Но вот однажды Джейн зашла, когда мы с Кэм не то чтобы ругались, но сильно спорили, и я выкрикивала всякие там слова. Еще как-то она зашла, когда я сидела и дулась в своей «пещере». Позже я слышала, как она говорила Кэм, что глупо терпеть все мои выходки. Да, она слышала, что я много пережила, но это не дает мне никакого права быть такой наглой.
Я долго думала, что Лиз нормальная. Сначала я волновалась — ведь она учительница, но оказалось, что Лиз совсем не такая, как миссис В. Б. Знает все неприличные анекдоты, любит посмешить… У нее есть собственные ролики, и однажды она дала мне на них покататься. Вот было классно! А как я здорово на них смотрелась! Носилась туда-сюда и ни разу не упала. Потом я стала приставать к Кэм и говорить, что давно пора купить мне такие же. Увидев, как я здорово катаюсь, Лиз вдруг задергалась и сказала, что Кэм сама денег не печатает.
Вот жалость!
Потом Лиз завела старую шарманку: мол, любовь и трата денег — это не одно и то же. Будто прямо на глазах превратилась в В. Б.!
Я все равно думала, что в Лиз что-то есть, но однажды она зашла поздно вечером, и из своей «пещеры» я услышала, как Кэм плачет после нашей очередной стычки — точно уж не помню из-за чего. Ну, на самом-то деле помню. Кажется, я взяла у нее из кошелька десятку — ведь не украла же! Во всяком случае, она моя приемная мама и должна на меня пахать, а не быть такой жадной и экономить на моих карманных деньгах. И чего реветь из-за какой-то несчастной бумажки в десять фунтов? Я могла бы взять двадцать! Нечего всюду оставлять кошельки, если потом переживаешь из-за того, что деньги пропадают. Старушка Кэм не от мира сего. В детском доме она бы не продержалась и десяти минут.
Так вот, когда Лиз пришла, я обвилась вокруг своей двери, как мой питон, чтобы подслушать, о чем это они разговаривают. Как я и предполагала, говорили обо мне. Лиз все спрашивала, что произошло на этот раз, и Кэм сначала держала язык за зубами, а потом раскололась: видите ли, маленькая озорная Трейси — воровка. Кэм припомнила и другие пропажи. Да, однажды я действительно взяла у нее на время ручку. Ну ладно, не одну, а несколько. Ну еще этот дурацкий медальон, который ей мама подарила. Не собиралась я его красть! Только хотела посмотреть, что там внутри.
Ведь знала, какая Кэм ябеда! А Лиз-то хороша! Все ей пела, что не надо копить переживания в себе — лучше как следует выплакаться. А потом села на своего любимого конька и поехала: будто я ворую, чтобы привлечь к себе внимание и завоевать любовь. Все учителя и социальные работники одинаковые, все дуют в одну дуду. Я своровала деньги, потому что они мне были нужны. И ручка мне тоже была нужна. Ну а медальон мне понадобился, потому что в него можно было вложить фотографию моей настоящей мамы.
У меня есть одна фотография, на которой она потрясающе выглядит: настоящая кинозвезда с улыбкой от уха до уха. Догадайтесь, кому это она улыбается? Малышке, которую держит на руках, а та вцепилась в ее роскошные белокурые волосы… Да это же я!
Вот бы у Кэм были длинные волосы! Мне бы так хотелось, чтобы и она классно выглядела. И тоже была необыкновенной, как кинозвезда. И больше улыбалась. А не сутулилась и не переживала бы из-за меня.
Когда у нас сидела Лиз, Кэм наплакалась вволю и сказала, что ничегошеньки у нее со мной не получается. Все не так, как она думала. Так я и знала! Ведь чувствовала, что она от меня откажется. Ну и ладно. Подумаешь! Буду я еще переживать! Лиз сказала, что это пройдет, просто я лезу вон из шкурки, пытаясь показать все, на что только способна.
— А я тебе говорю — это она проверяет, насколько хватит моих сил, выдержу я ее выходки или нет, — сказала Кэм.
— Не позволяй ей так себя доводить, — ответила Лиз. — Встряхнись, Кэм! Нельзя ставить свою жизнь в зависимость от Трейси! Никуда не ходишь! Даже свои курсы забросила!
— Не могу же я оставлять Трейси по вечерам! Я заикнулась было о приходящей няне, но девочка оскорбилась.
— Тогда почему по утрам ты не ходишь в бассейн? Ты ведь была в такой прекрасной форме! Почему вы с Трейси не ходите плавать до начала занятий? Джейн сказала, что ей в бассейне очень понравилось.
— Просто времени ни на что не хватает. Такая морока собирать ее к девяти в школу! О, господи! Вот еще что… Трейси никак не может там ужиться, мне постоянно звонит директор… Просто не знаю, что делать.
— А почему бы не поговорить с Трейси и не рассказать ей о своих переживаниях?
— Трейси на них наплевать. Ее интересуют только собственные чувства. Ей самой сейчас не очень легко, вот она на мне и отыгрывается.
— А ты не иди у нее на поводу. Попробуй хоть раз сказать «нет», поставь ее на место, — говорит ужасная Лиз.
— В этом-то все и дело — она не может найти своего места. У нее никогда не было дома.
