Страница:
С чердака через слуховое оконце мы двинули на крышу отеля. а Гайстих и Майк уже болтались там. Небо было ночное и облачное, мгла непроглядная, но я видел контуры товарищей по борьбе — ведь мой компер воспринимал их электрические поля.
Неожиданно сверху упал трос, щелкнув меня по затылку. Я не слышал звука лопастей, но очевидно там, наверху, висел какой-то бесшумный вертолет.
Трос на конце имел хилые с виду крепления размером с бельевые прищепки. Я с большим сомнением защелкнул их на поясе, сделал рукой отмашку и за минуту влетел на высоту где-то километр, потеряв из-за инерционных воздействий шикарные ботинки.
На этой высоте над Веной действительно висел аппарат, слабо похожий на классический вертолет, скорее уже что-то вроде летающей тарелки — черный плоский, два поворотных ротора в специальных ободах-шумогасителях.
И я, бросив взгляд на подсвеченный лампочками собор святого Стефана, пролез в вертолетную кабину.
В полете мы еще раз переоделись. Камински стянула свое узкое длинное платье, напомнив мне о змее, сбрасывающей старую кожу. Все мы надели спортивные шмутки — шорты, футболки, кеды, а сверху гидрокостюмы и плоские ранцы с кое-каким “инвентарем”: складным оружием и всякой аппаратурой. Перекинулись еще в виртуальные картишки для расслабления.
Потом Гайстих “повесил” в воздухе план-мимик объекта “Юнилевер” и прилегающих к нему акватории и территории. Снова обозначил на нем предстоящий маршрут. Я только тут осознал, какой он схематичный, спрямленный — словно мы на трамвае будем ехать.
Хочешь — не хочешь, но зажглась красная панель и наша летающая тарелка стала быстро снижаться, отчего мои внутренности пытались все время выйти наружу и поздороваться со мной лично. Однако это было милым пустяком по сравнению с той мукой, которую пришлось стерпеть пару минут спустя.
Через намордник я получил в легкие ту самую гадость — ионнообменный пакет. И сразу я ухватил много других острых ощущений. Раскрылась дверь и чьи-то добрые сильные руки, прицепив ко мне трос, сбросили со стометровой высоты.
Я не особо успевал отреагировать мозгами на удары воздуха, на натяжение троса, на воду, которая встретила меня внизу и была едва ли нежнее, чем булыжная мостовая. Я просто превратился в в кусок дерьма. Однако мне поспособствовала долгая закалка на разных аттракционах, крутящихся, вертящихся, прыгающих — так что я сумел сгруппироваться перед тем как воткнуться в воду.
Превратности падения сыграли и положительную роль, я почти не думал о дыхании. Так что, когда я очутился в Северном море, если точнее под водой в заливчике Маркервард, то задышал почти автоматически.
А Гайстих свалился в море вместе с забавной штукой — ихтиомотоциклом, у которого имелись активно дрыгающиеся плавники.
Он держался за свой ихтиомотоцикл, я хватался за его ноги, Майк за мои, и так далее. Получалось что-то вроде рыбного косяка.
У Гайстиха был активный сонар на ихтиомотоцикле, у меня только инфравизор и электросенсор. И морские обитатели, и дно давали слабый контраст, но благодаря информации сонара, полученной по СБС и выведенной в виде мимиков, я мог ознакомиться с подводным царством.
Я видел координатную сетку, рельеф дна, указатели расстояний, контуры крупных рыб, короче весь “скелет” местности — как в компьютерной игре.
Компер, связанный с прибором спутниковой навигации, усердно показывал мимик спланированного маршрута — в виде алой путеводной нити. И поначалу мы, в основном, придерживались этой трассы.
Но минут через двадцать мы стали замедляться, петлять и прижиматься ко дну. Само дно из естественного состояния перешло в ранг подводной свалки. Изъеденные коррозией бочки, трубы, арматура, остовы небольших судов, презервативы, пакеты, бутылки, даже обломки легковых машин.
Здесь в любой момент можно было напороться пузом на кривую зазубренную железяку.
Потом мы и вовсе забились как камбалы под какой-то строительный мусор. Предупреждающие мимики замаячили в разных местах этой свалки — компер обвел контурами детекторы, реагирующие на возмущения электрического поля и шумы. Ну, порасставили всяких “жучков” господа нейтралы! А может это сами кунфушники постарались. Наверное, некоторые из этих детекторов соединялись с детонаторами подводных мин.
Мы бросили к черту ихтиомотоцикл и стали продираться через настоящие заросли металлолома. Теперь я уже мог согласиться, что акваланги нам бы сильно помешали.
Да, виртуальная трасса была перед глазами, но она давала общее направление, не принимая во внимание всякие частности вроде рваного металла и мин. Однако Гайстих как-то ориентировался в этих джунглях. Мы благополучно преодолели сеть из оптоволоконных нитей с узелками-детекторами, после чего я вдруг увидел неподалеку от себя движущуюся, грязную, ржавую, обсиженную ракушками стенку. Вот зараза, это же борт судна.
Мы все прилепились к ней с помощью липучек на наших гидрокостюмных перчатках и дальше поплыли зайцами.
Судно вошло в какой-то канал — я увидел еще одну стенку, на этот раз действительно неподвижную. Потом, судя по сильной тряске и облакам пузырьков, судовой винт сделал реверс. Три минуты корпус трясся как малярийный больной. А когда судно замерло, вода вдруг стала настойчиво давить на меня своим мягким, но мощным телом.
Мы, похоже, шлюзовались вместе с судном. Подводное время очень относительное, особенно в моем состоянии, когда в полную силу работало едва ли десять процентов мозга. Я, конечно, видел мимик хронометра, но мне показалась, что прошла целая Мезозойская эра прежде, чем мы снова двинулись вперед.
Мимо проплывали мимо стенок пирсов и причалов, изгрызенных водой, похожих на руины затонувших городов. Я плавно задумался о судьбе Атлантиды, Лемурии и других благополучно исчезнувших цивилизаций. Много ли останется от нашей? Наверное, только такие изъеденные водой стенки на дне морском. Неожиданно я различил перед собой лицо Гайстиха и, поначалу даже не узнав его, прилично струхнул.
Он коснулся моей ладони, иначе канал СБС не сработал бы в воде.
“Отлепитесь наконец, что вы как ракушка — мы же почти у цели.”
Я как можно сильнее оттолкнулся от борта судна и, когда турбулентности со всеми пузырьками перестали затмевать взор, увидел, что оказался вместе с товарищами перед двумя трубами, вылезающими из потрепанной причальной стенки и тут же обрывающимися.
