Ник дотянулся до ее руки. Когда она попыталась отстраниться, он лишь крепче стиснул пальцы.
   – Послушай, Рейн, сейчас мы – муж и жена, и нам надо стремиться к улучшению наших отношений.
   – Должно быть, ты шутишь! Тебе не кажется, что это равносильно тому, как если бы невинного приговорили к дыбе и посоветовали хорошо провести время?..
   Он устало произнес:
   – К чему такие крайности? Ты прекрасно знаешь, что мы вполне можем быть счастливы. Нам приятно вдвоем, мы сходимся во вкусах, и в сексуальном плане мы на равных. К чему возводить искусственные преграды?
   Рейн бросало то в жар, то в холод, она едва слышала, что он говорит. Внутри у нее все клокотало. Если Ник думает, что она кукла для сексуальных игр, то глубоко ошибается!..
   А он тем временем продолжал:
   – Что же до остального, то нам просто нужно находить разумный компромисс, обнаруживать обоюдную готовность уступать друг другу и жить в мире. – Он сильно сжал ее руку и ласково закончил: – Почему бы нам не заключить перемирие, а?
   Когда Ник взглянул на нее, ища безусловной поддержки, она почувствовала, что готова с ним согласиться. Пора позабыть о пережитых страданиях и найти в этом браке хоть какое-то подобие счастья!
   Но можно ли найти счастье с человеком заносчивым и себялюбивым?
   Которому нужно во всем потакать?
   – А разве такое возможно? – Она отдернула руку.
   Он вздохнул:
   – Думаю, да. Если бы, конечно, ты перестала воевать со мною…
   – Ага, ты ждешь от меня послушания? Нет уж, благодарствуйте! Я предпочту сражаться!
   Его лицо словно окаменело.
   – Тогда я гарантирую свою победу.
   Так между ними были выстроены боевые редуты.
   Самолет на Бостон вылетел без задержки, и Рейн, утомленная суетой дня, была рада наступившим минутам отдыха.
   Ник, по-видимому, после разговора в такси решил оставить ее в покое на некоторое время. Он увлеченно рассматривал журнал, купленный в аэропорту перед полетом.
   Обстановка в салоне самолета была самой дружелюбной. Стюардесса предложила пассажирам перекусить, но Рейн так и не смогла ни к чему притронуться – напряжение все еще не отпускало ее.
   Полет проходил нормально, и вскоре самолет пошел на снижение. Рейн увидела в иллюминатор огоньки Бостона, рассыпанные, словно бриллианты на ковре.
   В бостонском аэропорту Ник вызвал такси и, когда машина прибыла, помог Рейн сесть в нее. Усаживаясь рядом, он невольно коснулся ее бедром. Она отодвинулась. В полумраке салона легко было разглядеть, как Ник недовольно поджал губы. Но, не проронив ни слова, он лишь с силой захлопнул дверцу.
   Бостон Рейн нравился. Видя мелькающие за окном автомобиля здания, она чувствовала, что начинает испытывать радость от новой встречи с этим городом. Если бы только не было тех горестных переживаний!..
   Увы, забыть о них невозможно.
   Когда такси подъехало к площади Макленбург, она сразу же узнала дом Ника. У входа все так же горел желтый фонарь. Да, все как в прошлый раз, и вот сейчас должен появиться… дядюшка.
   Но появилась миссис Эсплинг, опрятно одетая женщина средних лет с приятным лицом и воздушной копной волос. Она радостно встретила приехавших. Пока Ник расплачивался с таксистом и вынимал вещи из багажника, домоправительница предложила Рейн пройти в холл.
   – Рада снова видеть вас, мисс Марлоу… Ах, извините, миссис Марлоу!
   – Я тоже. Хотелось бы, чтоб возвращение сюда было более приятным, чем раньше, – ответила Рейн.
   – Мы с восторгом узнали о свадьбе, и я от имени всех, кто служит в доме, выражаю вам самые лучшие пожелания.
