— Военный совет?
— Только не нападения, — возразил я, — а обороны. Он понимающе кивнул, на долю секунды задержал на мне взгляд и спросил:
— А вы — во главе?
— Но не в том смысле, как тебе это представляется, — ответил я. — Я здесь не затем, чтобы поставить перед вами боевую задачу. Мне нужно от вас, ребята, чтобы вы выложили мне всю информацию, а я уж начну действовать на свой страх и риск.
— Эта война и наша тоже, — возразил Селкин. — Можете полностью на нас положиться.
— Дойдет и до этого, — солгал я. — Пока что мне нужно узнать как можно больше. Займи-ка место вон там, рядом с Халмером.
— Хорошо.
Я уселся на свой привычный стул и начал:
— Признаюсь, что сделал все, чтобы держаться от этого дела подальше. А значит, даже не читал, что пишут в газетах. Мне почти ничего не известно, поэтому извините, если мои вопросы покажутся вам глупыми. Например, как звали ту убитую девушку, я даже этого не знаю.
Наступило молчание, каждый, видимо, ожидал, что на мой вопрос ответит кто-нибудь другой, пока наконец не заговорила Кейт.
— Ее звали Айрин Боулз, Митч.
— Айрин Боулз. — Я успел вооружиться записной книжкой, куда и занес это имя. Потом я обратился к Халмеру:
— Каким образом она была связана с вами?
Он слегка ухмыльнулся и покачал головой.
— Никаким, — ответил он.
— Никаким? А кто же она была такая?
— Потаскуха, — сказал он. — Из верхнего города. Эйб Селкин уточнил:
— Газеты пишут, что она была проституткой.
— Где она жила?
Мне ответил Халмер, продолжавший ухмыляться:
— В Гарлеме.
— И никто из вас ее раньше не видел?
Они все покачали головами, а Кейт объяснила:
— В газетах пишут, что она обычно промышляла в центре. Я спросил:
— Ее встреча с Терри Вилфордом могла быть связана с тем, чем она занималась?
— Исключено, — ответил Эйб Селкин. Вики Оппенгейм, широко раскрыв невинные глаза, добавила:
— Терри Вилфорд никогда бы не стал выкладывать за это деньги: ему и так хватало, мистер Тобин.
— Хорошо, — сказал я. — А если это была чисто дружеская встреча? Может, он как-нибудь познакомился с ней на другой почве?
Мне ответил Халмер:
— Терри ее и знать не знал. Она сидела на игле и, если не промышляла на Бродвее, то торчала у себя в доме, в Гарлеме, накачанная по уши.
— Это точно? — усомнился я. — Кейт, газеты сообщали, что она наркоманка? Она кивнула:
— Доказано, что в момент гибели находилась под воздействием наркотиков.
— Ладно. — Я оглядел всех по очереди. — На следующий вопрос мне нужна только правда. Никуда дальше этой комнаты она не уйдет.
— Мы знаем, — сказал Эйб Селкин.
— Терри Вилфорд был наркоманом? Селкин покачал головой:
— Вот уж нет.
— А из вас кто-нибудь этим балуется?
— Мы не настолько глупы, — ответил Селкин. Халмер добавил:
— Никто из нас наркотики не употребляет, мистер Тобин, это точно.
— А Джордж Пэдберри не баловался?
Его брат, Ральф Пэдберри, до этой минуты тихо сидевший на стуле и, казалось, слишком отрешенный, чтобы участвовать в разговоре, вдруг выпрямился и гневно воскликнул:
— Мой брат никогда к таким вещам не прикасался! За кого вы нас принимаете?
— Простите, — сказал я. — Я задаю вопросы не из праздного любопытства. Мне нужно твердо знать, что к чему.
— Мой брат мертв, вам это понятно?
Вики Оппенгейм потянулась к Пэдберри и взяла его за руку.
— Успокойся, Ральф. Нам всем это известно, поэтому мы здесь и собрались. Мистер Тобин вовсе не оскорбляет память Джорджа, он просто пытается получить ясную картину.
— Джорджа он мог бы и не трогать. Вики покачала головой:
— Представь, что нет. Ему нужно знать о Джордже все. И обо мне, и Эйбе, и Халли. И о тебе тоже. Пэдберри высвободил руку со словами:
— Я тут вообще сбоку припека. Помнится, с самого начала говорил, не впутывайте меня, оставьте в покое. У меня своя... Мне нужно думать о...
— Мне понятно, каково вам, мистер Пэдберри, — перебил я. — Я чувствую почти то же самое. Но ситуация такова, что...
— Но у меня-то жизнь еще не кончилась! — запальчиво прервал он, вперив в меня пылающий взгляд. — Вам-то о чем беспокоиться? Да и всем остальным тоже? Кого из вас волнует, как это отразится на его репутации... А мне нужно думать о будущем, о карьере.
— Мистер Пэдберри, — начал я, и в это время раздался звонок в дверь. Кейт поднялась со стула, а я продолжал:
— Мы собрались здесь не для того, чтобы кого-то в чем-то обвинять или очернить чью-то репутацию. Мне только нужно уяснить ситуацию, вот и все.
— Ладно, с меня хватит! — вскричал он и взвился с места, как это бывает у любого, по сути дела, мягкого человека, взвинтившего себя до предела. — Не знаю, зачем, ребята, вытащили меня сюда?! Хаммер, я же сказал тебе по телефону, что не вижу, какой от меня будет прок, и...
Я прервал его:
— Мистер Пэдберри, вы знали Айрин Боулз?
— Что? — Выбитый из колеи, он заморгал и бестолково уставился на меня. — Кого?
— Убитую женщину?
— Эту прос... Нет!
— Я так и думал, — сказал я. — Но вы знаете Робин Кеннели.
— Конечно я знаю Робин. Ее все в этой комнате знают.
— Она в тюрьме, — сказал я.
— В Белльвью, — поправил меня Халмер и добавил:
— Но это почти одно и то же.
— Я ничего не могу для нее сделать, — возразил Ральф. — Я знаю, к чему вы клоните, но я просто ничем не могу помочь. — Он успокоился, сам того не понимая, и рассудительным тоном продолжал:
— Насколько мне известно, ее родители достаточно состоятельны, по-видимому, они наняли адвокатов. Если она невиновна, то я уверен, что...
— Да брось ты, Ральф, — перебил его Эйб Селкин. — Уж не думаешь ли ты, что она и Джорджа убила?
— Ну, хорошо, — кивнул Ральф в знак того, что полностью согласен. — Но факт остается фактом, помочь ей я не в силах.
— Зато можете помочь мне, — возразил я, — а я в свою очередь помогу ей.
— Что вы можете сделать такого?..
— Митч!
Я обернулся и увидел стоявшую в дверях Кейт, а рядом с ней, с хмурой улыбкой на лице, переводя взгляд с одного на другого, стоял детектив Эдвард Донлон, тот самый, с которого все и началось.
