Страница:
– Прошло уже много лет, – спокойно отвечал Джек, – и это приглашение, вероятно, осталось у вас в лучшем случае как смутное ощущение или желание. Если бы я принес с собой книжку и вы понюхали ее, это, несомненно, оживило бы вашу память, но я не догадался сделать это. Мы с вами никогда не встречались лично, сегодня видимся впервые. Вы, наверное, удивитесь, но я умер за несколько лет до вашего рождения.
– Вот и отлично! – огрызнулся Тони, с излишней поспешностью вскакивая на ноги.
Ноги были как ватные, но он до того разозлился, что в запальчивости сделал несколько шагов в направлении, откуда пришел. Затем он остановился и обернулся:
– Так вы говорите, что умерли за несколько лет до того, как я родился?
– Да. В тот же день, когда убили Кеннеди и когда умер Хаксли[12]. Мы составили прекрасную троицу у так называемых «жемчужных врат»… – Говоря это, он для выразительности взмахнул в воздухе пальцами, изображая кавычки. – Видели бы вы, какое выражение лица было у Олдоса. Вот уж поистине «дивный новый мир»!
– Послушайте, Джек-ирландец, якобы знакомый со мной, – проговорил Тони так спокойно, как только мог, вновь приближаясь к Джеку, хотя его гнев и страх уже почти достигли предела, – где, черт побери, я нахожусь?
Джек поднялся на ноги и подошел к Тони почти вплотную.
Он помолчал, чуть склонив голову набок, словно прислушиваясь к какому-то другому разговору, затем произнес, тщательно выговаривая слова:
– В некотором смысле это место можно было бы назвать адом, но, с другой стороны, можно и домом.
Тони отступил на шаг, стараясь осмыслить услышанное.
– То есть это ад? Я в аду?
– Не совсем. По крайней мере не в том смысле, как вы это понимаете. К Данте, я уверен, он не имеет никакого отношения.
– К Данте?
– Ну да, к Данте с его кругами ада, чертями, вилами и тому подобным. Бедняге так неловко, он до сих пор извиняется. – Вы сказали, что это «не совсем» ад. Как это понять?
– Тони, а как вы представляете себе ад? – спокойно задал Джек встречный вопрос.
Тони не знал, что ответить. Разговор принял неожиданный оборот. Похоже было, что имеет смысл подыграть этому чудаку. Возможно, он располагает какой-то информацией, которая Тони потом пригодится.
– Ну… трудно сказать. – Ему никогда не задавали этот вопрос в лоб, как сейчас. Он никогда всерьез не задумывался о том, что это такое. В результате ответ Тони прозвучал неуверенно и скорее в форме вопроса: – Место, где человек испытывает вечные муки, скрипит зубами и так далее?
Джек молчал, словно ожидая продолжения.
– Место, где Бог наказывает тех, на кого разгневался за грехи, – добавил Тони. – В аду плохие люди отлучены от Бога. А хорошие люди попадают на небеса – так?
– И вы верите во все это? – спросил Джек, опять склонив голову набок.
– Нет! – твердо заявил Тони. – Я считаю, если уж ты умираешь, так умираешь. И становишься пищей червей, прах к праху, в тебе нет ни складу ни ладу, ты мертв – и все.
– Только человек, который никогда не умирал, может говорить о подобных вещах с такой уверенностью! – усмехнулся Джек. – А можно задать вам еще один вопрос?
Тони кивнул.
– Из того, что вы верите, будто человек просто умирает – и все, – следует ли из этого, что так и есть на самом деле? – Конечно! Для меня это реальность.
– Я не спрашивал, что для вас реальность. Это очевидно.
Вопрос в другом: как все устроено на самом деле?
Тони задумался.
– Не вижу разницы. Если что-то реально, значит оно существует на самом деле, разве не так?
– Вовсе нет, Тони! И чтобы вы поняли, насколько все сложно, я даже скажу вам, что нечто может быть реальным, но не существовать в действительности. Но истина существует независимо от того, что реально, а что лишь представляется таковым.
Тони поднял руки вверх, пожал плечами и потряс головой. – Прошу прощения, но тут я пас. Я этого не понимаю…
– Да понимаете, понимаете! – прервал его Джек. – Гораздо лучше, чем вам кажется. Не возражаете, если для ясности я приведу несколько примеров?
– Разве у меня есть выбор? – неохотно согласился Тони. Несмотря на растерянность, он был все же заинтригован, чувствуя, что в словах ирландца кроется некий комплимент ему, но не понимая какой.
– Выбор? – улыбнулся Джек. – В принципе, хороший вопрос, но сейчас не об этом. Есть люди, которые верят, что не было холокоста, что человек не ходил по Луне, что Земля плоская, а под кроватью живут страшные чудовища. Для них все это – реальность, но где здесь истина? Или более близкий вам вопрос: ваша Лори верила…
– Только давайте не будем приплетать сюда мою жену! – возмутился Тони. – Полагаю, с ней вы тоже знакомы, и если она также обитает где-то в этих краях, то учтите, я не имею никакого желания встречаться с ней.
Джек поднял руки в знак капитуляции.
– Тони, успокойтесь, я упомянул ее просто для примера, а не в укор вам. Могу я продолжать?
Кивнув, Тони сложил руки на груди.
– Да, прошу прощения. Как видите, я не слишком люблю беседовать на эту тему.
– Да, понимаю, – отозвался Джек. – Оставим до другого раза. Мой вопрос: верила ли Лори когда-нибудь, что вы действительно ее любите?
Вопрос был неприятный и в данных обстоятельствах слишком личный. Тони помолчал и лишь затем чистосердечно ответил:
– Да, я думаю, вначале она, возможно, верила, что я действительно люблю ее.
– Значит, вы полагаете, для нее это чувство было реальностью?
– Раз она считала его реальным, значит оно и было для нее реальным.
– Тогда следующий вопрос: а на самом деле оно было реальным? Вы любили ее, Тони?
Тут же сработал защитный рефлекс, и Тони воспринял вопрос как скрытое обвинение. В обычных условиях можно было бы сменить тему, заглушить свои эмоции каким-нибудь саркастическим замечанием и превратить разговор в беззаботную болтовню о посторонних предметах. Но в данном случае Тони нечего было терять. Он никогда больше не увидит этого человека, а беседа получалась интересная. Тони вспомнил, что давно уже никому не позволял так легко вовлечь себя в серьезный разговор. Сейчас же он спал и видел сон и чувствовал себя в безопасности.
– Если честно… – протянул он, – если честно, я думаю, что просто не знал, как любить ее, и вообще не умел любить, если уж на то пошло.