   – Благодарю.
   – Перелет не очень утомил вас? – спросила домоправительница и тут же пояснила свой вопрос: – Вы выглядите довольно усталой.
   Рейн действительно чувствовала себя не лучшим образом: голова раскалывалась, ноги гудели.
   – Да, я и в самом деле немного устала, – вынуждена была признаться она.
   – Не хотите ли пройти прямо наверх?
   – Пожалуй, так и сделаю.
   – Тогда я принесу вам туда что-нибудь поесть.
   – О, не беспокойтесь, я не голодна.
   – Видимо, сказалась разница во времени, да к тому же день такой особенный, – приговаривала миссис Эсплинг, помогая Рейн подниматься вверх по изящной лестнице. Мгновенно сработала механическая память, и Рейн уже собиралась открыть дверь комнаты, в которой жила раньше, но домоправительница осторожно тронула ее за плечо и показала на дверь слева – в спальню хозяина. – Если вам что – нибудь понадобится, позвоните, – добавила женщина.
   – Благодарю, вы очень любезны. – Рейн сейчас хотелось только одного: лечь и как следует выспаться.
   Пока она окидывала взглядом комнату, весьма элегантно меблированную и выдержанную в кремово-золотистых тонах, молодой светловолосый юноша – видимо, сын миссис Эсплинг – внес ее чемодан и поместил его на резную подставку у изножья кровати.
   – Мистер Марлоу просил передать вам это, – он вручил ей ключ от чемодана.
   – Благодарю. – Рейн натужно улыбнулась.
   Юноша учтиво поклонился и вышел. Наконец-то Рейн осталась одна. Она задумчиво разглядывала гигантских размеров кровать, которую ей вскоре придется делить с Ником.
   Неужели это та самая кровать, где проходили ночи любви Ника и Тины?..
   Рейн поежилась, затем открыла чемодан. Не обращая внимания на кремовую сатиновую сорочку и пеньюар, предусмотрительно положенные Мартой сверху, она продолжала ворошить белье, пока не наткнулась на хлопчатобумажную рубашку и старенький байковый халатик.
   Слева находилась отделанная кремовой плиткой ванная комната. Приняв душ и почистив зубы, Рейн вернулась в спальню, погасила свет, забралась в постель и закрыла глаза. Озноб по-прежнему не проходил, думать о будущем не хотелось.
   Но, какой бы уставшей она ни была, сон никак не шел к ней. В напряжении Рейн прислушивалась, не идет ли Ник.
   Он появился бесшумно – лишь легонько щелкнул дверной замок. Шаги приблизились к кровати. И хотя у Рейн были плотно закрыты глаза и дышать она старалась ровно, изображая безмятежный сон, она знала, что Ник, включив прикрытый плафоном светильник, смотрит на нее. Потом, наклонившись, он коснулся губами мочки ее уха и прошептал:
   – Я знаю, что ты не спишь, поэтому нет смысла притворяться… Или ты ждешь, что я отнесусь к тебе как к Спящей Красавице? – Она мгновенно открыла глаза, а он добродушно хихикнул: – Ага, значит, не спишь…
   Ник стоял без пиджака и галстука, рукава рубашки закатаны. Густые светлые волосы всклокочены, подбородок покрыт золотистой щетиной, но в целом он выглядел неотразимо. Видимо, неестественно бледное лицо Рейн напугало Ника, и он участливо спросил:
   – Болит голова?
   – Да, – кивнула она и замерла в ожидании какой-нибудь пошлой шутки. Однако вместо этого услышала:
   – Тогда живо садись!
   Когда, едва оторвавшись от подушек, она повиновалась, он сел рядом на край кровати и поднес ей неизвестно откуда взявшуюся кружку горячего молока, изрядно приправленного бренди.
   – Я ненавижу горячее молоко! – запротестовала Рейн.
