Страница:
Хаг выпрямился, хмурясь и подергивая себя за косички, свисающие с подбородка.
– Что скажешь? – спросила Сианг, словно бы проверяя его наблюдательность.
– Пыль и паутина везде, кроме самого предмета. На нем пыли и паутины нет, – ответил Хаг.
Сианг чуть слышно вздохнула и почти с грустью посмотрела на него.
– Нет, таких, как ты, еще поискать, Хаг Рука. Быстрый глаз, быстрая рука. Но, увы… – холодно закончила она.
Хаг промолчал. Он ничего не мог сказать себе в оправдание, и к тому же знал, что оправданий от него не ждут. Он пристально вгляделся в предмет под тканью и смог различить его форму, потому что пыль лежала вокруг, но не на нем – кинжал с необычно длинным лезвием.
– Дотронься, – сказала Сианг и добавила, заметив, как сверкнули глаза Хага: – Это вполне безопасно.
Хаг осторожно приблизил руку к предмету. Он не боялся, но ему было неприятно, как бывает неприятно притронуться к змее или волосатому пауку. Убеждая себя, что это всего лишь нож (и все же недоумевая, почему он прикрыт черной тканью), Хаг коснулся его кончиками пальцев. Но тут же, пораженный, отдернул руку, с изумлением глядя на Сианг.
– Он шевелится!
Она невозмутимо кивнула.
– Да, подрагивает. Как живой. Едва заметно, но достаточно сильно, чтобы стряхивать с себя вековую пыль и сгонять пауков с их паутиной. Но он все же не живой, в чем ты сейчас убедишься. Не живой в том смысле, как мы привыкли понимать жизнь, – уточнила она.
Сианг сдернула черное покрывало. Пыль, скопившаяся по краям, поднялась в воздух, образуя удушливое облако, что заставило их обоих попятиться назад, стирая с лица и рук грязь и отвратительную липкую паутину.
Под покрывалом оказался обычный металлический кинжал. Руке доводилось видеть гораздо более искусно сделанное оружие. Он был чересчур грубым. Такой кинжал мог бы сделать сын кузнеца, который еще только учится отцовскому ремеслу. Рукоятка и крестовина были выкованы из железа, которое, судя по виду, обрабатывали, когда оно уже остывало. Следы от каждого удара молотка были хорошо заметны и на рукоятке, и на крестовине.
Гладкое лезвие, вероятно, сделанное из стали, было светлым и блестящим в отличие от темной матовой поверхности рукоятки. Оно присоединялось к рукоятке расплавленным металлом, и следы сварки были ясно видны. Единственное, что было примечательного в этом кинжале, это странные символы, выгравированные на лезвии. Эти значки не были точно такими, как нанесенный на грудь Хага, однако очень напоминали его.
– Рунная магия, – сказала Сианг, и ее костлявый палец завис над лезвием, предусмотрительно не притрагиваясь к нему.
– Что может эта штуковина? – спросил Хаг с пренебрежением и отвращением в голосе.
– Мы не знаем. – ответила Сианг. Подняв брови, Хаг вопросительно посмотрел на нее. Она пожала плечами.
– Последний наш брат, использовавший его, погиб.
– Нетрудно догадаться, почему, – проворчал Хаг. – Попытался убить свою жертву с помощью этой детской игрушки.
Сианг покачала головой.
– Ты не понимаешь, – она подняла на него свои раскосые глаза, и опять в них мелькнул этот странный огонек. – Он умер от шока. – Она помолчала, посмотрела на кинжал и добавила как бы между прочим: – У него выросло две пары рук…
У Хага отвисла челюсть. Он захлопнул рот, откашлялся.
– Ты мне не веришь. Я не виню тебя за это. Сначала я и сама не могла в это поверить. Пока не увидела своими глазами.
Сианг разглядывала паутину, будто она была соткана из времени.
– Это произошло много циклов назад, в то время, когда я стала “рукой”. Этот кинжал еще до меня перешел к нам от одного эльфийского лорда, – давным-давно, когда было основано Братство. Кинжал хранился здесь вместе с письменным предостережением. На нем лежит проклятье – так говорилось в предостережении. Один молодой человек посмеялся над этим утверждением. Он не верил в проклятье. Он взял этот кинжал – ведь про него было написано, что тот, кто завладеет им, станет непобедим для своих врагов. И даже боги не осмелятся сразиться с ним.
Говоря это, она не спускала глаз с лица Хага.
– Конечно, – добавила она, – это было в те времена, когда богов не было. Уже не было.
– И что же произошло? – спросил Хаг, стараясь скрыть иронию. Ведь он все же разговаривал с Сианг.
– Точно не знаю. Его товарищ, которому удалось остаться в живых, не смог дать нам вразумительного ответа. Судя по всему, парень напал с этим кинжалом на свою жертву, и вдруг нож превратился в меч – огромный, вращающийся, многолезвийный. Его невозможно было удержать двумя руками. И в этот момент из тела парня выросли еще две руки. Он взглянул на свои четыре руки и упал замертво – от ужаса и потрясения. А его напарник в конце концов сошел с ума и бросился вниз с острова. Мне до сих пор иногда это видится во сне.
Она замолчала, поджав губы. Глядя на это суровое, безжалостное лицо, Хаг заметил, как оно побледнело. И губы она сжала лишь для того, чтобы они не дрожали. Он перевел взгляд на кинжал и почувствовал, как по телу пробежали мурашки.
– Этот случай мог положить конец Братству, – Сианг искоса взглянула на него. – Нетрудно представить, какие могли поползти о нас слухи. Что, мол, возможно, это мы, Братство, наслали страшное проклятье на того парня. Я немедленно начала действовать. Приказала, чтобы под покровом темноты тело перевезли сюда. Напарника чтобы доставили тоже. Я допросила его при свидетелях. И прочитала им письмо, сопровождавшее этот кинжал.
Мы все пришли к выводу, что проклятье было на самом кинжале. Я запретила им пользоваться, несуразное тело парня мы тайно похоронили. И всем братьям и сестрам было приказано под страхом смерти никогда не упоминать об этом случае.
Это произошло давным-давно. И теперь, – тихо продолжала она, – я единственная из живых, кто об этом помнит. Больше никто не знает об этом проклятом кинжале; даже Старец, и тот не знает. Его дед еще не родился, когда это случилось. В своем завещании я вписала запрет на его использование. Но я никогда и никому не рассказывала об этом случае. Ты – первый.
– Закрой его снова, – решительно проговорил Хаг. – Мне он не нужен, – его лицо помрачнело. – Я и раньше никогда не пользовался магическим оружием…
– Раньше тебя никто не просил убить бога, – недовольно заметила Сианг.