– Спасибо, Энтони, за это признание. Я думаю, так и было. Но дело в том, что она-то верила в вашу любовь, и хотя этого чувства не существовало, для Лори оно было настолько реальным, что она построила вокруг него всю свою жизнь – причем дважды.
– Уж этого можно было и не касаться, – пробурчал Тони, отвернувшись.
– Я это просто так, сынок, к слову, а не в осуждение. Но перейдем ко второму примеру, если не возражаешь. – Увидев, что Тони готов слушать, Джек продолжил: – Для того чтобы рассмотреть этот пример, давай предположим, что Бог действительно существует…
– Не верю я в эти выдумки, – отмахнулся Тони.
– Слушай, я же ни в чем не пытаюсь тебя убедить, – поспешил успокоить его Джек. – Это не мое дело. Не забывай, что я умер, а ты… бродишь в потемках. Я просто хочу наглядно показать тебе разницу между реальным и истинным. Мы ведь об этом говорим, не так ли?
Он улыбнулся, и Тони невольно улыбнулся в ответ. В этом человеке была какая-то обезоруживающая скрытая доброта, истинная, глубокая.
– Предположим, что Бог всегда благ, никогда не врет и не обманывает, говорит только правду. И вот этот Бог вдруг приходит к тебе, Энтони Спенсеру, и говорит: «Тони, ничто никогда не лишит тебя моей любви – ни смерть, ни жизнь, ни посланец с небес, ни монарх на земле, ни сегодняшние события, ни грядущие, ни власть сверху, ни давление снизу, ни что-либо иное во всей вселенной, созданной Богом, – нет такой силы, которая могла бы лишить тебя моей любви». Ты же слушаешь эти слова Бога, но не веришь ему. Твое неверие становится реальностью для тебя, и ты создаешь целый мир, основанный на неверии в слово Бога, в любовь Бога и даже в самого Бога. В связи с этим возникает много вопросов, вот один из них: становятся ли слова Бога неистинными из-за того, что ты им не веришь?
– Да, – ответил Тони не задумываясь, но сразу поправился: – То есть нет. Подожди, я должен подумать.
Джек молчал, предоставляя Тони возможность собраться с мыслями.
– Ладно, – сказал Тони. – Если то, что ты говоришь об этом Боге, истинно… и реально, то, наверное, моя вера или неверие ничего не изменят. Пожалуй, я начинаю понимать, что ты хочешь сказать.
– Думаешь? – усомнился Джек. – Тогда позволь спросить тебя: если ты решил не верить словам этого Бога, что ты будешь чувствовать по отношению к нему?
– Хм… Я буду чувствовать… – Тони запнулся, подыскивая нужное слово.
– Отделенность? – подсказал Джек. – У тебя возникнет чувство отделенности, отпадения от Бога, разобщенности с ним, потому что по-твоему получится, что именно это – «реальность». Реально то, во что веришь, даже если оно не существует. Бог говорит тебе, что разобщенность неистинна и ничто не может «реально» разобщить тебя с Богом, лишить его любви – никакие предметы, поступки, события, ни даже смерть и ад, каким бы ты его ни представлял себе. Ты же веришь, что разобщенность реальна, и таким образом создаешь свою собственную реальность, основанную на лжи.
Тони окончательно запутался и, почесав в затылке, отвернулся.
– Как же в таком случае человек вообще может узнать, что истинно? Что есть истина?
– Ага! – воскликнул Джек, хлопнув Тони по плечу. – Голос Понтия Пилата донесся из царства мертвых. Вот в этом-то, приятель, и есть главная штука! Стоя в самом центре исторического коловращения, лицом к лицу с истиной, он объявил ее, как многие из нас, бывало, несуществующей – точнее говоря, объявил «его» несуществующим. К нашему общему счастью, Пилат был не в силах превратить нечто реальное в нечто неистинное. – Помолчав, Джек добавил: – Это и не в твоих силах, Тони.
На миг воцарилось молчание, а затем земля слегка вздрогнула у них под ногами, словно от какого-то глубокого толчка. Джек одарил Тони одной из своих самых загадочных улыбок и объявил:
– Ну вот, я думаю, это означает, что время нашей беседы вышло. На этом пока остановимся.
– Подожди! – запротестовал Тони. – У меня есть еще вопросы. Куда же ты? Ты не можешь подождать? Я же так и не понял, где я и почему я здесь! Если это «не совсем» ад, то что это такое? И еще ты сказал, что это «можно назвать домом». Это что значит?
Джек обернулся к Тони, чтобы бросить на него последний взгляд.
– Тони, ад – это когда веришь в реальность, которая неистинна, и живешь в ней. Ты мог бы жить так вечно, но позволь мне сказать тебе нечто истинное. Уж не знаю, как ты решишь: поверить в это или нет, считать или не считать это реальностью. – Он на мгновение умолк. – Что бы ты ни думал о смерти и аде, истина в том, что это не разобщенность.
Земля опять дрогнула, на сей раз более ощутимо, так что Тони даже пришлось опереться рукой о стену. Когда он поднял голову, Джека уже не было. Смеркалось.
Неожиданно Тони почувствовал, что страшно устал, если можно так выразиться, до мозга костей. Он снова сел, прислонившись спиной к гигантскому сооружению, и посмотрел на дорогу и лесные заросли, которые быстро тускнели и приобретали серый оттенок. Во рту у Тони пересохло, слюна была вязкой. Он пошарил вокруг, надеясь, что Джек оставил свою фляжку, но ничего не нашел. Тогда Тони подтянул колени к животу, чтобы хоть чуточку защититься от холода, который начал постепенно заползать в его тело, словно вор, умыкающий драгоценные частицы тепла.
Это было уже слишком. Поднялся ледяной ветер и выдул из Тони последние оставшиеся вопросы, разбросав их по всей округе, как клочки бумаги. Может быть, это и есть конец? Не слышится ли приближение стонущей пустоты, готовой поглотить его, вытянуть из него последние остатки тепла?
Его трясло, и он не мог унять дрожь. И тут появился свет, голубоватое сияние вокруг самых красивых темно-карих глаз, какие Тони когда-либо видел. Это кого-то напоминало, но он никак не мог вспомнить, кого именно. Какую-то выдающуюся личность.
Стараясь не потерять сознания, Тони с трудом выдавил из себя вопрос:
– Кто я такой? То есть нет, сначала скажи, где я?
Человек сел рядом с Тони, обнял его и дал ему выпить какой-то теплой жидкости. Тони чувствовал, как жидкость распространяется по всему его телу, просачиваясь до самого нутра. Дрожь стала утихать и совсем прекратилась. Тони расслабленно привалился к незнакомцу.
