Уаймэн Стенли. Флори

Уаймен Стенли
Флори

   Стэнли Уаймэн
   ФЛОРИ
   Перевод с английского Любавин Г.Л.
   1643 год
   Это произошло через месяц после моей свадьбы. Я запомнил этот день потому, что вся Франция праздновала победу при Рокруа. Но я думаю, что мало кто был тогда так же счастлив, как я. Стояло ясное летнее утро, и у меня было все, о чем я только мог мечтать. Река искрилась и журчала между сваями, солнечные лучи отражались от черепичных крыш и чердачных окон, но даже они были менее блестящи, чем судьба моего господина, монсеньера епископа - дворянина и блестящего придворного.
   Конечно же, я был счастлив! Я вспоминал о маленькой хижине в лесах Беарна, в которой родился, видел лысую голову отца, сидевшего у подслеповатого окошка, его усталое лицо и думал о том, не слишком ли я высоко занесся. Высоко? Я только что женился на дочери королевского дворецкого, и иногда разговаривал с милордом, министром королевы - с человеком, в котором все остальные видели повелителя Франции, чье величие засияло на весь мир после смерти Ришелье.
   Но этим утром, как, впрочем, и во все остальные, я напоминал себе, что человек, который высоко занесся, может так же легко и упасть.
   Вскоре я спустился вниз, ожидая приезда монсеньера, который в это время обычно уезжал, чтобы присутствовать на Совете. Вернувшись, милорд потребовал к себе Просперо. Мне всегда казалось, что в звуке моего имени, когда его произносили вслух, было что-то зловещее, поэтому я нервно поспешил в кабинет. Но как я ни торопился, мне не удалось сделать это достаточно быстро, за что я и получил удары одновременно с двух сторон: дворецкий обругал меня и передал старшему клерку, а секретарь, ожидавший в дверях, схватил за шею и втолкнул в кабинет.
   - Заходи, негодяй, заходи! - прорычал он мне в ухо. - И я надеюсь, что твоя шкура заплатит за все!
   В этот момент на мне остановился взгляд монсеньера, и я даже задрожал. Он стоял посередине кабинета, и его полное лицо было бледным и угрюмым.
   - Да! - воскликнул он, заметив меня. - Что он говорит?
   - Говори! - закричал клерк, схватив меня за ухо и сжимая до тех пор, пока я не опустился на колени. - По-моему, у него довольно ума, чтобы притворяться!
   - Да, я думаю, что его подкупили, - сказал секретарь.
   - Он достоин того, чтобы его повесили, - поддержал их дворецкий, - не дожидаясь следующего проступка! И если милорд прикажет...
   - Тихо! - воскликнул епископ, сурово посмотрев на меня. - Мы должны выслушать его.
   Старший клерк выворачивал мое ухо до тех пор, пока я не вскрикнул.
   - Неблагодарный! - воскликнул он. - Ты слышишь, что его милость обращается к тебе? Живо отвечай!
   - Милорд! - жалобно воскликнул я. - Я не знаю, в чем меня обвиняют! И кроме того, я не сделал ничего дурного! Ничего!
   - Ничего?! - раздалось полдюжины голосов. - Ничего?! - повторил клерк. - Ничего! Ты просто переписывал документ, и твое лживое перо написало пять миллионов населения вместо пяти сотен тысяч! Ничего! Ты только дал повод низким людишкам посмеяться над монсеньером в Совете и...
   - Тише! - сказал епископ. - Довольно! Гоните его прочь и...
   - Повесить его! - закричал дворецкий.
   - Нет, дурень, отправьте его на конюшню, и пусть грумы как следует вздуют его. А что касается тебя, - сказал он, обращаясь ко мне, - то постарайся больше никогда не попадаться мне на глаза или тебе же будет хуже!
