Страница:
Утомленный прогулкой, по-старчески покряхтывая и придерживая спину ладонью, лесник опустился рядом с Олегом.
– Редикулит, язви его, замучил! – доверительно посетовал он. – Но в твои-то годы, паря, без бахвальства скажу, – ох и шустер я был! Покойница-то моя, Манефа Кондратьевна бывало…
Свою байку Афанасию Ивановичу на этот раз не удалось досказать – подошла его внучка Катя, уже готовая в дорогу – в низких резиновых сапожках и в мужском кургузом пиджачке поверх тренировочного костюма.
– Здрасте вам! – проговорила она и сразу же вспыхнула легким румянцем, теребя в руках ситцевую косынку. Лицо ее, оттененное легкими прядями волос, было не то чтобы красивое, но удивительно ясное.
– Вот, стало быть, Олег-батькович, внучка-то тебя и проводит, – пояснил старик, попыхивая самокруткой. – Она в тайге-то все ходы-выходы знат. На ее, паря, понадеяться можно!.. Счас вот подымлю маненько да и пойду ей Рыжуху седлать, – добавил он.
Между тем возня на конюшне усилилась. Послышалось несколько глухих ударов по дереву, мощное призывное ржание жеребца. И сразу же, потоньше и коротко, отозвалась кобыла.
– Ишь, кровушка-то как игра-ат! – одобрительно улыбаясь, заметил Афанасий Иванович. – Однако застоялся Орлик-то наш! Как бы он тебя не расшиб, паря!
– Да перестаньте вы, деда! – перебила его Катя. – Что ж, по-вашему, человек в седле не сиживал, что ли? Учат ведь их, раз служба такая…
– Так оно, так оно… – миролюбиво согласился Сюткин.
В эту минуту Олег подумал: «Уж лучше бы кого-нибудь из пацанов определили мне в провожатые! Сбросит жеребец с себя на глазах у Кати – стыда не оберешься!…»
Не успел он докончить свою мысль, как открылись ворота конюшни и огромный вороной жеребец, пританцовывая и пофыркивая, буквально вынес висевших на поводьях бригадира Силантьева и старика-конюха.
Как ни готовился Олег к этой встрече, но сердце его все-таки обмерло…
После полумрака конюшни яркие краски солнечного утра, скопление незнакомых людей, видимо, возбуждающе подействовали на Орлика.
Диковато кося глазами по сторонам, он прядал ушами и храпел, приседая на задние ноги.
– Но! Не балуй! Не балуй! – успокаивал коня худенький, чем-то неуловимо похожий на Сюткина старик-конюх. – Не балуй, сказал! – ласково похлопал он по лошадиной морде.
Заметив в руке Волкова сахар, конюх по-приятельски подмигнул:
– Эй, комсостав, чего сидишь-робеешь? Иди давай, угощай Орлика нашего! Сахарок-то он ува-жжаат!
Олег встал, не без робости приблизился к жеребцу, протянул на ладони кусочки сахара.
Жеребец шумно втянул нервно раздувающимися ноздрями воздух, поймал мягкими губами сахар и захрустел, обнажая крупные желтоватые зубы.
– Порядок! Вроде признал!.. – облегченно вздыхая, определил бригадир. Лицо его раскраснелось от напряжения, покрылось мелкими капельками пота. – Ну давай, командир, не робей!
«Эх-х, была не была!» – решил Олег и, сунув ногу в стремя, рывком перевалился в седло.
В какой-то книге из жизни мустангеров он читал, что в отношениях с чужой лошадью все определяет первое мгновение. Человек должен сразу дать понять, что хозяин положения – он, показать свою силу и характер…
Поэтому, перехватив из рук бригадира поводья, он резким движением натянул их, поджимая голову Орлика к его груди.
Не ожидавший такого поворота дела жеребец на секунду замер и присел на задние ноги. Но стоило только на долю секунды ослабить поводья – и конь взбрыкнул так, что Олег чуть было не спикировал на землю.
– Ну нет, друг, так дело не пойдет! – входя в азарт, весело воскликнул Волков и, натянув правый повод сильнее, заставил Орлика неудобно повернуть шею..
Жеребец, мелко перебирая ногами, затанцевал на месте, скосил на Олега фиолетовый глаз и… неожиданно укусил своего седока за колено!
Волков вскрикнул от боли, потерял равновесие и кулем свалился на землю.
«Надо же было так опозориться!» – досадовал он, потирая ушибленный бок.
Отмщенный жеребец с места взял в галоп, играючи перемахнул жердевую изгородь, отделяющую конюшню от выгона, свернул на проселок и понесся, распластывая над землей свое могучее тело.
– Вы не ушиблись? – услышал Волков участливый голос подбегавшей к нему Кати. – Больно?
– Да нет, все в норме, – успокоил ее Олег, поднимаясь с земли.
– Эк он тебя, командир! Ой не могу!.. – хохотал, сидя на полозе саней, Сюткин. – Иди давай, курить будем! Таперича пока не выбегается Орлик-то, не спымать! Иди закуривай, кавалерия!
– Да что вы, деда, как насмешник какой! – присовестила его Катя. – Ну упал человек. С кем не бывает?
– Так оно, так оно… – ответил ей лесник своей универсальной присказкой. И нельзя было понять – соглашается он с внучкой или все-таки продолжает подтрунивать над Волковым.
Минут через сорок жеребец возвратился на выгон. Усилиями бригадира и конюха его удалось подманить ломтем хлеба и поймать.
Прихрамывая, Олег направился к Орлику и вскарабкался в седло.
«Ну, второй раз твой фокус уже не пройдет!» – твердо пообещал он жеребцу.
– Ннно-о! Па-ашел! – крикнул Волков, дергая поводья.
Засвистел в ушах ветер. Не то жук, не то' шмель теплым комком шмякнул Олега по щеке и мгновенно пропал где-то далеко позади.
«Только бы не свалиться, не вылететь! – мелькнула мысль. – Запросто сверну себе шею!» – думал он, как можно ниже пригибаясь к луке седла и стараясь приноровить свое тело к бешеному ритму скачки.
Перед заболоченной низинкой жеребец резко сбавил ход и зашлепал копытами по покрытой желтоватой ряской воде. Он остановился, но Олег сильно дернул поводья вверх. Оскорбленный таким поведением седока, Орлик вздыбился и снова рванул в галоп. Из-под его копыт высоко вздымались фонтаны грязной воды.
– Давай, давай, работай! – в азарте прикрикнул на коня Олег. Ему было нужно, чтобы тот как можно быстрее устал. Только так можно сбить спесь с привередливого экс-чемпиона областного ипподрома!
Болотце кончилось. Впереди между отливающими темной медью стволами сосен дорога круто уходила на подъем.
– А ну-ка, Орлик, газку! – весело крикнул Олег и, опустившись в седло, сильно толкнул жеребца пятками под бока.