– Ты в безопасности, – прошептал тот, погладив Тони по голове. – Ты в безопасности, Тони.
– В безопасности? – Тони чувствовал, как спускается темнота. Веки стали тяжелыми, мысли тупыми и неповоротливыми. – Никогда не чувствовал себя в безопасности.
– Ш-ш-ш, – произнес тот же голос. – Отдохни немного.
Я никуда не денусь, я всегда буду с тобой, Тони.
– Кто ты такой?
Может быть, незнакомец ответил ему, но Тони уже не услышал. Ночь окутала его, как одеяло, и он уснул в ее мягких объятиях без всяких мыслей, желаний и снов.
4. Дом там, где сердце
Солнце?
Да, снова было солнце. Но на сей раз солнечный свет был другой, не как вчера: более мягким и приглушенным. Тони резко сел. Где он? Этот вопрос заставил его вспомнить вчерашние события: туннель, дорожки, развилки, дверь в стене, ирландца Джека и еще одного человека.
На этом воспоминания обрывались. Может быть, Тони все еще спит и видит сон внутри сна? Он уснул – а может быть, видел во сне, что спит. Солнечные лучи пробивались сквозь шторы. Тони разглядел, что находится в какой-то комнате, временно приспособленной под спальню. На кровати с выпирающими пружинами лежал тонкий матрас; одеяло, которым он был укрыт, оказалось потрепанным и рваным, но чистым.
Раздвинув шторы, Тони увидел тот же пейзаж, который впервые открылся ему, когда он вошел в дверь. Когда это было? Вчера или раньше? А может быть, никогда? Вдали виднелись каменные стены; между ними тянулись террасы, на которых кое-где группами и поодиночке росли деревья. Среди них затерялись отдельные постройки – едва заметные и ничем не примечательные.
Послышался стук в дверь. Три удара, как прежде. Тони застыл около стены, приготовившись к тому, что опять окажется неведомым образом по ту сторону двери.
– Войдите, – произнес он. Это слово прозвучало скорее как вопрос, чем как приглашение, но уж так вышло.
– Ты не можешь открыть дверь? – послышался уже знакомый голос. – У меня руки заняты.
– Да, конечно, прошу прощения, – произнес Тони и открыл дверь, потянув ее на себя.
За дверью стоял тот же незнакомец с пронзительными карими глазами, и Тони неожиданно вспомнил слово «безопасность». Этот человек сказал, что он в безопасности. Это, конечно, звучало успокоительно, но вместе с тем совершенно непонятно.
– Не возражаешь, если я войду? – с усмешкой спросил незнакомец. В руках он держал поднос с кофе и десертами. На вид он был одного возраста с Тони, одет в джинсы и футболку, кожа темно-бронзовая; такой оттенок ей придали, по-видимому, ветер и солнце.
Тони внезапно осознал, что сам он одет в синий с белым больничный халат – судя по всему, открытый сзади: по спине гулял легкий сквозняк. В целом это не противоречило обстановке, однако Тони стало неловко, и он постарался одной рукой кое-как запахнуть халат.
– Прошу прощения, конечно, – пробормотал он в растерянности и, сделав шаг в сторону, придержал дверь, чтобы незнакомец мог войти.
– Смотри, все твое любимое: кофе из «Баристы» и разные пончики – со сливками и «манго-танго» из «Вуду-донатс» и с ягодным желе из «Хевенли донатс». Чем не идеальное начало нового дня!
– Ох, спасибо! – Тони взял большую чашку с рисунком в виде птичьего пера. В ней был ванильный латте с безупречной пенкой, от которого шел ароматный пар. Тони отхлебнул горячего кофе и подержал его во рту, наслаждаясь вкусом, затем присел на краешек пружинного матраса.
– А ты не будешь?
– Нет. Я люблю чай и с утра уже выпил не одну чашку. – Незнакомец пододвинул стул поближе к Тони и сел. – Полагаю, сынок, у тебя накопилось немало вопросов, так что спрашивай, а я постараюсь ответить подоходчивее.
– Мне все это снится?
Незнакомец откинулся на спинку стула и улыбнулся.
– Видишь ли, за этим вопросом стоит другой, так что, боюсь, ответ не вполне удовлетворит тебя. Снится ли это тебе? И да и нет. Давай я сначала попробую ответить на вопрос, который на самом деле стоит за тем, который ты задал. Энтони, ты лежишь в коме в клинике Орегонского медицинского университета. И одновременно – ты здесь.
– Как? Я в коме?
– Да-да. Именно это я только что сказал.
– Я в коме? – Тони был поражен и машинально сделал еще один глоток горячей жидкости. – А это? – кивнул он на кофе.
– А это кофе.
– Я знаю, что это кофе, но существует ли он на самом деле? Как я могу одновременно быть в коме и пить латте?
– Боюсь, если бы я попытался объяснить, ты все равно не понял бы.
– Поверить не могу. Я в коме… – повторил Тони ошеломленно.
Незнакомец встал и положил руку Тони на плечо.
– Знаешь, мне нужно кое-что сделать – прямо за этим домом. Может, обдумаешь все свои вопросы и задашь мне их там? Твоя одежда вон в том шкафу, и туфли тоже. Когда будешь готов, выходи.
– Ладно. – Вот и все, что смог выдавить из себя Тони, даже не посмотрев на незнакомца, который тем временем вышел из комнаты.
Как ни странно, но в том, что он сказал, был смысл. Если Тони в коме, тогда все, что с ним происходит, – всего лишь выражение глубоких бессознательных переживаний. Все это нереально и неистинно. Позже он и не вспомнит об этом. Подумав об ирландце Джеке, он улыбнулся. Какое облегчение. По крайней мере он не умер.
Тони допил кофе. Вкус был вполне реален, но, очевидно, в мозгу есть какие-то пусковые механизмы, которые стимулируют разнообразную деятельность – например, память – и могут создавать псевдореальность вроде латте на завтрак… или пончика с «манго-танго». Тони потянулся за остатками десерта. Да-а, если бы удалось найти подходящую упаковку, можно было бы сделать неплохой бизнес на таких завтраках: ни тебе лишних калорий, ни вреда от кофе и сахара, ни проблем с поставщиками.
Тони покачал головой: что за бредовая ситуация – чистое безумие! Да и можно ли вообще назвать «ситуацией» то, что в реальности не существует и о чем невозможно будет потом вспомнить?