   Я бросился на колени, чтобы вымолить прощение, но епископ, в ушах которого все еще звучали насмешки Совета, был неумолим. Прежде чем я успел произнести хотя бы слово, дюжина услужливых рук подхватила меня и выкинула за дверь. Там меня ожидали гораздо более худшие вещи. На меня обрушился шквал пинков и ударов. Они старались изо всех сил, стремясь доказать хозяину свою преданность. Когда мне все-таки удалось выбраться во двор, они, насмехаясь и получая от этого огромное удовольствие, загнали меня в фонтан. Как только я пытался вырваться, они снова и снова окунали меня в воду. Наконец, совершенно замерзший и взбешенный, я предпринял последнюю отчаянную попытку и вылез наружу. Я бежал по двору, а за мной гнались мои мучители с кнутами, оставлявшими на теле раны, похожие на ножевые. Наверное, я был похож на зайца, спасающегося от волчьей стаи и петлявшего между кустами. Хотя я был проворнее своих преследователей, меня неминуемо ждал бы печальный конец, но тут я заметил открытые ворота и выскочил на улицу.
   Я дрожал от ненависти и боли, промокший и босой, потому что во время драки я потерял свои башмаки. Было вообще чудо, что мне удалось выбраться на улицу.
   К счастью, улица, на которой стоял дом моего господина, заканчивался маленьким переулком. Я нырнул туда и в первом же темном углу скорчился в груде отбросов. Неужели это я, который был так счастлив всего несколько часов назад! Я, который поднялся так высоко! Я, которого в мансарде этого дома ждала молодая жена!
   Я не помню, сколько я там лежал, спасаясь от разыскивающих меня клерков, превративших мое несчастье в забаву для себя, в своеобразный спорт. А когда волнения улеглись и меня перестали искать, появилась женщина - она была не первая, кто обнаружил меня, но остальные только презрительно пожимали плечами и проходили мимо - и остановилась около меня.
   - Какая белая кожа! - воскликнула ома, глядя на меня огромными глазами. Они так порвали мою одежду, что я был полуголый. - Ты не бродяга! Как же ты здесь очутился в таком виде, парень?
   Я угрюмо молчал, стесняясь ее нескромного взгляда. Мгновение она удивленно меня разглядывала.
   - Лучше иди домой, - сказала она, покачав головой, - иначе те, кто так отделал тебя, вернутся и закончат свою работу. Иди домой, парень, повторила она и пошла прочь.
   Дом! Это слово означало новые мысли, новые надежды, новые привязанности! Я с трудом поднялся на ноги. У меня был дом - епископ лишил меня его, но у меня была еще жена, разлучить с которой меня мог только бог. Я почувствовал, что при мысли о ней во мне внезапно загорелся огонь, как в те моменты, когда я держал ее в своих объятиях. Я почувствовал прилив сил и, как был, больной и побитый, отправился назад, к месту своего позора.
   Дворецкий и двое или трое его подручных стояли в воротах. Заметив мое появление, они разразились насмешками. Позади них возвышался высокий серый фасад дома монсеньера. Дворецкий хлопал себя по бокам и смеялся.
   - Ха! Ха! Перед нами хромой и прокаженный со Двора Чудес! - кричал он. - Позаботьтесь о нем или он наградит вас чесоткой!
   - Дорогой сир, ванна готова! - воскликнул другой, обращаясь ко мне. Вы справитесь сами или вам помочь?
   Третий схватил меня и потащил к корыту, из которого поили лошадей. Прохожие - в эти дни у дворца нашего господина собиралось много зевак - с изумлением глазели на эту сцену.
   - Я пришел за своими вещами, - дрожа, сказал я.
   - Твои вещи! - воскликнул дворецкий, открыто насмехаясь надо мной. - Т в о и вещи, действительно! Убирайся и благодари бога, что тебе удалось так легко отделаться!
   - Позвольте мне забрать вещи... из моей комнаты, - упрямо сказал я и попытался войти. - Они мои собственные!
   Он пододвинулся, перегородив проход.
   - Твои вещи? Они теперь принадлежат монсеньеру.
   - Там моя жена!
   Он отвратительно захохотал.
   - Твоя жена? - переспросил он. - Да, правда, она не принадлежит монсеньеру, но она будет принадлежать мне.