«Тягун» утомил коня, вороная шерсть его залоснилась от пота, показалась пена, но Волков и не думал Давать ему передышки. Еще с полчаса гонял и гонял он строптивого по оврагам и буеракам, пока тот не начал обессилено спотыкаться.
– Что, брат? Притомился?! – торжествовал Олег, Попался, который кусался?, ,
Жеребец, тяжело взбираясь на очередной подъем, покряхтывал и смиренно мотал головой. Это вполне можно было принять за знак примирения…
К конюшне Волков возвратился победителем. Довольно ловко соскочив с Орлика, он передал поводья конюху и вразвалочку подошел к Сюткину, засупонивавшему смиренного вида косматую лошаденку.
– Ну так че, паря? Задал он тебе чесу? – хитровато прищурившись, осведомился лесник.
– А, ерунда, Афанасий Иванович. Конь как конь, ничего особенного… – нарочито картинно прикуривая, ответил Олег.
– Так оно, так оно… – согласился лесник, прикрывая ладонью глаза от яркого солнечного света. – А фуражечку тоды пошто потерял? Еро-ой!..
И, видимо, довольный собой, рассыпался в беззвучном дробном смешке.
…Некоторое время ехали молча.
Впереди Катя. Ее Рыжуха шла быстрой рысью, гулко поекивая селезенкой. Метрах в тридцати сзади ехал Олег. Он уже начал понимать, что преждевременно праздновал свою победу над Орликом.
Своенравный жеребец постоянно выказывал норов – то без всякой причины срывался в галоп, то гарцевал так, что от мелкой тряски ныли все внутренности и начинало тошнить. Это было настолько невыносимо, что Волков, наконец, не выдержал:
– Кать, а Кать! Пусти Рыжуху шагом! – взмолился он. – Никак приноровиться не могу… Все печенки отбил жеребец проклятый!
Девушка приостановила свою кобылку, повернула голову к Олегу и понимающе улыбнулась:
– Это у вас с непривычки. Поди давно верхом-то не ездили?
Волков кивнул и откровенно залюбовался Катей. Уж больно красила ее улыбка…
Через минуту-другую лошади уже шли рядом, часто сходясь, и тогда Олег ощущал своим бедром теплый и упругий бок кобылки.
Орлик начал женихаться и все пытался укусить Рыжуху за загривок. Но каждый раз Катя не допускала этого: проворно щелкала его прутиком по морде, отчего тот шарахался в сторону, ,
– Ловко у тебя получается! – похвалил девушку Олег. – Прямо как у укротительницы!
– Ничего особенного, – пожала плечами та, – в деревне ведь выросла. А вы городской, наверное?
– Вроде городской. Родился здесь, на Урале. В Ирбите, есть такой городок.
– Ой, правда? – обрадовалась вдруг Катя. – А у меня подружка, Валя Шматкова, тоже из Ирбита! Вместе в техникуме учились! Может, знаете ее?
– Нет, не знаю, – ответил Олег, и ему вдруг стало жаль, что не знает он этой Вали Шматковой, потому что заметил, как огорчилась его спутница.
– А на какой улице она жила? – поинтересовался он, стараясь хоть как-то исправить положение.
– На Кирова. Номер не то сорок два, не то сорок четыре… Сейчас уже точно и не припомню…
– Вот те раз! Это надо же! – хлопнул себя по ноге Волков. – Через каких-нибудь восемь домов друг от друга жили, а не знаю! Я ведь тоже по этой улице жил. Только чуть повыше, поближе к озеру…
Помолчали.
Но Олегу не хотелось терять нить разговора, и он спросил:
– А ты где училась? Тоже в Ирбите?
– Нет, в Свердловске. Лесотехнический техникум закончила. Знаете?
– Вроде знаю. Он где-то по Сибирскому тракту, почти на выезде из города. Так?
– Ага, – подтвердила Катя, – там еще музыкальная фирма «Урал» рядом.
– Да, да, да! Вспомнил! – закивал головой Волков. – Когда в аэропорт Кольцово едешь, по правую руку будет… Послушай, Катя, а что это ты в лесотехнический пошла? Вроде не женская работа… И охота тебе в такой глуши жить?
– Глушь? Это вы напрасно так! – обиделась Катя, – Да разве у нас глушь? И кто, интересно, лес ростить будет? Вы-то, городские, не больно идете!
– Ну прости, прости, Катюша! – со смехом перебил ее Олег. – Честное слово не хотел тебя обидеть!
– А что мне обижаться? – возразила девушка. – Сама-то я знаю, что моя профессия не хуже любой другой. И много знаний требует. Вот вы, наверное, думаете, что про нашу тайгу, – сделала девушка ударение на первом слоге, и знакомое слово «тайга» прозвучало для Волкова как-то по-особому романтично, – все-все знаете?
– Не все, конечно, но кое-что знаю. Как-никак почти местный.
– И нодью[7] знаете как делать?
– Слышал, вообще-то. Но самому не приходилось.
– А вот деда у меня мастак по этой части. Не хуже любого ханта ладит. Рассказать вам его «технологию»?
– Расскажи, это интересно.
– Значит, так. Перво-наперво берет он две лесины, сухары, конечно. Подтешет их немного топором – так, чтобы плоскости у них появились. Потом «насеку» делает – взрыхляет древесину, чтобы лучше горела. Вбивает в землю колышки и приспосабливает лесины так, чтобы одна над другой держались и между ними зазор был. Бересту в зазоре поджигает, с подветренной стороны лапнику набросает и спит себе…
– А если ветер вдруг переменится? – поинтересовался Олег.
– Так что ж? В тайге не у тещи на блинах. Лапник в охапку и с другой стороны ложись!
– Молодец, Катюша. Спасибо тебе за науку. Теперь буду знать, как нодью приготовить. Может быть, когда-нибудь эта премудрость и пригодится.
– С первого-то раза у вас может и не получиться, – предупредила девушка, – еще и чутье надо, какие лесины выбрать.
– Выходит, еще какой-то секрет есть?
– Секрет не секрет, опыт нужен… Взять хотя бы нас с мамой. Раньше, бывало, на каникулы примчусь – сразу стряпню затею. Пироги рыбные, шаньги с черемуховой мукой – деда-то мой очень такие шанежки с молочком уважает… И, знаете, уж вроде и стараюсь изо всех сил, все по рецепту делаю, а только у мамы все равно вкуснее получаются! Подрумяненные такие, с хрустящей корочкой…
– Ну, мама есть мама. Не горюй, еще научишься!
– Научусь, конечно. Да только не у мамы… – вздохнула девушка. – Утонула она прошлый год – моторка перевернулась… И плавала она хорошо, да вот не выплыла. Осенью-то у нас в Конде вода шибко студеная…
Олег хотел было что-то сказать, как-то утешить девушку, но передумал. Понял, что слова сейчас не нужны.
Неподалеку хрустнула ветка.
