Уэйс Маргарет. Час близнецов

   — Ты спятил! — прошептала Киири и многозначительно покосилась на Гаага.
   Огромная туша великана, как обычно, загораживала единственный выход.
   Карамон безмятежно посмотрел в том же направлении. На лице его не дрогнул ни один мускул.
   — Наше оружие — настоящее, — хрипло шепнул Перагас, — а твое нет!
   Карамон кивнул, но ничего не ответил.
   — Не делай этого! — сказала Киири и придвинулась ближе к гиганту. — Мы поможем тебе разыграть все как по нотам. Ни один из нас, я думаю, не поверил до конца этому черному магу, однако согласись — твои попытки подбить нас на побег выглядели подозрительно. Маг сказал, что ты хочешь в одиночку завладеть призом.
   Вот что мы сделаем: притворись, будто ты серьезно ранен, и пусть тебя унесут.
   Ночью мы поможем тебе бежать…
   — Никто из нас не доживет до ночи, — прервал ее Карамон. — Ни я и никто другой. У меня мало времени, да и объяснять сейчас — дело пустое. Я все равно не могу рассказать всего. Прошу у вас только одного — не пытайтесь остановить меня.
   Перагас хотел что-то сказать, но слова замерли у него на языке. Новый толчок, еще более сильный, чем предыдущие, сотряс землю.
   На этот раз его почувствовали все. Арена закачалась, деревянные мостки, переброшенные через Ямы Смерти, сухо затрещали, а дополнительные трибуны, выстроенные из бревен и досок, подпрыгнули. Помосты опасно покачнулись, едва не сбив Рыжего Минотавра с ног. Киири в страхе схватилась за Карамона, а Перагас широко расставил ноги, словно моряк на палубе попавшего в шторм корабля.
   Зрители, подброшенные в воздух мощным толчком, испуганно замерли. Часть публики повскакала со своих мест, однако подземные колебания прекратились так же внезапно, как и начались.
   Вокруг стало удивительно тихо. Карамон почувствовал, как на голове его зашевелились волосы, а по спине побежали мурашки. Молчали даже собаки и птицы, а из города не доносилось обычного шума. Зрители застыли в ожидании чего-то страшного. «Я должен немедленно выбраться отсюда», — решил Карамон. Ни друзья, ни что-то иное больше не имело значения. У него была только одна цель — остановить Рейстлина.
   Действовать нужно было немедленно, пока публика не оправилась от потрясения или пока не тряхнуло снова. Карамон быстро огляделся. Рааг по-прежнему стоял у выхода, однако на его бородавчатом лице застыло выражение растерянности и страха. Великан не понимал, что происходит, и Карамон решил воспользоваться этим. Правда, рядом с великаном откуда-то взялся Арак, но он был озабочен соображениями иного порядка: придется или не придется возвращать зрителям деньги.
   Между там трибуны начали приходить в себя, хотя в глазах у публики все еще была заметна тревога.
   Карамон набрал в грудь побольше воздуха и, легко подняв Киири в воздух, швырнул ее на Перагаса, отчего оба повалились на землю. Увидев, что они упали, Карамон повернулся и, с разбега бросившись на великана, ударил его плечом в брюхо всею массой своего хорошо натренированного тела. Человека такой удар непременно бы убил или покалечил, однако Рааг лишь с шумом выдохнул воздух и, отлетев назад, ударился спиной о каменную стену.
   Пока великан, точно рыба, жадно разевал рот, Карамон попытался завладеть его дубинкой, однако не успел он за нее взяться, как Рааг пришел в себя.
   Взревев от ярости, великан ударил Карамона в челюсть с такою силой, что гигант отлетел обратно на арену и распластался на опилках.
   Тяжело рухнув на спину, первое время Карамон не видел ничего, кроме неба и бешено вращавшихся трибун. Тем не менее воинский навык заставил его машинально откатиться в сторону, как только он заметил слева от себя какое-то движение. И вовремя! Трезубец Минотавра вонзился в опилки как раз в том месте, где мгновение назад была его рука. Промахнувшись, Рыжий Минотавр зарычал от ярости и попытался повторить выпад, но Карамон уже вскочил на ноги.
   Встряхнув головой, чтобы избавиться от плавающего перед глазами тумана, он едва не пропустил третий удар Минотавра. Тут бы ему и конец, однако в последний момент его заслонило черное тело Перагаса. Сверкнула сталь — это могучий атлет отбил трезубец, который непременно прикончил бы Карамона. Гигант тем временем немного отступил назад и почувствовал прохладные руки Киири, поддержавшие его под локоть.
