Страница:
Толпа слегка раздалась, пропуская новое действующее лицо. Элис приветственно помахала рукой.
— А, Дайана! — окликнула она вновь прибывшую. — Вот и вы, дорогая моя! И, как всегда, ослепительны! Я как раз жаловалась друзьям: мне приходится беспокоить вас, чтобы узнать, где носит моего непутевого шалопая-сынка!
Дайана. Ну, конечно же, Дайана! Клайв недобро сощурился. При этом известии чаша весов отклонилась отнюдь не в пользу матери. Никто не имеет права им манипулировать и лезть в его личную жизнь! Пожалуй, и миссис Риджмонт, и Дайане самое время это понять!
Миссис Риджмонт поприветствовала Дайану традиционно-испанским поцелуем в обе щеки. И в это самое время Клайв поймал на себе взгляд Анхелы. В нем читалась неуверенность, и понимание происходящего, и смущение, и робость. Сердце Клайва беспомощно дрогнуло. Как она прекрасна! И всецело принадлежит ему, неважно, что уж там за тайны она от него скрывает! И мучительная проблема разрешилась сама собою, без каких-либо усилий с его стороны. Он улыбнулся, протянул молодой женщине руку…
Анхела просияла — блеск ее фиалковых глаз затмевал бриллиант, переливающийся у нее на груди. Еще один шаг — и она оказалась в пределах досягаемости протянутой руки. Обняв молодую женщину за плечи, Риджмонт-младший втянул ее в круг друзей и знакомых.
Хрупкая, надменная, элегантная Элис Риджмонт высвободилась из объятий Дайаны. С первого взгляда безошибочно оценила ситуацию — и глаза ее превратились в осколки льда.
— Матушка, — церемонно начал Клайв. — Я хочу представить тебе…
Точно не расслышав, Элис Риджмонт демонстративно повернулась к сыну спиной. На лестничной площадке воцарилась гробовая тишина. Слышно было, как пролетит муха.
Если миссис Риджмонт задалась целью оскорбить и унизить подругу сына, то она вполне преуспела. Анхела осталась стоять на месте, беспомощно уронив руки. В глазах у нее защипало, гордость, — то, что от нее еще оставалось, — получила незаживающую рану.
А Клайв словно обратился в каменное изваяние.
Анхела понятия не имела, сколько именно народу присутствовало при этой сцене. Но большой аудитории вовсе не требовалось, чтобы понять: в кукушонке наконец-то распознали чужого — и вытолкнули из гнезда.
Стремясь загладить неловкость, гости загомонили вновь, — громко, весело, лишь самую малость переигрывая. Чья-то рука ласково легла ей на плечо. Это был Ренан Бенавенте.
— Такое не прощают, — прорычал он.
Молодая женщина задрожала всем телом. Ренан свирепо оглянулся на Клайва, но тот словно бы и ухом не повел.
— Пойдем, — угрюмо позвал он. — Для начала вернемся в офис.
— Нет, — сурово оборвал его Клайв, стряхивая с себя оцепенение. — Мы уезжаем.
Сильные пальцы художника до боли впились в ее плечо. Анхела едва заметно поморщилась, но не сказала ни слова.
— Я еду с вами, — объявил Ренан, не выпуская плеча молодой женщины. — Я не хочу, чтобы…
— Нет, — снова оборвал его Клайв. — Мы вам очень признательны за заботу, но эта проблема вас не касается.
— Еще как касается, ведь оскорбили Анхелу! — яростно запротестовал он.
— А оскорбительница — моя мать, — холодно уточнил Клайв.
— Извините, — прошептала Анхела, вырываясь от обоих. Ей необходимо было уйти — и сейчас же, немедленно. Борясь со слезами, и с накатившей волной унижения, высоко держа голову, молодая женщина стремительно зашагала к лестнице.
Если бы только Анхела сочла нужным оглянуться, она бы заметила, что мать Клайва уже жалеет о сделанном. И — пожинает плоды собственной неосмотрительности. Элис Риджмонт потянулась к руке сына, требуя внимания. Но тот даже не взглянул на нее. Он догнал Анхелу, обнял ее за талию, притянул к себе. Так, вместе, они двинулись вниз по ступеням. Молодая женщина споткнулась на каблуках, спутник уверенно поддержал ее — и повел дальше, прокладывая путь через бурлящую, гомонящую толпу.
Услужливый лакей распахнул перед ними тяжелую, окованную железом дверь. В это самое мгновение очередной запоздалый гость потянул ее на себя с другой стороны. И последовало неизбежное столкновение.
— Прошу прощения, сеньор… сеньора, — извинился входящий.
Анхела «на автомате» подняла взгляд, учтивый, диктуемый этикетом ответ уже дрожал на кончике ее языка. Но вот она разглядела лицо незнакомца, а тот, в свою очередь, рассмотрел ее… и попытка заговорить закончилась ничем. В горле у нее вновь пересохло, а по спине пробежали мурашки.
Черные, чуть тронутые сединой волосы. Серо-зеленые, точно холодный нефрит, глаза. Стройная, подтянутая фигура уверенного в себе мужчины преклонных лет.
Молодая женщина отлично понимала, кого видит перед собой. И, что хуже того, он тоже узнал знакомые черты.
— Матерь Божья! — потрясенно выдохнул он. — Madre de Dios! Росаура!
Росаура… Не достаточно ли потрясений — для одного-единственного вечера? Анхела порывисто отпрянула и, ища защиты, прижалась к своему спутнику.
Даже в ослеплении гнева Клайв не мог не заметить обмена изумленными взглядами, не мог не услышать имени, слетевшего с губ незнакомца. Снова какие-то тайны, черт подери! И ярость его вновь обратилась на женщину, беспомощно прильнувшую к нему.
— Вы обознались, — отрезал он. — Будьте добры, пропустите. — И, во избежание новых неприятных встреч, поспешно увлек свою спутницу на улицу.
Машина дожидалась хозяина в переулке неподалеку. Намертво стиснув зубы, Клайв целеустремленно шагал вперед, еле сдерживаясь, чтобы не дать волю гневу прямо здесь, на глазах у потрясенных прохожих.
Он открыл и придержал для спутницы дверцу, затем наклонился, застегивая на ней ремень безопасности. Анхела словно ничего не замечала. Разъяренный до крайности, Клайв схватил ее за подбородок и развернул лицом к себе. Фиолетовые глаза сделались почти черными, с лица схлынули все краски, прелестные губы сделались мертвенно-бледными. Молодая женщина казалась хрупкой и непрочной, точно венецианский хрусталь: одно неосторожное движение — и эта эфемерная красота разлетится на тысячу осколков.
Но Клайв вовсе не собирался осторожничать. Ему и впрямь хотелось разбить, разнести на куски хрустальную оболочку, чтобы добраться до настоящей, живой Анхелы… ведь та женщина, что неподвижно сидела рядом с ним, вдруг стала для него чужой.