   Игнорируя ее капризы, он протянул ей также пару круглых белых таблеток:
   – Прими вот это. Они снимут головную боль, и ты быстро уснешь. – Его настойчивость даже немного обескураживала! – Но может, ты намерена ознаменовать сегодняшнюю ночь более запоминающимися действиями? – сардонически завершил он.
   Она отрицательно мотнула головой.
   Теперь Ник наблюдал, как Рейн поспешно проглотила таблетки и начала большими глотками отпивать горячее молоко. После продолжительной паузы он не удержался и заметил:
   – А я рассчитывал услышать твое «да». Но поскольку после снотворного ты будешь не в состоянии оказывать сопротивление, то…
   – Надеюсь, у тебя хватит такта и приличия, чтобы не воспользоваться этим… Ведь в таком положении я скорее похожа на жертву, нежели на любимую жену.
   – Я ничего не могу поделать с тем, что ты чувствуешь себя жертвой, – колко ответил он. – Мне бы по-прежнему хотелось видеть между нами только согласие, причем во всех делах. Мы – равные партнеры, Рейн, и должны действовать заодно.
   Сколько ему придется ждать, чтобы это сбылось?
   Нику будет нелегко набраться терпения, слишком часто он терял самоконтроль в стремлении достигнуть своего во что бы то ни стало, обуздать непокорных, строптивых…
   Взяв из рук Рейн пустую кружку и поставив ее на прикроватную тумбочку, он сказал:
   – Вероятно, мне следует сегодня ночью настоять на своем и заняться-таки с тобой любовью.
   Рейн вспыхнула и зло выпалила:
   – Я вообще не желаю, чтобы ты занимался со мной любовью1 Тем более на этой кровати! – возмущенно добавила она.
   – А что, разве она недостаточно удобна? – Ник явно подтрунивал.
   – Удобство здесь ни при чем. Я просто не могу отделаться от мысли, что… – Рейн пресеклась, не в силах произнести имя его покойной жены.
   – …что я спал на этой кровати с Тиной9 Успокойся: кровать девственно-чиста.
   Облегчение было настолько глубоким, что у нее на глаза навернулись слезы. Рейн сидела как изваяние, боясь моргнуть, но две слезинки уже медленно катились по ее щекам.
   Ник наклонился к ней и легонько смахнул их прочь. Она даже затаила дыхание от проявления такой нежности и такого участия. Но потом ей захотелось выплакаться по-настоящему.
   – Ну что ты! Разве есть повод для слез? – Он обнял ее, прижал к себе, убаюкивая, словно нянюшка.
   Она ощутила биение его сердца, но неуемная гордыня опять напомнила о себе, и, высвободившись из объятий Ника, Рейн откинулась на подушку.
   Ник поправил ее с двух сторон (он будто ухаживал за ребенком!) и убрал с ее мокрой щеки прядь черных шелковистых волос, вкрадчиво при этом проговорив:
   – Если ты не уснешь, пока я принимаю душ, то мне все-таки придется заняться с тобой любовью.
   Рейн пробудилась и обеспокоенно посмотрела по сторонам. Она была одна на этой огромной кровати, хотя примятая наволочка лежавшей рядом подушки свидетельствовала: Ник спал с нею.
   Синие шторы из велюра были раздвинуты, лучи утреннего солнца пробивались в спальню сквозь густые кроны деревьев за окном.
   Рейн посмотрела на золотые наручные часики и вычла разницу во времени: надо же, она проспала никак не меньше двенадцати часов!
   Долгий сон ее освежил, головная боль прошла, теперь она чувствовала себя бодрой и – что естественно – ужасно голодной.
   И тут, будто по первому ее мысленному зову, дверь открылась, и в спальню вошел Ник, держа поднос с завтраком. Свежевыбритый и надушенный, в брюках свободного покроя и черном пуловере, он выглядел подтянутым, очень мужественным и необычайно привлекательным.
   Ставя поднос к ней на колени, он поинтересовался:
   – Ну как ты, получше?
   С его появлением сердце Рейн безудержно пустилось вскачь, однако она ответила с прохладной вежливостью:
   – Все прекрасно, спасибо.