   Эта последняя капля переполнила мое терпение, и я дал выход так долго сдерживаемой ненависти. Он был выше меня на голову и шире в плечах. Я схватил его за горло. Он не ожидал нападения, и поэтому мне удалось свалить его на землю. Я успел ударить его по лицу, но тут его помощники оправились от изумления, набросились на меня и начали немилосердно избивать. Но все же я успел с удовлетворением заметить, что мне удалось разбить лицо дворецкого в кровь. Он поднялся на ноги, тяжело дыша и ругаясь.
   - В Шатле его! - закричал он, выплевывая зуб и размазывая по лицу кровь и грязь. - Он хотел ворваться в дом! Я призываю вас в свидетели, что он хотел ворваться в дом!
   - Да, в Шатле его! В Шатле! - кричала толпа, поддерживая моих мучителей.
   Он был дворецким милорда епископа, а я выглядел как бродяга и негодяй. Ко мне потянулась дюжина рук. Мне не было спасения, но в этот момент показалась карета, заставившая всех нас прижаться к стене. Я улучил мгновение и бросился почти под ноги лошадям - я был доведен до отчаяния и действовал скорее как сумасшедший - и вырвался на свободу. Мгновение спустя я уносился вниз по улице Инфанты, слыша за спиной крики "Караул!" и "Держи вора!"
   Как я уже говорил, я был в полном отчаянии. За какой-то час мир вокруг меня перевернулся. За какой-то час я был вырван из привычной, скромной, но надежной жизни и выброшен на улицу. Передо мной маячил призрак виселицы. Я позабыл о побоях позабыл о ноющей спине, надеясь только на быстроту ног, заставляя их делать нечеловеческие усилия. К счастью, начало темнеть и я смог увеличить отрыв на несколько дюжин ярдов. Я так быстро перебежал к углу Пале-Рояля, что королевские гвардейцы, не знавшие причины переполоха, не успели схватить меня. Оттуда я инстинктивно повернул налево и, все еще слыша крики моих преследователей, побежал к старому мосту, ведущему в Ситэ, где я знал все переулки и проходы. Но на мосту уже поднялась тревога и передо мной снова замаячил призрак Шатле - я уже представлял его угрюмую громаду - спиной же я чувствовал, как воздух сотрясался от криков:
   - Держите вора! Держите вора!
   Я увернулся от своих преследователей и нырнул в узкую улочку, едва оторвавшись от толпы, наступавшей мне на пятки.
   У меня не было ни плана, ни определенной цели. Моими нога ми двигал только всепоглощающий страх. В конце улицы я неожиданно споткнулся раз, потом другой. Моя грудь, казалось, разрывалась от напряжения, ноги отказывались повиноваться, а в ушах все еще звучали крики толпы, к которой, казалось, присоединились новые охотники. Я все еще держался впереди и даже немного оторвался от своих преследователей. С наступлением темноты я мог надеяться на спасение, если мне удастся оторваться от тех, кто преследовал меня с самого начала. Остальные, не зная, был ли я вооружен, колебались остановить меня или позволить убежать.
   Внезапно, завернув за угол, я попал в переулок, в который не выходило ни одно окно, вокруг были только глухие стены. Я заметил бегущего впереди себя человека. Сзади снова послышался топот, и я, собрав последние силы, в дюжину прыжков достиг незнакомца. Он повернулся, наши глаза встретились, когда мы бежали бок о бок, и я прочитал в его глазах такой же страх, который испытывал и сам. И прежде чем я сообразил, что это значит, он метнулся в сторону, сунув мне в руки странный пакет, а затем скрылся в темноте.
   Все это произошло в одно мгновение. Непроизвольно я поймал сверток; но усилие, с которым он попал ко мне, отбросило меня вправо, и прежде чем мне удалось сохранить равновесие, я ударился о стену.
   К счастью, то, что должно было погубить меня, стало моим спасением. Я ударился о стену как раз в том месте, где была дверь. Она была неплотно закрыта, и я упал вовнутрь. Я приземлился в темноте на руки и на коленки и услышал за собой лай собак. Мгновение спустя, все еще ничего не видя, я поднялся и закрыл за собой дверь.
