Поднявшись метров на пять, Найл спохватился, что трое «бойцов» исчезли. Загадка объяснилась немногим позже, когда запыхавшийся Найл оказался перед небольшим круглым лазом в скальной породе. Лаз был чуть больше метра высотой и влезать пришлось головой вперед. Влезая, Найл на секунду утратил телепатический контакт с Асмаком, и сердце на мгновение сжалось от безысходного ужаса: кромешная тьма, со всех сторон давит немыслимая толща породы. Но контакт почти тотчас восстановился и опять стало «светло», но и от этого было теперь не легче. «Лаз» был явно искусственного происхождения – на краях многочисленные зазубрины от инструмента – но при этом такой узкий, что развернуться никак невозможно. Более того, он шел под уклоном, отчего становилось еще страшнее, чувствовалось, что пути назад нет. Где-то в десятке метров впереди показался и скрылся за углом зад бойцового паука. В этом тесном замкнутом пространстве едкий специфический запах пауков чувствовался с особой силой.
Асмак если и чувствовал обеспокоенность Найла, то из вежливости не показывал вида. Сунувшись своим массивным туловищем, он надежно закупорил проход, и у Найла появилось такое ощущение, будто его замуровали в каменный саркофаг. Секунду он боролся со страхом, боясь, что сейчас задохнется, но вынудил себя все-таки продолжать путь вниз, пригнув голову, чтобы не стукнуться.
Одолеть проход в повороте оказалось не просто: он был приспособлен скорее для пауков, чем для людей. Метров через пять лаз сделался даже еще более узким, так что стены давили на плечи и протискиваться приходилось ногами вперед. Затем, к несказанному облегчению, лаз расширился, и Найл очутился в небольшой пещерке, бок о бок с мохнатыми бойцовым пауками, испускающими специфический запах. Места, может быть, и хватило бы, но тут в пещерку протиснулся Амсак и один из «бойцов» вынужденно приткнул Найла к стене своей членистой, окованной панцирем лапой, сзади подпирало мягкое подбрюшье еще одного.
В отличие от усыпальницы Хеба Могучего, в этой малюсенькой пещере – метра на два в диаметре и три в высоту – не было ни алтаря, ни еще чего-либо, где могли бы покоиться останки. Пещерка казалась пустой. Но на противоположной стене Найл углядел сеть недавно свитой паутины и догадался, что за ней в камне должно крыться углубление.
В этой тесноте жар паучьих тел был угнетающим, не говоря уж о специфическом запахе. Найл, не стесняясь постороннего присутствия, сделал решительную попытку стряхнуть с себя угнетенность и тревогу: стыдно посланцу богини проявлять слабость.
Внимание Асмака теперь было приковано к завешенному паутиной месту в стене. Тут Найл понял, что это не более чем ниша – неглубокая, сантиметров пятнадцать. Идущий вниз скат был устелен тенетами, будто периной. Посреди ниши лежало все, что осталось от Квизиба Мудрого – паука, первым, по преданию, познавшего, как можно помыкать людьми.
Найл, ничему уже не удивляясь, отмечал, что Квизиб по размерам гораздо мельче, чем его властитель Хеб. Туловище Квизиба было размером со среднюю птицу, а согнутые ноги, на которых оно покоилось, в основном обломились и напоминали сломанные сухие ветки. Голова и грудная клетка сохранились полностью, живот же, составляющий наибольшую часть туловища, так усох, что почти не различался.
Тут Найл впервые понял, для чего их сопровождают именно трое «бойцов», никак не меньше. Квизиб Мудрый был уже таким ветхим, что от него осталось буквально несколько иссохших обломков. Немудрено, что Асмак забеспокоился, услышав просьбу об аудиенции: представить сложно, как «бойцы» – пусть их даже трое, молодых и здоровых – смогут вдохнуть жизнь и оживить разум в этой ветхой и иссушенной скорлупе.
Боязнь замкнутого пространства исчезла сразу, едва паучки сосредоточились на обломках мумии; Найл так увлекся, что напрочь забыл, где находится. На этот раз он внедрился в совокупное сознание паучков и, вступив вместе с ними в оболочку Квизиба Могучего, очутился в некоей серой пустоте, выискивая опору среди мира небытия. Удивительно, но «бойцов», похоже, никак не обескураживала эта пустота, их энергия хлестала в нее, как в бездонный омут. На секунду Найла охватило отчаяние, близкое к панике; показалось, что ум сейчас растворится в пустоте. Но тут аморфная серость начала развеиваться, обретая смутные черты, некая жизнь выявлялась на поверхность, словно плавно расходящиеся по воде круги. Приток энергии резко усилился, пытаясь высвободить эту жизнь из небытия. На миг показалось сомнительным, что энергии паучков хватит и что их самих не засосет в небытие. Но вот, будто спящий, приоткрывающий веки, Квизиб Мудрый начал сознавать происходящее, нащупывая опору в мире живых. Довольно странно, но делал он это не только без охоты, но еще и с таким видом, будто жизнь для него – невыразимая тягость.
Различие между Квизибом Мудрым и Хебом сразу же бросалось в глаза. Хеб воспринимал экскурсию в мир живых как некий праздник, для Квизиба это была мучительная обязанность, которой он рад был бы избежать. Как спящему, вырванному из тяжелой дремоты, ему не терпелось поскорее кануть обратно в забвение. Теперь Найл понимал, почему для расталкивания выбраны именно «бойцы», а не смертоносцы. Эти попроще умом, но есть у них эдакое грубоватое упорство, не дающее Квизибу ускользнуть обратно в небытие.
К тому, что последовало, Найл просто не был готов. Паучок повзрослев словно бы схватил Квизиба в сильные передние лапы и перетащил через порог мира живых. На самом деле произошло то, что паук перевел сознание Квизиба в свой собственный мозг, после чего впал в некий транс, оставив сознание советника в распоряжении присутствующих. Квизиб из бесплотного духа сделался частью живой сущности, питаясь от его жизненной системы. Секунду он оставался неподвижен, не желая шевелиться словно из строптивости. Но вот он обратил внимание на Асмака и устало спросил:
– Что на этот раз, страж мертвых?
Голос в отличие от повелителя Хеба, был тонкий и тусклый. Найл и прежде замечал, что «голоса» пауков различаются меж собой так же, как у людей, несмотря на то, что связь осуществляется не звуками, а мыслями. Голоса у пауков были прямым отражением их сущностей.