Доедая последний кусочек, он решил, что пора уже выглянуть за дверь. Хотя в будущем все это, несомненно, сотрется из его памяти, сейчас-то он здесь и ничего не потеряет, приняв участие в происходящем. Тони умылся, поблагодарив свое воображение за то, что оно не забыло обеспечить его теплой водой, и быстро оделся. Сделав глубокий вдох, он открыл дверь и вышел из комнаты.
Оказалось, что он провел ночь во флигеле дома, какие строят на ранчо. Это сооружение явно видело лучшие времена. Краска, покрывавшая деревянные стены, шелушилась. Все было чисто, но скромно и уж никак не претендовало на роскошь. Тони привык к совсем другим стандартам. Дверь выходила на широкую террасу, тоже порядком обветшалую, которая опоясывала весь дом. Незнакомец стоял, прислонившись к перилам, и в ожидании Тони ковырял в зубах травинкой.
Подойдя к нему, Тони оглядел прилегающую территорию. Вид она представляла довольно странный: местами содержалась в порядке, а местами была совершенно запущена. За полуразвалившимся заборчиком с трудом угадывались остатки заброшенного сада, заросшего чертополохом и прочими сорняками. В центре сада высился многолетний дуб, с которого свисали перекосившиеся детские качели, которые то и дело покачивал легкий ветерок. За этим садом был еще один, такой же старый, неухоженный и бесплодный. Все в целом выглядело отжившим и одичалым. Лишь отдельные островки диких горных цветов или случайная роза скрашивали общую непривлекательность места, словно стремясь смягчить боль утраты или почтить чью-то память.
«Возможно, тут неплодородная почва», – предположил Тони. Воды и солнца, казалось бы, хватало, но очень многое зависит от того, что скрыто под дерном. Порыв ветра донес несомненный аромат дафны, нежный и мягкий. Этот запах напомнил Тони о матери: то был ее любимый цветок.
Если, как Тони подозревал, все это – лишь игра его воображения, которое пытается связать воедино хранящиеся в мозгу мысли и воспоминания, то неудивительно, что он чувствует себя здесь на редкость легко и свободно. Что-то в этом унылом пейзаже притягивало Тони или по крайней мере находило в его душе отклик. Незнакомец сказал, что здесь «безопасно».
Сам он употребил бы какое-нибудь другое слово.
– Что это за место? – спросил Тони.
– Жилье, – ответил незнакомец, глядя вдаль.
– Жилье? Что ты имеешь в виду?
– Место, где можно жить, обитать, где твой дом, жилье. – По тому, как он это произнес, чувствовалось, что незнакомец любит это место.
– Дом? Джек тоже назвал это место домом, но добавил, что это «не совсем» дом. И еще он сказал – уж не знаю, в каком смысле, – что это «не совсем» ад.
– Ты еще не знаешь Джека, – ухмыльнулся незнакомец. – Он – непревзойденный мастер красноречия.
– Я не все понял из того, что он говорил, но получил некоторое представление о том, чем отличается реальность от истины.
– Хмм, – протянул собеседник, но ничего больше не сказал, словно не желая прерывать поток мыслей Тони. Они постояли молча некоторое время, взирая на окружающее по-разному – один с пониманием и сочувствием, другой с некоторой неловкостью и даже смятением.
– Когда ты говоришь о жилье, ты имеешь в виду этот старый полуразвалившийся дом или прилегающий участок тоже?
– Жилье включает в себя все – то, что ты видел вчера, и даже больше; то, что находится на этой огороженной территории, и то, что вне ее, – одним словом, все. Но здесь, – он обвел рукой пространство внутри ограды, – здесь центр жилья, его сердце. То, что происходит здесь, влияет на все остальное.
– А кто всем этим владеет?
– Никто. С самого начала было решено, что это место не будет ничьим «владением». – Последнее слово незнакомец произнес с омерзением. – Оно должно быть свободным, открытым, ничем не ограниченным, никому не принадлежащим.
Повисло молчание. Тони подыскивал подходящие слова, чтобы задать следующий вопрос.
– Хорошо, а кто тогда здесь живет?
Губы незнакомца тронула улыбка.
– Я! – ответил он.
– Ты живешь здесь? – переспросил Тони, хотя и так было понятно, что живет. Незнакомец был довольно сложной проекцией подсознания Тони и каким-то образом взаимодействовал с ним. К тому же в действительности никто не стал бы жить здесь, в таком запустении и одиночестве.
– Разумеется.
– И тебе нравится жить одному?
– Не знаю. Никогда не пробовал.
В Тони разгоралось любопытство.
– Что ты имеешь в виду? Здесь ведь больше никого не видно. А-а, ты о Джеке? Или, может быть, здесь есть еще люди вроде него? Познакомишь меня?
– Других таких, как Джек, больше не существует. Что же до прочих, то всему свое время. – Человек помолчал. – Нам спешить некуда.
Опять наступило молчание. Оно длилось так долго, что Тони уже начал ощущать неловкость. Он пытался вызвать в памяти какой-нибудь образ или впечатление, которое придало бы смысл происходящему, но не мог вспомнить ничего. Ни подходящих картинок, ни мыслей, ни даже фантазий. А вдруг это просто проекция, порожденная его одурманенным лекарствами, погруженным в кому мозгом? Кто знает…
– И давно ты здесь живешь?
– Сорок с чем-то лет, не помню точно. Целую жизнь, можно сказать.
– Да, это не шутка, – откликнулся Тони, покачав головой. Прозвучала эта фраза довольно неискренне, с оттенком превосходства. Надо совсем уж рехнуться, чтобы прожить сорок лет в таком диком месте. Сам он рехнулся бы за сорок часов, а не то что за сорок лет.
Надеясь, что незнакомец не прочел его мыслей, Тони искоса взглянул на него. Но тот либо действительно ничего не заметил, либо просто не придал значения. Тони уже проникся симпатией к этому человеку. Казалось, он из тех редких счастливчиков, которых не мучают конфликты ни с окружающим миром, ни с самим собой. Непохоже было, чтобы он преследовал какие-то корыстные цели, искал преимуществ, хитрил, как большинство знакомых Тони. Наверное, можно сказать, что он доволен жизнью, – но опять же, какой человек в здравом уме будет доволен, живя здесь в одиночестве? Для Тони довольство и скука были синонимами. Возможно, этот тип просто невежествен и необразован, никуда не ездил и не знает, что где-то бывает лучше. Тем не менее он был проекцией подсознания Тони, а следовательно, должен был что-то означать.
– Так скажи мне, если можно, кто ты такой? – задал Тони вполне естественный вопрос.