Это были те самые входы-выходы в очистную систему комплекса “Юнилевер”. Однако ни одна из них не внушала доверия. Первая активно испражняла какую-то желто-зеленую дрисню. Мы направились во вторую трубу, которая вела себя поспокойнее.
Десять минут мы ползли по ней с помощью все тех же липучек на ладонях и в итоге сделалось жутко. Труба была тесной и склизкой как кишка и твердой словно гроб. Я стал снова ощущать нарастающее удушье, наверное, уровень кислорода в тутошней дерьмовой воде был куда ниже необходимых процентов, зато в ней кишмя кишело всякими токсинами. Кроме того, в предыдущие тридцать пять лет своей жизни я как-то привык к просторам, в моей комнате даже шкафов не было.
И я замандражировал. Мне показалось, что если я не выберусь срочно из этой трубы, то непременно задохнусь в блевоте и конвульсиях. Легкие уже начало спазмировать. Лучше бы меня разнесло бы снарядом, миной, прошило бы очередью, только не эта гнусное загибание, взывал я к высшим силам.
Но выбраться отсюда смог бы только узкий червеобразный организм — впереди еле-еле двигался Гайстих, сзади подпирал Майк. Впрочем, тот передавал мне по СБС:
“Дима, только не психуй. Уровень кислорода в твоих тканях вполне достаточный. Капельницы фурычат в нормальном автоматическом режиме, прыскают миоглобином-Н…”
Наверное, на несколько минут я поверил ему, подуспокоился и вроде как с дыхалкой стало получше. Но потом на меня наплыл какой-пузырь, а Гайстих, странно дернувшись, застыл. На мои вопросы по СБС он тоже не откликался.
Похоже, командир вышел из игры в самый неподходящий момент и заодно запер проход.
Кто-нибудь на свете придумывал более полную безнадегу!?
Но когда я уловил, что Майк и Камински тоже это осознали, мне полегчало. Они так же задрейфили как и я. Значит, можно и потерпеть.
“Камински и Майк, сдайте назад… еще полметра… еще полметра.”
Они поняли, что я сделаю, и они как будто со мной соглашались. Я направил на мертвого (надеюсь, он был трупом) Гайстиха ствол своей подводной штурмовой винтовки. И выстрелил. Я бы выстрелил, даже если бы он был живехонек. Благородство — это для других ситуаций, когда можешь перед смертью нормально вздохнуть.
По мне ударило как молотком по пробке. А потом, наоборот, мощно потянуло вперед сквозь какое-то теплое месиво. Что-то похожее на человеческую ступню скользнуло по моей щеке. Не знаю, потерял ли я сознание или что-то вроде того, но только, когда мой взгляд сфокусировался, было уже совсем другое место и другой режим дыхания.
Под черепной крышкой звенели как железяки слова-мимики:
“… Стимуляция кортекса мускаринином, дефицит кислорода в тканях 15%, сахара — 10%, введено три кубика глюкозы, кубик антидота AT65…”
Я более-менее дышал, компер получал информацию от датчиков, тестировавших мой злополучный организм, и давал команды на необходимые инъекции динамическим капельницам. Ионнообменный пакет был из моих легких уже высосан.
Надо мной появилось хмурое, но боевитое лицо Камински.
— Гайстих попал под закрывающийся затвор фильтра, ему сразу полчерепа снесло. Без этой половины, сам понимаешь, совсем невесело. А ты когда выстрелил, то и командирский труп, и фильтр заодно разнес. Так что нас всех подбросило гейзером на десять метров — и прямо в отстойник.
Я выплюнул кровь и остатки блевотины изо рта. О Гайстихе не хотелось думать — человек погиб, как и полагается настоящему герою, в полном дерьме.
Да, мы явно оказались в отстойнике. Цилиндрическая емкость, забитая грязью. И перегороженная горизонтальными решетками, на которых мы расположились.
Майк сейчас управлял минироботом-зондом. Тот был похож на улитку с длинным хвостиком. Хвостик-проводок заканчивался на пальце у Майка.
Улитка заползла в дыру и двинулась по трубе, прощупывая все вокруг ультразвуком и электрополями.
По СБС я стал получать картину зондирования.
К отстойнику подходили трубы, через которые протиснулась бы в лучшем случае худая крыса. Но выше цистерны было перекрытие и самый настоящий коридор.
— Будем пробивать здесь.— Майк показал на свод.
Мне эта задумка не шибко понравилось. Я ведь старый MUD-игрок и всякие там подземелья — это мой профиль.
— Здесь какой-то вид неустойчивый, рванем и нам на голову свалится десять тонн грунта. Потом мозги из трусов выгребай… Мне сдается, что лучше там,— я показал в противоположный угол.
— Я согласна с Димой,— Камински вдруг поддержала мое мнение.
— Да ради Бога,— отозвался Майк, демонстрируя, что ему все пофиг.— Особой разницы нет.
Я прилепил к своду батончик взрывчатки, затем воткнул в него иголку взрывателя и раздавил крохотную ампулку. Мы отгребли к другому концу цистерны, где было жижи по грудь. Через двадцать секунд рвануло, нам на голову свалилась увесистая решетка и всю цистерну затянуло гнусным удушливым дымом.
Из получившейся дыры сыпался грунт и щебень — со звуками противными, ну, прямо как из огромной задницы. Сыпался, валился и не собирался останавливаться. Уже наверное треть цистерны была им завалена. Жижи нам стало по горло.
— Ну что, морской глаз,— тявкнул Майк, впервые показав обиду,— ошибочка в расчетах?
Когда я готов был согласиться, излияние говна прекратилось. Мы выгребли из жижи и по насыпи рванули на выход. Если точнее, в образовавшийся лаз вначале послали сканирующего миниробота, а когда проверка показала отсутствие детекторов, тогда уже рванули.
И вскоре оказались в сумрачном коридоре. Это могло быть научно-производственным объектом корпорации “Юнилевер”.
Согласно плану-мимику, виртуально висевшему перед глазами, на нижних уровнях объекта находятся цеха по промышленному разведению рыбы, моллюсков и тому подобного съестного дерьма. (Сейчас, кстати, азиаты кругом рыбозаводов понастроили — в первую очередь, чтоб кормить своих, которых полно в каждом европейском городе. А что — правильно, о своих заботиться надо.) А на верхних уровнях располагаются лаборатории, которые заняты генной инженерией и биомолекулярной машинерией.
Вдоль коридора тянулись трубы, кабели, провода. Освещение скудное, под ногами слякоть хлюпает. А за поворотом в стенку были вмонтированы лазерные датчики движения — мы едва не напоролись.