С одной стороны, мне стало легче оттого, что она все выплеснула, а с другой, — не хочу, чтобы меня жалели. Не хочу думать, что меня взяли на воспитание из жалости. Гораздо приятнее считать, что все произошло по-другому: Кэм была одинока, а теперь у нее есть цель в жизни. И еще думать, что она от меня без ума. Кэм говорит, что меня любит, но она не может любить меня так, как настоящая мать. Она не хочет каждый день покупать мне угощения и давать кучу денег, а еще не разрешает оставаться дома, прогуливать эту ужасную школу.
Никогда туда не вернусь! Хоть каждый день буду прогуливать — мне это раз плюнуть! Я все правильно рассчитала и явилась домой точно в срок. Кэм сидела на нашем старом диване и писала в блокноте очередную печальную историю. Она вздрогнула, когда я ввалилась в дверь, но нашла в себе силы улыбнуться. И тут на меня что-то нашло, будто я по ней соскучилась, и все такое… Я подбежала к ней и плюхнулась рядом.
— Эй, Трейси, поосторожней! — сказала она и попыталась вернуться в прежнее положение. — Ты диван сломаешь. И меня тоже.
— Все равно половина пружин сломана.
— Послушай, я тебе никогда не обещала, что ты будешь жить во дворце.
— Скажи лучше — в убогом шалаше, — буркнула я и поднялась с дивана. Затем прошлась по комнате и попинала ногой старую рухлядь.
— Прекрати, Трейси! — резко сказала Кэм.
Ага! Решила не идти на поводу у Трейси! Это я ей не поддамся да пройдусь по ней ногами! Кэм заметила мои кривляния и испугалась.
— Не надо, Трейси! У меня был тяжелый день. Помнишь статью, которую я писала?
— Не приняли?
— Да нет. Просто у меня нет вдохновения. К тому же застряла на половине четвертой главы романа.
— А надо писать то, что будет продаваться! Что-нибудь захватывающее, где много действия. — И я притворилась, что показываю на ней прием карате. Даже не дотронулась до нее, но Кэм заморгала. — Что-нибудь поживей и посексуальней! — Я завиляла бедрами и захлопала ресницами.
— Как бы не так! — сказала Кэм.
— Подожди, вот стану писательницей и разбогатею.
Я посмотрела на отрывки, которые Кэм нацарапала в блокноте.
— Я могу написать гораздо больше. Сегодня столько страниц исписала — почти целую книгу.
— К уроку по английскому?
— Да нет… — О-о, осторожно, Трейси. — Так, кое-что личное. Пишу на перемене и во время обеда.
— А можно почитать?
— Нет!
Не желаю, чтобы она знала о фиолетовом блокноте. Я спрятала его в школьный рюкзак. Иначе начнет гадать, когда я его купила и откуда у меня деньги. Опять полезет в кошелек, а нам не нужны скандалы.
— Ладно, ладно. Личное так личное. Ну хоть одним глазком можно взглянуть?
— Ты становишься прямо как В. Б. Она заставила нас писать автобиографию. Противная и любопытная старая кошелка! Да еще попросила написать о семье!
Кэм напряглась и забыла о моих сочинениях на личную тему. Так и было задумано!
— Она сказала, что нужно писать о приемной матери…
— А ты?
— Я написала о своей маме. О том, что она голливудская актриса и так занята, что не может со мной встретиться. Ты же знаешь.
— Да, знаю.
— Только В. Б. мне не поверила, да еще поиздевалась надо мной!
— Это ужасно!
— Ты ведь мне веришь, Кэм? Веришь в то, что я рассказываю про свою маму? — Я очень внимательно наблюдала за ее реакцией.
— Ну… Я знаю, как много мама для тебя значит, Трейси.
— Ха! Ты думаешь, все это чушь? Очередной рассказ, который я придумала?
— Нет! Но если… если ты веришь, что это правда…
— Неправда! — вдруг закричала я. — Все неправда! Я все придумала. Глупо и по-детски. Никакая она не актриса — просто ей нет до меня дела.
— Ты этого не знаешь, Трейси. — Кэм попыталась меня обнять, но я вырвалась.
— Все я знаю. Уж сколько лет ее не видела! Все ждала, ждала и ждала ее в детском доме. С ума я, наверное, тогда сошла. А она и не собиралась за мной приходить. Если бы кто-то ее спросил, помнит ли она такую Трейси Бикер, она бы только рассеянно взглянула и сказала: «Погодите — Трейси? Знакомое имя. А кто это?» — Черта с два она переживает! Ну и мне на нее наплевать. Не хочу, чтобы она была моей мамой.
Я не собиралась все это говорить. Кэм уставилась на меня, а я на нее. В горле пересохло, а в глазах защипало, и я чуть не расплакалась, только, конечно, я ведь никогда не плачу!
Кэм смотрела на меня, а я почти не видела ее сквозь слезы. Протянула к ней руки и шагнула навстречу, как в тумане.
И вот тогда зазвонил телефон. Мы обе вздрогнули. Я заморгала. Кэм сказала:
— Пусть звонит!
А я не могу, чтобы он звонил, и сняла трубку.
Это была Илень-Мигрень. Со мной она разговаривать не захотела. Ей была нужна Кэм. Всегда так! Ее ко мне прикрепили! И звонила она из-за меня, но сначала ей нужно было поговорить с Кэм. Потом она и мне рассказала.
Никогда не догадаетесь! Моя мама звонила! Она хочет меня видеть!
