Страница:
Молодые люди устроились на часок перед телевизором за чашечкой кофе. Тут позвонил Крис. Клайв ощущал себя на все сто: в мире царят покой и гармония, а рядом с ним свернулась калачиком самая прекрасная из женщин. Так что с Крисом они поболтали очень даже весело. Пентфолд поблагодарил друга за замечательный, с таким вкусом подобранный подарок, а Риджмонт предложил поужинать вместе после просмотра.
Именно в этот момент атмосфера вновь начала накаляться. Анхела пересела на противоположный край дивана. Любуясь ее точеным профилем, Клайв выслушал возражения друга, — как раз сегодня они с женой собирались на взморье, в гости к родителям Эстрельи, — и предложил перенести встречу на среду. После чего поспешно распрощался.
— Что-нибудь не так? — встревоженно осведомился он у Анхелы.
— Все в порядке, — отвечала она. — Пойду-ка приму душ…
Но Клайва было не так-то просто обвести вокруг пальца.
— Бенавенте лишь причинит тебе боль, дай ты ему волю, — тихо предостерег он.
— Бенавенте причиняет боль отнюдь не мне, Клайв, — ответила она, грустно улыбнулась — и ушла.
Разумеется, Анхела имела в виду его, Клайва. И, к вящему своему изумлению, Клайв был вынужден признать правоту собеседницы. Бенавенте и впрямь обладает властью причинять ему боль. Он ранит гордость Клайва, то и дело наносит ощутимый удар по его самомнению, — ведь художнику принадлежит та часть души Анхелы, к которой ему, всесильному Риджмонту, никогда не удавалось даже прикоснуться. Недаром же Анхела упрямо отказывается слышать хоть слово критики в адрес Бенавенте, а в нем, Клайве, находит тысячу недостатков.
6
Именно в этот момент атмосфера вновь начала накаляться. Анхела пересела на противоположный край дивана. Любуясь ее точеным профилем, Клайв выслушал возражения друга, — как раз сегодня они с женой собирались на взморье, в гости к родителям Эстрельи, — и предложил перенести встречу на среду. После чего поспешно распрощался.
— Что-нибудь не так? — встревоженно осведомился он у Анхелы.
— Все в порядке, — отвечала она. — Пойду-ка приму душ…
Но Клайва было не так-то просто обвести вокруг пальца.
— Бенавенте лишь причинит тебе боль, дай ты ему волю, — тихо предостерег он.
— Бенавенте причиняет боль отнюдь не мне, Клайв, — ответила она, грустно улыбнулась — и ушла.
Разумеется, Анхела имела в виду его, Клайва. И, к вящему своему изумлению, Клайв был вынужден признать правоту собеседницы. Бенавенте и впрямь обладает властью причинять ему боль. Он ранит гордость Клайва, то и дело наносит ощутимый удар по его самомнению, — ведь художнику принадлежит та часть души Анхелы, к которой ему, всесильному Риджмонту, никогда не удавалось даже прикоснуться. Недаром же Анхела упрямо отказывается слышать хоть слово критики в адрес Бенавенте, а в нем, Клайве, находит тысячу недостатков.
6
Музей современного искусства укрылся в зелени парка Ла-Сьютаделья. Одну часть дворца, некогда служившего арсеналом цитадели, занимает парламент Каталонии. А вторая половина здания безраздельно принадлежит служителям прекрасного. Здесь политики соседствуют с художниками; те, кто закладывает основы государственности, вынуждены потесниться, уступая место творцам Красоты. И если коллекция Национального дворца воплощает в себе великое прошлое страны, — Возрождение и барокко, то здесь представлено настоящее. Здесь перед глазам завороженного зрителя оживают шедевры каталонских мастеров XIX-XX века самых разных стилей и направлений. Здесь на языке красок с поклонниками национального искусства говорит Современность.
Сегодня двери музея распахивались не для всякого. А только для людей влиятельных, для избранного «узкого круга» истинных ценителей. Затянутый в черную ливрею лакей склонился перед Клайвом и Анхелой в глубоком поклоне.
— Buenas dias, senora. Buenvenidas, senor. Добро пожаловать, сеньор Риджмонт — и вы, сеньора.
Обнимая спутницу за талию, Клайв увлек ее по направлению к мраморной лестнице. На верхней площадке статуями возвышались два официанта в черном, держа подносы с шампанским. Однако гости прошли мимо, не посягнув ни на один бокал. Сейчас шампанское оказалось бы излишним: и без того с тех пор, как молодые люди покинули апартаменты, напряженность нарастала с каждой минутой.
Анхела подумывала о том, чтобы загодя позвонить Ренану и потребовать объяснений, а потом уже решить, идти на просмотр или нет. Но, взвесив все «за» и «против», решила этого не делать. Во-первых, есть на свете такая вещь как верность. Связаться со Ренаном в создавшихся обстоятельствах означало в чем-то предать Клайва. А во-вторых, молодая женщина знала: Клайв ни за что не пропустит просмотр, и с ее желаниями считаться не станет. Тут затронута его мужская гордость. Ренан бросил ему вызов, и Клайв скорее сам перережет себе горло тупым ножом, чем позволит заподозрить себя в трусости.
Так что все дни напролет Анхела перебирала в памяти работы Ренана, — все картины, что он написал на ее глазах, — гадая, не пропустила ли чего. Нет, все они известны; все они уже выставлялись, и не раз. Молодая женщина себя не помнила от страха: ведь у Ренана наверняка есть в запасе сильный козырь, иначе он никогда не стал бы дразнить Клайва!
Сегодня Анхела с ног до головы оделась в черное: в кои-то веки она вполне соответствует стандартам великосветского общества! Волосы, собранные в высокую прическу, перехватывала широкая лента черного бархата, а единственным украшением ее вечернего туалета стала золотая цепочка с бриллиантовой подвеской. Эту цепочку Клайв собственноручно застегнул на ее нежной шее перед самым уходом. Бриллиант сверкал и искрился на черном бархате, точно звезда на ночном небе.
«Ты ослепительна! — восхищенно проговорил Клайв, оглядывая свою спутницу. — Так прелестна, что не устоять. Так совершенна, что не подступиться».
И все-таки имени Риджмонт она не заслуживает, с горькой иронией подумала Анхела.
— О, buenas noches! — Навстречу гостям уже спешила устроительница выставки, Эльвира Альфаро. — Клайв, mi amor… Затянутые в перчатку руки легли на его плечи, и гостеприимная хозяйка с типично испанской импульсивностью расцеловала его в обе щеки. — Ты вообще сознаешь, негодный мальчишка, что ко мне в галерею ты вот уж год как не заглядывал?