Резко выдохнув, он разжал пальцы, выпрямился, захлопнул дверцу машины. Сел за руль, включил зажигание. И, стрелой сорвавшись с места, на полной скорости, понесся по улицам Барселоны, игнорируя и светофоры, и дорожные знаки, нахально «подрезая» зазевавшиеся автомобили и чудом просачиваясь сквозь «пробки». Клайв словно находил некое извращенное удовольствие в том, чтобы добраться до дома кратчайшим путем и в кратчайшие сроки.
Машины негодующе сигналили ему вслед. Водители не стеснялись в выражениях, призывая на головы сумасшедшего лихача все громы небесные в самых что ни на есть цветистых испанских выражениях. А Клайву было плевать. Он себя не помнил от ярости. Он злился на Ренана Беневенте и на весь его тщательно подготовленный «спектакль»! Злился на мать и на ее возмутительный поступок. И злился на Анхелу… более, чем на всех прочих, вместе взятых.
Этот чертов тип в дверях… его Клайв не преминул добавить к длинному списку своих претензий и обид. Ведь он узнал незнакомца с первого взгляда, хотя и виду не подал. Анхель Дорадо, крупный промышленник; корпорация «Риджмонт» не так давно вела с ним переговоры о размещении весьма выгодного заказа. После того, как года два назад он потерял жену, сеньор Дорадо в свете почти не появлялся.
Да, он назвал Анхелу Росаурой, но так ли это важно? Он знает Анхелу! И, что еще хуже, Анхела его тоже узнала!
— Откуда ты знаешь Анхеля Дорадо? — призвал он к ответу свою спутницу.
— Я в жизни его не видела, — лишенным всяких интонаций голосом проговорила молодая женщина.
— Не лги мне! — прорычал Клайв. — Возможно, он и перепутал твое имя, но друг друга вы отлично знаете. Вы так друг на друга вытаращились, словно вам привидение явилось!
— Говорю тебе: я в жизни его не видела! — отчаянно прокричала Анхела. И вспышка эта была настолько не в ее духе, что у Клайва на мгновение сжалось сердце. Он оглянулся на молодую женщину: да, деревянная кукла пробудилась к жизни! Анхела дрожала так, что бриллиант у нее на груди сиял и искрился, бросая во все стороны каскады разноцветных искр. Глухо всхлипнув, она отвернулась, пряча лицо. Точно ее уличили во лжи!
Клайв снова сосредоточил все свое внимание на дороге. А в душе его росло и крепло гнусное подозрение. Этот Дорадо — ровесник Ренана Бенавенто. Если Анхела некогда дарила своими милостями Бенавенто, почему бы заодно и не Дорадо? В конце концов, что он знает о жизни Анхелы до того, как судьба свела ее с художником?
Ровным счетом ничего.
В крови разливалась мерзкая, тягучая зеленая ревность. Взвизгнули тормоза: машина остановилась у дома. Клайв выключил двигатель, расстегнул ремень безопасности у пассажирки, — и властно положил руку ей на колено.
— Жди меня, — отрывисто приказал Риджмонт-младший. — И прозвучало это грозным предупреждением. На сей раз он не собирается топтаться у лифта в одиночестве!
Черные ресницы затрепетали. Анхела покорно откинулась на спинку сиденья. Удовлетворенно хмыкнув, Клайв вышел из машины, открыл для пассажирки дверцу, церемонно подал ей руку.
Лифт взмыл наверх. Анхела по-прежнему дрожала всем телом, а Клайв судорожно сжимал кулаки, чтобы, не дай Бог, не схватить ее за плечи и не встряхнуть хорошенько. Оказавшись у входной двери, именно Клайв вложил в замок ключ и повернул его: молодая женщина была на это явно не способна. Однако тех двух секунд, что потребовались владельцу квартиры на отключение сигнализации, ей вполне хватило, чтобы сбежать от него.
Анхела устремилась прямиком в спальню. Клайв глухо выругался сквозь зубы. Если она вновь вздумает от него запираться, плохо ей придется!
Но дверь осталась открытой настежь. И, переступив порог, Клайв застыл точно вкопанный.
7
— А, Дайана! — окликнула она вновь прибывшую. — Вот и вы, дорогая моя! И, как всегда, ослепительны! Я как раз жаловалась друзьям: мне приходится беспокоить вас, чтобы узнать, где носит моего непутевого шалопая-сынка!
Дайана. Ну, конечно же, Дайана! Клайв недобро сощурился. При этом известии чаша весов отклонилась отнюдь не в пользу матери. Никто не имеет права им манипулировать и лезть в его личную жизнь! Пожалуй, и миссис Риджмонт, и Дайане самое время это понять!
Миссис Риджмонт поприветствовала Дайану традиционно-испанским поцелуем в обе щеки. И в это самое время Клайв поймал на себе взгляд Анхелы. В нем читалась неуверенность, и понимание происходящего, и смущение, и робость. Сердце Клайва беспомощно дрогнуло. Как она прекрасна! И всецело принадлежит ему, неважно, что уж там за тайны она от него скрывает! И мучительная проблема разрешилась сама собою, без каких-либо усилий с его стороны. Он улыбнулся, протянул молодой женщине руку…
Анхела просияла — блеск ее фиалковых глаз затмевал бриллиант, переливающийся у нее на груди. Еще один шаг — и она оказалась в пределах досягаемости протянутой руки. Обняв молодую женщину за плечи, Риджмонт-младший втянул ее в круг друзей и знакомых.
Хрупкая, надменная, элегантная Элис Риджмонт высвободилась из объятий Дайаны. С первого взгляда безошибочно оценила ситуацию — и глаза ее превратились в осколки льда.
— Матушка, — церемонно начал Клайв. — Я хочу представить тебе…
Точно не расслышав, Элис Риджмонт демонстративно повернулась к сыну спиной. На лестничной площадке воцарилась гробовая тишина. Слышно было, как пролетит муха.
Если миссис Риджмонт задалась целью оскорбить и унизить подругу сына, то она вполне преуспела. Анхела осталась стоять на месте, беспомощно уронив руки. В глазах у нее защипало, гордость, — то, что от нее еще оставалось, — получила незаживающую рану.
А Клайв словно обратился в каменное изваяние.
Анхела понятия не имела, сколько именно народу присутствовало при этой сцене. Но большой аудитории вовсе не требовалось, чтобы понять: в кукушонке наконец-то распознали чужого — и вытолкнули из гнезда.
Стремясь загладить неловкость, гости загомонили вновь, — громко, весело, лишь самую малость переигрывая. Чья-то рука ласково легла ей на плечо. Это был Ренан Бенавенте.
— Такое не прощают, — прорычал он.
Молодая женщина задрожала всем телом. Ренан свирепо оглянулся на Клайва, но тот словно бы и ухом не повел.