– Этот юноша – посланец великой богини, – сказал Асмак. – Он хочет задать тебе вопрос.
Квизиб посмотрел на Найла без всякого интереса.
– Пусть задает, – равнодушно, вяло.
– Я хочу спросить, повелитель, – сказал Найл, – знаешь ли ты, кто возвел Большую стену в Долине Мертвых?
– Знаю. Это был я.
– Ты?! – Найл чувствовал, что его изумление разделяют Асмак с Грелем (последний остался в проходе).
– Да, я. Не своими, разумеется, лапами, – голос Квизиба прозвучал чуть резко. – Я, сам понимаешь, руководил работами.
– Это было уже после эпохи Хеба Могучего?
– Да, после. В во время правления его сына Касиба Воителя. Хотя задумано было, в общем-то, еще во времена Хеба.
Квизиб говорил медленно, будто обдумывая каждое слово. В голосе не было той властной напористости, что у Хеба, и не было кичливости, которую он мог бы себе позволить в силу своего чина; некоторая надтреснутость придавала ему старческий оттенок. Вместе с тем в Квизибе было что-то до странности располагающее, безропотность словно сочеталась в нем с чувством юмора. Можно было легко понять, почему он назначался главным советником двумя Смертоносцами-Повелителями.
– Но зачем ты воздвиг эту стену? – спросил Найл.
– Чтобы оградиться от человеческих тварей с севера. Слово «твари» он произнес нарочито унизительно, словно имея в виду каких-то особо гнусных насекомых. Найл через силу сдержал волнение.
– Кто это были?
– Не знаю. Мы никогда в это не вдавались.
Было видно, что добиться от Квизиба необходимых сведений будет непросто. Не потому, что легендарный советник привередничал или не хотел раскрыть того, что знал. Просто Найл задавал ему вопросы на «человеческом» языке, а Квизиб – не часто, видимо, общавшийся с людьми – несколько от этого терялся, все равно что человек, слушающий речь с иностранным акцентом.
Найл, глубоко вздохнув, помедлил, прежде чем задать следующий вопрос.
– Повелитель Хеб Могучий рассказывал мне, как вы овладели этим городом. По его словам, он стал хозяином всех земель в междуречье. Однако сейчас ты мне говоришь, что вам не удалось покорить людей с севера. – Найл сделал паузу, но ответа не дождался; Квизиб, очевидно, не совсем понимал, о чем он спрашивает. Найл попытался разъяснить.
– Из какой земли приходили те люди?
– Не знаю. Мы никогда не задумывались.
– Неужто и в самом деле никогда?
– Поначалу. Нас не интересовали горы к северу от Долины Мертвых. Пользы от них не было никакой, и прибрежная равнина была слишком узкой.
Тут, наконец, ум Квизиба начал передавать телепатические образы – вначале Долину Мертвых с ее темным вулканическим озером, затем призрачные изломанные горы к северу с их удивительно острыми шпилями. Было заметно и то, что горы покрыты массивным ледяным панцирем: во времена Квазиба Мудрого земля только начинала вызволяться из тисков великого оледенения.
Найл поразился ясности мысленного образа, который был, пожалуй, даже четче и достовернее, чем недавняя панорама тех же гор, переданных через ум Асмака. Казалось невероятным, что память – особенно у такого глубокого старика как Квизиб – может сохранять такую удивительную, поистине фотографическую четкость.
Теперь, когда умы у них находились в близком контакте, общаться внезапно стало легче. Поняв, что Найл интересуется панорамой северных гор, Квизиб задержал и увеличил образ так, чтобы Найл мог изучить их более подробно. Сразу же бросалось в глаза, что в конце великого оледенения озеро в центре было неизмеримо больше, а текущие из него реки более бурными. Питающие озеро горные ручьи напоминали каскады белой пены, они наполняли котловину до краев, и берега, крутизну которых уже уяснил для себя Найл, были скрыты под черной водой.
Найл задал вопрос, что вертелся на языке с того самого момента, как взгляд упал на эту долину.
– Почему эта местность называется Долина Мертвых?
– Несметное число наших сородичей погибло там в ночь великой бури.
– Как это произошло?
Квизиб вместо ответа воссоздал образ небывалого ливня, который сменился образом вздувшейся полноводной реки, что бушевала в долине, сметая тысячи пауков, нашедших себе прибежище под южным склоном горы. Картина продлилась лишь секунду (Квизиб, видно, не горел желанием продолжать), но Найл уже и от этого потрясения смолк, затаив дыхание. Тот же эффект, очевидно, оказало видение и на остальных присутствующих.
– Но зачем вы собрали такие полчища в долине?
– Отсюда должен был начаться поход на север, на поиски врага.
– Ты же говорил, что вашим сородичам не было дела до северных земель.
– Это так. Но приходилось постоянно быть начеку на случай нападения.
Теперь ум Квизиба изображал небольшой прибрежный город с белыми домами, зелеными террасами и зданиями, в которых Найл признал старые церкви. В окружающей город равнине и двух куполообразных горах было что-то смутно знакомое. Найл, вздрогнув от волнения, узнал город Сибиллу, который видел час назад. Правда, он тогда видел пустые захламленные улицы и закоптившиеся стены домов, вместе с тем силуэты гор не оставляли сомнения, что место именно то.
И тут Квизиб чередой емких образов поведал историю трагедии в Долине Мертвых.
Прибрежный городок Сибилла был тем местом, где по возвращении из северых пустынь скрывался Хеб. Больше века назад тот город спалил Скапта Хитрый. Люди бросили это место навсегда, поскольку среди руин было полно отвратительных слизистых тварей (Найл уже знал, что тело паука со смертью превращается в более низкую форму жизни – гриб-головоног – спрутоподобное беспозвоночное, абсолютно безопасное для взрослого человека, но не упускающее случая обвиться вокруг спящего младенца и, удушив, съесть). Пауки не боялись этих тварей, поскольку те легко управляются силой воли. Потому Хеб и его подданные много лет прожили среди руин, не раскрытые ни Бакеном Ужасным, ни его сыном Бакеном Справедливым. Кочующих скотоводов, если подходили слишком близко, пауки хватали и обращали в рабство. И вот однажды на Квизиба снизошло, что у него во власти ключ к покорению людского рода. Теперь младенцев отнимали у родителей и воспитывали как пауков. Вот это новое поколение паучьих слуг и помогло Хебу Могучему свергнуть Бакена Справедливого и стать повелителем в городе пауков.
