Уильямс Тэд. Скала прощания (Орден Манускрипта - 3)

   Саймон сдержался и не взорвался гневом, а просто перевел взгляд на снежный путь перед собой. Иногда ему Слудиг совсем не нравился.
   Так они ехали некоторое время в тишине, нарушаемой лишь шумным дыханием и стуком конских копыт. Потом Бинабик заговорил снова.
   - Ты имеешь везение в редкостях, Саймон, - сказал он.
   - Ты имеешь в виду, что за мной гнались демоны? - проворчал Саймон. - Или что я видел, как убивают моих друзей?
   - Не надо, - тролль успокаивающе поднял свою маленькую руку. - Я не это именовываю везением. Конечно, наш путь был полон ужасностей. Нет, я говаривал о том, что ты видывал целых три издевяти великих городов. Очень немногие смертные могут со справедливостью гордиться этим.
   - Какие это три?
   - Тумет'ай - ты видел весь остаток, потому что другое погребено во льду. Тролль растопырил пальцы, подсчитыная. - Да'ай Чикиза в Альдхортском лесу, где в меня попадали стрелой. И Асу'а, остов которого лежит в основе Хейхолта, где ты рождался.
   - Ситхи соорудили там Башню Зеленого ангела, и она все еще цела, - сказал Саймон, вспоминая ее бледный силуэт, как белый палец, устремленный в небо. - Я все время по ней лазал. - Он на миг задумался. - А насчет этого места Энки... Энки?
   -Энки э-Шаосай?- - подсказал Бинабик.
   - Да. Энки э-Шаосай был одним из великих городов?
   - Да, и его развалины тоже будут иметь встречу с нами, потому что в недалекости от него стоит Скала прощания. - Он наклонился пониже, так как Кантака взяла небольшое препятствие.
   - Я уже его видел: Джирики показывал мне его в зеркале, - сказал Саймон. Он был очень красивый - золотой и зеленый. Джирики назвал его Летним городом.
   Бинабик улыбнулся.
   -Тогда ты видел четыре, Очень немногие из мудрейших могут хвастаться этим, даже когда проживают долгую жизнь.
   Саймон обдумал это. Кто бы мог подумать, что уроки истории доктора Моргенса окажутся такими важными? Старые города и старые рассказы стали частью самой его жизни. Странно, как будущее тесно связано с прошлым, так что и то и другое проходит через настоящее, как огромное колесо...
   Колесо! Тень колеса...
   Образ из сновидения возник перед ним: большой черный круг, безжалостно толкающие вниз, - огромное колесо, давящее все перед собою. Каким-то образом прошедшее вторгается прямо в настоящее, отбрасывая длинную тень на то, чему предстоит произойти...
   Что-то вертелось в его мозгу, но никак не давалось, какая-то потусторонняя тень, которую он чувствовал, но не узнавал. Это как-то было связано с его сновидениями, с Прошлым и Будущим...
   - Думаю, мне нужно больше узнать, Бинабик, - промолвил он наконец. - Но нужно столько всего понять. Мне этого никогда не запомнить. А остальные города? - Его на миг отвлекло движение в небе прямо перед ним: россыпь черных движущихся силуэтов, похожих на гонимые ветром листья. Он прищурился, но рассмотрел, что это всего лишь стая птиц высоко в небе.
   - О прошлом нужно знать, Саймон, - сказал маленький человек, - но мудрого отличает знание того, что имеет великую важность. Однако я имею предположение, что названия девяти городов не главное, очень лучше знать, что они собой представляли. Когда-то их именования знали колыбельные дети. Асу'а, Да'ай Чикиза, Энки э-Шаосай и Тумет'ай тебе известны. Джина-Т'сеней погребен на дне южных морей. Руины Кементари находятся где-то на острове Варинстен - месте рождения твоего короля Престера Джона, но никто на протяжении долгих лет их не видел. Так же давно не видели Мезуту'а и Хикехикайо. Последний, Наккига, сейчас у меня на уме. Ты его тоже видел или как бы видел...