Камински послала миниробота с крохотными зеркалами, который так лучи отразил, что образовался проход — сорок на сорок сантиметров. Проползти в эту щель было трепетным делом. Я едва-едва вписАлся.
Еще пара минут понадобилось, чтобы в бодром темпе добраться до цеха. Там мы переправились через бассейн, который просто “кипел” благодаря обилию сомиков. Через бассейн шел и мостик, но шествовать по нему было опасно — из-за установленной видеокамеры. Так что пришлось побарахататься в живой рыбной каше, заполнявшей водоемчик. Пока что ни один человек нам не попался — на свое счастье. Несмотря на жуткую грязь и антисанитарию все процессы здесь были автоматизированы.
И до Ваджрасаттвы было еще далеко, он находился где-то на семь уровней выше, в лабораторном блоке. Но от нас уже вовсю несло тиной и рыбой — в приличное общество мы явно не годились. Камински, кстати, даже не морщилась в отличие от меня и Майка. Железобетонная женщина. А может быть зомбированная?
Впрочем, мы быстро сбросили склизкие вонючие гидрокостюмы — в этот самый бассейн с сомами. А затем прыгнули на транспортер, который вывозил всякий ил и компост, он нас и перенес в другой цех, где выращивались черви — на прокорм рыбам.
Тут среди чанов с живым наполнением прогуливался один мужичишка — хрен его знает, кто такой; может работяга, а может и часовой. Во-всяком случае был он азиатом с малоприятным лицом “плохого парня” из кунфушного фильма. И выход перекрывал нам железно.
Мы спрятались за штабелем ящиков, а когда “плохой парень” поровнялся с краем штабеля, я ему закатал ногой в живот, так что он согнулся и не мог слова выдавить… Камински же перерезала ему глотку одним аккуратным движением.
Черт, не ожидал. Я думал, свяжем, залепим ему рот клейкой лентой; поваляется тут до конца нашей операции. Но патентованная диверсантка Камински расправилась с ним как с вражеским солдатом. Мне показалось, что и Майк недоволен таким поворотом событий.
И что любопытно, после смерти лицо мужика утратило неприятность, вполне нормальная у него физиономия была. Неужели я видел маску, которую Камински втюхала в мои зрительные нервы? Как же мне фильтр поставить, как отслеживать дерьмо, поступающее по каналам СБС в мой беззащитные нейроконекторы?
А еще наша решительная дама отстрелила несчастному азиату кисть пулей типа “сюрикен”. Рука, и в самом деле, работяге была уже не особо нужна. Камински приложила ладонь мертвеца к соответствующей сканирующей панели около двери и выход из цеха открылся.
Но перед этим мы переоделись. Камински натянула на себя одежду убитого, а мы с Майком какие-то обдолбанные робы, которые валялись в шкафу.
За цехом мы оказались в небольшом холле, там сели в лифт, который нас поднял еще на пару уровней. Выше пока лезть не стоило — лабораторный блок был хорошо защищен.
Выйдя из лифта, мы прошли по коридору вдоль двух рядов дверей. Здесь располагалась контора и почти не было народа в грязных робах, вроде нашей. Чтобы особо не маячить, мы торопились, быстро семеня ногами, а клерки, которые встречались по дороге, вымученно улыбались и прижимались к стене, давая нам дорогу.
В конце коридора имелась дверь, на которой был нарисован микроскоп. Мимик-палец, отслеживающий маршрут, уверенно показал, что нам сюда.
Мы вошли и положили на пол двух человек в белых халатах — одного голландца с физиономией развратного придурка и бабу-азиатку с вполне милым личиком. Если точнее, сбили с ног электрическими разрядниками — чтобы вывести из строя их системы ближней связи.
Здесь располагалось что-то вроде лаборатории биоконтроля. Холодильники, центрифуги, установка электрофореза, штативы с пробирками, склянки с реактивами, аппарат автоматического тестирования, похожий на те ящики, что на вокзалах всякую всячину продают.
Но нас интересовали только компьютеры. Камински заперла дверь, а я подсел к “Пентюху”, на котором только что трудился голландец.
— Ты за какую футбольную команду болеешь?— спросил я у лежащего мужика на английском.
— За “Аякс”.— выдавил лаборант, видимо не вполне очухавшийся от разряда.
— Я тоже. Классная команда. А этот комп подключен к локальной сети?
Голландец на это раз скромно промолчал, и Камински слегка дала ему по кумполу носком ботинка. Кумпол видимо загудел и мужик заговорил.
— Да, подключен… Только оставьте мою голову в покое.
— Заметано, мужик. Только ты не тяни резину. Пароль высшего уровня для входа в локальную сеть?
— Пароль: Ницца. Мой логин: Ральф.
— Хороший, солнечный пароль.
Я вызвал на экран окошко локальной сети и ввел пароль. Проскочил. Сетевая система выдал обширное меню, где было все, начиная от бухучета и кончая играми. Я решил сперва наладить связь с Раджнешом Ваджрасаттвой.
В меню имелась красивая пиктограммка, открывающая подменю “Personnel” [ 14]. Щелкнул [ 15] ее и получил весь список сотрудников в столбик. Однако не одного имени, только клички.
“Я думаю, что Ваджрасаттва как порядочный индус пользуется кличкой Джива или Арджуна,— подсказал Майк по СБС, чтобы нас не слышали лаборанты.
Я щелкнул кличку Арджуна и тут же система забибикала,требуя от меня еще один пароль, да еще выспрашивая, по какой-такой причине я лезу на контакт с данным субъектом. И даже назад, в главное меню, уже не собирается выпускать. У меня из-за этого адреналин как цунами по сосудам пронесся. Соответственно все внутренности сжались и яички подпрыгнули.
Похоже, голландец хренов придержал пароль высшего уровня… или Майк что-то напутал.
Я поднял лаборанта за шиворот и ткнул носом в экран.
— Ну, что скажешь? А теперь глянь на мою рожу, смотри, какая она красная. Это потому, что я готов пришить тебя.
Он хотел что-то сказать, дабы я подобрел, но вместо этого булькнул и упал, пустив струйку крови изо рта.
Эта чертова азиатка, за которой присматривал Майк, прикончила своего напарника какой-то острой железкой типа скальпеля. Она, конечно, получила рукояткой пистолета от Камински по затылку и улеглась без чувств. Но было уже поздно.
“Майк, сученок, что ж ты не держал ее, как следует?”
Неформал пожал плечами, дескать виноват, больше не буду.
