В Африке, лежа на узкой раскладушке под сеткой от москитов, она мечтала о том, как вернется домой и как сильные руки Марка обнимут ее в темноте ночи.
Ей даже в голову не приходило, что может быть иначе.
«Боже мой, – думала она, – что еще я считала само собой разумеющимся?»
Если бы она не вернулась раньше срока, сколько бы прошло времени, прежде чем она поняла, что что-то изменилось? Признался бы Марк в конце концов в своей измене? Или предпочел бы, чтобы их общие друзья и коллеги по работе начали делать многозначительные намеки? Нет, это было бы еще невыносимее.
Сейчас ей надо привыкать к тому, что она снова осталась одна. К тому, что надо снять другую квартиру и переехать. А до этого найти кого-нибудь, у кого можно было бы пожить. И пережить еще одну травму – разделить книги и диски, которые они покупали с Марком.
Но она не станет спешить. Теперь, оставшись одна, она сможет выбирать. Намекал же ей Клайв, что в парижском бюро его газеты может в скором времени открыться вакансия. Может, ей стоит об этом подумать?
И главное: она не будет слишком активно искать замену Марку и завязывать новые отношения. С этого дня, решила она, внутренне содрогнувшись, с мужчинами покончено надолго.
Всякий раз, как открывалась входная дверь, ее взгляд непроизвольно высматривал человека в камуфляжной куртке в сопровождении большой черной собаки.
Что это с ней? Навязчивая идея? И что она будет делать, если он и правда войдет? Встанет и бросится бежать?
Однако когда наступило время закрытия бара, а он так и не появился, она вздохнула с облегчением.
Допивая вино, она наблюдала за миссис Барнс, прибиравшей бар.
– Вот и все. – Хозяйка накрыла полотенцем насос, которым качала пиво, и с удовлетворением оглядела помещение. – На сегодня хватит. Сделать вам, моя дорогая, горячее питье, которое вы возьмете к себе наверх, чтобы выпить перед сном?
– Нет, спасибо. – Лиз улыбнулась. – Миссис Барнс, я хотела спросить… Я видела сегодня большую черную собаку по кличке Рубен. Вы, случайно, не знаете… э… как зовут ее хозяина?
– Ах, Рубен! – Лицо миссис Барнс приняло умилительное выражение. – Это собака мистера Голайтли. До чего замечательный пес! Обожает детей.
«Вареными или жареными?» – чуть было не вырвалось у Лиз.
– Как вы сказали… Голайтли?
Миссис Барнс кивнула:
– Да. Мистер Герберт Голайтли. Он живет в доме на самом краю деревни. На мой взгляд, далековато, но ему, похоже, это нравится.
«Не сомневаюсь», – подумала Лиз, и в ее груди неожиданно затеплился нервный огонек ликования.
Значит, Герберт Голайтли. Теперь понятно, почему этот огромный мачо предпочел назваться Джоном Смитом.
Осторожно подбирая слова, она спросила:
– Вы хотите сказать, что он немного… странный?
– Я скорее сказала бы, что самую капельку эксцентричный. С тех пор, как умерла его бедняжка жена. Но нельзя же его винить за это, правда?
Лиз поднялась к себе в номер. Значит, мистер Голайтли-Смит – вдовец. Это, конечно, очень печально, но еще не причина обвинять ее, Лиз, в диких поступках.
Они оба пережили тяжелую личную потерю. Но он по крайней мере мог горевать открыто, и люди уважали его горе.
В ее случае сочувствие примет совсем иные формы. Все хором будут заявлять, что Марк – негодяй, и по очереди подходить к ней и перечислять причины, по которым они никогда не любили Марка и не доверяли ему.
У нее в этом уже был опыт. Она и сама не раз говорила плачущим подругам: «Без него тебе будет лучше».
Сейчас это ее не утешало.
Слезы благодарности подступили к ее глазам, когда она легла в постель и обнаружила под одеялом горячую грелку. Но заснуть сразу ей не удалось. Она еще долго лежала и прислушивалась, как старая гостиница, готовясь ко сну, потрескивает и постанывает.
Если было что-нибудь хуже, чем очутиться одной в постели, предназначенной для влюбленных, то ей еще предстоит узнать, что это такое. Она думала, что будет долго рыдать и наконец уснет, но оказалось, что странным образом не испытывает никаких эмоций.
Лиз казалась себе микроскопической точкой в бесконечной вселенной пустоты, и, как далеко она ни протягивала бы руку, везде будет только пустое пространство.
Но именно пространство было необходимо ей в данную минуту, думала она, ворочаясь с боку на бок и зарываясь лицом в подушку. Пространство и время, чтобы снова обрести себя и научиться жить без Марка.
Засыпая, она решила, что лучше всего уехать в Париж. Ее сон был беспокойным – она то блуждала по огромным пустыням, то плыла по бескрайним морям, которых не было ни на одной карте мира. При этом она горько плакала, и некому было ее утешить.
И она не могла убежать от высокого человека с холодными серыми глазами и его черной собаки, которые все время были где-то поблизости.
На рассвете она внезапно проснулась и села в постели. К влажному лбу прилипли волосы. С минуту она невидящим взглядом смотрела в угол комнаты, словно этот человек стоял там в тени, наблюдая за ней, а собака лежала у его ног.
В углу, конечно же, никого не было, но ощущение, что он там, было пугающе реальным.
– Черт бы тебя побрал, – срывающимся шепотом сказала она в темноту. – Да отвяжись ты от меня!
За ночь ветер стих, и лучи бледного солнца неохотно пробились сквозь облака. Лиз спустилась в столовую к завтраку.
– День будет прекрасным. – Таков был оптимистичный прогноз миссис Барнс, поставившей перед Лиз корзинку с горячими тостами. – Что вы собираетесь сегодня делать, моя дорогая?
– Думаю просто пошататься по окрестностям. Повспоминать о прошлом. – Хозяйка вопросительно посмотрела на Лиз. – Когда я была ребенком, я часто приезжала сюда со своими родителями. Нам разрешали оставлять машину в сарае у одного фермера на том конце улицы.
– Наверное, у старого мистера Марстона. Он несколько лет назад скончался, и теперь фермой заправляет его сын. Но у него, как и прежде, оставляют машины начиная с Пасхи. Только теперь это настоящая стоянка с твердым покрытием, туалетами и небольшим магазинчиком.
– Надо же, – улыбнулась Лиз, – какие изыски. В наши дни там был всего один кран.
– Мы не разрешаем портить это место. Совет нашего прихода следит за тем, чтобы пляж оставался прежним. Никаких палаток с гамбургерами или громкой музыки. Мистер Голайтли очень нам в этом помогает.
