Уэлш Ирвин. Вечеринка что надо

   — Я за тебя замуж, блин, не собираюсь, понял? Я просто перепихнуться хочу.
   — Ага, — он снова пробежал взглядом по её наготе и внезапно почувствовал, что без всяких дополнительных усилий возбудился.
   Накрывшись пальто, они занялись любовью. Любовь эта состояла в основном из жесткого трения гениталий, а не из слияния душ, но в это трение было вложено достаточно страсти и энергии, и Гиллиан быстро достигла оргазма. Кэлум кончил вскоре после нее. Он подумал, что смог бы и лучше, если бы не кислота, Бобби и прочее дерьмо:
   «Ну ничего, — подумал он радостно, — не так уж плохо для первого раза».
   Гиллиан удовлетворенно подумала, что вряд ли она придет сюда еще раз, но, по крайней мере, парень был достаточно тактичен, чтобы позволить ей кончить первой. Все в порядке, жить стало полегче.
   — А ты ничего, — снизошла Гиллиан до комплимента перед тем, как заснуть.
   Через какое-то время Кэлум почувствовал, что Гиллиан встает, но притворился крепко спящим. Она начала одеваться, затем до Кэлума донеслось какое-то перешептывание, и он понял, что из спальни вышла Мишель. Кэлум смутился, осознав, что пальто едва скрывает его наготу.
   — Ну как? — шепотом спросила Гиллиан у Мишель.
   — Полное говно. Он ничего не умеет. Словно долбаный девственник какой. У него даже встал-то с трудом. Все про эту долбаную кислоту говорил.
   Кэлум услышал, что Мишель плачет. Затем она неожиданно спросила с любопытством:
   — А твой как?
   Гиллиан долго шуршала платьем, а затем, через промежуток времени, который показался Кэлуму целой вечностью, ответила:
   — Вполне ничего. Немного неуклюжий: ой, бедненькая Мишель: опять у тебя ничего не вышло: надо было тебе этого взять, — и она ткнула пальцем в сторону Кэлума.
   Мишель вытерла слезы, смазав при этом всю тушь. Гиллиан хотела ей об этом сказать, но Мишель её перебила:
   — Вот с Аланом все было просто блестяще. По крайней мере, поначалу. Потом, когда он спутался с этой шлюхой, пошло полное дерьмо, но вначале: вначале он был бесподобен.
   — О, — ласково сказала Гиллиан, решив промолчать о размазанной туши.
   Она наклонилась к Кэлуму и легонько потрясла его за плечо:
   — Эй, Кэлум! Встань, мне нужно мое пальто. Мы уходим.
   — Угу.. — промычал Кэлум.
   Мозги у него плавали в каком-то маринаде, а тело казалось одной сплошной отбивной, но, по крайней мере, действие кислоты совсем прошло.
   — Дай я плавки надену. Они там, за кушеткой.
   — Я не буду смотреть, честное слово, — сказала Гиллиан.
   От этих слов Мишель рассмеялась, как показалось Кэлуму, каким-то хищным смехом, который очень гармонировал с размазанной тушью вокруг глаз. Как бы то ни было, Кэлум встал, натянул плавки и джинсы и вручил Гиллиан пальто.
   — Ну ладно. До скорого: Мишель, Гиллиан. Да, Гиллиан, у тебя есть мой телефон? — спросил он осторожно.
   Кэлум еще не решил для себя, захочет ли он с ней встретиться, но ему показалось, что будет вежливо хотя бы намекнуть на такую возможность. Еще он подумал, что Гиллиан, наверное, слегка психованная.
   — Свой я тебе не дам, а твой напиши, если хочешь, — сказала Гиллиан, протягивая ручку и клочок бумаги. Клочок оказался ваучером распространителя рождественской лотереи «Клуб-86» Департамента содействия развитию шотландской молодежи.
   — Ты билетики себе взял? — спросила она.
   — Угу, целых пять, — ответил он, записывая номер на ваучере.
   Гиллиан еще раз посмотрела на Кэлума, потом на Мишель, а затем сказала:
   — Если захочу тебя увидеть, позвоню. Я не люблю, когда парни мне звонят: «Сходим куда-нибудь, а, Гиллиан?» — изобразила она чей-то противный, занудный голос.
   Затем она подошла к Кэлуму, обхватила его голый торс и прошептала:
   — Мы еще потрахаемся, очень скоро.
   — Угу-м: — неопределенно буркнул тот в ответ. — Да, да, конечно.
   В этот момент Кэлуму почему-то вспомнилось, как он смотрел по телевизору передачу о природе. Там самка богомола отъедала голову самцу во время спаривания. Кэлум проводил взглядом Гиллиан и Мишель, явственно представив, как Гилиан отъедает ему голову.
   Кэлум сидел в одиночестве в гостиной, смотрел по телевизору утреннюю программу и курил. Проведя рукой по члену и мошонке, он понюхал свою ладонь. Она пахла Гилиан. Он подумал об Элен и о Бобби и остро ощутил свое одиночество. Затем он стал заваривать себе чай, и тут вошел Круки.
