.
В тренировке участвовал помимо меня еще сам капитан Гайстих, Майк и какой-то ражий солдатик, похожий на повара — но на самом деле фельдшер. А началось все возле небольшого бассейна, такие еще в солидных парных банях имеются — со студеной водой.
Майк мне поднес какую-то пастилку, я разжевал ее и минут через пять мое горло охладело и окаменело. Еще минуты через три мне стало труднее дышать.
— Расслабься,— посоветовал Майк,— не дрейфь и не форсируй дыхалку за счет страха. Ты уже перешел на минимальное дыхание. Раз и все. Благодаря химии, курарексу, это произошло за десять минут. Можно продолжать?
— Ну, давай, давай, не тяни.
Фельдшер надел мне какой-то намордник с мундштуком — теперь я уже не мог сжать зубы и закусить удила. От намордника тянулось десяток трубок и проводов к щиту на стене. Затем Гайстих нажал кнопку.
В дыхательное горло мне вошла трубка и извергла в легкие какую-то дрянь. Я стал немедленно помирать из-за удушья и конвульсий в грудной клетке.
Эх, не дожил — не дожевал, пропадаю из-за каких-то долбанных экспериментов! Ради того, чтоб помучить, меня и заманили на эту чертову дачу.
Напоследок я еще хотел вмазать фельдшеру, но он уже скрутил мне руки и накинул на них пластиковые наручники.
Пот, жар, холод, сопли, блевота, спазмы, бульканья, плеск. А через компер мне в башку влетают еще какие-то индийские заклинания. ОМ МАНЕ ПАДМЕ ХУМ. ОМ. ХУМ. Ом — драгоценность в лотосе. Оооом!
В итоге я наполовину отключился и только через пять минут понял, что жив, в смысле функционирую и как-то даже дышу.
Я в воде, в этом самом бассейне с головой, и я дышу. То есть я фактически не дышу, то тем не менее живу и даже немножко соображаю.
В воду опустилась рука — для рукопожатия. И вместо того, чтобы утопить кого-нибудь из этих садистов и насладиться чужими конвульсиями, я пожал ее.
Я все-таки мужик и стерпел все это дерьмо! И я хочу победить. Примерно такие мысли из рекламных клипов закрутились в моей сильно опустевшей голове.
Минут двадцать я себя чувствовал в общем-то ничего, ощущал, правда, некоторую тяжесть и жжение в грудной клетке, но шевелил руками и ногами, даже поплавал немного.
Через полчаса опять похреновело, конечности принялись коченеть, в легких возникло словно бы разрывное напряжение, ну и Гайстих поманил меня наружу.
На воздухе сделалось совсем паршиво, то есть удушье и все такое. Я как-то не думал, что эта дрянь повторится вновь.
Фельдшер натянул мне намордник с мундштуком, в горло опять влезла труба и под мои конвульсии стала вытягивать ионнообменный пакет вместе с водой.
Пять минут борьбы за жизнь, и я снова выжил. Но уже никогда больше не дышал глубоко.
— Поздравляю с возвращением к водному образу жизни, Дима. Мы тебе тут и невесту с хвостом присмотрели. Красивая такая, чешуя серебристая и триста зубов…— сказал Майк и получил от меня по физиономии. Больше было некому выписать. Кажется, он был готов к этому и не особо возражал.
После обеда я напрасно ожидал продолжения тренировок, ничего такого не случилось. Я покемарил пару часов в своей койке, а потом начались главные чудеса.
С помощью нейроконнекторов возник мимик руки и загадочно поманил меня из камеры, затем провел по коридору и “втолкнул” в помещение вполне цивильного вида, напоминающее логово какого-нибудь фраера: куча одежды разбросана, зеркала, светильники разные.
Вся компания была уже в сборе.
— Переодевайтесь,— приказал Гайстих.
Мимик-рука указала мне на сильно вызывающий наряд. Велюровые штаны клеш, пестрая рубаха, узкий галстук, зеленый просторный пиджак с завернутыми рукавами.
Мне так уже остохерело мое хаки-каки, что я с удовольствием сбросил его и напялил это дурацкое барахло. Еще даже покрутился перед зеркалом.
Камински переодевалась вместе с нами, практически не отворачиваясь. Несмотря на женскую привлекательность округлой попки и выпуклого бюста, она сочилась такой холодной хищной сосредоточенностью — ни дать ни взять волчица перед охотой — что во мне ни один член не шевельнулся. Кстати, оделась “волчица” в узкое длинное платье с довольно приличным разрезом.
Майк облачился в шмотье богатого глюкомана: широкие белые портки, длинный полупиджак-полукамзол и ретро-рубаха без воротника.
А Гайстиху переодеваться не пришлось — он и так уже был в элегантном английском костюме.
После этого мы сели в лифт, поднялись наверх, в особнячок, вышли во двор, обрамленный розами, и под равнодушные взгляды солдат — я бы на их месте удивился — сели в бронетранспортер и куда-то покатили. Трое плейбоев и шикарная дама в БТР — это смотрелось классно.
С БТР'а мы на каком-то пустыре, оставшемся от раскуроченного магазина, пересели на военно-транспортный вертолет. С него, уже на аэродромчике, замаскированном под капустную грядку, на одномоторную “Цесну”. А с нее, в большом приличном аэропорту — это был, кстати, Бангкок — на аэробус А-400.
