Страница:
– Да, конечно. Я слушаю тебя, – проговорил Ортон. И Арианна, стараясь излагать события внятно и не перевирать слова, передала ему свою беседу с Эфрой.
– Неприятная особа, – сделал вывод Ортон. – Но что именно тебя встревожило? Возможно, она по-женски завидует твоей красоте – разве так не случается?
– Наверное, – пожала плечами принцесса. – Однако я не так уж проста и мила в обращении. Знаешь, я выросла подле отца, а он, в отличие от мамы, человек жестокий и даже грубый. Настоящий Майнинген. И потому я не склонна спускать своим придворным такие высказывания безнаказанно. Эфра это знает, знает и то, что теперь мое влияние в любом случае еще более упрочится – ведь я стану императрицей – отчего же она не постеснялась так со мной говорить? И не побоялась… Неладно что-то, Ортон. Я это чувствую.
– Хорошо, – сказал молодой человек. – Не переживай. Твоей Эфрой мы тоже займемся. Я скажу о ней Сиварду Ру – а от него ничего не укроется. Вскоре я тебя с ним познакомлю.
– Ты его любишь? – спросила Арианна, заранее зная ответ.
– Конечно! Он похож на рыжего плутоватого кота, у которого в драке выбили глаз. Но он не унывает, делает свое дело, как никто другой. Он умница и бесконечно добрый и открытый человек – для нас, разумеется.
– Тогда я уже люблю его, – сказала принцесса.
Ортон не остался с ней и в эту ночь, но, уходя, несколько раз нежно поцеловал. Арианна была совершенно счастлива – как скоро забылись все ее страхи, сомнения и беспокойства.
Вернувшись, Эфра бросилась к своей госпоже:
– Ах, Арианна! Теперь же ты не станешь отрицать, что он – настоящий тиран! А эти его великаны просто вгоняют меня в ужас. Тебе нужно позаботиться о себе, иначе никто о тебе заботиться не станет, вспомни свою мать.
Арианна вспомнила. Но не мать, а сурового и жесткого отца и его науку. Она была слишком хорошей ученицей, чтобы так быстро позабыть все его наставления. И дала себе слово хорошенько присмотреться к Эфре.
– Ты права, – спокойно произнесла она, изо всех сил стараясь выглядеть грустной и подавленной.
Бремя императора – так, кажется, назвал это состояние Ортон.
Тяжкое бремя. Но она была готова нести его.
Оставив позади небольшую деревню, маленький кортеж выбрался на большую дорогу, идущую сначала по ровному полю, а затем углубляющуюся в лес. Именно его темная полоса, в туманной дымке видневшаяся на горизонте, и обозначала границу Гравелота.
Накануне вечером экипаж Террил пересек мост через бурный Хорг и остановился на ночлег в селении, стоящем на левом, пологом берегу реки. Жители селения, носившего немного странное название – Драконий хвост, – проявили при виде беременной дамы и ее спутников чудеса гостеприимства. Дело в том, что здешний люд хорошо знал владетелей Гравелотских поместий; время от времени кто-то из жен императорских гвардейцев следовал в один из родовых замков, дабы там произвести на свет потомство, а спустя полгода или около того тем же путем возвращался назад, в столицу. И дамы, и их спутники – обычно их не бывало больше трех – были чрезвычайно щедры, и жители на них только что не молились.
В Драконьем хвосте все знали, что императоры Великого Роана набрали гвардейцев из числа здешних горцев. Это древнее, теперь вымирающее племя сильно отличалось от обычных людей. Поэтому никто не удивлялся и тому, что все знатные дамы, несмотря на разницу возрастов и внешности, имели общие черты, по которым в них легко можно было угадать женщин Гравелота.
Все они были на голову выше местных мужчин из долины, имели немного вытянутые, удлиненные черепа и миндалевидные, очень большие глаза изумительных редких цветов: изумрудного и янтарно-желтого. В селении в течение веков не стихали споры – красивы эти дамы или нет. Но чаще всего, после нескольких часов прений, уже охрипнув, спорщики приходили к одному и тому же выводу: красивы или нет, женщины Гравелота изумительны и более всего похожи на лесных дев, какими их описывали предки – такие же стройные, гибкие, с безупречными телами, лишенные признаков возраста.
Приехавшая вечером дама была графиней: на дверцах ее экипажа сверкал и переливался золотом и эмалью стариннейший герб, почтение к которому было в крови у жителей Драконьего хвоста. Жена старосты выбежала навстречу знатной гостье и захлопотала вокруг нее, лучась искренней радостью.
– Прошу сюда, госпожа Террил. Как же давно мы не видали вас в наших краях, я еще девочкой была. А вы не изменились – чисто королева, так и остались ею. Небось господин граф Теобальд ревнует к столичным-то вельможам? Вы так хороши, что они могут и его не побояться…
Террил милостиво улыбалась и уверяла спутников, что хорошо себя чувствует, но шла с трудом.
– Устала я с дороги, Лиандра, – сказала она жене старосты. – Не хочу тревожить своих друзей, да и ничего особенного в том нет – сама знаешь, как это бывает.
– Ой, вы и имя мое помните! – расцвела Лиандра. – Недаром на всю округу слава идет о гравелотских господах. Кто ни наезжает, все нахвалиться ими не могут: и щедрые, и добрые, и заступятся за простых людишек. А за хребтом Хоанг, в герцогстве, хоть и неплохо живется – богато и по-столичному, а все же не так, как у нас. Вот и воины такие где еще родиться могут? Только в Гравелоте. А что? Горы, воздух какой – ровно пьешь его, сладкий и душистый. Вода чистая-чистая, как зеркало, ни пылинки в ней, ни соринки. Правда, мужики наши в горы не особенно шастают – ну нам и долина хороша. Вот, все я постелила, питья вам приготовила: бабушкин рецепт. Она, земля ей пухом, всегда наставляла: "Лиандра, – говорит, – как появятся господа из Гравелота, обязательно даме отвар подай, чтобы в нем и драконий молочай был, и змеиный глаз, и цветок тысячелетника, и чтобы обязательно корешок тайный – альраун. Бабка моя известной травницей была.
Террил с удовольствием выпила предложенный отвар и попросила заварить еще. Ей явно полегчало.
– Ну, умница бабка, – радовалась Лиандра.
– Мне о ней говорили, – сказала Террил. – Ее звали не по-здешнему, Аймак. И твой дед привез ее из самой Сувейды. Красавица была – только глаза раскосые. И многие сельчане не могли привыкнуть к этому чуть не до самой ее смерти.
