Вместе с тем Белая башня в зеленом обрамлении словно высказывала всем своим видом надменное равнодушие к неприглядной окружающей панораме. Любопытно, но, взглянув на нее, Найл почувствовал, как в его душе засветилась ответная искорка чистой, незамутненной радости. То же самое, он догадывался, ощущают Вайг и Сайрис. Башня почему-то казалась ему странно знакомой, словно он не раз видел ее во сне.
   Тянувшие повозку люди, переведя дух, начали спускаться к городу. Хотя дорога здесь была круче, чем путь наверх, тем не менее могла считаться довольно сносной.
   У повозки имелись тормоза, которые можно было пускать в ход, не бросая оглобель - так что ход ее успешно сдерживался. Убедившись, что Массиг движется сравнительно легко, Найл постепенно успокоился и стал более внимательно смотреть по сторонам. Все-таки здесь было на удивление красиво.
   Вдали, очевидно, шел дождь: космы мохнатых туч нависали над холмами, трава и кусты влажно поблескивали.
   На полпути вниз по склону дорога углублялась в лес и все более погружалась в тень. Да, растительность здесь совершенно не походила на скудную, чахленькую поросль пустыни. Стволы некоторых деревьев достигали трех метров в обхвате, кроны образовывали над дорогой тенистую зеленую арку.
   Иные деревья вздымались так высоко, что через путаницу ветвей и сучьев не различалось снизу и небо. Трава между стволами была ярко-зеленой, напоминая, скорее, вьющиеся водоросли задумчиво текущего ручья.
   Когда проезжали между двумя высокими травянистыми холмами, Найл изловчился отщипнуть и сжевать несколько травинок. Они оказались сладковатыми, сочными.
   Неожиданно лес кончился, и в глаза снова брызнул свет - предвечерний, и темно-серый город открылся впереди.
   Переход был таким внезапным, что казалось, все происходит во сне, то ли лес, то ли город - на самом деле ничего нет, это только воображение рисует удивительные картины. Поля по обе стороны дороги явно были ухоженными, на них трудились люди.
   Затем дорога, все такая же гладкая, как мрамор, стала виться вдоль берега реки с глубокой темной водой. Одолев полмили, они пересекли мост с железными, изъеденными ржавчиной опорами.
   Под мостом висела паутина метров тридцати в поперечнике, а в темном углу каменной кладки, изукрашенном разводами ржавчины, Найл уловил блеск черных глаз, пристально следящих за путниками.
   И вот они уже в паучьем городе. По обе стороны тянулись в ряд неимоверно высокие башни. Приходилось запрокидывать голову, чтобы различить вверху полоску синего вечернего неба.
   Многие здания наполовину уже разрушились. Сквозь зияющие проемы окон виднелись голые комнаты с давшими крен стенами. Во многих местах вровень с улицей - в основном, там, где вдоль дороги стояли проржавевшие ограждения, - начинались ступени, ведущие вниз, в невидимые снаружи помещения. Там, судя по всему, и обитали люди. Уже от одного многолюдства захватывало дух. Найлу казалось, что люди спешили одновременно во всех направлениях, как муравьи под каменистым покровом пустыни. В основном это были мужчины, все как один рослые, сильные, мускулистые. Иногда, впрочем, встречались и женщины различного возраста. Большинство из них носило одеяния, скрывающие грудь, но оставляющие открытыми руки, но некоторые были в платьях с длинными рукавами. Одна рослая, с обнаженным бюстом женщина, перешедшая улицу перед самой повозкой, так походила на Одину, что Найл изумленно посмотрел на повозку трех служительниц - та катила в доброй четверти мили впереди.
   Вечер постепенно сгущался, здания застилали свет. По мере того как на улицах темнело, людей становилось все меньше.
   Когда повозка наконец остановилась, улицы почти совсем обезлюдели.