– Ой, кто-то ходит! – испугалась Катя. – Не ваш ли…
Волков направил Орлика в заросли кустарника, откуда донесся звук. Положив руку на кобуру, он внимательно осматривал землю – нет ли каких следов? Но ничего подозрительного не заметил. Остановив жеребца, он прислушался… Тихо.
– Показалось, наверное! – крикнул Волков, успокаивая девушку.
В ту же секунду совсем рядом затрещали ветки, и он увидел, как огромный лось, высоко задрав голову с большущими ветвистыми рогами, сшибая грудью молодые осинки, помчался в глубь тайги.
– Ух ты! – воскликнул Олег, вытирая со лба внезапно прошибший его холодный пот. Появление лося было так неожиданно, что он откровенно испугался.
«А если бы то был Рыбаков? – пришла внезапная мысль. – Вообще в штаны наложил бы, да? Расслабился ты, друг дорогой, шуры-муры разводишь! – ругал себя Волков. – А преступник, может, действительно где-то рядом! Эх ты, Аника-воин!»
Он ругал себя, но воображение рисовало совсем Другую картинку: Рыбаков, обросший щетиной, страшный, внезапно преграждает им дорогу. Бандит совершенно уверен в своей безнаказанности. Почему бы не напасть, не завладеть лошадьми? Ведь это проще пареной репы! Девчонка не в счет – сама умрет со страха… Светловолосый парень в комбинезоне – обыкновенный сельский тракторист… Вперед!
Но Олег молниеносно выхватывает пистолет, короткая схватка – и преступник уже связан, посажен на Рыжуху!
И Кате волей-неволей придется ехать в одном седле с Олегом… Как здорово бы было!
– Ох и перетрусила я! – призналась ему Катя, когда он подъехал к ней. – А вы?
– И я тоже! – честно признался Олег. – До сих пор все поджилки трясутся! – расхохотался он.
Дорога пошла сосновым бором. Между стволов деревьев тихо клубился туман, подсвеченный лучами солнца. Было совсем тихо, только пофыркивали лошади, мягко ступая по желтому влажному песку дороги, да изредка раздраженно перекликались вспугнутые кедровки.
Неожиданно, пересекая полоски света на дороге, быстро прошмыгнул бурундучок. Он с ходу вскарабкался на ствол сосны и, усевшись на суку, беспокойно завертел головой, разглядывая всадников.
«Кто такие? Чего надо?» – казалось, спрашивал он, забавно раздувая мешочки на щеках и поблескивая бусинками глаз.
«Не бойся! Не тронем мы тебя, не тронем!» – подумал про себя Волков, разглядывая зверька. Он знал, что бурундук чрезвычайно запаслив – заготавливает себе на зиму до двадцати килограммов кедровых орехов. Но и жаден, говорят, необычайно… Среди охотников ходит байка, что если кто-нибудь разорит его припасы, бурундук находит в лесу подходящую рогульку и виснет в ней горлом. То есть от отчаяния и жадности кончает жизнь самоубийством…
Но это, конечно, только байка. Зачем бурундуку вешаться, если у него запасы в разных местах припрятаны? На пятерых таких, как он, орехов с избытком хватит! А коль не хватит, так он орешков-то и у ронжи[8] позаимствовать не побрезгует. Все равно глупая птица часто и сама забывает, где у нее чего припрятано. А вешаться?.. Конечно же, это просто охотничья байка!
– Эй, Василий Пантелеевич, привет! Как нынче шишковать будешь, а? – вдруг громко и весело крикнула Катя.
Зверек, мелькнув полосатой спинкой, мгновенно исчез в густой кроне дерева.
– Знакомый, что ли? – пошутил Волков.
– Да что-то вроде сродственничка, – улыбнулась девушка. – Муж у меня был – Бурундуков Василий. Ему и кличка с детства «Бурундук» была. Разошлись мы… – пояснила Катя, поправляя выбившиеся из-под платка пряди волос.
– Пил, что ли? – спросил Олег первое, что подвернулось на ум. Он был несколько обескуражен – уж больно не вязался юный облик Кати с неудачным замужеством.
– Да уж лучше бы пил! – как-то совсем по-бабьи вздохнула та. – Жадный без меры был. А узнала об этом после времени… Эх, правду люди говорят – чтобы человека узнать, мало и пуд соли съесть!
– Так оно… – начал было Волков и тут же про себя чертыхнулся – заговорил совсем как дед Сюткин! – Ну да не беда, Катенька! Найдешь еще себе человека по душе. Как говорят: «Какие твои годы!»
– Где его искать-то? – снова вздохнула Катя. – У нас в Глухарной и парней-то нет… Ой! А что это я с вами разболталась, как с подружкой задушевной?! – спохватилась вдруг она. – Хитрый вы, все вопросики да вопросики! А я, глупая, нюни и распустила…
– Да что вы, Катя? Разве я хитрый?.. А потом, по себе знаю, иногда с чужим человеком лучше пооткровенничать, чем с тем, кого близким считаешь.
– И то правда, – махнула рукой Катя. – Да вы не подумайте, я ни о чем не жалею. Не горе ведь это, а так, дурость моя собственная… А вы, Олег Николаевич, все равно, – хи-трук! – лукаво блеснув глазами, сказала она. – Но да и я тоже хитренькая!..
Она повернулась к Олегу и, перегнувшись в седле, неожиданно сильно хлестнула Орлика веткой по крупу:
– Нно-о! Пошел!!
Жеребец на секунду замер, потом встал на дыбы и понес Волкова стремительным наметом. Олегу показалось, что сквозь свист ветра до него донесся Катин смех – звонкий, как переливы серебряного колокольчика.
Глава 7
– Редикулит, язви его, замучил! – доверительно посетовал он. – Но в твои-то годы, паря, без бахвальства скажу, – ох и шустер я был! Покойница-то моя, Манефа Кондратьевна бывало…
Свою байку Афанасию Ивановичу на этот раз не удалось досказать – подошла его внучка Катя, уже готовая в дорогу – в низких резиновых сапожках и в мужском кургузом пиджачке поверх тренировочного костюма.
– Здрасте вам! – проговорила она и сразу же вспыхнула легким румянцем, теребя в руках ситцевую косынку. Лицо ее, оттененное легкими прядями волос, было не то чтобы красивое, но удивительно ясное.
– Вот, стало быть, Олег-батькович, внучка-то тебя и проводит, – пояснил старик, попыхивая самокруткой. – Она в тайге-то все ходы-выходы знат. На ее, паря, понадеяться можно!.. Счас вот подымлю маненько да и пойду ей Рыжуху седлать, – добавил он.
Между тем возня на конюшне усилилась. Послышалось несколько глухих ударов по дереву, мощное призывное ржание жеребца. И сразу же, потоньше и коротко, отозвалась кобыла.
– Ишь, кровушка-то как игра-ат! – одобрительно улыбаясь, заметил Афанасий Иванович. – Однако застоялся Орлик-то наш! Как бы он тебя не расшиб, паря!