– Один гном, Лимбек, утверждает, что они вовсе не боги. Говорит, что Эпло был при смерти, когда он его увидел. Как самый обычный смертный. Нет, я не возьму его!
Два красных пятна зажглись на бледном, напоминающем череп, лице женщины. Казалось, она собиралась прочесть ему гневную отповедь, однако остановила себя. Красные пятна потускнели. Раскосые глаза вдруг стали спокойными.
– Выбор, разумеется, за тобой, мой друг. Если ты предпочитаешь умереть в бесчестии, это твое личное дело. И я больше не собираюсь тебя убеждать, хочу лишь напомнить, что на карту поставлена еще и другая жизнь. Может быть, ты не учел этого.
– Какая другая жизнь? – подозрительно спросил Хаг. – Ведь этот мальчишка, Бейн, мертв.
– Но жива его мать. Женщина, которая тебе далеко не безразлична. Кто знает, что случится, если не ты убьешь этого Эпло, а он тебя. Не станет ли следующей его жертвой она? Ведь ей известно, кто он и чем занимается.
Хаг задумался. Иридаль что-то говорила ему об Эпло, но сейчас наемный убийца не мог вспомнить, что именно. У них было мало времени для разговоров. Его голова была тогда занята другим – мертвый ребенок, которого он принес на своих руках, горе Иридаль, его собственное замешательство оттого, что остался жив, хотя должен был умереть. Нет, если она и говорила что-то об этом патриане, Хаг напрочь забыл это в кошмарном тумане той ужасной ночи. Какое, в конце концов, ему было до этого дело? Он собирался отдать свою душу кенкари. Собирался вернуться в это прекрасное царство мира и покоя…
Возможно ли, что Эпло попытается найти Иридаль? Он ведь когда-то взял в плен ее сына. Почему бы не захватить и ее? Может ли он, Хаг, позволить себе испытывать судьбу? В конечном счете он в долгу перед Иридаль. В долгу, потому что подвел ее.
– Ты говоришь, письмо? – спросил он Сианг.
Ее рука скользнула в глубокий карман пышных одежд, извлекла несколько листков пергамента, связанных вместе черной ленточкой. Пергамент был старым и потускневшим, а ленточка обтрепанной и выцветшей. Сианг разгладила листки ладонью.
– Я перечитала это сегодня ночью. В первый раз после той чудовищной ночи. Тогда я прочла рукопись вслух для свидетелей. Сейчас я прочту ее для тебя.
Хаг вспыхнул. Он хотел сам прочесть ее, изучить ее в одиночестве, но побоялся оскорбить Сианг.
– Я уже и без того доставил тебе столько хлопот, Сианг…
– Я должна перевести ее для тебя, – сказала она с понимающей улыбкой. – Она написана на древнеэльфийском – это язык, на котором говорили после разделения миров и который сейчас, увы, почти забыт. Сам ты, конечно, не сможешь понять.
Возразить на это было нечего.
– Принеси мне стул. Рукопись длинная, а я уже устала стоять. И поставь лампу сюда.
Хаг принес стул, стоявший в углу у стола, на котором лежал проклятый кинжал. Сам он остался на ногах за пределами освещенного лампой круга, радуясь, что лицо его скрыто в тени и на нем не видны сомнения. Он не верил в это. Не верил ничему из сказанного.
Хотя он не поверил бы и тому, что можно умереть, а потом вернуться к жизни.
Поэтому он стоял и слушал.
Глава 8. ПРОКЛЯТЫЙ КЛИНОК
Глава 9. КРЕПОСТЬ БРАТСТВА. Скёрваш, Арианус
– Что скажешь? – спросила Сианг, словно бы проверяя его наблюдательность.
– Пыль и паутина везде, кроме самого предмета. На нем пыли и паутины нет, – ответил Хаг.
Сианг чуть слышно вздохнула и почти с грустью посмотрела на него.
– Нет, таких, как ты, еще поискать, Хаг Рука. Быстрый глаз, быстрая рука. Но, увы… – холодно закончила она.
Хаг промолчал. Он ничего не мог сказать себе в оправдание, и к тому же знал, что оправданий от него не ждут. Он пристально вгляделся в предмет под тканью и смог различить его форму, потому что пыль лежала вокруг, но не на нем – кинжал с необычно длинным лезвием.
– Дотронься, – сказала Сианг и добавила, заметив, как сверкнули глаза Хага: – Это вполне безопасно.
Хаг осторожно приблизил руку к предмету. Он не боялся, но ему было неприятно, как бывает неприятно притронуться к змее или волосатому пауку. Убеждая себя, что это всего лишь нож (и все же недоумевая, почему он прикрыт черной тканью), Хаг коснулся его кончиками пальцев. Но тут же, пораженный, отдернул руку, с изумлением глядя на Сианг.
– Он шевелится!
Она невозмутимо кивнула.
– Да, подрагивает. Как живой. Едва заметно, но достаточно сильно, чтобы стряхивать с себя вековую пыль и сгонять пауков с их паутиной. Но он все же не живой, в чем ты сейчас убедишься. Не живой в том смысле, как мы привыкли понимать жизнь, – уточнила она.
Сианг сдернула черное покрывало. Пыль, скопившаяся по краям, поднялась в воздух, образуя удушливое облако, что заставило их обоих попятиться назад, стирая с лица и рук грязь и отвратительную липкую паутину.
Под покрывалом оказался обычный металлический кинжал. Руке доводилось видеть гораздо более искусно сделанное оружие. Он был чересчур грубым. Такой кинжал мог бы сделать сын кузнеца, который еще только учится отцовскому ремеслу. Рукоятка и крестовина были выкованы из железа, которое, судя по виду, обрабатывали, когда оно уже остывало. Следы от каждого удара молотка были хорошо заметны и на рукоятке, и на крестовине.
Гладкое лезвие, вероятно, сделанное из стали, было светлым и блестящим в отличие от темной матовой поверхности рукоятки. Оно присоединялось к рукоятке расплавленным металлом, и следы сварки были ясно видны. Единственное, что было примечательного в этом кинжале, это странные символы, выгравированные на лезвии. Эти значки не были точно такими, как нанесенный на грудь Хага, однако очень напоминали его.
– Рунная магия, – сказала Сианг, и ее костлявый палец завис над лезвием, предусмотрительно не притрагиваясь к нему.
– Что может эта штуковина? – спросил Хаг с пренебрежением и отвращением в голосе.
– Мы не знаем. – ответила Сианг. Подняв брови, Хаг вопросительно посмотрел на нее. Она пожала плечами.
– Последний наш брат, использовавший его, погиб.
– Нетрудно догадаться, почему, – проворчал Хаг. – Попытался убить свою жертву с помощью этой детской игрушки.