   Возницы, положив оглобли на землю, помогли пассажирам сойти. Из темноты возникла Одина, которая положила ладонь Найлу на плечо:
   - Они покажут вам, где спать. Будете жить у колесничих.
   - Спасибо,- откликнулся Найл. Что еще он мог сказать?
   - Благодари не меня. Скажи спасибо Кролу.
   - Что еще за Крол?
   - Хозяин, которого ты спас.
   - А, тот паук...
   - Тс-с! - Одина прикрыла Найлу рот ладонью и огляделась.- Никогда не произноси этого слова. Они здесь хозяева. Если кто-нибудь из них приближается, спеши поклониться, выкажи почтение. Иначе быстро окажешься в счастливом крае...
   - Где?
   - Слишком много вопросов. Любопытство мышь сгубило.- Она повернулась к одному из возниц.- Тебя как кличут?
   - Дарол.
   - Ты теперь отвечаешь за них, Дарол. Их жизнь - твоя жизнь, понял? Мужчина почтительно склонил голову. - Распоряжения получишь утром.- Ухватив Найла за ухо, женщина дружески его потрепала (у юноши аж слезы навернулись на глаза).- Спокойной ночи, дикаренок.
   - Благодарю.
   Одина скрылась в темноте.
   Дарол был тем самым, кому Найл предложил помочь.
   Колесничий заметил, что служительница относится к пареньку вроде как с расположением, потому и сам стал держаться более приязненно.
   - Ступайте за мной, все трое. Осторожнее на ступеньках, чтоб не разбить физиономию,- сломаны, как и все тут.
   Найла взял за руку Массиг:
   - Я пособлю.
   По ступенькам спустились в какой-то темный полуподвал. Кто-то широко раскрыл дверь, немилосердно при этом скрипнувшую. В нос ударил запах паленого масла. В большом, тускло освещенном помещении, похоже, находились одни мужчины. Кто-то лежал, кто-то сидел на низких скамьях.
   Увидев Сайрис, многие вскочили, а один попытался опуститься на колено.
   - Кончайте мельтешить,- остановил их Дарол.- Это же просто дикари из пустыни.- В его голосе не было презрения, он просто объяснял, что к чему.
   - Тогда зачем они пришли? - озадаченно опросил кто-то.
   - А я почем знаю? Приказ сверху.
   Стоявшие навытяжку разошлись с явным облегчением и больше не обращали на вошедших внимания. Кто-то хлебал из чашки, кто-то штопал одежду или чинил сандалии. В комнате было жарко и пахло потом.
   Локтя Дарола коснулся Массиг:
   - Если не возражаешь, я присмотрю за ними и найду им место.- Дарол взглянул на Массига с таким же непробиваемым изумлением, как тогда, когда Найл вызвался сойти с повозки.- Это мой друг. Нам бы хотелось поговорить.
   - О чем? - еще больше удивился Дарол.
   - Найдется о чем. Как мы сюда добрались, например.
   Дарол пожал плечами:
   - Странные какие-то! Да делайте что хотите.
   Найл сразу понял, что Дарол, как, видимо, и все остальные здесь, не нажил большого ума, впрочем, и враждебности в нем тоже не было.
   Следующие полчаса Найл искал, где можно прилечь. Неся перед собой масляный светильник, Массиг провел его по темному коридору в какой-то глухой закоулок подвала. Там, оказалось, навалены сомнительного вида лежаки.
   К счастью, ножки у них, вставленные в деревянные пазы, можно было менять, так что в конце концов удалось собрать три сравнительно целых. Их перенесли в жилую часть. В другом закутке обнаружились груды древних пыльных тюфяков, набитых тряпьем. По соседству нашлась куча одеял, из которых многие отсырели и, стоило их поднять, расползались от ветхости. Найл за день так вымотался, что ему было все равно, чем укрываться.
   Сайрис зевала не переставая, и отправившись за подушками, ее уложили на лежак Массига (подушки на поверку оказались обыкновенными поленьями, обтянутыми тонким слоем кожи).