– Все истинная правда, что вы говорите, – прослезилась Лиандра. – И как же вы, гравелотские господа, все о нас помните, все знаете… Откуда памяти столько и уважения к люду здешнему?
– Когда долго живешь вдали от родных мест, – мягко улыбнулась графиня, – поневоле ищешь спасения в воспоминаниях и бережешь их пуще иных сокровищ. А бабка твоя, Аймак, многим помогла. И моим родичам тоже. Хороший отвар, удивительный.
– А могу я госпоже графине вопрос один задать? – решилась Лиандра. – Только ведь я глупая, не серчайте, коли не так скажу…
И, увидев, что Террил глядит на нее с улыбкой, продолжала:
– Отчего бабка заповедала строго-настрого никому из сельчанок этот отвар не давать – а только госпожам из Гравелота? «Увижу, – говорит, – что ты своих баб этим поишь, прокляну из могилы». С тем и померла. А трав-то по весне много, аж буйствуют, пахнут – словами не выскажешь. И корешков-то этих я накопала – на два века хватит. И такая порой оторопь берет, бабы просют, одолевают, дай им, и все тут.
– Нельзя им это пить, – сказала Террил. – У горцев кровь другая, мы ведь вон какие разные. Представь себе, Лиандра, что для ваших женщин этот отвар может оказаться смертельным ядом. А мне полезно, и ребенку моему – тоже.
– Да, – облегченно вздохнула женщина. – Ну и ладно, ну и хорошо. Я сама так думала, но как госпожа сказала, так от сердца и отлегло – не лишаю я, значит, баб своей помощи.
– Другие травы им собирай.
– Так ведь конешно…
Спутники графини переночевали под открытым небом; и утром встали свежие и отдохнувшие, повеселевшие. Видимо, тоже были рады оказаться в родных местах. У дороги, на краю деревни, толпились почти все местные жители. Дети, кто помладше, глазели на императорских гвардейцев; мужчины солидно беседовали друг с другом, держась на почтительном расстоянии – им каждый раз приходилось убеждаться, что гравелотские господа – сущие великаны рядом с ними. Бабы разглядывали наряд Террил и обсуждали подарки, которые она им оставила. Староста помогал кучеру грузить корзинку с сочными и спелыми фруктами, на случай, если путешественникам захочется легко перекусить в дороге. В Гравелот они должны были прибыть к вечеру.
Провожая графиню к карете, Лиандра вдруг обратилась именно к великанам-воинам:
– Я, господа хорошие, баба неразумная, да дело одно меня беспокоит и все из головы нейдет. Надысь тут люди чужие мелькали, да не по-хорошему. Рази человек добрый не зайдет в деревню, старосту не отыщет, еды не спросит али дороги? Да и что им тут искать – небось не теряли? Мой постреленок старший сказывал, они вашим путем поехали, а все народец мелкой – как мы. А мы в горы не суемся – грозные они, ваша вотчина.
– Спасибо, – поблагодарил один из воинов, и от звуков его мощного голоса зашлись лаем все собаки. – Где твой сынишка?
– Сабби! Сабби! – закричала старостиха. Мальчонка лет девяти отделился от группы сверстников и подошел к гвардейцам. Задрал голову, чтобы разглядеть лицо:
– Да, господин!
– Хочу поблагодарить тебя за острый глаз да за верную службу. Вот тебе три золотых.
Нужно сказать, что тогда в Роане на эти деньги можно было купить хорошего коня. Но мальчонка хорошо помнил дедовские традиции:
– Да нет, господин. Мне иное надобно.
– Тогда вот тебе мое благословение с добрым словом. И судьба будет к тебе милостива…
Паренек отбежал к матери и уткнулся пылающим лицом ей в подол. Сама Лиандра плакала, у старосты от волнения тряслись руки. Всем было хорошо известно, что такие слова господа из Гравелота говорят крайне редко, зато судьба прислушивается к их пожеланию, и жизнь благословленного ими счастливчика круто меняется в лучшую сторону.
Впрочем, денег они тоже оставили деревенским жителям предостаточно.
Когда отъехали довольно далеко и лес замаячил на таком расстоянии, что стали видны отдельные деревья, один из воинов по имени Элсмир спросил у графини:
– Ну, как ты, Террил?
– Хороший отвар. Теперь я смогу выдержать любые трудности и готова к неожиданностям. Эта Лиандра просто сокровище.
– Славно. Потому что я чую запах. Он доносится вон из-за тех дубов, там несколько десятков человек. Они довольно долго стоят в засаде – их кони топчутся нетерпеливо и дергают головами.
– Да, – молвил второй, Эригаль, – а еще столько же людей скрылись за поворотом и ждут, когда их позовут на помощь.
– Больше никого? – спросила Террил.
– Это мы и хотели у тебя спросить: ты же должна чувствовать все острее.
– Я больше никого не слышу и не чувствую, – сказала графиня после нескольких секунд молчания. – Что ж, они сами выбрали свою судьбу. Мы едем вперед. Одного оставьте в живых – должен же кто-то рассказать императору, чего они хотели от нас в наших же землях.
Когда экипаж в сопровождении двух воинов появился из-за поворота дороги, двадцать пять всадников пустили коней вскачь, вопя и размахивая мечами. Они надеялись на свое несомненное численное превосходство и на фактор неожиданности. Их товарищи, ждавшие в отдалении, какое-то время не могли понять, что происходит там, на дороге: почему так долго слышатся дикие крики и вопли о помощи. Конечно, все знали, что гвардейцы без боя не сдадутся, но пора бы уже с ними покончить и привезти главарю беременную женщину, за которую им, собственно, и заплатили эти бешеные деньги.
Главарь был родом из Лотэра и в Великий Роан предпочитал не соваться. Носила его нелегкая по восточной части континента и по всему Ходевену – и везде он грабил и убивал, предпочитая работать в одиночку или с двумя-тремя помощниками. Ничьих же поручений не выполнял, ибо свято верил, что любой наниматель выдаст его с потрохами, как только это станет ему выгодно. Однако в Анамуре, возвращаясь из удачного набега, он случайно встретился с двумя диковинными чужестранцами. Они наговорили ему с три короба – он им не поверил, и они это знали. Но вот сумма, предложенная за похищение женщины, которую и охранять-то почти не будут, могла обеспечить главаря до конца жизни. И он согласился.
Теперь он ждал, сидя верхом на породистом скакуне чалой масти, – скучал и свысока глядел на тот сброд, которым руководил.