   – Наверное, проголодалась?
   – Да. – Она избегала смотреть ему в глаза.
   – Вот и хорошо, а то мне пришлось бы кормить тебя насильно.
   Поднос был сервирован на одну персону – за исключением двух чашечек для кофе.
   Рейн подняла крышку глубокой скороварки. Внутри были омлет с ветчиной и стопка блинчиков.
   – А ты не хочешь присоединиться? – спросила она.
   – Я позавтракал час назад. Но кофе выпью. – Он разлил по чашечкам ароматный напиток и, отойдя к окну, стал смотреть куда – то вдаль, через площадь.
   Благодарная за проявленный такт (он не будет пялиться на нее, пока она ест), Рейн принялась живо поглощать завтрак. Она уничтожила почти весь омлет, потом ветчину, не забыв приправить все это соусом (как это делают большинство американцев), и добралась до блинчиков с вареньем.
   Наконец, промокнув салфеткой рот и вытерев пальцы, она умиротворенно выдохнула:
   – Ммм… завтрак отменный!
   Ник отставил поднос на передвижной столик, присел на край кровати и, взяв ее руку в свою, осторожно поднес к губам, захватив ими указательный палец. На мгновение он зажал его между зубами (вот оно, началось соблазнение, подумала Рейн), а затем начал посасывать, будто леденец.
   Рейн с трудом перевела дыхание и широко раскрыла глаза.
   Эротическое воздействие тем временем продолжалось, теперь уже Ник посасывал большой палец, потом – средний. У Рейн свело мышцы живота, соски грудей затвердели.
   Заметив, что взгляд Ника остановился на ее губах, она конвульсивно сглотнула. Наклонившись, он легонько лизнул край ее верхней губы – по телу Рейн пробежала трепетная дрожь.
   Теперь его губы скользили по ее губам, щекоча, возбуждая, очерчивая невидимую кромку.
   Однако, когда ее губы раскрылись, он мягко произнес:
   – Это было всего лишь предупреждение. Если поцелую еще хоть один раз – уже не отступлю, лягу с тобой и проведу здесь весь день… Хочешь?
   Все ее существо кричало: «Да, да, да!» Но она сделала над собой усилие и промолчала.
   – Ну что, Рейн? – продолжал искушать Ник.
   – Нет! – хрипло простонала она в ответ. Он отпрянул и холодным, отчужденным голосом произнес:
   – Тогда мы найдем какой-то иной способ заполнить день. Чем бы ты хотела заняться?
   – Я бы хотела уйти отсюда куда глаза глядят.
   – Для этого тебе понадобится другая одежда, – по-прежнему холодно и отчужденно заметил Ник, – поскольку Марта уложила лишь самое необходимое. Следовательно, я полагаю, нам самое время отправиться за покупками. Заодно познакомишься получше с Бостоном…
   Хочет разбередить ее воспоминания!
   – Я раздумала куда бы то ни было идти, – потупив взор, вымолвила Рейн.
   Заметив ее растерянность, он воскликнул:
   – Но ведь тебе же только что было все равно, куда идти! Выходит, город не вызывает у тебя особого восторга?
   – А ты думал, будет вызывать? – В ее голосе что-то дрогнуло.
   Ник лениво потянулся и заметил:
   – Насколько я могу судить, единственное место, где ты точно не хотела быть, – это Париж. А Бостон… он ведь оставил много приятного…
   – Но теперь находиться здесь – наказание для меня!
   – Не все ли равно, где находиться, если жаждешь уединения?
   – Меньше всего мне хочется этого… Суровая складка пролегла на лбу Ника.
   – Я подумал, это шанс для тебя смириться с положением.
   Она рассмеялась.
   – Ты полагаешь, я могу смириться с тем, что вышла замуж за человека, которого презираю?