   Когда юноши возвратились, она уже спала.
   Затем Массиг отвел их на кухню. Там стоял плотный жар от большой железной печи, куда постоянно подкладывали дрова. Овощей, судя по всему, здесь было в изобилии. Стояла и большая металлическая чаша с мясом.
   Найл не терял времени: он ухватил жесткую краюху черного хлеба и налил себе чашку зеленого почему-то супа, зачерпнув его прямо из стоящего на печи котла.
   Ели в общей комнате. Вкус у пищи оказался куда приятнее, чем вид; да это, по сути, был целый букет вкусовых ощущений! Найл не удержался, сходил еще и за добавкой.
   Лежаки стояли в углу комнаты, и юноши ели, сидя на них и прислонясь спинами к стене. Верзила, отдыхавший на соседнем лежаке, дружелюбно поглядел на Найла:
   - Тощий ты какой.- И затем посулил: - Мы тебя скоро откормим.
   Эту фразу Найлу приходилось выслушивать без малого весь день. Кстати, она была не просто Шуткой, чтобы завязать разговор. Люди говорили совершенно искренне: еда у колесничих явно была предметом культа.
   Пока ели, Найл втихомолку прислушивался к журчащему вокруг неторопливому говору. Ему хотелось как следует вникнуть в мысли людей, обитающих в паучьем городе. Но вскоре это наскучило. Простенькие мысли у всех были заняты в основном одним и тем же - какими-то играми. Многие здесь увлекались выкладыванием резных деревянных палочек, другие без конца мусолили одну и ту же тему: предстоящее состязание между колесничими и сборщиками урожая - дня через два, - к которому приурочен еще и праздник с танцами.
   Порой у Найла возникало чувство, что он подключился к коллективному разуму муравьев.
   Вместе с тем несмотря на явный недостаток смекалки эти люди были, очевидно, добродушны и приветливы, и, быстро привыкнув к присутствию Найла и его близких, перестали относиться к ним как к чужакам, те будто бы влились в одно большое семейство.
   За едой Массиг поведал, как пал город Каззака. История вышла короткая.
   Через два дня после того как Найл с отцом отправились к себе, не вернулись вечером муравьиные пастухи. Не возвратился и поисковый отряд, который возглавил Хамна. А поутру, проснувшись, Массиг обнаружил, что не в силах пошевелиться. Дальше все оказалось очень просто. Пауки попали внутрь дворца, пустив впереди перепуганного насмерть пастуха. Шансов спастись не было.
   Многие погибли. Не потому, считал Массиг, что пытались как-то сопротивляться, просто твари проголодались. Не пощадили и детей. Кое-кого не увели сразу, их оставили до поры в подземном городище под присмотром надзирателей.
   Пауков, очевидно, было тьма-тьмущая, в основном, бурые бойцовые (Массиг называл их волками). Это они сопровождали пленников в долгом переходе к морю. По словам Массига, тяготы пути на деле оказались не такими суровыми, как люди ожидали. Кормили неплохо, а когда кто-нибудь выбивался из сил, пауки давали им отдых или велели другим тащить их на носилках, сделанных из ветвей деревьев. Так что по прибытии в паучий город все оказались в сравнительно добром здравии.
   Массиг рассказывал, как их торжественно провели по главной площади перед Белой башней, и матери воссоединились со своими детьми. Но ненадолго. Мужчин разделили на группы и разбили соответственно предписанным обязанностям.
   Одни стали сборщиками урожая, другие земледельцами, третьи портовиками, четвертые - как сам Массиг - колесничими. Женщин разделять не стали. Их всех забрали в центральную часть города, специально для них отведенную. Все потому, объяснил Массиг, что женщины в паучьем городе на особом счету. У пауков самка считается главнее самца, после брачной церемонии она нередко его съедает. Уклад жизни людей, где женщине зачастую отводится роль привязанной к хозяйству рабыни, глубоко противоречит инстинктам насекомых. Поэтому женщина у пауков становится хозяйкой мужчины-слуги. Поскольку в городе Каззака было наоборот, им придется привыкать к новой роли. До тех пор, пока они с ней не свыкнутся, их будут содержать отдельно от мужчин.