Когда окровавленный всадник галопом вылетел из-за поворота дороги, главарь не совсем понял, что произошло, но указал второй части отряда в том же направлении. Они переглянулись, бледнея, но золото манило их с такой силой, что они рискнули испытать судьбу. И потом, не боги же эти гвардейцы…
Внезапно все стихло, и главарь почувствовал себя неуютно. Операция, тщательно разработанная и продуманная до мелочей, шла совсем не по плану. Он решил уже уносить ноги подобру-поздорову, когда раздался оглушительный треск совсем рядом. Это был треск ломающегося дерева – древнего, кряжистого, могучего. С чего бы это, изумился главарь.
Перевел взгляд в ту сторону и закричал. Отчаянно и протяжно.
К концу следующего дня Арианна страстно мечтала встретиться с Аббоном Флерийскйм или с Аластером. Ей было не по себе, и совет мудрого и доброго друга был как никогда необходим. Ортона же она беспокоить не хотела, догадываясь, что императору и так приходится несладко. На ее счастье командир гвардейцев сам заглянул в ее покои, чтобы засвидетельствовать свое почтение и осведомиться, не нуждается ли принцесса в чем-либо.
Арианна могла биться об заклад, что зеленоглазый исполин догадался о ее настроении и явился на помощь. Она была ему бесконечно признательна за это, хоть и испытывала трепет: проницательность Аластера граничила с ясновидением.
– Я очень рада видеть вас, – начала принцесса торопливо, едва они обменялись приветствиями. – Очень хорошо, что пришли именно вы – мне нужен серьезный совет человека решительного и вместе с тем мудрого и рассудительного.
– Вы льстите мне, принцесса, – поклонился гигант. Но лицо его оставалось невозмутимо-спокойным. Он изучал и разглядывал невесту императора, словно ваятель, выверяющий последние крохотные детали перед тем, как его скульптура будет предъявлена миру.
– Не льщу. Мне хотелось бы надеяться, что так оно и есть и что я не ошиблась, выбирая в советчики именно вас.
– Так в чем же дело, Ваше высочество?
– Вчера Его величество предупредил меня о возможных затруднениях и неприятных неожиданностях, которые ожидают нас в самом ближайшем времени. Если бы не это предупреждение, возможно, я бы отнеслась к поведению одной из своих фрейлин как к внезапной душевной болезни, но теперь я склонна иначе рассматривать его.
– Чем же отличилась ваша фрейлина?
– Она позволяет себе неподобающие высказывания о персоне императора и его слугах, а также пытается внушить мне мысль о том, что я очень пострадала от невнимания Ортона и несчастна в этом браке, хоть сам брак еще и не заключен. Поскольку прежде Эфра никогда бы не решилась говорить со мной в подобном тоне, а тем более выражать свое мнение, мне кажется, она подверглась чужому влиянию.
– Должна вам сказать, – добавила Арианна, – что Эфра всегда была очень корыстной. Мое положение будущей императрицы представлялось ей настолько завидным, что ради него она бы согласилась выйти замуж за любое чудовище. И никогда не стала бы жалеть меня – это не в ее стиле. Скорее, она бы советовала требовать больше подарков, украшений, красивых вещей. Это единственное, до чего она охоча.
– Хорошо, что вы сказали об этом, Ваше высочество, – ответил Аластер. – Думаю, следует отослать ее обратно в Лотэр.
– Император сказал, что поручит ее заботам господина Сиварда Ру.
– В иное время я счел бы это решение самым разумным, но теперь не стоит подвергать вас опасности. А она действительно существует, в этом я уверен.
– Что может сделать мне Эфра? Какое зло причинить?
– Любое, – отвечал великан. – Не стоит даже распространяться на эту тему. Будет гораздо лучше, если вы позводите мне пригласить вас прогуляться по парку. Я покажу вам самые красивые места, а заодно поговорим.
Арианна с радостью согласилась. Они спустились по широкой лестнице, устланной бесконечным ковром изумительного золотисто-розового цвета с узорами более темного оттенка. Эти ковры ткали только в Эстергоме, и стоили они целое состояние.
Парк потряс воображение принцессы и привел ее в совершенный восторг. Деревья и кустарники были подстрижены так искусно, что их кроны принимали любую угодную садовникам форму. Огромные бассейны каскадами спускались с невысоких зеленых холмов, усыпанных сиреневыми, розовыми и бледно-желтыми маргаритками. В прозрачной голубой воде, между толстых стеблей изысканных водяных растений, шныряли яркие рыбы – окрашенные столь причудливо, что казались горстью драгоценностей, случайно упущенных под воду. Аллеи были выложены белыми ониксовыми плитами, а лужайки покрыты изумрудно-зеленой свежей травой. В тени могучих деревьев высились отлитые из серебра и бронзы статуи императоров, полководцев и скульптуры различных животных.
Повсюду порхали огромные разноцветные мотыльки, сладко пели птицы. Все благоухало ароматами лета. Фруктовые деревья были так густо усыпаны плодами, что ветви сгибались под их тяжестью к самой земле.
Довольно широкий ручей протекал по всему парку, на песчаном берегу его стояла маленькая резная ладья, и ее весло плескалось о воду, словно приглашая прокатиться. Зеленые, белые и сиреневые беседки – ажурные, изящные, с нефритовыми куполами – виднелись неподалеку.
– Как красиво, – выдохнула Арианна. Аластер осторожно поддерживал ее под локоть, и принцесса чувствовала его руку, крепкую, как сталь, мощную, огромную. Она недоумевала, как такая рука может быть у обыкновенного человека.
– Что рассказать Вашему высочеству? – внезапно спросил великан.
– Не знаю, – пожала она плечами. – Меня уверяли, что спрашивать о том, что непонятно и загадочно, у императора ни в коем случае нельзя, это не мое дело. При дворе моего отца отчего-то страшно боятся лишний раз упоминать о Великом Роане и его владыках, хотя дочери Майнингенов каждое поколение становятся императрицами. Я никогда не могла понять этого отношения. И чем меньше понимала, тем больше боялась. Мне казалось, что за всеми этими недомолвками скрыта какая-то тайна, а когда тайну охраняют столь тщательно, она, вне всякого сомнения, грязная и кровавая. Это я поняла давно.
– Вы такая юная и очаровательная, а говорите столь жестокие вещи, – пророкотал Аластер.
– Двор моего отца быстро развеивает всякие иллюзии и сталкивает с грубой действительностью. Здесь настолько тише и… чище, что ли. Сам воздух свежее. И даже мрачный, черный замок Майнингенов никак не сравнится с дворцом императора. Вы понимаете, Аластер, что я говорю не о великолепии и роскоши, не о вещах, какими бы драгоценными они ни были, – я говорю о духе этого места.