Сианг покачала головой.
– Ты не понимаешь, – она подняла на него свои раскосые глаза, и опять в них мелькнул этот странный огонек. – Он умер от шока. – Она помолчала, посмотрела на кинжал и добавила как бы между прочим: – У него выросло две пары рук…
У Хага отвисла челюсть. Он захлопнул рот, откашлялся.
– Ты мне не веришь. Я не виню тебя за это. Сначала я и сама не могла в это поверить. Пока не увидела своими глазами.
Сианг разглядывала паутину, будто она была соткана из времени.
– Это произошло много циклов назад, в то время, когда я стала “рукой”. Этот кинжал еще до меня перешел к нам от одного эльфийского лорда, – давным-давно, когда было основано Братство. Кинжал хранился здесь вместе с письменным предостережением. На нем лежит проклятье – так говорилось в предостережении. Один молодой человек посмеялся над этим утверждением. Он не верил в проклятье. Он взял этот кинжал – ведь про него было написано, что тот, кто завладеет им, станет непобедим для своих врагов. И даже боги не осмелятся сразиться с ним.
Говоря это, она не спускала глаз с лица Хага.
– Конечно, – добавила она, – это было в те времена, когда богов не было. Уже не было.
– И что же произошло? – спросил Хаг, стараясь скрыть иронию. Ведь он все же разговаривал с Сианг.
– Точно не знаю. Его товарищ, которому удалось остаться в живых, не смог дать нам вразумительного ответа. Судя по всему, парень напал с этим кинжалом на свою жертву, и вдруг нож превратился в меч – огромный, вращающийся, многолезвийный. Его невозможно было удержать двумя руками. И в этот момент из тела парня выросли еще две руки. Он взглянул на свои четыре руки и упал замертво – от ужаса и потрясения. А его напарник в конце концов сошел с ума и бросился вниз с острова. Мне до сих пор иногда это видится во сне.
Она замолчала, поджав губы. Глядя на это суровое, безжалостное лицо, Хаг заметил, как оно побледнело. И губы она сжала лишь для того, чтобы они не дрожали. Он перевел взгляд на кинжал и почувствовал, как по телу пробежали мурашки.
– Этот случай мог положить конец Братству, – Сианг искоса взглянула на него. – Нетрудно представить, какие могли поползти о нас слухи. Что, мол, возможно, это мы, Братство, наслали страшное проклятье на того парня. Я немедленно начала действовать. Приказала, чтобы под покровом темноты тело перевезли сюда. Напарника чтобы доставили тоже. Я допросила его при свидетелях. И прочитала им письмо, сопровождавшее этот кинжал.
Мы все пришли к выводу, что проклятье было на самом кинжале. Я запретила им пользоваться, несуразное тело парня мы тайно похоронили. И всем братьям и сестрам было приказано под страхом смерти никогда не упоминать об этом случае.
Это произошло давным-давно. И теперь, – тихо продолжала она, – я единственная из живых, кто об этом помнит. Больше никто не знает об этом проклятом кинжале; даже Старец, и тот не знает. Его дед еще не родился, когда это случилось. В своем завещании я вписала запрет на его использование. Но я никогда и никому не рассказывала об этом случае. Ты – первый.
– Закрой его снова, – решительно проговорил Хаг. – Мне он не нужен, – его лицо помрачнело. – Я и раньше никогда не пользовался магическим оружием…
– Раньше тебя никто не просил убить бога, – недовольно заметила Сианг.
– Один гном, Лимбек, утверждает, что они вовсе не боги. Говорит, что Эпло был при смерти, когда он его увидел. Как самый обычный смертный. Нет, я не возьму его!
Два красных пятна зажглись на бледном, напоминающем череп, лице женщины. Казалось, она собиралась прочесть ему гневную отповедь, однако остановила себя. Красные пятна потускнели. Раскосые глаза вдруг стали спокойными.
– Выбор, разумеется, за тобой, мой друг. Если ты предпочитаешь умереть в бесчестии, это твое личное дело. И я больше не собираюсь тебя убеждать, хочу лишь напомнить, что на карту поставлена еще и другая жизнь. Может быть, ты не учел этого.
– Какая другая жизнь? – подозрительно спросил Хаг. – Ведь этот мальчишка, Бейн, мертв.
– Но жива его мать. Женщина, которая тебе далеко не безразлична. Кто знает, что случится, если не ты убьешь этого Эпло, а он тебя. Не станет ли следующей его жертвой она? Ведь ей известно, кто он и чем занимается.
Хаг задумался. Иридаль что-то говорила ему об Эпло, но сейчас наемный убийца не мог вспомнить, что именно. У них было мало времени для разговоров. Его голова была тогда занята другим – мертвый ребенок, которого он принес на своих руках, горе Иридаль, его собственное замешательство оттого, что остался жив, хотя должен был умереть. Нет, если она и говорила что-то об этом патриане, Хаг напрочь забыл это в кошмарном тумане той ужасной ночи. Какое, в конце концов, ему было до этого дело? Он собирался отдать свою душу кенкари. Собирался вернуться в это прекрасное царство мира и покоя…
Возможно ли, что Эпло попытается найти Иридаль? Он ведь когда-то взял в плен ее сына. Почему бы не захватить и ее? Может ли он, Хаг, позволить себе испытывать судьбу? В конечном счете он в долгу перед Иридаль. В долгу, потому что подвел ее.
– Ты говоришь, письмо? – спросил он Сианг.
Ее рука скользнула в глубокий карман пышных одежд, извлекла несколько листков пергамента, связанных вместе черной ленточкой. Пергамент был старым и потускневшим, а ленточка обтрепанной и выцветшей. Сианг разгладила листки ладонью.
– Я перечитала это сегодня ночью. В первый раз после той чудовищной ночи. Тогда я прочла рукопись вслух для свидетелей. Сейчас я прочту ее для тебя.
Хаг вспыхнул. Он хотел сам прочесть ее, изучить ее в одиночестве, но побоялся оскорбить Сианг.
– Я уже и без того доставил тебе столько хлопот, Сианг…
– Я должна перевести ее для тебя, – сказала она с понимающей улыбкой. – Она написана на древнеэльфийском – это язык, на котором говорили после разделения миров и который сейчас, увы, почти забыт. Сам ты, конечно, не сможешь понять.
Возразить на это было нечего.
– Принеси мне стул. Рукопись длинная, а я уже устала стоять. И поставь лампу сюда.
Хаг принес стул, стоявший в углу у стола, на котором лежал проклятый кинжал. Сам он остался на ногах за пределами освещенного лампой круга, радуясь, что лицо его скрыто в тени и на нем не видны сомнения. Он не верил в это. Не верил ничему из сказанного.
