Он вынимает предметное стекло из-под объектива микроскопа и в бессильной ярости швыряет его на пол.
   Садится в полном отчаянии.
   Мэри безуспешно пытается утешить его. На лестнице раздаются шаги. Оба смотрят на дверь.
   Мэри. Ричард!
   Входит Гордон. Хардинг смотрит на него, со страхом ожидая, что он скажет.
   Гордон. Моя сестра…
   Хардинг. Откуда вы знаете?
   Гордон. У нее страшно бьется сердце. Она слабеет. И… и… она не хочет отвечать.
   Хардинг молчит.
   Гордон. Как мне ей помочь?
   Хардинг, убитый, измученный, молчит.
   Гордон. Я думал, что-нибудь известно…
   Хардинг не двигается.
   Мэри (вскрикивает). О, Джэнет! И вы, бедный…
   Она приближается к Гордону; Гордон делает движение, как бы желая предупредить ее, что и он, может быть, заражен. Она не обращает на это внимания. «Ричард!» – шепчет она у самого его лица.
   Хардинг встает и уходит, не произнося ни слова. Следуя инстинкту врача, он хочет помочь, даже если положение кажется безнадежным.
   Комната Гордона. Джэнет ворочается на кровати. Хардинг, за ним Ричард и Мэри. Хардинг подходит к Джэнет и присаживается на кровать. Он откидывает простыни, прислушивается к ее дыханию. Потом покрывает ее снова и качает головой. Встает с кровати. Гордон задает ему немой вопрос.
   Хардинг. Сомнения нет. А ведь этого можно было избежать. Подумать только! Остался всего один невыясненный вопрос. Но я не могу раздобыть даже йоду – даже йоду! Торговли больше нет, достать ничего нельзя. Война продолжается. Эта чума продолжается – и с нею не борются, она хуже войн, которые породили ее!
   Гордон. Неужели ничем нельзя облегчить ее положение?
   Хардинг. Ничем. Не осталось ничего, чем можно было бы облегчить чье бы то ни было положение. Война – это искусство сеять нищету и бедствия. Помнится, еще студентом-медиком я беседовал с неким Кэбэлом о предотвращении войн. Об исследованиях, которые я произведу, и о зле, которое я буду исцелять. Бог мой!
   Хардинг поворачивается к дверям и уходит.
   Снова разрушенная и пустынная Площадь. Хардинг пересекает ее, с отчаянием возвращаясь в свою лабораторию.
   Комната Гордона. Мэри и Гордон сидят. Атмосфера безнадежности. Оба не сводят глаз с кровати. Джэнет встает. Лицо ее теперь призрачно-бледно, глаза остекленевшие. Она идет по направлению к ним и к аппарату; Мэри и Гордон уставились на нее в ужасе, она проходит мимо них. Лицо ее приближается до размеров крупного плана. Она выходит из комнаты. После секунды колебания Гордон поднимается и спешит вслед за сестрой. Мэри делает несколько шагов, потом садится.
   Площадь. Джэнет бродит по ней. Гордон нагоняет ее и пытается взять за руку, но она отталкивает его. Они направляются к толпе, обступившей доску с извещениями перед Ратушей. Толпа разбегается в паническом страхе.
   Джэнет и Гордон идут к часовому. Часовой поднимает винтовку.
   Гордон заслоняет Джэнет своим телом. Часовому:
   – Нет! Не стреляйте, я уведу ее из города!
   Часовой колеблется. Джэнет уходит из кадра. Гордон колеблется между нею и часовым и затем следует за нею. Часовой поворачивается им вслед, все еще не решаясь.
   Джэнет и Гордон бредут по развалинам Эвритауна. Она впереди, мечется бесцельно, лихорадочно. Он следует за нею. Так мы совершаем экскурсию по Эвритауну в период его полного, окончательного упадка. Мертвый город. От них убегают крысы, отощавшие собаки.
   Они проходят через покинутый вокзал.
   Общественные сады в полном запустении. Разбитые вывески. Остатки фонтанов, поломанные решетки.