— Пойдем, — угрюмо позвал он. — Для начала вернемся в офис.
— Нет, — сурово оборвал его Клайв, стряхивая с себя оцепенение. — Мы уезжаем.
Сильные пальцы художника до боли впились в ее плечо. Анхела едва заметно поморщилась, но не сказала ни слова.
— Я еду с вами, — объявил Ренан, не выпуская плеча молодой женщины. — Я не хочу, чтобы…
— Нет, — снова оборвал его Клайв. — Мы вам очень признательны за заботу, но эта проблема вас не касается.
— Еще как касается, ведь оскорбили Анхелу! — яростно запротестовал он.
— А оскорбительница — моя мать, — холодно уточнил Клайв.
— Извините, — прошептала Анхела, вырываясь от обоих. Ей необходимо было уйти — и сейчас же, немедленно. Борясь со слезами, и с накатившей волной унижения, высоко держа голову, молодая женщина стремительно зашагала к лестнице.
Если бы только Анхела сочла нужным оглянуться, она бы заметила, что мать Клайва уже жалеет о сделанном. И — пожинает плоды собственной неосмотрительности. Элис Риджмонт потянулась к руке сына, требуя внимания. Но тот даже не взглянул на нее. Он догнал Анхелу, обнял ее за талию, притянул к себе. Так, вместе, они двинулись вниз по ступеням. Молодая женщина споткнулась на каблуках, спутник уверенно поддержал ее — и повел дальше, прокладывая путь через бурлящую, гомонящую толпу.
Услужливый лакей распахнул перед ними тяжелую, окованную железом дверь. В это самое мгновение очередной запоздалый гость потянул ее на себя с другой стороны. И последовало неизбежное столкновение.
— Прошу прощения, сеньор… сеньора, — извинился входящий.
Анхела «на автомате» подняла взгляд, учтивый, диктуемый этикетом ответ уже дрожал на кончике ее языка. Но вот она разглядела лицо незнакомца, а тот, в свою очередь, рассмотрел ее… и попытка заговорить закончилась ничем. В горле у нее вновь пересохло, а по спине пробежали мурашки.
Черные, чуть тронутые сединой волосы. Серо-зеленые, точно холодный нефрит, глаза. Стройная, подтянутая фигура уверенного в себе мужчины преклонных лет.
Молодая женщина отлично понимала, кого видит перед собой. И, что хуже того, он тоже узнал знакомые черты.
— Матерь Божья! — потрясенно выдохнул он. — Madre de Dios! Росаура!
Росаура… Не достаточно ли потрясений — для одного-единственного вечера? Анхела порывисто отпрянула и, ища защиты, прижалась к своему спутнику.
Даже в ослеплении гнева Клайв не мог не заметить обмена изумленными взглядами, не мог не услышать имени, слетевшего с губ незнакомца. Снова какие-то тайны, черт подери! И ярость его вновь обратилась на женщину, беспомощно прильнувшую к нему.
— Вы обознались, — отрезал он. — Будьте добры, пропустите. — И, во избежание новых неприятных встреч, поспешно увлек свою спутницу на улицу.
Машина дожидалась хозяина в переулке неподалеку. Намертво стиснув зубы, Клайв целеустремленно шагал вперед, еле сдерживаясь, чтобы не дать волю гневу прямо здесь, на глазах у потрясенных прохожих.
Он открыл и придержал для спутницы дверцу, затем наклонился, застегивая на ней ремень безопасности. Анхела словно ничего не замечала. Разъяренный до крайности, Клайв схватил ее за подбородок и развернул лицом к себе. Фиолетовые глаза сделались почти черными, с лица схлынули все краски, прелестные губы сделались мертвенно-бледными. Молодая женщина казалась хрупкой и непрочной, точно венецианский хрусталь: одно неосторожное движение — и эта эфемерная красота разлетится на тысячу осколков.
Но Клайв вовсе не собирался осторожничать. Ему и впрямь хотелось разбить, разнести на куски хрустальную оболочку, чтобы добраться до настоящей, живой Анхелы… ведь та женщина, что неподвижно сидела рядом с ним, вдруг стала для него чужой.
Резко выдохнув, он разжал пальцы, выпрямился, захлопнул дверцу машины. Сел за руль, включил зажигание. И, стрелой сорвавшись с места, на полной скорости, понесся по улицам Барселоны, игнорируя и светофоры, и дорожные знаки, нахально «подрезая» зазевавшиеся автомобили и чудом просачиваясь сквозь «пробки». Клайв словно находил некое извращенное удовольствие в том, чтобы добраться до дома кратчайшим путем и в кратчайшие сроки.
Машины негодующе сигналили ему вслед. Водители не стеснялись в выражениях, призывая на головы сумасшедшего лихача все громы небесные в самых что ни на есть цветистых испанских выражениях. А Клайву было плевать. Он себя не помнил от ярости. Он злился на Ренана Беневенте и на весь его тщательно подготовленный «спектакль»! Злился на мать и на ее возмутительный поступок. И злился на Анхелу… более, чем на всех прочих, вместе взятых.
Этот чертов тип в дверях… его Клайв не преминул добавить к длинному списку своих претензий и обид. Ведь он узнал незнакомца с первого взгляда, хотя и виду не подал. Анхель Дорадо, крупный промышленник; корпорация «Риджмонт» не так давно вела с ним переговоры о размещении весьма выгодного заказа. После того, как года два назад он потерял жену, сеньор Дорадо в свете почти не появлялся.
Да, он назвал Анхелу Росаурой, но так ли это важно? Он знает Анхелу! И, что еще хуже, Анхела его тоже узнала!
— Откуда ты знаешь Анхеля Дорадо? — призвал он к ответу свою спутницу.
— Я в жизни его не видела, — лишенным всяких интонаций голосом проговорила молодая женщина.
— Не лги мне! — прорычал Клайв. — Возможно, он и перепутал твое имя, но друг друга вы отлично знаете. Вы так друг на друга вытаращились, словно вам привидение явилось!
— Говорю тебе: я в жизни его не видела! — отчаянно прокричала Анхела. И вспышка эта была настолько не в ее духе, что у Клайва на мгновение сжалось сердце. Он оглянулся на молодую женщину: да, деревянная кукла пробудилась к жизни! Анхела дрожала так, что бриллиант у нее на груди сиял и искрился, бросая во все стороны каскады разноцветных искр. Глухо всхлипнув, она отвернулась, пряча лицо. Точно ее уличили во лжи!
Клайв снова сосредоточил все свое внимание на дороге. А в душе его росло и крепло гнусное подозрение. Этот Дорадо — ровесник Ренана Бенавенто. Если Анхела некогда дарила своими милостями Бенавенто, почему бы заодно и не Дорадо? В конце концов, что он знает о жизни Анхелы до того, как судьба свела ее с художником?