Хотя он не поверил бы и тому, что можно умереть, а потом вернуться к жизни.
Поэтому он стоял и слушал.
Глава 8. ПРОКЛЯТЫЙ КЛИНОК
Поскольку ты, мой сын, читаешь это сейчас, значит, я уже мертв и моя душа улетела к Кренка-Анрис, чтобы помогать освобождению нашего народа
note 10. Раз дело дошло до открытой войны, я надеюсь, что ты не уронишь нашей чести в бою, как и все мужчины нашего рода, умершие до тебя.
Я первый в нашем роду, кто решился изложить этот рассказ на бумаге. Прежде история о Проклятом Клинке передавалась старшему сыну в семье отцом на его смертном одре. Так мой отец поведал об этом мне, а ему рассказал его отец и так далее, начиная от Разделения. Но поскольку велика вероятность, что моим смертным ложем станет каменистая земля поля битвы, и ты, любимый мой сын, будешь далеко от меня, я оставляю это письмо, чтобы ты прочел его после моей смерти. Но ты, мой сын, должен поклясться Кренка-Анрис и моей душой, что передашь этот рассказ своему сыну – пусть Богиня благословит твою супругу и она благополучно разрешится от бремени.
В оружейной есть шкатулка с отделанной перламутром крышкой, в которой хранятся ритуальные дуэльные кинжалы. Ты, несомненно, знаешь, о чем идет речь, потому что в детстве очень восхищался этими кинжалами, хотя, как ты теперь понимаешь, будучи сам закаленным воином[ Старинный эльфийский обычай дуэлей на кинжалах к тому времени вышел из моды, возможно, потому, что многие эльфы сражались не на жизнь, а на смерть на поле битвы. Дуэлянтство было популярно во времена мирного правления династии Паксаров, давая возможность молодежи испытать свою храбрость, не подвергая себя реальной опасности. Как утверждает автор этого письма, кинжалы предназначались больше для показа, нежели для практического применения, поэтому их рукоятки часто украшались драгоценными камнями, а лезвия делались причудливой формы.
Правила дуэли были довольно сложны. Смысл заключался в том, чтобы отрезать у противника часть уха. Эльф, появляющийся в обществе с подрезанным, “как у людей”, ухом, становился объектом осмеяния. Чтобы избежать ранений лица и глаз, надевались специальные защитные шлемы, оставлявшие незащищенными только уши], это восхищение было довольно неуместным.
Наверняка ты недоумевал, почему я храню эти глупые вещицы, да еще выделил для них место в оружейном хранилище. Не знал ты, мой сын, одного – что скрывается за этими кинжалами.
Выбери время, когда твоя супруга и ее свита покинут замок. Отпусти слуг. Убедись, что ты остался совершенно один. Пойди в оружейную комнату. Возьми эту шкатулку. Ты увидишь, что на углах крышки изображены бабочки. Нажми одновременнона бабочек в правом верхнем и левом нижнем углу. На левой стороне ящичка откроется двойное дно. Сын мой, заклинаю тебя, ради моей души и твоей, не притрагивайся к тому, что лежит там.
Внутри ты увидишь кинжал, внешне гораздо менее привлекательный, чем те, что хранятся над ним. Кинжал сделан из железа, и по его виду можно сказать, что его выковал человек. Он крайне неказист и непропорционален, и, полагаю, когда ты увидишь его, тебе так же мало захочется притронуться к нему, как и мне, когда-то при первом на него взгляде. Однако, увы, ты будешь любопытен, как был любопытен и я. Я умоляю тебя, умоляю,дорогой мой, любимый сын, не поддавайся своему любопытству. Взгляни на лезвие, и ты увидишь, как оно отвратительно. Прислушайся к внутреннему голосу своего разума, который в ужасе отшатнется при виде его.
Я не обратил внимания на предостережение, и нож принес мне несчастье, навсегда омрачившее мою жизнь. Этим кинжалом, этим Проклятым клинком я убил своего горячо любимого брата.
Представляю, как ты побледнел, читая эти строки. Тебе всегда говорили, что твой дядя умер от ран после стычки с людьми, которые подкараулили его на пустынной дороге вблизи нашего замка. Это неправда. Он погиб от моей руки в оружейной комнате, может быть, недалеко от того места, где сейчас стоишь ты. Но я клянусь, клянусь Кренка-Анрис, клянусь ненаглядными глазами твоей матери, клянусь душой моего горячо любимого брата, что убил его не я, а сам клинок.
Вот как это случилось. Прости мне мой почерк. Даже сейчас я дрожу от ужаса при воспоминании об этом чудовищном случае, произошедшем больше сотни лет назад.
Мой отец умер. На своем смертном одре он рассказал моему брату и мне историю о Проклятом клинке. Он сказал, что это редкая и очень ценная вещь, пришедшая к нам из времен, когда миром правили две расы грозных богов. Эти две расы богов ненавидели и боялись друг друга, при этом каждая стремилась управлять теми, кого они называли “меншами”, то есть людьми, эльфами, гномами. Затем начались Войны Богов – ужасные сражения магий, перечеркнувшие весь мир, пока, наконец, страшась поражения, одна из рас богов не разделила мир.
Чаще всего в этих войнах сражались сами боги, но иногда, если их численность была невелика, они нанимали себе в помощь смертных. Мы, конечно, не могли равняться с ними в магических поединках. И тогда сартаны (так называли себя боги) вооружили своих помощников из числа смертных магическим оружием.
Большая часть этого оружия пропала во время Разделения, так же, как пропали многие наши воины. Во всяком случае, так гласят предания. Однако кое-что осталось у тех, кто уцелел, и стало их собственностью. Этот кинжал, согласно семейному преданию, был именно таким оружием. Мой отец сообщил нам, что он обращался к кенкари, чтобы проверить это.
Кенкари не могли точно сказать, что это оружие сохранилось со времен, предшествовавших Разделению, но они подтвердили, что оно магическое. И они предостерегли отца, что сила этого клинка велика, и посоветовали никогда не пускать его в дело. Мой отец был робок, и кенкари удалось запугать его. Он специально заказал эту шкатулку для хранения кинжала, который кенкари назвали Проклятым. Он спрятал клинок в шкатулку и больше никогда не заглядывал туда.
Я спросил, почему он не уничтожил его, и он объяснил, что кенкари предостерегли его от подобных попыток. Такое оружие уничтожить невозможно, сказали они. Оно будет сражаться за свою жизнь и вернется к своему владельцу. Пока он владеет им, он может позаботиться о том, чтобы оно не причинило вреда. Если же он попытается избавиться от него, например, бросить его в Малстрем, оружие просто попадет в другие руки и может наделать много бед. Отец поклялся кенкари, что будет хранить его в надежном месте, и заставил нас обоих дать ту же торжественную клятву.