   Потом я снова прислушался. Дрожа и задыхаясь, я слышал на улице крики преследователей, а мое сердце билось так сильно, что его удары, казалось, разносились на весь дом! Прошла по крайней мере минута или две, прежде чем я немного пришел в себя и начал осматриваться, удивляясь, куда я попал. Вспомнив о собаке, лай которой еще был слышен, я осторожно взялся за щеколду, чтобы убежать. Внезапно пакет, который я все еще держал, зашевелился.
   От неожиданности я почти уронил его. Прижав сверток к себе, я почувствовал движение. Он шевелился и к тому же был теплым. В этот момент мне открылась правда. Это был ребенок!
   От этого неожиданного открытия я даже вспотел. Я снова представил объятое ужасом лицо человека. Я подумал, что он украл ребенка, и испугался еще больше. Он ошибся, предполагая, что я преследую его, и поспешил избавиться от своей опасной ноши.
   Сейчас этот ребенок был у меня - и вместе с ним незнакомец передал мне свой страх. Первой моей мыслью было положить сверток на пол и выбраться наружу, освободившись от заботы. В этой мысли не было ничего странного для мелкого чиновника, каким был я, - отнюдь не героя, которого никто не готовил к судьбе солдата, постоянно рискующего жизнью. Но была одна мысль, приводившая меня в отчаяние. Я не знал, куда идти и где я сам найду пристанище. Но вместо того, чтобы подумать над этим, мой чиновничий ум подсказывал мне, как можно без всякого риска использовать подвернувшийся случай: можно было разыскать родителей и вернуть ребенка. В этом я видел возможность заслужить помилование, получить работу и вознаграждение.
   Внезапно снова залаяла собака, вероятно, учуяв меня, и это помогло мне принять решение. Я взялся за щеколду и осторожно открыл дверь. Мгновение спустя я шел уже по улице, озираясь по сторонам. Я не заметил ничего, что бы встревожило меня. Уже стемнело и соседние дома, казалось, вымерли. В уме я прокрутил обратный путь: при любых обстоятельствах нужно было вернуться на улицу Сент-Оноре, найти моего тестя у ворот Пале-Рояля, где он дежурил по ночам, и отдать себя и ребенка под его покровительство.
   Несомненно, это был самый мудрый план. В эти дни улицы Парижа, даже в районе Лувра и Пале-Рояля, почти не освещались. Лабиринт переулков и темных домов тянулся до самых фешенебельных кварталов, обеспечивая тайный доступ к ним. Я не предвидел на своем пути особых трудностей, поэтому осторожно добрался до конца переулка. Там я остановился, задумавшись, стараясь выбрать самый короткий путь. Вдруг до моего слуха донеслись чьи-то голоса, из-за угла показался свет, и я напрягся в ожидании новой опасности. Я не стал дожидаться продолжения. Эти люди, с их фонарями и оружием, могли принести мне вред. Мои нервы были на пределе: улицы Парижа полны опасностей, и за каждым углом мне мерещилась виселица. Я повернулся и пошел назад, к дому, который недавно послужил мне укрытием. Я несколько раз повернулся на ходу и мне показалось, что свет двигался вслед за мной. Как только я обнаружил это, то метнулся через дорогу и нырнул в тот боковой переулок, в котором раньше исчез похититель ребенка.
   Я не сделал и десяти шагов к своей цели, как вдруг споткнулся в темноте и едва не упал на мостовую, выпустив сверток из рук.
   В этот момент рядом со мной как по волшебству появилась темная фигура и почти сразу же исчезла в темноте. Я поднялся и, хромая, пошел за этим человеком. Но тут в начале переулка появился свет, и я не должен был терять времени, если не хотел, чтобы меня обнаружили. Я побежал по переулку, в конце него свернул налево и попал в другой, потом в еще один и, наконец, выбрался на широкую дорогу. Я, не останавливаясь, бежал до тех пор, пока позади меня не затихли все звуки.