   Ему ничего не оставалось, как проглотить эту горькую пилюлю. Сохраняя спокойствие, Ник сказал:
   – Нам совсем не обязательно оставаться в Бостоне. Если хочешь, уедем сегодня же…
   В ответ он не услышат ни слова. Словно бы воодушевленный ее молчанием, он весьма красноречиво продолжал:
   – Нет, я полагаю, никакого смысла усугублять положение вещей. Все, чего я прошу, – это немного участия в моей жизни. А сейчас, чтобы скрасить наш медовый месяц, может, ты все-таки поведаешь, куда бы хотела направиться? – Он взял ее за плечи и легонько встряхнул. – Послушай, Рейн, я не хочу больше наблюдать твою антипатию ко мне; может, скажешь, от чего мне следует избавиться? Что изменить в себе?
   – Ничего. Ровным счетом ничего. И не имеет значения, куда мы поедем в наш так называемый медовый месяц.
   Ник нервно сжал кулаки и решительно встал.
   – Что ж, очень хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Если ты намерена продолжать глупое противостояние и хочешь, чтобы оно превратилось в адские муки, я исполню твое желание.
   Потрясенная нескрываемым жестокосердием, она парировала:
   – По крайней мере таким образом я сохраню уважение к себе.
   – Ну, это мы еще посмотрим.
   У Рейн застыла в жилах кровь. Понимая, что отбросила его слишком далеко от себя, она было начала:
   – Ник, я…
   Но он уже ушел, хлопнув дверью.
   Дрожа, она встала с кровати и, взяв чистое нижнее белье, шерстяное платье и туфли на высоком каблуке, прошла в ванную.
   Ник, будучи человеком жестким и безжалостным, все же делал какие-то попытки к сглаживанию конфликта, а она, из-за своего тупоумия и неспособности в нужный момент придержать язык за зубами, вела себя более чем странно…
   Пока чистила зубы и принимала душ, Рейн обдумывала свое поведение. Может, стоит согласиться и пойти за покупками? Заодно взглянуть и на Бостон… Если она примет такое решение, то вполне возможно, что наступит перемирие, нельзя ведь конфликтовать вечно…
   Одевшись, она заколола вверх шелковистые черные волосы и с бледным, но решительным лицом направилась искать Ника, чтобы немедленно поговорить с ним.
   Однако на выходе Рейн обратила внимание, что ее чемодан со всеми необходимыми вещами исчез. Она остановилась в нерешительности, гадая, что же предпринять.
   Не будь идиоткой, сказала она себе. Это, наверное, миссис Эсплинг убрала его, развесив вещи.
   Рейн медленно спустилась по лестнице. Внизу, в холле, появился Ник, на нем был черный кожаный пиджак, в руках он держал ее длиннополое пальто и сумочку с длинным ремешком.
   – Однако ты довольно быстро привела себя в надлежащий вид, – как бы между прочим заметил он; на его лице не дрогнул ни один мускул. Он помог ей надеть пальто, затем передал сумочку.
   То ли Ник все равно решил ехать в центр, то ли просчитал, что она изменит свое решение, но в любом случае Рейн была рада, что им не пришлось долго объясняться. С легким сердцем села она в коричнево-бежевый лимузин.
   Какое-то время Рейн молча смотрела в окно, избегая взглядов Ника. Машина ехала по живописным улочкам.
   Но обоюдное молчание стало вскоре угнетать их.
   Желая разрядить атмосферу и установить хоть какой-нибудь контакт, она спросила:
   – Ты этой машиной пользуешься не постоянно?
   – Нет. Я купил ее для путешествий в зимнее время.
   – А что это за марка?
   – «Чероки-чиф».
   Пытаясь не замечать его холодности, Рейн с подчеркнутым энтузиазмом продолжила:
   – Просто мне показалось, что эта машина мало подходит для поездки по магазинам…
   – А мы и не едем по магазинам.
   – Куда же в таком случае – может, соизволишь сказать?
   Он взглянул на нее из-под густых ресниц и коротко бросил:
   – В свадебное путешествие.
