Страница:
— О Боже! — потрясенно воскликнул Бэбкок. — Но я своими ушами слышал, как Вири говорил по телефону с инспектором Макинтошем из инвернесской полиции… То есть… Ну и глупец же я!
— Наконец-то, — сказал Эйнштейн. — Теперь вы все понимаете, не так ли? Вы слышали, как Вири говорил с кем-то в Инвернессе, позвонив по какому-то инвернесскому номеру, и вы предположили, что он разговаривает с инспектором полиции. Опять-таки, что кажется вам более невероятным: то, что произошла серия самоубийств, спровоцированных, — при этих словах он улыбнулся, — Матушкой-Гусыней, или то, что у Вири в Инвернессе был сообщник, с которым они инсценировали этот телефонный разговор? Ответ очевиден и в этом случае: версия с сообщником гораздо менее невероятна.
— Все это звучит весьма убедительно, — сказал Бэбкок. — Но мне все же трудно поверить в то, что Джоунз, Вири и Кроули действовали сообща.
— Мне тоже было трудно в это поверить, — сказал Эйнштейн, — пока вы не пересказали мне ваш с Джоунзом телефонный разговор, который состоялся в то утро, когда к вам приехал Вири. Меня поразили слова Джоунза: «Будьте осторожны, сэр Джон. Не забывайте о том, что горб Вири очень бросается в глаза». Откуда Джоунзу было знать, что Вири — горбун, если они никогда не встречались? Сначала я подумал, что вы могли сказать об этом Джоунзу в самом начале разговора, но потом вспомнил ваши слова о том, что Вири все время был рядом с вами. Вы, конечно же, слишком хорошо воспитаны для того, чтобы сказать в трубку «Да, кстати, он — горбун», когда этот горбун стоит прямо перед вами. Но тогда как, черт возьми, Джоунз об этом узнал? Это я назвал Случайной Телепатией. Лично я в нее не верю.
— Остается только одно правдоподобное объяснение: Джоунз и Вири с самого начала были сообщниками. Вири рассказывает вам, сначала в письмах, а потом и лично, несколько душераздирающих историй, которые должны напугать вас до чертиков, а Джоунз подсовывает вам фальшивую газетную вырезку, которая должна сделать россказни Вири более убедительными.
Эйнштейн на минуту прервался, чтобы раскурить трубку, затем продолжил:
— Если предположить, что Джоунз и Вири были сообщниками, в этом запутанном деле сразу же проясняются некоторые темные места. Я допускаю, что иногда число совпадений может расти с поразительной скоростью — особенно в системе отсчета человека, который настроен на их восприятие и считает их оккультными сигналами или предзнаменованиями. Однако в вашем рассказе, сэр Джон, совпадений чересчур много. Взять хотя бы то пугающее постоянство, с которым образы и ситуации из ваших снов и астральных видений — кстати, я считаю эти видения разновидностью снов, снами за несколько секунд до пробуждения, — проявлялись в вашей реальной жизни начиная с того момента, как вы впервые узнали о существовании Вири. И я спрашиваю себя: почему так много совпадений?
— На этот вопрос есть только один ответ, — сказал Эйнштейн. — Кроме вас, только один человек имел доступ к вашему «магическому дневнику». Только один человек читал его каждый месяц, якобы для того, чтобы руководить вашим духовным развитием. Только один человек мог помочь Вири вызвать у вас ощущение, что ваши кошмары становятся реальностью. И этот человек — Джордж Сесил Джоунз.
— Боже милостивый! — снова воскликнул Бэбкок.
— Вернемся к газетной вырезке, — продолжал Эйнштейн. — Если бы ее не было, у вас могли возникнуть сомнения в истинности этой истории, которая была известна вам только со слов Вири и очень напоминала классический роман ужасов. Таким образом, фальшивая вырезка была элементом хорошо продуманного плана, как и разговор с инспектором Макинтошем.
— Но, — возразил Бэбкок, — какими бы разумными ни были ваши доводы, мне все равно трудно поверить в то, что христианский священник, даже с раздвоением личности, мог помогать такому исчадию ада, как Кроули.
Эйнштейн усмехнулся.
— Давайте немного поразмышляем. Джойс предположил, что Артура Агнуса Вири никогда не существовало, и «Облака без воды» от начала и до конца написаны Чарльзом Вири. Что, если мы вывернем эту мысль наизнанку и предположим, что никогда не существовало Чарльза Вири, и «Облака без воды» написаны Артуром Ангусом Вири?
— Но ведь я своими глазами видел Чарльза Вири! — воскликнул Бэбкок.
— Если быть до конца точным, — сказал Эйнштейн. — вы переписывались и общались лично с человеком, который утверждал, что его зовут Чарльз Вири. Он был горбуном, а этот физический недостаток так сильно бросается в глаза, что практически целиком завладевает вашим вниманием при общении. Мало кто после разговора с горбуном может точно описать его внешность, так как горб производит очень сильное впечатление и мешает запомнить менее значительные детали — черты лица, рост, цвет волос. Тем не менее, вы запомнили одну очень интересную подробность и не раз о ней говорили. Я имею в виду необычайную бледность мнимого Вири. Помнится, вы сказали, что Вири был бледен, словно актер, загримированный для роли покойника. Вот это меня и удивило: Слишком Четкий Образ. Я еще подумал: хм, если бы я надел накладной горб и должным образом загримировался, а потом вошел в эту комнату и спросил профессора Эйнштейна, вы двое наверняка ответили бы мне, что профессор Эйнштейн вышел.
— Каббалистический стиль! — воскликнул Джойс. — Боже, как я не заметил этого раньше! Ну конечно же! Стиль тот же. А это значит, что настоящий автор «Облаков без воды» — как самих стихов, так и комментариев к ним, — Алистер Кроули.
— Алистер Кроули — сын богатого пивовара, — сказал Эйнштейн, — и поэтому наверняка может себе позволить, как и многие другие богатые англичане, не только квартиру в Лондоне, но и красивый старинный особняк где-нибудь в Шотландии. Например, в Инвернессе. Думаю, это очень легко проверить.
— А телефонный номер этого особняка — Инвернесс 418, — подхватил Джойс, — тот самый номер, который «Вири» набрал, когда якобы говорил с «инспектором Макинтошем». На самом же деле Кроули, загримированный под вымышленного «Вири», позвонил к себе домой и, чтобы ввести сэра Джона в еще большее заблуждение, сделал вид, что разговаривает с полицейским.
— Есть кое-что еще, — заметил Эйнштейн, — Вчера мы узнали о том, кто некий лэрд Боулскинский приехал в Шотландию, чтобы совершить горное восхождение. Мы знаем, что Кроули отличный альпинист. Вот вам Загадка Альпиниста. Давайте в духе каббалистики предположим, что эти двое — на самом деле одно лицо. И вспомним, что «дьявол», которого сэр Джон видел на Банхофштрассе прошлой ночью, появился как раз после того, как в город прибыл лэрд. Посылка, которую нам только что принесли, также наталкивает на мысль о том, что Кроули находится где-то поблизости. Я предполагаю, что вместе с особняком в Инвернессе Кроули каким-то образом получил или присвоил себе титул «лэрда Боулскинского», и что именно он стоит как за «преподобным Чарльзом Вири», так и за «Обществом распространения религиозной истины».
— Проклятье! — раздосадованно воскликнул Бэбкок. — Каким же я был дураком!