Через сорок лун все твердыни двуногих пали, и Хеб стал непререкаемым властелином мира. Однако покорение далось не легко. Несмотря на высокую силу воли, мало кто из тогдашних пауков мог тягаться в единоборстве с человеком. А вооруженный до зубов вояка, бешеный от выпитого вина, так и вообще мог разделаться с дюжиной смертоносцев прежде, чем те сообща успевали парализовать его сжимающую меч руку. Воина же, одетого в защитные доспехи, не брал и яд. И поскольку люди в ту пору несравненно опережали пауков числом, война была долгой и изнурительной; после одного крупного поражения Хеб даже подумал, не возвратиться ли в земли севера. Но с помощью великой богини удача в конце концов оказалась на стороне пауков, и владения Хеба раскинулись от пустынь Хайбада до Серых Гор на севере.
И вот на двадцать пятом году жизни, когда ногам невмоготу уже стало поддерживать вес тела, Хеб спустился в священную пещеру под своей столицей и перешел там в царство неживых. Титул Смертоносца-Повелителя перенял его сын Касиб Воитель, возглавлявший последний поход Хеба на людей южной пустыни.
В последние годы правления прибрежный городок, называвшийся у людей Сибиллой, служил Хебу и его приближенным летней резиденцией: великое оледенение к той поре уже завершилось, и лето становилось все жарче. Городок заново отстроили рабы под надзором верных двуногих слуг Хеба, и смертоносцы часто разделяли одни и те же здания со своей челядью, предпочитая селиться на верхних этажах. В летнюю жару отрадно было ощущать прохладное дуновение морского ветра. Хеб же, состарившись, начал все чаще грезить о своем детстве в холодных землях севера.
Он отрядил туда отряд следопытов и от них узнал, что лед там отступил, а на болотах полно птиц и всякой прочей дичи. И вот через год после смерти Хеба его сын Касиб послал своих нескольких верных слуг под началом Мадига, внука Галлата, выбрать место для нового города.
Однако Мадиг бесследно исчез, и поисковый отряд из пауков и двуногих вернулся ни с чем. Следы терялись где-то в горах к северо-востоку. Но Касиб отказался поверить, что дюжина человек может затеряться без следа – даже в опасных пустынях Кенда – и послал на розыски второй отряд под началом знаменитого следопыта Тубина. Тубин вскоре вышел на след и отыскал место последней стоянки Мадига. А в десятке миль от того места нашлась и единственная подсказка – кинжал, утопленный рукоятью во влажную землю так, что лезвие указывало в сторону Серых Гор на западе. Жена Мадига признала кинжал мужа и сказала, что он всегда носил его, пристегнув ножны к левой лодыжке.
Тубин сделал вывод, что на отряд Мадига напали среди ночи и взяли без боя. Увели их на запад. На пути они, видно, ненадолго останавливались – может, перекусить – так что Мадиг улучил возможность вынуть кинжал и хотя бы так указать примерное направление, в котором их вели. Рукоятку он специально вогнал в землю, чтобы любой нашедший догадался, что перед ним именно знак, а не случайно утерянная вещь.
Тем не менее, при дальнейших поисках не помог даже опыт Тубина. Весь этот и следующий день следопыты шли в сторону Серых Гор, тщетно высматривая хотя бы намек на следы очередной стоянки. Добравшись до унылых горных отрогов, они окончательно разуверились и повернули обратно.
Касиб рассудил, что на Мадига, вероятно, напали какие-нибудь кочевники или кучка дезертиров из разбитого им, Касибом, войска. Но и воздушные дозоры, облетевшие вдоль и поперек пустыни Кенда и всякую обитаемую долину в Серых Горах, не нашли следа.
И вот однажды на исходе лета стражник, стоящий на городской стене Себиллы, приметил одинокого путника в сером плаще, уныло бредущего через равнину к городу. Не успев подойти к воротам, путник упал ничком и лежал лицом вниз, как труп. Его подняли, отнесли в ближайший дом и уложили в постель. Лишь начальник стражи, придя взглянуть на незнакомца, узнал в нем Мадига. Лицо у того было бледное и изможденное, как у смертельно больного.
Тем не менее, прийдя в себя, Мадиг отказался что-либо рассказывать, твердя, что все это для слуха одного лишь Смертоносца-Повелителя. Касиб Воитель к той поре уже возвратился к себе в столицу, и Мадига, едва он восстановил силы, направили с охраной в город пауков. Там его немедленно провели к Смертоносцу-Повелителю. Но что именно было между ними, осталось тайной: Квизиба и всех его коллег-советников попросили из комнаты. После разговора велел и возвратиться, и он заметил, что у Мадига вид изможденный и больной, а Смертоносец-Повелитель пребывает в мрачной задумчивости.
Под вечер Мадиг свалился в лихорадке, и не мог стоять на ногах. Его положили в палате на верхнем этаже дворца и запретили к нему входить – всем, даже родному отцу (тоже по имени Галлат). Услышав, что Мадиг при смерти, Галлат кинулся перед Смертоносцем-Повелителем ниц и вымолил, чтобы ему дали проститься с сыном. Касиб Воитель снизошел и позволил ему остаться у смертного одра Мадига. Никому не ведомо, о чем они меж собой говорили, только через неделю после кончины сына отец тоже сошел в могилу. Квизиб присутствовал при его кончине – Галлат, как и его отец, был скорее друг, нежели слуга – и понял, что с потерей сына у старика попросту пропало желание жить. «Моего сына приговорили к смерти», – таковы были его последние слова.
Приехав в Сибиллу накануне лета в следующий раз, Смертоносец-Повелитель застал городок в состоянии паники. За зиму исчезло еще тридцать слуг. Кое-кто из них отправлялся к холмам пасти стада; других похитили ночью из самого города – одного так и вовсе утащили из дома, пока жена и двое сыновей спали. Стражу удвоили, рабы стали насыпать вокруг города вал. И все равно люди продолжали бесследно исчезать. Беспокоило то, что похитители за все время ни разу не попались на глаза.
Это Квизиб предположил, что враг, быть может, проникает в гороод с моря. Смертоносец-Повелитель сейчас же распорядился, чтобы стража патрулировала линию берега. Узнав о последней дерзкой вылазке врага, Смертоносец Повелитель выслал сотни шаров прочесать территорию по всей протяженности Серых Гор. Но лишь следопыту Тубину удалось, работая в одиночку, отыскать тело одного из стражников, присыпанного землей в неглубокой яме, где-то в миле от города. Обе руки в локтях, и обе ноги в коленях у стражника были отсечены. Это было единственное тело, которое удалось найти.