– Могу себе представить.
Все, что ему надо делать, так это прибегнуть к своему холодному взгляду, и ни один предприниматель носа сюда больше не сунет.
Лиз провела удивительно приятный день, объезжая знакомые с детства места. Все было как тогда, только стало как-то меньше в размерах.
Она заехала в паб, выходивший окнами на море, и съела тарелку густого домашнего супа и несколько бутербродов с ветчиной, а потом поехала в ближайший город и провела там остаток дня, шатаясь по открытому рынку и антикварным магазинам.
Несколько раз она инстинктивно брала в руки какой-нибудь предмет – пресс-папье или статуэтку, – говоря себе: «Марку это понравится…»
«Мне придется изменить свой образ мыслей. – К такому выводу Лиз пришла на обратной дороге в деревню. – Забыть навсегда, что я когда-то была половинкой пары, и вспомнить о временах, когда я была счастлива. Когда меня звали Бет».
Совершенно неожиданно ей пришла в голову мысль: почему бы ей снова не стать Бет? Разве для этого нужны какие-то причины? Это может оказаться правильным шагом, особенно потому, что Марк никогда ее так не называл. Она станет новым человеком в новой жизни.
В своей профессии ей придется остаться Лиз Арнолд, но это она переживет – так думала Лиз, подъехав к стоянке и паркуя машину.
Она вышла из машины, направляясь к гостинице, и вдруг увидела прямо перед дверью ту самую черную собаку. Она сидела неподвижно, словно изваяние.
Собака как будто охраняла вход в гостиницу.
Лиз остановилась и замерла.
– Черт! – пробормотала она.
Пес встал, отряхнулся и побежал прямо к ней. В маленьком дворике гостиницы он казался еще больше, чем на пляже. Не иначе он помесь лабрадора с бегемотом, подумала Лиз, прикусив губу.
– Пошел вон! – Лиз стала поспешно отступать назад. – Сейчас же уходи! Убирайся!
Но Рубен все приближался, слегка помахивая пушистым хвостом. В нескольких шагах от нее от остановился и оскалился, показав ряд резцов, сделавших бы честь саблезубому тигру.
Лиз нашарила за спиной ручку дверцы своей машины, но вспомнила, что только что заперла ее.
Не спуская глаз с собаки, она стала рыться в сумочке в поисках ключей.
– Давай иди прочь от меня!
Но в планы Рубена это не входило. Он снова двинулся к ней, все так же оскалив пасть. Лиз прижалась спиной к машине, забыв о ключах.
Говорят, что собаки чувствуют, когда человек испытывает страх, и поэтому на него нападают. Рубену, видимо, выпал счастливый день, потому что Лиз была в ужасе.
Но тут она увидела, как из гостиницы выходит высокий человек в камуфляжной куртке.
– Помогите! – завопила она. – Уберите от меня свою собаку! Она хочет меня укусить!
Мистер Голайтли-Смит сделал несколько шагов и встал, уперев руки в бока.
– Что вы, черт возьми, разорались? Он вас не тронет.
– Об этом мне лучше судить. – Лиз тяжело дышала, словно только что пробежала марафонскую дистанцию. – Ваш чертов пес оскалил свою пасть. Его надо держать на поводке… надевать намордник…
– Если кого и надо держать на поводке, так это вас, леди, – резко бросил мистер Голайтли-Смит.
Он свистнул, и собака, послушно подбежав к нему, села рядом, высунув язык. Потом посмотрела на Лиз и снова оскалилась.
– Вот видите… Он опять это делает.
– Он вам улыбается!
– Улыбается?
– Одному Богу известно почему. Это его излюбленный фокус, но он его показывает только тем, кто ему нравится. Правда, иногда оказывается, что у него плохой вкус, – вздохнул он, любовно погладив мохнатую голову Рубена. – Пошли, старина. Леди боится животных.
– Ничего подобного.
Лиз вдруг почувствовала себя ужасно глупо. Ведь она бывала в самых диких и горячих точках по всему миру. Ей приходилось жить в палатке в джунглях, в укрытиях в зонах боевых действий, а здесь – здесь она средь бела дня испугалась улыбающейся собаки! Невероятно!
– Я люблю собак. Но не таких огромных и тех, кто умеет себя вести.
– Одним словом, комнатных собачек, – презрительно буркнул мистер Голайтли-Смит.
– И что это должно означать? – вспыхнула Лиз. – Нет, можете не отвечать. Я предпочитаю не знать. А теперь, если вы будете столь любезны и придержите своего пса, я, с вашего позволения, войду в дом.
– Минуточку. Нам сначала надо уладить небольшую финансовую проблему. Я за этим сюда и пришел.
– О! – Лиз в нерешительности остановилась.
Кроме камуфляжной куртки, на нем были здорово поношенные джинсы и башмаки на толстой подошве, которые знали лучшие времена, только это было очень давно. По всем приметам он явно не принадлежит к богатым.
Лиз натянуто улыбнулась:
– Послушайте, давайте забудем об этом, ладно? Какая-то местная фирма взялась починить рукав моего плаща, а помощник миссис Барнс просто сотворил чудо с моими сапогами. – Она выставила ногу. – Видите, как новенькие.
– Мне ваша благотворительность не нужна. Я знаю, сколько стоит такой плащ, как ваш. – Он достал из внутреннего кармана куртки конверт и бросил его Лиз. – Ловите.
Не ожидая такого поворота, она невольно поймала конверт, но, когда увидела, сколько в нем денег, обомлела.
Она не возьмет у него эти деньги.
– В этом нет необходимости… – начала она.
– А я думаю, что есть. Теперь мы в расчете, и больше нам незачем встречаться. Так что на этом и закончим.
– С удовольствием. – Его тон задел ее. – Но совсем не обязательно платить наличными. С таким же успехом это мог бы быть чек. Впрочем, – с деланной улыбкой проговорила она, – я понимаю, почему вы хотели остаться инкогнито. Но вам это не удалось. Никакой вы не Смит. Мне известна ваша настоящая фамилия.
Говоря все это, она не знала, какой, собственно, ожидала реакции. Может, она надеялась, что он покраснеет и начнет переминаться с ноги на ногу и что-нибудь пробормочет в ответ? Во всяком случае, он должен был хотя бы смутиться.
Но ничего подобного не произошло. Его лицо сначала выразило недоумение. Потом он начал закипать от ярости точно так же, как это было при их первой встрече. Та же враждебность, и то же презрение.