Ровным счетом ничего.
В крови разливалась мерзкая, тягучая зеленая ревность. Взвизгнули тормоза: машина остановилась у дома. Клайв выключил двигатель, расстегнул ремень безопасности у пассажирки, — и властно положил руку ей на колено.
— Жди меня, — отрывисто приказал Риджмонт-младший. — И прозвучало это грозным предупреждением. На сей раз он не собирается топтаться у лифта в одиночестве!
Черные ресницы затрепетали. Анхела покорно откинулась на спинку сиденья. Удовлетворенно хмыкнув, Клайв вышел из машины, открыл для пассажирки дверцу, церемонно подал ей руку.
Лифт взмыл наверх. Анхела по-прежнему дрожала всем телом, а Клайв судорожно сжимал кулаки, чтобы, не дай Бог, не схватить ее за плечи и не встряхнуть хорошенько. Оказавшись у входной двери, именно Клайв вложил в замок ключ и повернул его: молодая женщина была на это явно не способна. Однако тех двух секунд, что потребовались владельцу квартиры на отключение сигнализации, ей вполне хватило, чтобы сбежать от него.
Анхела устремилась прямиком в спальню. Клайв глухо выругался сквозь зубы. Если она вновь вздумает от него запираться, плохо ей придется!
Но дверь осталась открытой настежь. И, переступив порог, Клайв застыл точно вкопанный.
7
— Какого черта ты затеяла? — не веря глазам своим, прорычал он.
Однако вопрос был излишен. На кровати красовался открытый чемодан, и молодая женщина швыряла туда свои вещи, точно грабитель, имеющий в своем распоряжении минут десять, не больше.
— Анхела! — настойчиво повторил он, так и не получив ответа.
— Я ухожу, — пролепетала она, с трудом совладав с паникой.
— Еще чего, как же! — мрачно возразил Клайв. Однако голос его прозвучал далеко не так уверенно.
Клайв шагнул к ней — молодая женщина выпрямилась, комкая в руках одну из многочисленных блузок. Такой он Анхелу еще не видел: в лице не кровинки, глаза лихорадочно блестят…
— Querida, — хрипло прошептал он. — Ради всего святого…
— Клайв, я ухожу от тебя, слышишь! — исступленно прокричала молодая женщина, точно в беспамятстве. — Сейчас… сегодня! И видеть тебя больше не желаю!
Риджмонт-младший видел: эти слова едва не стоили ей жизни, однако даже этот факт нисколько его не утешил. Ибо он понимал: Анхела не шутит. И, в свою очередь, испугался до безумия.
Анхела вновь взялась за чемодан. Одним движением руки Клайв опрокинул его на пол. Во все стороны полетела одежда: ничего особенного, так, пустяки… Пара юбок. Простенькая хлопчатобумажная футоболка. Дешевая батистовая ночнушка…
Клайв нервно сглотнул, пытаясь осмыслить ситуацию. То, что он видел перед собою, просто не укладывалось у него в голове. Чтобы женщина да ушла от Клайва Риджмонта, унося с собой лишь ту одежду, с которой некогда пришла!
Чтобы женщина — да ушла от Клайва Риджмонта!
— Никуда ты не пойдешь, пока не ответишь мне на пару вопросов! — прорычал он, хватая молодую женщину за руку. — А после того, возможно, я и сам охотно тебя выставлю за порог! — добавил Клайв угрожающе и потащил упирающуюся Анхелу за собою. Она пыталась вырваться, но тщетно.
Пинком распахнув дверь в кабинет, он шагнул к запертой двери. Одной рукой удерживая пленницу, набрал комбинацию цифр. Втолкнул Анхелу внутрь — и подвел ее к «Женщине перед зеркалом».
— Начнем с самого начала, — процедил он сквозь зубы. — Кто она такая?
«Росаура, — горестно подумала Анхела, с трудом сдерживая слезы. — Печальная, трагичная судьба… прекрасная Росаура».
— Зеркало…. в зеркале…. — глухо прошептала молодая женщина.
— Что это значит? — не отступался Клайв.
Бессмысленно было лгать, бессмысленно притворяться, будто она понятия не имеет, о чем идет речь. Игра закончена. Обман раскрыт… мошенница разоблачена!
— Это Росаура, — проговорила она.
Клайву потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать услышанное.
— Господи милосердный, — выдохнул он. — Ты хочешь сказать, она — твоя сестра-близнец?
С губ ее сорвался истерический смешок. Аметистовые глаза затуманились слезами. О, как порадовалась бы Росаура этой фразе в устах высокого красавца-англичанина!
— Нет, не сестра-близнец, — еле слышно прошептала Анхела. — Это моя мать.
«Моя бедная, погибшая, затравленная мать», — мысленно добавила она. Воцарилось гробовое молчание.
— Мать, — повторил Клайв, — так, словно впервые слышал это слово. — Ты хочешь сказать, что ты и Бенавенте…
Он умолк на полуслове. Анхела подняла глаза. Наверное, впервые в жизни для Клайва Риджмонта мир словно перевернулся и земля ушла из-под ног. Бледный как мертвец, он в ужасе глядел на собеседницу, не в силах подобрать слова.
— Что? — возмущенно вскричала она. Кто-кто, а Анхела отлично понимала ход его мыслей. — Что мы сговорились — и обвели всех вокруг пальца? Да, — не без гордости призналась она. — Позировала ли я для Ренана в обнаженном виде? Нет, не позировала. Ренан Бенавенте и моя мать были любовниками больше десяти лет! Он ее обожал. И, — нет, прежде чем колесики в твоей голове закрутятся в ненужном направлении, — Ренан вовсе не укладывал в свою постель одновременно мать и дочь!
— Я вовсе не имел в виду… — хрипло начал Клайв.
— Ты всегда воображал самое худшее! — яростно отпарировала она. — С самого начала ты принял как данность, что мы с Ренаном когда-то были близки. Но Ренан мой друг! — бушевала Анхела. — Верный, преданный, самый лучший друг! Он вошел в нашу жизнь именно тогда, когда нам отчаянно требовался защитник — любящий, нежный, самоотверженный! Он и я, мы ухаживали за моей матерью, когда она заболела! Ее мучительный недуг затянулся на годы! И вот тебе — результат этих кошмарных лет! — Дрожащей рукой Анхела указала на картину. — Мама хотела, чтобы Ренан запомнил ее такой. Не увядшим, измученным призраком последних отпущенных ей месяцев!
В аметистовых глазах стояли слезы. Молодая женщина отвернулась; грудь ее бурно вздымалась, щеки полыхали огнем.
— Так что Ренан увековечил ложь, — скрипнул зубами Клайв.
— А если и так? — отпарировала Анхела. — Кому какое дело, если этот вечно прекрасный образ не отражает грубую, безжалостную действительность?