– Я бывал в Лотэре, и мне случалось заезжать по делам в Аврский замок. Вы правы – это мрачная обитель, в ней тоска по несбыточному.
– Расскажите мне, что угрожает императору, – попросила Арианна. – Почему именно ему?
– А вы хорошо знаете историю Брагана Агилольфинга и его столкновения с вашими предками? – поинтересовался Аластер.
– Думаю, что нет, – призналась принцесса. – Конечно, я прочитала не одну толстенную книгу, изучила множество летописей Лотэра. Я очень хотела доискаться до истины, но теперь понимаю, что мне никогда не говорили и десятой доли правды. Попробуйте объяснить мне все. И еще, прошу вас, Аластер, не старайтесь щадить мои чувства, вы благороднейший человек, и я уверена, что вам будет сложно забыть хоть на мгновение, что я одна из Майнингенов. Но от вас мне незачем скрывать, что с тех пор, как я увидела Ортона, я всего лишь его невеста, и мое прошлое для меня самой не имеет никакого значения.
– Если это так, – сказал Аластер, – то император – счастливейший из смертных.
Арианна зарделась как маков цвет. И потом долго шла потупившись.
– Будет разумно, если вы узнаете то, что скрывают от посторонних, – наконец постановил командир гвардейцев. – Иначе вы просто запутаетесь во всех этих сложностях и хитросплетениях. Итак, начнем с самого начала. Принцесса, вы слышали о монхиганах?
Девушка с изумлением воззрилась на своего спутника, для чего ей пришлось отступить от него на шаг и задрать голову. Она ожидала услышать любое вступление, но это поразило ее до глубины души. Ей было трудно каким-либо образом связать империю великого и грозного императора Брагана Агилольфинга и мало кому известную легенду о несуществующих ныне чародеях Саргонских лесов.
– Они обитали некогда в восточной части Лотэра, в непроходимых хвойных лесах. Суровый северный край умел хранить секреты. В непролазных чащобах, в скальных пещерах над бурными водами Саргона, жили несколько десятков отшельников. Они поклонялись силам природы, не признавая не только Единого Господа, но и языческих богов, полагая последних реально существующими, но жадными и злобными, эгоистичными существами. За несколько тысячелетий существования монхиганы накопили огромные знания, которые передавались из поколения в поколение.
Лесные чародеи в зеленых одеждах с дубовыми посохами редко попадались на глаза людям: они не нуждались в их обществе, будучи сами частью огромного целого, которым являлся этот мир. Они были таинственны и загадочны, а обычных людей таинственное и загадочное всегда пугает. И хотя монхиганы давно уже исчезли с лица земли, их вспоминали не иначе как шепотом, делая охранительные знаки и боязливо оглядываясь. Не то чтобы они были жестокими, но такими могущественными, что у них были собственные взгляды абсолютно на все. И трудно было предвидеть, что могло прогневить монхиганов: убийство невинного; пожар в лесу, специально разожженный для того, чтобы выгнать из чащи зверей; или уничтожение вековых деревьев. Оттого их избегали и боялись, а самим чародеям такое положение было только на руку.
Все это рассказывала Арианне ее няня, когда принцесса была еще маленькой девочкой. Но она хорошо запомнила, как ее пугали, что в наказание за непослушание вызовут из леса монхигана, и он заберет ее с собой. Оттого Арианна и по сей день представляла лесных чародеев мохнатыми существами, похожими на медведей.
– Думаю, что теперь мало кто в мире представляет себе, кем были монхиганы, – внезапно сказал Аластер. – Их называли еще Саргонскими магами – давно, до того, как они решили уйти.
Принцесса вздрогнула от неожиданности и вся обратилась в слух. Они шли вглубь парка по широкой тенистой аллее, и Аластер задумчиво глядел перед собой, словно видел нечто, недоступное остальным.
– Их было совсем мало – чародеев, которые смогли добиться высшей власти и высшего могущества. Они повелевали всеми стихиями и природными явлениями; могли вызвать дождь и укротить ураган, остановить или усилить извержения вулканов, заставить землю встать на дыбы или провалиться в бездну. Они могли осушать моря, реки и озера и возводить горные массивы. А могли превратить скальный хребет в пыльную, пустую равнину. Тайны же человеческих сердец были им и подавно подвластны. Все живое могло покориться монхиганам, если бы они того захотели. Они даже дружили с драконами…
– Драконы и вправду существовали? – жадно спросила Арианна.
– Да, тогда существовали. Драконы тоже были по-своему магами и тоже были весьма и весьма могущественны.
И вот однажды драконы и монхиганы собрались на совет. Их беспокоило, что мир очень изменился: людей стало больше, у них появились новые цели и стремления, а также начали стремительно развиваться наука и воинское искусство. Теперь не было в мире таких пустынных и безлюдных мест, как прежде. И Саргонским чародеям стало тесно в своих лесах после прихода на их землю воинственных и кровожадных лотэров. Им, монхиганам, было негде скрываться – рано или поздно они сталкивались с кем-то, кто искал их услуг.
У драконов была та же проблема: люди не принимали их – боялись и ненавидели. Отыскивали в самых укромных уголках, стараясь уничтожить, чтобы очистить от них свой мир. Почему-то люди упорно игнорировали тот факт, что драконы гораздо сильнее и, вынужденные защищаться, начнут убивать. Поверьте, принцесса, что бы там ни писали и ни говорили впоследствии, существо, обладающее таким могуществом и такими знаниями, как эти древние ящеры, физически не способно получать удовольствие, лишая жизни любое живое существо. Впрочем, об этом не знал никто, а вот о том, что драконы смертельно опасны и их нужно уничтожать, – вот об этом знали все. Чародеев тоже недолюбливали, хоть и постоянно пытались склонить их в ту или другую сторону. Как вы сами понимаете, воевали люди постоянно.
И вот мудрые монхиганы решили, что мир стал слишком опасным местом, чтобы доверять ему такие знания и такую власть. После длительных споров решили, что эту грозную силу нужно уничтожить, ибо ее время еще не пришло либо уже минуло. Каждый Саргонский чародей должен был расстаться со своей магической сущностью и стать обычным человеком. А иного выхода у них уже не было. Драконы согласились на подобные условия. Они решили покинуть этот мир навсегда, чтобы отыскать другой, более приветливый и гостеприимный.
Во время совета монхиганы разделились на две группы. Одни сочли возможным лишиться могущества и дожить остаток своих дней обычными, скромными людьми. Некоторые не могли себе представить, как они будут влачить такую жалкую жизнь, и решились уйти из нее сразу после обряда отречения. Но это уже было их личным вопросом. Главное, что угроза уничтожения не нависала над молодым Лунггаром.