Если бы у нее не было за спиной машины, к которой она уже и так прижалась, она бы отступила подальше от линии огня, потому что вдруг почувствовала себя в опасности. Но ни в коем случае нельзя было дать ему это понять. Она улыбнулась с небрежным видом:
– Да ладно вам. Что в этом такого?
Он ответил слишком тихо и слишком ровным голосом:
– Как вы узнали мое имя?
– Это было не так уж трудно, – пожала она плечами. – Деревня-то небольшая. Здесь все друг друга знают. – «Может, выразить ему соболезнование по поводу смерти его жены?» – подумала она, но решила воздержаться – кто его знает, как он к этому отнесется.
– Да, верно.
Тон его голоса привел ее в замешательство. У нее даже мурашки побежали по коже.
Этот человек не был безвредным чудаком, а силой, с которой следовало считаться, причем опасной силой. Интересно, мелькнула у нее в голове шальная мысль, от чего умерла его жена?
– Каким бы способом вы ни получили эту информацию, – все так же тихо продолжил он, – предлагаю держать ее при себе, или вы пожалеете. Я ясно выразился?
– Да, ясно, – удивленная его реакцией, ответила она.
– Вот и хорошо.
Он бросил на нее обжигающий взгляд; сделал знак собаке и ушел тем широким легким шагом, который она отметила еще на берегу. Пес тенью следовал за ним. Через минуту они скрылись за воротами, которые вели на улицу.
Лиз вдруг обнаружила, что все это время почти не дышала, и с облегчением перевела дух. Ей просто не верилось, что эта странная сцена произошла на самом деле.
Людей следует предупреждать, что здесь живет этот псих. Но если переименовать гостиницу, назвав ее «Рай для психов», сюда вообще никто не будет приезжать.
Когда она наконец собралась с силами и ее стали слушаться ноги, она вошла в дом и поднялась в свой номер.
Прекрасный день был испорчен напрочь. Все ее усилия, затраченные на то, чтобы вернуть себе хотя бы чувство равновесия, теперь показались ей напрасными.
– Черт бы его побрал, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
Сняв жакет и сапоги, она легла на кровать и уставилась в потолок.
Мысль о том, что мистер Голайтли-Смит убил свою жену, она отмела сразу. Его уже давно разоблачили бы и засадили за решетку. В реальной жизни главным подозреваемым, как правило, был ближайший родственник, а не дворецкий.
Однако существовала возможность, что он имеет косвенное отношение к смерти своей жены. Может быть, он довел ее до смерти, подумала Лиз, вздрогнув при воспоминании о ледяном взгляде его серых глаз. Возможно, бедная женщина утопилась именно на том берегу, где гуляла она, и этим объясняется его странное поведение.
– Больная совесть, – вслух произнесла она и тут же зажала рот ладонью.
О чем она думает… что говорит? У мистера Голайтли-Смита были серьезные проблемы с общением, а по сравнению с его псом собака Баскервилей была просто маленьким пуделем. Вот и все. Ничего больше.
Миссис Барнс назвала его эксцентричным, но Лиз решила, что это было слишком мягко сказано. Но может быть, это результат его теперешнего одиночества и тяжелой утраты? Почему она должна критиковать его за то, что горе сделало его мрачным затворником, если она сама сбежала в этот полупустынный район Восточной Англии в поисках убежища?
«Кажется, у нас обоих есть веские причины, чтобы некоторое время избегать общения с людьми», – пришла она к выводу.
Ей следовало проявить больше понимания, а не стараться во что бы то ни стало одержать верх.
И тем не менее он так и остался для нее загадкой. Почему у человека, одетого как бродяга, карманы полны денег? Если только он не выдает себя за кого-то другого…
В течение нескольких недель она была отрезана от остального мира и не слушала новости. Может быть, в ее отсутствие было совершено какое-нибудь громкое преступление, например, ограбление? Или это отдаленное пустынное место используется для каких-либо криминальных дел? Например, для распространения наркотиков или приема незаконных иммигрантов? Или продажи оружия?..
Господи! Куда завело ее воображение!
«Наверное, мне надо перестать писать репортажи, – подумала она, – и перейти на детективы».
Стук в дверь заставил ее подскочить. Она приподнялась на локте с бьющимся сердцем. Вдруг все, о чем она думала, вовсе не было фантазией, и он решил, что надо заставить ее замолчать?
– Кто там? – прохрипела она.
– Это я, дорогая. – Миссис Барнс просунула голову в дверь. – Я хотела спросить, будете ли вы сегодня ужинать.
Миссис Барнс ласково улыбалась, а Лиз в изнеможении упала на подушки и засмеялась.
– Приятно видеть, что вы веселы. Когда вы приехали сюда, у вас был такой измученный вид. Я так и сказала своему Джиму. Так в половине восьмого? Я готовлю жареную утку.
Оставшись одна, Лиз хохотала до тех пор, пока у нее не закололо в боку.
Она с удивлением отметила, что впервые после возвращения домой эмоциональное отупение, охватившее ее утром в квартире Марка, понемногу отступает. Она снова ожила. Стала прежней Лиз Арнолд, которая может опять всем интересоваться и быть веселой.
Неужели процесс выздоровления уже начался?
«Очевидно, за это я должна благодарить мистера Голайтли-Смита, – подумала она, – но до полного выздоровления еще далеко».
Она взяла с ночного столика конверт с деньгами и решила отослать их обратно по почте, когда вернется в Лондон, и он не сможет ее отыскать.
Спустив ноги с кровати, она уставилась в зеркало, висевшее на стене. Она уже много недель не смотрелась в него – и что же она увидела?
Неудивительно, что мистер Голайтли-Смит принял ее за невменяемую, которая собирается покончить с жизнью. Она выглядела ужасно. Просто чучело какое-то.
Похудела она, когда была в Африке. Обтянутые кожей скулы выпирали, а под карими глазами залегли лиловатые тени. У уголков когда-то красивого рта обозначились тонкие морщинки.
Волосы тоже были в ужасном состоянии: они висели как пакля. Ничего похожего на ее обычную аккуратную короткую стрижку.
Лиз дотронулась до лица и вздрогнула. Да, ей просто необходимо заняться собой.
Когда она снова приступит к работе, она должна выглядеть, как следует победителю!
И когда она встретится с Марком – а этого не избежать, – пусть помучается, подумала она, гордо вздернув, подбородок.
У нее сейчас есть время проверить, насколько глубока ее боль. Она представила себе Марка – голубые глаза, шапка светлых волос, ленивая улыбка.
Но впервые его лицо виделось ей каким-то расплывчатым, словно нереальным.