   Так вот почему исчез ее чемодан! Рейн судорожно сглотнула и хрипло выдавила из себя:
   – Но куда?
   Мимолетная улыбка скользнула по лицу Ника, в глазах мелькнули насмешливые огоньки.
   – Угадай.
   Догадка явилась сама собой: нет, она решительно не намерена возвращаться в домик возле Совиного ручья! Всего год назад это место казалось очень близко к раю, но теперь… воспоминания измучат ее…
   Панически она произнесла:
   – О нет, Ник… – Затем с отчаянием добавила: – Куда угодно, только не туда\..
   – У тебя был шанс выбирать, – цинично напомнил он, когда машина устремилась по 195-й магистрали к побережью, – и ты тогда заметила, что тебе все равно. Так что, дорогая моя женушка, придется смириться…
   При этих словах Рейн вся содрогнулась, но винить в данном случае она могла лишь самое себя, поэтому ей ничего не оставалось, как прикусить губу и молчать.
   – Разве ты не собираешься молить о пощаде? – спустя некоторое время с ехидцей спросил Ник.
   – Неужели это поможет?
   – Нет, конечно. Но я получил бы маленькое удовольствие.
   Рейн, не подумав, выпалила:
   – Сродни сексуальному!
   К ее удивлению, он рассмеялся.
   – А это у нас впереди. Там, на Совином по ручье, мы будем совсем одни – ни единой души на несколько миль… Так что накричаться и настонаться можно всласть.
   – Пытаешься запугать? – Но горло у нее перехватило.
   Ник бросил на нее скользящий, лукавый взгляд.
   – Увидишь, как я буду впиваться взором в твое лицо, как буду воображать себя насильником, а тебя невинной жертвой и наслаждаться твоими конвульсиями…
   – Извращенец! – бросила она.
   – Можешь злиться сколько угодно – это не смягчит твоих страданий. Минуту спустя он добавил:
   – Но тебя ждут и волнующие мгновения. Попытайся напрячь свое воображение. Откинься; расслабься. Время еще есть, добираться до местечка будем долго.
   – Но ведь скоро стемнеет! – напомнила Рейн.
   Что ж, придется ехать в темноте. – Ник равнодушно пожал плечами. Атлетическая безупречность этих плеч по-прежнему вызывала у нее восхищение. Память предательски вернула Рейн к тем мгновениям, когда эти плечи, обнаженные, лоснящиеся, нависали над ней… Нет, это слишком эротичные воспоминания!.. Она стиснула руки, да так, что ногти вонзились в ill ладони, и услышала: – У нас хорошие фары, и я привык ко всякого рода трудностям.
   Именно это не переставало ее удивлять! Ник всегда действовал уверенно, проявлял полную компетенцию в любых вопросах – порой даже мало связанных с организованной и упорядоченной жизнью горожанина. Однажды дядя рассказывал, что Ник юношей часто проводил время в молодежных лагерях, наращивая там мускулы и не чураясь физически тяжелого, изматывающего труда, чем заслужил у него уважение. Позже это проявилось в работе: Ника отличали небывалое трудолюбие и готовность к самоотречению, он в прямом смысле вкалывал с утра до вечера не покладая рук.
   Дядя Гарри тоже любил совершать всевозможные поездки, и в былые годы они с Ником не раз отправлялись в дальние походы либо предпринимали путешествие на каноэ в неизведанные края.
   Неизведанность… Волнующая неопределенность этого слова заставила Рейн вздрогнуть.
   – Замышляешь что-то? – вкрадчиво поинтересовался Ник.
   Чувствуя, что краснеет от стыда, она пробормотала:
   – Я просто удивляюсь, почему ты захотел ехать на машине, почему не воспользовался самолетом?
   – Самолет компании сейчас занят.
   – Чем же?
   – Доставкой людей в места, где отсутствуют дороги.
   – А кто обычно пилотирует самолет? – Она пыталась поддержать разговор.