После его смерти, когда мы с братом разбирались в его делах, мы вспомнили историю о кинжале. Мы пошли в оружейную комнату, открыли шкатулку и в потайном отделении нашли этот кинжал. Зная робость отца, а также его пристрастие к романтическим историям, мы не восприняли всерьез то, что он нам сказал. Возможно ли, что этот простой неказистый кинжал был выкован богом? Улыбаясь, мы качали головами.
И, как это обычно бывает между братьями, мы затеяли игру. (Мы были молоды в то время, когда умер наш отец. И это единственное оправдание нашей неосторожности.) Мой брат схватил один из дуэльных кинжалов, а я взял кинжал, который мы в шутку назвали Проклятым клинком. (О Богиня, прости меня за неверие!) Брат, играя, замахнулся на меня кинжалом.
И ты не поверишь, что произошло дальше. Я и сам до сих пор не могу в это поверить. И тем не менее я видел это собственными глазами.
Я почувствовал, что мой кинжал ведет себя как-то странно. Он шевелился, как живой. И внезапно, когда я, тоже в шутку, начал замахиваться им на брата, клинок извернулся, как змея, и в руке моей оказался уже не кинжал, а меч. И прежде чем я успел понять, что происходит, клинок вонзился в тело моего брата. Он поразил его в самое сердце. Я никогда, никогда – может быть, даже и после смерти – не забуду тот растерянный и удивленный взгляд брата.
Уронив меч, я подхватил брата на руки, но уже ничего не мог сделать. Он умер у меня на руках, и его кровь стекала на мои ладони.
Наверное, я в ужасе закричал. Точно не знаю. Но, подняв глаза, я увидел, что в дверях стоит наш старый слуга.
– Да, – сказал Ан-ли, – теперь ты единственный наследник.
Как ты понимаешь, он решил, что я зарезал брата, чтобы получить наследство отца.
Я пытался убедить его, что он ошибается, рассказал ему, что случилось, но он, конечно, мне не поверил. Можно ли его за это судить? Я ведь и сам не верил своим глазам.
Кинжал опять изменил форму, стал таким, каким ты его видишь сейчас. Я понимал, что если уж Ан-ли не поверил мне, не поверит и никто другой. Этот скандал погубит нашу семью. Братоубийство наказывается смертью. Меня повесят. Замок и земли король конфискует. Мою мать выбросят на улицу, сестры, лишенные наследства, будут обречены на нищету и бесчестье. Каким бы тяжелым ни было для меня это горе (а я бы с готовностью признался и понес наказание), я не мог навлечь такую беду на всю нашу семью.
Ан-ли был предан мне. Он предложил скрыть мое преступление. Что мне оставалось делать, кроме как последовать его совету? Вдвоем мы тайно вынесли тело моего несчастного брата из замка, отнесли в достаточно удаленное место, где, как мы знали, нередко совершали набеги воины людей, и бросили его в ров. Потом вернулись домой.
Я сказал матери, что брат, услышав сообщение о набегах людей, отправился выяснить, в чем дело. Когда через несколько дней нашли тело, решили, что он погиб в стычке с теми, кого искал. Никто ничего не заподозрил. Верный слуга Ан-ли унес эту тайну с собой в могилу.
Что же касается меня, сын мой, то ты и представить себе не можешь, какие муки мне пришлось пережить. Временами мне казалось, что боль и сознание вины сведут меня с ума. Ночь за ночью я лежал без сна, с тоской мечтая броситься вниз со стены и тем навеки покончить с моими мучениями. Однако я должен был жить – ради других, не ради себя.
У меня была мысль уничтожить кинжал, но я помнил о предостережениях кенкари. Что, если он попадет в другие руки? Что, если опять совершится убийство? Зачем еще кому-то страдать, как страдаю я? Нет, я должен был нести свою кару – хранить Проклятый клинок у себя. А теперь я вынужден передать его тебе. Это бремя, которое должен нести наш род до скончания века.
Сжалься надо мной, сын, и помолись за меня. Всевидящая Кренка-Анрис знает правду и, я верю, простит меня. Как, надеюсь, и мой горячо любимый брат.
Заклинаю тебя, сын мой, всем, что тебе дорого – Богиней, моей памятью, сердцем твоей матери, глазами твоей супруги, твоим еще не рожденным ребенком – надежно храни Проклятый клинок и никогда, никогда не притрагивайся к нему и не смотри больше на него.
Да пребудет с тобой Кренка-Анрис.
Любящий тебя отец.
Я первый в нашем роду, кто решился изложить этот рассказ на бумаге. Прежде история о Проклятом Клинке передавалась старшему сыну в семье отцом на его смертном одре. Так мой отец поведал об этом мне, а ему рассказал его отец и так далее, начиная от Разделения. Но поскольку велика вероятность, что моим смертным ложем станет каменистая земля поля битвы, и ты, любимый мой сын, будешь далеко от меня, я оставляю это письмо, чтобы ты прочел его после моей смерти. Но ты, мой сын, должен поклясться Кренка-Анрис и моей душой, что передашь этот рассказ своему сыну – пусть Богиня благословит твою супругу и она благополучно разрешится от бремени.
В оружейной есть шкатулка с отделанной перламутром крышкой, в которой хранятся ритуальные дуэльные кинжалы. Ты, несомненно, знаешь, о чем идет речь, потому что в детстве очень восхищался этими кинжалами, хотя, как ты теперь понимаешь, будучи сам закаленным воином[ Старинный эльфийский обычай дуэлей на кинжалах к тому времени вышел из моды, возможно, потому, что многие эльфы сражались не на жизнь, а на смерть на поле битвы. Дуэлянтство было популярно во времена мирного правления династии Паксаров, давая возможность молодежи испытать свою храбрость, не подвергая себя реальной опасности. Как утверждает автор этого письма, кинжалы предназначались больше для показа, нежели для практического применения, поэтому их рукоятки часто украшались драгоценными камнями, а лезвия делались причудливой формы.
Правила дуэли были довольно сложны. Смысл заключался в том, чтобы отрезать у противника часть уха. Эльф, появляющийся в обществе с подрезанным, “как у людей”, ухом, становился объектом осмеяния. Чтобы избежать ранений лица и глаз, надевались специальные защитные шлемы, оставлявшие незащищенными только уши], это восхищение было довольно неуместным.
Наверняка ты недоумевал, почему я храню эти глупые вещицы, да еще выделил для них место в оружейном хранилище. Не знал ты, мой сын, одного – что скрывается за этими кинжалами.