Тут Смертоносец-Повелитель пришел в ярость, и поклялся отомстить (видно, произошло уж действительно нечто из ряда вон выходящее: у пауков, в отличие от людей, сдержанность превыше всего; не прибегать к сильным эмоциям у них – дело чести). Касиб созвал всех советников, среди которых Квизиб считался самым умудренным и почитаемым, и заявил, что собирается отыскать врага и уничтожить его. Большинство пауков, тоже глубоко негодуя, согласились с тем, что враг должен быть наказан любой ценой. Лишь Квизиб и Амалек (старый военачальник) призвали к осторожности. Квизиб чувствовал, что враг, столь искусный в деле маскировки, более опасен, чем думает Смертоносец-Повелитель. Но Касиб был так разгневан, что не прислушался к их совету.
Поскольку все сошлись на том, что враг, должно быть, скрывается в Серых Горах, а сам Касиб всегда держал мысль прибрать к себе все северные земли, Амалеку было приказано собрать войско из тысяч пауков и двуногих воинов. Войско собралось на равнине около Сибиллы, и двинулось на север, в Долину Большого Озера. Людская рать шла маршем вдоль прибрежной равнины, в то время как полчища бойцов пауков взбирались на кручи и прочесывали лощину за лощиной. (Найл мог себе представить не знающих устали «бойцов», переваливающих через высоты, словно через какие-нибудь пологие холмики). Через четыре дня войско воссоединилось на берегах Большого Озера, и стало готовиться к восхождению на Серые Горы.
Людским полкам под началом Амалека надлежало двинуться вверх по западной прибрежной полосе; «бойцам» предстояло все так же прочесывать долины и горы; смертоносцы, возглавляемые самим Касибом Воителем, должны были выступить на восток к речной пойме, открывающей доступ к пустыням Кенда.
За день до того, как войскам Касиба надлежало двинуться на север, воздух был душным и влажным, совершенно без ветра. Но к исходу дня солнце затянула громадная черная туча, а с юго-востока резко подул холодный ветер. С наступлением сумерек разыгралась настоящая буря, а ливень грянул такой, что парусиновые палатки пехотинцев прибивало к земле. Касиб отдал войску приказ укрыться под южным склоном большого утеса, нависающего будто карниз, так что можно было найти прибежище от ветра. Сам Касиб со своими советниками и военачальниками переправился через реку по шаткому временному мостику, который ухитрились соорудить люди, и выбрался на северную сторону долины. Ветер теперь стоял такой, что приходилось цепляться друг за друга, чтобы не сдуло – начальники укрылись в загадочном городе, высеченном в цельной скале. Глядя наружу из пустующего дворца, они увидели, как мост смело бушующее течение. Смертоносец-Повелитель сохранял спокойствие, убежденный, что буря вскоре отбушует и уляжется. Однако к полуночи ветер сделался просто несусветным.
Перед рассветом послышался звук, которого так боялся Квизиб, шестым чувством чуявший, что идет беда: грозный рокот водяных валов, означающий, что озеро вышло из берегов. Квизиб уже «зашорил» ум от страданий, что испытывали сейчас под дождем сородичи. Теперь же его жгла их мука; поток, срывая, бил пауков о скалу. Минута, и все кончено: вода своим напором вылизала долину дочиста, ни следа не оставив от некогда могучего войска.
Дождь и ветер к рассвету прекратились, долина же вся как есть превратилась в бурую реку, бегущую к морю. Смертоносец-Повелитель и немногие уцелевшие были вынуждены провести еще день и ночь в пустующем городе, пока вода не опустилась настолько, что появилась возможность выбраться. Солнце теперь ярилось над влажно поблескивающей слякотью.
Положение было опасное, и Смертоносец-Повелитель это понимал. У пауков, в отличие от людей, воображение развито слабо, поэтому они не склонны преувеличивать свои проблемы от одного лишь раздумья над ними. Одновременно с тем Касибу было ясно, что он потерял практически все свое войско и, если двуногая челядь прознает это и решит восстать, то паукам конец. Однако не осталось и свидетелей, кто мог бы донести злополучные сведения до людских ушей. А потому Касиб Воитель решил возвратиться в город пауков, сделав вид, что одержал на севере великую победу, а о беде умолчать. После этого еще несколько месяцев тела людей и пауков прибивало волнами прилива к берегу; их тотчас вылавливали и сжигали артели рабов, чтобы молва о провале не расходилась среди людей.
Хитрость сработала. Люди так и не узнали о том, что произошло в Долине Мертвых, и Смертоносец-Повелитель продолжал править как ни в чем не бывало, будто у него по прежнему несметное войско.
А неизвестный враг с севера продолжал дерзкими набегами тревожить владения Смертоносца-Повелителя, убивая пастухов, похищая караульщиков, даже пригвоздив стрелами одного смертоносца. Никто врага так и не видел, он словно обладал даром быть невидимым. Вот почему Смертоносец-Повелитель решил внять совету своего мудреца Квизиба Мудрого, и воздвигнуть в Долине Мертвых огромную стену, такую, чтобы не перелез никто. На строительство ушло полвека и двадцать тысяч жизней рабов (во времена Грииба, преемника Касиба, это привело к восстанию, унесшему тысячи жизней пауков и их слуг). Квизиб сошел в царство неживых, когда строительство было еще на половине. Но вместе с тем прекратились и набеги, и паучьих правителей с той поры оставили в покое.
Голос Квизиба стал тише. Присутствующие все как один находились под глубоким впечатлением от образов воскрешенных мумий. Трагедия передавалась настолько явственно, будто явившиеся к Квизибу в самом деле присутствовали при том, как озеро вышло из берегов, унеся в считанные секунды несметное количество жизней. Незабываемой казалась теперь картина утра пришедшего на следующий день после трагедии: пустошь залита темно-бурой слякотью с лужами стоячей воды (ум Квизиба передал картину в точности такой, какой видел ее сам, и Найл подивился поистине фотографической точности паучьего зрения). Словно очнувшись, Найл с новой силой ощутил душную тесноту. Тем не менее, все это отступало на второй план перед важностью только что услышанного.
Найл благодарно поклонился, смущенный тем, что шевельнуться можно едва-едва.
– Благодарю тебя, мудрец. Эх, если б только можно было изложить твои воспоминания на бумаге! Квизиб, очевидно, слегка растерялся.