Слова сеньоры Альфаро прозвучали учтивым упреком. Пока Клайв, в свою очередь, выражал подобающие случаю извинения, Анхела с любопытством разглядывала устроительницу выставки. В свое время эта женщина прославилась своей способностью выбирать мужей по толщине кошельков. Теперь же, когда краса ее поблекла, Эльвира Альфаро переквалифицировалась в утонченную ценительницу прекрасного. В частной галерее «Альфаро», под ее крылышком, равно как и здесь, в музее современного искусства, при ее активном содействии выставлялись знаменитости мирового класса. Два года назад Ренан мог только мечтать о подобной чести. А теперь…
Эльвира обернулась к Анхеле, словно только сейчас вспомнила о ее присутствии. Ее карие глаза оценивающе сощурились.
— Buenas noches, сеньорита Бланес, — поприветствовала она молодую женщину, улыбаясь чуть скептически. — Как я рада наконец-то с вами познакомиться!
Целовать гостей в обе щеки в Барселоне считалось чем-то вроде неизбежного ритуала. И сеньора Альфаро, конечно же, воспользовалась своим правом хозяйки, — но только для того, чтобы ехидно прошептать Анхеле на ухо:
— Ренан ужасно гадкий, вы не находите, моя дорогая? Надеюсь, вы вполне готовы к его так называемому «сюрпризу»!
Нет, ни к каким сюрпризам Анхела готова не была; для того, чтобы не выдать охватившего ее смятения, молодой женщине потребовалась вся ее сила воли. Однако по спине ее пробежали мурашки. Клайв почувствовал тревогу спутницы — и успокаивающим жестом обнял ее за плечи.
— Что она тебе сказала? — осведомился он, едва Эльвира оставила их и устремилась навстречу новым гостям.
— Спросила, готова ли я к тому, что нам предстоит увидеть, — ответила Анхела, даже не попытавшись отговориться.
— И как ты — готова? — ревниво полюбопытствовал Клайв.
— А как насчет тебя? — невозмутимо отпарировала молодая женщина. — Это ведь ты считаешь, будто все, что касается нас со Ренаном, так или иначе задевает твои интересы.
Клайв мысленно признал ее правоту. На щеке его нервно подергивался мускул. Но тут молодую пару окружили общие знакомые, и Риджмонт-младший, учтиво улыбаясь, перебросился фразой-другой с вновь пришедшими. К тому времени подоспели еще друзья, и еще. Так что к заветной цели Клайв с Анхелой продвигались медленно, шаг за шагом. Властно держа свою спутницу под руку, Клайв весело беседовал с приятелями, а молодая женщина напряженно вглядывалась в толпу, высматривая Ренана. А того все не было.
Что же такое он затеял? Зачем нагнетает и без того напряженную атмосферу?
Гости понемногу рассредотачивались по коридорам и залам. Уверенно и непринужденно Риджмонт увлек свою спутницу к началу экспозиции.
Анхела затаила дыхание. Клайв привлек ее ближе — и так, вдвоем, они вошли в галерею. Вместе постояли они на пороге, оглядывая развешенные по стенам картины — и синхронно, точно по команде, нахмурились.
Ибо на стенах не было ровным счетом ничего, что оправдывало бы прозвучавший в словах Ренана вызов. Конечно, если не считать того, что Ренан, со всей очевидностью, нашел для себя новый источник вдохновения.
Эта девушка, хрупкая, трепетно-нежная, со светлыми, до странности светлыми, почти серебряными волосами сочетала в себе аристократическую утонченность с одухотворенной мечтательностью, присущей скорее веку ушедшему, чем нынешнему. Словом, составляла разительный контраст с той, что стояла сейчас перед картиной. Было в ней что-то от целомудренной весталки или от ангела средневековых витражей… Или, может быть, от поэтессы, погруженной в мир собственных фантазий и грез. Рука сама собою тянулась прикоснуться и ощутить, как под нежной, полупрозрачной кожей пульсирует жизнь… и смущенно отдергивалась, не отваживаясь на подобное святотатство. Но, как всегда на картинах Ренана, в первую очередь внимание приковывали глаза.
На сей раз в глазах этих не читалось ни смертельной тоски, ни опустошенности; а на заднем плане не маячили призраки прошлого. Безмятежная лазурь этих очей словно вобрала в себя все тайны мироздания. Тайны, запретные для непосвященного и открытые лишь немногим избранным…
Сердце Анхелы учащенно забилось в груди. Она поняла: здесь, на этих полотнах, Ренан запечатлел собственное спасение. Спасение от призраков прошлого…
Ренан обрел-таки свободу!
— Ты в порядке? — глухо осведомился Клайв.
— Да, — прошептала Анхела, смахивая непрошеные слезы и в свою очередь увлекая спутника от одной картины к другой. — Она изумительна, правда?
— Она прекрасна, — тихо подтвердил Клайв. Он знал, что ему следует радоваться увиденному, однако сейчас больше всего на свете ему хотелось свернуть художнику шею: неужели самовлюбленный эгоист не нашел другого способа сообщить Анхеле о том, что встретил другую женщину?
— Я так понимаю, ты про нее не знала?
— Ровным счетом ничего, — подтвердила Анхела, улыбаясь сквозь слезы.
— Тогда давай допросим его с пристрастием, — предложил Клайв, разворачиваясь к двери. На пороге стоял Ренан Бенавенте, наблюдая за реакцией этих двоих с таким пристальным вниманием, что у Риджмонта кровь вскипела в жилах.
Молодая женщина обернулась, тихонько ахнула — и в следующее мгновение высвободилась из его объятий и, ни слова не говоря, устремилась к мужчине, который обладал над ней такой непостижимой властью. Клайв мрачно смотрел, как она замерла в шаге от Бенавенте, склонила головку набок, — как всегда, когда собиралась задать вопрос. Ренан лукаво ухмыльнулся до ушей. И у Риджмонта руки зачесались свернуть самовлюбленному ублюдку шею!
— Кто она? — спросила Анхела у художника.
— Моя спасительница, — усмехнулся Ренан.
— Ее имя? — не отступалась она.
— Мария.
— Мария… — повторила Анхела, зачарованно глядя на ближайшую из картин. Это был ночной пейзаж: море, застывшее, точно зеркало, мерцающая полоска песка, и луна, озаряющая мягким серебристым сиянием воду, причудливые нагромождения облаков и базальтовые утесы. А на фоне луны смутно вырисовывался целомудренно-строгий образ голубоглазой девушки — девушки с волосами до странности светлыми и кожей настолько прозрачной, что казалось, эта нездешняя красота вот-вот растает в мерцающей туманной дымке. «Лунная богиня» — называлась картина. — Ей идет. И, тихо рассмеявшись, молодая женщина порывисто бросилась в объятия художника. — Ох, я так за тебя рада, так рада!