Да, этим азиатам доверять нельзя, хотя некоторое из них, вроде тайваньцев, на нашей стороне. Впрочем, никакой нации нельзя доверять, но раскосые — просто мастера сотворить что-нибудь такое неожиданное.
“Ничего, сейчас она у меня заговорит.” — уверенно сообщила Камински по СБС и, прежде чем, что-нибудь спросить, дала лаборантке пару раз по физиономии. Та жалобно застонала и стала приходить в себя.
“Майк, вколи-как ей пару кубиков СТ. [ 16]” — распорядилась разведчица.
Знаю насчет этого СТ, на этом глюкотреке человек так далеко уезжает, что ему уже плевать на задания партии и правительства. Он все, что угодно скажет, лишь бы от него отстали.
“Можно и СТ, хотя я рекомендовал бы ТМТ. [ 17]” — Майк выудил из ранца шприцампулу (сколько у него этих снадобий?) и поднес к вене азиатки.
“Это не СТ”,— прошипела вдруг Камински, в руке у нее покачался приборчик, который я опознал как отражательный масс-спектрограф.
— Я мог ошибиться,— вслух произнес Майк, голос его стал неожиданно тягучим.
— Нет, ты не ошибся.— тоже вслух сказала Камински.
Их руки почти одновременно метнулись к пистолетам, но с дыркой во лбу стал валиться Майк. Его худое тело произвело кошмарный грохот.
“Никогда ему не доверяла,” — проговорила в виде эпитафии Камински, перейдя на СБС.
“Почему?” — осведомился я довольно тупо. Моя башка еще решала, как все это воспринимать.
“Да ведь наркоман же, глюкодромщик. Кто его заглючит лучше, тот и будет хозяином.” — спокойно разъяснила Камински.
У мертвого Майка физиономия переменилась в худшую сторону — уже он не йог-неформал, а паскуда-наркоделец, получивший по заслугам.
“А мне ты доверяешь? Или тоже припасла пулю?” — спросил я.
“Как же тебе не доверять, ты ведь совсем простой армейский лейтенантик,— Камински хмыкнула, вероятно осознав, что мы представляем шикарную сцену для немого кино; выразительные глаза, мимика, активная жестикуляция.— Конечно, не доверяю… хотя меньше, чем ему.”
Она пошарила в ранце Майка и вытащила еще одну шприц-ампулу.
“Кажется, это — то самое…”
Камински сделала укол азиатке, у которой теперь на лице тоже нарисовалось нечто негативное (до чего мне надоели эти фокусы с мимиками), и уже через пару минут та забормотала всякую ахинею, демонстрируя свое спутанное сознание.
Камински взяла девушку за волосы и рявкнула ей пару раз в ухо, требуя ответов. Через двадцать секунд лаборантка выложила нам пароль высокого уровня.
“Давай проверяй, годится ли он для повышения статуса.— скомандовала мне Камински.— Иначе я сейчас уши на затылке завяжу…”
Пароль благополучно вывел меня из ловушки в подменю “Personnel”. Затем я плавно вошел в подменю “Сhat” [ 18], где похоже и разрешалось общение между сотрудниками не по делу, а так — для расслабона.
“Кажется, это годится для болтовни.”
“А для остального?”
Я попробовал еще сунуться в подменю, называющиеся “Schedule” и “Rules” [ 19], но понял, что пароль паролем, а статус компьютера тоже играет роль. Низкий слишком статус у моего, вернее, у лаборантского компа. И если я буду очень назойливым, это тоже не останется без последствий.
“Слишком опасно туда лезть. Дай-ка я сперва с Раджнешом пообщаюсь.”
“А эта кунфушница нам еще нужна?” — справилась Камински, хищно поглядывая на азиатку; моя напарница как будто торопилась нарисовать на фюзеляже еще одну звездочку. Ну, точно, в конце концов, эта чертова разведчица продырявит и меня.
“Может еще и понадобится.”
“Угу. Все вместе выпьем за дружбу, любовь и траханье между народами.”
Камински неожиданно поцеловала азиатку в лоб, а затем отпустила ее голову, которая с приличным стуком упала на паркет. Не убила, и то приятно. Впрочем, напарница все сразу разъяснила:
“Не удивляйся, Дима, что я ее не прикончила. Ее свои расстреляют, после многочасовых допросов и пыток.”
У меня не было времени “порадоваться” за кунфушницу, я уже пытался через “Chat” достучаться до Ваджрасаттвы. Через минуту мне было известно, что он сейчас сидит за компьютером, что подключен в локальную сеть… и то, что ему неохота трепаться.
“Раджнеш, привет.”
Никакого отклика. Я попробовал еще пару раз вытянуть его на контакт, но он не отзывался.
“Ученый, похоже, сильно задумался,— сказал я Камински.— И вообще не стой за моей спиной со взведенным пистолетом. Это бы нервировало даже динозавра.”
Тогда она подвинула стул и села рядом со мной. Так ей труднее будет пристрелить меня, если не выйду на связь с Раджнешем. И я, пожалуй, если почувствую неуспех своей миссии, смогу закатать дамочке по горлу.
Но выглядели мы теперь, ни дать ни взять, студенческая парочка — если, конечно, не считать двух трупов и одной сильно бредящей наркоманки.
“Эй, Раджнеш. Не заскучал, может сыграем?”
Неожиданно этот чудик Ваджрасаттва откликнулся, даже не спросив моего имени. То есть, он наверняка посчитал меня тем самым голландцем.
“А у тебя есть что-нибудь новенькое, Ральф?”
“Если желаешь новенькое, то есть и новенькое.— с готовностью откликнулся я.— Давай только перейдем в отдельный канал.”
Я сунул микродиск с игрулькой в прорезь дисковода. Посмотрим, что получится.
Игра была типа MUDEO и называлась “Сны Брахмана”. В общем-то это фирменная штучка, но незадолго до войны я с одним приятелем, большим спецом по машинным кодам, взломал ее защиту и кое-что усовершенствовал. Я сам от нее где-то с месяц торчал почти без перерывов, едва не помер от истощения.
Суть ее такова. Я ввожу в игру волшебника, который создает целый мир, состоящий из воздуха, земли, воды, вредных, полезных животных, растений, людей и тому подобной параши; организует деревни, города, замки, монастыри. Другой игрок запускает еще одного колдуна, который пытается подчинить себе мой мир или сравнять его с дерьмом, применяя вооруженную силы, чуму-холеру и обильное колдовство. Я обороняюсь…
Канал в подменю “Chat” соединил нас не хуже любого другого сетевого канала. Мы рубились час, Камински ерзала, Раджнеш сгорал от игровых страстей. Наконец он превратил мой мирок в сон и таким образом победил.