   - А дети как же? - спросил Найл, вспомнив о сестренках.
   - Они в детской, поближе к женщинам. Но матерям, пока не перевоспитаются, посещать их запрещено.
   Сам Массиг находился здесь вот уже около месяца. Работа у него была не из легких, но причин жаловаться тоже не было. Каждое утро колесничие обязаны являться на службу в женский квартал. В их обязанности входила перевозка надсмотрщиц - кого в поле, кого в порт, кого в другие районы города.
   Хорошо, если удавалось пристроиться в самом городе.
   Самая тяжелая - дорога в порт. Массиг подозревал, что его прислали сюда в наказание: одна из служительниц как-то услышала, что он - тут сын Каззака понизил голос до шепота - назвал хозяев пауками.
   - Ну и что с того? - простодушно удивился Найл.
   - Они считают, что это непочтительно - говорить о них как о какихнибудь насекомых.
   - А вот я встречал в порту человека, так тот называл их раскоряками,вспомнил Найл.
   - Тс-с-с! - Массиг испуганно оглянулся: никто вроде не расслышал.- Кто это мог быть, разрази меня гром?
   - У него было забавное имя... Кажется, назвался Биллом.
   - А-а, так это не наш. Он служит у жуков. Его звать Билл Доггинз.
   Массиг произнес это с чуть заметным пренебрежением. Забавно было подмечать, что юноша уже научился делить здешних обитателей на своих и чужих.
   - Билдогинз?
   - Билл Доггинз! У него почему-то два имени. Те, кто служит у жуков, говорят, что у них издавна так заведено.
   Вайг наклонился вперед и тихонько спросил:
   -Как ты считаешь, отсюда можно при случае удрать?
   Массиг даже в лице переменился:
   - Ты что! Никак. Куда? Схватят, вот и все. Да и зачем бежать-то? Живется здесь неплохо, сытно.
   - Зачем? Затем хотя бы, что мне не нравится быть рабом.
   - Рабом? Но мы не рабы.
   - Да ну? - удивился Вайг.- А кто же вы такие?
   - Слуги. Это совсем не одно и то же. Настоящие рабы живут на том берегу реки. Вот те уж действительно идиоты, все поголовно.
   - В каком смысле?
   - Говорю же: идиоты. В голове свист один. Массиг скорчил рожу: вылупленные глаза, перекошенная челюсть, оттопыренные губы.
   - А зачем им рабы, если у них есть слуги? - поинтересовался Найл.
   - Для самой черной работы. Чистить выгребные ямы, например. Они же идут и на корм. Найл и Вайг крикнули в один голос:
   - На корм?! - да так громко, что Сайрис на секунду приоткрыла глаза.
   - Да. Хозяева специально разводят их.
   -А сами-то рабы об этом знают? - ужаснулся Найл.
   Массиг пожал плечами:
   - Думаю, да. Они принимают это как должное. Умишка-то у них не больше, чем у муравьев.
   Найл мельком оглянулся на сидящих и лежащих вокруг людей, но ничего не сказал.
   - Я вот насчет слуг. Случается так, что и их съедают? - спросил Вайг.
   Массиг отчаянно тряхнул головой:
   - Ни в коем случае! Если не что-нибудь из ряда вон выходящее.
   - Что именно?
   - Ну, например, никому не разрешается с наступлением темноты выходить на улицу. Хозяева могут слопать любого, кто попадется им в ночное время.- И добавил поспешно: - Понятное дело, такого не происходит, у наших людей все же есть голова на плечах! Каким болваном надо быть, чтобы пойти прогуляться ночью?