Клайв смущенно отвернулся и сосредоточил все свое внимание на висящей прямо перед ним картине, словно ему и дела не было ни до Анхелы, ни до ее бывшего любовника. Но вот чья-то рука легко коснулась его плеча.
И, разумеется, это оказалась никто иная как Дайана!
— Не могу не восхититься твоей способностью доверять людям, — ядовито протянула она. — Честно скажу: если бы этот мужчина принадлежал мне, я бы этой девице глаза выцарапала!
— Но этот мужчина, как ты верно заметила, принадлежит не тебе, а ей, — усмехнулся Клайв, указывая на портрет. — Что до Анхелы, она принадлежит мне, — тихо, но твердо добавил он.
И, развернувшись на каблуках, решительно направился прочь. Сегодня Клайву отнюдь не улыбалось вступать в словесные перепалки. Ему не терпелось заполучить назад свою женщину — немедленно, сейчас!
— А когда ты нас познакомишь? Где она? — тормошила художника Анхела.
— Как это где — в Мадриде! Прячется от тебя, — лукаво поддразнил Ренан. — На случай, если я заблуждался и ты все-таки тайно влюблена в меня по уши!
До слуха Клайва долетел серебристый смех Анхелы и ее шутливый ответ:
— Надеюсь, ты сказал ей, что я буду любить тебя до самой смерти?
— Привет, Клайв, — поздоровался художник чуть более сухо, чем обычно. — Никак, пришли отобрать у меня Анхелу?
Да этот непревзойденный живописец просто-таки мысли читает!
— Мы, к сожалению, уже уходим, — небрежно отозвался Клайв. — Нам, к сожалению, предстоит еще одна деловая встреча, — нимало не смущаясь, солгал он.
И, едва он открыл рот, Анхела подошла к нему и продела руку ему под локоть. Очень демонстративным жестом. Клайв знал, что ему полагается обрадоваться.
Так почему же ощущение у него такое, будто Анхела, не в силах получить желаемого, удовольствовалась «вторым сортом», дешевой заменой?
Клайв раздраженно нахмурился. Да какая муха его укусила? Черт бы подрал не в меру разыгравшееся воображение! «Вторую скрипку» он отродясь не играл — и впредь не будет!
— Могу ли я узнать мнение эксперта? — осведомился Ренан. Губы его скептически изогнулись: дескать, отыграйся, если хочешь!
Однако Клайв не испытывал ни малейшего желания претворять в жизнь принцип «око за око, зуб за зуб». Ему всего-то навсего хотелось увести Анхелу в какое-нибудь уединенное местечко, где он очень скоро заставил бы ее позабыть и о Ренане Бенавенте, и о его «сюрпризах»!
— Успех, снова успех, полный и безоговорочный… да вы об этом и без меня знаете, — любезно проговорил он. — Права на тиражирование уже проданы?
— Пока веду переговоры, — улыбнулся Ренан. И добавил, уже серьезно:
— Большое спасибо, Клайв. Ваше мнение для меня очень много значит.
«А уж для вашей репутации — тем более», — цинично добавил про себя молодой человек. Хотя… невооруженным взглядом видно, что художник стоит на пороге очередного фурора!
Анхела лучезарно улыбнулась своему спутнику, точно он совершил невесть какой подвиг, вслух похвалив картины, заслуживающие самой высокой оценки. И Клайву немедленно захотелось резко встряхнуть ее за плечи: с какой стати она так заботится о своем бывшем любовнике, в то время как Ренану до нее и дела нет!
— Нам пора, дорогая, — проговорил он, уже жалея, что вообще пришел на этот злосчастный просмотр. Дело того явно не стоило!
— Но, прежде, чем вы уйдете, — отозвался Ренан, многозначительно глядя на Анхелу, — я должен кое-что отдать тебе, милая моя девочка. Помнишь, я обещал тебе подарок?
— Как, сюрпризы еще не кончились? — деланно рассмеялась она, холодея.
— Нет. — Улыбка художника заключала в себе неизбывную печаль. — Ценные подарки, как правило, весомы и осязаемы.
Клайв недовольно нахмурился. Вот уж неправда! Во всяком случае, в отношении Анхелы. Не далее как на прошлой неделе он получил хороший урок — на примере красного «Шевроле Корветта». И тут в памяти всплыло замечание Бенавенте насчет «Женщины перед зеркалом». Он до боли стиснул пальцы — и с запозданием осознал, что Анхела вспомнила роковые слова куда раньше него самого. Молодая женщина была бледна как смерть.
— Мой сюрприз ждет вас в офисе сеньоры Альфаро, — невозмутимо обронил Ренан и решительно зашагал к дверям служебного помещения.
Клайву с Анхелой ничего не оставалось, как только последовать за ним по пятам.
— Надеюсь, этот ваш сюрприз оправдает ожидания, — проворчал Риджмонт себе под нос.
— Надеюсь, что нет, — убито вздохнула Анхела.
Устроительница выставки обосновалась в просторном, светлом кабинете, отделанном в стиле «ар деко». В самом центре комнаты возвышался огромный мольберт, завешанный куском черного муслина.
Еще не видя картины, Анхела протестующе вскрикнула:
— Ренан… нет!
Но художник пропустил этот возглас мимо ушей. Он шагнул к мольберту — и картинно сдернул завесу.
В офисе воцарилась гробовая тишина: слышался лишь учащенный стук сердец. Анхела задрожала всем телом. Клайв, выпустив ее руку, подошел ближе к мольберту. Ноги его точно налились свинцом, в висках стучало.
Эту картину вполне можно было назвать копией «Женщины перед зеркалом». Тот же самый балкон, то же самое встающее солнце золотит бархатистую кожу нагой красавицы. Да, это Анхела. Она стояла в знакомой позе, оглядываясь через плечо.
И все-таки картина отличалась от той, первой. Не было зеркала, не было призраков; в прекрасных, бездонных глазах не читалось ни опустошенности, ни тоски. В них отражалась правда.
Анхела застыла на месте, не в силах пошевелиться. Взгляд ее остановился на окаменевшем лице Клайва, а сердце билось так, словно готово было выскочить из груди. Ей хотелось убежать, но ноги словно приросли к полу. Хотелось сказать хоть слово в свою защиту — но в горле разом пересохло. Да и что толку… приговор уже вынесен!
Ренан подошел и встал рядом с нею. Завладел ее рукой, ободряюще пожал безжизненные пальцы. Но Анхела словно не заметила. О, как это невыносимо, как мучительно — видеть, как на ее глазах мужчина, любимый ею больше всего на свете, проникается мыслью о том, что она его бесстыдно обманывала! Нервы ее натянулись до предела, точно готовые лопнуть струны, и вибрировали в агонии.