— Вот откуда взялся образ зеркала, — задумчиво протянул Клайв.
— Да, — подтвердила молодая женщина, мысленно отдавая должное его проницательности. — Ренан умел нарисовать ее по памяти. Он безумно ее любил…
— И, однако же, нимало не колеблясь, продал картины, как только подвернулась возможность, — цинично напомнил Риджмонт. — И выдавал тебя за нее, чтобы придать истории пикантности и разрекламировать серию!
— Я не говорю, что Ренан Бенавенте безупречен, — топнула ногой Анхела. — Между прочим, картины выставлялись еще до того, как мать умерла! По ее же просьбе! Для ее удовольствия! Ее ужасно забавляло, когда люди принимали меня — за нее! А мы с Ренаном готовы были на все, чтобы напоследок ее порадовать! — Ослепительно-яркие, фиолетовые глаза вызывающе вспыхнули.
А зеленые, напротив, превратились в лед.
— Это все замечательно… Но тебе не кажется, что мне ты могла рассказать всю правду, как есть?
— А зачем бы? — яростно запротестовала она. — Ты получил, что хотел. Тебе была нужна нарисованная красавица. А я, — живая, настоящая, наделенная чувствами и душой, — тебя нисколечко не интересовала!
— Это неправда! — вспыхнул Клайв.
— Правда, — настаивала Анхела. — Ты всегда гордился тем, что увел у Бенавенте его роскошную сексапильную натурщицу! Не будь скандальной славы, не было бы и желания! Я всегда это знала.
Риджмонт промолчал. И для нее молчание это оказалось красноречивее слов. В последний раз оглянувшись на портрет матери, Анхела ласково провела пальчиком по родимому пятнышку на плече, грустно улыбнулась, чуть слышно шепнула: «Я люблю тебя, мамочка», — и, до боли сжав кулачки, направилась к двери.
— Куда ты?
— Домой, — отозвалась она, не оборачиваясь. — Здесь для меня не осталось ничего.
— Здесь остаюсь я, — глухо напомнил Клайв.
— Ничего подобного, — покачала головой Анхела. — Ты стоишь один на недосягаемой высоте. И мне до тебя не дотянуться. Это называется «социальная лестница». Ты порою спускаешься на нижнюю ступеньку, поразвлечься с представительницами «низов», а вот возвысить подружку до верхней ступени — это уж извините! — Молодая женщина горько рассмеялась. — Риджмонты женятся только на ровне. И милая маменька ждет от тебя именно этого.
— Оставь мою мать в покое, — рявкнул он.
— Но почему бы? — Анхела стремительно развернулась. Лицо Клайва дышало холодной отчужденностью: словно он уже взбирается вверх по пресловутой лестнице, с каждым шагом отдаляясь от нее. — По чести говоря, я даже благодарна твоей матери за ее сегодняшнюю выходку. Миссис Риджмонт привела меня в чувства, если угодно; заставила оглядеться и понять, что здесь, с тобой я просто-напросто зря растрачиваю жизнь.
— Зря растрачиваешь? Но почему? Не потому ли, что я до сих пор не сделал тебе предложения? — презрительно бросил он в ответ. — Я так понимаю, год назад ты поставила на меня все, что у тебя есть? Дай мужчине то, что ему вроде бы позарез нужно. Лги ему, води его за нос, уповая, что в один прекрасный день сорвешь банк и, став законной супругой миллионера, приберешь к рукам все его состояние. Так?
— Ах ты, самовлюбленный ублюдок! — яростно воскликнула она. — Я сделала ставку на любовь! Надеялась, глупая, что моя любовь настолько сильна, что пробудит к жизни хоть искру ответного чувства! Но этого не произошло, верно, Клайв? — Глаза ее заблестели, затмевая бриллиант на груди. — Даже спустя год нашей совместной жизни ты приходишь в ужас при одной только мысли о родительском неодобрении и поливаешь меня презрением за то, что у меня, видите ли, хватило самонадеянности считать, будто я достойна стать твоей женой!
— Я не тебя в тот момент стыдился! — негодующе выкрикнул Клайв. — Я устыдился собственной матери!
Но слова его упали в пустоту. Анхела скрылась за дверью. Секунд пять он стоял на месте, кипя от бессильной ярости: пусть себе уходит, гордясь собственной так называемой правотой! Но тут Клайв вспомнил про оставшийся в спальне чемодан: запаковать его — дело нескольких минут!
С губ его срывались проклятия. В груди бушевали обида и гнев. Но страх уже погнал его вперед. О, что за ненавистная, что за кошмарная гамма чувств!
Разумеется, Анхела оказалась в спальне. И уже закрывала треклятый чемодан.
— Хорошо, твоя взяла! — исступленно выкрикнул Клайв. — Выходи за меня замуж! Если для того, чтобы прекратить это безумие, нужно предложение руки и сердца… Выходи за меня замуж, слышишь?
Анхела обернулась. Лицо ее побелело как полотно… такой безжизненной белизной сверкает снег на вершинах далеких гор. А потом… хлынул дождь. Бездонные аметистовые глаза переполнились слезами, а губы беспомощно задрожали.
Потрясенный ее реакцией, Клайв застыл на месте. Молодая женщина нервно дернула заевший замочек, оттолкнула чемодан в сторону — и шагнула навстречу человеку, только что сделавшему ей предложение. Сердце его остановилось в груди, во всем теле ощущалось болезненное покалывание, точно от укусов миллионов пчел. Оказавшись с Клайвом лицом к лицу, она помедлила, не сводя с его лица жутких, расширенных, наполненных слезами глаз.
— Чтоб тебе сгореть в аду, Клайв! — глухо прошептала она, оттолкнула его в сторону — и исчезла за дверью.
На то, чтобы прийти в себя, ему потребовалось несколько секунд. К тому времени дверь в дальнем конце коридора хлопнула, в замке повернулся ключ. Оглядывая оставленный Анхелой хаос, Клайв внезапно почувствовал себя точно среди руин. Беспомощность, безнадежность…. упрямое нежелание примириться с тем, что жизнь лежит в дымящихся развалинах…
Наконец, Клайв очнулся от ступора. Осторожно переступая через валяющуюся на полу одежду, дошел до кровати. Сел, закрыл лицо руками.
Конечно, можно было бы начать все по второму кругу и погнаться за ней… но на сей раз такой вариант Клайв даже не рассматривал. Анхеле нужно поостыть, а ему — собраться с мыслями, хорошенько обдумать то, что случилось. Ведь в данный момент он — в полной растерянности.
Он-то искренне считал себя стороной, незаслуженно оскорбленной… и тут Анхела обрушила на него лавину собственных обид! Клайв тяжко вздохнул… ведь по большей части слова ее не содержали в себе ничего кроме правды!