А вместо Марка, загораживая его, отчетливо проступала высокая фигура в камуфляжной куртке и джинсах, серые, как море, глаза, светившиеся холодным огнем, и презрительная улыбка.
В ужасе она смотрела на свое отражение в зеркале – внезапно порозовевшие щеки, полуоткрытый рот… Она резко отвернулась. Сердце трепетало в груди.
«Что ты себе вообразила? Это же просто смешно!» – рассердилась Лиз на себя и решила, что больше думать о нем не будет.
Глава 3
Ей даже в голову не приходило, что может быть иначе.
«Боже мой, – думала она, – что еще я считала само собой разумеющимся?»
Если бы она не вернулась раньше срока, сколько бы прошло времени, прежде чем она поняла, что что-то изменилось? Признался бы Марк в конце концов в своей измене? Или предпочел бы, чтобы их общие друзья и коллеги по работе начали делать многозначительные намеки? Нет, это было бы еще невыносимее.
Сейчас ей надо привыкать к тому, что она снова осталась одна. К тому, что надо снять другую квартиру и переехать. А до этого найти кого-нибудь, у кого можно было бы пожить. И пережить еще одну травму – разделить книги и диски, которые они покупали с Марком.
Но она не станет спешить. Теперь, оставшись одна, она сможет выбирать. Намекал же ей Клайв, что в парижском бюро его газеты может в скором времени открыться вакансия. Может, ей стоит об этом подумать?
И главное: она не будет слишком активно искать замену Марку и завязывать новые отношения. С этого дня, решила она, внутренне содрогнувшись, с мужчинами покончено надолго.
Всякий раз, как открывалась входная дверь, ее взгляд непроизвольно высматривал человека в камуфляжной куртке в сопровождении большой черной собаки.
Что это с ней? Навязчивая идея? И что она будет делать, если он и правда войдет? Встанет и бросится бежать?
Однако когда наступило время закрытия бара, а он так и не появился, она вздохнула с облегчением.
Допивая вино, она наблюдала за миссис Барнс, прибиравшей бар.
– Вот и все. – Хозяйка накрыла полотенцем насос, которым качала пиво, и с удовлетворением оглядела помещение. – На сегодня хватит. Сделать вам, моя дорогая, горячее питье, которое вы возьмете к себе наверх, чтобы выпить перед сном?
– Нет, спасибо. – Лиз улыбнулась. – Миссис Барнс, я хотела спросить… Я видела сегодня большую черную собаку по кличке Рубен. Вы, случайно, не знаете… э… как зовут ее хозяина?
– Ах, Рубен! – Лицо миссис Барнс приняло умилительное выражение. – Это собака мистера Голайтли. До чего замечательный пес! Обожает детей.
«Вареными или жареными?» – чуть было не вырвалось у Лиз.
– Как вы сказали… Голайтли?
Миссис Барнс кивнула:
– Да. Мистер Герберт Голайтли. Он живет в доме на самом краю деревни. На мой взгляд, далековато, но ему, похоже, это нравится.
«Не сомневаюсь», – подумала Лиз, и в ее груди неожиданно затеплился нервный огонек ликования.
Значит, Герберт Голайтли. Теперь понятно, почему этот огромный мачо предпочел назваться Джоном Смитом.
Осторожно подбирая слова, она спросила:
– Вы хотите сказать, что он немного… странный?
– Я скорее сказала бы, что самую капельку эксцентричный. С тех пор, как умерла его бедняжка жена. Но нельзя же его винить за это, правда?
Лиз поднялась к себе в номер. Значит, мистер Голайтли-Смит – вдовец. Это, конечно, очень печально, но еще не причина обвинять ее, Лиз, в диких поступках.
Они оба пережили тяжелую личную потерю. Но он по крайней мере мог горевать открыто, и люди уважали его горе.
В ее случае сочувствие примет совсем иные формы. Все хором будут заявлять, что Марк – негодяй, и по очереди подходить к ней и перечислять причины, по которым они никогда не любили Марка и не доверяли ему.
У нее в этом уже был опыт. Она и сама не раз говорила плачущим подругам: «Без него тебе будет лучше».
Сейчас это ее не утешало.
Слезы благодарности подступили к ее глазам, когда она легла в постель и обнаружила под одеялом горячую грелку. Но заснуть сразу ей не удалось. Она еще долго лежала и прислушивалась, как старая гостиница, готовясь ко сну, потрескивает и постанывает.
Если было что-нибудь хуже, чем очутиться одной в постели, предназначенной для влюбленных, то ей еще предстоит узнать, что это такое. Она думала, что будет долго рыдать и наконец уснет, но оказалось, что странным образом не испытывает никаких эмоций.
Лиз казалась себе микроскопической точкой в бесконечной вселенной пустоты, и, как далеко она ни протягивала бы руку, везде будет только пустое пространство.
Но именно пространство было необходимо ей в данную минуту, думала она, ворочаясь с боку на бок и зарываясь лицом в подушку. Пространство и время, чтобы снова обрести себя и научиться жить без Марка.
Засыпая, она решила, что лучше всего уехать в Париж. Ее сон был беспокойным – она то блуждала по огромным пустыням, то плыла по бескрайним морям, которых не было ни на одной карте мира. При этом она горько плакала, и некому было ее утешить.
И она не могла убежать от высокого человека с холодными серыми глазами и его черной собаки, которые все время были где-то поблизости.
На рассвете она внезапно проснулась и села в постели. К влажному лбу прилипли волосы. С минуту она невидящим взглядом смотрела в угол комнаты, словно этот человек стоял там в тени, наблюдая за ней, а собака лежала у его ног.
В углу, конечно же, никого не было, но ощущение, что он там, было пугающе реальным.
– Черт бы тебя побрал, – срывающимся шепотом сказала она в темноту. – Да отвяжись ты от меня!
За ночь ветер стих, и лучи бледного солнца неохотно пробились сквозь облака. Лиз спустилась в столовую к завтраку.
– День будет прекрасным. – Таков был оптимистичный прогноз миссис Барнс, поставившей перед Лиз корзинку с горячими тостами. – Что вы собираетесь сегодня делать, моя дорогая?
– Думаю просто пошататься по окрестностям. Повспоминать о прошлом. – Хозяйка вопросительно посмотрела на Лиз. – Когда я была ребенком, я часто приезжала сюда со своими родителями. Нам разрешали оставлять машину в сарае у одного фермера на том конце улицы.
– Наверное, у старого мистера Марстона. Он несколько лет назад скончался, и теперь фермой заправляет его сын. Но у него, как и прежде, оставляют машины начиная с Пасхи. Только теперь это настоящая стоянка с твердым покрытием, туалетами и небольшим магазинчиком.