— Да как ты смел… без моего разрешения! — еле слышно выдохнула она.
— Но если бы я спросил, ты бы мне все равно не позволила, — мягко отозвался Ренан.
— Но зачем… Господи, зачем? — И этому человеку она безоглядно доверяла! Какое низкое, подлое предательство!
— Ему пора узнать, — просто сказал художник. — Фарс слишком затянулся. Да ты и сама это понимаешь, милая моя девочка.
Да, Анхела и впрямь все понимала… но такого финала она не желала, нет!
— Тебе не следовало так поступать, — выдохнула она. Клайв осторожно коснулся картины. Указательный палец скользнул по округлому, безупречно прорисованному плечу — безо всяких пятен и изъянов. Анхела вздрогнула, точно ощутив касание его руки на своем собственном плече.
— Никогда тебе не прощу, — бросила она Ренану и шагнула в сторону мужчины, любимого ею превыше всех на свете.
И снова словно приросла к месту. Поскольку именно в этот миг Клайв обернулся. И лицо его казалось изваянным из холодного мрамора.
— Эту картину писал не ты. — Ледяной взгляд зеленых глаз пригвоздил художника к месту. И слова эти упали в тишину, точно прозвучавший в судебном зале обвинительный приговор.
— С экспертом не поспоришь, — коротко улыбнулся Ренан. — Нет, не я. Это полотно…
— …Принадлежит мне, — отрезала Анхела. — Оно мое! — Молодая женщина обернулась к Клайву в поисках защиты. — Ренан не имеет ни малейшего права дарить его мне или не дарить! Картина — моя! И никто не смеет…
— Кто ее написал? — холодно оборвал свою спутницу Клайв.
— А это важно? — запротестовала Анхела. — Картина никогда не выставлялась — и выставляться не будет. Я ни за что…
— Я не спрашивал, выставлялась она или нет, — рявкнул Риджмонт-младший. — Я спросил, кто ее написал, черт подери!
Молодой человек кипел от ярости. Анхела испуганно отступила назад.
— Клайв, по-моему, вы не поняли, — вклинился в разговор Ренан Бенавенте. — Я показал вам картину вовсе не затем, чтобы…
Все произошло так быстро, что художник просто не успел уклониться. Одним стремительным движением Клайв преодолел разделяющее их расстояние и с разворота нанес Ренану сокрушительный удар в челюсть. Тот рухнул на пол. А в следующий миг тишину прорезал пронзительный крик Анхелы. Она бросилась к поверженному художнику и склонилась над ним:
— Зачем ты это сделал? — всхлипнула она, поднимая глаза на Клайва.
— Будет знать, как портить тебе жизнь! Будет знать, как портить жизнь мне! — яростно прорычал Клайв. И, резко развернувшись, вышел за дверь.
Анхела проводила его горестным взглядом. Ренан со стоном сел на полу и ощупал челюсть, словно не веря, что такое могло с ним приключиться, и где? — в самом центре культурной жизни Барселоны!
— Что, ну что ты натворил? — восклицала молодая женщина.
— Просто-напросто исполнил одно из твоих сокровенных желаний и заработал хороший удар по физиономии, — язвительно отозвался художник.
Молодая женщина опустилась на колени рядом с пострадавшим и помогла ему подняться.
— Больно? — осведомилась она сухо.
— Да сущие пустяки, не тревожься, — фыркнул Ренан. — Губа разбита, вот и все. — И вдруг разразился безудержным смехом, от чего Анхела рассвирепела окончательно.
— Прекрати! — закричала она. — Как ты смеешь смеяться в такой момент? Что ты со мной сделал, Ренан, что?! Зачем, ради всего святого? — Молодая женщина оглянулась на дверь офиса, и по щекам ее потоком хлынули слезы. — Клайв меня никогда не простит. И ты это знаешь, — рыдая, твердила она. — Он даже ушел без меня!
— Вот уж не верю, — спокойно возразил Ренан. — Подожди минутку, я приложу к ране лед, а потом мы с тобой пойдем и его отыщем. Честное слово, он где-то здесь!
Клайв и впрямь не успел далеко уйти. Оказавшись за дверью, он прислонился к стене, сжимая и разжимая кулаки и мрачно предвкушая самое худшее. Не успев покончить с одной скандальной сценой, он волею судьбы оказался в преддверии «разборки» еще более неприятной.
В музей прибыла его мать.
Одному Господу известно, за каким таким делом миссис Риджмонт прилетела в Барселону из далекого Лондона. А он-то, Клайв, наивно полагал, что матушка его далеко, за много миль от солнечной Каталонии! Но нет: миссис Риджмонт, словно по волшебству появившись из ниоткуда, стояла на верхней площадке лестницы в окружении друзей и знакомых.
Будучи зол на весь мир без исключения, Клайв уже собирался сделать вид, что ее не заметил, и убраться из музея восвояси, пока матушка часом не углядела его. Вот только уходить без Анхелы он не собирался. Молодой человек скрипнул зубами: выражение его лица не предвещало ничего доброго.
Здравый смысл подсказывал: ну, нельзя же пройти мимо собственной матери, даже не поздоровавшись, черт подери! Однако как быть с Анхелой? При одной мысли о встрече этих двух женщин по спине его пробежал холодок. Так что Клайв нечеловеческим усилием воли взял себя в руки, смирил гнев и направился к матери, решив завершить сцену счастливого воссоединения семейства до того, как Анхела соизволит выйти из офиса под руку со своим бывшим любовником!
Но в тот вечер госпожа Удача была явно не на стороне Клайва. В музее собрался просто-таки цвет барселонского общества. И многих достойных представителей помянутого общества Элис Риджмонт, учитывая деловые связи своего мужа и сына, знала достаточно близко. Подходя ближе, сын ее не сдержал улыбки: пылкие почитатели обступили его элегантную красавицу-мать тесным кольцом, а та явно наслаждалась произведенным фурором.
Завидев Клайва, миссис Риджмонт просияла лучезарной улыбкой. А тот, нимало не смущаясь, заключил хрупкую, утонченную аристократку в объятия и закружил на месте. Делая вид, что до крайности шокирована такой фамильярностью, Элис шутя дернула сына и наследника за ухо — и тут же звонко чмокнула сперва в одну щеку, потом в другую.
Миссис Риджмонт часто и подолгу живала в Испании, отчасти переняла у здешних своих друзей и знакомых экспансивную порывистость, типично южную пылкость и горячность, и в выражении чувств не стеснялась. Вот и сейчас, ласково сжимая руки сына, она громко сообщала всем вокруг, какой он у нее красавец и как жестоко обходится с родной матерью, неделями не звоня домой. Клайв не обижался, нет; напротив, откровенно наслаждался происходящим. Ведь и он давным-давно усвоил и перенял испанские обычаи и манеры. В свою очередь, он принялся пространно извиняться, и с неподдельной тревогой справился о здоровье отца.