Выбери время, когда твоя супруга и ее свита покинут замок. Отпусти слуг. Убедись, что ты остался совершенно один. Пойди в оружейную комнату. Возьми эту шкатулку. Ты увидишь, что на углах крышки изображены бабочки. Нажми одновременнона бабочек в правом верхнем и левом нижнем углу. На левой стороне ящичка откроется двойное дно. Сын мой, заклинаю тебя, ради моей души и твоей, не притрагивайся к тому, что лежит там.
Внутри ты увидишь кинжал, внешне гораздо менее привлекательный, чем те, что хранятся над ним. Кинжал сделан из железа, и по его виду можно сказать, что его выковал человек. Он крайне неказист и непропорционален, и, полагаю, когда ты увидишь его, тебе так же мало захочется притронуться к нему, как и мне, когда-то при первом на него взгляде. Однако, увы, ты будешь любопытен, как был любопытен и я. Я умоляю тебя, умоляю,дорогой мой, любимый сын, не поддавайся своему любопытству. Взгляни на лезвие, и ты увидишь, как оно отвратительно. Прислушайся к внутреннему голосу своего разума, который в ужасе отшатнется при виде его.
Я не обратил внимания на предостережение, и нож принес мне несчастье, навсегда омрачившее мою жизнь. Этим кинжалом, этим Проклятым клинком я убил своего горячо любимого брата.
Представляю, как ты побледнел, читая эти строки. Тебе всегда говорили, что твой дядя умер от ран после стычки с людьми, которые подкараулили его на пустынной дороге вблизи нашего замка. Это неправда. Он погиб от моей руки в оружейной комнате, может быть, недалеко от того места, где сейчас стоишь ты. Но я клянусь, клянусь Кренка-Анрис, клянусь ненаглядными глазами твоей матери, клянусь душой моего горячо любимого брата, что убил его не я, а сам клинок.
Вот как это случилось. Прости мне мой почерк. Даже сейчас я дрожу от ужаса при воспоминании об этом чудовищном случае, произошедшем больше сотни лет назад.
Мой отец умер. На своем смертном одре он рассказал моему брату и мне историю о Проклятом клинке. Он сказал, что это редкая и очень ценная вещь, пришедшая к нам из времен, когда миром правили две расы грозных богов. Эти две расы богов ненавидели и боялись друг друга, при этом каждая стремилась управлять теми, кого они называли “меншами”, то есть людьми, эльфами, гномами. Затем начались Войны Богов – ужасные сражения магий, перечеркнувшие весь мир, пока, наконец, страшась поражения, одна из рас богов не разделила мир.
Чаще всего в этих войнах сражались сами боги, но иногда, если их численность была невелика, они нанимали себе в помощь смертных. Мы, конечно, не могли равняться с ними в магических поединках. И тогда сартаны (так называли себя боги) вооружили своих помощников из числа смертных магическим оружием.
Большая часть этого оружия пропала во время Разделения, так же, как пропали многие наши воины. Во всяком случае, так гласят предания. Однако кое-что осталось у тех, кто уцелел, и стало их собственностью. Этот кинжал, согласно семейному преданию, был именно таким оружием. Мой отец сообщил нам, что он обращался к кенкари, чтобы проверить это.
Кенкари не могли точно сказать, что это оружие сохранилось со времен, предшествовавших Разделению, но они подтвердили, что оно магическое. И они предостерегли отца, что сила этого клинка велика, и посоветовали никогда не пускать его в дело. Мой отец был робок, и кенкари удалось запугать его. Он специально заказал эту шкатулку для хранения кинжала, который кенкари назвали Проклятым. Он спрятал клинок в шкатулку и больше никогда не заглядывал туда.
Я спросил, почему он не уничтожил его, и он объяснил, что кенкари предостерегли его от подобных попыток. Такое оружие уничтожить невозможно, сказали они. Оно будет сражаться за свою жизнь и вернется к своему владельцу. Пока он владеет им, он может позаботиться о том, чтобы оно не причинило вреда. Если же он попытается избавиться от него, например, бросить его в Малстрем, оружие просто попадет в другие руки и может наделать много бед. Отец поклялся кенкари, что будет хранить его в надежном месте, и заставил нас обоих дать ту же торжественную клятву.
После его смерти, когда мы с братом разбирались в его делах, мы вспомнили историю о кинжале. Мы пошли в оружейную комнату, открыли шкатулку и в потайном отделении нашли этот кинжал. Зная робость отца, а также его пристрастие к романтическим историям, мы не восприняли всерьез то, что он нам сказал. Возможно ли, что этот простой неказистый кинжал был выкован богом? Улыбаясь, мы качали головами.
И, как это обычно бывает между братьями, мы затеяли игру. (Мы были молоды в то время, когда умер наш отец. И это единственное оправдание нашей неосторожности.) Мой брат схватил один из дуэльных кинжалов, а я взял кинжал, который мы в шутку назвали Проклятым клинком. (О Богиня, прости меня за неверие!) Брат, играя, замахнулся на меня кинжалом.
И ты не поверишь, что произошло дальше. Я и сам до сих пор не могу в это поверить. И тем не менее я видел это собственными глазами.
Я почувствовал, что мой кинжал ведет себя как-то странно. Он шевелился, как живой. И внезапно, когда я, тоже в шутку, начал замахиваться им на брата, клинок извернулся, как змея, и в руке моей оказался уже не кинжал, а меч. И прежде чем я успел понять, что происходит, клинок вонзился в тело моего брата. Он поразил его в самое сердце. Я никогда, никогда – может быть, даже и после смерти – не забуду тот растерянный и удивленный взгляд брата.
Уронив меч, я подхватил брата на руки, но уже ничего не мог сделать. Он умер у меня на руках, и его кровь стекала на мои ладони.
Наверное, я в ужасе закричал. Точно не знаю. Но, подняв глаза, я увидел, что в дверях стоит наш старый слуга.
– Да, – сказал Ан-ли, – теперь ты единственный наследник.
Как ты понимаешь, он решил, что я зарезал брата, чтобы получить наследство отца.
Я пытался убедить его, что он ошибается, рассказал ему, что случилось, но он, конечно, мне не поверил. Можно ли его за это судить? Я ведь и сам не верил своим глазам.
Кинжал опять изменил форму, стал таким, каким ты его видишь сейчас. Я понимал, что если уж Ан-ли не поверил мне, не поверит и никто другой. Этот скандал погубит нашу семью. Братоубийство наказывается смертью. Меня повесят. Замок и земли король конфискует. Мою мать выбросят на улицу, сестры, лишенные наследства, будут обречены на нищету и бесчестье. Каким бы тяжелым ни было для меня это горе (а я бы с готовностью признался и понес наказание), я не мог навлечь такую беду на всю нашу семью.