Незнакомец медленно повернулся к нему лицом и посмотрел на него удивительно проницательными глазами.
– Тони, я тот, о ком твоя мать говорила, что он никогда не покинет тебя.
– Вот и отлично! – огрызнулся Тони, с излишней поспешностью вскакивая на ноги.
Ноги были как ватные, но он до того разозлился, что в запальчивости сделал несколько шагов в направлении, откуда пришел. Затем он остановился и обернулся:
– Так вы говорите, что умерли за несколько лет до того, как я родился?
– Да. В тот же день, когда убили Кеннеди и когда умер Хаксли[12]. Мы составили прекрасную троицу у так называемых «жемчужных врат»… – Говоря это, он для выразительности взмахнул в воздухе пальцами, изображая кавычки. – Видели бы вы, какое выражение лица было у Олдоса. Вот уж поистине «дивный новый мир»!
– Послушайте, Джек-ирландец, якобы знакомый со мной, – проговорил Тони так спокойно, как только мог, вновь приближаясь к Джеку, хотя его гнев и страх уже почти достигли предела, – где, черт побери, я нахожусь?
Джек поднялся на ноги и подошел к Тони почти вплотную.
Он помолчал, чуть склонив голову набок, словно прислушиваясь к какому-то другому разговору, затем произнес, тщательно выговаривая слова:
– В некотором смысле это место можно было бы назвать адом, но, с другой стороны, можно и домом.
Тони отступил на шаг, стараясь осмыслить услышанное.
– То есть это ад? Я в аду?
– Не совсем. По крайней мере не в том смысле, как вы это понимаете. К Данте, я уверен, он не имеет никакого отношения.
– К Данте?
– Ну да, к Данте с его кругами ада, чертями, вилами и тому подобным. Бедняге так неловко, он до сих пор извиняется. – Вы сказали, что это «не совсем» ад. Как это понять?
– Тони, а как вы представляете себе ад? – спокойно задал Джек встречный вопрос.
Тони не знал, что ответить. Разговор принял неожиданный оборот. Похоже было, что имеет смысл подыграть этому чудаку. Возможно, он располагает какой-то информацией, которая Тони потом пригодится.
– Ну… трудно сказать. – Ему никогда не задавали этот вопрос в лоб, как сейчас. Он никогда всерьез не задумывался о том, что это такое. В результате ответ Тони прозвучал неуверенно и скорее в форме вопроса: – Место, где человек испытывает вечные муки, скрипит зубами и так далее?
Джек молчал, словно ожидая продолжения.
– Место, где Бог наказывает тех, на кого разгневался за грехи, – добавил Тони. – В аду плохие люди отлучены от Бога. А хорошие люди попадают на небеса – так?
– И вы верите во все это? – спросил Джек, опять склонив голову набок.
– Нет! – твердо заявил Тони. – Я считаю, если уж ты умираешь, так умираешь. И становишься пищей червей, прах к праху, в тебе нет ни складу ни ладу, ты мертв – и все.
– Только человек, который никогда не умирал, может говорить о подобных вещах с такой уверенностью! – усмехнулся Джек. – А можно задать вам еще один вопрос?
Тони кивнул.
– Из того, что вы верите, будто человек просто умирает – и все, – следует ли из этого, что так и есть на самом деле? – Конечно! Для меня это реальность.
– Я не спрашивал, что для вас реальность. Это очевидно.
Вопрос в другом: как все устроено на самом деле?
Тони задумался.
– Не вижу разницы. Если что-то реально, значит оно существует на самом деле, разве не так?
– Вовсе нет, Тони! И чтобы вы поняли, насколько все сложно, я даже скажу вам, что нечто может быть реальным, но не существовать в действительности. Но истина существует независимо от того, что реально, а что лишь представляется таковым.
Тони поднял руки вверх, пожал плечами и потряс головой. – Прошу прощения, но тут я пас. Я этого не понимаю…
– Да понимаете, понимаете! – прервал его Джек. – Гораздо лучше, чем вам кажется. Не возражаете, если для ясности я приведу несколько примеров?
– Разве у меня есть выбор? – неохотно согласился Тони. Несмотря на растерянность, он был все же заинтригован, чувствуя, что в словах ирландца кроется некий комплимент ему, но не понимая какой.
– Выбор? – улыбнулся Джек. – В принципе, хороший вопрос, но сейчас не об этом. Есть люди, которые верят, что не было холокоста, что человек не ходил по Луне, что Земля плоская, а под кроватью живут страшные чудовища. Для них все это – реальность, но где здесь истина? Или более близкий вам вопрос: ваша Лори верила…
– Только давайте не будем приплетать сюда мою жену! – возмутился Тони. – Полагаю, с ней вы тоже знакомы, и если она также обитает где-то в этих краях, то учтите, я не имею никакого желания встречаться с ней.
Джек поднял руки в знак капитуляции.
– Тони, успокойтесь, я упомянул ее просто для примера, а не в укор вам. Могу я продолжать?
Кивнув, Тони сложил руки на груди.
– Да, прошу прощения. Как видите, я не слишком люблю беседовать на эту тему.
– Да, понимаю, – отозвался Джек. – Оставим до другого раза. Мой вопрос: верила ли Лори когда-нибудь, что вы действительно ее любите?
Вопрос был неприятный и в данных обстоятельствах слишком личный. Тони помолчал и лишь затем чистосердечно ответил:
– Да, я думаю, вначале она, возможно, верила, что я действительно люблю ее.
– Значит, вы полагаете, для нее это чувство было реальностью?
– Раз она считала его реальным, значит оно и было для нее реальным.
– Тогда следующий вопрос: а на самом деле оно было реальным? Вы любили ее, Тони?
Тут же сработал защитный рефлекс, и Тони воспринял вопрос как скрытое обвинение. В обычных условиях можно было бы сменить тему, заглушить свои эмоции каким-нибудь саркастическим замечанием и превратить разговор в беззаботную болтовню о посторонних предметах. Но в данном случае Тони нечего было терять. Он никогда больше не увидит этого человека, а беседа получалась интересная. Тони вспомнил, что давно уже никому не позволял так легко вовлечь себя в серьезный разговор. Сейчас же он спал и видел сон и чувствовал себя в безопасности.
– Если честно… – протянул он, – если честно, я думаю, что просто не знал, как любить ее, и вообще не умел любить, если уж на то пошло.
– Спасибо, Энтони, за это признание. Я думаю, так и было. Но дело в том, что она-то верила в вашу любовь, и хотя этого чувства не существовало, для Лори оно было настолько реальным, что она построила вокруг него всю свою жизнь – причем дважды.