Дома у Илень
Я никогда не была у Илень дома. Только в офисе. Она постаралась, чтобы там было уютно, как дома. На стене висят фотографии детдомовцев, и я среди них тоже есть. Она повесила тот снимок, на котором я скосила глаза и высунула язык. Еще у Илень есть огромный медведь, который взгромоздился на шкаф с картотекой и терроризирует маленького сиреневого кролика с поникшими ушами.
На столе у Илень стоит старая открытка-валентинка. Я, конечно, взяла ее и тайком прочитала: «Моему маленькому кролику от большого медведя». Фу! Там же стоит фотография в рамке тщедушного замухрышки в очках с толстыми стеклами. Должно быть, он и есть большой медведь. Еще на стенах офиса висят разные девизы в рамках. Например: «Чтобы здесь работать, необязательно быть сумасшедшим, но это может помочь!» и стишок о старухе, обожавшей фиолетовый цвет, и что-то там еще типа: «Прислушайся к голосу ребенка в своей душе». Плевать мне на какого-то там ребенка в ее душе. В этой жизни я ее ребенок, а от нее не так-то просто добиться чего-нибудь путного, даже если я буду кричать так, что у меня голова оторвется.
— Ну успокойся, Трейси, — сказала она.
— И не собираюсь! — вопила я. — Хочу встретиться с мамой! Я так долго ждала! Столько лет! Поэтому хочу увидеть ее прямо сейчас!
— Криком ты ничего не добьешься, Трейси, — сказала Илень. — Теперь ты знаешь, как много времени требуется на оформление документов.
— Плевать мне на это оформление! Почему мне нельзя встретиться с мамой прямо сейчас?
— Потому что нужно подготовиться к встрече.
— Подготовиться! Да я полжизни прождала! При всем желании нельзя лучше подготовиться, даже если очень постараться!
— В том-то и дело, Трейси. Мы не хотим, чтобы ты перевозбудилась.
— Так вы думали, что сначала скажете: «Мама хочет тебя видеть», а потом — что мне нельзя с ней встретиться, и это меня успокоит?!
— Я не говорила, что тебе нельзя с ней встретиться. Конечно, можно!
— Когда?
— Когда мы выберем подходящий день.
— Кто это «мы»?
— Ну, я и Кэм.
— Почему? Почему мы не можем сами встретиться — только я и мама?
Однажды мы уже встречались с мамой. Я помню. Как сейчас! Мы чудесно провели время, я и мама. Она потрясающе красивая, моя мама! Чудные белокурые вьющиеся волосы до плеч. Такая нарядная! На высоких каблуках… Великолепно смотрится! Во всяком случае, смотрелась, когда я в последний раз ее видела. Давно это было.
Я все прекрасно помню. Это было еще в детском доме. Тогда мама меня в первый раз навестила. Она подарила мне куклу и повела в «Макдоналдс». Чудный был денек! Еще нагнулась ко мне и поцеловала на прощание. Помню сладковатый запах пудры и то, как ее белокурые кудри щекотали мне щеку. Я так крепко обняла маму, что, когда она выпрямилась, я продолжала висеть у нее на шее, как обезьянка, и это ей не понравилась, потому что следы от моих грязных ботинок остались на ее нарядной юбке, и я испугалась, что она рассердится и больше не вернется.
Я сказала:
— Ты ведь придешь за мной в следующую субботу? И поведешь меня в «Макдоналдс»? Обещаешь?
Она пообещала, но не вернулась. Я ждала ее и в ту субботу, и в следующую, и потом. Так напрасно и ждала ее каждую субботу. Она не вернулась, потому что получила сногсшибательное предложение из Голливуда и сыграла в том потрясающем фильме, и…
И кого я обманываю? Что это из меня так и прет эта старая малышовская сказка? Возможно, она никогда и не была хорошей актрисой. И уж точно не снималась в голливудских фильмах. А не вернулась она, потому что ей было все равно. Оставила меня на несколько лет в приюте, и все.
Меня забрали в детский дом, потому что она плохо со мной обращалась. Все гуляла со своим бойфрендом, а меня бросала одну. А потом у нее появился жуткий тип, который, как только я начинала реветь, всякий раз отпускал мне затрещину. Я как-то прочитала свое досье. Кое-что из него я и сейчас помню, поэтому меня и мучают кошмары.
Почему же мне так хочется увидеть маму?
И не хочется вовсе!
Нет, хочется!
Даже после того, как она со мной обошлась?
Все равно она моя мама.
У меня есть Кэм.
Она не настоящая мама, а приемная, и вообще я ей надоела.
Нужно, наверное, обсудить это с Илень.
В тот день, когда я уже была готова к разговору, она приветливо мне улыбнулась:
— Ну, Трейси, рада тебе сообщить, что мы договорились о твоей встрече с мамой. — Илень прямо сияла от удовольствия и была похожа на веселого кролика с салатной грядки.
— А я не хочу сейчас ее видеть, — сказала я.
Нос Илень задвигался, как у кролика:
— Что ты сказала?
— Что слышали. Я не обязана с ней видеться, если не хочу. А я и не хочу!
— Трейси, ты смерти моей хочешь? — спросила она и резко выдохнула, блеснув крупными, как у кролика, зубами. Затем прищурилась и как будто задумалась, но я-то знала, что она медленно считает до десяти. Вечно она так со мной обращается! Досчитав до десяти, Илень фальшиво мне улыбнулась: — Понимаю, Трейси.