Неожиданно сверху упал трос, щелкнув меня по затылку. Я не слышал звука лопастей, но очевидно там, наверху, висел какой-то бесшумный вертолет.
Трос на конце имел хилые с виду крепления размером с бельевые прищепки. Я с большим сомнением защелкнул их на поясе, сделал рукой отмашку и за минуту влетел на высоту где-то километр, потеряв из-за инерционных воздействий шикарные ботинки.
На этой высоте над Веной действительно висел аппарат, слабо похожий на классический вертолет, скорее уже что-то вроде летающей тарелки — черный плоский, два поворотных ротора в специальных ободах-шумогасителях.
И я, бросив взгляд на подсвеченный лампочками собор святого Стефана, пролез в вертолетную кабину.
В полете мы еще раз переоделись. Камински стянула свое узкое длинное платье, напомнив мне о змее, сбрасывающей старую кожу. Все мы надели спортивные шмутки — шорты, футболки, кеды, а сверху гидрокостюмы и плоские ранцы с кое-каким “инвентарем”: складным оружием и всякой аппаратурой. Перекинулись еще в виртуальные картишки для расслабления.
Потом Гайстих “повесил” в воздухе план-мимик объекта “Юнилевер” и прилегающих к нему акватории и территории. Снова обозначил на нем предстоящий маршрут. Я только тут осознал, какой он схематичный, спрямленный — словно мы на трамвае будем ехать.
Хочешь — не хочешь, но зажглась красная панель и наша летающая тарелка стала быстро снижаться, отчего мои внутренности пытались все время выйти наружу и поздороваться со мной лично. Однако это было милым пустяком по сравнению с той мукой, которую пришлось стерпеть пару минут спустя.
Через намордник я получил в легкие ту самую гадость — ионнообменный пакет. И сразу я ухватил много других острых ощущений. Раскрылась дверь и чьи-то добрые сильные руки, прицепив ко мне трос, сбросили со стометровой высоты.
Я не особо успевал отреагировать мозгами на удары воздуха, на натяжение троса, на воду, которая встретила меня внизу и была едва ли нежнее, чем булыжная мостовая. Я просто превратился в в кусок дерьма. Однако мне поспособствовала долгая закалка на разных аттракционах, крутящихся, вертящихся, прыгающих — так что я сумел сгруппироваться перед тем как воткнуться в воду.
Превратности падения сыграли и положительную роль, я почти не думал о дыхании. Так что, когда я очутился в Северном море, если точнее под водой в заливчике Маркервард, то задышал почти автоматически.
А Гайстих свалился в море вместе с забавной штукой — ихтиомотоциклом, у которого имелись активно дрыгающиеся плавники.
Он держался за свой ихтиомотоцикл, я хватался за его ноги, Майк за мои, и так далее. Получалось что-то вроде рыбного косяка.
У Гайстиха был активный сонар на ихтиомотоцикле, у меня только инфравизор и электросенсор. И морские обитатели, и дно давали слабый контраст, но благодаря информации сонара, полученной по СБС и выведенной в виде мимиков, я мог ознакомиться с подводным царством.
Я видел координатную сетку, рельеф дна, указатели расстояний, контуры крупных рыб, короче весь “скелет” местности — как в компьютерной игре.
Компер, связанный с прибором спутниковой навигации, усердно показывал мимик спланированного маршрута — в виде алой путеводной нити. И поначалу мы, в основном, придерживались этой трассы.
Но минут через двадцать мы стали замедляться, петлять и прижиматься ко дну. Само дно из естественного состояния перешло в ранг подводной свалки. Изъеденные коррозией бочки, трубы, арматура, остовы небольших судов, презервативы, пакеты, бутылки, даже обломки легковых машин.
Здесь в любой момент можно было напороться пузом на кривую зазубренную железяку.
Потом мы и вовсе забились как камбалы под какой-то строительный мусор. Предупреждающие мимики замаячили в разных местах этой свалки — компер обвел контурами детекторы, реагирующие на возмущения электрического поля и шумы. Ну, порасставили всяких “жучков” господа нейтралы! А может это сами кунфушники постарались. Наверное, некоторые из этих детекторов соединялись с детонаторами подводных мин.
Мы бросили к черту ихтиомотоцикл и стали продираться через настоящие заросли металлолома. Теперь я уже мог согласиться, что акваланги нам бы сильно помешали.
Да, виртуальная трасса была перед глазами, но она давала общее направление, не принимая во внимание всякие частности вроде рваного металла и мин. Однако Гайстих как-то ориентировался в этих джунглях. Мы благополучно преодолели сеть из оптоволоконных нитей с узелками-детекторами, после чего я вдруг увидел неподалеку от себя движущуюся, грязную, ржавую, обсиженную ракушками стенку. Вот зараза, это же борт судна.
Мы все прилепились к ней с помощью липучек на наших гидрокостюмных перчатках и дальше поплыли зайцами.
Судно вошло в какой-то канал — я увидел еще одну стенку, на этот раз действительно неподвижную. Потом, судя по сильной тряске и облакам пузырьков, судовой винт сделал реверс. Три минуты корпус трясся как малярийный больной. А когда судно замерло, вода вдруг стала настойчиво давить на меня своим мягким, но мощным телом.
Мы, похоже, шлюзовались вместе с судном. Подводное время очень относительное, особенно в моем состоянии, когда в полную силу работало едва ли десять процентов мозга. Я, конечно, видел мимик хронометра, но мне показалась, что прошла целая Мезозойская эра прежде, чем мы снова двинулись вперед.
Мимо проплывали мимо стенок пирсов и причалов, изгрызенных водой, похожих на руины затонувших городов. Я плавно задумался о судьбе Атлантиды, Лемурии и других благополучно исчезнувших цивилизаций. Много ли останется от нашей? Наверное, только такие изъеденные водой стенки на дне морском. Неожиданно я различил перед собой лицо Гайстиха и, поначалу даже не узнав его, прилично струхнул.
Он коснулся моей ладони, иначе канал СБС не сработал бы в воде.
“Отлепитесь наконец, что вы как ракушка — мы же почти у цели.”
Я как можно сильнее оттолкнулся от борта судна и, когда турбулентности со всеми пузырьками перестали затмевать взор, увидел, что оказался вместе с товарищами перед двумя трубами, вылезающими из потрепанной причальной стенки и тут же обрывающимися.