– Уж этого можно было и не касаться, – пробурчал Тони, отвернувшись.
– Я это просто так, сынок, к слову, а не в осуждение. Но перейдем ко второму примеру, если не возражаешь. – Увидев, что Тони готов слушать, Джек продолжил: – Для того чтобы рассмотреть этот пример, давай предположим, что Бог действительно существует…
– Не верю я в эти выдумки, – отмахнулся Тони.
– Слушай, я же ни в чем не пытаюсь тебя убедить, – поспешил успокоить его Джек. – Это не мое дело. Не забывай, что я умер, а ты… бродишь в потемках. Я просто хочу наглядно показать тебе разницу между реальным и истинным. Мы ведь об этом говорим, не так ли?
Он улыбнулся, и Тони невольно улыбнулся в ответ. В этом человеке была какая-то обезоруживающая скрытая доброта, истинная, глубокая.
– Предположим, что Бог всегда благ, никогда не врет и не обманывает, говорит только правду. И вот этот Бог вдруг приходит к тебе, Энтони Спенсеру, и говорит: «Тони, ничто никогда не лишит тебя моей любви – ни смерть, ни жизнь, ни посланец с небес, ни монарх на земле, ни сегодняшние события, ни грядущие, ни власть сверху, ни давление снизу, ни что-либо иное во всей вселенной, созданной Богом, – нет такой силы, которая могла бы лишить тебя моей любви». Ты же слушаешь эти слова Бога, но не веришь ему. Твое неверие становится реальностью для тебя, и ты создаешь целый мир, основанный на неверии в слово Бога, в любовь Бога и даже в самого Бога. В связи с этим возникает много вопросов, вот один из них: становятся ли слова Бога неистинными из-за того, что ты им не веришь?
– Да, – ответил Тони не задумываясь, но сразу поправился: – То есть нет. Подожди, я должен подумать.
Джек молчал, предоставляя Тони возможность собраться с мыслями.
– Ладно, – сказал Тони. – Если то, что ты говоришь об этом Боге, истинно… и реально, то, наверное, моя вера или неверие ничего не изменят. Пожалуй, я начинаю понимать, что ты хочешь сказать.
– Думаешь? – усомнился Джек. – Тогда позволь спросить тебя: если ты решил не верить словам этого Бога, что ты будешь чувствовать по отношению к нему?
– Хм… Я буду чувствовать… – Тони запнулся, подыскивая нужное слово.
– Отделенность? – подсказал Джек. – У тебя возникнет чувство отделенности, отпадения от Бога, разобщенности с ним, потому что по-твоему получится, что именно это – «реальность». Реально то, во что веришь, даже если оно не существует. Бог говорит тебе, что разобщенность неистинна и ничто не может «реально» разобщить тебя с Богом, лишить его любви – никакие предметы, поступки, события, ни даже смерть и ад, каким бы ты его ни представлял себе. Ты же веришь, что разобщенность реальна, и таким образом создаешь свою собственную реальность, основанную на лжи.
Тони окончательно запутался и, почесав в затылке, отвернулся.
– Как же в таком случае человек вообще может узнать, что истинно? Что есть истина?
– Ага! – воскликнул Джек, хлопнув Тони по плечу. – Голос Понтия Пилата донесся из царства мертвых. Вот в этом-то, приятель, и есть главная штука! Стоя в самом центре исторического коловращения, лицом к лицу с истиной, он объявил ее, как многие из нас, бывало, несуществующей – точнее говоря, объявил «его» несуществующим. К нашему общему счастью, Пилат был не в силах превратить нечто реальное в нечто неистинное. – Помолчав, Джек добавил: – Это и не в твоих силах, Тони.
На миг воцарилось молчание, а затем земля слегка вздрогнула у них под ногами, словно от какого-то глубокого толчка. Джек одарил Тони одной из своих самых загадочных улыбок и объявил:
– Ну вот, я думаю, это означает, что время нашей беседы вышло. На этом пока остановимся.
– Подожди! – запротестовал Тони. – У меня есть еще вопросы. Куда же ты? Ты не можешь подождать? Я же так и не понял, где я и почему я здесь! Если это «не совсем» ад, то что это такое? И еще ты сказал, что это «можно назвать домом». Это что значит?
Джек обернулся к Тони, чтобы бросить на него последний взгляд.
– Тони, ад – это когда веришь в реальность, которая неистинна, и живешь в ней. Ты мог бы жить так вечно, но позволь мне сказать тебе нечто истинное. Уж не знаю, как ты решишь: поверить в это или нет, считать или не считать это реальностью. – Он на мгновение умолк. – Что бы ты ни думал о смерти и аде, истина в том, что это не разобщенность.
Земля опять дрогнула, на сей раз более ощутимо, так что Тони даже пришлось опереться рукой о стену. Когда он поднял голову, Джека уже не было. Смеркалось.
Неожиданно Тони почувствовал, что страшно устал, если можно так выразиться, до мозга костей. Он снова сел, прислонившись спиной к гигантскому сооружению, и посмотрел на дорогу и лесные заросли, которые быстро тускнели и приобретали серый оттенок. Во рту у Тони пересохло, слюна была вязкой. Он пошарил вокруг, надеясь, что Джек оставил свою фляжку, но ничего не нашел. Тогда Тони подтянул колени к животу, чтобы хоть чуточку защититься от холода, который начал постепенно заползать в его тело, словно вор, умыкающий драгоценные частицы тепла.
Это было уже слишком. Поднялся ледяной ветер и выдул из Тони последние оставшиеся вопросы, разбросав их по всей округе, как клочки бумаги. Может быть, это и есть конец? Не слышится ли приближение стонущей пустоты, готовой поглотить его, вытянуть из него последние остатки тепла?
Его трясло, и он не мог унять дрожь. И тут появился свет, голубоватое сияние вокруг самых красивых темно-карих глаз, какие Тони когда-либо видел. Это кого-то напоминало, но он никак не мог вспомнить, кого именно. Какую-то выдающуюся личность.
Стараясь не потерять сознания, Тони с трудом выдавил из себя вопрос:
– Кто я такой? То есть нет, сначала скажи, где я?
Человек сел рядом с Тони, обнял его и дал ему выпить какой-то теплой жидкости. Тони чувствовал, как жидкость распространяется по всему его телу, просачиваясь до самого нутра. Дрожь стала утихать и совсем прекратилась. Тони расслабленно привалился к незнакомцу.
– Ты в безопасности, – прошептал тот, погладив Тони по голове. – Ты в безопасности, Тони.