— Вас оставили в дураках настоящие мастера своего дела, — постарался успокоить его Эйнштейн. — Автор «Книги лжей» — гений мистификации.
— Мне неясно только одно, — сказал Джойс. — Каким образом ввязался в эту историю мистер Джордж Сесил Джоунз?
— Разгадка всегда находилась у нас прямо перед глазами, — сказал Эйнштейн. — Кроули был абсолютно честен — наверное, потому, что правда, которая похожа на ложь, развлекает его не меньше, чем ложь, которая похожа на правду. Если вы помните, еще в самом начале Джоунз рассказал сэру Джону о том, что есть еще одна «Золотая заря», и возглавляет ее Кроули. Нападки на себя и свой орден, вложенные в уста Джоунза, — характерное проявление необычного юмора Кроули. Сэр Джон с самого начала был в «Золотой Заре» Кроули, а мистер Джоунз, по-видимому, является правой рукой Кроули. Они провели сэра Джона через древнейший ритуал посвящения из тех, что известны антропологам, — пытку страхом. Все это было усложненной и расширенной версией того простенького спектакля, который Кроули разыграл на лекции со его так называемым «психобулометром». Более того, «обряд посвящения» был закодирован в буквах I.N.R.I. — смерть и возрождение, — над которыми сэру Джону было предложено подумать в самом начале.
— А как вы объясните ту ужасную звукозапись, которую «Вири» прислал сэру Джону? — спросил Джойс.
— Дайте мне несколько хороших актеров, и я сделаю вам запись ничуть не хуже, — уверенно ответил Эйнштейн.
В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Ее нарушил Джойс:
— Теперь о чуде на Риджент-стрит. Неужели барон Захаров тоже был одним из участников заговора, а его православная набожность — всего лишь очередной маскарад?
— Видите ли, — заметил Эйнштейн, — для антисемита, чье правительство распространяет фальшивые «Протоколы сионских мудрецов», и для человека, дядя которого будто бы является одним из столпов русской православной церкви, у барона Захарова довольно необычное «отчество» — Соломонович. Джим, объясните сэру Джону, что это значит.
— Сын Соломона! — воскликнул Джойс, — Как я сразу не заметил! Это значит, — пояснил он сэру Джону, — что отец барона был евреем.
— Что совершенно невозможно, учитывая все вышесказанное, — подхватил Эйнштейн. — Вот оно, Невозможное Имя. Кроули и здесь был честен — он оставил ключ, с помощью которого сообразительный человек легко проникнет за кулисы этого спектакля.
— А слова мисс Стурджис?
— Мисс Стурджис, будучи секретарем известной своим вольнодумством Айседоры Дункан, — сказал Эйнштейн, — по роду своей деятельности часто общается с эксцентричными людьми — богемой, авангардом, революционерами, называйте их как хотите. Я не удивлюсь, если окажется, что она хорошо знакома с Кроули и связана с ним отношениями романтического или какого-либо иного характера.
— Но, — сказал Бэбкок, — если барон Захаров — не русский дворянин, кто же он такой на самом деле?
— О, — усмехнулся Эйнштейн, — По-моему, совершенно очевидно, что это тоже был Кроули, только в другом наряде. — Однако Кроули, Вири и Захаров были разного роста, — озадаченно заметил Джойс. — Как вы объясните это?
— Сэр Джон сказал нам, что Кроули среднего роста. Надев накладной горб и ссутулившись, он мог легко сойти за человека небольшого роста. — Эйнштейн встал и, сильно ссутулившись, сделал несколько шагов по комнате — так, как ходят горбуны. — Видите? Теперь я выгляжу сантиметров на десять ниже, не правда ли?
— Принимается, — сказал Джойс. — Но вам будет гораздо труднее объяснить превращение Кроули в барона Захарова. Для того, чтобы стать ниже, достаточно ссутулиться, а как стать выше?
— Если вы помните, сэр Джон видел Кроули как Кроули всего один раз, — сказал Эйнштейн. — И этого Кроули, Кроули без маски, не было в саду, чтобы сэр Джон мог сравнить его с бароном Захаровым. Сэр Джон увидел, как в сад забегает один человек маленького роста, а потом столкнулся лицом к лицу со вторым человеком, который был значительно выше первого. Рост второго человека он точно не запомнил, потому что, по его словам, «барон» вел себя очень высокомерно, а властные, надменные, раздраженные люди всегда кажутся нам более высокими, чем они есть на самом деле. В нас срабатывает животный инстинкт: в стае командуют те, кто крупнее. Барон мог показаться вам высоким еще и потому, что на нем была большая русская меховая шапка. Вот что я имел в виду, говоря об Относительности Измерений.
— Если «Вири» и «барон» — одно и то же лицо, то есть Кроули, становится понятно, почему в саду не было никаких следов борьбы. Ничего не перемещалось в саду горизонтально; превращение почти наверняка совершилось в вертикальной плоскости. Костюм барона Захарова — черная борода, меховая шапка и пальто — был подвешен за дубом на резиновой ленте вроде той, которую используют в своих представлениях иллюзионисты и медиумы. Кроули-Вири бежит в сад, хватает этот реквизит, прицепляет к ленте вещи Вири — пиджак с белым воротничком священника и бутафорский горб — и отвязывает нижний конец ленты от забора, к которому, скорее всего, она была привязана. Вещи Вири тотчас взлетают вверх и скрываются высоко в листьях дуба.
— Готов спорить, — завершил свой рассказ Эйнштейн, — что настоящие владельцы дома никому его не сдавали, и «барон» существовал только во время того короткого разговора в саду и на словах мисс Стурджис.
Бэбкок устало покачал головой.
— Возможно, в этом деле и не было чудес, — мрачно произнес он, — но все же определенно была некая дьявольщина.
— Неужели? — насмешливо спросил Джойс. — Вы просто еще не разобрались в нем до конца. Профессор очень подробно ответил на вопросы как, что и кто, но вопрос зачем все еще остается открытым. Мне кажется, что этот спектакль — не что иное, как посвящение страхом, и его последний акт еще впереди. Если Кроули одновременно руководит и «хорошими», и «плохими» каббалистами, суть этого маскарада для меня очевидна. В конце концов, сэр Джон, чем все это время занимались «плохие» каббалисты, как не инсценировали в реальной жизни ситуации из ваших ночных кошмаров? В сущности, они помогали вам справиться с вашими страхами.
— Черт! — вскричал Бэбкок. — Вы что, их оправдываете?
— Я всегда стараюсь понять других людей, а не судить их, — сказал Джойс. — Взять, к примеру, ваши сексуальные фобии…
— Я уже знаком с вашими безнравственными взглядами, — чопорно перебил его сэр Джон, — и ничуть не сомневаюсь в том, что Кроули оценил бы их по достоинству. Но я, слава Богу, в состоянии отличить хорошее от плохого.
Джойс с изумлением, отчасти нарочитым, воззрился на юного Бэбкока.
— Дружище, если вы в состоянии отличить хорошее от плохого, зачем вам «Золотая Заря», зачем вам вообще учиться чему-либо? Вы же гений, мудрец, гигант мысли. Вы решили задачу, над которой ломали голову все философы с древнейших времен. Что есть добро и что есть зло? За всю историю человечества не было двух наций, племен и даже двух людей, которые ответили бы на этот вопрос одинаково. Более того, ни один разумный человек не может ответить на него раз и навсегда даже для себя: сегодня он думает так, завтра иначе. А вы знаете ответ! Я потрясен. Да что там — я благоговею перед вами. Я готов припасть к вашим стопам.