– Да перестаньте вы, деда! – перебила его Катя. – Что ж, по-вашему, человек в седле не сиживал, что ли? Учат ведь их, раз служба такая…
– Так оно, так оно… – миролюбиво согласился Сюткин.
В эту минуту Олег подумал: «Уж лучше бы кого-нибудь из пацанов определили мне в провожатые! Сбросит жеребец с себя на глазах у Кати – стыда не оберешься!…»
Не успел он докончить свою мысль, как открылись ворота конюшни и огромный вороной жеребец, пританцовывая и пофыркивая, буквально вынес висевших на поводьях бригадира Силантьева и старика-конюха.
Как ни готовился Олег к этой встрече, но сердце его все-таки обмерло…
После полумрака конюшни яркие краски солнечного утра, скопление незнакомых людей, видимо, возбуждающе подействовали на Орлика.
Диковато кося глазами по сторонам, он прядал ушами и храпел, приседая на задние ноги.
– Но! Не балуй! Не балуй! – успокаивал коня худенький, чем-то неуловимо похожий на Сюткина старик-конюх. – Не балуй, сказал! – ласково похлопал он по лошадиной морде.
Заметив в руке Волкова сахар, конюх по-приятельски подмигнул:
– Эй, комсостав, чего сидишь-робеешь? Иди давай, угощай Орлика нашего! Сахарок-то он ува-жжаат!
Олег встал, не без робости приблизился к жеребцу, протянул на ладони кусочки сахара.
Жеребец шумно втянул нервно раздувающимися ноздрями воздух, поймал мягкими губами сахар и захрустел, обнажая крупные желтоватые зубы.
– Порядок! Вроде признал!.. – облегченно вздыхая, определил бригадир. Лицо его раскраснелось от напряжения, покрылось мелкими капельками пота. – Ну давай, командир, не робей!
«Эх-х, была не была!» – решил Олег и, сунув ногу в стремя, рывком перевалился в седло.
В какой-то книге из жизни мустангеров он читал, что в отношениях с чужой лошадью все определяет первое мгновение. Человек должен сразу дать понять, что хозяин положения – он, показать свою силу и характер…
Поэтому, перехватив из рук бригадира поводья, он резким движением натянул их, поджимая голову Орлика к его груди.
Не ожидавший такого поворота дела жеребец на секунду замер и присел на задние ноги. Но стоило только на долю секунды ослабить поводья – и конь взбрыкнул так, что Олег чуть было не спикировал на землю.
– Ну нет, друг, так дело не пойдет! – входя в азарт, весело воскликнул Волков и, натянув правый повод сильнее, заставил Орлика неудобно повернуть шею..
Жеребец, мелко перебирая ногами, затанцевал на месте, скосил на Олега фиолетовый глаз и… неожиданно укусил своего седока за колено!
Волков вскрикнул от боли, потерял равновесие и кулем свалился на землю.
«Надо же было так опозориться!» – досадовал он, потирая ушибленный бок.
Отмщенный жеребец с места взял в галоп, играючи перемахнул жердевую изгородь, отделяющую конюшню от выгона, свернул на проселок и понесся, распластывая над землей свое могучее тело.
– Вы не ушиблись? – услышал Волков участливый голос подбегавшей к нему Кати. – Больно?
– Да нет, все в норме, – успокоил ее Олег, поднимаясь с земли.
– Эк он тебя, командир! Ой не могу!.. – хохотал, сидя на полозе саней, Сюткин. – Иди давай, курить будем! Таперича пока не выбегается Орлик-то, не спымать! Иди закуривай, кавалерия!
– Да что вы, деда, как насмешник какой! – присовестила его Катя. – Ну упал человек. С кем не бывает?
– Так оно, так оно… – ответил ей лесник своей универсальной присказкой. И нельзя было понять – соглашается он с внучкой или все-таки продолжает подтрунивать над Волковым.
Минут через сорок жеребец возвратился на выгон. Усилиями бригадира и конюха его удалось подманить ломтем хлеба и поймать.
Прихрамывая, Олег направился к Орлику и вскарабкался в седло.
«Ну, второй раз твой фокус уже не пройдет!» – твердо пообещал он жеребцу.
– Ннно-о! Па-ашел! – крикнул Волков, дергая поводья.
Засвистел в ушах ветер. Не то жук, не то' шмель теплым комком шмякнул Олега по щеке и мгновенно пропал где-то далеко позади.
«Только бы не свалиться, не вылететь! – мелькнула мысль. – Запросто сверну себе шею!» – думал он, как можно ниже пригибаясь к луке седла и стараясь приноровить свое тело к бешеному ритму скачки.
Перед заболоченной низинкой жеребец резко сбавил ход и зашлепал копытами по покрытой желтоватой ряской воде. Он остановился, но Олег сильно дернул поводья вверх. Оскорбленный таким поведением седока, Орлик вздыбился и снова рванул в галоп. Из-под его копыт высоко вздымались фонтаны грязной воды.
– Давай, давай, работай! – в азарте прикрикнул на коня Олег. Ему было нужно, чтобы тот как можно быстрее устал. Только так можно сбить спесь с привередливого экс-чемпиона областного ипподрома!
Болотце кончилось. Впереди между отливающими темной медью стволами сосен дорога круто уходила на подъем.
– А ну-ка, Орлик, газку! – весело крикнул Олег и, опустившись в седло, сильно толкнул жеребца пятками под бока.
«Тягун» утомил коня, вороная шерсть его залоснилась от пота, показалась пена, но Волков и не думал Давать ему передышки. Еще с полчаса гонял и гонял он строптивого по оврагам и буеракам, пока тот не начал обессилено спотыкаться.
– Что, брат? Притомился?! – торжествовал Олег, Попался, который кусался?, ,
Жеребец, тяжело взбираясь на очередной подъем, покряхтывал и смиренно мотал головой. Это вполне можно было принять за знак примирения…
К конюшне Волков возвратился победителем. Довольно ловко соскочив с Орлика, он передал поводья конюху и вразвалочку подошел к Сюткину, засупонивавшему смиренного вида косматую лошаденку.
– Ну так че, паря? Задал он тебе чесу? – хитровато прищурившись, осведомился лесник.
– А, ерунда, Афанасий Иванович. Конь как конь, ничего особенного… – нарочито картинно прикуривая, ответил Олег.
– Так оно, так оно… – согласился лесник, прикрывая ладонью глаза от яркого солнечного света. – А фуражечку тоды пошто потерял? Еро-ой!..
И, видимо, довольный собой, рассыпался в беззвучном дробном смешке.
…Некоторое время ехали молча.
Впереди Катя. Ее Рыжуха шла быстрой рысью, гулко поекивая селезенкой. Метрах в тридцати сзади ехал Олег. Он уже начал понимать, что преждевременно праздновал свою победу над Орликом.