— Ну и собрание, — заметил Донлон и шагнул в комнату. — По какому поводу?
Глава 11
Глава 12
— Только не нападения, — возразил я, — а обороны. Он понимающе кивнул, на долю секунды задержал на мне взгляд и спросил:
— А вы — во главе?
— Но не в том смысле, как тебе это представляется, — ответил я. — Я здесь не затем, чтобы поставить перед вами боевую задачу. Мне нужно от вас, ребята, чтобы вы выложили мне всю информацию, а я уж начну действовать на свой страх и риск.
— Эта война и наша тоже, — возразил Селкин. — Можете полностью на нас положиться.
— Дойдет и до этого, — солгал я. — Пока что мне нужно узнать как можно больше. Займи-ка место вон там, рядом с Халмером.
— Хорошо.
Я уселся на свой привычный стул и начал:
— Признаюсь, что сделал все, чтобы держаться от этого дела подальше. А значит, даже не читал, что пишут в газетах. Мне почти ничего не известно, поэтому извините, если мои вопросы покажутся вам глупыми. Например, как звали ту убитую девушку, я даже этого не знаю.
Наступило молчание, каждый, видимо, ожидал, что на мой вопрос ответит кто-нибудь другой, пока наконец не заговорила Кейт.
— Ее звали Айрин Боулз, Митч.
— Айрин Боулз. — Я успел вооружиться записной книжкой, куда и занес это имя. Потом я обратился к Халмеру:
— Каким образом она была связана с вами?
Он слегка ухмыльнулся и покачал головой.
— Никаким, — ответил он.
— Никаким? А кто же она была такая?
— Потаскуха, — сказал он. — Из верхнего города. Эйб Селкин уточнил:
— Газеты пишут, что она была проституткой.
— Где она жила?
Мне ответил Халмер, продолжавший ухмыляться:
— В Гарлеме.
— И никто из вас ее раньше не видел?
Они все покачали головами, а Кейт объяснила:
— В газетах пишут, что она обычно промышляла в центре. Я спросил:
— Ее встреча с Терри Вилфордом могла быть связана с тем, чем она занималась?
— Исключено, — ответил Эйб Селкин. Вики Оппенгейм, широко раскрыв невинные глаза, добавила:
— Терри Вилфорд никогда бы не стал выкладывать за это деньги: ему и так хватало, мистер Тобин.
— Хорошо, — сказал я. — А если это была чисто дружеская встреча? Может, он как-нибудь познакомился с ней на другой почве?
Мне ответил Халмер:
— Терри ее и знать не знал. Она сидела на игле и, если не промышляла на Бродвее, то торчала у себя в доме, в Гарлеме, накачанная по уши.
— Это точно? — усомнился я. — Кейт, газеты сообщали, что она наркоманка? Она кивнула:
— Доказано, что в момент гибели находилась под воздействием наркотиков.
— Ладно. — Я оглядел всех по очереди. — На следующий вопрос мне нужна только правда. Никуда дальше этой комнаты она не уйдет.
— Мы знаем, — сказал Эйб Селкин.
— Терри Вилфорд был наркоманом? Селкин покачал головой:
— Вот уж нет.
— А из вас кто-нибудь этим балуется?
— Мы не настолько глупы, — ответил Селкин. Халмер добавил:
— Никто из нас наркотики не употребляет, мистер Тобин, это точно.
— А Джордж Пэдберри не баловался?
Его брат, Ральф Пэдберри, до этой минуты тихо сидевший на стуле и, казалось, слишком отрешенный, чтобы участвовать в разговоре, вдруг выпрямился и гневно воскликнул:
— Мой брат никогда к таким вещам не прикасался! За кого вы нас принимаете?
— Простите, — сказал я. — Я задаю вопросы не из праздного любопытства. Мне нужно твердо знать, что к чему.
— Мой брат мертв, вам это понятно?
Вики Оппенгейм потянулась к Пэдберри и взяла его за руку.
— Успокойся, Ральф. Нам всем это известно, поэтому мы здесь и собрались. Мистер Тобин вовсе не оскорбляет память Джорджа, он просто пытается получить ясную картину.
— Джорджа он мог бы и не трогать. Вики покачала головой:
— Представь, что нет. Ему нужно знать о Джордже все. И обо мне, и Эйбе, и Халли. И о тебе тоже. Пэдберри высвободил руку со словами:
— Я тут вообще сбоку припека. Помнится, с самого начала говорил, не впутывайте меня, оставьте в покое. У меня своя... Мне нужно думать о...
— Мне понятно, каково вам, мистер Пэдберри, — перебил я. — Я чувствую почти то же самое. Но ситуация такова, что...
— Но у меня-то жизнь еще не кончилась! — запальчиво прервал он, вперив в меня пылающий взгляд. — Вам-то о чем беспокоиться? Да и всем остальным тоже? Кого из вас волнует, как это отразится на его репутации... А мне нужно думать о будущем, о карьере.
— Мистер Пэдберри, — начал я, и в это время раздался звонок в дверь. Кейт поднялась со стула, а я продолжал:
— Мы собрались здесь не для того, чтобы кого-то в чем-то обвинять или очернить чью-то репутацию. Мне только нужно уяснить ситуацию, вот и все.
— Ладно, с меня хватит! — вскричал он и взвился с места, как это бывает у любого, по сути дела, мягкого человека, взвинтившего себя до предела. — Не знаю, зачем, ребята, вытащили меня сюда?! Хаммер, я же сказал тебе по телефону, что не вижу, какой от меня будет прок, и...
Я прервал его:
— Мистер Пэдберри, вы знали Айрин Боулз?
— Что? — Выбитый из колеи, он заморгал и бестолково уставился на меня. — Кого?
— Убитую женщину?
— Эту прос... Нет!
— Я так и думал, — сказал я. — Но вы знаете Робин Кеннели.
— Конечно я знаю Робин. Ее все в этой комнате знают.
— Она в тюрьме, — сказал я.
— В Белльвью, — поправил меня Халмер и добавил:
— Но это почти одно и то же.
— Я ничего не могу для нее сделать, — возразил Ральф. — Я знаю, к чему вы клоните, но я просто ничем не могу помочь. — Он успокоился, сам того не понимая, и рассудительным тоном продолжал:
— Насколько мне известно, ее родители достаточно состоятельны, по-видимому, они наняли адвокатов. Если она невиновна, то я уверен, что...
— Да брось ты, Ральф, — перебил его Эйб Селкин. — Уж не думаешь ли ты, что она и Джорджа убила?
— Ну, хорошо, — кивнул Ральф в знак того, что полностью согласен. — Но факт остается фактом, помочь ей я не в силах.
— Зато можете помочь мне, — возразил я, — а я в свою очередь помогу ей.
— Что вы можете сделать такого?..