Ее мать… При этой мысли Риджмонт стремительно вскочил на ноги, направился в кабинет, а оттуда — в комнату с картинами. Остановившись перед «Женщиной в зеркале», он жадно вглядывался в это знакомое, внезапно ставшее чужим лицо. Да, разницу трудно не заметить: ощущение такое, будто художник несколькими касаниями кисти слегка преобразил привычные черты. Изгиб бровей, линия губ, и то, как стройная шея переходит в округлые плечи… И родимое пятнышко… то, что он в ослеплении своем счел следствием небрежности! Неуловимые, едва заметные отличия; распознать их дано разве что взгляду эксперта.
А он-то почитал себя великим знатоком! Права была Анхела: он — такой же, как все, и видит лишь то, что хочет увидеть!
Ныне, глядя на страдающую женщину, запечатленную на холсте гением Бенавенте, он находил сотни и сотни отличий между нею и ее прекрасной дочерью… если, конечно, приглядеться внимательнее. Сейчас это казалось ему едва ли не святотатством. Он всегда считал Ренана Бенавенте вуайеристом от мира живописи, а теперь вот со стыдом осознал, что до сих пор вуайеризмом, по сути дела, занимался он, Клайв Риджмонт!
У него руки чесались развернуть треклятую картину к стене и навсегда о ней позабыть. Но…
Это — мать Анхелы, убито повторил про себя Клайв. Анхела любила ее всей душой. Это звучало в каждом ее слове! Развернуть картину к стене означало бы отвергнуть ту, что была дорога Анхеле так же, как ему — его собственная мать, Элис Риджмонт.
Хотя именно сейчас о матери он совершенно не желал вспоминать! Клайв с досадой скрипнул зубами.
Глядя на эту картину, Анхела вовсе не стеснялась собственной наготы! Просто… ей больно было смотреть на портрет той, кого она беззаветно любила и в итоге утратила!
И нагота тут ни при чем — ни ее собственная, ни Росауры. Очередной кусочек головоломки с легким щелчком встал на место. Ведь Анхела десять лет прожила с художником, специализировавшимся на обнаженной женской натуре! В этом жанре Ренану Бенавенте равных нет, он — талант, нет, больше того, он — гений! Так что может быть естественнее, если Анхела с детства научилась видеть и воспринимать красоту обнаженного тела, не испытывая при виде него ни смущения, ни стыда? Ведь и сам он, Клайв, смотрел на вещи точно так же… до некоторых пор!
Так когда же именно он превратился в викторианского ханжу? Это же искусство! Первоклассный шедевр! При ином раскладе он бы сейчас уже вел переговоры с художником о покупке нескольких новых картин! И не только имея в виду выгодное капиталовложение! Ему и в самом деле нравились полотна Бенавенте!
Но кто все же написал обнаженную Анхелу? — спросил себя Клайв, и сей же миг все его благие намерения рассыпались, как карточный домик. В глазах снова потемнело от гнева: теперь Клайв готов был примириться с тем, что Ренан Бенавенте писал Анхелу… Ренан, но не кто-то другой!
И как это негодяйке удалось так ловко его отвлечь, что он и не подумал задать ей самый главный, самый важный вопрос? А на заднем плане зловеще маячит Анхель Дорадо…
Зазвонил телефон, но Клайв и не подумал снять трубку. Какая разница, кто это? Мать? Надумала снова его отчитывать? Или кто-то из друзей? Или это Ренан проверяет, не задушил ли он часом Анхелу в припадке ревности?
Молодой человек не испытывал ни малейшего желания вступать в разговоры. Равно как и кого-то выслушивать. Ему необходима Анхела. И он с пристрастием ее допросит. Но… не прямо сейчас. Только не сегодня вечером. Пусть улягутся взаимные обиды, пусть утихнет бешеная ярость, застилающая ему глаза. Им обоим надо слегка успокоиться.
Анхела дрожала всем телом; от отчаянных усилий сдержать слезы у нее перехватывало дыхание. Сама не отдавая себе отчета в том, что делает, она подошла к кровати и потянула вниз «молнию» на платье, словно раздеться и лечь было самым естественным поступком на свете для той, что решила уйти из этого дома! Словно не она пряталась за запертой дверью, добровольно продлевая для себя пытку!
Однако вопрос был излишен. На кровати красовался открытый чемодан, и молодая женщина швыряла туда свои вещи, точно грабитель, имеющий в своем распоряжении минут десять, не больше.
— Анхела! — настойчиво повторил он, так и не получив ответа.
— Я ухожу, — пролепетала она, с трудом совладав с паникой.
— Еще чего, как же! — мрачно возразил Клайв. Однако голос его прозвучал далеко не так уверенно.
Клайв шагнул к ней — молодая женщина выпрямилась, комкая в руках одну из многочисленных блузок. Такой он Анхелу еще не видел: в лице не кровинки, глаза лихорадочно блестят…
— Querida, — хрипло прошептал он. — Ради всего святого…
— Клайв, я ухожу от тебя, слышишь! — исступленно прокричала молодая женщина, точно в беспамятстве. — Сейчас… сегодня! И видеть тебя больше не желаю!
Риджмонт-младший видел: эти слова едва не стоили ей жизни, однако даже этот факт нисколько его не утешил. Ибо он понимал: Анхела не шутит. И, в свою очередь, испугался до безумия.
Анхела вновь взялась за чемодан. Одним движением руки Клайв опрокинул его на пол. Во все стороны полетела одежда: ничего особенного, так, пустяки… Пара юбок. Простенькая хлопчатобумажная футоболка. Дешевая батистовая ночнушка…
Клайв нервно сглотнул, пытаясь осмыслить ситуацию. То, что он видел перед собою, просто не укладывалось у него в голове. Чтобы женщина да ушла от Клайва Риджмонта, унося с собой лишь ту одежду, с которой некогда пришла!
Чтобы женщина — да ушла от Клайва Риджмонта!
— Никуда ты не пойдешь, пока не ответишь мне на пару вопросов! — прорычал он, хватая молодую женщину за руку. — А после того, возможно, я и сам охотно тебя выставлю за порог! — добавил Клайв угрожающе и потащил упирающуюся Анхелу за собою. Она пыталась вырваться, но тщетно.
Пинком распахнув дверь в кабинет, он шагнул к запертой двери. Одной рукой удерживая пленницу, набрал комбинацию цифр. Втолкнул Анхелу внутрь — и подвел ее к «Женщине перед зеркалом».
— Начнем с самого начала, — процедил он сквозь зубы. — Кто она такая?
«Росаура, — горестно подумала Анхела, с трудом сдерживая слезы. — Печальная, трагичная судьба… прекрасная Росаура».
— Зеркало…. в зеркале…. — глухо прошептала молодая женщина.
— Что это значит? — не отступался Клайв.
Бессмысленно было лгать, бессмысленно притворяться, будто она понятия не имеет, о чем идет речь. Игра закончена. Обман раскрыт… мошенница разоблачена!