— На этой неделе ему лучше, — заверила мать его и улыбающихся друзей семьи. — Так что он выставил меня из дому, веля не показываться ему на глаза дня два-три по меньшей мере. Говорит, я его в могилу сведу своими заботами. Да только, на самом-то деле, он намерен в мое отсутствие бражничать с друзьями да в карты играть, вот и сплавил меня с глаз подальше, чтобы не попрекала и не бранилась!
Ответом был дружный смех. Краем глаза Клайв заметил, как дверь офиса приоткрылась, и внутренне похолодел.
— А этот вот негодяй так, видите ли, занят, что и минутки свободной выкроить не может, чтобы матери позвонить! — сообщила Элис толпе, указывая на сына. — Только и поговоришь, что с экономкой!
Из офиса вышла Анхела. Бледная, встревоженная… она понятия не имела, что ее ждет.
— Вы только подумайте, люди добрые: чтобы узнать, где его нынче вечером носит, мне приходится его друзей обзванивать! — Клайв покаянно улыбнулся, гадая про себя, какому такому «другу» он обязан появлением матери в музее.
Теперь его и Анхелу разделяли лишь несколько шагов. Рядом с ней шагал Ренан Бенавенте, с распухшей губой и видом до крайности мрачным. Решающий миг настал, удрученно сказал себе Клайв. Либо он сейчас возьмет Анхелу под руку и представит ее матери, рискуя оскорбить почтенную родительницу, — при всей своей шумной порывистости, Элис Риджмонт отличалась взглядами на удивление старомодными, — либо проигнорирует Анхелу и тем самым незаслуженно ее обидит. Что за гнусная дилемма!
Сегодня двери музея распахивались не для всякого. А только для людей влиятельных, для избранного «узкого круга» истинных ценителей. Затянутый в черную ливрею лакей склонился перед Клайвом и Анхелой в глубоком поклоне.
— Buenas dias, senora. Buenvenidas, senor. Добро пожаловать, сеньор Риджмонт — и вы, сеньора.
Обнимая спутницу за талию, Клайв увлек ее по направлению к мраморной лестнице. На верхней площадке статуями возвышались два официанта в черном, держа подносы с шампанским. Однако гости прошли мимо, не посягнув ни на один бокал. Сейчас шампанское оказалось бы излишним: и без того с тех пор, как молодые люди покинули апартаменты, напряженность нарастала с каждой минутой.
Анхела подумывала о том, чтобы загодя позвонить Ренану и потребовать объяснений, а потом уже решить, идти на просмотр или нет. Но, взвесив все «за» и «против», решила этого не делать. Во-первых, есть на свете такая вещь как верность. Связаться со Ренаном в создавшихся обстоятельствах означало в чем-то предать Клайва. А во-вторых, молодая женщина знала: Клайв ни за что не пропустит просмотр, и с ее желаниями считаться не станет. Тут затронута его мужская гордость. Ренан бросил ему вызов, и Клайв скорее сам перережет себе горло тупым ножом, чем позволит заподозрить себя в трусости.
Так что все дни напролет Анхела перебирала в памяти работы Ренана, — все картины, что он написал на ее глазах, — гадая, не пропустила ли чего. Нет, все они известны; все они уже выставлялись, и не раз. Молодая женщина себя не помнила от страха: ведь у Ренана наверняка есть в запасе сильный козырь, иначе он никогда не стал бы дразнить Клайва!
Сегодня Анхела с ног до головы оделась в черное: в кои-то веки она вполне соответствует стандартам великосветского общества! Волосы, собранные в высокую прическу, перехватывала широкая лента черного бархата, а единственным украшением ее вечернего туалета стала золотая цепочка с бриллиантовой подвеской. Эту цепочку Клайв собственноручно застегнул на ее нежной шее перед самым уходом. Бриллиант сверкал и искрился на черном бархате, точно звезда на ночном небе.
«Ты ослепительна! — восхищенно проговорил Клайв, оглядывая свою спутницу. — Так прелестна, что не устоять. Так совершенна, что не подступиться».
И все-таки имени Риджмонт она не заслуживает, с горькой иронией подумала Анхела.
— О, buenas noches! — Навстречу гостям уже спешила устроительница выставки, Эльвира Альфаро. — Клайв, mi amor… Затянутые в перчатку руки легли на его плечи, и гостеприимная хозяйка с типично испанской импульсивностью расцеловала его в обе щеки. — Ты вообще сознаешь, негодный мальчишка, что ко мне в галерею ты вот уж год как не заглядывал?
Слова сеньоры Альфаро прозвучали учтивым упреком. Пока Клайв, в свою очередь, выражал подобающие случаю извинения, Анхела с любопытством разглядывала устроительницу выставки. В свое время эта женщина прославилась своей способностью выбирать мужей по толщине кошельков. Теперь же, когда краса ее поблекла, Эльвира Альфаро переквалифицировалась в утонченную ценительницу прекрасного. В частной галерее «Альфаро», под ее крылышком, равно как и здесь, в музее современного искусства, при ее активном содействии выставлялись знаменитости мирового класса. Два года назад Ренан мог только мечтать о подобной чести. А теперь…
Эльвира обернулась к Анхеле, словно только сейчас вспомнила о ее присутствии. Ее карие глаза оценивающе сощурились.
— Buenas noches, сеньорита Бланес, — поприветствовала она молодую женщину, улыбаясь чуть скептически. — Как я рада наконец-то с вами познакомиться!
Целовать гостей в обе щеки в Барселоне считалось чем-то вроде неизбежного ритуала. И сеньора Альфаро, конечно же, воспользовалась своим правом хозяйки, — но только для того, чтобы ехидно прошептать Анхеле на ухо:
— Ренан ужасно гадкий, вы не находите, моя дорогая? Надеюсь, вы вполне готовы к его так называемому «сюрпризу»!
Нет, ни к каким сюрпризам Анхела готова не была; для того, чтобы не выдать охватившего ее смятения, молодой женщине потребовалась вся ее сила воли. Однако по спине ее пробежали мурашки. Клайв почувствовал тревогу спутницы — и успокаивающим жестом обнял ее за плечи.
— Что она тебе сказала? — осведомился он, едва Эльвира оставила их и устремилась навстречу новым гостям.
— Спросила, готова ли я к тому, что нам предстоит увидеть, — ответила Анхела, даже не попытавшись отговориться.
— И как ты — готова? — ревниво полюбопытствовал Клайв.