— Джим, — попытался успокоить его Эйнштейн, — зачем столько сарказма? В наше время большинство молодых людей столь же наивно, как сэр Джон.
Но Джойса уже невозможно было остановить. Он вскочил и начал возбужденно расхаживать по комнате.
— Всю жизнь, — продолжал он, — я учился наблюдать внимательно и беспристрастно. На мой взгляд — и я думаю, что профессор со мной согласится, — объективность есть основа и необходимое условие любого научного исследования. Она также нужна для того, чтобы писать книги, которые я хочу писать. Теперь послушайте меня внимательно, сэр Джон. Спектакль, в который вас вовлекли Джоунз и Кроули, — отличный пример того, как легко человек обманывает себя. У вас были определенные фантазии, и Джоунз всего лишь постарался превратить их в реальность. Все, что с вами произошло, — только отражение ваших страхов и предрассудков, а люди, которые играли в этом спектакле, старались помочь вам преодолеть эти страхи и предрассудки. Я не мистик, но для меня очевидно, что «Золотая Заря» — это довольно хитроумный способ научить людей видеть мир таким, каким его видит ученый или художник, то есть без искажений, вносимых моралью и предрассудками.
— Существует большая разница, — холодно заметил сэр Джон, — между предрассудками и принципами.
— Конечно, — согласился Джойс. — Это у других предрассудки, а у меня — принципы. Это другие упрямы, а я просто настойчив, это другие эгоистичны, а я просто уважаю себя, это другие пьяницы, а я просто люблю иногда пропустить рюмочку-другую. Мне продолжать? Это другие со странностями, а я просто эксцентричен. Это другие наивны и легковерны, а я всего лишь по-детски открыт и простодушен. Это другие умничают, а я умею элегантно излагать свои мысли. Это другие сластолюбцы, а я романтик. Это другие параноики, а я всего лишь осторожен. Это другие дураки и тупицы, а я просто люблю поступать по-своему.
Сэр Джон улыбнулся и шутливо поднял руки вверх:
— Все-все, сдаюсь. Я понял вашу мысль. Конечно, у меня есть предрассудки, и я в самом деле иногда стараюсь их выдать их за принципы, как это делает большинство других людей. Но неужели вы хотите убедить меня в том, что и в извращенной сексуальности Кроули и его помощников нет ничего сатанинского?
— Для объективного наблюдателя, — спокойно сказал Джойс, — поклонение половому акту не более абсурдно, чем любая другая форма поклонения. А если верить «Истории поклонения половым органам» Томаса Райта, «Золотой ветви» сэра Джеймса Фрэзера и множеству других этнологических исследований, это вообще самая древняя из всех религий. Эта форма поклонения когда-то была очень широко распространена и до сих пор сохранилась в индуизме, исламе и буддизме; более того, ее следы можно найти даже в христианстве…
Снова прозвенел дверной звонок.
— А вот и наш гость, — объявил Джойс, — Наверное, он весь вечер прятался в вашем саду, профессор, слушая наш разговор.
Взгляды троих мужчин устремились в коридор, где вскоре появилась Милева, а за ней — хорошо одетый мужчина средних лет, приветливо улыбающийся, с бутылкой шампанского.
— Сэр Алистер Кроули, лэрд Боулскинский, — представила его Милева.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
XXXVII
— Наконец-то, — сказал Эйнштейн. — Теперь вы все понимаете, не так ли? Вы слышали, как Вири говорил с кем-то в Инвернессе, позвонив по какому-то инвернесскому номеру, и вы предположили, что он разговаривает с инспектором полиции. Опять-таки, что кажется вам более невероятным: то, что произошла серия самоубийств, спровоцированных, — при этих словах он улыбнулся, — Матушкой-Гусыней, или то, что у Вири в Инвернессе был сообщник, с которым они инсценировали этот телефонный разговор? Ответ очевиден и в этом случае: версия с сообщником гораздо менее невероятна.
— Все это звучит весьма убедительно, — сказал Бэбкок. — Но мне все же трудно поверить в то, что Джоунз, Вири и Кроули действовали сообща.
— Мне тоже было трудно в это поверить, — сказал Эйнштейн, — пока вы не пересказали мне ваш с Джоунзом телефонный разговор, который состоялся в то утро, когда к вам приехал Вири. Меня поразили слова Джоунза: «Будьте осторожны, сэр Джон. Не забывайте о том, что горб Вири очень бросается в глаза». Откуда Джоунзу было знать, что Вири — горбун, если они никогда не встречались? Сначала я подумал, что вы могли сказать об этом Джоунзу в самом начале разговора, но потом вспомнил ваши слова о том, что Вири все время был рядом с вами. Вы, конечно же, слишком хорошо воспитаны для того, чтобы сказать в трубку «Да, кстати, он — горбун», когда этот горбун стоит прямо перед вами. Но тогда как, черт возьми, Джоунз об этом узнал? Это я назвал Случайной Телепатией. Лично я в нее не верю.
— Остается только одно правдоподобное объяснение: Джоунз и Вири с самого начала были сообщниками. Вири рассказывает вам, сначала в письмах, а потом и лично, несколько душераздирающих историй, которые должны напугать вас до чертиков, а Джоунз подсовывает вам фальшивую газетную вырезку, которая должна сделать россказни Вири более убедительными.
Эйнштейн на минуту прервался, чтобы раскурить трубку, затем продолжил:
— Если предположить, что Джоунз и Вири были сообщниками, в этом запутанном деле сразу же проясняются некоторые темные места. Я допускаю, что иногда число совпадений может расти с поразительной скоростью — особенно в системе отсчета человека, который настроен на их восприятие и считает их оккультными сигналами или предзнаменованиями. Однако в вашем рассказе, сэр Джон, совпадений чересчур много. Взять хотя бы то пугающее постоянство, с которым образы и ситуации из ваших снов и астральных видений — кстати, я считаю эти видения разновидностью снов, снами за несколько секунд до пробуждения, — проявлялись в вашей реальной жизни начиная с того момента, как вы впервые узнали о существовании Вири. И я спрашиваю себя: почему так много совпадений?
— На этот вопрос есть только один ответ, — сказал Эйнштейн. — Кроме вас, только один человек имел доступ к вашему «магическому дневнику». Только один человек читал его каждый месяц, якобы для того, чтобы руководить вашим духовным развитием. Только один человек мог помочь Вири вызвать у вас ощущение, что ваши кошмары становятся реальностью. И этот человек — Джордж Сесил Джоунз.
— Боже милостивый! — снова воскликнул Бэбкок.
— Вернемся к газетной вырезке, — продолжал Эйнштейн. — Если бы ее не было, у вас могли возникнуть сомнения в истинности этой истории, которая была известна вам только со слов Вири и очень напоминала классический роман ужасов. Таким образом, фальшивая вырезка была элементом хорошо продуманного плана, как и разговор с инспектором Макинтошем.
— Но, — возразил Бэбкок, — какими бы разумными ни были ваши доводы, мне все равно трудно поверить в то, что христианский священник, даже с раздвоением личности, мог помогать такому исчадию ада, как Кроули.
Эйнштейн усмехнулся.