— Ничего вы не понимаете!
— Естественно, ты волнуешься. Конечно, эта встреча очень много для тебя значит. И ты не хочешь рисковать. Не хочешь, чтобы тебя снова подвели. Но я несколько раз говорила по телефону с твоей мамой. И кажется, она, как и ты, с нетерпением ждет этой встречи. Уверена, на этот раз она придет.
— Сказала, не хочу ее видеть! — заявила я, но на самом деле покривила душой.
Она попыталась мне подыграть:
— Ладно, Трейси, если не хочешь встречаться с мамой, я ей сейчас позвоню и все отменю. — И она начала набирать мамин номер.
— Эй, подождите! Не надо торопиться!
Илень захихикала:
— Вот ты и попалась!
— Не очень-то это профессионально с вашей стороны так меня дразнить, — высокомерно сказала я.
— Да ты не то что меня, ты любого профессионального святого доведешь, — сказала Илень и потрепала меня по голове. — Ну а как у тебя дела с Кэм?
— Нормально.
— Знаешь, она на сто один процент за то, чтобы ты встретилась с мамой, но ей немного не по себе.
— Ну, к этому приемная мать должна быть готова, ведь так? Удалиться в нужную минуту, поощрять контакты с биологическими родственниками… Я читала проспекты.
— Ты сама доброта, Трейси, — сказала Илень и вздохнула.
— Только не я, Илень. У меня вообще нет сердца, — ответила я.
Итак… Завтра я увижу маму! Может быть, поэтому я и не могу заснуть в три часа ночи? Пишу и думаю, как все пройдет? И вообще, придет ли еще мама?
О-о. В соседней комнате послышалось какое-то шевеление. Кэм заметила в моей комнате свет.
Пишу позже. Я думала, Кэм сердится, но она заварила нам по чашке чаю. Кэм села на один край кровати, а я на другой, и мы стали его потягивать. Вообще-то я не люблю противный травяной чай, но на этот раз Кэм принесла пакетик клубничного, вкус которого показался мне не таким уж отвратительным.
Хоть у меня и нет сердца, но я подумала, что она захочет поговорить по душам. Слава богу, Кэм стала рассказывать о том, как в детстве, когда она не могла уснуть, придумывала себе сказку.
— Я тоже умею сочинять леденящие душу страшилки про призраков.
Но Кэм сказала:
— Нет, маленький вампирчик, сказка на ночь должна успокаивать. — И стала рассказывать, как представляла себе, что ее ватное одеяло — большая белая птица, на которой можно было полетать в звездном свете. Птица уносила ее к озеру, и они парили в темноте, а затем устраивались на ночлег в огромном гнезде, устланном мхом…
— Вы спали прямо в слизи и птичьем помете, да?
— А вот и нет! Мох был мягкий и свежий, весь покрыт пухом. Белая птица раскидывала крылья, а я к ней прижималась. И было так тепло и уютно, и я слышала, как под снежно-белыми перьями бьется ее сердце.
— Ага. Поняла! Это убаюкивающий рассказ, — сказала я, но после того, как она поправила одеяло и взъерошила мне волосы. (Почему они все так делают? Я что, щенок какой-нибудь?)
Оставшись одна в темноте, я попробовала сочинить свою историю.
Только я была в черной пещере. Я Трейси Бикер, а не какая-нибудь рохля Кэм. Я сочинила историю про летучую мышь-вампира и про то, как мы вместе понеслись сквозь ночь. Залетели в окно миссис В. Б. и укусили ее в шею, а затем к Роксанне и ущипнули ее прямо за кончик носа. И как только обе завизжали, мы тут же вылетели вон.
Кажется, моя летучая мышь унесла меня в свою пещеру, и мы повисли там вниз головой вместе с другими мышами, только к тому времени я, наверное, уже заснула.
А сейчас проснулась. Еще рано. Я жду.
Интересно, придет она или нет?
И она пришла, пришла, пришла!!!
Кэм пошла со мной к Илень, но осталась ждать в коридоре, и Илень, к моему удивлению, тоже вышла из комнаты. И супервстреча века прошла без посторонних — только я и мама!
Я сидела в комнате Илень и все крутилась и вертелась в ее маленьком кресле на колесиках. И тут появилась эта женщина, которая приблизилась ко мне и заморгала от удивления.
Маленькая крашеная блондинка с ярко-красными губами, в очень короткой юбке и на высоких каблуках.
Красивая женщина, стильно и сексуально одетая, с очаровательным лицом и длинными светлыми волосами.
Моя мама.
Я ее сразу узнала. А она меня нет и все продолжала моргать, как будто попала себе прямо в глаз щеточкой от туши для ресниц.
— Трейси? — спросила она и оглянулась по сторонам, как будто в комнате было полно детей.
— Привет, — глупо пропищала я.
— Ты не моя Трейси, — сказала мама, покачивая головой, — ты слишком большая.
Для своего возраста я довольно худая и маленькая, поэтому я не поняла, что мама имеет в виду.
— Моя Трейси — малышка. Смешная маленькая девочка с торчащими косичками, которая устраивала трам-тарарам, когда их надо было заплетать. — И она пристально уставилась на меня. — Неужели это была ты?