   - Как это?
   - Наккига давно был городом норнов под сенью Пика Бурь, прежде чем они укрылись в самой ледяной горе. Когда ты странствовал на Дороге снов с Джулой и со мной, ты его видывал, но, конечно, не останавливался вниманием на его рассыпавшихся остатках, затмеваемых величием горы. Видишь, таким образом, ты посетил и Наккигу.
   Саймон передернулся, вспомнив вид бесконечных залов внутри Пика Бурь, белых как у привидений лиц и горящих в их глубине глаз.
   - Ближе я бы ни за что не хотел быть, - сказал он и, прищурившись, взглянул в небо. Птицы все еще лениво кружили в высоте. - Это вороны? спросил он Бинабика, указывая на них. - Они уже давно кружат у нас над головой.
   Тролль взглянул наверх.
   - Да, с несомненностью, очень крупные к тому же. - Он коварно улыбнулся. С вероятностью они питают ожидание, что мы будем сваливаться на землю совсем мертвые и окажем им помощь с питанием. Жалко, что они будут разочаровываться, верно?
   Саймон пробормотал:
   - Может, они знают, как я голоден, и думают, что я долго не протяну?
   Бинабик серьезно покачал головой.
   - Я лишился головы! Пренесчастный Саймон ничего не имел во рту с тех пор, как имел в нем завтрак - Камни Чукку! Очень бедный: это случалось целый час назад! Питаю страх, что твой конец приближается, - покончив с этой порцией сарказма, он начал рыться в рюкзаке, одной рукой опираясь на спину Кантаки. Может, найдется для тебя сушеная рыбка.
   - Спасибо, - сказал Саймон, пытаясь казаться обрадованным: в конце концов лучше какая-то еда, чем никакой.
   Пока Бинабик занимался усиленными поисками, Саймон снова взглянул на небо: стая птиц все еще безмолвно вилась над ними, и ветер трепал их, как старое тряпье под мрачными облаками.
   Ворон важно разгуливал по подоконнику, нахохлившись от холода. Другие его сородичи, наглые и ожиревшие от питания при виселицах, сипло каркали, сидя на голых ветках под окном. Никаких других звуков не доносилось с пустынного двора.
   Роясь в блестящих перьях, ворон не сводил с людей желтого глаза, поэтому, когда кубок полетел в него, как камень из рогатки, он успел с резким криком вспорхнуть с подоконника и присоединиться к собратьям на голой верхушке дерева. Помятый кубок сделал неровный круг на каменном полу, прежде чем остановиться. Тонкая струйка пара поднялась от темной жидкости, пролившейся под окном.
   - Ненавижу их глаза, - сказал король Элиас. Он потянулся за новым кубком, но на этот раз использовал его по назначению. - Эти мерзкие шпионящие глазки. - Он вытер губы. - Думаю, они шпионят за мной.
   - Шпионят, ваше величество? - сказал Гутвульф медленно. Ему не хотелось вызвать очередную гневную бурю Элиаса. - Зачем птицам шпионить?
   Верховный король уставился на него зелеными глазами, затем на бледном лице его появилась усмешка.
   - Ох, Гутвульф, как ты невинен и неиспорчен! - он жестко хмыкнул. Придвинь-ка это кресло. Приятно снова поговорить с честным человеком.
   Граф Утаньята выполнил волю своего господина, пододвинув стул как можно ближе к пожелтевшей громаде драконьего трона. Он старался не смотреть на меч в черных ножнах, висевший на боку у Верховного короля.
   - Не знаю, что ты имеешь в виду под невинностью, Элиас, - промолвил.он, в душе проклиная неестественность, которая ему самому слышалась в собственном голосе. - Господу известно, что мы с тобой оба когда-то неплохо потрудились на поприще греха. Однако если ты имеешь в виду неспособность к предательству в отношении моего повелителя и друга, тогда я с радостью принимаю это определение. - Он надеялся, что слова его прозвучали увереннее, чем были его подлинные чувства. Самое слово "предательство" заставляло его сердце биться быстрее в эти дни, и гниющий плод, свисавший с виселицы в отдалении, был лишь одной из причин.