— Давайте немного поразмышляем. Джойс предположил, что Артура Агнуса Вири никогда не существовало, и «Облака без воды» от начала и до конца написаны Чарльзом Вири. Что, если мы вывернем эту мысль наизнанку и предположим, что никогда не существовало Чарльза Вири, и «Облака без воды» написаны Артуром Ангусом Вири?
— Но ведь я своими глазами видел Чарльза Вири! — воскликнул Бэбкок.
— Если быть до конца точным, — сказал Эйнштейн. — вы переписывались и общались лично с человеком, который утверждал, что его зовут Чарльз Вири. Он был горбуном, а этот физический недостаток так сильно бросается в глаза, что практически целиком завладевает вашим вниманием при общении. Мало кто после разговора с горбуном может точно описать его внешность, так как горб производит очень сильное впечатление и мешает запомнить менее значительные детали — черты лица, рост, цвет волос. Тем не менее, вы запомнили одну очень интересную подробность и не раз о ней говорили. Я имею в виду необычайную бледность мнимого Вири. Помнится, вы сказали, что Вири был бледен, словно актер, загримированный для роли покойника. Вот это меня и удивило: Слишком Четкий Образ. Я еще подумал: хм, если бы я надел накладной горб и должным образом загримировался, а потом вошел в эту комнату и спросил профессора Эйнштейна, вы двое наверняка ответили бы мне, что профессор Эйнштейн вышел.
— Каббалистический стиль! — воскликнул Джойс. — Боже, как я не заметил этого раньше! Ну конечно же! Стиль тот же. А это значит, что настоящий автор «Облаков без воды» — как самих стихов, так и комментариев к ним, — Алистер Кроули.
— Алистер Кроули — сын богатого пивовара, — сказал Эйнштейн, — и поэтому наверняка может себе позволить, как и многие другие богатые англичане, не только квартиру в Лондоне, но и красивый старинный особняк где-нибудь в Шотландии. Например, в Инвернессе. Думаю, это очень легко проверить.
— А телефонный номер этого особняка — Инвернесс 418, — подхватил Джойс, — тот самый номер, который «Вири» набрал, когда якобы говорил с «инспектором Макинтошем». На самом же деле Кроули, загримированный под вымышленного «Вири», позвонил к себе домой и, чтобы ввести сэра Джона в еще большее заблуждение, сделал вид, что разговаривает с полицейским.
— Есть кое-что еще, — заметил Эйнштейн, — Вчера мы узнали о том, кто некий лэрд Боулскинский приехал в Шотландию, чтобы совершить горное восхождение. Мы знаем, что Кроули отличный альпинист. Вот вам Загадка Альпиниста. Давайте в духе каббалистики предположим, что эти двое — на самом деле одно лицо. И вспомним, что «дьявол», которого сэр Джон видел на Банхофштрассе прошлой ночью, появился как раз после того, как в город прибыл лэрд. Посылка, которую нам только что принесли, также наталкивает на мысль о том, что Кроули находится где-то поблизости. Я предполагаю, что вместе с особняком в Инвернессе Кроули каким-то образом получил или присвоил себе титул «лэрда Боулскинского», и что именно он стоит как за «преподобным Чарльзом Вири», так и за «Обществом распространения религиозной истины».
— Проклятье! — раздосадованно воскликнул Бэбкок. — Каким же я был дураком!
— Вас оставили в дураках настоящие мастера своего дела, — постарался успокоить его Эйнштейн. — Автор «Книги лжей» — гений мистификации.
— Мне неясно только одно, — сказал Джойс. — Каким образом ввязался в эту историю мистер Джордж Сесил Джоунз?
— Разгадка всегда находилась у нас прямо перед глазами, — сказал Эйнштейн. — Кроули был абсолютно честен — наверное, потому, что правда, которая похожа на ложь, развлекает его не меньше, чем ложь, которая похожа на правду. Если вы помните, еще в самом начале Джоунз рассказал сэру Джону о том, что есть еще одна «Золотая заря», и возглавляет ее Кроули. Нападки на себя и свой орден, вложенные в уста Джоунза, — характерное проявление необычного юмора Кроули. Сэр Джон с самого начала был в «Золотой Заре» Кроули, а мистер Джоунз, по-видимому, является правой рукой Кроули. Они провели сэра Джона через древнейший ритуал посвящения из тех, что известны антропологам, — пытку страхом. Все это было усложненной и расширенной версией того простенького спектакля, который Кроули разыграл на лекции со его так называемым «психобулометром». Более того, «обряд посвящения» был закодирован в буквах I.N.R.I. — смерть и возрождение, — над которыми сэру Джону было предложено подумать в самом начале.
— А как вы объясните ту ужасную звукозапись, которую «Вири» прислал сэру Джону? — спросил Джойс.
— Дайте мне несколько хороших актеров, и я сделаю вам запись ничуть не хуже, — уверенно ответил Эйнштейн.
В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Ее нарушил Джойс:
— Теперь о чуде на Риджент-стрит. Неужели барон Захаров тоже был одним из участников заговора, а его православная набожность — всего лишь очередной маскарад?
— Видите ли, — заметил Эйнштейн, — для антисемита, чье правительство распространяет фальшивые «Протоколы сионских мудрецов», и для человека, дядя которого будто бы является одним из столпов русской православной церкви, у барона Захарова довольно необычное «отчество» — Соломонович. Джим, объясните сэру Джону, что это значит.
— Сын Соломона! — воскликнул Джойс, — Как я сразу не заметил! Это значит, — пояснил он сэру Джону, — что отец барона был евреем.
— Что совершенно невозможно, учитывая все вышесказанное, — подхватил Эйнштейн. — Вот оно, Невозможное Имя. Кроули и здесь был честен — он оставил ключ, с помощью которого сообразительный человек легко проникнет за кулисы этого спектакля.
— А слова мисс Стурджис?
— Мисс Стурджис, будучи секретарем известной своим вольнодумством Айседоры Дункан, — сказал Эйнштейн, — по роду своей деятельности часто общается с эксцентричными людьми — богемой, авангардом, революционерами, называйте их как хотите. Я не удивлюсь, если окажется, что она хорошо знакома с Кроули и связана с ним отношениями романтического или какого-либо иного характера.
— Но, — сказал Бэбкок, — если барон Захаров — не русский дворянин, кто же он такой на самом деле?
— О, — усмехнулся Эйнштейн, — По-моему, совершенно очевидно, что это тоже был Кроули, только в другом наряде. — Однако Кроули, Вири и Захаров были разного роста, — озадаченно заметил Джойс. — Как вы объясните это?
— Сэр Джон сказал нам, что Кроули среднего роста. Надев накладной горб и ссутулившись, он мог легко сойти за человека небольшого роста. — Эйнштейн встал и, сильно ссутулившись, сделал несколько шагов по комнате — так, как ходят горбуны. — Видите? Теперь я выгляжу сантиметров на десять ниже, не правда ли?
— Принимается, — сказал Джойс. — Но вам будет гораздо труднее объяснить превращение Кроули в барона Захарова. Для того, чтобы стать ниже, достаточно ссутулиться, а как стать выше?