— Митч!
Я обернулся и увидел стоявшую в дверях Кейт, а рядом с ней, с хмурой улыбкой на лице, переводя взгляд с одного на другого, стоял детектив Эдвард Донлон, тот самый, с которого все и началось.
— Ну и собрание, — заметил Донлон и шагнул в комнату. — По какому поводу?
Глава 11
Я поднялся со стула.
— Вы хотели меня видеть?
— Как я рад всех вас видеть, — отозвался Донлон. Он поглядел на Ральфа Пэдберри, нахмурился и, наконец, произнес:
— А ты кто такой, парень? Я тебя где-то видел.
— Это мой гость, — сказал я. — Кент, побудь с ребятами. Мы с мистером Донлоном пройдем на кухню.
— Вам известно, кто я?
— Мне на вас указали.
— И кто же?
— Джордж Пэдберри.
Его взгляд дрогнул, и он снова посмотрел на Ральфа Пэдберри.
— Вот на кого ты похож, — сообразил он. Я прошел через гостиную со словами:
— Пойдемте. Мы можем поговорить на кухне.
— А почему бы нам не остаться здесь? — предложил он. — Не хочу прерывать вашу беседу. Продолжайте разговаривать о том же, о чем говорили до моего прихода. Что вы обсуждали, Фасе?
— Донлон, вы что — ищете приключений? — спросил я. Он взглянул на меня с насмешкой, изображая недоумение. Эта массивная челюсть, заросшая щетиной, которую не мешало бы побрить, сразу бросалась в глаза, как бы отвлекая внимание от его пристального, сообразительного взгляда. Он походил на упрямого быка, но только отчасти. Детектив был далеко не глуп и ничего не стал бы делать без причины.
— А в чем дело, Тобин? — удивился он. — Это дружеский визит, кстати, и ваши новые приятели тоже здесь собрались. Я к тому, что старыми друзьями их вряд ли назовешь, так?
— Простите, — сказал я и, обойдя его, направился к двери в прихожую.
— Куда же вы? А как же ваши хозяйские обязанности?
— Я позвоню капитану Дрисколлу, — сказал я. — Может, он объяснит мне цель вашего визита.
— Хватит, Тобин, — произнес он тоном, в котором явственно послышались стальные нотки.
Я, повернувшись, посмотрел на него.
— Вы находитесь у меня в доме, Донлон, — ответил я. — В своем доме только я решаю, когда хватит, с кем кому говорить и когда и кто приходит и уходит. Это официальный визит?
— Я уже сказал, что нет.
— Если вы хотите поговорить со мной, — продолжал я, — то мы будем беседовать наедине. На кухне. Идете? Или предпочитаете покинуть мой дом?
Ему это не понравилось. Он явно хотел произвести впечатление, и не столько на меня, сколько на остальных собравшихся в гостиной совладельцев кафетерия, а этого не получилось. Здесь тон задавал я, и это его раздражало, как досаждают, например, слишком узкие ботинки.
Но он не дал молчанию стать тягостным. Пожав плечами, Донлон улыбнулся и, глядя мне прямо в глаза, ответил:
— Что ж, хорошо, рад буду пройти с вами на кухню, Тобин. С остальными я могу поговорить и в другое время.
— Совершенно верно. Пойдемте. — Я снова повернулся и, выйдя из гостиной, направился по коридору на кухню, слыша, как за спиной раздаются его шаги. В гостиной воцарилась гробовая тишина.
У двери на кухню я отошел в сторону и пропустил вперед Донлона, затем последовал за ним и плотно затворил за собой дверь. Эту дверь, пожалуй, закрывали во второй раз за последние пятнадцать лет.
— Присаживайтесь, если хотите, — предложил я. Но ему было не до этого. Он повернул ко мне лицо, теперь вновь холодное и словно окаменевшее.
— Куда вы суетесь, Тобин? Что общего между вами и этими сосунками?
— Это что, допрос? — осведомился я.
— Вы и так уже достаточно наломали дров, — предупредил он. — Не лучше ли держаться в стороне?
— Что за муха вас укусила? — спросил я. — Разве вы не знаете, что Дрисколл сегодня вызывал меня к себе?
Для него это была новость. Его глаза сузились, а опущенные руки сжались в кулаки.
— По какому поводу, Тобин?
— По поводу моего заявления. Оно ему не понравилось, и мне пришлось его изменить.
Он не знал, как меня понимать, и настороженно спросил:
— Как это — изменить? Пришлось пуститься в объяснения.
— Моя родственница Робин Кеннеди сообщила мне, что какой-то полицейский разговаривал с ее друзьями по поводу нарушений в “Частице Востока”. Они не знали точно, что от них требуется, чтобы исправить положение, и Робин попросила меня переговорить с этим парнем и выяснить, что же им надо сделать.
Настороженность исчезла с его лица, он с облегчением улыбнулся и сказал:
— Так вот в чем дело! Он ведь именно этого хотел, да?
— Во всяком случае, точно такое заявление я ему предоставил.
— И оно его обрадовало?
— Скорее удовлетворило.
— Прекрасно. — Его улыбка стала шире, и он, кивнув, одобрительно заметил:
— Вы очень разумно поступили, Тобин, очень разумно. Не стали без толку мутить воду.
— Я еще помню выучку, — сказал я.
Улыбка исчезла с его лица, сменившись хмурым выражением.
— Мне трудно понять вашу логику, Тобин, — сказал он. — Сначала вы очень благоразумно повели себя с Дрисколлом, а затем сморозили такую глупость.
— Какую?
— Да такую, что устраиваете у себя в гостиной это сборище. От них же только и жди неприятностей, Тобин. Тупицы. Недоросли. Богема недоделанная. Вы что — из них отряд бойскаутов хотите сколотить? Вы же знаете, что это за фрукты, сами небось на таких не раз когда-то обжигались.
Я знал, что он имеет в виду. Большой город, особенно такой, как Нью-Йорк, привлекает орды молодых людей, нигде не пустивших корней, покинувших дом в знак идиотского протеста против власти родителей — а скорее всего, как мне кажется, в силу протеста против необходимости думать о своем будущем, — и они, располагая избытком времени и не имея денег, изнывают от скуки и хватаются за все, что подвернется под руку. Будь то наркотики, секс, политические демонстрации или обыкновенная пьяная драка; многие из этих юнцов рано или поздно попадают в поле зрения полиции, а их отношения с копами как две капли воды похожи на отношение к дому и родителям. Полицейский наиболее прямо и непосредственно олицетворяет власть, ту самую, с которой эта молодежь уже находится в состоянии войны. Профессиональные уголовники доставляют полицейским при аресте меньше неприятностей, чем эти приверженцы культа бунтующей молодежи.