   Элиас, видимо, не почувствовал опасений Гутвульфа.
   - Нет, дружище, нет. Я вкладываю в это слово самый добрый смысл, - он еще глотнул темной жидкости. - В наши дни я доверяю лишь немногим. У меня тысяча тысяч врагов. - Лицо короля приняло скорбное выражение, которое лишь подчеркнуло его бледность и выделило морщины тревоги и напряжения. - Прейратс уехал в Наббан, как тебе известно, - сказал он, наконец. - Ты можешь говорить свободно.
   В Гутвульфе вдруг шевельнулась надежда:
   - Вы подозреваете Прейратса в предательстве, сир?
   Надежду быстро погасили:
   - Нет, Гутвульф, ты меня не понял. Я просто знаю, что ты чувствуешь себя неловко в его присутствии. И это неудивительно: я тоже когда-то ощущал неловкость в его обществе. Но теперь я другой человек. Совсем другой, - король странно засмеялся, потом поднял голос до крика. - Хенгфиск! Принеси мне еще и поживей, черт побери!
   Новый королевский виночерпий появился из соседней комнаты с кувшином в розовых руках. Гутвульф мрачно следил за ним. Он не сомневался, что этот пучеглазый брат Хенгфиск был шпионом Прейратса, но что-то еще было с ним неладно. На лице монаха как бы навечно запечатлелась идиотская ухмылка, как будто его распирает изнутри какая-то превосходная шутка, которой он не может поделиться. Граф Утаньята попытался раз заговорить с ним в вестибюле, но Хенгфиск только уставился на него молча, причем ухмылка, казалось, разорвет лицо пополам. Любого другого слугу-, кроме этого виночерпия, Гутвульф ударил бы за подобную наглость, но он не знал, что в это время способно вызвать гнев Элиаса. К тому же этот полоумный монах имел странный вид, как будто у него кожа какая-то сырая: было впечатление, что верхний ее слой обгорел и облупился. Гутвульфу совсем не хотелось к нему прикасаться.
   Когда Хенгфиск наливал темную жидкость в кубок короля, несколько горячих капель попали на руки монаха, но он даже не поморщился. Через минуту он удалился, все еще с идиотской ухмылкой на лице. Гутвульфа чуть не передернуло. С ума сойти! До чего дошло королевство...
   Элиас не обратил внимания на то, что происходило в комнате, потому что взор его был устремлен за окно.
   - У Прейратса действительно есть... секреты, - медленно проговорил он, наконец, как будто тщательно взвешивая каждое слово.
   Граф заставил себя прислушаться.
   - Но от меня у него секретов нет, - продолжал король, - понимает он это или нет. Он думает, я не знаю, что мой брат Джошуа выжил после падения Наглимунда. - Он поднял руку, остановив удивленное восклицание Гутвульфа. Еще один секрет, который не секрет для меня: он хочет разделаться с тобой.
   - Со мной? - Гутвульф страшно удивился. - Прейратс собирается меня убить? - поднимавшийся в груди гнев вдруг обрел сердцевину страха.
   Король улыбнулся, причем губы приподнялись над зубами, как у загнанной в угол собаки.
   - Не знаю, собирается ли он убить тебя, но он хочет убрать тебя с дороги. Прейратс считает, что я слишком полагаюсь на тебя, а он хочет, чтобы я отдавал все свое внимание ему, - он рассмеялся смехом, похожим на лай.
   - Но, но... Элиас... - Гутвульф был застигнут врасплох. - Что же ты предпримешь?
   - Я? - Взгляд короля был обезоруживающе спокоен. - Я ничего не стану делать. И никто ничего не станет делать.
   - Что?!
   Элиас откинулся на троне, так что на мгновение лицо его исчезло в тени, отбрасываемой черепом дракона.