— Это Росаура, — проговорила она.
Клайву потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать услышанное.
— Господи милосердный, — выдохнул он. — Ты хочешь сказать, она — твоя сестра-близнец?
С губ ее сорвался истерический смешок. Аметистовые глаза затуманились слезами. О, как порадовалась бы Росаура этой фразе в устах высокого красавца-англичанина!
— Нет, не сестра-близнец, — еле слышно прошептала Анхела. — Это моя мать.
«Моя бедная, погибшая, затравленная мать», — мысленно добавила она. Воцарилось гробовое молчание.
— Мать, — повторил Клайв, — так, словно впервые слышал это слово. — Ты хочешь сказать, что ты и Бенавенте…
Он умолк на полуслове. Анхела подняла глаза. Наверное, впервые в жизни для Клайва Риджмонта мир словно перевернулся и земля ушла из-под ног. Бледный как мертвец, он в ужасе глядел на собеседницу, не в силах подобрать слова.
— Что? — возмущенно вскричала она. Кто-кто, а Анхела отлично понимала ход его мыслей. — Что мы сговорились — и обвели всех вокруг пальца? Да, — не без гордости призналась она. — Позировала ли я для Ренана в обнаженном виде? Нет, не позировала. Ренан Бенавенте и моя мать были любовниками больше десяти лет! Он ее обожал. И, — нет, прежде чем колесики в твоей голове закрутятся в ненужном направлении, — Ренан вовсе не укладывал в свою постель одновременно мать и дочь!
— Я вовсе не имел в виду… — хрипло начал Клайв.
— Ты всегда воображал самое худшее! — яростно отпарировала она. — С самого начала ты принял как данность, что мы с Ренаном когда-то были близки. Но Ренан мой друг! — бушевала Анхела. — Верный, преданный, самый лучший друг! Он вошел в нашу жизнь именно тогда, когда нам отчаянно требовался защитник — любящий, нежный, самоотверженный! Он и я, мы ухаживали за моей матерью, когда она заболела! Ее мучительный недуг затянулся на годы! И вот тебе — результат этих кошмарных лет! — Дрожащей рукой Анхела указала на картину. — Мама хотела, чтобы Ренан запомнил ее такой. Не увядшим, измученным призраком последних отпущенных ей месяцев!
В аметистовых глазах стояли слезы. Молодая женщина отвернулась; грудь ее бурно вздымалась, щеки полыхали огнем.
— Так что Ренан увековечил ложь, — скрипнул зубами Клайв.
— А если и так? — отпарировала Анхела. — Кому какое дело, если этот вечно прекрасный образ не отражает грубую, безжалостную действительность?
— Вот откуда взялся образ зеркала, — задумчиво протянул Клайв.
— Да, — подтвердила молодая женщина, мысленно отдавая должное его проницательности. — Ренан умел нарисовать ее по памяти. Он безумно ее любил…
— И, однако же, нимало не колеблясь, продал картины, как только подвернулась возможность, — цинично напомнил Риджмонт. — И выдавал тебя за нее, чтобы придать истории пикантности и разрекламировать серию!
— Я не говорю, что Ренан Бенавенте безупречен, — топнула ногой Анхела. — Между прочим, картины выставлялись еще до того, как мать умерла! По ее же просьбе! Для ее удовольствия! Ее ужасно забавляло, когда люди принимали меня — за нее! А мы с Ренаном готовы были на все, чтобы напоследок ее порадовать! — Ослепительно-яркие, фиолетовые глаза вызывающе вспыхнули.
А зеленые, напротив, превратились в лед.
— Это все замечательно… Но тебе не кажется, что мне ты могла рассказать всю правду, как есть?
— А зачем бы? — яростно запротестовала она. — Ты получил, что хотел. Тебе была нужна нарисованная красавица. А я, — живая, настоящая, наделенная чувствами и душой, — тебя нисколечко не интересовала!
— Это неправда! — вспыхнул Клайв.
— Правда, — настаивала Анхела. — Ты всегда гордился тем, что увел у Бенавенте его роскошную сексапильную натурщицу! Не будь скандальной славы, не было бы и желания! Я всегда это знала.
Риджмонт промолчал. И для нее молчание это оказалось красноречивее слов. В последний раз оглянувшись на портрет матери, Анхела ласково провела пальчиком по родимому пятнышку на плече, грустно улыбнулась, чуть слышно шепнула: «Я люблю тебя, мамочка», — и, до боли сжав кулачки, направилась к двери.
— Куда ты?
— Домой, — отозвалась она, не оборачиваясь. — Здесь для меня не осталось ничего.
— Здесь остаюсь я, — глухо напомнил Клайв.
— Ничего подобного, — покачала головой Анхела. — Ты стоишь один на недосягаемой высоте. И мне до тебя не дотянуться. Это называется «социальная лестница». Ты порою спускаешься на нижнюю ступеньку, поразвлечься с представительницами «низов», а вот возвысить подружку до верхней ступени — это уж извините! — Молодая женщина горько рассмеялась. — Риджмонты женятся только на ровне. И милая маменька ждет от тебя именно этого.
— Оставь мою мать в покое, — рявкнул он.
— Но почему бы? — Анхела стремительно развернулась. Лицо Клайва дышало холодной отчужденностью: словно он уже взбирается вверх по пресловутой лестнице, с каждым шагом отдаляясь от нее. — По чести говоря, я даже благодарна твоей матери за ее сегодняшнюю выходку. Миссис Риджмонт привела меня в чувства, если угодно; заставила оглядеться и понять, что здесь, с тобой я просто-напросто зря растрачиваю жизнь.
— Зря растрачиваешь? Но почему? Не потому ли, что я до сих пор не сделал тебе предложения? — презрительно бросил он в ответ. — Я так понимаю, год назад ты поставила на меня все, что у тебя есть? Дай мужчине то, что ему вроде бы позарез нужно. Лги ему, води его за нос, уповая, что в один прекрасный день сорвешь банк и, став законной супругой миллионера, приберешь к рукам все его состояние. Так?
— Ах ты, самовлюбленный ублюдок! — яростно воскликнула она. — Я сделала ставку на любовь! Надеялась, глупая, что моя любовь настолько сильна, что пробудит к жизни хоть искру ответного чувства! Но этого не произошло, верно, Клайв? — Глаза ее заблестели, затмевая бриллиант на груди. — Даже спустя год нашей совместной жизни ты приходишь в ужас при одной только мысли о родительском неодобрении и поливаешь меня презрением за то, что у меня, видите ли, хватило самонадеянности считать, будто я достойна стать твоей женой!
— Я не тебя в тот момент стыдился! — негодующе выкрикнул Клайв. — Я устыдился собственной матери!