Но, если молодые люди, находившиеся в данный момент в моей гостиной, чем-то и напоминали подобный тип молодежи, если они и знались, а это несомненно, с некоторыми отщепенцами-бунтарями и даже если бы при попытке ареста повели себя как шпана, все же нельзя было закрывать глаза на то, что сами они отнюдь не были подонками. Вики Оппенгейм вполне бы, с небольшими изменениями в одежде и, возможно, с другим запасом слов, вписалась в чинный пикник любого благопристойного религиозного собрания. Эйб Селкин был слишком откровенен и достаточно умен, чтобы дать вовлечь себя в такую явную авантюру, как бунт против существующего порядка. Хал-мер Фасе, еще более целеустремленный, чем Эйб, жил своими интересами, в полной гармонии с самим собой и ни за что бы не позволил внешнему миру вторгаться к себе в душу. А Ральф Пэдберри — о нем и говорить нечего — никоим образом не подходил под определение “богемы недоделанной”, как выразился Донлон.
Но прав был Донлон или нет, сейчас это было не главное и не имело абсолютно никакого отношения к делу, суть была в том, что их присутствие в моей гостиной его не касалось. Я и не замедлил разъяснить это, заявив:
— А вам-то что до них? Они вправе находиться там, где пожелают, а я могу принимать у себя в доме кого захочу.
— Вы же тут не просто посиделки устраиваете, — возразил он. — Они явно что-то замышляют, и вы им нужны неспроста. Я ведь прав?
— У страха глаза велики. Я ведь уже сообщил вам, что изменил свое заявление по просьбе вашего начальника. Вам нечего опасаться ни меня, ни этих ребят.
— Зачем же они тогда сюда явились?
— Это их личное дело.
— И мое тоже.
Я покачал головой, и мы стояли, глядя друг на друга в упор. Я испытывал к нему отвращение из-за его наглости и вымогательства, а он ненавидел меня, так как я представлял для него загадку, возможный источник неприятностей в будущем. Наконец Донлон пожал плечами и произнес:
— Ладно, не драться же нам. Я все равно своего добьюсь.
— Только держитесь от ребят подальше, — пригрозил я.
Он снова насмешливо посмотрел на меня с деланным недоумением.
— С какой стати вы решили, что я собираюсь пощипать их?
— Несколько таких типов, как вы, работали на моем прежнем участке, — ответил я.
Это его задело за живое. Ответ не замедлил себя ждать:
— Зато у нас, к счастью, нет таких, как вы, Тобин. Подобные выпады меня уже не трогают, поэтому я спокойно повторил:
— Как бы то ни было, запомните: держитесь от них подальше.
— А если нет?
— Вам же хуже, сделаю все, чтобы жизнь вам показалась очень неприятным занятием.
Он нахмурился, видимо, уверенности у него поубавилось.
— Не переоценивайте своих возможностей. С вашим-то прошлым неужто вы полагаете, что в состоянии доставить кому-то неприятности?
— Не знаю. Но попытка не пытка. У меня еще остались кое-какие связи. Сделаю все, что в моих силах, чтобы в вашей епархии запахло жареным.
Он повернулся, с мрачным видом обошел кухонный стол и с минуту постоял напротив холодильника. Я услышал, как он прошептал: “Семь раз отмерь — один отрежь”. Затем провел рукой по лицу, словно стирая усталость, и встряхнулся, словно собака, вышедшая из воды.
Дверь распахнулась, заставив нас обоих вздрогнуть, и на кухню вошел Билл с отсутствующим видом, поглощенный какой-то мыслью. Сделав несколько шагов, он остановился и, моргая, уставился на нас.
— Извини, папа, — сказал он. — Я не знал, что здесь кто-то есть. Я думал, что все в гостиной.
Донлон поглядел на Билла ласково, как на родственника, с которым давно не виделся.
— У нас тут с твоим отцом состоялся разговор по душам, сынок, — произнес он необычайно мягким голосом. — Но мы уже почти закруглились.
— Мне только нужно взять пару инструментов, — объяснил Билл, направляясь к ящику рядом с раковиной.
— Что-то мастеришь, а? — спросил Донлон.
— Да, сэр. — Билл достал из ящика кусачки и самую маленькую отвертку.
— Модель самолета? — продолжал допытываться Донлон.
— Нет, сэр. Что-то наподобие фонографа. Простите. Донлон проводил глазами вышедшего из кухни Билла и сказал:
— Вот в этом возрасте они все хороши. Пока маленькие. Люблю детей. Вы случайно не состояли в Полицейской атлетической лиге?
— У меня никогда на это не было времени.
— Что ж, у вас есть свои дети. А у меня вот нет. Я годами грешил на миссис Донлон, но оказалось, что виной всему я сам. Доктор сказал, все дело во мне. — Он снова потер лицо, и после этого оно снова посуровело. — Но когда эти дети вырастают, то превращаются в подонков, — сказал он, — большинство из них. Вроде тех, которых вы взяли под крылышко. Когда дети маленькие, все они очень милы, но потом из них ничего путного не получается.
— Не из всех.
— Из тех, что в гостиной, — точно не получится. — Он секунду пожевал согнутый палец, затем качнул головой и сказал:
— Ну, значит, по рукам, насчет того, другого?..
— Вы от них отстанете? Он пожал плечами:
— Пускай себе гуляют. — Его глаза сверкнули. Я не доверял ему — чувствовалась в нем какая-то непредсказуемость и коварство, но был уверен, что большего все равно мне от него не добиться, поэтому подтвердил:
— Ладно. Договорились.
— А теперь, — продолжил он, — пускай все разойдутся. Это прозвучало не как угроза и не как приказ, а как нечто само собой разумеющееся.
Впрочем, это было вовсе не так.
— Вас забыли спросить? — сказал я, как отрезал.
На секунду он опешил, а затем снова насупился и ответил:
— Ладно, Тобин, продолжайте в том же духе. Но не вздумайте рыпаться.
— И в мыслях не держу.
— Попрощайтесь за меня со своими гостями, — закончил он и, обойдя меня, покинул кухню.
Я последовал за ним до самого входа, он сам открыл входную дверь и вышел, оставив ее приоткрытой. Я задержался, стоя в полутьме, и, держась за дверную ручку, наблюдал, насколько это было возможно в наступивших сумерках, как он проследовал к припаркованному у обочины черному “плимуту”, хоть и плохо различимому, но не допускающему никаких сомнений в том, что машина служебная. А он использовал ее для неофициальной поездки.
Когда Донлон забрался в “плимут” и тронулся с места, я закрыл дверь и вернулся в гостиную.
— Вы хотели меня видеть?
— Как я рад всех вас видеть, — отозвался Донлон. Он поглядел на Ральфа Пэдберри, нахмурился и, наконец, произнес:
— А ты кто такой, парень? Я тебя где-то видел.
— Это мой гость, — сказал я. — Кент, побудь с ребятами. Мы с мистером Донлоном пройдем на кухню.