– Неприятная особа, – сделал вывод Ортон. – Но что именно тебя встревожило? Возможно, она по-женски завидует твоей красоте – разве так не случается?
– Наверное, – пожала плечами принцесса. – Однако я не так уж проста и мила в обращении. Знаешь, я выросла подле отца, а он, в отличие от мамы, человек жестокий и даже грубый. Настоящий Майнинген. И потому я не склонна спускать своим придворным такие высказывания безнаказанно. Эфра это знает, знает и то, что теперь мое влияние в любом случае еще более упрочится – ведь я стану императрицей – отчего же она не постеснялась так со мной говорить? И не побоялась… Неладно что-то, Ортон. Я это чувствую.
– Хорошо, – сказал молодой человек. – Не переживай. Твоей Эфрой мы тоже займемся. Я скажу о ней Сиварду Ру – а от него ничего не укроется. Вскоре я тебя с ним познакомлю.
– Ты его любишь? – спросила Арианна, заранее зная ответ.
– Конечно! Он похож на рыжего плутоватого кота, у которого в драке выбили глаз. Но он не унывает, делает свое дело, как никто другой. Он умница и бесконечно добрый и открытый человек – для нас, разумеется.
– Тогда я уже люблю его, – сказала принцесса.
Ортон не остался с ней и в эту ночь, но, уходя, несколько раз нежно поцеловал. Арианна была совершенно счастлива – как скоро забылись все ее страхи, сомнения и беспокойства.
Вернувшись, Эфра бросилась к своей госпоже:
– Ах, Арианна! Теперь же ты не станешь отрицать, что он – настоящий тиран! А эти его великаны просто вгоняют меня в ужас. Тебе нужно позаботиться о себе, иначе никто о тебе заботиться не станет, вспомни свою мать.
Арианна вспомнила. Но не мать, а сурового и жесткого отца и его науку. Она была слишком хорошей ученицей, чтобы так быстро позабыть все его наставления. И дала себе слово хорошенько присмотреться к Эфре.
– Ты права, – спокойно произнесла она, изо всех сил стараясь выглядеть грустной и подавленной.
Бремя императора – так, кажется, назвал это состояние Ортон.
Тяжкое бремя. Но она была готова нести его.
Оставив позади небольшую деревню, маленький кортеж выбрался на большую дорогу, идущую сначала по ровному полю, а затем углубляющуюся в лес. Именно его темная полоса, в туманной дымке видневшаяся на горизонте, и обозначала границу Гравелота.
Накануне вечером экипаж Террил пересек мост через бурный Хорг и остановился на ночлег в селении, стоящем на левом, пологом берегу реки. Жители селения, носившего немного странное название – Драконий хвост, – проявили при виде беременной дамы и ее спутников чудеса гостеприимства. Дело в том, что здешний люд хорошо знал владетелей Гравелотских поместий; время от времени кто-то из жен императорских гвардейцев следовал в один из родовых замков, дабы там произвести на свет потомство, а спустя полгода или около того тем же путем возвращался назад, в столицу. И дамы, и их спутники – обычно их не бывало больше трех – были чрезвычайно щедры, и жители на них только что не молились.
В Драконьем хвосте все знали, что императоры Великого Роана набрали гвардейцев из числа здешних горцев. Это древнее, теперь вымирающее племя сильно отличалось от обычных людей. Поэтому никто не удивлялся и тому, что все знатные дамы, несмотря на разницу возрастов и внешности, имели общие черты, по которым в них легко можно было угадать женщин Гравелота.
Все они были на голову выше местных мужчин из долины, имели немного вытянутые, удлиненные черепа и миндалевидные, очень большие глаза изумительных редких цветов: изумрудного и янтарно-желтого. В селении в течение веков не стихали споры – красивы эти дамы или нет. Но чаще всего, после нескольких часов прений, уже охрипнув, спорщики приходили к одному и тому же выводу: красивы или нет, женщины Гравелота изумительны и более всего похожи на лесных дев, какими их описывали предки – такие же стройные, гибкие, с безупречными телами, лишенные признаков возраста.
Приехавшая вечером дама была графиней: на дверцах ее экипажа сверкал и переливался золотом и эмалью стариннейший герб, почтение к которому было в крови у жителей Драконьего хвоста. Жена старосты выбежала навстречу знатной гостье и захлопотала вокруг нее, лучась искренней радостью.
– Прошу сюда, госпожа Террил. Как же давно мы не видали вас в наших краях, я еще девочкой была. А вы не изменились – чисто королева, так и остались ею. Небось господин граф Теобальд ревнует к столичным-то вельможам? Вы так хороши, что они могут и его не побояться…
Террил милостиво улыбалась и уверяла спутников, что хорошо себя чувствует, но шла с трудом.
– Устала я с дороги, Лиандра, – сказала она жене старосты. – Не хочу тревожить своих друзей, да и ничего особенного в том нет – сама знаешь, как это бывает.
– Ой, вы и имя мое помните! – расцвела Лиандра. – Недаром на всю округу слава идет о гравелотских господах. Кто ни наезжает, все нахвалиться ими не могут: и щедрые, и добрые, и заступятся за простых людишек. А за хребтом Хоанг, в герцогстве, хоть и неплохо живется – богато и по-столичному, а все же не так, как у нас. Вот и воины такие где еще родиться могут? Только в Гравелоте. А что? Горы, воздух какой – ровно пьешь его, сладкий и душистый. Вода чистая-чистая, как зеркало, ни пылинки в ней, ни соринки. Правда, мужики наши в горы не особенно шастают – ну нам и долина хороша. Вот, все я постелила, питья вам приготовила: бабушкин рецепт. Она, земля ей пухом, всегда наставляла: "Лиандра, – говорит, – как появятся господа из Гравелота, обязательно даме отвар подай, чтобы в нем и драконий молочай был, и змеиный глаз, и цветок тысячелетника, и чтобы обязательно корешок тайный – альраун. Бабка моя известной травницей была.
Террил с удовольствием выпила предложенный отвар и попросила заварить еще. Ей явно полегчало.
– Ну, умница бабка, – радовалась Лиандра.
– Мне о ней говорили, – сказала Террил. – Ее звали не по-здешнему, Аймак. И твой дед привез ее из самой Сувейды. Красавица была – только глаза раскосые. И многие сельчане не могли привыкнуть к этому чуть не до самой ее смерти.
– Все истинная правда, что вы говорите, – прослезилась Лиандра. – И как же вы, гравелотские господа, все о нас помните, все знаете… Откуда памяти столько и уважения к люду здешнему?