   — Ты в порядке? — не тратя лишних слов, быстро спросила она.
   — Оружие! — прохрипел Карамон, у которого от удара великана все еще гудела голова.
   — Возьми мое. — Киири сунула ему в руку свой короткий меч. — Переведи дух, а я займусь Раагом.
   Великан, распалившись от ярости, грозно надвигался на них, оскалив крупные острые зубы.
   — Нет! Не надо!.. — воскликнул Карамон, но Киири только ухмыльнулась в ответ.
   — Смотри! — сказала она почти весело, затем произнесла несколько слов на незнакомом Карамону языке, которые звучали как заклинание.
   И внезапно Киири исчезла. Вместо нее на арене появился огромный медведь, тут же поднявшийся на задние лапы. Карамон ахнул — сначала он никак не мог взять в толк, куда девалась женщина и откуда свалилось это чудовище. Только потом он вспомнил, что Киири была сайринкой и обладала способностью изменять свой вид и превращаться в разных животных.
   Огромный медведь был выше великана! Рааг остановился и выпучил глаза.
   Медведь грозно взревел, и Карамон увидел в его пасти страшные, влажно блестевшие клыки. Толстая, как бревно, лапа метнулась к бородавчатому лицу Раага, и яркое солнце вспыхнуло на длинных черных когтях зверя.
   Великан взвыл от боли — из ран его хлынула странная желтоватая кровь, а один глаз вытек из глазницы. Медведь бросился на великана, и некоторое время Карамон не видел ничего, кроме горы бурого меха и отчаянно дергающихся под медвежьей тушей желтых ног Раага с широкими расплющенными ступнями.
   Зрители, поначалу разразившиеся бурными приветствиями и одобрительными возгласами, наконец сообразили, что перед ними разыгрывается вовсе не очередной акт из пьесы Арака. Здесь все было взаправду, и кто-то взаправду должен был умереть. После непродолжительного молчания, сначала в одном месте, потом в другом раздались одинокие хлопки. Очень скоро вся публика пришла в настоящее неистовство, и на трибунах поднялся оглушительный рев.
   Карамон, однако, не обращал на зрителей никакого внимания. Выход ему преграждал теперь только Арак, и Карамон не сомневался, что сумеет без труда отшвырнуть его со своего пути…
   И в этот момент он услышал победный клич Минотавра. Обернувшись, Карамон увидел, как Перагас согнулся от боли, потому что тупой конец трезубца угодил ему в солнечное сплетение. Рыжий уже занес оружие для последнего, смертельного удара, но Карамон громким криком отвлек на себя его внимание.
   Рыжий Минотавр развернулся к новому противнику, и на его волосатой роже появилась кровожадная ухмылка. Увидев, что Карамон вооружен только коротким мечом, он сразу же ринулся в атаку. Очевидно, он рассчитывал покончить с врагом одним ударом, однако Карамон легко уклонился, да еще успел коварно двинуть Рыжего ногой в коленную чашечку. Это был жестокий и весьма болезненный удар, от которого Минотавр с громким ревом покатился по земле.
   Карамон, понимая, что его противник на время выведен из строя, кинулся к Перагасу. Его чернокожий друг стоял на коленях и прижимал руки к животу.
   — Ну же, вставай, — сказал Карамон, обхватывая Перагаса за плечи. — Я помню, как ты после подобных ударов вставал и съедал своего врага без хлеба.
   Вставай. Да что с тобой?!
   Последнее восклицание вырвалось у Карамона непроизвольно. Перагас не отвечал, тело его сотрясали конвульсии. Черная кожа посерела, и на ней выступили крупные капли пота. И тут Карамон заметил на руке Перагаса три параллельные царапины…
   Гладиатор с трудом поднял голову и взглянул на своего друга. Увидев ужас в глазах Карамона, он понял, что слова уже ни х чему. Перагас вздрогнул от боли — яд разъедал ему рану — и повалился на бок.
   — Возьми… мой меч, — прошептал чернокожий атлет. — Быстрее, глупец!
   Минотавр был уже на ногах, и Карамон, не колеблясь более ни секунды, вынул из слабеющей руки друга длинный тяжелый меч.
   Перагас выгнулся в предсмертной судороге.