   - Ты можешь, конечно, защищаться, - сказал он весело. - Я просто хочу сказать, что не могу позволить тебе убить Прейратса, даже если бы ты смог это сделать, в чем я сильно сомневаюсь. Откровенно говоря, он сейчас для меня важнее, чем ты.
   Слова короля повисли в воздухе, причем казались таким реальным свидетельством безумия, что Гутвульфу на миг почудилось: все это сон. Но время шло, а холодная комната не приняла никакой иной формы, и он вынудил себя снова заговорить:
   - Не понимаю.
   - Да тебе и ни к чему. Пока, во всяком случае, - Элиас наклонился вперед, глаза его казались яркими лампами, полыхающими за тонким зеленым стеклом. Когда-нибудь ты поймешь, Гутвульф. Я надеюсь, ты доживешь до того, чтобы все понять. Сейчас, однако, я не могу тебе позволить помешать Прейратсу, поэтому, если ты захочешь покинуть замок, я это пойму. Ты у меня единственный оставшийся друг. Мне важна твоя жизнь.
   Графу Утаньята захотелось рассмеяться, услышав такое странное заявление, но его не покидало нездоровое чувство ирреальности происходящего.
   - Но не так важна, как жизнь Прейратса?
   Рука короля взметнулась, как жалящая змея, и опустилась на рукав Гутвульфа.
   - Не дури! - сказал он резко. - Прейратс ничто! Важно то, в чем он мне помогает. Я говорил тебе, что надвигаются важные события! Но сначала будет период, когда все будет... меняться.
   Гутвульф смотрел на лихорадочно горящее лицо короля и почувствовал, как что-то в нем умирает.
   - Я уже ощутил некоторые изменения, Элиас, - сказал он мрачно. - Я видел некоторые из них.
   Его старый друг взглянул на него и странно улыбнулся:
   - А-а, ты имеешь в виду замок. Да, прямо здесь происходят некоторые изменения. Но ты все равно еще не понимаешь. Гутвульф не был обучен терпению. Он еле сдерживал гнев:
   - Помоги мне понять. Скажи мне, что ты делаешь! Король покачал головой.
   - Ты не сможешь в этом разобраться, пока, во всяком случае. - Он снова откинулся назад, лицо его вновь погрузилось в тень. И возникло впечатление, что клыкастая голова с черными глазницами - его собственная. Последовало затянувшееся молчание. Гутвульф прислушивался к глухим голосам воронов во дворе.
   - Подойди, старый друг, - проговорил, наконец, Элиас медленным размеренным голосом. Когда Гутвульф взглянул на него, король наполовину достал из ножен свой меч с двойной рукояткой. Металл тускло блеснул. Он был черным и ползуче-серым, как пятнистое брюхо какой-то доисторической рептилии. Вороны мгновенно смолкли. - Подойди, - повторил король.
   Граф Утаньята не мог оторвать глаз от меча. Остальная часть комнаты погрузилась в серую призрачную мглу: сам меч, казалось, светился, не отражая света, и делал воздух вокруг тяжелым, как камень.
   - Ты меня сейчас убьешь, Элиас? - Гутвульф чувствовал, как тяжелеют его слова, каждое из них произносилось с трудом. - Ты освободишь Прейратся от этой необходимости?
   - Потрогай этот меч, Гутвульф, - сказал Элиас. Глаза его сверкали все ярче, по мере того как сгущалась тьма в комнате. - Протяни руку и прикоснись к этому мечу, и ты все поймёшь.
   - Нет, - слабо запротестовал Гутвульф, с ужасом наблюдая, как рука, помимо его воли, тянется вперед. - Я не хочу трогать эту проклятую штуку... - Рука его зависла прямо над жутким едва мерцающим клинком.
   - Проклятая штука? - Элиас засмеялся, и голос его показался далеким. Он взял руку своего друга нежно, как любовник. - Ты не угадаешь, как его называют. Знаешь его имя?
   Гутвульф следил за тем, как его пальцы прижимаются к щербатой поверхности меча. Мертвенный холод бесчисленными ледяными иглами пронзил его плоть. Сразу вслед за холодом возникла горящая тьма. Голос Элиаса угасал в отдалении.