— Вам известно, кто я?
— Мне на вас указали.
— И кто же?
— Джордж Пэдберри.
Его взгляд дрогнул, и он снова посмотрел на Ральфа Пэдберри.
— Вот на кого ты похож, — сообразил он. Я прошел через гостиную со словами:
— Пойдемте. Мы можем поговорить на кухне.
— А почему бы нам не остаться здесь? — предложил он. — Не хочу прерывать вашу беседу. Продолжайте разговаривать о том же, о чем говорили до моего прихода. Что вы обсуждали, Фасе?
— Донлон, вы что — ищете приключений? — спросил я. Он взглянул на меня с насмешкой, изображая недоумение. Эта массивная челюсть, заросшая щетиной, которую не мешало бы побрить, сразу бросалась в глаза, как бы отвлекая внимание от его пристального, сообразительного взгляда. Он походил на упрямого быка, но только отчасти. Детектив был далеко не глуп и ничего не стал бы делать без причины.
— А в чем дело, Тобин? — удивился он. — Это дружеский визит, кстати, и ваши новые приятели тоже здесь собрались. Я к тому, что старыми друзьями их вряд ли назовешь, так?
— Простите, — сказал я и, обойдя его, направился к двери в прихожую.
— Куда же вы? А как же ваши хозяйские обязанности?
— Я позвоню капитану Дрисколлу, — сказал я. — Может, он объяснит мне цель вашего визита.
— Хватит, Тобин, — произнес он тоном, в котором явственно послышались стальные нотки.
Я, повернувшись, посмотрел на него.
— Вы находитесь у меня в доме, Донлон, — ответил я. — В своем доме только я решаю, когда хватит, с кем кому говорить и когда и кто приходит и уходит. Это официальный визит?
— Я уже сказал, что нет.
— Если вы хотите поговорить со мной, — продолжал я, — то мы будем беседовать наедине. На кухне. Идете? Или предпочитаете покинуть мой дом?
Ему это не понравилось. Он явно хотел произвести впечатление, и не столько на меня, сколько на остальных собравшихся в гостиной совладельцев кафетерия, а этого не получилось. Здесь тон задавал я, и это его раздражало, как досаждают, например, слишком узкие ботинки.
Но он не дал молчанию стать тягостным. Пожав плечами, Донлон улыбнулся и, глядя мне прямо в глаза, ответил:
— Что ж, хорошо, рад буду пройти с вами на кухню, Тобин. С остальными я могу поговорить и в другое время.
— Совершенно верно. Пойдемте. — Я снова повернулся и, выйдя из гостиной, направился по коридору на кухню, слыша, как за спиной раздаются его шаги. В гостиной воцарилась гробовая тишина.
У двери на кухню я отошел в сторону и пропустил вперед Донлона, затем последовал за ним и плотно затворил за собой дверь. Эту дверь, пожалуй, закрывали во второй раз за последние пятнадцать лет.
— Присаживайтесь, если хотите, — предложил я. Но ему было не до этого. Он повернул ко мне лицо, теперь вновь холодное и словно окаменевшее.
— Куда вы суетесь, Тобин? Что общего между вами и этими сосунками?
— Это что, допрос? — осведомился я.
— Вы и так уже достаточно наломали дров, — предупредил он. — Не лучше ли держаться в стороне?
— Что за муха вас укусила? — спросил я. — Разве вы не знаете, что Дрисколл сегодня вызывал меня к себе?
Для него это была новость. Его глаза сузились, а опущенные руки сжались в кулаки.
— По какому поводу, Тобин?
— По поводу моего заявления. Оно ему не понравилось, и мне пришлось его изменить.
Он не знал, как меня понимать, и настороженно спросил:
— Как это — изменить? Пришлось пуститься в объяснения.
— Моя родственница Робин Кеннеди сообщила мне, что какой-то полицейский разговаривал с ее друзьями по поводу нарушений в “Частице Востока”. Они не знали точно, что от них требуется, чтобы исправить положение, и Робин попросила меня переговорить с этим парнем и выяснить, что же им надо сделать.
Настороженность исчезла с его лица, он с облегчением улыбнулся и сказал:
— Так вот в чем дело! Он ведь именно этого хотел, да?
— Во всяком случае, точно такое заявление я ему предоставил.
— И оно его обрадовало?
— Скорее удовлетворило.
— Прекрасно. — Его улыбка стала шире, и он, кивнув, одобрительно заметил:
— Вы очень разумно поступили, Тобин, очень разумно. Не стали без толку мутить воду.
— Я еще помню выучку, — сказал я.
Улыбка исчезла с его лица, сменившись хмурым выражением.
— Мне трудно понять вашу логику, Тобин, — сказал он. — Сначала вы очень благоразумно повели себя с Дрисколлом, а затем сморозили такую глупость.
— Какую?
— Да такую, что устраиваете у себя в гостиной это сборище. От них же только и жди неприятностей, Тобин. Тупицы. Недоросли. Богема недоделанная. Вы что — из них отряд бойскаутов хотите сколотить? Вы же знаете, что это за фрукты, сами небось на таких не раз когда-то обжигались.
Я знал, что он имеет в виду. Большой город, особенно такой, как Нью-Йорк, привлекает орды молодых людей, нигде не пустивших корней, покинувших дом в знак идиотского протеста против власти родителей — а скорее всего, как мне кажется, в силу протеста против необходимости думать о своем будущем, — и они, располагая избытком времени и не имея денег, изнывают от скуки и хватаются за все, что подвернется под руку. Будь то наркотики, секс, политические демонстрации или обыкновенная пьяная драка; многие из этих юнцов рано или поздно попадают в поле зрения полиции, а их отношения с копами как две капли воды похожи на отношение к дому и родителям. Полицейский наиболее прямо и непосредственно олицетворяет власть, ту самую, с которой эта молодежь уже находится в состоянии войны. Профессиональные уголовники доставляют полицейским при аресте меньше неприятностей, чем эти приверженцы культа бунтующей молодежи.
Но, если молодые люди, находившиеся в данный момент в моей гостиной, чем-то и напоминали подобный тип молодежи, если они и знались, а это несомненно, с некоторыми отщепенцами-бунтарями и даже если бы при попытке ареста повели себя как шпана, все же нельзя было закрывать глаза на то, что сами они отнюдь не были подонками. Вики Оппенгейм вполне бы, с небольшими изменениями в одежде и, возможно, с другим запасом слов, вписалась в чинный пикник любого благопристойного религиозного собрания. Эйб Селкин был слишком откровенен и достаточно умен, чтобы дать вовлечь себя в такую явную авантюру, как бунт против существующего порядка. Хал-мер Фасе, еще более целеустремленный, чем Эйб, жил своими интересами, в полной гармонии с самим собой и ни за что бы не позволил внешнему миру вторгаться к себе в душу. А Ральф Пэдберри — о нем и говорить нечего — никоим образом не подходил под определение “богемы недоделанной”, как выразился Донлон.