   — Как ночь провел? — спросил его Кэлум. Круки ответил ему улыбкой, похожей больше на резаную рану.
   — Ты настоящий друг. Эта Мишель — Королевский банк и все такое, а трахается во все дыры. Она еще хотела, но старине Круки надо было выспаться перед работой.
   — Так ты ей вставил, что ли? — спросил Кэлум с посеревшим лицом.
   — Вставил? Да я её на части порвал! Теперь она вместе со своим Королевским банком долго не сможет на велосипеде кататься. И есть ей не скоро захочется! Это же Круки! — При этих словах он ткнул себя в грудь указательным пальцем. — Теперь у меня кредит в Королевском банке! Я почти ничего не снимал со счета, но сделал несколько крупных вкладов — ну, ты меня понимаешь. Под большие проценты! Я ей так и сказал: если тебе нужно привести в чувство какую-нибудь подружку, дай ей мой адрес! Лучше Круки с этим никто не справится: Лучше Круки просто не бывает, — и Круки запел, отбивая ритм на бедрах:
   Он лу-у-учше всех других.
   Он лу-у-учше любого,
   Кого я встреча-а-ала до сих
   По-о-ор!..
   Кэлум смотрел, как Круки приплясывает, и чувствовал, что неплохо было бы ему врезать. Но печаль сковала его порукам и ногам: из головы все не выходил Бобби. Когда Бобби умер на самом деле? Пожалуй, что задолго до этой ночи.
   — А как ты, Кэл? Что у тебя с Гиллиан? — внезапно спросил Круки с лукавым выражением на лице.
   — Да так, ничего. Я сам виноват. Все эта кислота, понял?
   Круки изобразил на лице театральную маску презрения:
   — Это не оправдание, Кэлли, старина. Возьми, к примеру, Круки. — Тут он снова показал пальцем на себя. — Ему можно присвоить официальный титул: КРУЧЕ ВСЕХ. Никакое количество наркотиков не сможет выбить этого парня из седла! Именно в этом и состоит различие между профессионалами высокого класса с большим стажем и самоучками-любителями.
   — Это или есть, или нету, — безразлично согласился Кэлум.
   — Я об этом и говорю, Кэл! Таланту не научишься. Ни один учебник в мире не поможет.
   Кэлум думал о Бобби и о Гиллиан.
   — Я однажды видел документальный фильм о насекомых, о богомолах. Такие большие, свирепые твари, понял?
   — Ага: злобные такие на вид, верно?
   — Телка богомола отгрызает парню башку во время пистона: я, в смысле, не о богомолах. У парней с бабами вроде как бы то же самое, понял?
   Круки посмотрел на Кэлума:
   — При чем здесь эти богомолы херовы?
   Кэлум наклонил голову и подпер ладонью щеку. Круки показалось, что он пытается закрыть лицо рукой. Потом он снова заговорил неторопливо и совсем упавшим голосом:
   — Мы: видели парня: ну, Бобби: мы видели, как он умер: как мы могли: как будто ничего не случилось!..
   Круки сел на край кушетки рядом с Кэлумом. Ему стало как-то не по себе. Он раз-другой попытался заговорить, но горло перехватывало. После долгого молчания он наконец сказал, глядя в телевизор:
   — Что там за дерьмо кажут?
   Кэлум поднял голову:
   — Программа к завтраку. Надо бы позавтракать, понял?
   — Верно, верно, умница! Я сбегаю на улицу за молоком и хлебом. — Затем Круки снова посмотрел на Кэлума, довольный тем, что напряженный момент прошел: — Интересно, как мы будем выпутываться из того, что ночью было?
   Кэлум снова подумал о Бобби и еще о том, что этому наглому мудаку все равно ничего не объяснишь. Так и будет выхаживать по земле с оттопыренной нижней губой, словно весь мир обязан ему своим существованием.
   — А хер его знает. Мы тут, в сущности, ни при чем. Просто скажем, что нашли Бобби на улице в полном отрубе и хотели ему помочь, понял? Гиллиан и Мишель — свидетели. Скажем, что убежали, когда на нас напали те парни. Они и будут выпутываться.
   — Но Бобби загнулся от передозировки.
   — Ну и что, может, загнулся, а может, эти психи его кончили. Выбора нет: или мы, или они. Пусть уж лучше они.
   Круки посмотрел в окно: солнце всходило над домом напротив. Город оживал. Демоны, о которых они так любили говорить с Кэлумом, попрятались по норам: гости на вечеринке, уличная шайка, Бобби, Гиллиан, Мишель вместе с её Королевским банком. «Надо было все же вставить сучке, — подумал он с горечью. — Хорошенькая, в целом». Солнце светило, жизнь продолжалась.
   — Ага, — согласился он. — Лучше они, чем мы.
   Кэлуму показалось, что под окном скрипнули тормоза. Затем он услышал стук тяжелых башмаков — двух пар по меньшей мере — на лестнице. «Паранойя, — подумал он, — шалят остатки кислоты. Это просто отходняк».