   Загородная дорога с пустыми и разрушенными дачами. В садах заросли терновника и крапивы. Джэнет и Гордон проходят мимо прежнего дома Пасуорти, который можно узнать по расщепленному бомбой забору.
   Обе фигуры, следуя одна за другой, все удаляются, и следующая сцена проходит за огромными, тоскливыми пустырями на все большем расстоянии.
   Джэнет падает и лежит неподвижно. Гордон опускается возле нее на колени.
   В первую минуту он не может поверить, что она умерла. Он поднимает ее и уносит на руках. Видно, как где-то очень далеко он несет ее в мертвецкую.
   Выходят фигуры в капюшонах и берут ношу из его рук – все это в большом отдалении.
   Мэри ждет в комнате Гордона. Теперь сумерки, и ее лицо очень бледно, неподвижно и грустно. Она смотрит на дверь, в которую, наконец, входит, шатаясь, Гордон. – О, Мари, милая Мэри! – кричит он.
   Мэри протягивает к нему руки. Он прильнул к ней, как ребенок.
   На экране три даты: 1968, 1969, 1970.

9. ЭВРИТАУН ПОД ВЛАСТЬЮ БОССА-ПАТРИОТА

   Площадь Эвритауна в 1970 году. Она несколько оправилась после крайней, трагической разрухи периода Бродячей болезни. Заметны неуклюжие попытки отремонтировать разрушенные здания. Магазины не открыты, и половина домов не заселена, но воронка от снаряда в центре площади засыпана. Существует нечто вроде рынка: оборванные, в заплатах, люди торгуются из-за овощей и кусочков мяса. Мало на ком видны ботинки. На большинстве обувь из лыка или тряпок или деревянные башмаки. Шляпы носят немногие, новой шляпы нет ни одной. Женщины простоволосы или в платках. Экипажи не грубые и не примитивные, но разбитое старье. Одна или два ящика на велосипедных или автомобильных колесах – их толкают перед собой люди. Лошадей почти совсем не видать. Доят корову или козу. Вот крестьянин с автомобилем (маленьким, без резиновых шин), в автомобиль впряжена лошадь и в нем груда моркови и репы. Несколько палаток с подержанными вещами – одеждой, мебелью и домашней утварью. Похоже на маленький деревенский базар. Видна палатка с поношенным платьем и разной мелочью, с ювелирными изделиями и поношенным модным товаром. В ней торгует подобострастный субъект – таких встречаешь на восточных базарах. Он потирает руки, следит за другой палаткой и за прохожими. Нигде не видно новых вещей, потому что промышленная жизнь в застое. Аппарат описывает круг, чтобы дать общий вид площади, и останавливается перед Ратушей. Над колоннадой Ратуши висит большой флаг в форме розетки. Розетка – символ властвующего Босса и его правительства.
   Небольшая кучка народу смотрит на украшенного розетками стража, который пишет на стене углем.
   Наверху он нарисовал и растушевал грубую розетку.
   НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЮЛЛЕТЕНЬ 1 мая 1970 г.
   Чума прекратилась. Благодаря решительным мерам нашего Босса, распорядившегося расстреливать всех бродячих. Уже два месяца ни одного заболевания. Чума побеждена.
   Босс готовится с величайшей энергией возобновить военные действия против горцев. Скоро мы добьемся победы и мира.
   Все хорошо – боже, спаси Босса. Боже, спаси нашу родину.
   Внутренность ангара для самолетов. Гордон, постаревший на три года, в другом, немного менее потрепанном костюме, работает на станке над аэропланным мотором. За ним виден разобранный самолет. С ним два помощника. Он исследует провода высокого напряжения.
   Гордон. Этот каучук испорчен. Есть у нас изолированный провод?
   Первый помощник. У нас совсем нет изолированного провода, сэр.
   Гордон. А изоляционная лента?
   Второй помощник. Здесь нет ни крохи. Все, что было, мы израсходовали на тот мотор.
   Гордон медленно поднимается, сраженный.
   – Да и что толку – все равно ведь нет бензина! Не думаю, чтобы в этом проклятом городе осталось хоть три галлона бензина. Зачем же меня приставили к этому делу? Ни одна машина больше не полетит. С полетами кончено. Всему конец. Цивилизация умерла.