– Ты имеешь в виду закорючки, означающие речь?
– Да.
– Но зачем это? Никакой речи нам не надо. Мы и без того друг друга слышим.
– Это понятно. Но именно из-за вашего способа общения вы не ведете летописей. Ни один паук в этом городе не знает ни о том, как строилась Большая стена, ни о том, какая трагедия постигла войско Касиба Воителя в Долине Мертвых. Неужели все это достойно забвения?
Асмак если и чувствовал обеспокоенность Найла, то из вежливости не показывал вида. Сунувшись своим массивным туловищем, он надежно закупорил проход, и у Найла появилось такое ощущение, будто его замуровали в каменный саркофаг. Секунду он боролся со страхом, боясь, что сейчас задохнется, но вынудил себя все-таки продолжать путь вниз, пригнув голову, чтобы не стукнуться.
Одолеть проход в повороте оказалось не просто: он был приспособлен скорее для пауков, чем для людей. Метров через пять лаз сделался даже еще более узким, так что стены давили на плечи и протискиваться приходилось ногами вперед. Затем, к несказанному облегчению, лаз расширился, и Найл очутился в небольшой пещерке, бок о бок с мохнатыми бойцовым пауками, испускающими специфический запах. Места, может быть, и хватило бы, но тут в пещерку протиснулся Амсак и один из «бойцов» вынужденно приткнул Найла к стене своей членистой, окованной панцирем лапой, сзади подпирало мягкое подбрюшье еще одного.
В отличие от усыпальницы Хеба Могучего, в этой малюсенькой пещере – метра на два в диаметре и три в высоту – не было ни алтаря, ни еще чего-либо, где могли бы покоиться останки. Пещерка казалась пустой. Но на противоположной стене Найл углядел сеть недавно свитой паутины и догадался, что за ней в камне должно крыться углубление.
В этой тесноте жар паучьих тел был угнетающим, не говоря уж о специфическом запахе. Найл, не стесняясь постороннего присутствия, сделал решительную попытку стряхнуть с себя угнетенность и тревогу: стыдно посланцу богини проявлять слабость.
Внимание Асмака теперь было приковано к завешенному паутиной месту в стене. Тут Найл понял, что это не более чем ниша – неглубокая, сантиметров пятнадцать. Идущий вниз скат был устелен тенетами, будто периной. Посреди ниши лежало все, что осталось от Квизиба Мудрого – паука, первым, по преданию, познавшего, как можно помыкать людьми.
Найл, ничему уже не удивляясь, отмечал, что Квизиб по размерам гораздо мельче, чем его властитель Хеб. Туловище Квизиба было размером со среднюю птицу, а согнутые ноги, на которых оно покоилось, в основном обломились и напоминали сломанные сухие ветки. Голова и грудная клетка сохранились полностью, живот же, составляющий наибольшую часть туловища, так усох, что почти не различался.
Тут Найл впервые понял, для чего их сопровождают именно трое «бойцов», никак не меньше. Квизиб Мудрый был уже таким ветхим, что от него осталось буквально несколько иссохших обломков. Немудрено, что Асмак забеспокоился, услышав просьбу об аудиенции: представить сложно, как «бойцы» – пусть их даже трое, молодых и здоровых – смогут вдохнуть жизнь и оживить разум в этой ветхой и иссушенной скорлупе.
Боязнь замкнутого пространства исчезла сразу, едва паучки сосредоточились на обломках мумии; Найл так увлекся, что напрочь забыл, где находится. На этот раз он внедрился в совокупное сознание паучков и, вступив вместе с ними в оболочку Квизиба Могучего, очутился в некоей серой пустоте, выискивая опору среди мира небытия. Удивительно, но «бойцов», похоже, никак не обескураживала эта пустота, их энергия хлестала в нее, как в бездонный омут. На секунду Найла охватило отчаяние, близкое к панике; показалось, что ум сейчас растворится в пустоте. Но тут аморфная серость начала развеиваться, обретая смутные черты, некая жизнь выявлялась на поверхность, словно плавно расходящиеся по воде круги. Приток энергии резко усилился, пытаясь высвободить эту жизнь из небытия. На миг показалось сомнительным, что энергии паучков хватит и что их самих не засосет в небытие. Но вот, будто спящий, приоткрывающий веки, Квизиб Мудрый начал сознавать происходящее, нащупывая опору в мире живых. Довольно странно, но делал он это не только без охоты, но еще и с таким видом, будто жизнь для него – невыразимая тягость.
Различие между Квизибом Мудрым и Хебом сразу же бросалось в глаза. Хеб воспринимал экскурсию в мир живых как некий праздник, для Квизиба это была мучительная обязанность, которой он рад был бы избежать. Как спящему, вырванному из тяжелой дремоты, ему не терпелось поскорее кануть обратно в забвение. Теперь Найл понимал, почему для расталкивания выбраны именно «бойцы», а не смертоносцы. Эти попроще умом, но есть у них эдакое грубоватое упорство, не дающее Квизибу ускользнуть обратно в небытие.
К тому, что последовало, Найл просто не был готов. Паучок повзрослев словно бы схватил Квизиба в сильные передние лапы и перетащил через порог мира живых. На самом деле произошло то, что паук перевел сознание Квизиба в свой собственный мозг, после чего впал в некий транс, оставив сознание советника в распоряжении присутствующих. Квизиб из бесплотного духа сделался частью живой сущности, питаясь от его жизненной системы. Секунду он оставался неподвижен, не желая шевелиться словно из строптивости. Но вот он обратил внимание на Асмака и устало спросил:
– Что на этот раз, страж мертвых?
Голос в отличие от повелителя Хеба, был тонкий и тусклый. Найл и прежде замечал, что «голоса» пауков различаются меж собой так же, как у людей, несмотря на то, что связь осуществляется не звуками, а мыслями. Голоса у пауков были прямым отражением их сущностей.
– Этот юноша – посланец великой богини, – сказал Асмак. – Он хочет задать тебе вопрос.
Квизиб посмотрел на Найла без всякого интереса.
– Пусть задает, – равнодушно, вяло.
– Я хочу спросить, повелитель, – сказал Найл, – знаешь ли ты, кто возвел Большую стену в Долине Мертвых?
– Знаю. Это был я.
– Ты?! – Найл чувствовал, что его изумление разделяют Асмак с Грелем (последний остался в проходе).