   То место, где я наконец остановился - у меня просто не было сил бежать дальше, - оказалось пустырем в северном предместье города. Слева я заметил несколько огней и понял, что они горели на Монмартре. Со всех остальных сторон была непроглядная тьма. Тишину лишь изредка нарушал лай бродячих собак. Было такое ощущение, что я убежал по меньшей мере на десять лье от Парижа.
   К несчастью, я был совершенно один. Я не знал, где я нахожусь и хватит ли у меня сил вернуться обратно. Это было уж слишком для человека, который еще нынешним утром был так счастлив! Утомленный преследованием, я почувствовал такое истощение, что меня охватило непреодолимое желание: найти какую-нибудь дыру, забиться в нее и умереть. К счастью, в этот момент до меня донесся запах свежескошенного сена. Я сделал несколько осторожных шагов вперед и неожиданно наткнулся на низкую постройку, казавшуюся на фоне ночи более темной.
   Немного поколебавшись, я подошел ближе и обнаружил сарай. Нащупывая руками дорогу, я вошел и почувствовал под ногами сено. Возблагодарив провидение, я сделал еще два шага вперед и опустился на пол. Но вместо спасительной охапки сена я обнаружил, что сел на угловатое тело человека, который с проклятьями вскочил на ноги и отшвырнул меня прочь.
   В другое время я бы умер от страха, но сейчас я был так глубоко несчастен, что почувствовал не страх, а некоторое удивление. Я без слов отошел на несколько шагов от своего товарища по несчастью, свернулся калачиком и мгновенье спустя крепко уснул.
   Когда я проснулся, уже наступил день, хотя солнце все еще не встало. Я повернулся, и каждая косточка моего тела заныла. Я вспомнил события вчерашнего дня и застонал. Вдруг позади меня зашуршало, и я оказался лицом к лицу с удивленным человеком. Я еще не отделался от своей подозрительности и смотрел на незнакомца как зачарованный. Ничто не нарушало наступившую тишину, и мы пристально разглядывали друг друга. В низком сарае было довольно темно, и наш взаимный осмотр занял много времени.
   Наконец я узнал его и почти в то же самое мгновение он признал меня. С яростным криком он вскочил на ноги и вцепился мне в горло. Но то ли потому, что я не отпрянул - так глубоко завязнув в сене, что уже не мог пошевелиться - то ли по каким другим причинам, он только сильно затряс меня, не слишком сжимая свои когтистые пальцы.
   - Где то, что я тебе дал, собака? - кричал он, и его голос дрожал от напряжения. - Говори, или я придушу тебя! Говори, слышишь! Что ты сделал с ним?
   Это был человек, подкинувший мне ребенка! Я внимательно вгляделся в него и после некоторых колебаний рассказал обо всем, что со мной случилось.
   - И ты не знаешь человека, который обокрал тебя? - закричал он.
   - Нет, там было слишком темно.
   Глядя на его разочарование и гнев, я было решил, что он все же задушит меня, но он только задыхался от злобы и ругался, являя собой картину безнадежного отчаяния. Потом к нему, очевидно, пришла другая мысль, он разжал руки и закричал:
   - О, мой Бог, какой я глупец! - стонал он. - Почему я струсил? Удача была в моих руках, а я, глупец, упустил ее!
   При этих словах я подумал о своей горькой судьбе - теперь я не боялся этого человека, потому что понимал его состояние.
   - То же самое вчера утром произошло со мной, - сказал я. - Ваше положение ничуть не хуже, чем у других.
   - Вчера утром! - воскликнул он. - Что общего удача имеет с тобой, таким пугалом? Это смешно! Да по тебе плачет виселица!
   Он скрестил руки на груди, мрачно разглядывая меня.
   - Кто ты? - наконец спросил он.
   Я все рассказал ему. Когда он узнал, что чернь, преследовавшая его, на самом деле гналась за мной, - так что его испуг был совершенно бессмысленным, - его ярости не было границ. Я даже почувствовал к нему некоторое презрение и осмелился заметить, что несмотря на его пренебрежение ко мне, сам он действовал не лучшим образом. Он искоса посмотрел на меня.