– В безопасности? – Тони чувствовал, как спускается темнота. Веки стали тяжелыми, мысли тупыми и неповоротливыми. – Никогда не чувствовал себя в безопасности.
– Ш-ш-ш, – произнес тот же голос. – Отдохни немного.
Я никуда не денусь, я всегда буду с тобой, Тони.
– Кто ты такой?
Может быть, незнакомец ответил ему, но Тони уже не услышал. Ночь окутала его, как одеяло, и он уснул в ее мягких объятиях без всяких мыслей, желаний и снов.
4. Дом там, где сердце
Я стремлюсь, как и всякий человек, чувствовать себя как дома всюду, где бы ни находилась.
Майя Анджелоу[13]
Солнце?
Да, снова было солнце. Но на сей раз солнечный свет был другой, не как вчера: более мягким и приглушенным. Тони резко сел. Где он? Этот вопрос заставил его вспомнить вчерашние события: туннель, дорожки, развилки, дверь в стене, ирландца Джека и еще одного человека.
На этом воспоминания обрывались. Может быть, Тони все еще спит и видит сон внутри сна? Он уснул – а может быть, видел во сне, что спит. Солнечные лучи пробивались сквозь шторы. Тони разглядел, что находится в какой-то комнате, временно приспособленной под спальню. На кровати с выпирающими пружинами лежал тонкий матрас; одеяло, которым он был укрыт, оказалось потрепанным и рваным, но чистым.
Раздвинув шторы, Тони увидел тот же пейзаж, который впервые открылся ему, когда он вошел в дверь. Когда это было? Вчера или раньше? А может быть, никогда? Вдали виднелись каменные стены; между ними тянулись террасы, на которых кое-где группами и поодиночке росли деревья. Среди них затерялись отдельные постройки – едва заметные и ничем не примечательные.
Послышался стук в дверь. Три удара, как прежде. Тони застыл около стены, приготовившись к тому, что опять окажется неведомым образом по ту сторону двери.
– Войдите, – произнес он. Это слово прозвучало скорее как вопрос, чем как приглашение, но уж так вышло.
– Ты не можешь открыть дверь? – послышался уже знакомый голос. – У меня руки заняты.
– Да, конечно, прошу прощения, – произнес Тони и открыл дверь, потянув ее на себя.
За дверью стоял тот же незнакомец с пронзительными карими глазами, и Тони неожиданно вспомнил слово «безопасность». Этот человек сказал, что он в безопасности. Это, конечно, звучало успокоительно, но вместе с тем совершенно непонятно.
– Не возражаешь, если я войду? – с усмешкой спросил незнакомец. В руках он держал поднос с кофе и десертами. На вид он был одного возраста с Тони, одет в джинсы и футболку, кожа темно-бронзовая; такой оттенок ей придали, по-видимому, ветер и солнце.
Тони внезапно осознал, что сам он одет в синий с белым больничный халат – судя по всему, открытый сзади: по спине гулял легкий сквозняк. В целом это не противоречило обстановке, однако Тони стало неловко, и он постарался одной рукой кое-как запахнуть халат.
– Прошу прощения, конечно, – пробормотал он в растерянности и, сделав шаг в сторону, придержал дверь, чтобы незнакомец мог войти.
– Смотри, все твое любимое: кофе из «Баристы» и разные пончики – со сливками и «манго-танго» из «Вуду-донатс» и с ягодным желе из «Хевенли донатс». Чем не идеальное начало нового дня!
– Ох, спасибо! – Тони взял большую чашку с рисунком в виде птичьего пера. В ней был ванильный латте с безупречной пенкой, от которого шел ароматный пар. Тони отхлебнул горячего кофе и подержал его во рту, наслаждаясь вкусом, затем присел на краешек пружинного матраса.
– А ты не будешь?
– Нет. Я люблю чай и с утра уже выпил не одну чашку. – Незнакомец пододвинул стул поближе к Тони и сел. – Полагаю, сынок, у тебя накопилось немало вопросов, так что спрашивай, а я постараюсь ответить подоходчивее.
– Мне все это снится?
Незнакомец откинулся на спинку стула и улыбнулся.
– Видишь ли, за этим вопросом стоит другой, так что, боюсь, ответ не вполне удовлетворит тебя. Снится ли это тебе? И да и нет. Давай я сначала попробую ответить на вопрос, который на самом деле стоит за тем, который ты задал. Энтони, ты лежишь в коме в клинике Орегонского медицинского университета. И одновременно – ты здесь.
– Как? Я в коме?
– Да-да. Именно это я только что сказал.
– Я в коме? – Тони был поражен и машинально сделал еще один глоток горячей жидкости. – А это? – кивнул он на кофе.
– А это кофе.
– Я знаю, что это кофе, но существует ли он на самом деле? Как я могу одновременно быть в коме и пить латте?
– Боюсь, если бы я попытался объяснить, ты все равно не понял бы.
– Поверить не могу. Я в коме… – повторил Тони ошеломленно.
Незнакомец встал и положил руку Тони на плечо.
– Знаешь, мне нужно кое-что сделать – прямо за этим домом. Может, обдумаешь все свои вопросы и задашь мне их там? Твоя одежда вон в том шкафу, и туфли тоже. Когда будешь готов, выходи.
– Ладно. – Вот и все, что смог выдавить из себя Тони, даже не посмотрев на незнакомца, который тем временем вышел из комнаты.
Как ни странно, но в том, что он сказал, был смысл. Если Тони в коме, тогда все, что с ним происходит, – всего лишь выражение глубоких бессознательных переживаний. Все это нереально и неистинно. Позже он и не вспомнит об этом. Подумав об ирландце Джеке, он улыбнулся. Какое облегчение. По крайней мере он не умер.
Тони допил кофе. Вкус был вполне реален, но, очевидно, в мозгу есть какие-то пусковые механизмы, которые стимулируют разнообразную деятельность – например, память – и могут создавать псевдореальность вроде латте на завтрак… или пончика с «манго-танго». Тони потянулся за остатками десерта. Да-а, если бы удалось найти подходящую упаковку, можно было бы сделать неплохой бизнес на таких завтраках: ни тебе лишних калорий, ни вреда от кофе и сахара, ни проблем с поставщиками.
Тони покачал головой: что за бредовая ситуация – чистое безумие! Да и можно ли вообще назвать «ситуацией» то, что в реальности не существует и о чем невозможно будет потом вспомнить?
Доедая последний кусочек, он решил, что пора уже выглянуть за дверь. Хотя в будущем все это, несомненно, сотрется из его памяти, сейчас-то он здесь и ничего не потеряет, приняв участие в происходящем. Тони умылся, поблагодарив свое воображение за то, что оно не забыло обеспечить его теплой водой, и быстро оделся. Сделав глубокий вдох, он открыл дверь и вышел из комнаты.