– Надо же, – улыбнулась Лиз, – какие изыски. В наши дни там был всего один кран.
– Мы не разрешаем портить это место. Совет нашего прихода следит за тем, чтобы пляж оставался прежним. Никаких палаток с гамбургерами или громкой музыки. Мистер Голайтли очень нам в этом помогает.
– Могу себе представить.
Все, что ему надо делать, так это прибегнуть к своему холодному взгляду, и ни один предприниматель носа сюда больше не сунет.
Лиз провела удивительно приятный день, объезжая знакомые с детства места. Все было как тогда, только стало как-то меньше в размерах.
Она заехала в паб, выходивший окнами на море, и съела тарелку густого домашнего супа и несколько бутербродов с ветчиной, а потом поехала в ближайший город и провела там остаток дня, шатаясь по открытому рынку и антикварным магазинам.
Несколько раз она инстинктивно брала в руки какой-нибудь предмет – пресс-папье или статуэтку, – говоря себе: «Марку это понравится…»
«Мне придется изменить свой образ мыслей. – К такому выводу Лиз пришла на обратной дороге в деревню. – Забыть навсегда, что я когда-то была половинкой пары, и вспомнить о временах, когда я была счастлива. Когда меня звали Бет».
Совершенно неожиданно ей пришла в голову мысль: почему бы ей снова не стать Бет? Разве для этого нужны какие-то причины? Это может оказаться правильным шагом, особенно потому, что Марк никогда ее так не называл. Она станет новым человеком в новой жизни.
В своей профессии ей придется остаться Лиз Арнолд, но это она переживет – так думала Лиз, подъехав к стоянке и паркуя машину.
Она вышла из машины, направляясь к гостинице, и вдруг увидела прямо перед дверью ту самую черную собаку. Она сидела неподвижно, словно изваяние.
Собака как будто охраняла вход в гостиницу.
Лиз остановилась и замерла.
– Черт! – пробормотала она.
Пес встал, отряхнулся и побежал прямо к ней. В маленьком дворике гостиницы он казался еще больше, чем на пляже. Не иначе он помесь лабрадора с бегемотом, подумала Лиз, прикусив губу.
– Пошел вон! – Лиз стала поспешно отступать назад. – Сейчас же уходи! Убирайся!
Но Рубен все приближался, слегка помахивая пушистым хвостом. В нескольких шагах от нее от остановился и оскалился, показав ряд резцов, сделавших бы честь саблезубому тигру.
Лиз нашарила за спиной ручку дверцы своей машины, но вспомнила, что только что заперла ее.
Не спуская глаз с собаки, она стала рыться в сумочке в поисках ключей.
– Давай иди прочь от меня!
Но в планы Рубена это не входило. Он снова двинулся к ней, все так же оскалив пасть. Лиз прижалась спиной к машине, забыв о ключах.
Говорят, что собаки чувствуют, когда человек испытывает страх, и поэтому на него нападают. Рубену, видимо, выпал счастливый день, потому что Лиз была в ужасе.
Но тут она увидела, как из гостиницы выходит высокий человек в камуфляжной куртке.
– Помогите! – завопила она. – Уберите от меня свою собаку! Она хочет меня укусить!
Мистер Голайтли-Смит сделал несколько шагов и встал, уперев руки в бока.
– Что вы, черт возьми, разорались? Он вас не тронет.
– Об этом мне лучше судить. – Лиз тяжело дышала, словно только что пробежала марафонскую дистанцию. – Ваш чертов пес оскалил свою пасть. Его надо держать на поводке… надевать намордник…
– Если кого и надо держать на поводке, так это вас, леди, – резко бросил мистер Голайтли-Смит.
Он свистнул, и собака, послушно подбежав к нему, села рядом, высунув язык. Потом посмотрела на Лиз и снова оскалилась.
– Вот видите… Он опять это делает.
– Он вам улыбается!
– Улыбается?
– Одному Богу известно почему. Это его излюбленный фокус, но он его показывает только тем, кто ему нравится. Правда, иногда оказывается, что у него плохой вкус, – вздохнул он, любовно погладив мохнатую голову Рубена. – Пошли, старина. Леди боится животных.
– Ничего подобного.
Лиз вдруг почувствовала себя ужасно глупо. Ведь она бывала в самых диких и горячих точках по всему миру. Ей приходилось жить в палатке в джунглях, в укрытиях в зонах боевых действий, а здесь – здесь она средь бела дня испугалась улыбающейся собаки! Невероятно!
– Я люблю собак. Но не таких огромных и тех, кто умеет себя вести.
– Одним словом, комнатных собачек, – презрительно буркнул мистер Голайтли-Смит.
– И что это должно означать? – вспыхнула Лиз. – Нет, можете не отвечать. Я предпочитаю не знать. А теперь, если вы будете столь любезны и придержите своего пса, я, с вашего позволения, войду в дом.
– Минуточку. Нам сначала надо уладить небольшую финансовую проблему. Я за этим сюда и пришел.
– О! – Лиз в нерешительности остановилась.
Кроме камуфляжной куртки, на нем были здорово поношенные джинсы и башмаки на толстой подошве, которые знали лучшие времена, только это было очень давно. По всем приметам он явно не принадлежит к богатым.
Лиз натянуто улыбнулась:
– Послушайте, давайте забудем об этом, ладно? Какая-то местная фирма взялась починить рукав моего плаща, а помощник миссис Барнс просто сотворил чудо с моими сапогами. – Она выставила ногу. – Видите, как новенькие.
– Мне ваша благотворительность не нужна. Я знаю, сколько стоит такой плащ, как ваш. – Он достал из внутреннего кармана куртки конверт и бросил его Лиз. – Ловите.
Не ожидая такого поворота, она невольно поймала конверт, но, когда увидела, сколько в нем денег, обомлела.
Она не возьмет у него эти деньги.
– В этом нет необходимости… – начала она.
– А я думаю, что есть. Теперь мы в расчете, и больше нам незачем встречаться. Так что на этом и закончим.
– С удовольствием. – Его тон задел ее. – Но совсем не обязательно платить наличными. С таким же успехом это мог бы быть чек. Впрочем, – с деланной улыбкой проговорила она, – я понимаю, почему вы хотели остаться инкогнито. Но вам это не удалось. Никакой вы не Смит. Мне известна ваша настоящая фамилия.