   Первый выпад Рыжего Карамон парировал почти вслепую — слезы застилали ему глаза. Даже с поврежденной ногой Минотавр был очень опасен, так как, потеряв в подвижности, он сохранил свою невероятную сипу. Кроме того, Рыжему было известно, что для победы ему достаточно только царапнуть Карамона острием отравленного трезубца, в то время как противнику для решительного удара необходимо было подойти почти вплотную.
   Соперники осторожно кружили по арене и зорко следили за движениями друг друга. Карамон больше не слышал топота ног, свиста и бешеных оваций на трибунах, вызванных зрелищем настоящей крови. Он даже не думал уже о том, чтобы бежать: перед Карамоном был враг, и он знал теперь только одну вещь — он должен убить, иначе убьют его.
   Карамон выжидал, Перагас не раз рассказывал ему, что у минотавров есть один недостаток, одно слабое место: считая себя высшей расой, они, как правило, недооценивали своих противников и совершали ошибки, на которые их можно было спровоцировать. Рыжий ничем не отличался от прочих. Карамон без труда читал по глазам его мысли — вне себя от боли и ярости, минотавр желал поскорее разделаться сосвоим тупоголовым,неповоротливым ихлипким противником-человеком.
   Карамон и его соперник подбирались все ближе м ближе к тому месту, где Киири сражалась с Раагом. Карамон определил это по грозному рычанию зверя и пронзительным воплям великана. Он даже обернулся через плечо, чтобы посмотреть, кто берет верх, когда нога сто поскользнулась в луже желтой крови. Рыжий Минотавр, взревев от восторга, ринулся вперед, надеясь насадить покачнувшегося Карамона на трезубец еще до того, как он сумеет обрести равновесие. Но Карамон рассчитал все точно и поскользнулся он не случайно.
   Его длинный меч грозно сверкнул на солнце, и Рыжий, в последний момент догадавшись, что его провели, попытался остановиться. Но он забыл о своем раненом колене. Поврежденная нога не выдержала его веса, подломилась, и Минотавр рухнул на арену. В следующий миг меч Карамона раскроил его звериную голову.
   Выдернув меч из раны, Карамон услышал за спиной грозный рев и, обернувшись, увидел, как медведь вонзил свои страшные зубы в толстую шею Раага.
   Свирепо тряхнув головой, Киири разорвала яремную вену на горле великана. Рааг широко раскрыл рот, но его предсмертного крика так никто и не услышал.
   Краем глаза Карамон заметил справа от себя какое-то движение. Защищаясь, он стремительно повернулся и поднял меч, но Арак — а это был он — с выражением отчаяния и горя на изуродованном шрамами лице стремглав пронесся мимо. В руке Арака сверкнул кинжал. Карамон, пытаясь помешать ему, прыгнул вперед, но было слишком поздно. Стальной клинок вонзился в грудь медведя по самую рукоятку.
   Руки Арака мгновенно окрасились алой кровью, а медведь страшно взревел. Схватив гнома могучей лапой, Киири швырнула его через всю арену. Тело Арака ударилось о Шпиль Свободы, чуть ниже золотого ключа, и повисло на нем, пронзенное многочисленными украшениями, больше похожими на шипы розы.
   Гном пронзительно завопил. Тотчас шпиль покачнулся и, разваливаясь на части, на глазах Карамона рухнул в одну из Ям Смерти, где помещался чан с кипящей смолой.
   Киири вытянулась на опилках. Из раны на груди вялыми толчками выплескивалась горячая алая кровь. Публика неистовствовала, но воин не слышал ничего вокруг. Наклонившись, он приподнял тело Киири и прижал его к груди.
   Магическое заклинание к этому времени уже потеряло сипу, и Киири снова приняла свой прежний облик.
   — Ты победила, Киири, — прошептал Карамон. — Ты свободна…
   Женщина слабо улыбнулась. Карамон увидел, как расширяются ее зрачки, — жизнь покидала это красивое сильное тело. В каком-то странном ожидании взгляд ее неподвижно уставился в небо, словно в эти последние мгновения жизни Киири смогла увидеть в вышине стремительно приближающуюся к Истару огненную гору.
   Бережно опустив мертвое тело на окровавленные опилки, Карамон выпрямился и оглядел арену. Он увидел неестественно выгнутый труп Перагаса и стеклянный взгляд мертвых глаз Киири.
   — Ты ответишь за это, брат… — прошептал Карамон.
   За спиной послышался глухой ропот множества голосов, похожий на шум ветра перед бурей, и воин обернулся, готовый встретить любого врага. Но никакого врага там не было — сзади толпились другие гладиаторы. При виде лица Карамона, перепачканного слезами и кровью, они опустили головы и отступили, давая ему дорогу.