   Рынок. Аппарат повернулся к палатке с безделушками и старым платьем. К торговцу подплывает Роксана. Роксана – красивая двадцативосьмилетняя женщина, сознающая свою красоту. Лицо ее довольно искусно накрашено. По контрасту с грязной и унылой публикой на площади она и обе ее спутницы кажутся блестящими, веселыми и благоденствующими. Костюм ее лучше всего описать, как коллекцию украшений. Он подобран из гардеробов и шкафов, какие еще можно найти в покинутых домах. В общем, это вечерний туалет эпохи приблизительно 1935 года. Палатка Вадского полна таких находок.
   Роксана (подходя). Где Вадский? Мне нужно поговорить с Вадским.
   Вадский, прятавшийся за стойкой, пока она подходила, собирается с силами и выходит ей навстречу.
   Роксана. У вас был кусок материи в цветах, целый отрез – семь ярдов, а вы мне не сказали об этом! Вы его спрятали от меня и отдали этой вашей женщине. И теперь у нее новое платье – новое платье!
   Покуда она говорит, Вадский протестует руками и плечами и, когда она умолкает, произносит: «О леди, я показывал вам этот отрез!
   Роксана. Не втирайте мне очков, Вадский. Это не первый раз. Вы спрятали его от меня!
   Вадский. Леди! Вы сказали: «Мне не нужна такая материя».
   Роксана. Как! Я уж которую неделю прошу вас именно о такой материи для лета – светлого ситцу в цветах!
   Вадский. Помилуйте, леди!
   Роксана. Как вы посмели? Можно подумать, что я ничего не значу в Эвритауне!
   Роксана (обращается к первой из своих спутниц). Разве вы не помните? Я говорила, что мне нужна светлая материя в цветах.
   Спутница послушно вспоминает.
   Роксана снова апеллирует к ней: что толку в любовнике, что толку в могущественном любовнике, если тебя так третируют?
   Роксана (обращаясь к Вадскому, который кланяется в полном смятении). Я скажу об этом Боссу. Я вас предупреждала. Все новое раньше всех мне!
   Другая часть рыночной площади. Кучка взволнованных людей обступила оборванного мужчину.
   Мужчина. Я своими глазами видел!
   Толпа хохочет.
   Женщина. Вы сперва напиваетесь, а потом видите невесть что.
   Мужчина. Сперва я услышал шум, потом поднял голову – и вот он в небесах, над холмами!
   Через площадь идет Гордон, направляясь к ним. Он слышал последние слова: – Что вы видели?
   Мужчина. Аэроплан. Он летел вон там, над холмами. Это было как раз на рассвете.
   Толпа высмеивает его. Гордон смотрит на него, оценивает его взглядом, пожимает плечами и уходит своей дорогой.
   Мэри покупает овощи у крестьянина с автомобилем, запряженным лошадью. Она в простом, грубом коричневом костюме. Но ей он идет. Показывается Гордон, и они приветствуют друг друга спокойно, как муж и жена. Пока Мэри выбирает зелень, Гордон с профессиональной симпатией разглядывает автомобиль:
   – Это «моррис», не правда ли?
   Крестьянин. Да, хорошая дочумная машина. Я ее смазываю и осматриваю время от времени.
   Гордон. Вы думаете, что она когда-нибудь пойдет быстрее? Несмотря ни на что?
   Крестьянин. Не знаю, у меня нет бензина. Но все же машина хоть куда! Помню, когда я был мальчиком и она была новая, нам ничего не стоило проехать в ней сто миль – целых сто миль! Я проезжал это расстояние меньше чем в три часа. Но все это кончилось – кончилось навсегда! А?
   Он вопросительно и с хитрецой смотрит на Гордона.
   Гордон и Мэри закончили свои покупки и идут к лаборатории.
   Мэри. Ты нынче запоздал. Удалось что-нибудь сделать?