Но прав был Донлон или нет, сейчас это было не главное и не имело абсолютно никакого отношения к делу, суть была в том, что их присутствие в моей гостиной его не касалось. Я и не замедлил разъяснить это, заявив:
— А вам-то что до них? Они вправе находиться там, где пожелают, а я могу принимать у себя в доме кого захочу.
— Вы же тут не просто посиделки устраиваете, — возразил он. — Они явно что-то замышляют, и вы им нужны неспроста. Я ведь прав?
— У страха глаза велики. Я ведь уже сообщил вам, что изменил свое заявление по просьбе вашего начальника. Вам нечего опасаться ни меня, ни этих ребят.
— Зачем же они тогда сюда явились?
— Это их личное дело.
— И мое тоже.
Я покачал головой, и мы стояли, глядя друг на друга в упор. Я испытывал к нему отвращение из-за его наглости и вымогательства, а он ненавидел меня, так как я представлял для него загадку, возможный источник неприятностей в будущем. Наконец Донлон пожал плечами и произнес:
— Ладно, не драться же нам. Я все равно своего добьюсь.
— Только держитесь от ребят подальше, — пригрозил я.
Он снова насмешливо посмотрел на меня с деланным недоумением.
— С какой стати вы решили, что я собираюсь пощипать их?
— Несколько таких типов, как вы, работали на моем прежнем участке, — ответил я.
Это его задело за живое. Ответ не замедлил себя ждать:
— Зато у нас, к счастью, нет таких, как вы, Тобин. Подобные выпады меня уже не трогают, поэтому я спокойно повторил:
— Как бы то ни было, запомните: держитесь от них подальше.
— А если нет?
— Вам же хуже, сделаю все, чтобы жизнь вам показалась очень неприятным занятием.
Он нахмурился, видимо, уверенности у него поубавилось.
— Не переоценивайте своих возможностей. С вашим-то прошлым неужто вы полагаете, что в состоянии доставить кому-то неприятности?
— Не знаю. Но попытка не пытка. У меня еще остались кое-какие связи. Сделаю все, что в моих силах, чтобы в вашей епархии запахло жареным.
Он повернулся, с мрачным видом обошел кухонный стол и с минуту постоял напротив холодильника. Я услышал, как он прошептал: “Семь раз отмерь — один отрежь”. Затем провел рукой по лицу, словно стирая усталость, и встряхнулся, словно собака, вышедшая из воды.
Дверь распахнулась, заставив нас обоих вздрогнуть, и на кухню вошел Билл с отсутствующим видом, поглощенный какой-то мыслью. Сделав несколько шагов, он остановился и, моргая, уставился на нас.
— Извини, папа, — сказал он. — Я не знал, что здесь кто-то есть. Я думал, что все в гостиной.
Донлон поглядел на Билла ласково, как на родственника, с которым давно не виделся.
— У нас тут с твоим отцом состоялся разговор по душам, сынок, — произнес он необычайно мягким голосом. — Но мы уже почти закруглились.
— Мне только нужно взять пару инструментов, — объяснил Билл, направляясь к ящику рядом с раковиной.
— Что-то мастеришь, а? — спросил Донлон.
— Да, сэр. — Билл достал из ящика кусачки и самую маленькую отвертку.
— Модель самолета? — продолжал допытываться Донлон.
— Нет, сэр. Что-то наподобие фонографа. Простите. Донлон проводил глазами вышедшего из кухни Билла и сказал:
— Вот в этом возрасте они все хороши. Пока маленькие. Люблю детей. Вы случайно не состояли в Полицейской атлетической лиге?
— У меня никогда на это не было времени.
— Что ж, у вас есть свои дети. А у меня вот нет. Я годами грешил на миссис Донлон, но оказалось, что виной всему я сам. Доктор сказал, все дело во мне. — Он снова потер лицо, и после этого оно снова посуровело. — Но когда эти дети вырастают, то превращаются в подонков, — сказал он, — большинство из них. Вроде тех, которых вы взяли под крылышко. Когда дети маленькие, все они очень милы, но потом из них ничего путного не получается.
— Не из всех.
— Из тех, что в гостиной, — точно не получится. — Он секунду пожевал согнутый палец, затем качнул головой и сказал:
— Ну, значит, по рукам, насчет того, другого?..
— Вы от них отстанете? Он пожал плечами:
— Пускай себе гуляют. — Его глаза сверкнули. Я не доверял ему — чувствовалась в нем какая-то непредсказуемость и коварство, но был уверен, что большего все равно мне от него не добиться, поэтому подтвердил:
— Ладно. Договорились.
— А теперь, — продолжил он, — пускай все разойдутся. Это прозвучало не как угроза и не как приказ, а как нечто само собой разумеющееся.
Впрочем, это было вовсе не так.
— Вас забыли спросить? — сказал я, как отрезал.
На секунду он опешил, а затем снова насупился и ответил:
— Ладно, Тобин, продолжайте в том же духе. Но не вздумайте рыпаться.
— И в мыслях не держу.
— Попрощайтесь за меня со своими гостями, — закончил он и, обойдя меня, покинул кухню.
Я последовал за ним до самого входа, он сам открыл входную дверь и вышел, оставив ее приоткрытой. Я задержался, стоя в полутьме, и, держась за дверную ручку, наблюдал, насколько это было возможно в наступивших сумерках, как он проследовал к припаркованному у обочины черному “плимуту”, хоть и плохо различимому, но не допускающему никаких сомнений в том, что машина служебная. А он использовал ее для неофициальной поездки.
Когда Донлон забрался в “плимут” и тронулся с места, я закрыл дверь и вернулся в гостиную.
Глава 12
Теперь в гостиной стоял дым коромыслом, велся оживленный разговор, все обращались друг к другу, и каждый по очереди пытался что-то втолковать Кейт, которая всем кивала, улыбалась и ничего не могла понять. Бросалось в глаза, насколько раскованно и непринужденно держалась вся компания — не было и следа той настороженности, которую обычно испытывали люди при общении со мной. Вики тараторила без умолку, не успевая выговаривать слова, при этом она не могла усидеть на месте: подпрыгивала на кушетке, как перышко, хотя была пухленькой и кушетке от нее порядком доставалось; Эйб Селкин был искрометен и изящен, как тамада на банкете; Халмер — весь в разговоре, однако все же успевал наблюдать за остальными, оценивая их поведение как бы со стороны, но без сарказма; а Ральф Пэдберри, слегка подавшись вперед, методично вставлял четкие короткие замечания, используя для этого редкие секундные паузы.
Стоило мне войти в комнату, как разговор оборвался и все головы повернулись в мою сторону. Я нарушил воцарившееся молчание словами:
— Все в порядке, он ушел. Эйб Селкин отрывисто бросил:
— Вы же понимаете, что он следил за кем-то из нас.