Это были те самые входы-выходы в очистную систему комплекса “Юнилевер”. Однако ни одна из них не внушала доверия. Первая активно испражняла какую-то желто-зеленую дрисню. Мы направились во вторую трубу, которая вела себя поспокойнее.
Десять минут мы ползли по ней с помощью все тех же липучек на ладонях и в итоге сделалось жутко. Труба была тесной и склизкой как кишка и твердой словно гроб. Я стал снова ощущать нарастающее удушье, наверное, уровень кислорода в тутошней дерьмовой воде был куда ниже необходимых процентов, зато в ней кишмя кишело всякими токсинами. Кроме того, в предыдущие тридцать пять лет своей жизни я как-то привык к просторам, в моей комнате даже шкафов не было.
И я замандражировал. Мне показалось, что если я не выберусь срочно из этой трубы, то непременно задохнусь в блевоте и конвульсиях. Легкие уже начало спазмировать. Лучше бы меня разнесло бы снарядом, миной, прошило бы очередью, только не эта гнусное загибание, взывал я к высшим силам.
Но выбраться отсюда смог бы только узкий червеобразный организм — впереди еле-еле двигался Гайстих, сзади подпирал Майк. Впрочем, тот передавал мне по СБС:
“Дима, только не психуй. Уровень кислорода в твоих тканях вполне достаточный. Капельницы фурычат в нормальном автоматическом режиме, прыскают миоглобином-Н…”
Наверное, на несколько минут я поверил ему, подуспокоился и вроде как с дыхалкой стало получше. Но потом на меня наплыл какой-пузырь, а Гайстих, странно дернувшись, застыл. На мои вопросы по СБС он тоже не откликался.
Похоже, командир вышел из игры в самый неподходящий момент и заодно запер проход.
Кто-нибудь на свете придумывал более полную безнадегу!?
Но когда я уловил, что Майк и Камински тоже это осознали, мне полегчало. Они так же задрейфили как и я. Значит, можно и потерпеть.
“Камински и Майк, сдайте назад… еще полметра… еще полметра.”
Они поняли, что я сделаю, и они как будто со мной соглашались. Я направил на мертвого (надеюсь, он был трупом) Гайстиха ствол своей подводной штурмовой винтовки. И выстрелил. Я бы выстрелил, даже если бы он был живехонек. Благородство — это для других ситуаций, когда можешь перед смертью нормально вздохнуть.
По мне ударило как молотком по пробке. А потом, наоборот, мощно потянуло вперед сквозь какое-то теплое месиво. Что-то похожее на человеческую ступню скользнуло по моей щеке. Не знаю, потерял ли я сознание или что-то вроде того, но только, когда мой взгляд сфокусировался, было уже совсем другое место и другой режим дыхания.
Под черепной крышкой звенели как железяки слова-мимики:
“… Стимуляция кортекса мускаринином, дефицит кислорода в тканях 15%, сахара — 10%, введено три кубика глюкозы, кубик антидота AT65…”
Я более-менее дышал, компер получал информацию от датчиков, тестировавших мой злополучный организм, и давал команды на необходимые инъекции динамическим капельницам. Ионнообменный пакет был из моих легких уже высосан.
Надо мной появилось хмурое, но боевитое лицо Камински.
— Гайстих попал под закрывающийся затвор фильтра, ему сразу полчерепа снесло. Без этой половины, сам понимаешь, совсем невесело. А ты когда выстрелил, то и командирский труп, и фильтр заодно разнес. Так что нас всех подбросило гейзером на десять метров — и прямо в отстойник.
Я выплюнул кровь и остатки блевотины изо рта. О Гайстихе не хотелось думать — человек погиб, как и полагается настоящему герою, в полном дерьме.
Да, мы явно оказались в отстойнике. Цилиндрическая емкость, забитая грязью. И перегороженная горизонтальными решетками, на которых мы расположились.
Майк сейчас управлял минироботом-зондом. Тот был похож на улитку с длинным хвостиком. Хвостик-проводок заканчивался на пальце у Майка.
Улитка заползла в дыру и двинулась по трубе, прощупывая все вокруг ультразвуком и электрополями.
По СБС я стал получать картину зондирования.
К отстойнику подходили трубы, через которые протиснулась бы в лучшем случае худая крыса. Но выше цистерны было перекрытие и самый настоящий коридор.
— Будем пробивать здесь.— Майк показал на свод.
Мне эта задумка не шибко понравилось. Я ведь старый MUD-игрок и всякие там подземелья — это мой профиль.
— Здесь какой-то вид неустойчивый, рванем и нам на голову свалится десять тонн грунта. Потом мозги из трусов выгребай… Мне сдается, что лучше там,— я показал в противоположный угол.
— Я согласна с Димой,— Камински вдруг поддержала мое мнение.
— Да ради Бога,— отозвался Майк, демонстрируя, что ему все пофиг.— Особой разницы нет.
Я прилепил к своду батончик взрывчатки, затем воткнул в него иголку взрывателя и раздавил крохотную ампулку. Мы отгребли к другому концу цистерны, где было жижи по грудь. Через двадцать секунд рвануло, нам на голову свалилась увесистая решетка и всю цистерну затянуло гнусным удушливым дымом.
Из получившейся дыры сыпался грунт и щебень — со звуками противными, ну, прямо как из огромной задницы. Сыпался, валился и не собирался останавливаться. Уже наверное треть цистерны была им завалена. Жижи нам стало по горло.
— Ну что, морской глаз,— тявкнул Майк, впервые показав обиду,— ошибочка в расчетах?
Когда я готов был согласиться, излияние говна прекратилось. Мы выгребли из жижи и по насыпи рванули на выход. Если точнее, в образовавшийся лаз вначале послали сканирующего миниробота, а когда проверка показала отсутствие детекторов, тогда уже рванули.
И вскоре оказались в сумрачном коридоре. Это могло быть научно-производственным объектом корпорации “Юнилевер”.
Согласно плану-мимику, виртуально висевшему перед глазами, на нижних уровнях объекта находятся цеха по промышленному разведению рыбы, моллюсков и тому подобного съестного дерьма. (Сейчас, кстати, азиаты кругом рыбозаводов понастроили — в первую очередь, чтоб кормить своих, которых полно в каждом европейском городе. А что — правильно, о своих заботиться надо.) А на верхних уровнях располагаются лаборатории, которые заняты генной инженерией и биомолекулярной машинерией.
Вдоль коридора тянулись трубы, кабели, провода. Освещение скудное, под ногами слякоть хлюпает. А за поворотом в стенку были вмонтированы лазерные датчики движения — мы едва не напоролись.