   Гордон. Ничего. Машины ни к черту. Бензина нет. Босс просто в насмешку приставил меня к этому делу. Ни одна из них не поднимется в воздух. Полеты сделались мечтой для Босса и других пьяниц вроде него. Между прочим, тут был один пьянчуга, утверждавший, что он нынче утром видел самолет.
   Мэри. Ричард!
   Гордон. В чем дело?
   Мэри, Ведь меня ты не сочтешь сумасшедшей?
   Гордон. Ну?
   Мэри. Я слышала аэроплан нынче утром!
   Гордон. Когда?
   Мэри. На рассвете. Я решила, что это сон. Но если и другие…
   Гордон. Вздор! Говорят тебе, полетам пришел конец. Мы никогда больше не поднимемся в воздух. Никогда!
   Слышатся звуки флейт и барабанов. Гордон и Мэри резко оборачиваются, им явно не по себе.
   Босс со своей свитой. Это полувоенная банда, одетая весьма пестро, одинаковое – только значок в виде розетки. Они маршируют по Площади. Босс
   – здоровенный, заносчивого вида детина в шляпе набекрень. На шляпе спереди розетка. Его мундир с портупеей принадлежал, вероятно, музыканту военного оркестра. На нем сабля, кортик и два револьвера. Изящные бриджи и сапоги. На ленте на груди та же эмблема – розетка. Манерами он смахивает на вежливого шофера лондонского такси. На его подчиненных приблизительно такие же полувоенные наряды.
   Он узнает Гордона, бросает взгляд на Мэри, делает ей мысленную оценку, решает порисоваться и останавливается. Гордон без всякого воодушевления отдает ему честь.
   Босс. Есть что доложить. Гордон?
   Гордон. Ничего утешительного. Босс.
   Босс. Мы должны иметь аэропланы – так или иначе!
   Гордон. Я сделаю все, что могу, но без бензина летать нельзя.
   Босс. Я добуду вам бензину, уж поверьте мне. А вы занимайтесь моторами. Я знаю, что у-вас нет материалов, но, право, вы можете преодолеть эту трудность. Например, заменой частей. Вы не пробовали? Используйте части одной машины для ремонта другой. Будьте изобретательны! Дайте мне хоть десять машин, способных работать. Дайте хоть пять. Мне не нужны все сразу. Я позабочусь о том, чтобы вас вознаградили как следует. И тогда мы сможем кончить эту нашу войну – навсегда. Это ваша жена. Гордон? Вы ее прячете. Привет, сударыня! Вы должны использовать свое влияние на нашего Главного Механика! Воюющему государству нужна его работа!
   Мэри Сей не нравится все это). Я уверена, что мой муж всячески старается для вас. Босс!
   Босс. Старается! Этого недостаточно, сударыня. Воюющее государство требует чудес!
   Мэри молчит и затем глуповато замечает:
   – Не каждый умеет творить чудеса. Босс, как вы.
   Босс (в высшей степени польщенный). Я уверен, что вы могли бы творить чудеса, если бы захотели, сударыня!
   Слышится голос Роксаны: «Рудольф!»
   Босс сразу присмирел. Он поворачивается к Роксане, которая подходит, возмущенно шурша юбками, сопровождаемая своими статс-дамами. Гордон и Мэри тотчас же забыты. Позади в состоянии нервозного страха следует Вадский.
   Роксана. Они опять принялись за свои старые шутки! Вадский спрятал от меня товары! Это что, с твоего разрешения?
   Вадский. Но ей показывали. Она сказала, что ей не годится.
   Босс. Если Вадский принялся за свои старые штуки, он ответит за это!
   Роксана торжествующе поворачивается к Вадскому.
   Босс. Не один только Вадский припрятывает вещи. Что ты скажешь о нашем Главном Механике, который не дает мне самолетов, чтобы окончить эту несчастную войну с Горным народом?
   Роксана, подбоченившись, смотрит на Гордона, а затем неторопливо разглядывает Босса и Мэри. Гордон ей в общем понравился. Она понимает, что Босс рисовался перед Мэри, и ей хочется немножко осадить его.
   С напускной сварливой издевкой она обращается к Боссу:
   – Разве ты не можешь заставить его? Я думала, что ты можешь заставить всякого сделать все, что угодно!