   И тут Карамон понял, что он наконец свободен. Свободен и теперь должен найти своего брата, чтобы навсегда положить конец его злым деяниям. Душа воина была опалена — ни смерть, ни страх не имели сейчас над ним никакой власти.
   Запах крови все еще щекотал его ноздри, а сладостное безумие битвы переполняло сердце.
   Думая только о мести, Карамон устремился к выходу. Он уже спускался по ступеням лестницы стадиона, когда первый по-настоящему мощный толчок сотряс обреченный Истар.

Глава 18

   Крисания не видела и не слышала Тассельхофа. Ее сознание было ослеплено немыслимой полнотой красок, которые взблескивали и переливались в ее голове, словно драгоценные камни. Все естество ее онемело перед одной мыслью: теперь она знала, для чего Паладайн позволил ей вернуться в прошлое. Вовсе не затем, чтобы восстановить репутацию Короля-Жреца, а затем, чтобы постичь божественный промысл на примере его ошибок. И Крисания знала: она постигла. Она имела власть призвать богов, и они откликнулись бы на ее голос, пришли на ее зов, но не с гневом, а с величием своей помощи! Крисания почувствовала, как раскалывается сковавший ее душу лед тьмы и как освобожденная душа рвется из разбитой скорлупы навстречу солнечному свету.
   На мгновение Крисания представила себе саму себя — в одной руке она держит платиновый медальон Паладайна, сияющий, как самая яркая звезда, а другой призывает толпы верующих, которые собираются вокруг нее и с обожанием и трепетом на просветленных лицах внемлют ее бесконечно мудрым словам. Крисания уже знала, куда поведет своих последователей — в тот дивный край, вообразить красоту которого не в состоянии ни один смертный.
   Правда, у нее пока не было ключа от заветной двери. Да она и не смогла бы отпереть ее здесь, в Истаре, где гнев богов был так силен, что преодолеть его в этом проклятом месте не удалось бы никому. Где найти ключ, где найти Врата?
   Пляска разноцветных искр заставила ее покачнуться от внезапного приступа головокружения. Крисания, казалось, не могла ни видеть, ни слышать, ни сюда из своих келий и других коридоров Храма в надежде выяснить, что означают эти странные толчки и чего им ожидать в ближайшем будущем.
   Тас видел, как Крисанию несколько раз останавливали, но она всякий раз вырывалась и продолжала проталкиваться вперед. Она как раз добралась до поворота, когда из-за угла появился Кварат, громко призывавший Короля-Жреца.
   Крисания налетела прямо на него, и старший жрец схватил ее за руку.
   — Остановись! — воскликнул Кварат и встряхнул жрицу, думая, что с ней случилась истерика. — Успокойся!
   — Пусти! — Крисания отчаянно рванулась в сторону.
   — Она сошла с ума от страха! Помогите мне удержать ее! — крикнул Кварат ближайшим жрецам.
   Тасу внезапно пришло в голову, что Крисания и в самом деле похожа на сумасшедшую. Теперь, когда он сумел изрядно сократить разделявшее их расстояние, Тас смог рассмотреть ее лицо. Волосы Крисании растрепались и спутались, большие серые глаза казались почти черными из-за непомерно расширившихся зрачков, щеки жарко пылали. Она не слышала обращенных к ней голосов, кроме одного-единственного, который не слышали остальные.
   Несколько жрецов, повинуясь приказу Кварата, помогли ему удержать женщину, Крисания яростно вскрикнула и рванулась так отчаянно, что едва не освободилась, — кендеру даже показалось, что он видит клочья белой ткани в руках жрецов.
   Подбежав к месту схватки, Тас уже был готов прыгнуть на спину ближайшему участнику свары и как следует треснуть его до лысой голове, но тут вспышка яркого света ослепила его. Свет заставил замереть на месте не только жрецов, но даже Крисанию.
   Все неподвижно застыли. Некоторое время кендер слышал лишь судорожные всхлипы Крисании да тяжелое дыхание жрецов, пытавшихся остановить ее. Затем в коридоре раздался голос Короля-Жреца.
   — Боги грядут, — сказал правитель, — я повелел им прийти… Пол под ногами Таса подпрыгнул и швырнул его в воздух, словно перышко. Потом пол быстро опустился и вновь поднялся навстречу падающему кендеру. Тас ударился о мрамор с такою силой, что некоторое время не мог вздохнуть и только раскрывал рот, как выброшенная на берег рыба.