— Если вы помните, сэр Джон видел Кроули как Кроули всего один раз, — сказал Эйнштейн. — И этого Кроули, Кроули без маски, не было в саду, чтобы сэр Джон мог сравнить его с бароном Захаровым. Сэр Джон увидел, как в сад забегает один человек маленького роста, а потом столкнулся лицом к лицу со вторым человеком, который был значительно выше первого. Рост второго человека он точно не запомнил, потому что, по его словам, «барон» вел себя очень высокомерно, а властные, надменные, раздраженные люди всегда кажутся нам более высокими, чем они есть на самом деле. В нас срабатывает животный инстинкт: в стае командуют те, кто крупнее. Барон мог показаться вам высоким еще и потому, что на нем была большая русская меховая шапка. Вот что я имел в виду, говоря об Относительности Измерений.
— Если «Вири» и «барон» — одно и то же лицо, то есть Кроули, становится понятно, почему в саду не было никаких следов борьбы. Ничего не перемещалось в саду горизонтально; превращение почти наверняка совершилось в вертикальной плоскости. Костюм барона Захарова — черная борода, меховая шапка и пальто — был подвешен за дубом на резиновой ленте вроде той, которую используют в своих представлениях иллюзионисты и медиумы. Кроули-Вири бежит в сад, хватает этот реквизит, прицепляет к ленте вещи Вири — пиджак с белым воротничком священника и бутафорский горб — и отвязывает нижний конец ленты от забора, к которому, скорее всего, она была привязана. Вещи Вири тотчас взлетают вверх и скрываются высоко в листьях дуба.
— Готов спорить, — завершил свой рассказ Эйнштейн, — что настоящие владельцы дома никому его не сдавали, и «барон» существовал только во время того короткого разговора в саду и на словах мисс Стурджис.
Бэбкок устало покачал головой.
— Возможно, в этом деле и не было чудес, — мрачно произнес он, — но все же определенно была некая дьявольщина.
— Неужели? — насмешливо спросил Джойс. — Вы просто еще не разобрались в нем до конца. Профессор очень подробно ответил на вопросы как, что и кто, но вопрос зачем все еще остается открытым. Мне кажется, что этот спектакль — не что иное, как посвящение страхом, и его последний акт еще впереди. Если Кроули одновременно руководит и «хорошими», и «плохими» каббалистами, суть этого маскарада для меня очевидна. В конце концов, сэр Джон, чем все это время занимались «плохие» каббалисты, как не инсценировали в реальной жизни ситуации из ваших ночных кошмаров? В сущности, они помогали вам справиться с вашими страхами.
— Черт! — вскричал Бэбкок. — Вы что, их оправдываете?
— Я всегда стараюсь понять других людей, а не судить их, — сказал Джойс. — Взять, к примеру, ваши сексуальные фобии…
— Я уже знаком с вашими безнравственными взглядами, — чопорно перебил его сэр Джон, — и ничуть не сомневаюсь в том, что Кроули оценил бы их по достоинству. Но я, слава Богу, в состоянии отличить хорошее от плохого.
Джойс с изумлением, отчасти нарочитым, воззрился на юного Бэбкока.
— Дружище, если вы в состоянии отличить хорошее от плохого, зачем вам «Золотая Заря», зачем вам вообще учиться чему-либо? Вы же гений, мудрец, гигант мысли. Вы решили задачу, над которой ломали голову все философы с древнейших времен. Что есть добро и что есть зло? За всю историю человечества не было двух наций, племен и даже двух людей, которые ответили бы на этот вопрос одинаково. Более того, ни один разумный человек не может ответить на него раз и навсегда даже для себя: сегодня он думает так, завтра иначе. А вы знаете ответ! Я потрясен. Да что там — я благоговею перед вами. Я готов припасть к вашим стопам.
— Джим, — попытался успокоить его Эйнштейн, — зачем столько сарказма? В наше время большинство молодых людей столь же наивно, как сэр Джон.
Но Джойса уже невозможно было остановить. Он вскочил и начал возбужденно расхаживать по комнате.
— Всю жизнь, — продолжал он, — я учился наблюдать внимательно и беспристрастно. На мой взгляд — и я думаю, что профессор со мной согласится, — объективность есть основа и необходимое условие любого научного исследования. Она также нужна для того, чтобы писать книги, которые я хочу писать. Теперь послушайте меня внимательно, сэр Джон. Спектакль, в который вас вовлекли Джоунз и Кроули, — отличный пример того, как легко человек обманывает себя. У вас были определенные фантазии, и Джоунз всего лишь постарался превратить их в реальность. Все, что с вами произошло, — только отражение ваших страхов и предрассудков, а люди, которые играли в этом спектакле, старались помочь вам преодолеть эти страхи и предрассудки. Я не мистик, но для меня очевидно, что «Золотая Заря» — это довольно хитроумный способ научить людей видеть мир таким, каким его видит ученый или художник, то есть без искажений, вносимых моралью и предрассудками.
— Существует большая разница, — холодно заметил сэр Джон, — между предрассудками и принципами.
— Конечно, — согласился Джойс. — Это у других предрассудки, а у меня — принципы. Это другие упрямы, а я просто настойчив, это другие эгоистичны, а я просто уважаю себя, это другие пьяницы, а я просто люблю иногда пропустить рюмочку-другую. Мне продолжать? Это другие со странностями, а я просто эксцентричен. Это другие наивны и легковерны, а я всего лишь по-детски открыт и простодушен. Это другие умничают, а я умею элегантно излагать свои мысли. Это другие сластолюбцы, а я романтик. Это другие параноики, а я всего лишь осторожен. Это другие дураки и тупицы, а я просто люблю поступать по-своему.
Сэр Джон улыбнулся и шутливо поднял руки вверх:
— Все-все, сдаюсь. Я понял вашу мысль. Конечно, у меня есть предрассудки, и я в самом деле иногда стараюсь их выдать их за принципы, как это делает большинство других людей. Но неужели вы хотите убедить меня в том, что и в извращенной сексуальности Кроули и его помощников нет ничего сатанинского?
— Для объективного наблюдателя, — спокойно сказал Джойс, — поклонение половому акту не более абсурдно, чем любая другая форма поклонения. А если верить «Истории поклонения половым органам» Томаса Райта, «Золотой ветви» сэра Джеймса Фрэзера и множеству других этнологических исследований, это вообще самая древняя из всех религий. Эта форма поклонения когда-то была очень широко распространена и до сих пор сохранилась в индуизме, исламе и буддизме; более того, ее следы можно найти даже в христианстве…
Снова прозвенел дверной звонок.
— А вот и наш гость, — объявил Джойс, — Наверное, он весь вечер прятался в вашем саду, профессор, слушая наш разговор.
Взгляды троих мужчин устремились в коридор, где вскоре появилась Милева, а за ней — хорошо одетый мужчина средних лет, приветливо улыбающийся, с бутылкой шампанского.
— Сэр Алистер Кроули, лэрд Боулскинский, — представила его Милева.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Все видимые предметы — лишь картонные маски.
Герман Мелвилл, «Моби Дик»
Камилла: Сэр, вы должны снять маску.
Незнакомец: Да?
Кассильда: Да, теперь ваша очередь. Мы все уже сняли свои маски, остались только вы.
Незнакомец: У меня нет маски.
Камилла {испуганно шепчет Кассильде): Нет маски? У него нет маски?
Роберт Чамберс, «Король в желтом»
Если бы не подвязка, я мог бы никогда не увидеть звезду.
— Алистер Кроули, «Звезда и подвязка»
XXXVII
Кроули пересек комнату, залитую багряным светом заходящего солнца, и вручил шампанское Эйнштейну.