— Возможно, — согласился я.
— Что же теперь будет? — спросил Халмер. — Он что, так и будет висеть у нас на хвосте?
— Нет. Мы с ним заключили сделку. Он не трогает нас, а мы не трогаем его.
Халмер скривил губы в недоверчивой улыбке:
— А как мы его можем тронуть?
— Не будем доносить о попытке вымогательства. Ральф Пэдберри, чеканя слова, произнес:
— Это еще ничем не доказано. Мы не можем возбудить против него дела!
— Пожалуй, — согласился я. — Но дыма без огня не бывает, и если мы поднимем шум насчет вымогательства, то это ему припомнят при первом удобном случае. Так что ему выгодней, чтобы мы держали язык за зубами, если даже, — тут я кивнул Пэдберри, — у нас почти ничего нет, чтобы привлечь его к суду.
— Похоже, старина, соглашение довольно ненадежное, — покачал головой Халмер.
— Так оно и есть. — Я опустился на стул. — Но мы выиграли небольшую передышку, — возразил я, взяв в руки записную книжку. Внимательно изучив ее, я продолжал, как будто перепалки с Ральфом Пэдберри не было и в помине. — Мы, кажется, остановились на Айрин Боулз. Проститутка, наркоманка, сидела на героине, не установлено никакой связи между ней и Терри Вилфордом или кем-нибудь из вас. — Я поднял голову. — Кто-нибудь знает, как она очутилась в вашем заведении?
Мой прием сработал; Ральф тихо сидел на стуле и внимательно, не прерывая, слушал.
На мой вопрос ответил Эйб Селкин:
— По версии полиции, Терри впустил ее в то утро в дом, потому что они были знакомы и в связи с каким-то общим делом, и она должна была смотаться к тому моменту, когда он вернется с Робин. Но она накачалась наркотиками и не ушла. Так что, когда Терри с Робин поднялись наверх, Робин увидела ее, схватилась за нож и кинулась кромсать их на куски.
Я спросил:
— А полиция располагает какими-либо доказательствами того, что Вилфорд был знаком с убитой?
Все молчали, и пришлось вмешаться Кейт:
— В газетах об этом нет ни слова, Митч.
— Хорошо. — Я сделал пометку в записной книжке и продолжал:
— А теперь мне нужно будет поговорить с другими людьми, знавшими Вилфорда. Друзьями, врагами, бывшими подружками, родственниками, со всеми, с кем, по вашему мнению, мне не мешает побеседовать.
— А смысл? — спросил Селкин.
— Кто-то же его убил, — ответил я. — Все шансы за то, что этот человек его знал.
— А почему не тот, кто был знаком с девкой, — возразил Селкин. — С этой Боулз.
— Возможно, — ответил я. — Но убийство произошло у Вилфорда дома, так что, наиболее вероятно, убить хотели в первую очередь его. Убийца также мог являться связующим звеном между ними — то есть кем-то, кто знал и Терри Вилфорда, и Айрин Боулз.
Все с той же характерной для него улыбочкой в разговор вмешался Халмер:
— Кем-то вроде меня, например.
— Вполне вероятно, — согласился я. — Но я не сторонник той теории, что все чернокожие друг друга знают.
На его лице, стремительно сменяясь одно другим, отобразились удивление, гнев и удовольствие, затем раздался смех и послышались слова:
— Туше[1], старик, я пас.
— Тогда продолжим. — Я взял в руки карандаш и приготовился записывать. — А теперь — родственники Вилфорда.
— Из местных никого, — ответил Селкин.
Вики Оппенгейм снова захлебнулась потоком слов:
— Вы знаете, мы же все взаправду не уроженцы Нью-Йорка. Кроме ну разве как Эйба и Халли, но они не в счет. Терри приехал из Орегона, из маленького городка в Орегоне.
— Усек, — сказал я. — А как насчет врагов? Вики покачала головой.
— Терри все любили, — начала она.
Она бы продолжала развивать эту мысль, но мне не раз уже приходилось слышать подобные заявления из уст свидетелей, поэтому пришлось перебить ее:
— Так не бывает. Все имеют врагов, даже святые. Вики рассмеялась и воскликнула:
— 0-ох, никто и не говорил, что Терри был святым. — Тут ей с опозданием пришла в голову мысль, можно ли так отзываться о недавно усопшем; она зажала рот ладошкой и обвела нас виноватым взглядом.
От смущенной Вики наше внимание отвлек Селкин:
— Джек Паркер, вот вам и враг.
Пока я записывал это имя. Вики, позабыв о своем смущении, накинулась на Селкина:
— Нет, Эйб, ну что ты! Да ведь уже полгода прошло.
— Но с тех пор они так и не помирились, — возразил ей Селкин.
— А что было? — спросил я.
— Джек погуливал тут с одной пташкой, — ответил он. — Терри ее отбил, а потом та вернулась к Джеку.
— Как ее зовут? — спросил я.
— Энн, — ответила Вики. — Но Джек Паркер больше не злится на Терри, правда, ни капельки, Эйб. То есть, я хочу сказать, не злился. Было, да сплыло.
Селкин пожал плечами.
— Как фамилия этой Энн? — спросил я. Оказалось, что никто этого не знает: для них она была просто Энн. Я поинтересовался:
— А кто-нибудь знает, как с ней можно связаться?
— Конечно, — сказал Селкин. — Она снова живет с Джеком. У них хата на Салливан-стрит, недалеко от Хьюстона. Записав адрес, я продолжал:
— А кто еще? Я имею в виду врагов.
Они все на минуту задумались, а затем Халмер ответил:
— Ну, в любом случае не следует сбрасывать со счетов Бодкина.
Селкин, нахмурившись, покачал головой:
— Не перегибаешь ли ты палку, Халли? Услышав это, Вики подпрыгнула на кушетке:
— Не больше, чем ты с Джеком!
Не желая, чтобы они сцепились между собой, я поспешил вмешаться и попросил:
— Расскажите мне про Бодкина.
Халмер начал рассказ:
— Когда Терри впервые сюда приехал, он поначалу якшался с этим самым Бодкином. Они вроде бы в колледже познакомились. А Бодкин был прихлебалой, знаете таких? Клянчил у других одежду поносить, жратву, выпивку, все такое. Когда кто с девчонкой встречался, тоже был тут как тут. У Терри была когда-то тачка, какой-то старый “моррис”, так вот Бодкин взял его покататься и разбил на Седьмой авеню во время дождя. Знаете, рядом с заправкой “Эссо” у площади Шеридана? Врезался в багажник припаркованного там “линкольна” и бросил машину. А “линкольн” этот был какого-то доктора, и Терри ой как несладко пришлось.