Я схватила прядь своих волос и изобразила, что заплетаю косичку.
— Когда ты была совсем маленькая, у тебя был отвратительный характер. Это ты? Правда? Моя Трейси?
— Мама!
— Ну и ну!
Наступила пауза. Мама уже приготовилась распахнуть объятия, но вдруг передумала и притворилась, что просто решила потянуться.
— Ну, — снова сказала она, — и как ты жила все это время, дорогуша? Скучала без меня, а?
Я мысленно прокрутила все прожитые годы на огромной скорости. Я вспоминала. Хотела ей рассказать, как все было на самом деле. Но никак не могла собраться с мыслями. Ведь мне палец в рот не клади, кого хочешь заговорю. Спросите любого! А тут сидела и только кивала.
Мама была разочарована такой реакцией.
— Я чуть с ума не сошла — все о тебе думала, — сказала она. — Строила разные планы, как тебя забрать, но все как-то не получалось. То одно мешало, то другое…
— Съемки? — прошептала я.
— Гм.
— В Голливуде?
— Не совсем так.
— Ну ты ведь актриса, правда, мама?
— Да, милая. Еще я часто работаю моделью. Участвую в разных показах. Ну да ладно. Я всегда мечтала, чтобы мы снова стали жить вместе. Но мне хотелось, чтобы все устроилось наилучшим образом, понимаешь?
Нет, я не поняла, но промолчала.
— Еще я вечно связывалась не с теми мужчинами, — призналась мама, присев на край стола Илень и роясь в сумочке.
— Помню, — осторожно вставила я, — был у тебя один такой. Терпеть его не могла!
— Да, как я сказала, их было несколько. А мой последний? Настоящая свинья! — Она тряхнула головой, зажгла сигарету и глубоко затянулась.
Илень никому не разрешала курить в своей комнате. Да и во всем здании курить было запрещено. Если кто-нибудь из персонала или клиентов хотел пару раз затянуться, нужно было выйти на улицу и курить у служебного входа. Я была уверена, что сию же секунду загудит сирена.
— Мама, — сказала я и показала головой на плакатик с перечеркнутой сигаретой.
Она лишь презрительно фыркнула и вновь затянулась.
— Я отдала ему свое сердце, — сказала она, ударив себя в грудь и роняя пепел на свитер. — А ты знаешь, что он сделал? — И она наклонилась ко мне: — Он его растоптал! — Мама скрипнула своим высоким каблуком так, будто сама принимала в этом участие.
— Мужчины… — сочувственно сказала я тоном, каким, бывало, произносили это слово Кэм, Джейн и Лиз.
Мама взглянула на меня и вдруг расхохоталась. Я почувствовала себя полной идиоткой и снова завертелась на стуле Илень.
— Эй, хватит вертеться! У меня от тебя голова кружится! Иди сюда! Неужели ты не хочешь поцеловать маму после стольких лет разлуки?
— Конечно, хочу, — робко сказала я, хотя целоваться, в общем, не очень люблю.
Мама наклонилась ко мне, и я чмокнула ее в напудренную щеку и вдруг, почувствовав родной запах, крепко обняла ее.
— Эй, осторожней, милочка! У меня же в руках сигарета! Ни к чему такие проявления чувств. Прямо как маленькая актриса. — И она вытерла мне лицо. — Подумать только! Настоящие слезы!
— И вовсе нет! — шмыгнула я носом. — Я никогда не плачу. Это сенная лихорадка.
— А где здесь сено? — спросила мама и оглядела офис. На ее сигарете снова вырос столбик пепла, и она стряхнула его в кроличью кружку Илень. Надеюсь, Илень в нее заглянет, прежде чем захочет налить туда кофе.
— У меня на многое аллергия, — сказала я, вытирая нос.
— Эй, у тебя хоть есть бумажная салфетка? — недовольно спросила мама. — Надеюсь, на меня-то у тебя нет аллергии?
— Может быть, на твои духи, хотя они так чудесно пахнут!
— Ax, — сказала мама, вытирая мне лицо бумажной салфеткой, — это «Пуазон». Мой свинтус подарил мне их перед тем, как сбежать. Подумать только! Ушел к этой глупой девчонке чуть постарше тебя!
— Типичный мужской поступок, — сказала я.
Мама снова захихикала:
— Откуда это ты таких слов понабралась?
— Кэм так часто говорит, — не подумав, сказала я.
— Кто это Кэм? — спросила мама.
Я почувствовала, как в животе у меня екнуло:
— Моя… приемная мама.
Мама выпрямилась и бросила салфетку в корзину для мусора. Промахнулась, но не стала поднимать ее с пола.
— А! — сказала мама и так сжала сигарету, что из той вывалились все горящие внутренности, затем хотела бросить и ее в корзину и опять промахнулась. — А, это та, которой ты понравилась? Социальный работник… — Мама слегка понизила голос: — Как там ее зовут?
— Илень-Мигрень.
Мама перестала хмуриться и снова захихикала:
— И впрямь похожа! И все-таки следи за своим языком, Трейси.
Я высунула язык, скосила глаза и сделала вид, что слежу за ним. Мама вздохнула и покачала головой:
— Нахаленок! Так вот, она мне позвонила и сказала, что эта женщина свалилась как снег на голову и забрала тебя из детского дома. Да?
Я кивнула.