— А как насчет тебя? — невозмутимо отпарировала молодая женщина. — Это ведь ты считаешь, будто все, что касается нас со Ренаном, так или иначе задевает твои интересы.
Клайв мысленно признал ее правоту. На щеке его нервно подергивался мускул. Но тут молодую пару окружили общие знакомые, и Риджмонт-младший, учтиво улыбаясь, перебросился фразой-другой с вновь пришедшими. К тому времени подоспели еще друзья, и еще. Так что к заветной цели Клайв с Анхелой продвигались медленно, шаг за шагом. Властно держа свою спутницу под руку, Клайв весело беседовал с приятелями, а молодая женщина напряженно вглядывалась в толпу, высматривая Ренана. А того все не было.
Что же такое он затеял? Зачем нагнетает и без того напряженную атмосферу?
Гости понемногу рассредотачивались по коридорам и залам. Уверенно и непринужденно Риджмонт увлек свою спутницу к началу экспозиции.
Анхела затаила дыхание. Клайв привлек ее ближе — и так, вдвоем, они вошли в галерею. Вместе постояли они на пороге, оглядывая развешенные по стенам картины — и синхронно, точно по команде, нахмурились.
Ибо на стенах не было ровным счетом ничего, что оправдывало бы прозвучавший в словах Ренана вызов. Конечно, если не считать того, что Ренан, со всей очевидностью, нашел для себя новый источник вдохновения.
Эта девушка, хрупкая, трепетно-нежная, со светлыми, до странности светлыми, почти серебряными волосами сочетала в себе аристократическую утонченность с одухотворенной мечтательностью, присущей скорее веку ушедшему, чем нынешнему. Словом, составляла разительный контраст с той, что стояла сейчас перед картиной. Было в ней что-то от целомудренной весталки или от ангела средневековых витражей… Или, может быть, от поэтессы, погруженной в мир собственных фантазий и грез. Рука сама собою тянулась прикоснуться и ощутить, как под нежной, полупрозрачной кожей пульсирует жизнь… и смущенно отдергивалась, не отваживаясь на подобное святотатство. Но, как всегда на картинах Ренана, в первую очередь внимание приковывали глаза.
На сей раз в глазах этих не читалось ни смертельной тоски, ни опустошенности; а на заднем плане не маячили призраки прошлого. Безмятежная лазурь этих очей словно вобрала в себя все тайны мироздания. Тайны, запретные для непосвященного и открытые лишь немногим избранным…
Сердце Анхелы учащенно забилось в груди. Она поняла: здесь, на этих полотнах, Ренан запечатлел собственное спасение. Спасение от призраков прошлого…
Ренан обрел-таки свободу!
— Ты в порядке? — глухо осведомился Клайв.
— Да, — прошептала Анхела, смахивая непрошеные слезы и в свою очередь увлекая спутника от одной картины к другой. — Она изумительна, правда?
— Она прекрасна, — тихо подтвердил Клайв. Он знал, что ему следует радоваться увиденному, однако сейчас больше всего на свете ему хотелось свернуть художнику шею: неужели самовлюбленный эгоист не нашел другого способа сообщить Анхеле о том, что встретил другую женщину?
— Я так понимаю, ты про нее не знала?
— Ровным счетом ничего, — подтвердила Анхела, улыбаясь сквозь слезы.
— Тогда давай допросим его с пристрастием, — предложил Клайв, разворачиваясь к двери. На пороге стоял Ренан Бенавенте, наблюдая за реакцией этих двоих с таким пристальным вниманием, что у Риджмонта кровь вскипела в жилах.
Молодая женщина обернулась, тихонько ахнула — и в следующее мгновение высвободилась из его объятий и, ни слова не говоря, устремилась к мужчине, который обладал над ней такой непостижимой властью. Клайв мрачно смотрел, как она замерла в шаге от Бенавенте, склонила головку набок, — как всегда, когда собиралась задать вопрос. Ренан лукаво ухмыльнулся до ушей. И у Риджмонта руки зачесались свернуть самовлюбленному ублюдку шею!
— Кто она? — спросила Анхела у художника.
— Моя спасительница, — усмехнулся Ренан.
— Ее имя? — не отступалась она.
— Мария.
— Мария… — повторила Анхела, зачарованно глядя на ближайшую из картин. Это был ночной пейзаж: море, застывшее, точно зеркало, мерцающая полоска песка, и луна, озаряющая мягким серебристым сиянием воду, причудливые нагромождения облаков и базальтовые утесы. А на фоне луны смутно вырисовывался целомудренно-строгий образ голубоглазой девушки — девушки с волосами до странности светлыми и кожей настолько прозрачной, что казалось, эта нездешняя красота вот-вот растает в мерцающей туманной дымке. «Лунная богиня» — называлась картина. — Ей идет. И, тихо рассмеявшись, молодая женщина порывисто бросилась в объятия художника. — Ох, я так за тебя рада, так рада!
Клайв смущенно отвернулся и сосредоточил все свое внимание на висящей прямо перед ним картине, словно ему и дела не было ни до Анхелы, ни до ее бывшего любовника. Но вот чья-то рука легко коснулась его плеча.
И, разумеется, это оказалась никто иная как Дайана!
— Не могу не восхититься твоей способностью доверять людям, — ядовито протянула она. — Честно скажу: если бы этот мужчина принадлежал мне, я бы этой девице глаза выцарапала!
— Но этот мужчина, как ты верно заметила, принадлежит не тебе, а ей, — усмехнулся Клайв, указывая на портрет. — Что до Анхелы, она принадлежит мне, — тихо, но твердо добавил он.
И, развернувшись на каблуках, решительно направился прочь. Сегодня Клайву отнюдь не улыбалось вступать в словесные перепалки. Ему не терпелось заполучить назад свою женщину — немедленно, сейчас!
— А когда ты нас познакомишь? Где она? — тормошила художника Анхела.
— Как это где — в Мадриде! Прячется от тебя, — лукаво поддразнил Ренан. — На случай, если я заблуждался и ты все-таки тайно влюблена в меня по уши!
До слуха Клайва долетел серебристый смех Анхелы и ее шутливый ответ:
— Надеюсь, ты сказал ей, что я буду любить тебя до самой смерти?
— Привет, Клайв, — поздоровался художник чуть более сухо, чем обычно. — Никак, пришли отобрать у меня Анхелу?
Да этот непревзойденный живописец просто-таки мысли читает!
— Мы, к сожалению, уже уходим, — небрежно отозвался Клайв. — Нам, к сожалению, предстоит еще одна деловая встреча, — нимало не смущаясь, солгал он.
И, едва он открыл рот, Анхела подошла к нему и продела руку ему под локоть. Очень демонстративным жестом. Клайв знал, что ему полагается обрадоваться.