   Воздух вокруг заполнился пылью, каменным крошевом, треском и испуганными воплями. Тас все еще беспомощно лежал на дрожащем мраморном полу, когда поддерживающие потолок колонны начали с грохотом рассыпаться. Сверху полетели массивные каменные глыбы, стены треснули и разъехались, и коридор огласился пронзительными предсмертными криками, от которых кровь стыла в жилах.
   Истарский Храм рушился.
   Тасу наконец удалось встать на четвереньки, и он пополз вперед, стараясь не спускать глаз с Крисании. Та, казалось, не видит или не понимает того, что происходит вокруг. Державшие ее жрецы разбежались, и Крисания, слыша сквозь грохот и треск лопающихся перекрытий зовущий голос Рейстлина, продолжила свой путь. Вдруг Тас заметил, как стоявший невдалеке Кварат бросился на Крисанию. Но тут огромная мраморная колонна, мимо которой проходила жрица, обрушилась прямо на Кварата.
   Тас затаил дыхание. Сначала он ничего не видел, но потом, когда мраморная пыль осела, он разглядел на полу кровавое месиво. Крисания ничуть не пострадала. Она равнодушно оглянулась на эльфа, чья кровь забрызгала подол ее белого платья, и пошла дальше.
   — Крисания! — хрипло крикнул кендер, но жрица не замечала его. Она по-прежнему слышала только далекий голос Рейстлина, который заставлял ее идти вперед сквозь груды щебня и каменных глыб.
   Шатаясь, кендер поднялся в полный рост. Избитое тело болело, но Тас знал, что сейчас не время обращать на это внимание. Бросившись вслед за Крисанией, он успел заметить, как она повернула направо и начала спускаться вниз по каким-то ступеням, однако, прежде чем повернуть за угол, кендер, движимый неодолимым любопытством, посмотрел назад.
   Ослепительный свет все еще заполнял коридор, озаряя тела мертвых и раненых. Потолок прогнулся и местами провалился, стены раскололись и держались на честном слове, все кругом заполняла мелкая белесая пыль. И над этим разорением пронзительно и хрипло, утратив свое сладкозвучие, раздавался голос Короля-Жреца:
   — Боги грядут!..

***

   Выбравшись со стадиона, Карамон поспешил к Храму. Кругом царили разрушение и смерть, однако ничто не могло задержать его. Как и Крисания, он тоже слышал голос Рейсшина, но маг не звал его: Карамон слышал его иначе — это был взывающий голос родной крови.
   Именно поэтому он оставался глух к стонам умирающих и мольбам о помощи. Он не замечал ничего, что происходило вокруг. Здания обрушивались в двух шагах от Карамона, огромные камни сыпались на мостовые, чудом не задевая его. Руки и ноги воина были в кровь иссечены острыми осколками гранита и разлетающегося стекла.
   Но Карамон ни на миг не останавливался. Не чувствуя боли от порезов и ушибов, он карабкался по грудам щебня, отбрасывал в сторону гигантские балки стропил и так, преодолевая преграду за преградой, медленно, но верно продвигался к Храму по улицам гибнущего города. Храм все еще сверкал над Истаром своей единственной уцелевшей башней, а в руке Карамона, словно соперничая с башней, сверкал окровавленный меч.

***

   Тассельхоф спускался за Крисанией все ниже и ниже. Ему казалось, что они достигли уже самого чрева земли. Кендер даже не подозревал, что в Храме существуют эти подземные коридоры, закоулки, крутые винтовые лестницы, и досадовал на себя за то, что в свое время не сумел их обнаружить. Одновременно он удивлялся, откуда знает о них Крисания, ибо не раз она открывала потайные двери, невидимые даже наметанному глазу кендера.
   Землетрясение стихло — Храм вздрогнул в последний раз и замер. Снаружи царили хаос и смерть, но здесь, в подземелье, было удивительно тихо и покойно.
   Тасу показалось, что сами недра в ожидании затаили дыхание…
   Внизу не было заметно никаких особых разрушений, возможно потому, что коридоры подземелий были высечены в скальном монолите. Правда, здесь тоже висела в воздухе мелкая пыль, и кендеру то тут, то там бросались в глаза тоненькие извилистые трещины на стене или выпавшие из держателя факелы, однако большинство из них продолжали крепко держаться в гнездах.