Говоря все это, она не знала, какой, собственно, ожидала реакции. Может, она надеялась, что он покраснеет и начнет переминаться с ноги на ногу и что-нибудь пробормочет в ответ? Во всяком случае, он должен был хотя бы смутиться.
Но ничего подобного не произошло. Его лицо сначала выразило недоумение. Потом он начал закипать от ярости точно так же, как это было при их первой встрече. Та же враждебность, и то же презрение.
Если бы у нее не было за спиной машины, к которой она уже и так прижалась, она бы отступила подальше от линии огня, потому что вдруг почувствовала себя в опасности. Но ни в коем случае нельзя было дать ему это понять. Она улыбнулась с небрежным видом:
– Да ладно вам. Что в этом такого?
Он ответил слишком тихо и слишком ровным голосом:
– Как вы узнали мое имя?
– Это было не так уж трудно, – пожала она плечами. – Деревня-то небольшая. Здесь все друг друга знают. – «Может, выразить ему соболезнование по поводу смерти его жены?» – подумала она, но решила воздержаться – кто его знает, как он к этому отнесется.
– Да, верно.
Тон его голоса привел ее в замешательство. У нее даже мурашки побежали по коже.
Этот человек не был безвредным чудаком, а силой, с которой следовало считаться, причем опасной силой. Интересно, мелькнула у нее в голове шальная мысль, от чего умерла его жена?
– Каким бы способом вы ни получили эту информацию, – все так же тихо продолжил он, – предлагаю держать ее при себе, или вы пожалеете. Я ясно выразился?
– Да, ясно, – удивленная его реакцией, ответила она.
– Вот и хорошо.
Он бросил на нее обжигающий взгляд; сделал знак собаке и ушел тем широким легким шагом, который она отметила еще на берегу. Пес тенью следовал за ним. Через минуту они скрылись за воротами, которые вели на улицу.
Лиз вдруг обнаружила, что все это время почти не дышала, и с облегчением перевела дух. Ей просто не верилось, что эта странная сцена произошла на самом деле.
Людей следует предупреждать, что здесь живет этот псих. Но если переименовать гостиницу, назвав ее «Рай для психов», сюда вообще никто не будет приезжать.
Когда она наконец собралась с силами и ее стали слушаться ноги, она вошла в дом и поднялась в свой номер.
Прекрасный день был испорчен напрочь. Все ее усилия, затраченные на то, чтобы вернуть себе хотя бы чувство равновесия, теперь показались ей напрасными.
– Черт бы его побрал, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
Сняв жакет и сапоги, она легла на кровать и уставилась в потолок.
Мысль о том, что мистер Голайтли-Смит убил свою жену, она отмела сразу. Его уже давно разоблачили бы и засадили за решетку. В реальной жизни главным подозреваемым, как правило, был ближайший родственник, а не дворецкий.
Однако существовала возможность, что он имеет косвенное отношение к смерти своей жены. Может быть, он довел ее до смерти, подумала Лиз, вздрогнув при воспоминании о ледяном взгляде его серых глаз. Возможно, бедная женщина утопилась именно на том берегу, где гуляла она, и этим объясняется его странное поведение.
– Больная совесть, – вслух произнесла она и тут же зажала рот ладонью.
О чем она думает… что говорит? У мистера Голайтли-Смита были серьезные проблемы с общением, а по сравнению с его псом собака Баскервилей была просто маленьким пуделем. Вот и все. Ничего больше.
Миссис Барнс назвала его эксцентричным, но Лиз решила, что это было слишком мягко сказано. Но может быть, это результат его теперешнего одиночества и тяжелой утраты? Почему она должна критиковать его за то, что горе сделало его мрачным затворником, если она сама сбежала в этот полупустынный район Восточной Англии в поисках убежища?
«Кажется, у нас обоих есть веские причины, чтобы некоторое время избегать общения с людьми», – пришла она к выводу.
Ей следовало проявить больше понимания, а не стараться во что бы то ни стало одержать верх.
И тем не менее он так и остался для нее загадкой. Почему у человека, одетого как бродяга, карманы полны денег? Если только он не выдает себя за кого-то другого…
В течение нескольких недель она была отрезана от остального мира и не слушала новости. Может быть, в ее отсутствие было совершено какое-нибудь громкое преступление, например, ограбление? Или это отдаленное пустынное место используется для каких-либо криминальных дел? Например, для распространения наркотиков или приема незаконных иммигрантов? Или продажи оружия?..
Господи! Куда завело ее воображение!
«Наверное, мне надо перестать писать репортажи, – подумала она, – и перейти на детективы».
Стук в дверь заставил ее подскочить. Она приподнялась на локте с бьющимся сердцем. Вдруг все, о чем она думала, вовсе не было фантазией, и он решил, что надо заставить ее замолчать?
– Кто там? – прохрипела она.
– Это я, дорогая. – Миссис Барнс просунула голову в дверь. – Я хотела спросить, будете ли вы сегодня ужинать.
Миссис Барнс ласково улыбалась, а Лиз в изнеможении упала на подушки и засмеялась.
– Приятно видеть, что вы веселы. Когда вы приехали сюда, у вас был такой измученный вид. Я так и сказала своему Джиму. Так в половине восьмого? Я готовлю жареную утку.
Оставшись одна, Лиз хохотала до тех пор, пока у нее не закололо в боку.
Она с удивлением отметила, что впервые после возвращения домой эмоциональное отупение, охватившее ее утром в квартире Марка, понемногу отступает. Она снова ожила. Стала прежней Лиз Арнолд, которая может опять всем интересоваться и быть веселой.
Неужели процесс выздоровления уже начался?
«Очевидно, за это я должна благодарить мистера Голайтли-Смита, – подумала она, – но до полного выздоровления еще далеко».
Она взяла с ночного столика конверт с деньгами и решила отослать их обратно по почте, когда вернется в Лондон, и он не сможет ее отыскать.
Спустив ноги с кровати, она уставилась в зеркало, висевшее на стене. Она уже много недель не смотрелась в него – и что же она увидела?
Неудивительно, что мистер Голайтли-Смит принял ее за невменяемую, которая собирается покончить с жизнью. Она выглядела ужасно. Просто чучело какое-то.
Похудела она, когда была в Африке. Обтянутые кожей скулы выпирали, а под карими глазами залегли лиловатые тени. У уголков когда-то красивого рта обозначились тонкие морщинки.
Волосы тоже были в ужасном состоянии: они висели как пакля. Ничего похожего на ее обычную аккуратную короткую стрижку.
Лиз дотронулась до лица и вздрогнула. Да, ей просто необходимо заняться собой.
Когда она снова приступит к работе, она должна выглядеть, как следует победителю!