Так почему же ощущение у него такое, будто Анхела, не в силах получить желаемого, удовольствовалась «вторым сортом», дешевой заменой?
Клайв раздраженно нахмурился. Да какая муха его укусила? Черт бы подрал не в меру разыгравшееся воображение! «Вторую скрипку» он отродясь не играл — и впредь не будет!
— Могу ли я узнать мнение эксперта? — осведомился Ренан. Губы его скептически изогнулись: дескать, отыграйся, если хочешь!
Однако Клайв не испытывал ни малейшего желания претворять в жизнь принцип «око за око, зуб за зуб». Ему всего-то навсего хотелось увести Анхелу в какое-нибудь уединенное местечко, где он очень скоро заставил бы ее позабыть и о Ренане Бенавенте, и о его «сюрпризах»!
— Успех, снова успех, полный и безоговорочный… да вы об этом и без меня знаете, — любезно проговорил он. — Права на тиражирование уже проданы?
— Пока веду переговоры, — улыбнулся Ренан. И добавил, уже серьезно:
— Большое спасибо, Клайв. Ваше мнение для меня очень много значит.
«А уж для вашей репутации — тем более», — цинично добавил про себя молодой человек. Хотя… невооруженным взглядом видно, что художник стоит на пороге очередного фурора!
Анхела лучезарно улыбнулась своему спутнику, точно он совершил невесть какой подвиг, вслух похвалив картины, заслуживающие самой высокой оценки. И Клайву немедленно захотелось резко встряхнуть ее за плечи: с какой стати она так заботится о своем бывшем любовнике, в то время как Ренану до нее и дела нет!
— Нам пора, дорогая, — проговорил он, уже жалея, что вообще пришел на этот злосчастный просмотр. Дело того явно не стоило!
— Но, прежде, чем вы уйдете, — отозвался Ренан, многозначительно глядя на Анхелу, — я должен кое-что отдать тебе, милая моя девочка. Помнишь, я обещал тебе подарок?
— Как, сюрпризы еще не кончились? — деланно рассмеялась она, холодея.
— Нет. — Улыбка художника заключала в себе неизбывную печаль. — Ценные подарки, как правило, весомы и осязаемы.
Клайв недовольно нахмурился. Вот уж неправда! Во всяком случае, в отношении Анхелы. Не далее как на прошлой неделе он получил хороший урок — на примере красного «Шевроле Корветта». И тут в памяти всплыло замечание Бенавенте насчет «Женщины перед зеркалом». Он до боли стиснул пальцы — и с запозданием осознал, что Анхела вспомнила роковые слова куда раньше него самого. Молодая женщина была бледна как смерть.
— Мой сюрприз ждет вас в офисе сеньоры Альфаро, — невозмутимо обронил Ренан и решительно зашагал к дверям служебного помещения.
Клайву с Анхелой ничего не оставалось, как только последовать за ним по пятам.
— Надеюсь, этот ваш сюрприз оправдает ожидания, — проворчал Риджмонт себе под нос.
— Надеюсь, что нет, — убито вздохнула Анхела.
Устроительница выставки обосновалась в просторном, светлом кабинете, отделанном в стиле «ар деко». В самом центре комнаты возвышался огромный мольберт, завешанный куском черного муслина.
Еще не видя картины, Анхела протестующе вскрикнула:
— Ренан… нет!
Но художник пропустил этот возглас мимо ушей. Он шагнул к мольберту — и картинно сдернул завесу.
В офисе воцарилась гробовая тишина: слышался лишь учащенный стук сердец. Анхела задрожала всем телом. Клайв, выпустив ее руку, подошел ближе к мольберту. Ноги его точно налились свинцом, в висках стучало.
Эту картину вполне можно было назвать копией «Женщины перед зеркалом». Тот же самый балкон, то же самое встающее солнце золотит бархатистую кожу нагой красавицы. Да, это Анхела. Она стояла в знакомой позе, оглядываясь через плечо.
И все-таки картина отличалась от той, первой. Не было зеркала, не было призраков; в прекрасных, бездонных глазах не читалось ни опустошенности, ни тоски. В них отражалась правда.
Анхела застыла на месте, не в силах пошевелиться. Взгляд ее остановился на окаменевшем лице Клайва, а сердце билось так, словно готово было выскочить из груди. Ей хотелось убежать, но ноги словно приросли к полу. Хотелось сказать хоть слово в свою защиту — но в горле разом пересохло. Да и что толку… приговор уже вынесен!
Ренан подошел и встал рядом с нею. Завладел ее рукой, ободряюще пожал безжизненные пальцы. Но Анхела словно не заметила. О, как это невыносимо, как мучительно — видеть, как на ее глазах мужчина, любимый ею больше всего на свете, проникается мыслью о том, что она его бесстыдно обманывала! Нервы ее натянулись до предела, точно готовые лопнуть струны, и вибрировали в агонии.
— Да как ты смел… без моего разрешения! — еле слышно выдохнула она.
— Но если бы я спросил, ты бы мне все равно не позволила, — мягко отозвался Ренан.
— Но зачем… Господи, зачем? — И этому человеку она безоглядно доверяла! Какое низкое, подлое предательство!
— Ему пора узнать, — просто сказал художник. — Фарс слишком затянулся. Да ты и сама это понимаешь, милая моя девочка.
Да, Анхела и впрямь все понимала… но такого финала она не желала, нет!
— Тебе не следовало так поступать, — выдохнула она. Клайв осторожно коснулся картины. Указательный палец скользнул по округлому, безупречно прорисованному плечу — безо всяких пятен и изъянов. Анхела вздрогнула, точно ощутив касание его руки на своем собственном плече.
— Никогда тебе не прощу, — бросила она Ренану и шагнула в сторону мужчины, любимого ею превыше всех на свете.
И снова словно приросла к месту. Поскольку именно в этот миг Клайв обернулся. И лицо его казалось изваянным из холодного мрамора.
— Эту картину писал не ты. — Ледяной взгляд зеленых глаз пригвоздил художника к месту. И слова эти упали в тишину, точно прозвучавший в судебном зале обвинительный приговор.
— С экспертом не поспоришь, — коротко улыбнулся Ренан. — Нет, не я. Это полотно…
— …Принадлежит мне, — отрезала Анхела. — Оно мое! — Молодая женщина обернулась к Клайву в поисках защиты. — Ренан не имеет ни малейшего права дарить его мне или не дарить! Картина — моя! И никто не смеет…
— Кто ее написал? — холодно оборвал свою спутницу Клайв.
— А это важно? — запротестовала Анхела. — Картина никогда не выставлялась — и выставляться не будет. Я ни за что…
— Я не спрашивал, выставлялась она или нет, — рявкнул Риджмонт-младший. — Я спросил, кто ее написал, черт подери!