– Когда долго живешь вдали от родных мест, – мягко улыбнулась графиня, – поневоле ищешь спасения в воспоминаниях и бережешь их пуще иных сокровищ. А бабка твоя, Аймак, многим помогла. И моим родичам тоже. Хороший отвар, удивительный.
– А могу я госпоже графине вопрос один задать? – решилась Лиандра. – Только ведь я глупая, не серчайте, коли не так скажу…
И, увидев, что Террил глядит на нее с улыбкой, продолжала:
– Отчего бабка заповедала строго-настрого никому из сельчанок этот отвар не давать – а только госпожам из Гравелота? «Увижу, – говорит, – что ты своих баб этим поишь, прокляну из могилы». С тем и померла. А трав-то по весне много, аж буйствуют, пахнут – словами не выскажешь. И корешков-то этих я накопала – на два века хватит. И такая порой оторопь берет, бабы просют, одолевают, дай им, и все тут.
– Нельзя им это пить, – сказала Террил. – У горцев кровь другая, мы ведь вон какие разные. Представь себе, Лиандра, что для ваших женщин этот отвар может оказаться смертельным ядом. А мне полезно, и ребенку моему – тоже.
– Да, – облегченно вздохнула женщина. – Ну и ладно, ну и хорошо. Я сама так думала, но как госпожа сказала, так от сердца и отлегло – не лишаю я, значит, баб своей помощи.
– Другие травы им собирай.
– Так ведь конешно…
Спутники графини переночевали под открытым небом; и утром встали свежие и отдохнувшие, повеселевшие. Видимо, тоже были рады оказаться в родных местах. У дороги, на краю деревни, толпились почти все местные жители. Дети, кто помладше, глазели на императорских гвардейцев; мужчины солидно беседовали друг с другом, держась на почтительном расстоянии – им каждый раз приходилось убеждаться, что гравелотские господа – сущие великаны рядом с ними. Бабы разглядывали наряд Террил и обсуждали подарки, которые она им оставила. Староста помогал кучеру грузить корзинку с сочными и спелыми фруктами, на случай, если путешественникам захочется легко перекусить в дороге. В Гравелот они должны были прибыть к вечеру.
Провожая графиню к карете, Лиандра вдруг обратилась именно к великанам-воинам:
– Я, господа хорошие, баба неразумная, да дело одно меня беспокоит и все из головы нейдет. Надысь тут люди чужие мелькали, да не по-хорошему. Рази человек добрый не зайдет в деревню, старосту не отыщет, еды не спросит али дороги? Да и что им тут искать – небось не теряли? Мой постреленок старший сказывал, они вашим путем поехали, а все народец мелкой – как мы. А мы в горы не суемся – грозные они, ваша вотчина.
– Спасибо, – поблагодарил один из воинов, и от звуков его мощного голоса зашлись лаем все собаки. – Где твой сынишка?
– Сабби! Сабби! – закричала старостиха. Мальчонка лет девяти отделился от группы сверстников и подошел к гвардейцам. Задрал голову, чтобы разглядеть лицо:
– Да, господин!
– Хочу поблагодарить тебя за острый глаз да за верную службу. Вот тебе три золотых.
Нужно сказать, что тогда в Роане на эти деньги можно было купить хорошего коня. Но мальчонка хорошо помнил дедовские традиции:
– Да нет, господин. Мне иное надобно.
– Тогда вот тебе мое благословение с добрым словом. И судьба будет к тебе милостива…
Паренек отбежал к матери и уткнулся пылающим лицом ей в подол. Сама Лиандра плакала, у старосты от волнения тряслись руки. Всем было хорошо известно, что такие слова господа из Гравелота говорят крайне редко, зато судьба прислушивается к их пожеланию, и жизнь благословленного ими счастливчика круто меняется в лучшую сторону.
Впрочем, денег они тоже оставили деревенским жителям предостаточно.
Когда отъехали довольно далеко и лес замаячил на таком расстоянии, что стали видны отдельные деревья, один из воинов по имени Элсмир спросил у графини:
– Ну, как ты, Террил?
– Хороший отвар. Теперь я смогу выдержать любые трудности и готова к неожиданностям. Эта Лиандра просто сокровище.
– Славно. Потому что я чую запах. Он доносится вон из-за тех дубов, там несколько десятков человек. Они довольно долго стоят в засаде – их кони топчутся нетерпеливо и дергают головами.
– Да, – молвил второй, Эригаль, – а еще столько же людей скрылись за поворотом и ждут, когда их позовут на помощь.
– Больше никого? – спросила Террил.
– Это мы и хотели у тебя спросить: ты же должна чувствовать все острее.
– Я больше никого не слышу и не чувствую, – сказала графиня после нескольких секунд молчания. – Что ж, они сами выбрали свою судьбу. Мы едем вперед. Одного оставьте в живых – должен же кто-то рассказать императору, чего они хотели от нас в наших же землях.
Когда экипаж в сопровождении двух воинов появился из-за поворота дороги, двадцать пять всадников пустили коней вскачь, вопя и размахивая мечами. Они надеялись на свое несомненное численное превосходство и на фактор неожиданности. Их товарищи, ждавшие в отдалении, какое-то время не могли понять, что происходит там, на дороге: почему так долго слышатся дикие крики и вопли о помощи. Конечно, все знали, что гвардейцы без боя не сдадутся, но пора бы уже с ними покончить и привезти главарю беременную женщину, за которую им, собственно, и заплатили эти бешеные деньги.
Главарь был родом из Лотэра и в Великий Роан предпочитал не соваться. Носила его нелегкая по восточной части континента и по всему Ходевену – и везде он грабил и убивал, предпочитая работать в одиночку или с двумя-тремя помощниками. Ничьих же поручений не выполнял, ибо свято верил, что любой наниматель выдаст его с потрохами, как только это станет ему выгодно. Однако в Анамуре, возвращаясь из удачного набега, он случайно встретился с двумя диковинными чужестранцами. Они наговорили ему с три короба – он им не поверил, и они это знали. Но вот сумма, предложенная за похищение женщины, которую и охранять-то почти не будут, могла обеспечить главаря до конца жизни. И он согласился.
Теперь он ждал, сидя верхом на породистом скакуне чалой масти, – скучал и свысока глядел на тот сброд, которым руководил.