Но слова его упали в пустоту. Анхела скрылась за дверью. Секунд пять он стоял на месте, кипя от бессильной ярости: пусть себе уходит, гордясь собственной так называемой правотой! Но тут Клайв вспомнил про оставшийся в спальне чемодан: запаковать его — дело нескольких минут!
С губ его срывались проклятия. В груди бушевали обида и гнев. Но страх уже погнал его вперед. О, что за ненавистная, что за кошмарная гамма чувств!
Разумеется, Анхела оказалась в спальне. И уже закрывала треклятый чемодан.
— Хорошо, твоя взяла! — исступленно выкрикнул Клайв. — Выходи за меня замуж! Если для того, чтобы прекратить это безумие, нужно предложение руки и сердца… Выходи за меня замуж, слышишь?
Анхела обернулась. Лицо ее побелело как полотно… такой безжизненной белизной сверкает снег на вершинах далеких гор. А потом… хлынул дождь. Бездонные аметистовые глаза переполнились слезами, а губы беспомощно задрожали.
Потрясенный ее реакцией, Клайв застыл на месте. Молодая женщина нервно дернула заевший замочек, оттолкнула чемодан в сторону — и шагнула навстречу человеку, только что сделавшему ей предложение. Сердце его остановилось в груди, во всем теле ощущалось болезненное покалывание, точно от укусов миллионов пчел. Оказавшись с Клайвом лицом к лицу, она помедлила, не сводя с его лица жутких, расширенных, наполненных слезами глаз.
— Чтоб тебе сгореть в аду, Клайв! — глухо прошептала она, оттолкнула его в сторону — и исчезла за дверью.
На то, чтобы прийти в себя, ему потребовалось несколько секунд. К тому времени дверь в дальнем конце коридора хлопнула, в замке повернулся ключ. Оглядывая оставленный Анхелой хаос, Клайв внезапно почувствовал себя точно среди руин. Беспомощность, безнадежность…. упрямое нежелание примириться с тем, что жизнь лежит в дымящихся развалинах…
Наконец, Клайв очнулся от ступора. Осторожно переступая через валяющуюся на полу одежду, дошел до кровати. Сел, закрыл лицо руками.
Конечно, можно было бы начать все по второму кругу и погнаться за ней… но на сей раз такой вариант Клайв даже не рассматривал. Анхеле нужно поостыть, а ему — собраться с мыслями, хорошенько обдумать то, что случилось. Ведь в данный момент он — в полной растерянности.
Он-то искренне считал себя стороной, незаслуженно оскорбленной… и тут Анхела обрушила на него лавину собственных обид! Клайв тяжко вздохнул… ведь по большей части слова ее не содержали в себе ничего кроме правды!
Ее мать… При этой мысли Риджмонт стремительно вскочил на ноги, направился в кабинет, а оттуда — в комнату с картинами. Остановившись перед «Женщиной в зеркале», он жадно вглядывался в это знакомое, внезапно ставшее чужим лицо. Да, разницу трудно не заметить: ощущение такое, будто художник несколькими касаниями кисти слегка преобразил привычные черты. Изгиб бровей, линия губ, и то, как стройная шея переходит в округлые плечи… И родимое пятнышко… то, что он в ослеплении своем счел следствием небрежности! Неуловимые, едва заметные отличия; распознать их дано разве что взгляду эксперта.
А он-то почитал себя великим знатоком! Права была Анхела: он — такой же, как все, и видит лишь то, что хочет увидеть!
Ныне, глядя на страдающую женщину, запечатленную на холсте гением Бенавенте, он находил сотни и сотни отличий между нею и ее прекрасной дочерью… если, конечно, приглядеться внимательнее. Сейчас это казалось ему едва ли не святотатством. Он всегда считал Ренана Бенавенте вуайеристом от мира живописи, а теперь вот со стыдом осознал, что до сих пор вуайеризмом, по сути дела, занимался он, Клайв Риджмонт!
У него руки чесались развернуть треклятую картину к стене и навсегда о ней позабыть. Но…
Это — мать Анхелы, убито повторил про себя Клайв. Анхела любила ее всей душой. Это звучало в каждом ее слове! Развернуть картину к стене означало бы отвергнуть ту, что была дорога Анхеле так же, как ему — его собственная мать, Элис Риджмонт.
Хотя именно сейчас о матери он совершенно не желал вспоминать! Клайв с досадой скрипнул зубами.
Глядя на эту картину, Анхела вовсе не стеснялась собственной наготы! Просто… ей больно было смотреть на портрет той, кого она беззаветно любила и в итоге утратила!
И нагота тут ни при чем — ни ее собственная, ни Росауры. Очередной кусочек головоломки с легким щелчком встал на место. Ведь Анхела десять лет прожила с художником, специализировавшимся на обнаженной женской натуре! В этом жанре Ренану Бенавенте равных нет, он — талант, нет, больше того, он — гений! Так что может быть естественнее, если Анхела с детства научилась видеть и воспринимать красоту обнаженного тела, не испытывая при виде него ни смущения, ни стыда? Ведь и сам он, Клайв, смотрел на вещи точно так же… до некоторых пор!
Так когда же именно он превратился в викторианского ханжу? Это же искусство! Первоклассный шедевр! При ином раскладе он бы сейчас уже вел переговоры с художником о покупке нескольких новых картин! И не только имея в виду выгодное капиталовложение! Ему и в самом деле нравились полотна Бенавенте!
Но кто все же написал обнаженную Анхелу? — спросил себя Клайв, и сей же миг все его благие намерения рассыпались, как карточный домик. В глазах снова потемнело от гнева: теперь Клайв готов был примириться с тем, что Ренан Бенавенте писал Анхелу… Ренан, но не кто-то другой!
И как это негодяйке удалось так ловко его отвлечь, что он и не подумал задать ей самый главный, самый важный вопрос? А на заднем плане зловеще маячит Анхель Дорадо…
Зазвонил телефон, но Клайв и не подумал снять трубку. Какая разница, кто это? Мать? Надумала снова его отчитывать? Или кто-то из друзей? Или это Ренан проверяет, не задушил ли он часом Анхелу в припадке ревности?
Молодой человек не испытывал ни малейшего желания вступать в разговоры. Равно как и кого-то выслушивать. Ему необходима Анхела. И он с пристрастием ее допросит. Но… не прямо сейчас. Только не сегодня вечером. Пусть улягутся взаимные обиды, пусть утихнет бешеная ярость, застилающая ему глаза. Им обоим надо слегка успокоиться.
Анхела дрожала всем телом; от отчаянных усилий сдержать слезы у нее перехватывало дыхание. Сама не отдавая себе отчета в том, что делает, она подошла к кровати и потянула вниз «молнию» на платье, словно раздеться и лечь было самым естественным поступком на свете для той, что решила уйти из этого дома! Словно не она пряталась за запертой дверью, добровольно продлевая для себя пытку!