Мама зажгла еще одну сигарету и снова рассердилась:
— Почему ты на это согласилась? Ты ведь не хотела жить с той женщиной, правда?
Я не знала, как мне на это реагировать, и только слегка пожала плечами.
— Она мне кажется подозрительной. Одинокая. Лишних денег нет. Судя по твоим вещам, малообеспеченная. Где она покупает тебе одежду? На барахолке?
— Угадала!
— Не может быть! Уж могли бы быть и поразборчивее с приемными родителями! Неужели нельзя было найти кого-нибудь получше? Во всяком случае, теперь тебе не нужна приемная мать. Ты ведь не сирота! У тебя есть мама. Это я.
— Ну успокойся, Трейси, — сказала она.
— И не собираюсь! — вопила я. — Хочу встретиться с мамой! Я так долго ждала! Столько лет! Поэтому хочу увидеть ее прямо сейчас!
— Криком ты ничего не добьешься, Трейси, — сказала Илень. — Теперь ты знаешь, как много времени требуется на оформление документов.
— Плевать мне на это оформление! Почему мне нельзя встретиться с мамой прямо сейчас?
— Потому что нужно подготовиться к встрече.
— Подготовиться! Да я полжизни прождала! При всем желании нельзя лучше подготовиться, даже если очень постараться!
— В том-то и дело, Трейси. Мы не хотим, чтобы ты перевозбудилась.
— Так вы думали, что сначала скажете: «Мама хочет тебя видеть», а потом — что мне нельзя с ней встретиться, и это меня успокоит?!
— Я не говорила, что тебе нельзя с ней встретиться. Конечно, можно!
— Когда?
— Когда мы выберем подходящий день.
— Кто это «мы»?
— Ну, я и Кэм.
— Почему? Почему мы не можем сами встретиться — только я и мама?
Однажды мы уже встречались с мамой. Я помню. Как сейчас! Мы чудесно провели время, я и мама. Она потрясающе красивая, моя мама! Чудные белокурые вьющиеся волосы до плеч. Такая нарядная! На высоких каблуках… Великолепно смотрится! Во всяком случае, смотрелась, когда я в последний раз ее видела. Давно это было.
Я все прекрасно помню. Это было еще в детском доме. Тогда мама меня в первый раз навестила. Она подарила мне куклу и повела в «Макдоналдс». Чудный был денек! Еще нагнулась ко мне и поцеловала на прощание. Помню сладковатый запах пудры и то, как ее белокурые кудри щекотали мне щеку. Я так крепко обняла маму, что, когда она выпрямилась, я продолжала висеть у нее на шее, как обезьянка, и это ей не понравилась, потому что следы от моих грязных ботинок остались на ее нарядной юбке, и я испугалась, что она рассердится и больше не вернется.
Я сказала:
— Ты ведь придешь за мной в следующую субботу? И поведешь меня в «Макдоналдс»? Обещаешь?
Она пообещала, но не вернулась. Я ждала ее и в ту субботу, и в следующую, и потом. Так напрасно и ждала ее каждую субботу. Она не вернулась, потому что получила сногсшибательное предложение из Голливуда и сыграла в том потрясающем фильме, и…
И кого я обманываю? Что это из меня так и прет эта старая малышовская сказка? Возможно, она никогда и не была хорошей актрисой. И уж точно не снималась в голливудских фильмах. А не вернулась она, потому что ей было все равно. Оставила меня на несколько лет в приюте, и все.
Меня забрали в детский дом, потому что она плохо со мной обращалась. Все гуляла со своим бойфрендом, а меня бросала одну. А потом у нее появился жуткий тип, который, как только я начинала реветь, всякий раз отпускал мне затрещину. Я как-то прочитала свое досье. Кое-что из него я и сейчас помню, поэтому меня и мучают кошмары.
Почему же мне так хочется увидеть маму?
И не хочется вовсе!
Нет, хочется!
Даже после того, как она со мной обошлась?
Все равно она моя мама.
У меня есть Кэм.
Она не настоящая мама, а приемная, и вообще я ей надоела.
Нужно, наверное, обсудить это с Илень.
В тот день, когда я уже была готова к разговору, она приветливо мне улыбнулась:
— Ну, Трейси, рада тебе сообщить, что мы договорились о твоей встрече с мамой. — Илень прямо сияла от удовольствия и была похожа на веселого кролика с салатной грядки.
— А я не хочу сейчас ее видеть, — сказала я.
Нос Илень задвигался, как у кролика:
— Что ты сказала?
— Что слышали. Я не обязана с ней видеться, если не хочу. А я и не хочу!
— Трейси, ты смерти моей хочешь? — спросила она и резко выдохнула, блеснув крупными, как у кролика, зубами. Затем прищурилась и как будто задумалась, но я-то знала, что она медленно считает до десяти. Вечно она так со мной обращается! Досчитав до десяти, Илень фальшиво мне улыбнулась: — Понимаю, Трейси.
— Ничего вы не понимаете!
— Естественно, ты волнуешься. Конечно, эта встреча очень много для тебя значит. И ты не хочешь рисковать. Не хочешь, чтобы тебя снова подвели. Но я несколько раз говорила по телефону с твоей мамой. И кажется, она, как и ты, с нетерпением ждет этой встречи. Уверена, на этот раз она придет.
— Сказала, не хочу ее видеть! — заявила я, но на самом деле покривила душой.