   Гордон. Иных вещей нельзя сделать, сударыня. Без бензина нельзя летать. Без инструментов и материалов нельзя починить машины. Мы слишком далеко ушли назад. Авиация – погибшее искусство в Эвритауне.
   Роксана. И вы действительно настолько глупы?
   Гордон. Я действительно настолько беспомощен.
   Роксана (Боссу). Ну, что ты предпримешь. Босс?
   Босс (становится «сильным человеком»). Он приведет в порядок эти машины, а я добуду ему… уголь – вещество, из которого можно сделать горючее!
   Чуть слышно доносится с большого расстояния шум авиационного мотора. Лицо Гордона крупным планом.
   Гордон. Это – утраченное искусство! Это мечта прошлого.
   Лицо его меняется, когда шум аэроплана доходит до его сознания. Он озадачен. Потом он поднимает глаза к небу. Молча указывает пальцем.
   Показана вся группа. Все смотрят вверх.
   Вадский и покупатели на рынке, толпа на заднем плане – все замечают самолет. Видно, как он кружит по небу. Это первый новый аэроплан, показываемый в фильме. Небольшой, типа 1970 года. Крылья его отогнуты назад, как у ласточки. Он не должен быть большой и внушительный, как бомбардировщик, который появляется в конце этой части, но он совсем особенный.
   Из домов выбегают люди. Все смотрят на небо. Беготня, крики – возбуждение растет.
   Гордон (в глубоком волнении. Он обращается к Мэри). Вот он – ты была права, – опять аэроплан! Он выключает мотор – он спускается.
   Глаза толпы следят за самолетом. Можно понять, что он кружит, идя на посадку.
   Босс (первым спохватывается). Что это значит? Неужели они получили самолеты раньше нас? А вы мне говорите, что мы не можем больше летать! Пока вы тут… копались, они действовали! Ну, вы там, узнайте, кто это и что это значит! Ты (к одному из своих телохранителей) ступай, и ты тоже (к другому). Там всего один человек! Задержите его!
   Босс становится центром деятельности.
   Босс. Пошлите за Саймоном Бэртоном. Саймона сюда!
   Со стороны Ратуши появляется лукавого вида субъект, правая рука Босса, он спешит к своем хозяину.
   Аппарат показывает Гордона и Мэри, они стоят поодаль. Недоумение и странную надежду породило в них это удивительное нарушение монотонного быта Эвритауна. Потом аппарат поворачивается к Роксане. Она наблюдает за Боссом и развиваемой им деятельностью со скептицизмом женщины, слишком хорошо знающей мужчину. Потом она вспоминает о Мэри, ищет ее взглядом и обнаруживает также Гордона. Она направляется к ним.
   Роксана (Гордону). Что вам известно об этом? Вы что-нибудь знаете? Кто этот человек в воздухе?
   Гордон (говорит наполовину про себя, наполовину Мэри и Роксане). Это что-то новое. Это новая машина. Где-то еще умеют строить новые машины. Я даже не представлял себе, что это возможно.
   Роксана. Но кто этот человек? Как он смеет являться сюда?
   Ее лицо крупным планом в момент, когда она оглядывает Эвритаун и соображает, что в конце концов это еще не весь мир. Глаза ее обращаются на Босса, который все еще не решил, как ему отнестись к этому непредвиденному случаю.
   Босс. Отведите его в Ратушу. Поставьте караул возле его машины и приведите его сюда, ко мне!
   Аппарат возвращается к Гордону и Мэри.
   Гордон. Пойдем, Мэри. Я должен посмотреть эту машину!
   Луг близ города. Люди бегут. Самолет скользит над головами и приземляется вне поля зрения, за небольшим холмом.
   Пробегает несколько оборванных мужчин, женщин и детей, они останавливаются на гребне, на фоне неба, и смотрят. Они колеблются и не решаются подойти поближе. Один ребенок, кидается вперед, но мать останавливает его. Они таращат глаза и начинают беспокойно расступаться вправо и влево от центра пригорка, по мере того как приближается нечто невидимое. Появляются два телохранителя, посланные Боссом, и тоже в нерешительности останавливаются.