   - Да, но это как еще посмотреть, - мрачно сказал он. - У всех бывают неудачи. Но между нами есть разница, идиот. Ты жалкий дурак, достойный только того, чтобы тебя избили палками по капризу какого-то дурака. В то время как я удостоюсь по меньшей мере позорного столба. Я проиграл, это правда! Я проиграл! - продолжал он, и его голос перешел в визг, - и мы оба оказались в канаве. Но если бы я выиграл... если бы я выиграл, парень...
   Он не закончил фразу и упал лицом в сено, разрываемый на части своими страстями. Мгновение я изучал его, придя к выводу, что он слишком жалок для негодяя. Пока я разглядывал его, мои мысли приняли другое направление. Его кожаный пояс, добротный короткий плащ и камзол из блестящего бархата, который я не заметил в темноте, давали пищу для размышлений. Прежде чем он сообразил, что я разглядываю его, я заметил на его бархате золотую корону!
   Я с трудом сдержал крик. Меня бросило сначала в жар, потом в холод, моя голова пошла кругом, как будто я выпил слишком много вина. Корона! Маленький пурпурный плащ! У меня не осталось больше сомнений относительно того, какого ребенка украл он прошлой ночью! Прошлой ночью... прошлой ночью я нес короля! Я держал на руках короля Франции!
   Теперь мне был понятен ужас этого человека прошлой ночью и его горе и разочарование нынешним утром. Он действительно был достоин позорного столба: в случае неудачи его бы пытали и он умер бы на колесе в ужасных мучениях. И он, который рисковал столь многим, проиграл!.. Проиграл!
   Я смотрел на него уже другими глазами, как на своего рода чудо. Видимо, мои мысли отразились на моем лице, потому что когда прошел пароксизм отчаяния, он поднялся и подозрительно посмотрел на меня, а потом спросил, куда я собираюсь идти.
   - К монсеньеру, - схитрил я, потому что если бы я сказал "в Пале-Рояль", он, возможно, не выпустил бы меня.
   - К епископу?
   - Куда же еще?
   - Чтобы снова побили палками? - усмехнулся он.
   Я ничего не ответил и в свою очередь поинтересовался, куда он пойдет.
   - Бог знает! - ответил он. - Бог знает!
   Но когда я вышел из сарая, он последовал за мной. Мы молча пошли по дороге, похожие на пару ночных птиц, пока, наконец, снова не оказались в городе. К этому моменту солнце уже взошло и у городских ворот начали собираться торговцы, спешащие на рынок. Все они удивленно поглядывали на беспорядок в моей одежде, а я, припомнив, в какой компании иду, задрожал, удивляясь, что до сих пор никто не поднял тревоги: я считал, что с каждой башни нас должен был встретить звон колоколов. Поэтому я был более чем счастлив, когда в районе Тампля мой спутник остановился перед маленькой дверцей в глухой стене. На противоположной стороне я заметил такую же маленькую дверь.
   - Ты останешься здесь? - спросил я.
   Он зло выругался.
   - Какое тебе дело? - рявкнул он, озираясь по сторонам. - Убирайся прочь, идиот!
   Я был рад отделаться от этого странного человека, пожал плечами и бесцельно пошел прочь, не оглядываясь назад. Внезапно меня как громом поразило. Король! Что с ним будет? Кому мне рассказать о том, что я знаю? И тут, пока я колебался, я услышал, что позади меня кто-то бежит. Повернувшись, я увидел своего спутника. Его лицо все еще было бледным, но глаза пылали и все его поведение изменилось.
   - Стой! - крикнул он и бесцеремонно схватил меня за рукав. - Человек, который встретился тебе... ты не разглядел его?
   - Там было темно, - коротко сказал я. - Я уже говорил тебе, что не знаю его.
   - Но он... - он запнулся. - Ты слышал, как он убегал... он хромал?
   Я не мог сдержать удивленный возглас.
   - Черт побери! Я совсем забыл об этом! Я думаю, что он хромал. Я помню, что он как будто кудахтал на бегу - клац, клац!