   Крисания, словно она всю жизнь прожила в этом подземелье, быстро шла вперед, хотя Тас уже давно перестал ориентироваться в гигантском лабиринте коридоров и лестниц. Он старался не упустить жрицу из вида, однако начинал уставать и поэтому от души надеялся, что куда бы они ни шли, они скоро туда доберутся. От быстрой ходьбы в боку у кендера закололо, а ноги потяжелели так, словно они принадлежали не шустрому Тассельхофу, ж кривоногому гному в башмаках с железными подметками.
   Напрягая последние силы, Тас спустился за Крисанией по длинной лестнице и огляделся. На этот раз сердце у него подпрыгнуло едва ли не до горла: они очутились в длинном узком коридоре, который заканчивался тупиком!
   Здесь, над почерневшей дверью, горел в ржавом гнезде один-единственный чадящий факел.
   Крисания с радостным криком бросилась к этой двери, распахнула ее и исчезла, в темной утробе комнаты.
   «Ну конечно! — догадался Тас. — Секретная лаборатория Рейстлина. Она и должна быть где-то здесь, подальше от света и солнца».
   Приободрившись, он поспешил к двери и уже подходил к ней, когда огромная черная тень налетела на него сзади, опрокинула и промчалась вперед.
   Тас покатился по полу и застонал от боли в ушибленном плече. В свете факела он рассмотрел маслянистый блеск золотых доспехов и холодно сверкнувший меч. Кендер сразу узнал это бронзовокожее, мускулистое тело, однако лицо, которое было до боли ему знакомо, показалось Тасу чужим, никогда не виданным раньше.
   — Карамон? — глядя на своего старого друга, шепотом спросил кендер.
   Но Карамон, если это был он, не заметил и не расслышал Таса. Кендер попытался вскарабкаться на ноги… И тут земля снова вздрогнула, и пол ушел из-под ног. Тас невольно оперся спиной о стену, однако услышал грозный хруст камня и взглянул вверх. Потолок на его глазах покрылся трещинами и начал проваливаться.
   — Карамон! — отчаянно закричал кендер, но его голос был заглушен грохотом камней и деревянных балок, обрушившихся прямо на него.
   Тас попытался отскочить в сторону, но удар короткого бревна пришелся ему прямо по голове, и сознание кендера отказалось иметь дело со всем этим безобразием. Неистово мечущийся свет факела померк перед глазами Таса, и все провалилось во тьму.

Глава 19

   Следуя звучащему внутри нее голосу Рейстлина, Крисания без колебаний ворвалась в комнату, высеченную в скале глубоко под фундаментом Храма. Однако стоило ее глазам привыкнуть к полутьме, как сознание вновь к ней вернулось.
   Жрица неуверенно огляделась по сторонам и почувствовала, что кровь стынет у нее в жилах.
   Она не видела ужасов рушащегося на ее глазах Храма и не смогла бы объяснить, почему подол ее платья забрызган кровью, но стоило ей оказаться в лаборатории, как она вновь стала воспринимать окружающее отчетливо и ярко.
   Помещение, в котором очутилась жрица, было озарено светом магического посоха.
   Ощущение безмерного, первозданного зла окружило Крисанию, и она едва нашла в себе силы сделать за порогом лаборатории несколько шагов.
   Жрица в испуге огляделась по сторонам и вздрогнула, потому что услышала шорох и почувствовала легкое прикосновение к своему плечу. Обернувшись, она увидела множество жутких тварей, запертых в крепких клетках. Разбуженные светом посоха, чувствующие запах живой крови, они зашевелились в своих тесных узилищах, потянулись к жрице жадными скрюченными полуруками-полущупальцами.
   Прикосновение одной из этих чудовищных тварей Крисания и почувствовала на своем плече. Передернувшись от страха и омерзения, она шарахнулась в сторону и наткнулась на что-то твердое.
   Это был открытый каменный саркофаг, в котором лежало нечто похожее на тело молодого человека, однако старческая кожа, напоминающая пергамент, натянулась на его выступающих костях, а открытый рот был оскален в страшном немом крике.
   Пол под ногами Крисании закачался, высохшие мощи подскочили в своем каменном гробу и уставились на нее пустыми черными глазницами. Жрица пронзительно вскрикнула и, обливаясь холодным потом, отшатнулась. Сжав голову трясущимися руками, она зажмурила глаза, лишь бы не видеть этого страшного оскаленного лица. У нее появилось ощущение, что весь мир проваливается в тар-тарары… И вдруг Крисания поняла, что вот уже некоторое время слышит голос, позвавший ее сюда, слышит наяву, а не внутри себя.