   - И почему они запрещают людям выходить ночью?
   - Следят, наверное, чтобы мужья по ночам не бегали к женам, или чтобы матери не ходили к своим детям.
   - И ты еще говоришь, что тебе здесь нравится? - усмехнулся Вайг.
   - Я же не говорил, что мне так уж нравится, но... - пробормотал Массиг, оправдываясь.- Я просто о том, что ведь могло быть и хуже. По крайней мере, у нас теперь вон сколько солнечного света. В Дире если выберешься на свет хоть раз в месяц, так и то уже событие. А жратва здесь какая славная! Хозяевам по нраву, чтобы мы все были упитанные. И игры разрешают по субботам. Раз в год можно обращаться с просьбой сменить работу. Я вот на следующий год думаю податься в моряки. И главное, на покой уходишь в сорок лет.
   - На покой? Как это?
   - Одним словом, становится необязательно работать. Можно отправляться в великий счастливый край.
   - Куда-куда?
   Массиг открыл было рот, но тут откуда-то снаружи раздался жуткий звук, от которого просто волосы встали дыбом. Звук повторился несколько раз, словно стон какого-то небывалого огромного чудища, страдающего от боли.
   - Это еще что? - изумился Вайг.
   - Пора гасить свет. Спать здесь укладывают рано, вставать-то приходится спозаранку.
   В комнате начали гасить светильники, заскрипели лежаки. Гореть остался лишь один светильник. Все разговоры смолкли.
   - Что такое великий счастливый край? - спросил шепотом Найл у Массига.
   -Тс-с-с,- отозвался тот, тоже шепотом.- Разговаривать, когда гаснет свет, тоже запрещается.
   - Как так?
   - Утром расскажу. Спокойной ночи. Повернувшись к Найлу спиной, он надвинул одеяло на плечи.
   В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь Мерным тяжелым сопением. Было что-то уютное, безмятежное в том, что вокруг столько людей.
   Вскоре Найл погрузился в глубокий, безмолвный омут сна.
   Не успел он, казалось, закрыть глаза, как вокруг уже засуетились. Один за одним зажигались светильники. Вайг, всегда легкий на подъем, уже встал. Мать, длинные волосы которой, спутавшиеся за время сна, разметались по плечам, сидела и позевывала. Кто-то пробегавший мимо, завидев женщину, перешел на шаг и почтительно склонил голову.
   Открыл глаза Массиг, ошалело оглядел комнату, укрылся одеялом с головой и тут же негромко засопел. Внезапно, к удивлению Найла, все мужчины в комнате разом пали на одно колено, всем своим видом выражая почтительное смирение. Прошло несколько секунд, прежде чем он заметил, что в дверях стояла женщина. Она походила на Одину (все служительницы мало чем отличались друг от друга). Четким менторским тоном она произнесла:
   - Вновь прибывшие выходят на построение вместе со всеми!
   Сказала, повернулась и вышла. Все, кто был в комнате, снова разбрелись по своим скамейкам и лежакам. Выполз из постели Массиг, которого разбудил голос женщины. Выглядел он неважно.
   - Как ты думаешь, она меня заметила? - озабоченно спросил он Найла.
   - Нет,- уверенно ответил тот. Массиг облегченно вздохнул:
   - С любителями поспать здесь ох как строго обходятся.
   - С лежебоками? - Найлу странно было это слышать.
   - Теми, кто еле возится при подъеме,- выдавил Массиг сквозь зевок.Вот что мне не по душе: в этакую рань заставляют вставать. В Дире вообще мало кто спал меньше двенадцати часов. Как-то раз провеселились там на славу, так я потом проспал ровно сутки...
   - Что нам сейчас надо делать? - не дослушал Вайг.
   - Завтракать. Через час надо быть на построении.