Молодой человек кипел от ярости. Анхела испуганно отступила назад.
— Клайв, по-моему, вы не поняли, — вклинился в разговор Ренан Бенавенте. — Я показал вам картину вовсе не затем, чтобы…
Все произошло так быстро, что художник просто не успел уклониться. Одним стремительным движением Клайв преодолел разделяющее их расстояние и с разворота нанес Ренану сокрушительный удар в челюсть. Тот рухнул на пол. А в следующий миг тишину прорезал пронзительный крик Анхелы. Она бросилась к поверженному художнику и склонилась над ним:
— Зачем ты это сделал? — всхлипнула она, поднимая глаза на Клайва.
— Будет знать, как портить тебе жизнь! Будет знать, как портить жизнь мне! — яростно прорычал Клайв. И, резко развернувшись, вышел за дверь.
Анхела проводила его горестным взглядом. Ренан со стоном сел на полу и ощупал челюсть, словно не веря, что такое могло с ним приключиться, и где? — в самом центре культурной жизни Барселоны!
— Что, ну что ты натворил? — восклицала молодая женщина.
— Просто-напросто исполнил одно из твоих сокровенных желаний и заработал хороший удар по физиономии, — язвительно отозвался художник.
Молодая женщина опустилась на колени рядом с пострадавшим и помогла ему подняться.
— Больно? — осведомилась она сухо.
— Да сущие пустяки, не тревожься, — фыркнул Ренан. — Губа разбита, вот и все. — И вдруг разразился безудержным смехом, от чего Анхела рассвирепела окончательно.
— Прекрати! — закричала она. — Как ты смеешь смеяться в такой момент? Что ты со мной сделал, Ренан, что?! Зачем, ради всего святого? — Молодая женщина оглянулась на дверь офиса, и по щекам ее потоком хлынули слезы. — Клайв меня никогда не простит. И ты это знаешь, — рыдая, твердила она. — Он даже ушел без меня!
— Вот уж не верю, — спокойно возразил Ренан. — Подожди минутку, я приложу к ране лед, а потом мы с тобой пойдем и его отыщем. Честное слово, он где-то здесь!
Клайв и впрямь не успел далеко уйти. Оказавшись за дверью, он прислонился к стене, сжимая и разжимая кулаки и мрачно предвкушая самое худшее. Не успев покончить с одной скандальной сценой, он волею судьбы оказался в преддверии «разборки» еще более неприятной.
В музей прибыла его мать.
Одному Господу известно, за каким таким делом миссис Риджмонт прилетела в Барселону из далекого Лондона. А он-то, Клайв, наивно полагал, что матушка его далеко, за много миль от солнечной Каталонии! Но нет: миссис Риджмонт, словно по волшебству появившись из ниоткуда, стояла на верхней площадке лестницы в окружении друзей и знакомых.
Будучи зол на весь мир без исключения, Клайв уже собирался сделать вид, что ее не заметил, и убраться из музея восвояси, пока матушка часом не углядела его. Вот только уходить без Анхелы он не собирался. Молодой человек скрипнул зубами: выражение его лица не предвещало ничего доброго.
Здравый смысл подсказывал: ну, нельзя же пройти мимо собственной матери, даже не поздоровавшись, черт подери! Однако как быть с Анхелой? При одной мысли о встрече этих двух женщин по спине его пробежал холодок. Так что Клайв нечеловеческим усилием воли взял себя в руки, смирил гнев и направился к матери, решив завершить сцену счастливого воссоединения семейства до того, как Анхела соизволит выйти из офиса под руку со своим бывшим любовником!
Но в тот вечер госпожа Удача была явно не на стороне Клайва. В музее собрался просто-таки цвет барселонского общества. И многих достойных представителей помянутого общества Элис Риджмонт, учитывая деловые связи своего мужа и сына, знала достаточно близко. Подходя ближе, сын ее не сдержал улыбки: пылкие почитатели обступили его элегантную красавицу-мать тесным кольцом, а та явно наслаждалась произведенным фурором.
Завидев Клайва, миссис Риджмонт просияла лучезарной улыбкой. А тот, нимало не смущаясь, заключил хрупкую, утонченную аристократку в объятия и закружил на месте. Делая вид, что до крайности шокирована такой фамильярностью, Элис шутя дернула сына и наследника за ухо — и тут же звонко чмокнула сперва в одну щеку, потом в другую.
Миссис Риджмонт часто и подолгу живала в Испании, отчасти переняла у здешних своих друзей и знакомых экспансивную порывистость, типично южную пылкость и горячность, и в выражении чувств не стеснялась. Вот и сейчас, ласково сжимая руки сына, она громко сообщала всем вокруг, какой он у нее красавец и как жестоко обходится с родной матерью, неделями не звоня домой. Клайв не обижался, нет; напротив, откровенно наслаждался происходящим. Ведь и он давным-давно усвоил и перенял испанские обычаи и манеры. В свою очередь, он принялся пространно извиняться, и с неподдельной тревогой справился о здоровье отца.
— На этой неделе ему лучше, — заверила мать его и улыбающихся друзей семьи. — Так что он выставил меня из дому, веля не показываться ему на глаза дня два-три по меньшей мере. Говорит, я его в могилу сведу своими заботами. Да только, на самом-то деле, он намерен в мое отсутствие бражничать с друзьями да в карты играть, вот и сплавил меня с глаз подальше, чтобы не попрекала и не бранилась!
Ответом был дружный смех. Краем глаза Клайв заметил, как дверь офиса приоткрылась, и внутренне похолодел.
— А этот вот негодяй так, видите ли, занят, что и минутки свободной выкроить не может, чтобы матери позвонить! — сообщила Элис толпе, указывая на сына. — Только и поговоришь, что с экономкой!
Из офиса вышла Анхела. Бледная, встревоженная… она понятия не имела, что ее ждет.
— Вы только подумайте, люди добрые: чтобы узнать, где его нынче вечером носит, мне приходится его друзей обзванивать! — Клайв покаянно улыбнулся, гадая про себя, какому такому «другу» он обязан появлением матери в музее.
Теперь его и Анхелу разделяли лишь несколько шагов. Рядом с ней шагал Ренан Бенавенте, с распухшей губой и видом до крайности мрачным. Решающий миг настал, удрученно сказал себе Клайв. Либо он сейчас возьмет Анхелу под руку и представит ее матери, рискуя оскорбить почтенную родительницу, — при всей своей шумной порывистости, Элис Риджмонт отличалась взглядами на удивление старомодными, — либо проигнорирует Анхелу и тем самым незаслуженно ее обидит. Что за гнусная дилемма!