И когда она встретится с Марком – а этого не избежать, – пусть помучается, подумала она, гордо вздернув, подбородок.
У нее сейчас есть время проверить, насколько глубока ее боль. Она представила себе Марка – голубые глаза, шапка светлых волос, ленивая улыбка.
Но впервые его лицо виделось ей каким-то расплывчатым, словно нереальным.
А вместо Марка, загораживая его, отчетливо проступала высокая фигура в камуфляжной куртке и джинсах, серые, как море, глаза, светившиеся холодным огнем, и презрительная улыбка.
В ужасе она смотрела на свое отражение в зеркале – внезапно порозовевшие щеки, полуоткрытый рот… Она резко отвернулась. Сердце трепетало в груди.
«Что ты себе вообразила? Это же просто смешно!» – рассердилась Лиз на себя и решила, что больше думать о нем не будет.
Глава 3
Как только ее вещи привезут из химчистки, она поедет дальше. К этому решению она пришла после очередной беспокойной ночи. Но на следующее утро миссис Барнс сообщила ей неприятную новость – ее плащ еще не починили.
– Им потребуется по крайней мере еще один день, – озабоченно наморщила лоб миссис Барнс. – А потом будут суббота и воскресенье, а в эти дни они заказы не развозят. Мне так жаль, моя дорогая.
Лиз попыталась улыбнуться.
– Что ж, с этим ничего нельзя поделать, – пожала она плечами, хотя в душу ей закралась непонятная тревога.
«Ничего, я справлюсь», – пообещала она себе.
Следующие дни были довольно спокойными. Погода улучшилась: ветер стих, и потеплело. Вооружившись путеводителем по окрестностям, Лиз отправилась изучать местные достопримечательности где на машине, а где и пешком. Она побывала в замках, картинных галереях, музеях и церквах, и все это время ее голова была занята только тем, что она видела.
А от моря она старалась держаться подальше.
В один из дней она поехала в город и среди бутиков нашла салон красоты. Решив, что это чистейшее баловство, она начала с сауны и массажа с ароматическими маслами, чтобы расслабиться и возродить увядшую кожу. Потом сделала маску для лица, маникюр и педикюр. Наконец ей вымыли голову шампунем с кондиционером и подстригли.
В качестве последнего штриха она позволила визажистке, хлопотавшей вокруг нее, нанести ей на лицо легкий макияж.
После всех этих процедур Лиз посмотрела на себя в зеркало. Ничем не примечательная особа превратилась в незнакомку с мечтательным взглядом оттененных зеленым и серебристым глаз, мерцающими скулами и капризным розовым ртом.
«Это лицо принадлежит Бет, – подумала она, отворачиваясь от зеркала, и улыбнулась визажистке в знак того, что оценила ее труды. – Интересно, а Марк выбирает платья для своей новой девушки?»
Лиз невидящим взором смотрела на витрину соседнего с салоном бутика. И похожи ли они на те, что он выбирал для нее?
Уже в сотый раз она попыталась представить себе девушку, занявшую ее место, и не смогла.
Ей трудно было судить о ней, ведь она слышала лишь ее голос на автоответчике. Она даже не знала ее имени. Была ли эта незнакомка выше, полнее, красивее, чем она? Может быть, она лучше умела готовить? А Марк? Начал ли он уже представлять ее друзьям как свою новую девушку?
И какой она была в постели – страстной или сдержанной, изобретательной или пассивной? Последний вопрос был особенно невыносим.
Лиз автоматически толкнула дверь бутика и вошла, но не потому, что хотела что-то купить, а для того, чтобы отвлечься и перестать думать о новой девушке Марка.
Спустя полчаса, испытывая легкое головокружение, Лиз вышла из бутика с сумкой, в которой лежала шелковая блузка цвета лаванды и шелковая черная юбка в нежно-сиреневых, бледно-голубых и розовых цветочках.
Никогда в жизни у нее не было таких вещей. Романтичные, подчеркивающие фигуру, они совершенно не подходили к ее повседневной жизни и вообще были не в ее стиле. И конечно же, были бесполезны для работы в горячих точках, где шла война.
Даже когда она выписывала чек, она не верила, что платит такие сумасшедшие деньги за вещи, которые никогда не будет носить.
«Это же совершенно не мой стиль», – думала она в отчаянии.
– Это для какого-нибудь торжества? – осведомилась продавщица, любовно заворачивая вещи в тонкую бумагу и опуская их в пластиковую сумку.
– Возможно… – Лиз улыбнулась девушке и вышла на улицу.
И салон красоты, и покупка очень дорогой одежды были чистой воды безумием, но, возможно, после этого она перестанет мучить себя вопросами, на которые у нее нет ответов. Они с Марком разошлись, так что не важно, похожа ли его новая девушка на Венеру или на Кейт Мосс.
Вернувшись в гостиницу, она засунула сумку с покупками в самую глубину шкафа, где и должна храниться дорогая игрушка. Вечером она спустилась в бар и заказала кампари и содовую в ожидании ростбифа и йоркширского пудинга, обещанного миссис Барнс на ужин.
Незнакомый мужской голос вывел ее из задумчивости:
– Привет, Лиз. Давно тебя не видел.
Стоявший перед ней мужчина был среднего роста, с редеющими светлыми волосами и заискивающей улыбкой.
– Дункан Уайт. Ты меня не помнишь?
Она помнила его даже слишком хорошо. Когда она только пришла в газету, он был помощником редактора. Мало кто любил его, потому что он обожал приложить руку к любому материалу, который попадал ему на стол, вычеркивая или меняя важные факты в процессе правки. Спустя несколько месяцев он ушел из газеты, и все вздохнули с облегчением.
– Дункан. – Лиз натянуто улыбнулась. – Что ты здесь делаешь?
– Я собирался спросить тебя о том же. – Хотя она его не приглашала, он поставил свою кружку пива на ее стол и придвинул стул. – Наверно, идешь по следу какой-нибудь сенсации, а? Коли так, мне это не нравится. Я в каком-то смысле считаю себя глазами и ушами здешних мест.
Лиз вспомнила разговор о том, что Уайт уволился из газеты, чтобы открыть собственное агентство где-нибудь в захолустье. Надо же, чтобы этим захолустьем было именно побережье! Вот не повезло, подумала она.
– Расслабься. Я здесь на отдыхе.
– Ах так! Значит, отдыхаешь после тяжелого труда в Африке? – Уайт не спускал с нее светлых глаз. – Я следил за твоими приключениями. Некоторые твои репортажи были вполне приличными.