Камински послала миниробота с крохотными зеркалами, который так лучи отразил, что образовался проход — сорок на сорок сантиметров. Проползти в эту щель было трепетным делом. Я едва-едва вписАлся.
Еще пара минут понадобилось, чтобы в бодром темпе добраться до цеха. Там мы переправились через бассейн, который просто “кипел” благодаря обилию сомиков. Через бассейн шел и мостик, но шествовать по нему было опасно — из-за установленной видеокамеры. Так что пришлось побарахататься в живой рыбной каше, заполнявшей водоемчик. Пока что ни один человек нам не попался — на свое счастье. Несмотря на жуткую грязь и антисанитарию все процессы здесь были автоматизированы.
И до Ваджрасаттвы было еще далеко, он находился где-то на семь уровней выше, в лабораторном блоке. Но от нас уже вовсю несло тиной и рыбой — в приличное общество мы явно не годились. Камински, кстати, даже не морщилась в отличие от меня и Майка. Железобетонная женщина. А может быть зомбированная?
Впрочем, мы быстро сбросили склизкие вонючие гидрокостюмы — в этот самый бассейн с сомами. А затем прыгнули на транспортер, который вывозил всякий ил и компост, он нас и перенес в другой цех, где выращивались черви — на прокорм рыбам.
Тут среди чанов с живым наполнением прогуливался один мужичишка — хрен его знает, кто такой; может работяга, а может и часовой. Во-всяком случае был он азиатом с малоприятным лицом “плохого парня” из кунфушного фильма. И выход перекрывал нам железно.
Мы спрятались за штабелем ящиков, а когда “плохой парень” поровнялся с краем штабеля, я ему закатал ногой в живот, так что он согнулся и не мог слова выдавить… Камински же перерезала ему глотку одним аккуратным движением.
Черт, не ожидал. Я думал, свяжем, залепим ему рот клейкой лентой; поваляется тут до конца нашей операции. Но патентованная диверсантка Камински расправилась с ним как с вражеским солдатом. Мне показалось, что и Майк недоволен таким поворотом событий.
И что любопытно, после смерти лицо мужика утратило неприятность, вполне нормальная у него физиономия была. Неужели я видел маску, которую Камински втюхала в мои зрительные нервы? Как же мне фильтр поставить, как отслеживать дерьмо, поступающее по каналам СБС в мой беззащитные нейроконекторы?
А еще наша решительная дама отстрелила несчастному азиату кисть пулей типа “сюрикен”. Рука, и в самом деле, работяге была уже не особо нужна. Камински приложила ладонь мертвеца к соответствующей сканирующей панели около двери и выход из цеха открылся.
Но перед этим мы переоделись. Камински натянула на себя одежду убитого, а мы с Майком какие-то обдолбанные робы, которые валялись в шкафу.
За цехом мы оказались в небольшом холле, там сели в лифт, который нас поднял еще на пару уровней. Выше пока лезть не стоило — лабораторный блок был хорошо защищен.
Выйдя из лифта, мы прошли по коридору вдоль двух рядов дверей. Здесь располагалась контора и почти не было народа в грязных робах, вроде нашей. Чтобы особо не маячить, мы торопились, быстро семеня ногами, а клерки, которые встречались по дороге, вымученно улыбались и прижимались к стене, давая нам дорогу.
В конце коридора имелась дверь, на которой был нарисован микроскоп. Мимик-палец, отслеживающий маршрут, уверенно показал, что нам сюда.
Мы вошли и положили на пол двух человек в белых халатах — одного голландца с физиономией развратного придурка и бабу-азиатку с вполне милым личиком. Если точнее, сбили с ног электрическими разрядниками — чтобы вывести из строя их системы ближней связи.
Здесь располагалось что-то вроде лаборатории биоконтроля. Холодильники, центрифуги, установка электрофореза, штативы с пробирками, склянки с реактивами, аппарат автоматического тестирования, похожий на те ящики, что на вокзалах всякую всячину продают.
Но нас интересовали только компьютеры. Камински заперла дверь, а я подсел к “Пентюху”, на котором только что трудился голландец.
— Ты за какую футбольную команду болеешь?— спросил я у лежащего мужика на английском.
— За “Аякс”.— выдавил лаборант, видимо не вполне очухавшийся от разряда.
— Я тоже. Классная команда. А этот комп подключен к локальной сети?
Голландец на это раз скромно промолчал, и Камински слегка дала ему по кумполу носком ботинка. Кумпол видимо загудел и мужик заговорил.
— Да, подключен… Только оставьте мою голову в покое.
— Заметано, мужик. Только ты не тяни резину. Пароль высшего уровня для входа в локальную сеть?
— Пароль: Ницца. Мой логин: Ральф.
— Хороший, солнечный пароль.
Я вызвал на экран окошко локальной сети и ввел пароль. Проскочил. Сетевая система выдал обширное меню, где было все, начиная от бухучета и кончая играми. Я решил сперва наладить связь с Раджнешом Ваджрасаттвой.
В меню имелась красивая пиктограммка, открывающая подменю “Personnel” [ 14]. Щелкнул [ 15] ее и получил весь список сотрудников в столбик. Однако не одного имени, только клички.
“Я думаю, что Ваджрасаттва как порядочный индус пользуется кличкой Джива или Арджуна,— подсказал Майк по СБС, чтобы нас не слышали лаборанты.
Я щелкнул кличку Арджуна и тут же система забибикала,требуя от меня еще один пароль, да еще выспрашивая, по какой-такой причине я лезу на контакт с данным субъектом. И даже назад, в главное меню, уже не собирается выпускать. У меня из-за этого адреналин как цунами по сосудам пронесся. Соответственно все внутренности сжались и яички подпрыгнули.
Похоже, голландец хренов придержал пароль высшего уровня… или Майк что-то напутал.
Я поднял лаборанта за шиворот и ткнул носом в экран.
— Ну, что скажешь? А теперь глянь на мою рожу, смотри, какая она красная. Это потому, что я готов пришить тебя.
Он хотел что-то сказать, дабы я подобрел, но вместо этого булькнул и упал, пустив струйку крови изо рта.
Эта чертова азиатка, за которой присматривал Майк, прикончила своего напарника какой-то острой железкой типа скальпеля. Она, конечно, получила рукояткой пистолета от Камински по затылку и улеглась без чувств. Но было уже поздно.
“Майк, сученок, что ж ты не держал ее, как следует?”
Неформал пожал плечами, дескать виноват, больше не буду.
Да, этим азиатам доверять нельзя, хотя некоторое из них, вроде тайваньцев, на нашей стороне. Впрочем, никакой нации нельзя доверять, но раскосые — просто мастера сотворить что-нибудь такое неожиданное.