   – Или Бруно Освальд, пилот компании, или Финн, или я.
   Ник был явно не в настроении, и Рейн смолкла, смежив отяжелевшие веки.
   Когда она их разлепила, солнца уже не было, дул порывистый ветер и с пасмурного неба упали первые капли, дождя.
   Они свернули со 195-й магистрали и подъехали к кемпингу, обустроенному на современный лад, с учетом всех запросов автотуристов. Здесь были супермаркет, несколько площадок для парковки машин, заправочная станция, агентство по сдаче машин внаем, несколько душевых, кафе-бар, закусочные «Макдоналдс» и два ресторана.
   – Ты как, проголодалась? Хочешь перекусить? – спросил Ник у Рейн.
   Есть особенно не хотелось, но она с готовностью кивнула. Конечно же, за едой она попробует разговорить его. И когда Ник немного смягчится, предложит ему поменять маршрут: пусть их медовый месяц пройдет на Ниагаре. Там полно отелей и отдыхающих, а следовательно, она не будет чувствовать себя в ловушке и находиться целиком в его власти.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Ник нашел место для парковки, они вылезли из машины и под проливным дождем побежали к ближайшему ресторану, который назывался «Котелок с омарами».
   Внутри им помогли раздеться. Метрдотель повесил влажную верхнюю одежду Рейн и Ника на плечики и проводил их к столику на застекленной веранде. Она была украшена искусственными гирляндами лиан, рыболовными сетями и причудливых форм растениями, призванными передать атмосферу морского дна. Дождь барабанил по стеклам и стекал струйками вниз. Из-за перегородки вышла официантка с блокнотом и карандашом в руках. На ней были ослепительно белая блузка, черная короткая юбка и туфли на низкой подошве. Видимо, студентка, зарабатывающая на учебу в колледже, подумала Рейн.
   В соответствии с названием главным блюдом ресторана был омар, и девушка начала перечислять всевозможные варианты его приготовления и подачи.
   Чувствуя, что ей с омаром явно не справиться, Рейн после беглого просмотра меню остановилась на салате.
   Как только девушка ушла, Рейн собралась с духом и спросила:
   – Сколько нам еще понадобится времени на дорогу?
   – Час-полтора.
   Она отпила глоток ледяной воды из стакана (кажется, вода была здесь обязательным сопровождением любого блюда) и мягко спросила:
   – Ты, должно быть, жутко устал вести машину в такую погоду? – В темной синеве его глаз не отразилось никаких эмоций – ее уловка явно не срабатывала. Однако, одержимая стремлением довести задуманное до конца, Рейн продолжила: – Не лучше ли остановиться и передохнуть? – (Ник удивленно поднял брови, но промолчал.) – Все-таки не лучше ли? – переспросила она и добавила: – Мы и завтра можем поехать на Совиный ручей, если ты по-прежнему хочешь…
   – Я надеюсь добраться туда к ночи, остановка в отеле никак не входит в мои планы: там полно соседей и стенные перегородки, как правило, слишком тонкие…
   Заметив, как у Рейн по телу пробежала дрожь, Ник загадочно улыбнулся, но улыбка была далеко не добродушная.
   Сердце у нее запрыгало как ошалелое. Как повлиять на него? – спрашивала себя Рейн. Может, следует извиниться за свое недавнее поведение и вкусить немного от пирога покорности?..
   – Ник, я…
   Она остановилась, поскольку вернулась официантка с салатом для нее и мясным рагу для него. Быстро поставив поднос на стол, девушка поспешила к другому столику.
   Ник недоуменно вскинул бровь:
   – Ты что-то хотела сказать?
   Теперь она понимала, что необходимо взвешивать каждое слово, поэтому произнесла с большой осторожностью, запинаясь:
   – Ты как-то заметил: не стоит усугублять положение вещей, и я… я поняла, что ты прав.
   Ответом было циничное молчание.
   – Я знаю, – продолжала Рейн, – что была… была непокладиста. Извини…