— Наконец-то наш маскарад закончился, и я предлагаю это отпраздновать. Я подумал, что всех вас, должно быть, мучит ужасная жажда, и поэтому принес вам этот дар Диониса, — сказал он.
— Отличная идея, — радостно воскликнул Джойс. Бэбкок вскочил, дрожа от негодования. Лучи заходящего солнца причудливо окрасили его лицо в золотые и красные тона.
— Вы мерзавец, — холодно сказал он Кроули. — Как вы посмели так жестоко меня разыграть?
Кроули уже осторожно открывал шампанское.
— Весь этот мир, — заметил он небрежно, — есть не что иное, как огромный розыгрыш.
Бэбкок с трудом сдерживался.
— Вы месяцами изводили и обманывали меня. Вы заставили меня пережить ужасы, которые едва не лишили меня рассудка. Вы… вы… да вы просто негодяй!
— Вы пришли к нам в поисках просветления, — сказал Кроули, — вот вы его и получаете. Неужели вы думали, что. Истина прибежит к вам по первому зову, словно верный пес? Разве буквы I.N.R.I. не предупредили вас о цене алхимического превращения? Разве вы не знали с самого начала, что вам придется сразиться со всеми вашими страхами?
— И все-таки вы не станете отрицать, что были жестоки по отношению к этому молодому человеку, — спокойно заметил Эйнштейн.
— Жесток? — переспросил Кроули и расхохотался. — Отрицать? Дорогой Альберт, да я настаиваю на этом! Я жесток, ибо я и есть огонь очищающий.
— Вы богохульствуете, пытаясь оправдать свои садистские наклонности, — возмутился Бэбкок. — Вы мне отвратительны.
— Ага, — сказал Кроули, разливая шампанское по бокалам, — я вижу, в вас все еще есть боевой дух. Мне это нравится. Возможно, когда-нибудь вас будут вспоминать как одного из любимых учеников Кроули. Сказано ведь: кого Бог любит, того наказывает.
— Еще богохульство, — промычал Бэбкок.
— Еще шампанского, — сказал Джойс. — Я свое уже выпил.
— Насколько я понимаю, — сказал Эйнштейн, сосредоточенно разглядывая малиново-красный огонек в своей трубке, — ваш план посвящения сэра Джона предполагает определенный финал. Надеюсь, мы не разрушили его тем, что преждевременно объяснили сэру Джону ваши фокусы.
— Выпейте еще шампанского, — предложил Кроули Бэбкоку, наполняя его бокал. — Этот спектакль закончится именно так, как я планировал, с той лишь разницей, что вместо одного кандидата будет три.
В комнате повисло молчание.
Сердце: тук, тук, тук.
Первым обрел дар речи Джойс.
— Три, — переспросил он. — Я чую в этом какой-то подвох.
Эйнштейн вяло поинтересовался:
— Вы тоже слышите это странное жужжание?
Все посмотрели на Кроули, потом друг на друга.
— Удивительно, — сказал Джойс. — На какой-то миг мне вдруг показалось, что я понял Платона. Как будто движущийся во времени и пространстве образ замер, и я увидел мировую линию в четырех измерениях, вечную и неподвижную. Ничего себе! Великая мутная река сознания будто застыла.
— Странный звук, — снова сказал Эйнштейн, — как будто жужжат миллионы пчел…
— А я вот не слышу никакого жужжания, — спокойно заметил Джойс. — Бэбкок, с вами все в порядке? Вы что-то позеленели.
Бэбкок и вправду позеленел, потом почему-то побагровел.
— Интересно, — произнес он медленно. — Никогда в жизни я не чувствовал себя лучше, чем сейчас.
Книжный шкаф в углу вдруг начал уменьшаться в размерах. Джойс с изумлением наблюдал за этой метаморфозой. Жужжание заметно усилилось.
— Удивительнее всего то, — заметил Кроули, — что, сколько бы вы ни выставили солдат, горбунов всегда будет на один больше.
— Вы правы, — сказал Эйнштейн. — Каждый ответ порождает новый вопрос. Но в этом вся прелесть игры.
Кроули спокойно наблюдал за тем, как съеживается дубовый книжный шкаф.
— Для вас и для меня — да, — сказал он. — Но большинство людей хочет, чтобы солдат было ровно столько, сколько горбунов. Им кажется, что каждый вопрос должен иметь ответ.
— Этот шкаф и вправду съеживается, или мне только кажется? — спросил Джойс.
Неожиданно шкаф превратился в цюрихский экспресс, который пронесся, грохоча: одночасье, одночасье, одночасье.
Потом он превратился из экспресса в алтарь. Кроули в багряном плаще взмахнул огненным Жезлом, и сознание Джойса снова замерло.
Стоп. Вперед. Стоп. Вперед.
Вокруг Джойса танцевали мириады чудовищ. «Правду ты мне говоришь, вдоль по улице идя», напевали они. Рогоносец! Рогоносец! Самое крупное тайное общество в Европе. Рогоносец!
— Слушайте все, — сказал Кроули. — ИЕОУ ПУР ИОУ ПУР ИОАТ ИАЕО ИООУ АБРАКСАС САБРИАМ ОО ОО АДОНАИ ЕДЕ ЕДУ АНГЕЛОС ТОН ТЕОН ЛАИ ГАЙЯ АЭПЕ ДИАТАРНА ТОРОН! Солнце, живущее во мне! Ты огонь! Ты рождаешь звезды! Ты окружено силой и огнем! Великий Солнцезмей! Я приветствую тебя! Я приветствую тебя, великий дикий зверь! Желание моей души! Желание моего ангела! Славься, Грааль! Славься, чаша Вавилона! Славься, мой ангел, сливающийся с моей душой! Да откроется вам всем скрытый свет, душа, порождающая все души!
Одночасье, одночасье, одночасье, понимаю, понимаю, понимаю.
— Не могли бы вы повторить последнюю фразу, — попросил Джойс. — Я что-то не до конца понимаю, что происходит в этой комнате.
Сэр Джон толкнул дверь магазина «М.М.М.» и прошел через Парфенон, собор Святого Петра, Эйфелеву башню, восточные пагоды, мрачные банки с готическими фасадами, орден амеб, орден сороконожек, орден рыцарей-тамплиеров, орден Мемфиса и Мизраима, академии, лаборатории, женские монастыри, пекарни, часовни, могучие воды Амазонки и Ганга. Большое может скрываться внутри малого. Слабоумные фермерские отпрыски, размахивая полотнищами с надписью «Свободу инстинктам», мчатся в атаку на плотный строй полицейских.