Она попыталась мне подыграть:
— Ладно, Трейси, если не хочешь встречаться с мамой, я ей сейчас позвоню и все отменю. — И она начала набирать мамин номер.
— Эй, подождите! Не надо торопиться!
Илень захихикала:
— Вот ты и попалась!
— Не очень-то это профессионально с вашей стороны так меня дразнить, — высокомерно сказала я.
— Да ты не то что меня, ты любого профессионального святого доведешь, — сказала Илень и потрепала меня по голове. — Ну а как у тебя дела с Кэм?
— Нормально.
— Знаешь, она на сто один процент за то, чтобы ты встретилась с мамой, но ей немного не по себе.
— Ну, к этому приемная мать должна быть готова, ведь так? Удалиться в нужную минуту, поощрять контакты с биологическими родственниками… Я читала проспекты.
— Ты сама доброта, Трейси, — сказала Илень и вздохнула.
— Только не я, Илень. У меня вообще нет сердца, — ответила я.
Итак… Завтра я увижу маму! Может быть, поэтому я и не могу заснуть в три часа ночи? Пишу и думаю, как все пройдет? И вообще, придет ли еще мама?
О-о. В соседней комнате послышалось какое-то шевеление. Кэм заметила в моей комнате свет.
Пишу позже. Я думала, Кэм сердится, но она заварила нам по чашке чаю. Кэм села на один край кровати, а я на другой, и мы стали его потягивать. Вообще-то я не люблю противный травяной чай, но на этот раз Кэм принесла пакетик клубничного, вкус которого показался мне не таким уж отвратительным.
Хоть у меня и нет сердца, но я подумала, что она захочет поговорить по душам. Слава богу, Кэм стала рассказывать о том, как в детстве, когда она не могла уснуть, придумывала себе сказку.
— Я тоже умею сочинять леденящие душу страшилки про призраков.
Но Кэм сказала:
— Нет, маленький вампирчик, сказка на ночь должна успокаивать. — И стала рассказывать, как представляла себе, что ее ватное одеяло — большая белая птица, на которой можно было полетать в звездном свете. Птица уносила ее к озеру, и они парили в темноте, а затем устраивались на ночлег в огромном гнезде, устланном мхом…
— Вы спали прямо в слизи и птичьем помете, да?
— А вот и нет! Мох был мягкий и свежий, весь покрыт пухом. Белая птица раскидывала крылья, а я к ней прижималась. И было так тепло и уютно, и я слышала, как под снежно-белыми перьями бьется ее сердце.
— Ага. Поняла! Это убаюкивающий рассказ, — сказала я, но после того, как она поправила одеяло и взъерошила мне волосы. (Почему они все так делают? Я что, щенок какой-нибудь?)
Оставшись одна в темноте, я попробовала сочинить свою историю.
Только я была в черной пещере. Я Трейси Бикер, а не какая-нибудь рохля Кэм. Я сочинила историю про летучую мышь-вампира и про то, как мы вместе понеслись сквозь ночь. Залетели в окно миссис В. Б. и укусили ее в шею, а затем к Роксанне и ущипнули ее прямо за кончик носа. И как только обе завизжали, мы тут же вылетели вон.
Кажется, моя летучая мышь унесла меня в свою пещеру, и мы повисли там вниз головой вместе с другими мышами, только к тому времени я, наверное, уже заснула.
А сейчас проснулась. Еще рано. Я жду.
Интересно, придет она или нет?
И она пришла, пришла, пришла!!!
Кэм пошла со мной к Илень, но осталась ждать в коридоре, и Илень, к моему удивлению, тоже вышла из комнаты. И супервстреча века прошла без посторонних — только я и мама!
Я сидела в комнате Илень и все крутилась и вертелась в ее маленьком кресле на колесиках. И тут появилась эта женщина, которая приблизилась ко мне и заморгала от удивления.
Маленькая крашеная блондинка с ярко-красными губами, в очень короткой юбке и на высоких каблуках.
Красивая женщина, стильно и сексуально одетая, с очаровательным лицом и длинными светлыми волосами.
Моя мама.
Я ее сразу узнала. А она меня нет и все продолжала моргать, как будто попала себе прямо в глаз щеточкой от туши для ресниц.
— Трейси? — спросила она и оглянулась по сторонам, как будто в комнате было полно детей.
— Привет, — глупо пропищала я.
— Ты не моя Трейси, — сказала мама, покачивая головой, — ты слишком большая.
Для своего возраста я довольно худая и маленькая, поэтому я не поняла, что мама имеет в виду.
— Моя Трейси — малышка. Смешная маленькая девочка с торчащими косичками, которая устраивала трам-тарарам, когда их надо было заплетать. — И она пристально уставилась на меня. — Неужели это была ты?
Я схватила прядь своих волос и изобразила, что заплетаю косичку.
— Когда ты была совсем маленькая, у тебя был отвратительный характер. Это ты? Правда? Моя Трейси?
— Мама!
— Ну и ну!
Наступила пауза. Мама уже приготовилась распахнуть объятия, но вдруг передумала и притворилась, что просто решила потянуться.
— Ну, — снова сказала она, — и как ты жила все это время, дорогуша? Скучала без меня, а?
Я мысленно прокрутила все прожитые годы на огромной скорости. Я вспоминала. Хотела ей рассказать, как все было на самом деле. Но никак не могла собраться с мыслями. Ведь мне палец в рот не клади, кого хочешь заговорю. Спросите любого! А тут сидела и только кивала.