   - ..Джингизу его зовут... - прокричал король. - Имя ему - Скорбь...
   И посреди ужасного тумана, который окутал его сердце, через морозное покрывало, которое накрыло его глаза, а потом проникло в них, в уши и в рот, Гутвульф улавливал торжествующую песнь меча. Она пробиралась прямо в него, сначала тихонько, а затем все усиливаясь, - страшная мощная музыка, сперва созвучная его ритмам, а потом поглотившая их, такая, что заглушила его слабые и безыскусные нотки, а потом поглотила всю песню его души, влив ее в свою торжествующую мелодию. Скорбь пела в нем, заполняя его целиком. Он слушал, как она кричит его голосом, как будто он сам стал этим мечом или меч стал самим Гутвульфом. Скорбь ожила и искала чего-то. Гутвульф тоже искал: он был полностью поглощен этой чуждой мелодией. Они с клинком слились воедино.
   Скорбь потянулась к своим братьям.
   Она их нашла.
   Два сверкающих силуэта были там, где он.не. мог до них дотянуться. Гутвульф жаждал быть с ними, слить с их мелодией свою, чтобы вместе они создали еще более величественную музыку. Он жаждал, охваченный бескровным, лишенным тепла желанием, так пытается звонить треснутый колокол, так тянется к настоящему северу магнит. Они втроем были похожи, он и эти двое, и три песни, не похожие на что-либо слышанное ранее, но каждая из них неполная без двух других. Он тянулся к своим собратьям, стремясь коснуться их, но они были слишком далеки. Между ними была бездна, разделявшая их. Как он ни старался, ему не удавалось приблизить их, он не мог слиться с ними.
   Наконец это хрупкое равновесие рухнуло, и он полетел в бесконечную пустоту, он летел, летел, летел...
   Постепенно он приходил в себя - Гутвульф, человек, рожденный женщиной, но все же пролетевший через тьму. Ему было жутко.
   Время неслось. Он чувствовал, как могильные черви едят его плоть, чувствовал, как разлагается под темной землей, превращается в мельчайшие частицы, которые жаждут закричать, но не имеют голоса; в то же самое время, как быстрый ветер, он летит, смеясь, мимо звезд в бесконечное пространство между жизнью и смертью. На минуту сама дверь Тайны распахнулась, и темная фигура стала в дверях, кивая ему...
   Еще долго после того, как Элиас вернул меч в ножны, Гутвульф лежал, задыхаясь, на ступенях перед драконьим троном, глаза его жгли слезы, а пальцы беспомощно сжимались.
   - Ну, понял теперь? - спросил король, сияя от удовольствия, как будто он только что угостил друга редким прекрасным вином. - Ты понял, почему мне нельзя проигрывать?
   Граф Утаньята медленно поднялся на ноги, одежда его была запачкана и забрызгана. Он без слова отвернулся от своего вельможного господина и, спотыкаясь, направился через Тронный зал, толкнул дверь и вышел в вестибюль, не оглянувшись.
   - Понял теперь? - прокричал Элиас ему вслед. Три вороны опустились на подоконник. Они держались вместе, в их желтых тазах было напряжение.
   - Гутвульф! - Элиас уже не кричал, но голос его отдавался в тихой комнате, как звон колокола. - Вернись, дружище!
   - Посмотри, Бинабик! - закричал Саймон. - Что делают эти птицы?
   Тролль проследил за пальцем Саймона. Вороны, как сумасшедшие, носились над ними, делая в небе широкие круги.
   - С вероятностью, они питают какую-то тревогу, - Бинабик пожал плечами. Я не имею очень хорошего знания их обычаев...
   - Нет, они что-то ищут, - сказал Саймон взволнованно. - Они что-то ищут! Я знаю! Только взгляни на них!
   - В действительности они делают окружности над нами, - Бинабику пришлось напрячь голос, потому что вороны начали перекликаться, и их резкие крики, как лезвиями, резали воздух.