– Да, я. Не своими, разумеется, лапами, – голос Квизиба прозвучал чуть резко. – Я, сам понимаешь, руководил работами.
– Это было уже после эпохи Хеба Могучего?
– Да, после. В во время правления его сына Касиба Воителя. Хотя задумано было, в общем-то, еще во времена Хеба.
Квизиб говорил медленно, будто обдумывая каждое слово. В голосе не было той властной напористости, что у Хеба, и не было кичливости, которую он мог бы себе позволить в силу своего чина; некоторая надтреснутость придавала ему старческий оттенок. Вместе с тем в Квизибе было что-то до странности располагающее, безропотность словно сочеталась в нем с чувством юмора. Можно было легко понять, почему он назначался главным советником двумя Смертоносцами-Повелителями.
– Но зачем ты воздвиг эту стену? – спросил Найл.
– Чтобы оградиться от человеческих тварей с севера. Слово «твари» он произнес нарочито унизительно, словно имея в виду каких-то особо гнусных насекомых. Найл через силу сдержал волнение.
– Кто это были?
– Не знаю. Мы никогда в это не вдавались.
Было видно, что добиться от Квизиба необходимых сведений будет непросто. Не потому, что легендарный советник привередничал или не хотел раскрыть того, что знал. Просто Найл задавал ему вопросы на «человеческом» языке, а Квизиб – не часто, видимо, общавшийся с людьми – несколько от этого терялся, все равно что человек, слушающий речь с иностранным акцентом.
Найл, глубоко вздохнув, помедлил, прежде чем задать следующий вопрос.
– Повелитель Хеб Могучий рассказывал мне, как вы овладели этим городом. По его словам, он стал хозяином всех земель в междуречье. Однако сейчас ты мне говоришь, что вам не удалось покорить людей с севера. – Найл сделал паузу, но ответа не дождался; Квизиб, очевидно, не совсем понимал, о чем он спрашивает. Найл попытался разъяснить.
– Из какой земли приходили те люди?
– Не знаю. Мы никогда не задумывались.
– Неужто и в самом деле никогда?
– Поначалу. Нас не интересовали горы к северу от Долины Мертвых. Пользы от них не было никакой, и прибрежная равнина была слишком узкой.
Тут, наконец, ум Квизиба начал передавать телепатические образы – вначале Долину Мертвых с ее темным вулканическим озером, затем призрачные изломанные горы к северу с их удивительно острыми шпилями. Было заметно и то, что горы покрыты массивным ледяным панцирем: во времена Квазиба Мудрого земля только начинала вызволяться из тисков великого оледенения.
Найл поразился ясности мысленного образа, который был, пожалуй, даже четче и достовернее, чем недавняя панорама тех же гор, переданных через ум Асмака. Казалось невероятным, что память – особенно у такого глубокого старика как Квизиб – может сохранять такую удивительную, поистине фотографическую четкость.
Теперь, когда умы у них находились в близком контакте, общаться внезапно стало легче. Поняв, что Найл интересуется панорамой северных гор, Квизиб задержал и увеличил образ так, чтобы Найл мог изучить их более подробно. Сразу же бросалось в глаза, что в конце великого оледенения озеро в центре было неизмеримо больше, а текущие из него реки более бурными. Питающие озеро горные ручьи напоминали каскады белой пены, они наполняли котловину до краев, и берега, крутизну которых уже уяснил для себя Найл, были скрыты под черной водой.
Найл задал вопрос, что вертелся на языке с того самого момента, как взгляд упал на эту долину.
– Почему эта местность называется Долина Мертвых?
– Несметное число наших сородичей погибло там в ночь великой бури.
– Как это произошло?
Квизиб вместо ответа воссоздал образ небывалого ливня, который сменился образом вздувшейся полноводной реки, что бушевала в долине, сметая тысячи пауков, нашедших себе прибежище под южным склоном горы. Картина продлилась лишь секунду (Квизиб, видно, не горел желанием продолжать), но Найл уже и от этого потрясения смолк, затаив дыхание. Тот же эффект, очевидно, оказало видение и на остальных присутствующих.
– Но зачем вы собрали такие полчища в долине?
– Отсюда должен был начаться поход на север, на поиски врага.
– Ты же говорил, что вашим сородичам не было дела до северных земель.
– Это так. Но приходилось постоянно быть начеку на случай нападения.
Теперь ум Квизиба изображал небольшой прибрежный город с белыми домами, зелеными террасами и зданиями, в которых Найл признал старые церкви. В окружающей город равнине и двух куполообразных горах было что-то смутно знакомое. Найл, вздрогнув от волнения, узнал город Сибиллу, который видел час назад. Правда, он тогда видел пустые захламленные улицы и закоптившиеся стены домов, вместе с тем силуэты гор не оставляли сомнения, что место именно то.
И тут Квизиб чередой емких образов поведал историю трагедии в Долине Мертвых.
Прибрежный городок Сибилла был тем местом, где по возвращении из северых пустынь скрывался Хеб. Больше века назад тот город спалил Скапта Хитрый. Люди бросили это место навсегда, поскольку среди руин было полно отвратительных слизистых тварей (Найл уже знал, что тело паука со смертью превращается в более низкую форму жизни – гриб-головоног – спрутоподобное беспозвоночное, абсолютно безопасное для взрослого человека, но не упускающее случая обвиться вокруг спящего младенца и, удушив, съесть). Пауки не боялись этих тварей, поскольку те легко управляются силой воли. Потому Хеб и его подданные много лет прожили среди руин, не раскрытые ни Бакеном Ужасным, ни его сыном Бакеном Справедливым. Кочующих скотоводов, если подходили слишком близко, пауки хватали и обращали в рабство. И вот однажды на Квизиба снизошло, что у него во власти ключ к покорению людского рода. Теперь младенцев отнимали у родителей и воспитывали как пауков. Вот это новое поколение паучьих слуг и помогло Хебу Могучему свергнуть Бакена Справедливого и стать повелителем в городе пауков.
Через сорок лун все твердыни двуногих пали, и Хеб стал непререкаемым властелином мира. Однако покорение далось не легко. Несмотря на высокую силу воли, мало кто из тогдашних пауков мог тягаться в единоборстве с человеком. А вооруженный до зубов вояка, бешеный от выпитого вина, так и вообще мог разделаться с дюжиной смертоносцев прежде, чем те сообща успевали парализовать его сжимающую меч руку. Воина же, одетого в защитные доспехи, не брал и яд. И поскольку люди в ту пору несравненно опережали пауков числом, война была долгой и изнурительной; после одного крупного поражения Хеб даже подумал, не возвратиться ли в земли севера. Но с помощью великой богини удача в конце концов оказалась на стороне пауков, и владения Хеба раскинулись от пустынь Хайбада до Серых Гор на севере.