Ан-ли был предан мне. Он предложил скрыть мое преступление. Что мне оставалось делать, кроме как последовать его совету? Вдвоем мы тайно вынесли тело моего несчастного брата из замка, отнесли в достаточно удаленное место, где, как мы знали, нередко совершали набеги воины людей, и бросили его в ров. Потом вернулись домой.
Я сказал матери, что брат, услышав сообщение о набегах людей, отправился выяснить, в чем дело. Когда через несколько дней нашли тело, решили, что он погиб в стычке с теми, кого искал. Никто ничего не заподозрил. Верный слуга Ан-ли унес эту тайну с собой в могилу.
Что же касается меня, сын мой, то ты и представить себе не можешь, какие муки мне пришлось пережить. Временами мне казалось, что боль и сознание вины сведут меня с ума. Ночь за ночью я лежал без сна, с тоской мечтая броситься вниз со стены и тем навеки покончить с моими мучениями. Однако я должен был жить – ради других, не ради себя.
У меня была мысль уничтожить кинжал, но я помнил о предостережениях кенкари. Что, если он попадет в другие руки? Что, если опять совершится убийство? Зачем еще кому-то страдать, как страдаю я? Нет, я должен был нести свою кару – хранить Проклятый клинок у себя. А теперь я вынужден передать его тебе. Это бремя, которое должен нести наш род до скончания века.
Сжалься надо мной, сын, и помолись за меня. Всевидящая Кренка-Анрис знает правду и, я верю, простит меня. Как, надеюсь, и мой горячо любимый брат.
Заклинаю тебя, сын мой, всем, что тебе дорого – Богиней, моей памятью, сердцем твоей матери, глазами твоей супруги, твоим еще не рожденным ребенком – надежно храни Проклятый клинок и никогда, никогда не притрагивайся к нему и не смотри больше на него.
Да пребудет с тобой Кренка-Анрис.
Любящий тебя отец.
Глава 9. КРЕПОСТЬ БРАТСТВА. Скёрваш, Арианус
Закончив читать, Сианг посмотрела на Хага. Все то время, пока она читала послание, он молча стоял, засунув руки в карманы своих кожаных штанов, прислонясь спиной к стене. Сейчас он переступил с ноги на ногу и, скрестив руки на груди, уставился в пол.
– Ты этому не веришь, – сказала Сианг. Хаг тряхнул головой.
– Убийца, старающийся увильнуть от своей вины. Утверждает, будто никто ничего не заподозрил, но наверняка это не так. Хочет обелить себя в глазах сына, прежде чем уйдет на войну.
Сианг разгневалась. Ее губы превратились в тонкую злую полоску.
– Если бы ты был эльфом, ты бы поверил. Такими клятвами, какие дает он, не бросаются – даже и в наши дни.
Хаг покраснел.
– Прости меня, Сианг. Мои слова прозвучали неуважительно. Я не хотел… Просто… Мне довелось видеть немало волшебного оружия, но я никогда не встречал и не слышал, чтобы оно совершало что-либо подобное. Или хотя бы отдаленно напоминающее это.
– А скольких людей ты встречал, которые бы умерли, а потом опять вернулись к жизни, Хаг Рука? – тихо спросила Сианг. – И много ли ты видел людей с двумя парами рук? Или теперь ты уже и мне отказываешься верить?
Хаг опустил глаза, опять вперился в пол. Его лицо помрачнело, он бросил угрюмый взгляд на кинжал.
– Тогда как он действует?
– Этого я не знаю, – ответила Сианг, тоже глядя на неказистый с виду клинок. – Не могу сказать. У меня есть некоторые догадки, но это не более чем догадки. Теперь тебе известно все, что знаю я.
Хаг нетерпеливо дернулся.
– А как появился этот клинок в Братстве? Хотя бы это можешь ты мне сказать?
– Это произошло еще до меня. Но нетрудно предположить, как это случилось. Война эльфов была длинной и разорительной. Из-за нее пришли в упадок многие эльфийские династии. Возможно, и для этого знатного рода настали тяжелые времена. Может быть, младший сын в семье был вынужден покинуть дом в поисках счастья и удачи и нашел их в Братстве. Может быть, он принес с собой Проклятый клинок. Правду об этом может знать только Кренка-Анрис. Мой предшественник передал его мне вместе с посланием. Он принадлежал к расе людей, и он не читал послания – не знал языка. Вероятно, именно поэтому он позволил выдать на время этот клинок.
– А ты никогда и никому не позволяла воспользоваться им? – спросил Хаг, пристально глядя ей в глаза.
– Никогда. Ты забыл, мой друг, что я помогала хоронить человека с четырьмя руками. И, кроме того, никому из нас прежде не приходилось убивать богов.
– Ты полагаешь, кинжал с этим справится?
– Если верить тому, что написано в этом послании, он был создан именно с этой целью. Я провела всю ночь за изучением сартанской магии, потому что, хотя тот, кого ты должен убить, и не сартан, магия и тех, и других в основе одна и та же.
Сианг встала, медленно подошла к столу, на котором лежал кинжал. Говоря, она осторожно водила пальцем с длинным ногтем по рукоятке, по неровностям ее поверхности. Однако она тщательно избегала прикосновения к самому лезвию, лезвию с выгравированными на нем рунами.
– Один маг из клана Паксаров еще в те времена, когда сартаны жили в Срединном царстве, сделал попытку разгадать секрет сартанской магии. В этом нет ничего особенного. Маг Синистрад делал то же самое. Во всяком случае, так мне рассказывали, – взгляд Сианг скользнул в сторону Хага.
Он хмуро кивнул, но ничего не сказал.
– По утверждению этого мага, сартанская магия совершенно иная по своей сути, она не похожа ни на человеческую, ни на эльфийскую. И отличается она тем, что основана не на воздействии на естественные явления, – как у людей, и не на использовании волшебных механических устройств – как у нас, эльфов. Обе эти магии оперируют или тем, что в прошлом, или же тем, что здесь и сейчас. Сартанская же магия управляет будущим. Поэтому она так могущественна. Они добиваются этого, управляя возможностями совершения будущих событий.
Сбитый с толку Хаг озадаченно смотрел на Сианг.
Она помолчала.
– Ну как тебе это объяснить? Предположим, мой друг, что мы стоим в этой комнате и неожиданно целая банда врывается в дверь и нападает на нас. Что бы ты сделал?
Хаг виновато усмехнулся.
– Выпрыгнул бы в окно.
Сианг, улыбнувшись, положила руку на его локоть.