Своенравный жеребец постоянно выказывал норов – то без всякой причины срывался в галоп, то гарцевал так, что от мелкой тряски ныли все внутренности и начинало тошнить. Это было настолько невыносимо, что Волков, наконец, не выдержал:
– Кать, а Кать! Пусти Рыжуху шагом! – взмолился он. – Никак приноровиться не могу… Все печенки отбил жеребец проклятый!
Девушка приостановила свою кобылку, повернула голову к Олегу и понимающе улыбнулась:
– Это у вас с непривычки. Поди давно верхом-то не ездили?
Волков кивнул и откровенно залюбовался Катей. Уж больно красила ее улыбка…
Через минуту-другую лошади уже шли рядом, часто сходясь, и тогда Олег ощущал своим бедром теплый и упругий бок кобылки.
Орлик начал женихаться и все пытался укусить Рыжуху за загривок. Но каждый раз Катя не допускала этого: проворно щелкала его прутиком по морде, отчего тот шарахался в сторону, ,
– Ловко у тебя получается! – похвалил девушку Олег. – Прямо как у укротительницы!
– Ничего особенного, – пожала плечами та, – в деревне ведь выросла. А вы городской, наверное?
– Вроде городской. Родился здесь, на Урале. В Ирбите, есть такой городок.
– Ой, правда? – обрадовалась вдруг Катя. – А у меня подружка, Валя Шматкова, тоже из Ирбита! Вместе в техникуме учились! Может, знаете ее?
– Нет, не знаю, – ответил Олег, и ему вдруг стало жаль, что не знает он этой Вали Шматковой, потому что заметил, как огорчилась его спутница.
– А на какой улице она жила? – поинтересовался он, стараясь хоть как-то исправить положение.
– На Кирова. Номер не то сорок два, не то сорок четыре… Сейчас уже точно и не припомню…
– Вот те раз! Это надо же! – хлопнул себя по ноге Волков. – Через каких-нибудь восемь домов друг от друга жили, а не знаю! Я ведь тоже по этой улице жил. Только чуть повыше, поближе к озеру…
Помолчали.
Но Олегу не хотелось терять нить разговора, и он спросил:
– А ты где училась? Тоже в Ирбите?
– Нет, в Свердловске. Лесотехнический техникум закончила. Знаете?
– Вроде знаю. Он где-то по Сибирскому тракту, почти на выезде из города. Так?
– Ага, – подтвердила Катя, – там еще музыкальная фирма «Урал» рядом.
– Да, да, да! Вспомнил! – закивал головой Волков. – Когда в аэропорт Кольцово едешь, по правую руку будет… Послушай, Катя, а что это ты в лесотехнический пошла? Вроде не женская работа… И охота тебе в такой глуши жить?
– Глушь? Это вы напрасно так! – обиделась Катя, – Да разве у нас глушь? И кто, интересно, лес ростить будет? Вы-то, городские, не больно идете!
– Ну прости, прости, Катюша! – со смехом перебил ее Олег. – Честное слово не хотел тебя обидеть!
– А что мне обижаться? – возразила девушка. – Сама-то я знаю, что моя профессия не хуже любой другой. И много знаний требует. Вот вы, наверное, думаете, что про нашу тайгу, – сделала девушка ударение на первом слоге, и знакомое слово «тайга» прозвучало для Волкова как-то по-особому романтично, – все-все знаете?
– Не все, конечно, но кое-что знаю. Как-никак почти местный.
– И нодью[7] знаете как делать?
– Слышал, вообще-то. Но самому не приходилось.
– А вот деда у меня мастак по этой части. Не хуже любого ханта ладит. Рассказать вам его «технологию»?
– Расскажи, это интересно.
– Значит, так. Перво-наперво берет он две лесины, сухары, конечно. Подтешет их немного топором – так, чтобы плоскости у них появились. Потом «насеку» делает – взрыхляет древесину, чтобы лучше горела. Вбивает в землю колышки и приспосабливает лесины так, чтобы одна над другой держались и между ними зазор был. Бересту в зазоре поджигает, с подветренной стороны лапнику набросает и спит себе…
– А если ветер вдруг переменится? – поинтересовался Олег.
– Так что ж? В тайге не у тещи на блинах. Лапник в охапку и с другой стороны ложись!
– Молодец, Катюша. Спасибо тебе за науку. Теперь буду знать, как нодью приготовить. Может быть, когда-нибудь эта премудрость и пригодится.
– С первого-то раза у вас может и не получиться, – предупредила девушка, – еще и чутье надо, какие лесины выбрать.
– Выходит, еще какой-то секрет есть?
– Секрет не секрет, опыт нужен… Взять хотя бы нас с мамой. Раньше, бывало, на каникулы примчусь – сразу стряпню затею. Пироги рыбные, шаньги с черемуховой мукой – деда-то мой очень такие шанежки с молочком уважает… И, знаете, уж вроде и стараюсь изо всех сил, все по рецепту делаю, а только у мамы все равно вкуснее получаются! Подрумяненные такие, с хрустящей корочкой…
– Ну, мама есть мама. Не горюй, еще научишься!
– Научусь, конечно. Да только не у мамы… – вздохнула девушка. – Утонула она прошлый год – моторка перевернулась… И плавала она хорошо, да вот не выплыла. Осенью-то у нас в Конде вода шибко студеная…
Олег хотел было что-то сказать, как-то утешить девушку, но передумал. Понял, что слова сейчас не нужны.
Неподалеку хрустнула ветка.
– Ой, кто-то ходит! – испугалась Катя. – Не ваш ли…
Волков направил Орлика в заросли кустарника, откуда донесся звук. Положив руку на кобуру, он внимательно осматривал землю – нет ли каких следов? Но ничего подозрительного не заметил. Остановив жеребца, он прислушался… Тихо.
– Показалось, наверное! – крикнул Волков, успокаивая девушку.
В ту же секунду совсем рядом затрещали ветки, и он увидел, как огромный лось, высоко задрав голову с большущими ветвистыми рогами, сшибая грудью молодые осинки, помчался в глубь тайги.
– Ух ты! – воскликнул Олег, вытирая со лба внезапно прошибший его холодный пот. Появление лося было так неожиданно, что он откровенно испугался.
«А если бы то был Рыбаков? – пришла внезапная мысль. – Вообще в штаны наложил бы, да? Расслабился ты, друг дорогой, шуры-муры разводишь! – ругал себя Волков. – А преступник, может, действительно где-то рядом! Эх ты, Аника-воин!»
Он ругал себя, но воображение рисовало совсем Другую картинку: Рыбаков, обросший щетиной, страшный, внезапно преграждает им дорогу. Бандит совершенно уверен в своей безнаказанности. Почему бы не напасть, не завладеть лошадьми? Ведь это проще пареной репы! Девчонка не в счет – сама умрет со страха… Светловолосый парень в комбинезоне – обыкновенный сельский тракторист… Вперед!
Но Олег молниеносно выхватывает пистолет, короткая схватка – и преступник уже связан, посажен на Рыжуху!
И Кате волей-неволей придется ехать в одном седле с Олегом… Как здорово бы было!