Когда окровавленный всадник галопом вылетел из-за поворота дороги, главарь не совсем понял, что произошло, но указал второй части отряда в том же направлении. Они переглянулись, бледнея, но золото манило их с такой силой, что они рискнули испытать судьбу. И потом, не боги же эти гвардейцы…
Внезапно все стихло, и главарь почувствовал себя неуютно. Операция, тщательно разработанная и продуманная до мелочей, шла совсем не по плану. Он решил уже уносить ноги подобру-поздорову, когда раздался оглушительный треск совсем рядом. Это был треск ломающегося дерева – древнего, кряжистого, могучего. С чего бы это, изумился главарь.
Перевел взгляд в ту сторону и закричал. Отчаянно и протяжно.
К концу следующего дня Арианна страстно мечтала встретиться с Аббоном Флерийскйм или с Аластером. Ей было не по себе, и совет мудрого и доброго друга был как никогда необходим. Ортона же она беспокоить не хотела, догадываясь, что императору и так приходится несладко. На ее счастье командир гвардейцев сам заглянул в ее покои, чтобы засвидетельствовать свое почтение и осведомиться, не нуждается ли принцесса в чем-либо.
Арианна могла биться об заклад, что зеленоглазый исполин догадался о ее настроении и явился на помощь. Она была ему бесконечно признательна за это, хоть и испытывала трепет: проницательность Аластера граничила с ясновидением.
– Я очень рада видеть вас, – начала принцесса торопливо, едва они обменялись приветствиями. – Очень хорошо, что пришли именно вы – мне нужен серьезный совет человека решительного и вместе с тем мудрого и рассудительного.
– Вы льстите мне, принцесса, – поклонился гигант. Но лицо его оставалось невозмутимо-спокойным. Он изучал и разглядывал невесту императора, словно ваятель, выверяющий последние крохотные детали перед тем, как его скульптура будет предъявлена миру.
– Не льщу. Мне хотелось бы надеяться, что так оно и есть и что я не ошиблась, выбирая в советчики именно вас.
– Так в чем же дело, Ваше высочество?
– Вчера Его величество предупредил меня о возможных затруднениях и неприятных неожиданностях, которые ожидают нас в самом ближайшем времени. Если бы не это предупреждение, возможно, я бы отнеслась к поведению одной из своих фрейлин как к внезапной душевной болезни, но теперь я склонна иначе рассматривать его.
– Чем же отличилась ваша фрейлина?
– Она позволяет себе неподобающие высказывания о персоне императора и его слугах, а также пытается внушить мне мысль о том, что я очень пострадала от невнимания Ортона и несчастна в этом браке, хоть сам брак еще и не заключен. Поскольку прежде Эфра никогда бы не решилась говорить со мной в подобном тоне, а тем более выражать свое мнение, мне кажется, она подверглась чужому влиянию.
– Должна вам сказать, – добавила Арианна, – что Эфра всегда была очень корыстной. Мое положение будущей императрицы представлялось ей настолько завидным, что ради него она бы согласилась выйти замуж за любое чудовище. И никогда не стала бы жалеть меня – это не в ее стиле. Скорее, она бы советовала требовать больше подарков, украшений, красивых вещей. Это единственное, до чего она охоча.
– Хорошо, что вы сказали об этом, Ваше высочество, – ответил Аластер. – Думаю, следует отослать ее обратно в Лотэр.
– Император сказал, что поручит ее заботам господина Сиварда Ру.
– В иное время я счел бы это решение самым разумным, но теперь не стоит подвергать вас опасности. А она действительно существует, в этом я уверен.
– Что может сделать мне Эфра? Какое зло причинить?
– Любое, – отвечал великан. – Не стоит даже распространяться на эту тему. Будет гораздо лучше, если вы позводите мне пригласить вас прогуляться по парку. Я покажу вам самые красивые места, а заодно поговорим.
Арианна с радостью согласилась. Они спустились по широкой лестнице, устланной бесконечным ковром изумительного золотисто-розового цвета с узорами более темного оттенка. Эти ковры ткали только в Эстергоме, и стоили они целое состояние.
Парк потряс воображение принцессы и привел ее в совершенный восторг. Деревья и кустарники были подстрижены так искусно, что их кроны принимали любую угодную садовникам форму. Огромные бассейны каскадами спускались с невысоких зеленых холмов, усыпанных сиреневыми, розовыми и бледно-желтыми маргаритками. В прозрачной голубой воде, между толстых стеблей изысканных водяных растений, шныряли яркие рыбы – окрашенные столь причудливо, что казались горстью драгоценностей, случайно упущенных под воду. Аллеи были выложены белыми ониксовыми плитами, а лужайки покрыты изумрудно-зеленой свежей травой. В тени могучих деревьев высились отлитые из серебра и бронзы статуи императоров, полководцев и скульптуры различных животных.
Повсюду порхали огромные разноцветные мотыльки, сладко пели птицы. Все благоухало ароматами лета. Фруктовые деревья были так густо усыпаны плодами, что ветви сгибались под их тяжестью к самой земле.
Довольно широкий ручей протекал по всему парку, на песчаном берегу его стояла маленькая резная ладья, и ее весло плескалось о воду, словно приглашая прокатиться. Зеленые, белые и сиреневые беседки – ажурные, изящные, с нефритовыми куполами – виднелись неподалеку.
– Как красиво, – выдохнула Арианна. Аластер осторожно поддерживал ее под локоть, и принцесса чувствовала его руку, крепкую, как сталь, мощную, огромную. Она недоумевала, как такая рука может быть у обыкновенного человека.
– Что рассказать Вашему высочеству? – внезапно спросил великан.
– Не знаю, – пожала она плечами. – Меня уверяли, что спрашивать о том, что непонятно и загадочно, у императора ни в коем случае нельзя, это не мое дело. При дворе моего отца отчего-то страшно боятся лишний раз упоминать о Великом Роане и его владыках, хотя дочери Майнингенов каждое поколение становятся императрицами. Я никогда не могла понять этого отношения. И чем меньше понимала, тем больше боялась. Мне казалось, что за всеми этими недомолвками скрыта какая-то тайна, а когда тайну охраняют столь тщательно, она, вне всякого сомнения, грязная и кровавая. Это я поняла давно.
– Вы такая юная и очаровательная, а говорите столь жестокие вещи, – пророкотал Аластер.
– Двор моего отца быстро развеивает всякие иллюзии и сталкивает с грубой действительностью. Здесь настолько тише и… чище, что ли. Сам воздух свежее. И даже мрачный, черный замок Майнингенов никак не сравнится с дворцом императора. Вы понимаете, Аластер, что я говорю не о великолепии и роскоши, не о вещах, какими бы драгоценными они ни были, – я говорю о духе этого места.
– Я бывал в Лотэре, и мне случалось заезжать по делам в Аврский замок. Вы правы – это мрачная обитель, в ней тоска по несбыточному.