   Он повел их на кухню, где на печи стояли котлы с едой, над которыми вился парок. Повара начинали работу за час до рассвета. Массиг налил себе в чашку зеленоватого супа, положил в отдельную тарелку мяса и овощей. Найл и Сайрис взяли порции поскромнее. Рядом с кухней находилась просторная трапезная, заставленная длинными деревянными столами. Вайг уже сидел там с полной тарелкой и помахал своим ложкой:
   - Мясо-то такое вкусное! Чье, интересно?
   - Кроличье.
   - Не понял.
   - Грызун такой, с длинными ушами. Вроде крысы, только плодится быстрее.
   После этого Массиг с сосредоточенным видом принялся за еду, на вопросы отвечая только кивками и мычанием.
   Найл обратил внимание, что разговоров в трапезной почти не слышно, только постукивание ложек и почавкивание да причмокивание.
   Даже Сайрис ела с аппетитом. После хорошего, продолжительного сна румянец возвратился на ее щеки. От нее не могло укрыться, что проходящие мимо их стола мужчины украдкой бросают откровенно заинтересованные взгляды. Хотя Сайрис не поднимала глаз от тарелки, было заметно, что ей это очень льстит. Единственные мужчины, которых она видела на протяжении последних двадцати лет, были членами ее семьи, и ей, безусловно, было приятно ощущать на себе вожделеющие взгляды хорошо сложенных, статных представителей мужского пола.
   По окончании трапезы Массиг показал комнату для умывания. В смежном с трапезной помещении было полным полно деревянных ведер, полных до краев. Как им объяснили, ведра надо отнести в соседнюю комнату - большую, пустующую, - где в каменном полу проделаны узкие канавки.
   Найл с Вайгом охотно согласились, когда им предложили снять заскорузлую от пыли и пота одежду и окатиться водой. Сайрис препроводили в другую комнату, поменьше. Массиг раздал по куску какого-то серого корня, показав, как его надо вначале опустить в воду, а затем натирать им кожу. Оказывается, когда трешь, образуется обильная пена, очищающая грязь. Если воды не хватает, можно брать еще.
   Жителям пустыни такая роскошь казалась невероятной, диковинной. А когда Массиг предложил им обтереться с головы до пят широким куском ткани, впитывающей влагу, они и вовсе застыли от изумления.
   Появилась из своей умывальни Сайрис - кожа светится от чистоты, волосы влажные, и Найл поймал себя на мысли, что никогда не видел мать такой красивой. С некоторым даже самодовольством он осматривал и свою поблескивающую, дышащую чистотой кожу, отмытые добела ладони и ступни, и ему даже показалось, что он понимает, почему Массигу здесь нравится.
   Минут через десять они слились с толпой жильцов, стоявших снаружи здания.
   В ярком свете нарождающегося дня городские улицы выглядели ничуть не лучше, чем в сумерках. Громады серых зданий вздымались подобно утесам, а между ними простирались паучьи тенета - в основном натянутые поперек, хотя некоторые были подвешены почти отвесно.
   Многие, видно, висели здесь уже не первый год: вон какие толстые, мохнатые от скопившейся пыли. Взявшаяся невесть откуда здоровенная муха с лету врезалась в одну из таких сетей, отчего сверху вниз градом посыпались высохшие крылья насекомых. Молниеносно крутнувшись в воздухе, муха пулей кинулась вверх, приклеилась к другой паутине - почти неразличимой - и неистово там забилась, пронзительно жужжа. Почти тотчас из какого-то невидимого укрытия выскочил смертоносец. Шустро перебирая лапами, он подошел вплотную и набросился на глупое насекомое. Секунда - и жужжание смолкло, а муха перестала сопротивляться. Паук заботливо пеленал ее туловище в шелк. Теперь понятно, отчего смертоносны оставляют старую паутину висеть, а не вбирают ее обратно в себя, как большинство их лишенных разума сородичей. Крылатые создания боятся старых сетей, чуя в них опасность, зато легко попадают в новые, почти невидимые.