– Ох и перетрусила я! – призналась ему Катя, когда он подъехал к ней. – А вы?
– И я тоже! – честно признался Олег. – До сих пор все поджилки трясутся! – расхохотался он.
Дорога пошла сосновым бором. Между стволов деревьев тихо клубился туман, подсвеченный лучами солнца. Было совсем тихо, только пофыркивали лошади, мягко ступая по желтому влажному песку дороги, да изредка раздраженно перекликались вспугнутые кедровки.
Неожиданно, пересекая полоски света на дороге, быстро прошмыгнул бурундучок. Он с ходу вскарабкался на ствол сосны и, усевшись на суку, беспокойно завертел головой, разглядывая всадников.
«Кто такие? Чего надо?» – казалось, спрашивал он, забавно раздувая мешочки на щеках и поблескивая бусинками глаз.
«Не бойся! Не тронем мы тебя, не тронем!» – подумал про себя Волков, разглядывая зверька. Он знал, что бурундук чрезвычайно запаслив – заготавливает себе на зиму до двадцати килограммов кедровых орехов. Но и жаден, говорят, необычайно… Среди охотников ходит байка, что если кто-нибудь разорит его припасы, бурундук находит в лесу подходящую рогульку и виснет в ней горлом. То есть от отчаяния и жадности кончает жизнь самоубийством…
Но это, конечно, только байка. Зачем бурундуку вешаться, если у него запасы в разных местах припрятаны? На пятерых таких, как он, орехов с избытком хватит! А коль не хватит, так он орешков-то и у ронжи[8] позаимствовать не побрезгует. Все равно глупая птица часто и сама забывает, где у нее чего припрятано. А вешаться?.. Конечно же, это просто охотничья байка!
– Эй, Василий Пантелеевич, привет! Как нынче шишковать будешь, а? – вдруг громко и весело крикнула Катя.
Зверек, мелькнув полосатой спинкой, мгновенно исчез в густой кроне дерева.
– Знакомый, что ли? – пошутил Волков.
– Да что-то вроде сродственничка, – улыбнулась девушка. – Муж у меня был – Бурундуков Василий. Ему и кличка с детства «Бурундук» была. Разошлись мы… – пояснила Катя, поправляя выбившиеся из-под платка пряди волос.
– Пил, что ли? – спросил Олег первое, что подвернулось на ум. Он был несколько обескуражен – уж больно не вязался юный облик Кати с неудачным замужеством.
– Да уж лучше бы пил! – как-то совсем по-бабьи вздохнула та. – Жадный без меры был. А узнала об этом после времени… Эх, правду люди говорят – чтобы человека узнать, мало и пуд соли съесть!
– Так оно… – начал было Волков и тут же про себя чертыхнулся – заговорил совсем как дед Сюткин! – Ну да не беда, Катенька! Найдешь еще себе человека по душе. Как говорят: «Какие твои годы!»
– Где его искать-то? – снова вздохнула Катя. – У нас в Глухарной и парней-то нет… Ой! А что это я с вами разболталась, как с подружкой задушевной?! – спохватилась вдруг она. – Хитрый вы, все вопросики да вопросики! А я, глупая, нюни и распустила…
– Да что вы, Катя? Разве я хитрый?.. А потом, по себе знаю, иногда с чужим человеком лучше пооткровенничать, чем с тем, кого близким считаешь.
– И то правда, – махнула рукой Катя. – Да вы не подумайте, я ни о чем не жалею. Не горе ведь это, а так, дурость моя собственная… А вы, Олег Николаевич, все равно, – хи-трук! – лукаво блеснув глазами, сказала она. – Но да и я тоже хитренькая!..
Она повернулась к Олегу и, перегнувшись в седле, неожиданно сильно хлестнула Орлика веткой по крупу:
– Нно-о! Пошел!!
Жеребец на секунду замер, потом встал на дыбы и понес Волкова стремительным наметом. Олегу показалось, что сквозь свист ветра до него донесся Катин смех – звонкий, как переливы серебряного колокольчика.
Глава 7
К селу Петрово Катя и Олег подъехали в первом часу дня.
Темно-зеленый кедрач, среди которого змеилась дорога, неожиданно расступился, и они выехали на вершину сопки.
С ее высоты село открывалось все разом, будто с низколетящего вертолета. Белели шиферные скаты крыш; издали казался совсем игрушечным, словно собранным из спичек, новый мост через глубокий овраг; неторопливо несла свои буро-зеленые воды река Конда, по левому берегу которой, на пойменном лугу, пестрыми пятнышками разбрелось стадо,
– Вон там, где флаг – сельсовет, – указала рукой Катя, – а дом напротив – это контора химлесхоза. Антенна возле него большущая, видите?
Дорога почти отвесно спускалась с сопки. Катя привстала на стременах – на спуске так было удобнее. Волков последовал ее примеру.
Когда подковы лошадей гулко застучали по плахам моста, взгляду открылась небольшая площадь между сельсоветом и конторой химлесхоза. Площадь эта упиралась в здоровенную, по-видимому еще дореволюционной постройки избу, над которой виднелась вывеска «Магазин».
Возле магазина пестрела толпа, в основном женщины и дети.
Человек шесть мужчин сидели особняком на штабеле бревен и покуривали.
– Эх, завезли товар, наверное, а я денег с собой не взяла! – чисто по-женски расстроилась Катя. – Вот дуреха!
Но, подъехав ближе, она поняла, что не в завозе товаров тут дело…
– Нет, тут что-то не то! Глядите, глядите, как участковый наш, Кандычев, суетится? Поди случилось что? Ну верно, случилось! Смотрите – он фотоаппаратом щелкает! Олег Николаевич, давайте побыстрее! – заторопила она своего спутника.
Волков тоже успел заметить человека в милицейской форме.
Тот был без фуражки и то пятился вдоль стены, то набегал, приближаясь к крыльцу вплотную, и замирал, держа камеру перед глазами.
Когда Катя и Олег спешились, он аккуратно положил аппарат на крыльцо и пошел им навстречу.
– А-а, Катерина-батьковна! Приветствую, приветствую! По каким делам пожаловали? Аль расписываться приехали?
– Да нет, Петро Матвеевич, с этим пока не тороплюсь. Все жду, когда твой брательник Федор мне предложение сделает! – улыбнулась Катя. – Знакомьтесь, человек к вам по делу.
– Если по делу, тогда ладно. А то украдут нашу первую красавицу, ответ-то мне держать… Лейтенант милиции Кандычев, участковый инспектор, – представился он, внимательно разглядывая Олега. – Зовут Петром Матвеевичем.
Светловолосый, с дерзкими, немного раскосыми глазами, выдававшими долю хантыйской или мансийской крови, поджарый и жилистый, он улыбался, но взгляд был цепок и внимателен, как у хищной птицы.
Форма на нем сидела ладно. Это впечатление не пор. тили даже неуклюжие резиновые бродни, перепачканные глиной раструбы которых висели, как уши африканского слона.