– Расскажите мне, что угрожает императору, – попросила Арианна. – Почему именно ему?
– А вы хорошо знаете историю Брагана Агилольфинга и его столкновения с вашими предками? – поинтересовался Аластер.
– Думаю, что нет, – призналась принцесса. – Конечно, я прочитала не одну толстенную книгу, изучила множество летописей Лотэра. Я очень хотела доискаться до истины, но теперь понимаю, что мне никогда не говорили и десятой доли правды. Попробуйте объяснить мне все. И еще, прошу вас, Аластер, не старайтесь щадить мои чувства, вы благороднейший человек, и я уверена, что вам будет сложно забыть хоть на мгновение, что я одна из Майнингенов. Но от вас мне незачем скрывать, что с тех пор, как я увидела Ортона, я всего лишь его невеста, и мое прошлое для меня самой не имеет никакого значения.
– Если это так, – сказал Аластер, – то император – счастливейший из смертных.
Арианна зарделась как маков цвет. И потом долго шла потупившись.
– Будет разумно, если вы узнаете то, что скрывают от посторонних, – наконец постановил командир гвардейцев. – Иначе вы просто запутаетесь во всех этих сложностях и хитросплетениях. Итак, начнем с самого начала. Принцесса, вы слышали о монхиганах?
Девушка с изумлением воззрилась на своего спутника, для чего ей пришлось отступить от него на шаг и задрать голову. Она ожидала услышать любое вступление, но это поразило ее до глубины души. Ей было трудно каким-либо образом связать империю великого и грозного императора Брагана Агилольфинга и мало кому известную легенду о несуществующих ныне чародеях Саргонских лесов.
– Они обитали некогда в восточной части Лотэра, в непроходимых хвойных лесах. Суровый северный край умел хранить секреты. В непролазных чащобах, в скальных пещерах над бурными водами Саргона, жили несколько десятков отшельников. Они поклонялись силам природы, не признавая не только Единого Господа, но и языческих богов, полагая последних реально существующими, но жадными и злобными, эгоистичными существами. За несколько тысячелетий существования монхиганы накопили огромные знания, которые передавались из поколения в поколение.
Лесные чародеи в зеленых одеждах с дубовыми посохами редко попадались на глаза людям: они не нуждались в их обществе, будучи сами частью огромного целого, которым являлся этот мир. Они были таинственны и загадочны, а обычных людей таинственное и загадочное всегда пугает. И хотя монхиганы давно уже исчезли с лица земли, их вспоминали не иначе как шепотом, делая охранительные знаки и боязливо оглядываясь. Не то чтобы они были жестокими, но такими могущественными, что у них были собственные взгляды абсолютно на все. И трудно было предвидеть, что могло прогневить монхиганов: убийство невинного; пожар в лесу, специально разожженный для того, чтобы выгнать из чащи зверей; или уничтожение вековых деревьев. Оттого их избегали и боялись, а самим чародеям такое положение было только на руку.
Все это рассказывала Арианне ее няня, когда принцесса была еще маленькой девочкой. Но она хорошо запомнила, как ее пугали, что в наказание за непослушание вызовут из леса монхигана, и он заберет ее с собой. Оттого Арианна и по сей день представляла лесных чародеев мохнатыми существами, похожими на медведей.
– Думаю, что теперь мало кто в мире представляет себе, кем были монхиганы, – внезапно сказал Аластер. – Их называли еще Саргонскими магами – давно, до того, как они решили уйти.
Принцесса вздрогнула от неожиданности и вся обратилась в слух. Они шли вглубь парка по широкой тенистой аллее, и Аластер задумчиво глядел перед собой, словно видел нечто, недоступное остальным.
– Их было совсем мало – чародеев, которые смогли добиться высшей власти и высшего могущества. Они повелевали всеми стихиями и природными явлениями; могли вызвать дождь и укротить ураган, остановить или усилить извержения вулканов, заставить землю встать на дыбы или провалиться в бездну. Они могли осушать моря, реки и озера и возводить горные массивы. А могли превратить скальный хребет в пыльную, пустую равнину. Тайны же человеческих сердец были им и подавно подвластны. Все живое могло покориться монхиганам, если бы они того захотели. Они даже дружили с драконами…
– Драконы и вправду существовали? – жадно спросила Арианна.
– Да, тогда существовали. Драконы тоже были по-своему магами и тоже были весьма и весьма могущественны.
И вот однажды драконы и монхиганы собрались на совет. Их беспокоило, что мир очень изменился: людей стало больше, у них появились новые цели и стремления, а также начали стремительно развиваться наука и воинское искусство. Теперь не было в мире таких пустынных и безлюдных мест, как прежде. И Саргонским чародеям стало тесно в своих лесах после прихода на их землю воинственных и кровожадных лотэров. Им, монхиганам, было негде скрываться – рано или поздно они сталкивались с кем-то, кто искал их услуг.
У драконов была та же проблема: люди не принимали их – боялись и ненавидели. Отыскивали в самых укромных уголках, стараясь уничтожить, чтобы очистить от них свой мир. Почему-то люди упорно игнорировали тот факт, что драконы гораздо сильнее и, вынужденные защищаться, начнут убивать. Поверьте, принцесса, что бы там ни писали и ни говорили впоследствии, существо, обладающее таким могуществом и такими знаниями, как эти древние ящеры, физически не способно получать удовольствие, лишая жизни любое живое существо. Впрочем, об этом не знал никто, а вот о том, что драконы смертельно опасны и их нужно уничтожать, – вот об этом знали все. Чародеев тоже недолюбливали, хоть и постоянно пытались склонить их в ту или другую сторону. Как вы сами понимаете, воевали люди постоянно.
И вот мудрые монхиганы решили, что мир стал слишком опасным местом, чтобы доверять ему такие знания и такую власть. После длительных споров решили, что эту грозную силу нужно уничтожить, ибо ее время еще не пришло либо уже минуло. Каждый Саргонский чародей должен был расстаться со своей магической сущностью и стать обычным человеком. А иного выхода у них уже не было. Драконы согласились на подобные условия. Они решили покинуть этот мир навсегда, чтобы отыскать другой, более приветливый и гостеприимный.
Во время совета монхиганы разделились на две группы. Одни сочли возможным лишиться могущества и дожить остаток своих дней обычными, скромными людьми. Некоторые не могли себе представить, как они будут влачить такую жалкую жизнь, и решились уйти из нее сразу после обряда отречения. Но это уже было их личным вопросом. Главное, что угроза уничтожения не нависала над молодым Лунггаром.