Этот покровительственный тон взбесил Лиз, и она холодно процедила:
– Благодарю.
– Здесь не так-то много случается такого, что затронуло бы сердца и кошельки нации. Я пишу передовицы для независимой газеты, хотя чаще приходится писать о золотых свадьбах и тому подобном. Но на жизнь хватает, а кроме того, мне не приходится участвовать в крысиных бегах.
«То-то ты ушел от одной из самых престижных крыс», – не без ехидства подумала Лиз.
– Это приятный паб, – продолжал он, оглядываясь. – Приличный эль, и говорят, что еда отменная.
– Им потребуется по крайней мере еще один день, – озабоченно наморщила лоб миссис Барнс. – А потом будут суббота и воскресенье, а в эти дни они заказы не развозят. Мне так жаль, моя дорогая.
Лиз попыталась улыбнуться.
– Что ж, с этим ничего нельзя поделать, – пожала она плечами, хотя в душу ей закралась непонятная тревога.
«Ничего, я справлюсь», – пообещала она себе.
Следующие дни были довольно спокойными. Погода улучшилась: ветер стих, и потеплело. Вооружившись путеводителем по окрестностям, Лиз отправилась изучать местные достопримечательности где на машине, а где и пешком. Она побывала в замках, картинных галереях, музеях и церквах, и все это время ее голова была занята только тем, что она видела.
А от моря она старалась держаться подальше.
В один из дней она поехала в город и среди бутиков нашла салон красоты. Решив, что это чистейшее баловство, она начала с сауны и массажа с ароматическими маслами, чтобы расслабиться и возродить увядшую кожу. Потом сделала маску для лица, маникюр и педикюр. Наконец ей вымыли голову шампунем с кондиционером и подстригли.
В качестве последнего штриха она позволила визажистке, хлопотавшей вокруг нее, нанести ей на лицо легкий макияж.
После всех этих процедур Лиз посмотрела на себя в зеркало. Ничем не примечательная особа превратилась в незнакомку с мечтательным взглядом оттененных зеленым и серебристым глаз, мерцающими скулами и капризным розовым ртом.
«Это лицо принадлежит Бет, – подумала она, отворачиваясь от зеркала, и улыбнулась визажистке в знак того, что оценила ее труды. – Интересно, а Марк выбирает платья для своей новой девушки?»
Лиз невидящим взором смотрела на витрину соседнего с салоном бутика. И похожи ли они на те, что он выбирал для нее?
Уже в сотый раз она попыталась представить себе девушку, занявшую ее место, и не смогла.
Ей трудно было судить о ней, ведь она слышала лишь ее голос на автоответчике. Она даже не знала ее имени. Была ли эта незнакомка выше, полнее, красивее, чем она? Может быть, она лучше умела готовить? А Марк? Начал ли он уже представлять ее друзьям как свою новую девушку?
И какой она была в постели – страстной или сдержанной, изобретательной или пассивной? Последний вопрос был особенно невыносим.
Лиз автоматически толкнула дверь бутика и вошла, но не потому, что хотела что-то купить, а для того, чтобы отвлечься и перестать думать о новой девушке Марка.
Спустя полчаса, испытывая легкое головокружение, Лиз вышла из бутика с сумкой, в которой лежала шелковая блузка цвета лаванды и шелковая черная юбка в нежно-сиреневых, бледно-голубых и розовых цветочках.
Никогда в жизни у нее не было таких вещей. Романтичные, подчеркивающие фигуру, они совершенно не подходили к ее повседневной жизни и вообще были не в ее стиле. И конечно же, были бесполезны для работы в горячих точках, где шла война.
Даже когда она выписывала чек, она не верила, что платит такие сумасшедшие деньги за вещи, которые никогда не будет носить.
«Это же совершенно не мой стиль», – думала она в отчаянии.
– Это для какого-нибудь торжества? – осведомилась продавщица, любовно заворачивая вещи в тонкую бумагу и опуская их в пластиковую сумку.
– Возможно… – Лиз улыбнулась девушке и вышла на улицу.
И салон красоты, и покупка очень дорогой одежды были чистой воды безумием, но, возможно, после этого она перестанет мучить себя вопросами, на которые у нее нет ответов. Они с Марком разошлись, так что не важно, похожа ли его новая девушка на Венеру или на Кейт Мосс.
Вернувшись в гостиницу, она засунула сумку с покупками в самую глубину шкафа, где и должна храниться дорогая игрушка. Вечером она спустилась в бар и заказала кампари и содовую в ожидании ростбифа и йоркширского пудинга, обещанного миссис Барнс на ужин.
Незнакомый мужской голос вывел ее из задумчивости:
– Привет, Лиз. Давно тебя не видел.
Стоявший перед ней мужчина был среднего роста, с редеющими светлыми волосами и заискивающей улыбкой.
– Дункан Уайт. Ты меня не помнишь?
Она помнила его даже слишком хорошо. Когда она только пришла в газету, он был помощником редактора. Мало кто любил его, потому что он обожал приложить руку к любому материалу, который попадал ему на стол, вычеркивая или меняя важные факты в процессе правки. Спустя несколько месяцев он ушел из газеты, и все вздохнули с облегчением.
– Дункан. – Лиз натянуто улыбнулась. – Что ты здесь делаешь?
– Я собирался спросить тебя о том же. – Хотя она его не приглашала, он поставил свою кружку пива на ее стол и придвинул стул. – Наверно, идешь по следу какой-нибудь сенсации, а? Коли так, мне это не нравится. Я в каком-то смысле считаю себя глазами и ушами здешних мест.
Лиз вспомнила разговор о том, что Уайт уволился из газеты, чтобы открыть собственное агентство где-нибудь в захолустье. Надо же, чтобы этим захолустьем было именно побережье! Вот не повезло, подумала она.
– Расслабься. Я здесь на отдыхе.
– Ах так! Значит, отдыхаешь после тяжелого труда в Африке? – Уайт не спускал с нее светлых глаз. – Я следил за твоими приключениями. Некоторые твои репортажи были вполне приличными.
Этот покровительственный тон взбесил Лиз, и она холодно процедила:
– Благодарю.
– Здесь не так-то много случается такого, что затронуло бы сердца и кошельки нации. Я пишу передовицы для независимой газеты, хотя чаще приходится писать о золотых свадьбах и тому подобном. Но на жизнь хватает, а кроме того, мне не приходится участвовать в крысиных бегах.
«То-то ты ушел от одной из самых престижных крыс», – не без ехидства подумала Лиз.
– Это приятный паб, – продолжал он, оглядываясь. – Приличный эль, и говорят, что еда отменная.