“Ничего, сейчас она у меня заговорит.” — уверенно сообщила Камински по СБС и, прежде чем, что-нибудь спросить, дала лаборантке пару раз по физиономии. Та жалобно застонала и стала приходить в себя.
“Майк, вколи-как ей пару кубиков СТ. [ 16]” — распорядилась разведчица.
Знаю насчет этого СТ, на этом глюкотреке человек так далеко уезжает, что ему уже плевать на задания партии и правительства. Он все, что угодно скажет, лишь бы от него отстали.
“Можно и СТ, хотя я рекомендовал бы ТМТ. [ 17]” — Майк выудил из ранца шприцампулу (сколько у него этих снадобий?) и поднес к вене азиатки.
“Это не СТ”,— прошипела вдруг Камински, в руке у нее покачался приборчик, который я опознал как отражательный масс-спектрограф.
— Я мог ошибиться,— вслух произнес Майк, голос его стал неожиданно тягучим.
— Нет, ты не ошибся.— тоже вслух сказала Камински.
Их руки почти одновременно метнулись к пистолетам, но с дыркой во лбу стал валиться Майк. Его худое тело произвело кошмарный грохот.
“Никогда ему не доверяла,” — проговорила в виде эпитафии Камински, перейдя на СБС.
“Почему?” — осведомился я довольно тупо. Моя башка еще решала, как все это воспринимать.
“Да ведь наркоман же, глюкодромщик. Кто его заглючит лучше, тот и будет хозяином.” — спокойно разъяснила Камински.
У мертвого Майка физиономия переменилась в худшую сторону — уже он не йог-неформал, а паскуда-наркоделец, получивший по заслугам.
“А мне ты доверяешь? Или тоже припасла пулю?” — спросил я.
“Как же тебе не доверять, ты ведь совсем простой армейский лейтенантик,— Камински хмыкнула, вероятно осознав, что мы представляем шикарную сцену для немого кино; выразительные глаза, мимика, активная жестикуляция.— Конечно, не доверяю… хотя меньше, чем ему.”
Она пошарила в ранце Майка и вытащила еще одну шприц-ампулу.
“Кажется, это — то самое…”
Камински сделала укол азиатке, у которой теперь на лице тоже нарисовалось нечто негативное (до чего мне надоели эти фокусы с мимиками), и уже через пару минут та забормотала всякую ахинею, демонстрируя свое спутанное сознание.
Камински взяла девушку за волосы и рявкнула ей пару раз в ухо, требуя ответов. Через двадцать секунд лаборантка выложила нам пароль высокого уровня.
“Давай проверяй, годится ли он для повышения статуса.— скомандовала мне Камински.— Иначе я сейчас уши на затылке завяжу…”
Пароль благополучно вывел меня из ловушки в подменю “Personnel”. Затем я плавно вошел в подменю “Сhat” [ 18], где похоже и разрешалось общение между сотрудниками не по делу, а так — для расслабона.
“Кажется, это годится для болтовни.”
“А для остального?”
Я попробовал еще сунуться в подменю, называющиеся “Schedule” и “Rules” [ 19], но понял, что пароль паролем, а статус компьютера тоже играет роль. Низкий слишком статус у моего, вернее, у лаборантского компа. И если я буду очень назойливым, это тоже не останется без последствий.
“Слишком опасно туда лезть. Дай-ка я сперва с Раджнешом пообщаюсь.”
“А эта кунфушница нам еще нужна?” — справилась Камински, хищно поглядывая на азиатку; моя напарница как будто торопилась нарисовать на фюзеляже еще одну звездочку. Ну, точно, в конце концов, эта чертова разведчица продырявит и меня.
“Может еще и понадобится.”
“Угу. Все вместе выпьем за дружбу, любовь и траханье между народами.”
Камински неожиданно поцеловала азиатку в лоб, а затем отпустила ее голову, которая с приличным стуком упала на паркет. Не убила, и то приятно. Впрочем, напарница все сразу разъяснила:
“Не удивляйся, Дима, что я ее не прикончила. Ее свои расстреляют, после многочасовых допросов и пыток.”
У меня не было времени “порадоваться” за кунфушницу, я уже пытался через “Chat” достучаться до Ваджрасаттвы. Через минуту мне было известно, что он сейчас сидит за компьютером, что подключен в локальную сеть… и то, что ему неохота трепаться.
“Раджнеш, привет.”
Никакого отклика. Я попробовал еще пару раз вытянуть его на контакт, но он не отзывался.
“Ученый, похоже, сильно задумался,— сказал я Камински.— И вообще не стой за моей спиной со взведенным пистолетом. Это бы нервировало даже динозавра.”
Тогда она подвинула стул и села рядом со мной. Так ей труднее будет пристрелить меня, если не выйду на связь с Раджнешем. И я, пожалуй, если почувствую неуспех своей миссии, смогу закатать дамочке по горлу.
Но выглядели мы теперь, ни дать ни взять, студенческая парочка — если, конечно, не считать двух трупов и одной сильно бредящей наркоманки.
“Эй, Раджнеш. Не заскучал, может сыграем?”
Неожиданно этот чудик Ваджрасаттва откликнулся, даже не спросив моего имени. То есть, он наверняка посчитал меня тем самым голландцем.
“А у тебя есть что-нибудь новенькое, Ральф?”
“Если желаешь новенькое, то есть и новенькое.— с готовностью откликнулся я.— Давай только перейдем в отдельный канал.”
Я сунул микродиск с игрулькой в прорезь дисковода. Посмотрим, что получится.
Игра была типа MUDEO и называлась “Сны Брахмана”. В общем-то это фирменная штучка, но незадолго до войны я с одним приятелем, большим спецом по машинным кодам, взломал ее защиту и кое-что усовершенствовал. Я сам от нее где-то с месяц торчал почти без перерывов, едва не помер от истощения.
Суть ее такова. Я ввожу в игру волшебника, который создает целый мир, состоящий из воздуха, земли, воды, вредных, полезных животных, растений, людей и тому подобной параши; организует деревни, города, замки, монастыри. Другой игрок запускает еще одного колдуна, который пытается подчинить себе мой мир или сравнять его с дерьмом, применяя вооруженную силы, чуму-холеру и обильное колдовство. Я обороняюсь…
Канал в подменю “Chat” соединил нас не хуже любого другого сетевого канала. Мы рубились час, Камински ерзала, Раджнеш сгорал от игровых страстей. Наконец он превратил мой мирок в сон и таким образом победил.