– Прапорщик Волков, начальник розыскной группы, – представился Олег и, достав служебное удостоверение, протянул его участковому.
– Порядок! – внимательно изучив документ, заключил лейтенант. – По Рыбакову, значит, работаешь? У меня тоже ориентировка из райотдела имеется.
– По нему, будь он неладен. Как сквозь землю провалился!
– Помощь какая нужна?
– Связь нужна. В штаб части обстановку надо доложить.
– Радиорелейка в конторе химлесхоза есть. Сеанс в три часа, передашь что надо.
– А пораньше никак нельзя? Срочно нужно, сам понимаешь…
– Нет, пораньше не получится, – помотал головой лейтенант. – После трех связь хоть круглосуточно будет, а раньше – никак… Мне самому связь позарез нужна – кражу со взломом кто-то завернул, – показал он рукой в сторону магазина. – В отдел сообщить надо. Еще какие трудности у тебя, говори, не стесняйся. Чем можем – поможем.
– Ремень генератора нужен. От «ГАЗ-53». На моем транспортере полетел…
– С ремнем поможем. Это дело поправимое… – лейтенант вытащил из кармана потрепанную записную книжку и, поведя взглядом по стайке мальчишек, замерших на почтительном расстоянии, крикнул: – Федьша! Кандычев! А ну ко мне!
Веснушчатый белобрысый Федька словно из-под земли вырос.
– На, братан, записку, жми к Никодимовичу на рембазу. Передай, чтобы ремень был. Срочно нужно.
Кандычев-младший взял записку, почему-то строго посмотрел на Волкова и вразвалочку отошел к пацанам. Сам он сделал какое-то важное сообщение, и вся ребячья ватага разом снялась с места и припустила по дороге.
– Ишь ты, как воробьи! – рассмеялся Волков.
– Верно, воробьи и есть! – согласился участковый, пряча в карман записную книжку. – Ну, твой вопрос решили. Теперь кражу надо распутывать.
– А не мог эту кражу наш беглец сделать? – предположил Волков.
– Вообще-то почерк чисто зэковский – полы после кражи помыты. И знаешь, чем? Водкой! В магазине вонища – не продохнешь… Но вот в чем загвоздка, сдается мне, что двое их было!
– А следы, отпечатки есть?
– Следов, брат, можно сказать, навалом, Три моторки угнали, на берегу отпечатки сапог. Резиновый – сорок пятый и кирза, поношенные – сорок второй примерно.
– Ах, ты черт! Значит, это они и были!
– Кто? – не понял Кандычев.
– Вчера ночью, километрах в пяти от Глухарной, мы точно такие же следы видели! – возбужденно пояснял Олег. – У бежавшего, кстати, сапоги тоже кирзовые. И тоже сорок второй размер!
– Ну-ка, ну-ка, это уже интересно! – воскликнул лейтенант.
– Эх, догнать бы! Далеко ведь не могли уйти! – загорелся идеей Волков.
– Догонять, брат, не на чем, – перебил его Кандычев. – – Все догонялки теперь у них. У старика Артюхова есть, верно, дощаник с «Ветерком» первых выпусков… Но против «Вихря» это не мотор, а так – фукалка. Да и ушли эти гады уже давненько, еще под утро. Считай, часов восемь как они в ходу. Правда, горючки у них маловато – неполная канистра… Но и на этом бензине они могли уже порядком отмотать. Но ничего! Никуда не денутся! – убежденно заключил участковый. – Достанем! – Немного помолчав, он предложил Волкову: – Ну что, брат, пойдем, поможешь осмотр места происшествия сделать? Как говорят – ум хорошо…
Олег пошел следом за Кандычевым, удивляясь тому, как незаметно они с ним сблизились и перешли на «ты»…
И это кандычевское «брат» не было ни фамильярным, ни навязчивым, а в самую точку.
Ведь дело они делают в общем-то одно. Справедливое мужское дело, в котором и должны быть братья по духу и по оружию.
В толпе женщин он заметил Катю и помахал ей рукой. Она зарделась смущенно и, как показалось Олегу, посмотрела на него с пониманием и одобрением.
– …Вот, полюбуйся, Николаевич, как корова языком слизнула! – указал лейтенант на вырванные вместе е пробоем амбарный и контрольный замки. – Видать, здоровые бугаи тут орудовали…
На чисто выскобленных досках крыльца рядом с замками валялась пожарная кирка. Олег наклонился к ней и почувствовал, что от нее исходит слабый запах спиртного.
– Ни пятнышка ты там не найдешь, водкой протирали… Чисто хирурги! – усмехнулся лейтенант. – Ну да ладно, над этим пусть криминалисты голову ломают, а мне кражу раскрывать надо. Скидавай, брат, сапоги.
И ловко освободившись от своих бродней, он нырнул в сумрак подсобки.
Пока Олег разувался, в магазине послышалась возня, скрип передвигаемых ящиков, затем Кандычев весело выкрикнул:
– Эй, на барже!.. Ставни отворите кто-нибудь!
Из группы женщин отделились было две молодайки, но, взглянув в сторону мужской компании на бревнах, отступили, обиженно поджав губы. Со штабеля встал коренастый мужичок в замасленной кепке-шестиклинке. Он степенно подошел к магазину и с хозяйской неторопливостью раскрыл ставни.
– Спасибо, Кузьмич, а то тут прямо тьма египетская была! – поблагодарил его участковый. – Ты уж проследи, Кузьмич, чтобы к магазину никто не подходил, следы не затаптывал!
Темно-зеленый кедрач, среди которого змеилась дорога, неожиданно расступился, и они выехали на вершину сопки.
С ее высоты село открывалось все разом, будто с низколетящего вертолета. Белели шиферные скаты крыш; издали казался совсем игрушечным, словно собранным из спичек, новый мост через глубокий овраг; неторопливо несла свои буро-зеленые воды река Конда, по левому берегу которой, на пойменном лугу, пестрыми пятнышками разбрелось стадо,
– Вон там, где флаг – сельсовет, – указала рукой Катя, – а дом напротив – это контора химлесхоза. Антенна возле него большущая, видите?
Дорога почти отвесно спускалась с сопки. Катя привстала на стременах – на спуске так было удобнее. Волков последовал ее примеру.
Когда подковы лошадей гулко застучали по плахам моста, взгляду открылась небольшая площадь между сельсоветом и конторой химлесхоза. Площадь эта упиралась в здоровенную, по-видимому еще дореволюционной постройки избу, над которой виднелась вывеска «Магазин».
Возле магазина пестрела толпа, в основном женщины и дети.
Человек шесть мужчин сидели особняком на штабеле бревен и покуривали.
– Эх, завезли товар, наверное, а я денег с собой не взяла! – чисто по-женски расстроилась Катя. – Вот дуреха!