– Весьма разумно. Вот почему ты до сих пор жив. Но это, конечно, одна из возможностей. Здесь много оружия. Оно предоставляет тебе множество других возможностей. Ты можешь воспользоваться копьем, чтобы держать нападающих на расстоянии. Можешь выстрелить в гущу врагов эльфийскими взрывающимися стрелами. Можешь, наконец, плеснуть в них одним из этих изобретенных людьми снадобий. Можешь выбрать любой из этих вариантов.
При этом существуют еще и другие, мой друг. Несколько более необычные, но все это – возможности. К примеру, потолок мог бы внезапно обрушиться, передавив всех твоих врагов. Или их общий вес мог бы оказаться достаточным, чтобы они провалились сквозь пол. Дракон мог бы влететь в окно и сожрать их.
– Ну, уж это вряд ли! – невесело засмеялся Хаг.
– Но все же ты допускаешь, что это возможно?
– Все возможно.
– Почти все. Хотя, чем более невероятна возможность, тем больше усилий требуется, чтобы она произошла. Сартан обладает способностью заглядывать в будущее, анализировать возможности и выбирать ту, что больше всего его устраивает. Затем он как бы вызывает ее, заставляет стать реальной. Вот, мой друг, как случилось, что ты вернулся к жизни.
– Ты этому не веришь, – сказала Сианг. Хаг тряхнул головой.
– Убийца, старающийся увильнуть от своей вины. Утверждает, будто никто ничего не заподозрил, но наверняка это не так. Хочет обелить себя в глазах сына, прежде чем уйдет на войну.
Сианг разгневалась. Ее губы превратились в тонкую злую полоску.
– Если бы ты был эльфом, ты бы поверил. Такими клятвами, какие дает он, не бросаются – даже и в наши дни.
Хаг покраснел.
– Прости меня, Сианг. Мои слова прозвучали неуважительно. Я не хотел… Просто… Мне довелось видеть немало волшебного оружия, но я никогда не встречал и не слышал, чтобы оно совершало что-либо подобное. Или хотя бы отдаленно напоминающее это.
– А скольких людей ты встречал, которые бы умерли, а потом опять вернулись к жизни, Хаг Рука? – тихо спросила Сианг. – И много ли ты видел людей с двумя парами рук? Или теперь ты уже и мне отказываешься верить?
Хаг опустил глаза, опять вперился в пол. Его лицо помрачнело, он бросил угрюмый взгляд на кинжал.
– Тогда как он действует?
– Этого я не знаю, – ответила Сианг, тоже глядя на неказистый с виду клинок. – Не могу сказать. У меня есть некоторые догадки, но это не более чем догадки. Теперь тебе известно все, что знаю я.
Хаг нетерпеливо дернулся.
– А как появился этот клинок в Братстве? Хотя бы это можешь ты мне сказать?
– Это произошло еще до меня. Но нетрудно предположить, как это случилось. Война эльфов была длинной и разорительной. Из-за нее пришли в упадок многие эльфийские династии. Возможно, и для этого знатного рода настали тяжелые времена. Может быть, младший сын в семье был вынужден покинуть дом в поисках счастья и удачи и нашел их в Братстве. Может быть, он принес с собой Проклятый клинок. Правду об этом может знать только Кренка-Анрис. Мой предшественник передал его мне вместе с посланием. Он принадлежал к расе людей, и он не читал послания – не знал языка. Вероятно, именно поэтому он позволил выдать на время этот клинок.
– А ты никогда и никому не позволяла воспользоваться им? – спросил Хаг, пристально глядя ей в глаза.
– Никогда. Ты забыл, мой друг, что я помогала хоронить человека с четырьмя руками. И, кроме того, никому из нас прежде не приходилось убивать богов.
– Ты полагаешь, кинжал с этим справится?
– Если верить тому, что написано в этом послании, он был создан именно с этой целью. Я провела всю ночь за изучением сартанской магии, потому что, хотя тот, кого ты должен убить, и не сартан, магия и тех, и других в основе одна и та же.
Сианг встала, медленно подошла к столу, на котором лежал кинжал. Говоря, она осторожно водила пальцем с длинным ногтем по рукоятке, по неровностям ее поверхности. Однако она тщательно избегала прикосновения к самому лезвию, лезвию с выгравированными на нем рунами.
– Один маг из клана Паксаров еще в те времена, когда сартаны жили в Срединном царстве, сделал попытку разгадать секрет сартанской магии. В этом нет ничего особенного. Маг Синистрад делал то же самое. Во всяком случае, так мне рассказывали, – взгляд Сианг скользнул в сторону Хага.
Он хмуро кивнул, но ничего не сказал.
– По утверждению этого мага, сартанская магия совершенно иная по своей сути, она не похожа ни на человеческую, ни на эльфийскую. И отличается она тем, что основана не на воздействии на естественные явления, – как у людей, и не на использовании волшебных механических устройств – как у нас, эльфов. Обе эти магии оперируют или тем, что в прошлом, или же тем, что здесь и сейчас. Сартанская же магия управляет будущим. Поэтому она так могущественна. Они добиваются этого, управляя возможностями совершения будущих событий.
Сбитый с толку Хаг озадаченно смотрел на Сианг.
Она помолчала.
– Ну как тебе это объяснить? Предположим, мой друг, что мы стоим в этой комнате и неожиданно целая банда врывается в дверь и нападает на нас. Что бы ты сделал?
Хаг виновато усмехнулся.
– Выпрыгнул бы в окно.
Сианг, улыбнувшись, положила руку на его локоть.
– Весьма разумно. Вот почему ты до сих пор жив. Но это, конечно, одна из возможностей. Здесь много оружия. Оно предоставляет тебе множество других возможностей. Ты можешь воспользоваться копьем, чтобы держать нападающих на расстоянии. Можешь выстрелить в гущу врагов эльфийскими взрывающимися стрелами. Можешь, наконец, плеснуть в них одним из этих изобретенных людьми снадобий. Можешь выбрать любой из этих вариантов.
При этом существуют еще и другие, мой друг. Несколько более необычные, но все это – возможности. К примеру, потолок мог бы внезапно обрушиться, передавив всех твоих врагов. Или их общий вес мог бы оказаться достаточным, чтобы они провалились сквозь пол. Дракон мог бы влететь в окно и сожрать их.
– Ну, уж это вряд ли! – невесело засмеялся Хаг.
– Но все же ты допускаешь, что это возможно?
– Все возможно.
– Почти все. Хотя, чем более невероятна возможность, тем больше усилий требуется, чтобы она произошла. Сартан обладает способностью заглядывать в будущее, анализировать возможности и выбирать ту, что больше всего его устраивает. Затем он как бы вызывает ее, заставляет стать реальной. Вот, мой друг, как случилось, что ты вернулся к жизни.