Стоило мне войти в комнату, как разговор оборвался и все головы повернулись в мою сторону. Я нарушил воцарившееся молчание словами:
— Все в порядке, он ушел. Эйб Селкин отрывисто бросил:
— Вы же понимаете, что он следил за кем-то из нас.
— Возможно, — согласился я.
— Что же теперь будет? — спросил Халмер. — Он что, так и будет висеть у нас на хвосте?
— Нет. Мы с ним заключили сделку. Он не трогает нас, а мы не трогаем его.
Халмер скривил губы в недоверчивой улыбке:
— А как мы его можем тронуть?
— Не будем доносить о попытке вымогательства. Ральф Пэдберри, чеканя слова, произнес:
— Это еще ничем не доказано. Мы не можем возбудить против него дела!
— Пожалуй, — согласился я. — Но дыма без огня не бывает, и если мы поднимем шум насчет вымогательства, то это ему припомнят при первом удобном случае. Так что ему выгодней, чтобы мы держали язык за зубами, если даже, — тут я кивнул Пэдберри, — у нас почти ничего нет, чтобы привлечь его к суду.
— Похоже, старина, соглашение довольно ненадежное, — покачал головой Халмер.
— Так оно и есть. — Я опустился на стул. — Но мы выиграли небольшую передышку, — возразил я, взяв в руки записную книжку. Внимательно изучив ее, я продолжал, как будто перепалки с Ральфом Пэдберри не было и в помине. — Мы, кажется, остановились на Айрин Боулз. Проститутка, наркоманка, сидела на героине, не установлено никакой связи между ней и Терри Вилфордом или кем-нибудь из вас. — Я поднял голову. — Кто-нибудь знает, как она очутилась в вашем заведении?
Мой прием сработал; Ральф тихо сидел на стуле и внимательно, не прерывая, слушал.
На мой вопрос ответил Эйб Селкин:
— По версии полиции, Терри впустил ее в то утро в дом, потому что они были знакомы и в связи с каким-то общим делом, и она должна была смотаться к тому моменту, когда он вернется с Робин. Но она накачалась наркотиками и не ушла. Так что, когда Терри с Робин поднялись наверх, Робин увидела ее, схватилась за нож и кинулась кромсать их на куски.
Я спросил:
— А полиция располагает какими-либо доказательствами того, что Вилфорд был знаком с убитой?
Все молчали, и пришлось вмешаться Кейт:
— В газетах об этом нет ни слова, Митч.
— Хорошо. — Я сделал пометку в записной книжке и продолжал:
— А теперь мне нужно будет поговорить с другими людьми, знавшими Вилфорда. Друзьями, врагами, бывшими подружками, родственниками, со всеми, с кем, по вашему мнению, мне не мешает побеседовать.
— А смысл? — спросил Селкин.
— Кто-то же его убил, — ответил я. — Все шансы за то, что этот человек его знал.
— А почему не тот, кто был знаком с девкой, — возразил Селкин. — С этой Боулз.
— Возможно, — ответил я. — Но убийство произошло у Вилфорда дома, так что, наиболее вероятно, убить хотели в первую очередь его. Убийца также мог являться связующим звеном между ними — то есть кем-то, кто знал и Терри Вилфорда, и Айрин Боулз.
Все с той же характерной для него улыбочкой в разговор вмешался Халмер:
— Кем-то вроде меня, например.
— Вполне вероятно, — согласился я. — Но я не сторонник той теории, что все чернокожие друг друга знают.
На его лице, стремительно сменяясь одно другим, отобразились удивление, гнев и удовольствие, затем раздался смех и послышались слова:
— Туше[1], старик, я пас.
— Тогда продолжим. — Я взял в руки карандаш и приготовился записывать. — А теперь — родственники Вилфорда.
— Из местных никого, — ответил Селкин.
Вики Оппенгейм снова захлебнулась потоком слов:
— Вы знаете, мы же все взаправду не уроженцы Нью-Йорка. Кроме ну разве как Эйба и Халли, но они не в счет. Терри приехал из Орегона, из маленького городка в Орегоне.
— Усек, — сказал я. — А как насчет врагов? Вики покачала головой.
— Терри все любили, — начала она.
Она бы продолжала развивать эту мысль, но мне не раз уже приходилось слышать подобные заявления из уст свидетелей, поэтому пришлось перебить ее:
— Так не бывает. Все имеют врагов, даже святые. Вики рассмеялась и воскликнула:
— 0-ох, никто и не говорил, что Терри был святым. — Тут ей с опозданием пришла в голову мысль, можно ли так отзываться о недавно усопшем; она зажала рот ладошкой и обвела нас виноватым взглядом.
От смущенной Вики наше внимание отвлек Селкин:
— Джек Паркер, вот вам и враг.
Пока я записывал это имя. Вики, позабыв о своем смущении, накинулась на Селкина:
— Нет, Эйб, ну что ты! Да ведь уже полгода прошло.
— Но с тех пор они так и не помирились, — возразил ей Селкин.
— А что было? — спросил я.
— Джек погуливал тут с одной пташкой, — ответил он. — Терри ее отбил, а потом та вернулась к Джеку.
— Как ее зовут? — спросил я.
— Энн, — ответила Вики. — Но Джек Паркер больше не злится на Терри, правда, ни капельки, Эйб. То есть, я хочу сказать, не злился. Было, да сплыло.
Селкин пожал плечами.
— Как фамилия этой Энн? — спросил я. Оказалось, что никто этого не знает: для них она была просто Энн. Я поинтересовался:
— А кто-нибудь знает, как с ней можно связаться?
— Конечно, — сказал Селкин. — Она снова живет с Джеком. У них хата на Салливан-стрит, недалеко от Хьюстона. Записав адрес, я продолжал:
— А кто еще? Я имею в виду врагов.
Они все на минуту задумались, а затем Халмер ответил:
— Ну, в любом случае не следует сбрасывать со счетов Бодкина.
Селкин, нахмурившись, покачал головой:
— Не перегибаешь ли ты палку, Халли? Услышав это, Вики подпрыгнула на кушетке:
— Не больше, чем ты с Джеком!
Не желая, чтобы они сцепились между собой, я поспешил вмешаться и попросил:
— Расскажите мне про Бодкина.
Халмер начал рассказ:
— Когда Терри впервые сюда приехал, он поначалу якшался с этим самым Бодкином. Они вроде бы в колледже познакомились. А Бодкин был прихлебалой, знаете таких? Клянчил у других одежду поносить, жратву, выпивку, все такое. Когда кто с девчонкой встречался, тоже был тут как тут. У Терри была когда-то тачка, какой-то старый “моррис”, так вот Бодкин взял его покататься и разбил на Седьмой авеню во время дождя. Знаете, рядом с заправкой “Эссо” у площади Шеридана? Врезался в багажник припаркованного там “линкольна” и бросил машину. А “линкольн” этот был какого-то доктора, и Терри ой как несладко пришлось.