И вот на двадцать пятом году жизни, когда ногам невмоготу уже стало поддерживать вес тела, Хеб спустился в священную пещеру под своей столицей и перешел там в царство неживых. Титул Смертоносца-Повелителя перенял его сын Касиб Воитель, возглавлявший последний поход Хеба на людей южной пустыни.
В последние годы правления прибрежный городок, называвшийся у людей Сибиллой, служил Хебу и его приближенным летней резиденцией: великое оледенение к той поре уже завершилось, и лето становилось все жарче. Городок заново отстроили рабы под надзором верных двуногих слуг Хеба, и смертоносцы часто разделяли одни и те же здания со своей челядью, предпочитая селиться на верхних этажах. В летнюю жару отрадно было ощущать прохладное дуновение морского ветра. Хеб же, состарившись, начал все чаще грезить о своем детстве в холодных землях севера.
Он отрядил туда отряд следопытов и от них узнал, что лед там отступил, а на болотах полно птиц и всякой прочей дичи. И вот через год после смерти Хеба его сын Касиб послал своих нескольких верных слуг под началом Мадига, внука Галлата, выбрать место для нового города.
Однако Мадиг бесследно исчез, и поисковый отряд из пауков и двуногих вернулся ни с чем. Следы терялись где-то в горах к северо-востоку. Но Касиб отказался поверить, что дюжина человек может затеряться без следа – даже в опасных пустынях Кенда – и послал на розыски второй отряд под началом знаменитого следопыта Тубина. Тубин вскоре вышел на след и отыскал место последней стоянки Мадига. А в десятке миль от того места нашлась и единственная подсказка – кинжал, утопленный рукоятью во влажную землю так, что лезвие указывало в сторону Серых Гор на западе. Жена Мадига признала кинжал мужа и сказала, что он всегда носил его, пристегнув ножны к левой лодыжке.
Тубин сделал вывод, что на отряд Мадига напали среди ночи и взяли без боя. Увели их на запад. На пути они, видно, ненадолго останавливались – может, перекусить – так что Мадиг улучил возможность вынуть кинжал и хотя бы так указать примерное направление, в котором их вели. Рукоятку он специально вогнал в землю, чтобы любой нашедший догадался, что перед ним именно знак, а не случайно утерянная вещь.
Тем не менее, при дальнейших поисках не помог даже опыт Тубина. Весь этот и следующий день следопыты шли в сторону Серых Гор, тщетно высматривая хотя бы намек на следы очередной стоянки. Добравшись до унылых горных отрогов, они окончательно разуверились и повернули обратно.
Касиб рассудил, что на Мадига, вероятно, напали какие-нибудь кочевники или кучка дезертиров из разбитого им, Касибом, войска. Но и воздушные дозоры, облетевшие вдоль и поперек пустыни Кенда и всякую обитаемую долину в Серых Горах, не нашли следа.
И вот однажды на исходе лета стражник, стоящий на городской стене Себиллы, приметил одинокого путника в сером плаще, уныло бредущего через равнину к городу. Не успев подойти к воротам, путник упал ничком и лежал лицом вниз, как труп. Его подняли, отнесли в ближайший дом и уложили в постель. Лишь начальник стражи, придя взглянуть на незнакомца, узнал в нем Мадига. Лицо у того было бледное и изможденное, как у смертельно больного.
Тем не менее, прийдя в себя, Мадиг отказался что-либо рассказывать, твердя, что все это для слуха одного лишь Смертоносца-Повелителя. Касиб Воитель к той поре уже возвратился к себе в столицу, и Мадига, едва он восстановил силы, направили с охраной в город пауков. Там его немедленно провели к Смертоносцу-Повелителю. Но что именно было между ними, осталось тайной: Квизиба и всех его коллег-советников попросили из комнаты. После разговора велел и возвратиться, и он заметил, что у Мадига вид изможденный и больной, а Смертоносец-Повелитель пребывает в мрачной задумчивости.
Под вечер Мадиг свалился в лихорадке, и не мог стоять на ногах. Его положили в палате на верхнем этаже дворца и запретили к нему входить – всем, даже родному отцу (тоже по имени Галлат). Услышав, что Мадиг при смерти, Галлат кинулся перед Смертоносцем-Повелителем ниц и вымолил, чтобы ему дали проститься с сыном. Касиб Воитель снизошел и позволил ему остаться у смертного одра Мадига. Никому не ведомо, о чем они меж собой говорили, только через неделю после кончины сына отец тоже сошел в могилу. Квизиб присутствовал при его кончине – Галлат, как и его отец, был скорее друг, нежели слуга – и понял, что с потерей сына у старика попросту пропало желание жить. «Моего сына приговорили к смерти», – таковы были его последние слова.
Приехав в Сибиллу накануне лета в следующий раз, Смертоносец-Повелитель застал городок в состоянии паники. За зиму исчезло еще тридцать слуг. Кое-кто из них отправлялся к холмам пасти стада; других похитили ночью из самого города – одного так и вовсе утащили из дома, пока жена и двое сыновей спали. Стражу удвоили, рабы стали насыпать вокруг города вал. И все равно люди продолжали бесследно исчезать. Беспокоило то, что похитители за все время ни разу не попались на глаза.
Это Квизиб предположил, что враг, быть может, проникает в гороод с моря. Смертоносец-Повелитель сейчас же распорядился, чтобы стража патрулировала линию берега. Узнав о последней дерзкой вылазке врага, Смертоносец Повелитель выслал сотни шаров прочесать территорию по всей протяженности Серых Гор. Но лишь следопыту Тубину удалось, работая в одиночку, отыскать тело одного из стражников, присыпанного землей в неглубокой яме, где-то в миле от города. Обе руки в локтях, и обе ноги в коленях у стражника были отсечены. Это было единственное тело, которое удалось найти.