   Его лицо покраснело, и он отшатнулся. Он выглядел так, как будто встретился со смертью! Но вскоре мой спутник глубоко вздохнул, пришел в себя, кивнул мне и пошел прочь. Однако я заметил - потому что задержался, наблюдая за ним, - что он не пошел к двери, у которой я его оставил. Но мне не удалось проследить за ним, потому что он оглянулся по сторонам, заметил меня и быстро нырнул в соседний переулок.
   Но я знал или думал, что все знаю. Как только он скрылся, я бросился в сторону Пале-Рояля, подобно гончей, пущенной по следу, не замечая прохожих, которых толкал по пути, не обращая внимания ни на опасность погони, ни на свое плачевное состояние. Увлеченный догадками, я забыл даже о собственных неприятностях и не остановился, пока не добежал до дворца и не заметил негодующий и изумленный взгляд своего тестя.
   Он только что вернулся с ночного дежурства и встретил меня на пороге. Я заметил его хмурое лицо, но то, что я узнал, было важнее его ворчания, и это поддерживало меня. Я поднял руки.
   - Я знаю, где они! - запыхавшись, крикнул я. - Я могу сказать вам об этом!
   Он смотрел на меня, на мгновение потеряв дар речи от удивления и гнева. Несомненно, он не испытывал ни малейшего почтения к зятю, которого разыскивали по всему Парижу. Наконец он пришел в себя.
   - Свинья! - кричал он. - Шакал! Бродяга! Убирайся! Я уже все о тебе знаю! Убирайся или я вышвырну тебя!
   - Но я знаю, где они! Я знаю, где они держат его! - протестовал я.
   Вдруг выражение его лица изменилось. С подвижностью, удивительной при его грузной фигуре, он подскочил ко мне, протягивая ошейник.
   - Что? Ты видел собаку?
   - Собаку? - воскликнул я. - Нет, но я видел короля! Я держал его в руках! Я знаю, где он!
   Внезапно он отодвинулся от меня и так странно посмотрел, что я замолчал.
   - Повтори, что ты сказал, - медленно сказал он. - Ты держал...
   - Короля! Короля! - нетерпеливо воскликнул я. - Вот в этих руках! Прошлой ночью! Я знаю, где они держат его, или, по крайней мере, где находятся похитители...
   Его двойной подбородок отвис, полное лицо побледнело и он посмотрел на меня с некоторым сожалением.
   - Но... - воскликнул я, невольно повышая голос, - разве вы не пойдете и не попытаетесь что-нибудь сделать?
   Он махнул рукой и отступил на шаг, загораживая проход.
   - Жак! - закричал он, обращаясь к одному из швейцарцев, не спуская с меня глаз. - Выкини его отсюда, ты слышишь, парень? Он не безопасен!
   - Но я же сказал вам, - отчаянно воскликнул я, - что они похитили короля! Они похитили его величество, и я " я держал его в руках... и я знаю...
   - Хорошо, хорошо, успокойся, - сказал он. - Успокойся, парень. Они похитили собаку королевы, это правда. Но к тебе это не имеет ни малейшего отношения. Должен приехать монсеньер епископ. Он ожидает аудиенции у королевы, и если он заметит тебя, ты сильно пожалеешь об этом! Расходитесь! - продолжал он, обращаясь к толпе, собравшейся посмотреть на это маленькое представление. - Расходитесь! Дорогу монсеньеру епископу!
   В этот момент на улице Сент-Оноре появилась большая карета епископа, и толпа расступилась, освободив проход. Я пробрался через толпу и поспешил убраться с дороги: к счастью, в суматохе на меня никто не обратил внимания, и я благополучно нырнул в переулок рядом с церковью Святого Жака. Я нашел на мостовой краюху хлеба и жадно впился в нее. Я ел со слезами: во всем Париже не было в этот день более несчастного человека. Помимо всех прочих несчастий, я сильно беспокоился о своей маленькой жене и не отваживался спросить про нее у епископа. Боюсь, что мой тесть сильно разгневался на меня, да к тому же считал сумасшедшим. У меня не было больше ни дома, ни друзей, и - что больше всего меня расстраивало, - все мои великолепные мечты растаяли, как прошлогодний снег! Короля никто не крал!