   Мы смотрим на самолет через ложбину таким образом, что летчик – Джон Кэбэл, отец детей, показанных в первой части, – с драматической внезапностью появляется над гребнем холма и идет по направлению к нам.
   Он теперь седой, лицо его изрезано морщинами. Он одет в блестящий черный костюм, голова и тело прикрыты чем-то круглым, благодаря чему он кажется выше семи футов ростом. Это нечто вроде круглого шлема, закрывающего как голову, так и туловище. Это противогаз 1970 года. Забрало откинуто вниз, так что спереди его голова и плечи напоминают Будду в ореоле. Черная маска позади его головы и плеч вся в бороздах, как раковина. Она вырисовывается на фоне неба, как некое знамение. Он проходит между зрителями, которые следуют за ним; один страж направляется через гребень холма к машине, второй приближается к нему. Они вместе идут к городу. Этот второй страж – идиотического вида небритый субъект, всегда сильно озадаченный жизнью, а в данный момент – и вовсе. За ними следует кучка любопытных.
   Кэбэл. Кто управляет этой частью страны?
   Страж. Босс. Тот, кого мы называем Боссом.
   Кэбэл. Хорошо. Я хочу видеть его.
   Страж. Он послал меня арестовать вас.
   Кэбэл. Ну… Это не в ваших силах. Но я приду повидаться с ним.
   Страж. А все-таки вы арестованы, признаете вы это или нет. Эта страна находится в состоянии войны.
   Толпа и в особенности дети придвигаются ближе к Кэбэлу.
   Кэбэл. Я хорошо помню это место. Я жил… где-то здесь. (Показывает.) Много лет. Слышали ли вы когда-нибудь о человеке по фамилии Пасуорти? Хоть кто-нибудь? Нет! О Хардинге?
   Двое детей говорят разом: «Доктор Хардинг?»
   Кэбэл. Да. Он еще здесь?
   Старуха. Он хороший человек. Он у нас тут единственный врач. О, он добрый человек.
   Дети. Смотрите, сэр, вот он.
   Приближаются Хардинг, Гордон и Мэри. На заднем плане толпа.
   Кэбэл и Хардинг рассматривают друг друга.
   Кэбэл. О боже! И это Хардинг?
   Хардинг (растерянно). Мне кажется, я что-то вспоминаю… что-то о вас.
   Кэбэл. Но ведь вы были молодой человек!
   Хардинг (вскрикивает). Вы Джон Кэбэл! Я бывал у вас! Здесь! Безумно давно! До того, как начались войны! И вы летаете? Вы поседели, но вид у вас все еще молодой!
   Кэбэл. Как здесь обстоят дела? Кто у власти?
   Хардинг (опасливо поглядывает на толпу). У нас здесь военный диктатор. Обычная история.
   Кэбэл (берет Хардинга под руку). Гм… Я прибыл поглядеть на вашего диктатора. Куда нам пойти, чтобы переговорить?
   Хардинг жестами показывает, где он живет. Кэбэл собирается пойти вместе с ним.
   Страж. Стойте! Вы арестованы, не забывайте этого. Вам придется пойти к Боссу.
   Кэбэл. Все в свое время. Сперва к этому джентльмену.
   Страж. Этого нельзя. Вам придется пойти со мной. Приказ есть приказ. Сперва к Боссу!
   Кэбэл поднимает брови и уходит с Хардингом. Страж следует за ним, изображая жестами изумление и протест.
   – Ну-ну! – говорит он.
   За ними следуют Гордон, Мэри и толпа. Толпа изумлена смелым обращением Кэбэла со стражем.
   Лаборатория. Остатки обеда. Обед был скудный. Жестянки, один-два ножа и сломанная вилка. Скатерти мет, треснувшие чашки. Мэри, Гордон, Кэбэл и Хардинг ведут беседу. Кэбэл снял свой огромный противогаз и бросил его возле себя.
   Страж отворяет дверь и заглядывает.
   Кэбэл. Вы оставайтесь за дверью. Мне здесь вполне хорошо.