Но, подъехав ближе, она поняла, что не в завозе товаров тут дело…
– Нет, тут что-то не то! Глядите, глядите, как участковый наш, Кандычев, суетится? Поди случилось что? Ну верно, случилось! Смотрите – он фотоаппаратом щелкает! Олег Николаевич, давайте побыстрее! – заторопила она своего спутника.
Волков тоже успел заметить человека в милицейской форме.
Тот был без фуражки и то пятился вдоль стены, то набегал, приближаясь к крыльцу вплотную, и замирал, держа камеру перед глазами.
Когда Катя и Олег спешились, он аккуратно положил аппарат на крыльцо и пошел им навстречу.
– А-а, Катерина-батьковна! Приветствую, приветствую! По каким делам пожаловали? Аль расписываться приехали?
– Да нет, Петро Матвеевич, с этим пока не тороплюсь. Все жду, когда твой брательник Федор мне предложение сделает! – улыбнулась Катя. – Знакомьтесь, человек к вам по делу.
– Если по делу, тогда ладно. А то украдут нашу первую красавицу, ответ-то мне держать… Лейтенант милиции Кандычев, участковый инспектор, – представился он, внимательно разглядывая Олега. – Зовут Петром Матвеевичем.
Светловолосый, с дерзкими, немного раскосыми глазами, выдававшими долю хантыйской или мансийской крови, поджарый и жилистый, он улыбался, но взгляд был цепок и внимателен, как у хищной птицы.
Форма на нем сидела ладно. Это впечатление не пор. тили даже неуклюжие резиновые бродни, перепачканные глиной раструбы которых висели, как уши африканского слона.
– Прапорщик Волков, начальник розыскной группы, – представился Олег и, достав служебное удостоверение, протянул его участковому.
– Порядок! – внимательно изучив документ, заключил лейтенант. – По Рыбакову, значит, работаешь? У меня тоже ориентировка из райотдела имеется.
– По нему, будь он неладен. Как сквозь землю провалился!
– Помощь какая нужна?
– Связь нужна. В штаб части обстановку надо доложить.
– Радиорелейка в конторе химлесхоза есть. Сеанс в три часа, передашь что надо.
– А пораньше никак нельзя? Срочно нужно, сам понимаешь…
– Нет, пораньше не получится, – помотал головой лейтенант. – После трех связь хоть круглосуточно будет, а раньше – никак… Мне самому связь позарез нужна – кражу со взломом кто-то завернул, – показал он рукой в сторону магазина. – В отдел сообщить надо. Еще какие трудности у тебя, говори, не стесняйся. Чем можем – поможем.
– Ремень генератора нужен. От «ГАЗ-53». На моем транспортере полетел…
– С ремнем поможем. Это дело поправимое… – лейтенант вытащил из кармана потрепанную записную книжку и, поведя взглядом по стайке мальчишек, замерших на почтительном расстоянии, крикнул: – Федьша! Кандычев! А ну ко мне!
Веснушчатый белобрысый Федька словно из-под земли вырос.
– На, братан, записку, жми к Никодимовичу на рембазу. Передай, чтобы ремень был. Срочно нужно.
Кандычев-младший взял записку, почему-то строго посмотрел на Волкова и вразвалочку отошел к пацанам. Сам он сделал какое-то важное сообщение, и вся ребячья ватага разом снялась с места и припустила по дороге.
– Ишь ты, как воробьи! – рассмеялся Волков.
– Верно, воробьи и есть! – согласился участковый, пряча в карман записную книжку. – Ну, твой вопрос решили. Теперь кражу надо распутывать.
– А не мог эту кражу наш беглец сделать? – предположил Волков.
– Вообще-то почерк чисто зэковский – полы после кражи помыты. И знаешь, чем? Водкой! В магазине вонища – не продохнешь… Но вот в чем загвоздка, сдается мне, что двое их было!
– А следы, отпечатки есть?
– Следов, брат, можно сказать, навалом, Три моторки угнали, на берегу отпечатки сапог. Резиновый – сорок пятый и кирза, поношенные – сорок второй примерно.
– Ах, ты черт! Значит, это они и были!
– Кто? – не понял Кандычев.
– Вчера ночью, километрах в пяти от Глухарной, мы точно такие же следы видели! – возбужденно пояснял Олег. – У бежавшего, кстати, сапоги тоже кирзовые. И тоже сорок второй размер!
– Ну-ка, ну-ка, это уже интересно! – воскликнул лейтенант.
– Эх, догнать бы! Далеко ведь не могли уйти! – загорелся идеей Волков.
– Догонять, брат, не на чем, – перебил его Кандычев. – – Все догонялки теперь у них. У старика Артюхова есть, верно, дощаник с «Ветерком» первых выпусков… Но против «Вихря» это не мотор, а так – фукалка. Да и ушли эти гады уже давненько, еще под утро. Считай, часов восемь как они в ходу. Правда, горючки у них маловато – неполная канистра… Но и на этом бензине они могли уже порядком отмотать. Но ничего! Никуда не денутся! – убежденно заключил участковый. – Достанем! – Немного помолчав, он предложил Волкову: – Ну что, брат, пойдем, поможешь осмотр места происшествия сделать? Как говорят – ум хорошо…
Олег пошел следом за Кандычевым, удивляясь тому, как незаметно они с ним сблизились и перешли на «ты»…
И это кандычевское «брат» не было ни фамильярным, ни навязчивым, а в самую точку.
Ведь дело они делают в общем-то одно. Справедливое мужское дело, в котором и должны быть братья по духу и по оружию.
В толпе женщин он заметил Катю и помахал ей рукой. Она зарделась смущенно и, как показалось Олегу, посмотрела на него с пониманием и одобрением.
– …Вот, полюбуйся, Николаевич, как корова языком слизнула! – указал лейтенант на вырванные вместе е пробоем амбарный и контрольный замки. – Видать, здоровые бугаи тут орудовали…
На чисто выскобленных досках крыльца рядом с замками валялась пожарная кирка. Олег наклонился к ней и почувствовал, что от нее исходит слабый запах спиртного.
– Ни пятнышка ты там не найдешь, водкой протирали… Чисто хирурги! – усмехнулся лейтенант. – Ну да ладно, над этим пусть криминалисты голову ломают, а мне кражу раскрывать надо. Скидавай, брат, сапоги.
И ловко освободившись от своих бродней, он нырнул в сумрак подсобки.
Пока Олег разувался, в магазине послышалась возня, скрип передвигаемых ящиков, затем Кандычев весело выкрикнул:
– Эй, на барже!.. Ставни отворите кто-нибудь!
Из группы женщин отделились было две молодайки, но, взглянув в сторону мужской компании на бревнах, отступили, обиженно поджав губы. Со штабеля встал коренастый мужичок в замасленной кепке-шестиклинке. Он степенно подошел к магазину и с хозяйской неторопливостью раскрыл ставни.
– Спасибо, Кузьмич, а то тут прямо тьма египетская была! – поблагодарил его участковый. – Ты уж проследи, Кузьмич, чтобы к магазину никто не подходил, следы не затаптывал!