Комнату начали заполнять Тайные Вожди, медленно материализуясь прямо из воздуха прозрачного. Элиас Эшмол, Тайный Мастер, Совершенный Мастер, Избранный из Пятнадцати, Рыцарь Треугольника; Томас Воэн, Верховный Инспектор 33-й степени Древнего и Принятого Польского Устава; сэр Эдвард Келли, Возвышенный Хранитель Царской Тайны; доктор Иоанн Ди, Князь Милости, Рыцарь Пната, Тайный Совершенный Мастер; Родерик Борджиа, папа римский Александр VI, Великий Рыцарь Лота и Феникса; Михаэль Майер, Мудрец Элии, Мудрец Дельф, Мастер Тройного Тау; Парацельс, Великий Рыцарь Святого Андрея; Адам Вейсгаупт, Рыцарь Палестины, Великий Избранный Святой Рыцарь; Христиан Розенкрейц, Старый Мастер Королевской Арки; Вольфганг фон Гете, Истинный Мастер-Адепт Символических Лож; мученик Жак де Молэ, Рыцарь Иерусалима, Рыцарь Палестины, Рыцарь Жезлов, Верховный Шотландский Архитектор Ереси, Великий Рыцарь Содома; король Фридрих, Великий Рыцарь; король Баварии Людовик, Верховный Правитель Звезд, Повелитель Хаоса, Великий Философ; Кинг-Конг, Примат Острова Черепов; Карл Келльнер, Великий Хранитель Ереси Креста и Розы; Карл Великий, Доктор Изедов; Валентинус, Патриарх Мемфиса и Сент-Джо; сэр Ричард Бартон, Верховный Командор Храма и Князь Иерусалима; Базилид, Первосвященник Коллегии Гнозиса; Пифагор, Рыцарь Ливийской Цепи; сэр Ричард Пэйн-Найт, Командор Красного Орла; Манес, Патриарх Планисфер, Совершеннейший Архитектор, Рыцарь Израиля; Атилла, Предводитель Гуннов, Храбрый Мастер; Людвиг ван Бетховен, Совершенный и Знаменитый Адепт Ордена Павлинов, Мастер Треугольника; Симон Волхв, Рыцарь Золотой Элевсинской Ветви; Иоганн Себастьян Бах, Очень Быстрый Мастер Органа; Аполлоний Тианский, Великий Архитектор Тайного Города; Вольфганг Амадей Моцарт, Рыцарь Волшебной Флейты, Прусский Рыцарь, Рыцарь Храма, Верховный Мастер-Рыцарь Орла; Бенджамин Франклин, Великий Топор Королевской Арки, Верховный Рыцарь Выбора; Томас Джефферсон, Архитектор Света и Совершенства, Великий Еретик; Катулл, Мудрец Лабиринта и Рыцарь Высшей Любви; Мелхиседек, Рыцарь Кадош, Рыцарь Великий Надзиратель, Рыцарь Королевской Тайны Небесных Колесниц; Осирис, Верховный Искатель Истины и Рыцарь Ливана; Тахути, Рыцарь Королевской Арки, Рыцарь Тайного Склепа; Будда, Великий Мастер Просветления; Лао-цзы, Великий Мастер 90-й и последней степени, Патриарх Ордена Мизраима; Дон Кихот Ламанчский, Рыцарь Иерусалима, Рыцарь Печального Образа, Избранный из Девяти, Верховный Избранный, Кавалер Королевской Арки Еноха, Шотландский Рыцарь Совершенства, Великий Мастер, Рыцарь Тайного Склепа, Рыцарь Радуги, Верховный Надзиратель, Верховный Смотритель Креста и Розы, Великий Избранный Святой Рыцарь, Истинный Мастер Тайного Знания, Рыцарь Израиля, Рыцарь Мемфиса и Мизраима, Почетный Великий Мастер и Первосвященник, Адепт 33-й степени Шотландской Масонской Ложи, 10-й степени «Ordo Templi Orientis», 97-й степени Ложи Мемфиса и Мизраима, КОРОЛЕВСКИЙ ВЕРХОВНЫЙ ВЕЛИКИЙ МАСТЕР Гностической Католической Церкви, ВЕРХОВНЫЙ ИЛЛЮМИНАТ; а также великое множество разнообразных благородных обезьян, свиней, носорогов, рыб и беспозвоночных, а также почтенные представители орденов пчел, тараканов, мокриц, муравьев, термитов, саранчи и креветок, а также самые разумные амебы из тех, которые известны науке.
— Наконец-то наш маскарад закончился, и я предлагаю это отпраздновать. Я подумал, что всех вас, должно быть, мучит ужасная жажда, и поэтому принес вам этот дар Диониса, — сказал он.
— Отличная идея, — радостно воскликнул Джойс. Бэбкок вскочил, дрожа от негодования. Лучи заходящего солнца причудливо окрасили его лицо в золотые и красные тона.
— Вы мерзавец, — холодно сказал он Кроули. — Как вы посмели так жестоко меня разыграть?
Кроули уже осторожно открывал шампанское.
— Весь этот мир, — заметил он небрежно, — есть не что иное, как огромный розыгрыш.
Бэбкок с трудом сдерживался.
— Вы месяцами изводили и обманывали меня. Вы заставили меня пережить ужасы, которые едва не лишили меня рассудка. Вы… вы… да вы просто негодяй!
— Вы пришли к нам в поисках просветления, — сказал Кроули, — вот вы его и получаете. Неужели вы думали, что. Истина прибежит к вам по первому зову, словно верный пес? Разве буквы I.N.R.I. не предупредили вас о цене алхимического превращения? Разве вы не знали с самого начала, что вам придется сразиться со всеми вашими страхами?
— И все-таки вы не станете отрицать, что были жестоки по отношению к этому молодому человеку, — спокойно заметил Эйнштейн.
— Жесток? — переспросил Кроули и расхохотался. — Отрицать? Дорогой Альберт, да я настаиваю на этом! Я жесток, ибо я и есть огонь очищающий.
— Вы богохульствуете, пытаясь оправдать свои садистские наклонности, — возмутился Бэбкок. — Вы мне отвратительны.
— Ага, — сказал Кроули, разливая шампанское по бокалам, — я вижу, в вас все еще есть боевой дух. Мне это нравится. Возможно, когда-нибудь вас будут вспоминать как одного из любимых учеников Кроули. Сказано ведь: кого Бог любит, того наказывает.
— Еще богохульство, — промычал Бэбкок.
— Еще шампанского, — сказал Джойс. — Я свое уже выпил.
— Насколько я понимаю, — сказал Эйнштейн, сосредоточенно разглядывая малиново-красный огонек в своей трубке, — ваш план посвящения сэра Джона предполагает определенный финал. Надеюсь, мы не разрушили его тем, что преждевременно объяснили сэру Джону ваши фокусы.
— Выпейте еще шампанского, — предложил Кроули Бэбкоку, наполняя его бокал. — Этот спектакль закончится именно так, как я планировал, с той лишь разницей, что вместо одного кандидата будет три.
В комнате повисло молчание.
Сердце: тук, тук, тук.
Первым обрел дар речи Джойс.
— Три, — переспросил он. — Я чую в этом какой-то подвох.
Эйнштейн вяло поинтересовался:
— Вы тоже слышите это странное жужжание?
Все посмотрели на Кроули, потом друг на друга.
— Удивительно, — сказал Джойс. — На какой-то миг мне вдруг показалось, что я понял Платона. Как будто движущийся во времени и пространстве образ замер, и я увидел мировую линию в четырех измерениях, вечную и неподвижную. Ничего себе! Великая мутная река сознания будто застыла.
— Странный звук, — снова сказал Эйнштейн, — как будто жужжат миллионы пчел…
— А я вот не слышу никакого жужжания, — спокойно заметил Джойс. — Бэбкок, с вами все в порядке? Вы что-то позеленели.
Бэбкок и вправду позеленел, потом почему-то побагровел.
— Интересно, — произнес он медленно. — Никогда в жизни я не чувствовал себя лучше, чем сейчас.