Мама была разочарована такой реакцией.
— Я чуть с ума не сошла — все о тебе думала, — сказала она. — Строила разные планы, как тебя забрать, но все как-то не получалось. То одно мешало, то другое…
— Съемки? — прошептала я.
— Гм.
— В Голливуде?
— Не совсем так.
— Ну ты ведь актриса, правда, мама?
— Да, милая. Еще я часто работаю моделью. Участвую в разных показах. Ну да ладно. Я всегда мечтала, чтобы мы снова стали жить вместе. Но мне хотелось, чтобы все устроилось наилучшим образом, понимаешь?
Нет, я не поняла, но промолчала.
— Еще я вечно связывалась не с теми мужчинами, — призналась мама, присев на край стола Илень и роясь в сумочке.
— Помню, — осторожно вставила я, — был у тебя один такой. Терпеть его не могла!
— Да, как я сказала, их было несколько. А мой последний? Настоящая свинья! — Она тряхнула головой, зажгла сигарету и глубоко затянулась.
Илень никому не разрешала курить в своей комнате. Да и во всем здании курить было запрещено. Если кто-нибудь из персонала или клиентов хотел пару раз затянуться, нужно было выйти на улицу и курить у служебного входа. Я была уверена, что сию же секунду загудит сирена.
— Мама, — сказала я и показала головой на плакатик с перечеркнутой сигаретой.
Она лишь презрительно фыркнула и вновь затянулась.
— Я отдала ему свое сердце, — сказала она, ударив себя в грудь и роняя пепел на свитер. — А ты знаешь, что он сделал? — И она наклонилась ко мне: — Он его растоптал! — Мама скрипнула своим высоким каблуком так, будто сама принимала в этом участие.
— Мужчины… — сочувственно сказала я тоном, каким, бывало, произносили это слово Кэм, Джейн и Лиз.
Мама взглянула на меня и вдруг расхохоталась. Я почувствовала себя полной идиоткой и снова завертелась на стуле Илень.
— Эй, хватит вертеться! У меня от тебя голова кружится! Иди сюда! Неужели ты не хочешь поцеловать маму после стольких лет разлуки?
— Конечно, хочу, — робко сказала я, хотя целоваться, в общем, не очень люблю.
Мама наклонилась ко мне, и я чмокнула ее в напудренную щеку и вдруг, почувствовав родной запах, крепко обняла ее.
— Эй, осторожней, милочка! У меня же в руках сигарета! Ни к чему такие проявления чувств. Прямо как маленькая актриса. — И она вытерла мне лицо. — Подумать только! Настоящие слезы!
— И вовсе нет! — шмыгнула я носом. — Я никогда не плачу. Это сенная лихорадка.
— А где здесь сено? — спросила мама и оглядела офис. На ее сигарете снова вырос столбик пепла, и она стряхнула его в кроличью кружку Илень. Надеюсь, Илень в нее заглянет, прежде чем захочет налить туда кофе.
— У меня на многое аллергия, — сказала я, вытирая нос.
— Эй, у тебя хоть есть бумажная салфетка? — недовольно спросила мама. — Надеюсь, на меня-то у тебя нет аллергии?
— Может быть, на твои духи, хотя они так чудесно пахнут!
— Ax, — сказала мама, вытирая мне лицо бумажной салфеткой, — это «Пуазон». Мой свинтус подарил мне их перед тем, как сбежать. Подумать только! Ушел к этой глупой девчонке чуть постарше тебя!
— Типичный мужской поступок, — сказала я.
Мама снова захихикала:
— Откуда это ты таких слов понабралась?
— Кэм так часто говорит, — не подумав, сказала я.
— Кто это Кэм? — спросила мама.
Я почувствовала, как в животе у меня екнуло:
— Моя… приемная мама.
Мама выпрямилась и бросила салфетку в корзину для мусора. Промахнулась, но не стала поднимать ее с пола.
— А! — сказала мама и так сжала сигарету, что из той вывалились все горящие внутренности, затем хотела бросить и ее в корзину и опять промахнулась. — А, это та, которой ты понравилась? Социальный работник… — Мама слегка понизила голос: — Как там ее зовут?
— Илень-Мигрень.
Мама перестала хмуриться и снова захихикала:
— И впрямь похожа! И все-таки следи за своим языком, Трейси.
Я высунула язык, скосила глаза и сделала вид, что слежу за ним. Мама вздохнула и покачала головой:
— Нахаленок! Так вот, она мне позвонила и сказала, что эта женщина свалилась как снег на голову и забрала тебя из детского дома. Да?
Я кивнула.
Мама зажгла еще одну сигарету и снова рассердилась:
— Почему ты на это согласилась? Ты ведь не хотела жить с той женщиной, правда?
Я не знала, как мне на это реагировать, и только слегка пожала плечами.
— Она мне кажется подозрительной. Одинокая. Лишних денег нет. Судя по твоим вещам, малообеспеченная. Где она покупает тебе одежду? На барахолке?
— Угадала!
— Не может быть! Уж могли бы быть и поразборчивее с приемными родителями! Неужели нельзя было найти кого-нибудь получше? Во всяком случае, теперь тебе не нужна приемная мать. Ты ведь не сирота! У тебя есть мама. Это я.