   Дарол гаркнул команду - все застыли навытяжку; еще приказ, и все разом двинулись посередине улицы. Дойдя до перекрестка, строй взял направо, на улицу пошире. Найлу вдруг стало душно от неудержимой радости: на пронзительно синем фоне утреннего неба проглянул шпиль Белой башни.
   Навстречу двигался еще один строй. Найл с первого взгляда определил, что это и есть те самые рабы, о которых рассказывал Массиг. Одеты они были в длинные посконные рубахи. В походке - ни твердости, ни бодрости, лица лишены всякого живого выражения: обвислые губы, пустые глаза. Кое у кого конечности болезненно искривлены, жилы толщиной в палец.
   - Куда они? - поинтересовался Найл шепотом.
   Массиг пожал плечами:
   - На работу. Наверное, или бригада золотарей, или подметальщики.
   Главный проспект был не так запущен, как примыкающие улицы, что поуже. От вида некоторых зданий захватывало дух. Они возносились на такую немыслимую высоту, что приходилось запрокидывать голову для того лишь, чтобы догадаться, где находится вершина.
   Отдельные строения имели причудливой формы купола. Одно здание массивное, квадратное, - очевидно, было сделано из зеленого мрамора и имело колоннаду, примерно как у того разрушенного храма в пустыне. Нижние этажи у некоторых были облицованы листами какого-то блестящего прозрачного материала, отражающего солнечный свет.
   Один дом вообще состоял сплошь из него, и диковинные, плавными изгибами перемежающиеся плоскости его фасада дробили и множили искаженные отражения окружающих зданий.
   Найл попытался представить, кто же мог в былые времена жить в таком чудо-городе и как выглядели эти существа, но воображения не хватало. Напрашивалось одно: вероятно, это были либо какие-нибудь великаны, либо великие чародеи. Но как в таком случае смертоносцам удалось победить их?
   Прошло с полчаса, прежде чем людской строй выбрался на открытый участок сравнительно недалеко от Белой башни.
   Широкая площадь была будто залита сероватым, похожим на мрамор гладким покрытием, а в глубине площади, вокруг самой башни - приволье изумрудно зеленой травы.
   В начале проспекта, лицом к башне высилось еще более внушительное здание: нижние этажи облицованы черным мрамором, верхняя часть превосходно сохранилась. Среди всех других строений, обступающих площадь, это было самое громадное.
   А от прочих оно отличалось еще тем, что не имело окон. При более пристальном взгляде становилось ясно, что окна все же есть, покрытые все тем же прозрачным материалом, только темным, а потому почти не заметные на окружающем сером фоне. Здание тянулось к небу на противоположном конце зеленого поля, словно грозный безмолвный вызов башне.
   Дарол перестроил своих в два ряда, лицом к черному фасаду. Найлу, Вайгу и Сайрис велели встать отдельно. Через несколько минут из здания появилась женщина. Найл и ее по ошибке принял за Одину, однако эта была повыше ростом и одета как хранительница: одеяние из черного лоснящегося материала, руки открыты.
   - Встаньте навытяжку,- скороговоркой пробормотал Дарол,- выше подбородок.
   Приблизившись, женщина окинула стоящих жестким взором. Мужчины, все как один, застыли деревянными истуканами.
   Проходя перед строем, она где-то на середине задержалась перед мужчиной, который был ростом на полголовы выше остальных, да еще и могучий, с волевым подбородком.
   - Ты повел зрачками,- холодно заметила она.
   Недвижно таращась перед собой, мужчина произнес:
   - Прошу простить, госпожа.
   Женщина отвела ладонь, словно собираясь влепить нарушителю пощечину, и тот застыл лицом, готовый принять удар. Внезапно женщина переменила ранение и, сжав руку в кулак, изо всех сил ударила его в солнечное сплетение.
   Верзила, поперхнувшись дыханием, перегнулся пополам. Женщина сделала шаг назад и, примерясь, пнула его в лицо.