   Страж как будто собирается заговорить, но, поймав взгляд Кэбэла, затворяет дверь.
   Кэбэл. Итак, вы вернулись сюда после войны?
   Хардинг. И стал чем-то вроде средневекового лекаря. Доктором без лекарств и инструментов. Делаю, что могу, в этом разрушенном мире. Боже милостивый! Помните, как я бахвалился своими планами?
   Кэбэл (садится). Как не помнить! У вас были кой-какие хорошие идеи. Но вот что, давайте еще поговорим. Расскажите, как здесь обстоит дело. Остались ли еще механики? Способные технические работники?
   Хардинг. Вот как раз такой человек.
   Гордон подходит.
   Кэбэл (испытующе смотрит на него). Чем вы занимаетесь?
   Гордон. Был бортмехаником, сэр. А теперь на все руки мастер. Последний механик в Эвритауне.
   Кэбэл. Пилот?
   Гордон. Да, сэр. (Отдает честь.) Не так чтоб уж очень искусный. Жаль, что я не такой хороший механик, как хотелось бы.
   Страж снова отворяет дверь и заглядывает.
   – Мне приказано… – начинает он.
   Кэбэл. Плюньте на приказы. Закройте дверь!
   Страж подчиняется.
   Кэбэл. Расскажите мне об этом вашем Боссе. Что за человек забрал в свои руки эту часть света?
   Штаб Босса в Ратуше. Он подготовил обстановку для приема чужеземного летчика. Сидит за огромным письменным столом. Его окружают несколько телохранителей, секретарей и лизоблюдов. Саймон Бэртон сидит за другим столом, сбоку. Роксана наблюдает за приготовлениями, подходит и становится рядом с Боссом по правую его руку. Что-то шепчет ему. Волнуется, как женщина перед боем быков. Предстоит оживленный спор, и ей думается, что непрошеный гость может оказаться любопытной новинкой. В Эвритауне что-то скучно стало в последнее время.
   Атмосфера напряженная. Сцена подготовлена, а главный актер не появляется. Боссу не терпится увидеть Кэбэла, а Кэбэл не идет. Посланные гонцы возвращаются.
   Босс. Где этот человек? Почему его не привели сюда?
   Все неловко переминаются. Босс обращается к Бэртону.
   Бэртон. Он ушел с доктором Хардингом.
   Босс (встает). Его нужно привести сюда! Он будет иметь дело со мной.
   Роксана (кладет руку ему на плечо). Но ты не можешь идти к нему. Это немыслимо! Он должен прийти к тебе!
   Босс (колеблется и ерзает на месте, но не встает, подчиняясь ей). Пошлите за ним другого. Пошлите троих. С дубинками. Его надо немедленно привести сюда.
   Бэртон торопливо выходит, чтобы распорядиться.
   Лаборатория. Группа беседует.
   Кэбэл. Так вот какой человек ваш Босс! Ну, он не исключение. Мы повсюду находим таких полувоенных выскочек, занимающихся драками и грабежом. Вот во что выродились бесконечные войны – в бандитизм! А чего другого можно было ожидать? И мы – все, что осталось от былых инженеров и механиков, – заняты теперь тем, что спасаем мир. В наших руках все, какие остались, воздушные пути, в наших руках море. У нас общие идеи; франкмасонство действенности – братство науки. Мы, естественно, душеприказчики цивилизации, когда все иное потерпело крах!
   Гордон. О, я этого ждал. Я ваш, располагайте мной!
   Кэбэл. Не мой, не мой! Никаких «хозяев» больше нет. Располагать вами будет цивилизация. Посвятите себя Мировым Сообщениям!
   Стук в дверь. Они оборачиваются. В комнату входит идиотический страж. Позади него трое других посланных Боссом.
   Один из них (говорит). Скажи ему, что он должен идти. Если он сам не пойдет, мы понесем его.
   Первый страж. Одному богу известно, что со мной будет, если вы не пойдете, сэр!
   Кэбэл пожимает плечами, встает, задумывается, передает свой огромный противогаз Гордону и выходит; стражи почтительно следуют за ним.
   В следующей сцене противогаз не фигурирует.