В бангкокском аэропорту цвела и пахла нормальная гражданская жизнь. Бары, банки, аттракционы, тайские девушки в мини — ножки тоненькие как палочки; и толпы расслабленных туристов из нейтральных стран. В основном, европейцы, всякие там толстомясые немцы, шведы, голландцы, англичане. Ну, наверное, их было сейчас меньше, чем до войны, но все равно это производило противное впечатление. И вызывало негативные эмоции.
Откормленные бугаи-туристы реготали и тискали тайских девочек, обвешивали себя девочками словно цветочными гирляндами, в то время как русские парнишки, тощие и низкорослые, воевали и умирали за европейскую цивилизацию. По-крайней мере, так им вещали пропагандисты.
Честно говоря, будь у меня под рукой граната, рванул бы чеку, незадумываясь. А потом я подумал, что эти холеные и толстожопые — они ведь на самом деле трупаки. Эти “якобы-живые” мертвее наших убитых парней. Эти европейцы мертвы настолько, насколько мертвы кучи дерьма, обсиженные мухами…
В аэробусе мы изображали из себя совершенно незнакомых людей, Гайстих и Майк сидели где-то впереди — я их даже не видел. А Камински я замечал краем глаза, она все разговаривала со свои соседом, пожилым господином немецкой наружности. Меня же окружали бодрые скандинавские старушки, радостно сияющие вставными челюстями. Среди них имелся один пенсионерчик — живые мощи — который, по-моему, уже в памперсы гадил, и челюсти у него были автоматические, но сиял он больше других. Наверняка у этих “мощей” еще стоял хер торчком — благодаря крутым афродизиакам. Поэтому пенсионер и тащил из Таиланда молодую жену, чей размер был немногим больше, чем у куклы Барби.
Самолет спустя шесть часов приземлился в Вене, городе традиционных встреч и разлук шпионов разных стран.
Каждый из нас по-отдельности добрался до отеля “Европа”, располагавшегося неподалеку от аэропорта. Я взял номер и, решив вести себя естественно, отправился в бар — слава небесам, начальство не забыло выделить мне полсотни зеленых. Впрочем, отельный бар оказался совершенно стерильным местом, где в одиночку принимали свои сто-двести грамм редкие командировочные бизнесмены. Никаких тебе стриптизов и ночных пташек.
Я погружался за стойкой в прелести “Чинзано” со льдом, когда рядом со мной появилась Камински. Она продолжала изображать совершенно незнакомую деловую даму, так что я продолжал действовать в том же естественном стиле и “познакомился” с ней, используя свои познания в сетевом английском. А что, бизнес-леди разные бывают и некоторые не прочь скоротать темное время суток с проезжим молодцом.
Вначале ее реплики на английском с немецким акцентом были вполне вежливыми, но равнодушными, но потом она стала изображать некоторый женский интерес. Кончилось тем, что она коснулась моей ладони и передо мной виртуально зажглись слова: “Пошли ко мне в номер, кретин”.
Мы поднялись к ней в номер и там я, первым делом, увидел труп кельнера, привольно раскинувшийся на пушистом ковре. Из дырочки в его лбу вылез небольшой кровавый сгусток.
Камински сказала по СБС:
“Тут все прослушивается, поэтому вслух только ерунду. Кельнер — человек кунфушников, поэтому пришлось его грохнуть. У него в районе гиппокампа [ 12] управляющий киберимплантат. Да еще и бронежилет под рубахой. Помоги-ка убрать эту тухлятину.”
Не знаю как насчет гиппокампуса, но у кельнера в палец было вживлено устройство, напоминающее стрекательный аппарат медузы — капсула, выбрасывающая длинную полужесткую иглу, с ядом наверное. И бронежилет в самом деле имелся, что, конечно, не помогло вражескому агенту при встрече с Камински.
Бой-баба включила телек, чтобы замаскировать шумы. Я открыл окно и швырнул подальше одежду кельнера. Затем мы уложили трупака в ванную, туда моя дама налила горячую воду, ну и посыпала ее каким-то порошком. Вода на глазах стала бурлить, словно суп в котелке. Уже через пять минут от кельнера осталась где-то половина и он продолжал растворяться в прежнем бодром духе.
Мы вернулись в комнату, осмотрелись. На ковре никаких следов — пуля, как и полагается при пистолетном калибре 5,45 миллиметров, осталась в черепе.
Закончив осмотр, Камински толкнула меня на желеобразный матрас и без долгих разговоров стала сдергивать с меня штаны. Вслух говорила она только нелепые фразы типа: “Jetzt lecke ich diсh, mein Suesser" [ 13]. Впрочем далеко мы не зашли, потому что в комнату влетела большая муха и тут же упала на кровать, отчего сразу стала ясно, что это миниробот. Камински взяла искусственную муху в левую руку, а потом правой дотронулась до моего… короче, открывая канал СБС, она заодно пошутила.
Передо мной появилась призывная строка-мимик:
“Всем срочно на крышу. Гайстих.”
Я спешно натянул свои велюровые штаны-клеш и мы благопристойно вышли в коридор. Прошествовали мимо приторно-улыбающейся горничной, на лифте доехали до последнего этажа, оттуда по маленькой лесенке пробрались к чердаку. Камински выдавила какую-то металлорганическую пасту в замочную скважину чердачной двери, полминуты спустя замок хрупнул и дверь открылась.