Книжный шкаф в углу вдруг начал уменьшаться в размерах. Джойс с изумлением наблюдал за этой метаморфозой. Жужжание заметно усилилось.
— Удивительнее всего то, — заметил Кроули, — что, сколько бы вы ни выставили солдат, горбунов всегда будет на один больше.
— Вы правы, — сказал Эйнштейн. — Каждый ответ порождает новый вопрос. Но в этом вся прелесть игры.
Кроули спокойно наблюдал за тем, как съеживается дубовый книжный шкаф.
— Для вас и для меня — да, — сказал он. — Но большинство людей хочет, чтобы солдат было ровно столько, сколько горбунов. Им кажется, что каждый вопрос должен иметь ответ.
— Этот шкаф и вправду съеживается, или мне только кажется? — спросил Джойс.
Неожиданно шкаф превратился в цюрихский экспресс, который пронесся, грохоча: одночасье, одночасье, одночасье.
Потом он превратился из экспресса в алтарь. Кроули в багряном плаще взмахнул огненным Жезлом, и сознание Джойса снова замерло.
Стоп. Вперед. Стоп. Вперед.
Вокруг Джойса танцевали мириады чудовищ. «Правду ты мне говоришь, вдоль по улице идя», напевали они. Рогоносец! Рогоносец! Самое крупное тайное общество в Европе. Рогоносец!
— Слушайте все, — сказал Кроули. — ИЕОУ ПУР ИОУ ПУР ИОАТ ИАЕО ИООУ АБРАКСАС САБРИАМ ОО ОО АДОНАИ ЕДЕ ЕДУ АНГЕЛОС ТОН ТЕОН ЛАИ ГАЙЯ АЭПЕ ДИАТАРНА ТОРОН! Солнце, живущее во мне! Ты огонь! Ты рождаешь звезды! Ты окружено силой и огнем! Великий Солнцезмей! Я приветствую тебя! Я приветствую тебя, великий дикий зверь! Желание моей души! Желание моего ангела! Славься, Грааль! Славься, чаша Вавилона! Славься, мой ангел, сливающийся с моей душой! Да откроется вам всем скрытый свет, душа, порождающая все души!
Одночасье, одночасье, одночасье, понимаю, понимаю, понимаю.
— Не могли бы вы повторить последнюю фразу, — попросил Джойс. — Я что-то не до конца понимаю, что происходит в этой комнате.
Сэр Джон толкнул дверь магазина «М.М.М.» и прошел через Парфенон, собор Святого Петра, Эйфелеву башню, восточные пагоды, мрачные банки с готическими фасадами, орден амеб, орден сороконожек, орден рыцарей-тамплиеров, орден Мемфиса и Мизраима, академии, лаборатории, женские монастыри, пекарни, часовни, могучие воды Амазонки и Ганга. Большое может скрываться внутри малого. Слабоумные фермерские отпрыски, размахивая полотнищами с надписью «Свободу инстинктам», мчатся в атаку на плотный строй полицейских.
Комнату начали заполнять Тайные Вожди, медленно материализуясь прямо из воздуха прозрачного. Элиас Эшмол, Тайный Мастер, Совершенный Мастер, Избранный из Пятнадцати, Рыцарь Треугольника; Томас Воэн, Верховный Инспектор 33-й степени Древнего и Принятого Польского Устава; сэр Эдвард Келли, Возвышенный Хранитель Царской Тайны; доктор Иоанн Ди, Князь Милости, Рыцарь Пната, Тайный Совершенный Мастер; Родерик Борджиа, папа римский Александр VI, Великий Рыцарь Лота и Феникса; Михаэль Майер, Мудрец Элии, Мудрец Дельф, Мастер Тройного Тау; Парацельс, Великий Рыцарь Святого Андрея; Адам Вейсгаупт, Рыцарь Палестины, Великий Избранный Святой Рыцарь; Христиан Розенкрейц, Старый Мастер Королевской Арки; Вольфганг фон Гете, Истинный Мастер-Адепт Символических Лож; мученик Жак де Молэ, Рыцарь Иерусалима, Рыцарь Палестины, Рыцарь Жезлов, Верховный Шотландский Архитектор Ереси, Великий Рыцарь Содома; король Фридрих, Великий Рыцарь; король Баварии Людовик, Верховный Правитель Звезд, Повелитель Хаоса, Великий Философ; Кинг-Конг, Примат Острова Черепов; Карл Келльнер, Великий Хранитель Ереси Креста и Розы; Карл Великий, Доктор Изедов; Валентинус, Патриарх Мемфиса и Сент-Джо; сэр Ричард Бартон, Верховный Командор Храма и Князь Иерусалима; Базилид, Первосвященник Коллегии Гнозиса; Пифагор, Рыцарь Ливийской Цепи; сэр Ричард Пэйн-Найт, Командор Красного Орла; Манес, Патриарх Планисфер, Совершеннейший Архитектор, Рыцарь Израиля; Атилла, Предводитель Гуннов, Храбрый Мастер; Людвиг ван Бетховен, Совершенный и Знаменитый Адепт Ордена Павлинов, Мастер Треугольника; Симон Волхв, Рыцарь Золотой Элевсинской Ветви; Иоганн Себастьян Бах, Очень Быстрый Мастер Органа; Аполлоний Тианский, Великий Архитектор Тайного Города; Вольфганг Амадей Моцарт, Рыцарь Волшебной Флейты, Прусский Рыцарь, Рыцарь Храма, Верховный Мастер-Рыцарь Орла; Бенджамин Франклин, Великий Топор Королевской Арки, Верховный Рыцарь Выбора; Томас Джефферсон, Архитектор Света и Совершенства, Великий Еретик; Катулл, Мудрец Лабиринта и Рыцарь Высшей Любви; Мелхиседек, Рыцарь Кадош, Рыцарь Великий Надзиратель, Рыцарь Королевской Тайны Небесных Колесниц; Осирис, Верховный Искатель Истины и Рыцарь Ливана; Тахути, Рыцарь Королевской Арки, Рыцарь Тайного Склепа; Будда, Великий Мастер Просветления; Лао-цзы, Великий Мастер 90-й и последней степени, Патриарх Ордена Мизраима; Дон Кихот Ламанчский, Рыцарь Иерусалима, Рыцарь Печального Образа, Избранный из Девяти, Верховный Избранный, Кавалер Королевской Арки Еноха, Шотландский Рыцарь Совершенства, Великий Мастер, Рыцарь Тайного Склепа, Рыцарь Радуги, Верховный Надзиратель, Верховный Смотритель Креста и Розы, Великий Избранный Святой Рыцарь, Истинный Мастер Тайного Знания, Рыцарь Израиля, Рыцарь Мемфиса и Мизраима, Почетный Великий Мастер и Первосвященник, Адепт 33-й степени Шотландской Масонской Ложи, 10-й степени «Ordo Templi Orientis», 97-й степени Ложи Мемфиса и Мизраима, КОРОЛЕВСКИЙ ВЕРХОВНЫЙ ВЕЛИКИЙ МАСТЕР Гностической Католической Церкви, ВЕРХОВНЫЙ ИЛЛЮМИНАТ; а также великое множество разнообразных благородных обезьян, свиней, носорогов, рыб и беспозвоночных, а также почтенные представители орденов пчел, тараканов, мокриц, муравьев, термитов, саранчи и креветок, а также самые разумные амебы из тех, которые известны науке.