   Слудиг тоже остановил лошадь и смотрел вверх на странное Зрелище. Он прищурился.
   - Если это не какая-то дьявольщина, - сказа он, - то я не эйдонит. Ворон считался главной птицей князя тьмы в старые времена... - Он замолк, заметив что-то новое. - Вон! - закричал он, указывая рукой, - они же охотятся на какую-то другую птицу.
   Теперь и Саймон это увидел: серый силуэт меньшего размера метался среди черных, бешено кидаясь из стороны в сторону. При каждом повороте маленькая птичка натыкалась на крупную; она уже устала, Саймон это ясно видел. Ее петли стали еще более неровными, ей едва удавалось увернуться.
   - Это воробей! - воскликнул Саймон. - Такие были у Моргенса! Они его убьют!
   Пока он говорил, вороны почуяли, что их добыча теряет силы. Вращающаяся труба сжалась, и карканье стало победоносным. И как раз когда охота почти закончилась, воробей обнаружил просвет и вырвался из черного кольца, устремив свой судорожный полет в направлении купы сосен неподалеку. Вороны с пронзительными криками бросились за ним.
   - Я предполагаю, что нет случайности в том, что эта птица здесь, проговорил Бинабик, развинчивая посох и вытряхивая дротики. - И вороны тоже, они с терпеливостью ждали именно нашего явления. - Он ухватил Кантаку за загривок. - Чок, Кантака! - крикнул он. - Умму чок!
   Волчица поскакала, взметывая снег широкими лапами. Слудиг пришпорил свою лошадь, и она понеслась следом. Саймон, тихо ругаясь, на мгновение задержался, распутывая поводья. К тому моменту, когда он разобрался в них. Домой сама решила последовать за конем Слудига. Саймон приник к ее шее, и они поскакали по неровной заснеженной долине. Снег, летящий из-под копыт, обжигал ему глаза.
   Вороны кружили над рощей, как рой черных пчел. Бинабик, скакавший впереди, исчез среди тесно растущих стволов. Слудиг проскакал следом, держа в руке копье. Саймон успел удивиться, как риммер собирается убивать птиц тяжелым копьем, и над ним тоже сомкнулись кроны деревьев. Он замедлил бег лошади, нагнулся, чтобы не удариться о нижнюю ветку, но не успея увернуться от снежного кома, упавшего ему за шиворот и потекшего ручейком по спине.
   Бинабик стоял возле Кантаки в центре рощи, приложив ко рту трубочку с дротиком. Щеки его округлились, он дунул, и через миг большой черный сверток пролетел вниз через ветви, захлопал Крыльями, делая круги на снегу, и замер.
   - Вот! - сказал Бинабик, указывая на него. Слудиг потыкал в ветвях копьем, а Кантака нервно тявкнула.
   Черное крыло махнуло у самого лица Саймона. Ворон стукнулся о затылок Слудига, когти его безуспешно пытались уцепиться за металлический шлем. Еще один спланировал сверху, пронзительно крича и кружа вокруг риммера, который тыкал вверх своим копьем.
   И почему я без шлема? с досадой подумал Саймон, подняв руку к глазам, вдруг ставшим уязвимыми.
   Рощица оглашалась рассерженными птичьими голосами. Кантака передними лапами уперлась в дерево и вертела головой, уже схватив одну из птиц.
   Что-то маленькое и пушистое, как крошечный снежок, упало сверху с дерева. Бинабик бросился на колени к ногам риммера и взял комочек в руки.
   - Он у меня! - закричал он. - Мы имеем должность выходить на открытое пространство. Соса, Кантака!
   Он взобрался на спину волчицы, а руку спрятал под куртку. Ему пришлось пригнуться, чтобы увернуться от нападения ворона. Копье Слудига просвистело как раз в том месте, гае только что была его голова, пронзив птицу насквозь и обратив ее в пук черных перьев. Через мгновение волчица вынесла Бинабика из-под деревьев. Саймон и Слудиг поспешили за ним.