Тут Смертоносец-Повелитель пришел в ярость, и поклялся отомстить (видно, произошло уж действительно нечто из ряда вон выходящее: у пауков, в отличие от людей, сдержанность превыше всего; не прибегать к сильным эмоциям у них – дело чести). Касиб созвал всех советников, среди которых Квизиб считался самым умудренным и почитаемым, и заявил, что собирается отыскать врага и уничтожить его. Большинство пауков, тоже глубоко негодуя, согласились с тем, что враг должен быть наказан любой ценой. Лишь Квизиб и Амалек (старый военачальник) призвали к осторожности. Квизиб чувствовал, что враг, столь искусный в деле маскировки, более опасен, чем думает Смертоносец-Повелитель. Но Касиб был так разгневан, что не прислушался к их совету.
Поскольку все сошлись на том, что враг, должно быть, скрывается в Серых Горах, а сам Касиб всегда держал мысль прибрать к себе все северные земли, Амалеку было приказано собрать войско из тысяч пауков и двуногих воинов. Войско собралось на равнине около Сибиллы, и двинулось на север, в Долину Большого Озера. Людская рать шла маршем вдоль прибрежной равнины, в то время как полчища бойцов пауков взбирались на кручи и прочесывали лощину за лощиной. (Найл мог себе представить не знающих устали «бойцов», переваливающих через высоты, словно через какие-нибудь пологие холмики). Через четыре дня войско воссоединилось на берегах Большого Озера, и стало готовиться к восхождению на Серые Горы.
Людским полкам под началом Амалека надлежало двинуться вверх по западной прибрежной полосе; «бойцам» предстояло все так же прочесывать долины и горы; смертоносцы, возглавляемые самим Касибом Воителем, должны были выступить на восток к речной пойме, открывающей доступ к пустыням Кенда.
За день до того, как войскам Касиба надлежало двинуться на север, воздух был душным и влажным, совершенно без ветра. Но к исходу дня солнце затянула громадная черная туча, а с юго-востока резко подул холодный ветер. С наступлением сумерек разыгралась настоящая буря, а ливень грянул такой, что парусиновые палатки пехотинцев прибивало к земле. Касиб отдал войску приказ укрыться под южным склоном большого утеса, нависающего будто карниз, так что можно было найти прибежище от ветра. Сам Касиб со своими советниками и военачальниками переправился через реку по шаткому временному мостику, который ухитрились соорудить люди, и выбрался на северную сторону долины. Ветер теперь стоял такой, что приходилось цепляться друг за друга, чтобы не сдуло – начальники укрылись в загадочном городе, высеченном в цельной скале. Глядя наружу из пустующего дворца, они увидели, как мост смело бушующее течение. Смертоносец-Повелитель сохранял спокойствие, убежденный, что буря вскоре отбушует и уляжется. Однако к полуночи ветер сделался просто несусветным.
Перед рассветом послышался звук, которого так боялся Квизиб, шестым чувством чуявший, что идет беда: грозный рокот водяных валов, означающий, что озеро вышло из берегов. Квизиб уже «зашорил» ум от страданий, что испытывали сейчас под дождем сородичи. Теперь же его жгла их мука; поток, срывая, бил пауков о скалу. Минута, и все кончено: вода своим напором вылизала долину дочиста, ни следа не оставив от некогда могучего войска.
Дождь и ветер к рассвету прекратились, долина же вся как есть превратилась в бурую реку, бегущую к морю. Смертоносец-Повелитель и немногие уцелевшие были вынуждены провести еще день и ночь в пустующем городе, пока вода не опустилась настолько, что появилась возможность выбраться. Солнце теперь ярилось над влажно поблескивающей слякотью.
Положение было опасное, и Смертоносец-Повелитель это понимал. У пауков, в отличие от людей, воображение развито слабо, поэтому они не склонны преувеличивать свои проблемы от одного лишь раздумья над ними. Одновременно с тем Касибу было ясно, что он потерял практически все свое войско и, если двуногая челядь прознает это и решит восстать, то паукам конец. Однако не осталось и свидетелей, кто мог бы донести злополучные сведения до людских ушей. А потому Касиб Воитель решил возвратиться в город пауков, сделав вид, что одержал на севере великую победу, а о беде умолчать. После этого еще несколько месяцев тела людей и пауков прибивало волнами прилива к берегу; их тотчас вылавливали и сжигали артели рабов, чтобы молва о провале не расходилась среди людей.
Хитрость сработала. Люди так и не узнали о том, что произошло в Долине Мертвых, и Смертоносец-Повелитель продолжал править как ни в чем не бывало, будто у него по прежнему несметное войско.
А неизвестный враг с севера продолжал дерзкими набегами тревожить владения Смертоносца-Повелителя, убивая пастухов, похищая караульщиков, даже пригвоздив стрелами одного смертоносца. Никто врага так и не видел, он словно обладал даром быть невидимым. Вот почему Смертоносец-Повелитель решил внять совету своего мудреца Квизиба Мудрого, и воздвигнуть в Долине Мертвых огромную стену, такую, чтобы не перелез никто. На строительство ушло полвека и двадцать тысяч жизней рабов (во времена Грииба, преемника Касиба, это привело к восстанию, унесшему тысячи жизней пауков и их слуг). Квизиб сошел в царство неживых, когда строительство было еще на половине. Но вместе с тем прекратились и набеги, и паучьих правителей с той поры оставили в покое.
Голос Квизиба стал тише. Присутствующие все как один находились под глубоким впечатлением от образов воскрешенных мумий. Трагедия передавалась настолько явственно, будто явившиеся к Квизибу в самом деле присутствовали при том, как озеро вышло из берегов, унеся в считанные секунды несметное количество жизней. Незабываемой казалась теперь картина утра пришедшего на следующий день после трагедии: пустошь залита темно-бурой слякотью с лужами стоячей воды (ум Квизиба передал картину в точности такой, какой видел ее сам, и Найл подивился поистине фотографической точности паучьего зрения). Словно очнувшись, Найл с новой силой ощутил душную тесноту. Тем не менее, все это отступало на второй план перед важностью только что услышанного.
Найл благодарно поклонился, смущенный тем, что шевельнуться можно едва-едва.
– Благодарю тебя, мудрец. Эх, если б только можно было изложить твои воспоминания на бумаге! Квизиб, очевидно, слегка растерялся.
– Ты имеешь в виду закорючки, означающие речь?
– Да.
– Но зачем это? Никакой речи нам не надо. Мы и без того друг друга слышим.
– Это понятно. Но именно из-за вашего способа общения вы не ведете летописей. Ни один паук в этом городе не знает ни о том, как строилась Большая стена, ни о том, какая трагедия постигла войско Касиба Воителя в Долине Мертвых. Неужели все это достойно забвения?