Оказалось, что он провел ночь во флигеле дома, какие строят на ранчо. Это сооружение явно видело лучшие времена. Краска, покрывавшая деревянные стены, шелушилась. Все было чисто, но скромно и уж никак не претендовало на роскошь. Тони привык к совсем другим стандартам. Дверь выходила на широкую террасу, тоже порядком обветшалую, которая опоясывала весь дом. Незнакомец стоял, прислонившись к перилам, и в ожидании Тони ковырял в зубах травинкой.
Подойдя к нему, Тони оглядел прилегающую территорию. Вид она представляла довольно странный: местами содержалась в порядке, а местами была совершенно запущена. За полуразвалившимся заборчиком с трудом угадывались остатки заброшенного сада, заросшего чертополохом и прочими сорняками. В центре сада высился многолетний дуб, с которого свисали перекосившиеся детские качели, которые то и дело покачивал легкий ветерок. За этим садом был еще один, такой же старый, неухоженный и бесплодный. Все в целом выглядело отжившим и одичалым. Лишь отдельные островки диких горных цветов или случайная роза скрашивали общую непривлекательность места, словно стремясь смягчить боль утраты или почтить чью-то память.
«Возможно, тут неплодородная почва», – предположил Тони. Воды и солнца, казалось бы, хватало, но очень многое зависит от того, что скрыто под дерном. Порыв ветра донес несомненный аромат дафны, нежный и мягкий. Этот запах напомнил Тони о матери: то был ее любимый цветок.
Если, как Тони подозревал, все это – лишь игра его воображения, которое пытается связать воедино хранящиеся в мозгу мысли и воспоминания, то неудивительно, что он чувствует себя здесь на редкость легко и свободно. Что-то в этом унылом пейзаже притягивало Тони или по крайней мере находило в его душе отклик. Незнакомец сказал, что здесь «безопасно».
Сам он употребил бы какое-нибудь другое слово.
– Что это за место? – спросил Тони.
– Жилье, – ответил незнакомец, глядя вдаль.
– Жилье? Что ты имеешь в виду?
– Место, где можно жить, обитать, где твой дом, жилье. – По тому, как он это произнес, чувствовалось, что незнакомец любит это место.
– Дом? Джек тоже назвал это место домом, но добавил, что это «не совсем» дом. И еще он сказал – уж не знаю, в каком смысле, – что это «не совсем» ад.
– Ты еще не знаешь Джека, – ухмыльнулся незнакомец. – Он – непревзойденный мастер красноречия.
– Я не все понял из того, что он говорил, но получил некоторое представление о том, чем отличается реальность от истины.
– Хмм, – протянул собеседник, но ничего больше не сказал, словно не желая прерывать поток мыслей Тони. Они постояли молча некоторое время, взирая на окружающее по-разному – один с пониманием и сочувствием, другой с некоторой неловкостью и даже смятением.
– Когда ты говоришь о жилье, ты имеешь в виду этот старый полуразвалившийся дом или прилегающий участок тоже?
– Жилье включает в себя все – то, что ты видел вчера, и даже больше; то, что находится на этой огороженной территории, и то, что вне ее, – одним словом, все. Но здесь, – он обвел рукой пространство внутри ограды, – здесь центр жилья, его сердце. То, что происходит здесь, влияет на все остальное.
– А кто всем этим владеет?
– Никто. С самого начала было решено, что это место не будет ничьим «владением». – Последнее слово незнакомец произнес с омерзением. – Оно должно быть свободным, открытым, ничем не ограниченным, никому не принадлежащим.
Повисло молчание. Тони подыскивал подходящие слова, чтобы задать следующий вопрос.
– Хорошо, а кто тогда здесь живет?
Губы незнакомца тронула улыбка.
– Я! – ответил он.
– Ты живешь здесь? – переспросил Тони, хотя и так было понятно, что живет. Незнакомец был довольно сложной проекцией подсознания Тони и каким-то образом взаимодействовал с ним. К тому же в действительности никто не стал бы жить здесь, в таком запустении и одиночестве.
– Разумеется.
– И тебе нравится жить одному?
– Не знаю. Никогда не пробовал.
В Тони разгоралось любопытство.
– Что ты имеешь в виду? Здесь ведь больше никого не видно. А-а, ты о Джеке? Или, может быть, здесь есть еще люди вроде него? Познакомишь меня?
– Других таких, как Джек, больше не существует. Что же до прочих, то всему свое время. – Человек помолчал. – Нам спешить некуда.
Опять наступило молчание. Оно длилось так долго, что Тони уже начал ощущать неловкость. Он пытался вызвать в памяти какой-нибудь образ или впечатление, которое придало бы смысл происходящему, но не мог вспомнить ничего. Ни подходящих картинок, ни мыслей, ни даже фантазий. А вдруг это просто проекция, порожденная его одурманенным лекарствами, погруженным в кому мозгом? Кто знает…
– И давно ты здесь живешь?
– Сорок с чем-то лет, не помню точно. Целую жизнь, можно сказать.
– Да, это не шутка, – откликнулся Тони, покачав головой. Прозвучала эта фраза довольно неискренне, с оттенком превосходства. Надо совсем уж рехнуться, чтобы прожить сорок лет в таком диком месте. Сам он рехнулся бы за сорок часов, а не то что за сорок лет.
Надеясь, что незнакомец не прочел его мыслей, Тони искоса взглянул на него. Но тот либо действительно ничего не заметил, либо просто не придал значения. Тони уже проникся симпатией к этому человеку. Казалось, он из тех редких счастливчиков, которых не мучают конфликты ни с окружающим миром, ни с самим собой. Непохоже было, чтобы он преследовал какие-то корыстные цели, искал преимуществ, хитрил, как большинство знакомых Тони. Наверное, можно сказать, что он доволен жизнью, – но опять же, какой человек в здравом уме будет доволен, живя здесь в одиночестве? Для Тони довольство и скука были синонимами. Возможно, этот тип просто невежествен и необразован, никуда не ездил и не знает, что где-то бывает лучше. Тем не менее он был проекцией подсознания Тони, а следовательно, должен был что-то означать.
– Так скажи мне, если можно, кто ты такой? – задал Тони вполне естественный вопрос.
Незнакомец медленно повернулся к нему лицом и посмотрел на него удивительно проницательными глазами.
– Тони, я тот, о ком твоя мать говорила, что он никогда не покинет тебя.