   Несмотря на громкие крики птиц позади, открытое пространство показалось Саймону необычайно тихим. Он оглянулся назад. Недружелюбные желтые глаза были устремлены на них с верхних веток деревьев, но вороны не последовали за ними.
   - Птица жива? - спросил Саймон.
   - Отъедем подальше, - сказал Бинабик. - И будем посмотреть, что это может означивать.
   Когда они остановились, тролль вынул руку из-за пазухи и медленно раскрыл ладонь, как будто не был уверен в том, что в ней увидит. Птичка, лежавшая в ней, была мертва или почти мертва. Она неподвижно лежала на боку, рваные раны на ее тельце кровоточили. Вокруг ее лапки был обернут кусочек пергамента.
   - Я предполагал подобное, - сказал Бинабик, оглянувшись через плечо. Темные силуэты дюжины воронов расположились на ближайшем дереве, подобно сгорбившимся инквизиторам. - Я имею опасения, что мы опаздывали больше, чем дозволено.
   Он расправил мизинцем пергамент, который жевали или рвали, пока от него не остался лишь кусочек.
   - Только часть, - с грустью сказал Бинабик.
   Саймон взглянул на крошечные руны, испещрявшие ободранную полоску.
   - Мы могли бы вернуться к деревьям и поискать остальное, - высказал он идею, хотя и сам не верил в нее.
   Тролль отрицательно покачал головой.
   - У меня есть уверенность, что остальное проскочило в глотку ворона, как мог бы и этот кусочек, и сам посланец, если бы мы опоздали еще. - Он сощурился. - Несколько слов поддаются разборчивости. Вне сомнительности, это предназначалось нам. Видите? - Он указал на крошечную загогулинку. - Круг и перо Ордена Манускрипта. Это послание от носителя свитка.
   - От кого? - спросил Саймон.
   - Имей терпеливость, друг Саймон. Может быть, мы получим это знание из остатков послания. - Он как мог расправил полоску. - Можно прочитывать только два кусочка, - сказал он. - Вот тут сказано: "...тесь ложных посланцев". А вот: "Поторопитесь. Буря рас..." Потом подпись в виде знака Ордена.
   - Ложный посланец, - выдохнул Саймон, чувствуя, как подкрадывается страх. - Это же сон, который я видел в доме Джулой. Моргенс велел мне опасаться ложного посланца. - Он попытался отогнать от себя воспоминание об этом сне, где доктор был обгорелым трупом.
   - "Берегитесь ложных посланцев", очевидно так нужно это понимать. - сказал Бинабик, кивая. - "Поторопитесь. Буря рас..." - распространяется, думаю.
   Леденящий страх, который Саймон подавлял в себе в течение нескольких дней, начал снова наползать на него.
   - Ложный посланец, - повторил он беспомощно. - Что это может означать? Кто это написал, Бинабик?
   Тролль покачал головой. Он спрятал кусочек пергамента в свой дорожный мешок, а потом встал на колени и вырыл ямку в снегу. - Писал носитель свитка, а их осталось немного в наше время. Это может быть Ярнауга, если он еще живой. Еще есть Диниван в Наббане. - Он положил серенькую птичку в ямку и нежно прикрыл ее.
   - Диниван? - переспросил Саймон.
   - Он помощник Ликтора Ранессина, главы вашей Матери Церкви, очень хороший человек.
   Слудиг, до этого стоявший молча, вдруг заговорил:
   - Ликтор принадлежит к вашему языческому кружку, с троллями и прочими?
   Бинабик слегка улыбнулся.
   - Не Ликтор, а отец Диниван, его помощник, и это не "языческий кружок", а группа хранильцев важных знаний - как раз для таких времен, как наше, - он нахмурился. - Я в размышлении, кто имел возможность написать нам это послание, вернее, мне, потому что птица прилетала в благодарность искусству моего наставника. Если не один из упомянутых мною двоих, то я не знаю, потому что Моргенс и мой наставник Укекук умерщвлены. Больше никаких носителей свитка я не знаю, если только не выбрали новых.
   - А не может это быть Джулой? - спросил Саймон.