— Аллах свидетель, ничего я не знаю! — воскликнул Фархад с таким жаром, что Прайсу сразу стало ясно: старый бедуин лжет.
— Тогда я покажу тебе тропу, — кивнул Гарт. — Мы ведь собираемся кое-чем поживиться в стране, в которую она ведет.
— Спаси нас Аллах!
Шейх нервно крутил пальцем в своей редкой бороденке. Страх яснее ясного светился в его глазах.
— Каждый верблюд будет нагружен золотом, — пообещал Гарт.
— Правоверным не дозволено идти за Джабаль-Херб! — напуская на себя набожный вид, воскликнул Фархад. — За этими горами лежит край зла, где неведомы ни Аллах, ни пророк его.
— Так разве не должно идти туда священной войной? Объявить джихад? — язвительно поинтересовался Прайс.
Сидящие в шатре арабы нервно зашептались. Прайс уловил упоминания о джиннах и ифритах.
— Чего нам бояться там, за горами?
— Это мне неведомо, — отозвался Фархад, — но о пустыне рассказывают всякое.
— Что же, например?
— Я, конечно, в это не верю, — громко и очень неубедительно заявил шейх, — однако рассказывают, будто за Джабаль-Хербом лежит большой город. Город этот был древним уже в ту пору, когда пророк еще не принес нам весть об Аллахе. Живут там хотя и арабы, но неправоверные мусульмане. Жители города поклоняются золотому змею, а правят ими не люди, а злобные золотые джинны в людском обличье.
Говорят, будто один желтый джинн ездит на громадном тигре и убивает всех, кто дерзнет перейти через горы. Черепами своих жертв он отмечает караванную тропу к морю. А еще рассказывают, что джинны эти живут в замке из чистого золота на черной горе, называемой Хаджар-Джеханнум — Скала Ада.
Так говорят в пустыне. Но, конечно, я не верю в эти сказки!
— Теперь я понимаю, где черпал вдохновение наш испанский друг, — шепнул Прайс Гарту.
— В Джабаль-Хербе я действительно видел много странного, — вполголоса ответил тот. — Фархад ближе к истине, чем он подозревает. Разумеется, ничего сверхъестественного. Современная наука, между прочим, зародилась где-то здесь. И Европа тогда еще была во мраке средневековья. Мне кажется, нам предстоит столкнуться с изолированной общиной, сохранившей кое-какие традиции и знания древней арабской цивилизации.
Прайс повернулся к Фархаду, снова усевшемуся на место и не сводившему глаз с золотого ятагана.
— Мы говорили о зле Руб-эль-Хали, — по-арабски объяснил он. — Нашим союзникам нечего опасаться, ведь у нас с собой мощное оружие. Даже если за проклятыми горами и есть все то, о чем ты нам рассказал, мы сумеем справиться с любым противником.
— Завтра мы покажем вам мощь нашего оружия, — вкрадчиво пообещал Гарт.
Они с Прайсом поднялись с ковра и вернулись в свои шатры. А старый шейх остался сидеть, раздираемый паническим страхом перед неведомыми опасностями Золотой Земли и обещаниями сказочных сокровищ.
На закате следующего дня, когда стало сравнительно прохладно, Прайс Дюран верхом на верблюде вместе с Фархадом и группой воинов-бедуинов поднялся на вершину нависшего над лагерем бархана. Якоб Гарт остался в лагере направлять представление.
— У вас есть ружья, — сказал Прайс, показывая на заряжаемые с дула мушкеты арабов. — Но видели ли вы когда-нибудь ружья, подобные этим?
Он махнул рукой, и четыре установленных на треногах пулемета дружно открыли огонь. Бешеное стаккато выстрелов эхом прогремело в дюнах, и пули фонтанчиками взрыли песок вдоль берега моря.
— Ваши ружья стреляют быстро, — кивнул Фархад, — но что джиннам до ружей?
— У нас есть ружья и посильнее.
Прайс снова махнул рукой.
Два миномета и две старые пушки выстрелили одновременно. Грохот разрывов, свист осколков и глубокие воронки в песке на миг ошеломили даже самого Прайса.
Некоторые из бедуинов предпочли спрятаться за барханом.
— А вот наша колесница смерти! — воскликнул Прайс, снова подавая условный знак.
Танк, который арабы еще никогда не видели в движении, с ревом ожил и, загребая гусеницами песок, пополз вверх по бархану. Он выл, словно некое доисторическое чудище, и пулеметы его трещали без умолку.
На мгновение потрясенные арабы застыли, как вкопанные, а потом, круто развернув верблюдов, бросились наутек.
— Мне очень жаль, что вы не остались посмотреть остальное наше оружие, — приветствовал их Якоб Гарт, когда пристыженные бедуины вернулись в лагерь.
— Верблюды испугались, — ответил Фархад. — Мы не могли их удержать.
— Так же, как испугаются и те, кто охраняет перевал, — сказал Прайс — Итак, завтра мы пойдем тропой черепов.
Старый шейх заколебался.
— Вы заплатите обещанное золото, даже если мы не найдем сокровищ? — спросил он.
— Да, — заверил его Гарт.
Прайс был готов к этому вопросу. По его знаку четверо европейцев, шатаясь под тяжестью, притащили из лагеря большой деревянный сундук и молча поставили его у ног Прайса. Вытащив из-за пояса ключ, Дюран отомкнул замок и, подняв крышку, открыл перед шейхом великолепие золотых соверенов.
В этом сундуке находилось пять тысяч фунтов стерлингов золотом — еще один аванс из кармана Дюрана. Придерживая крышку, он дал арабам время насладиться видом новеньких блестящих монет.
— Каждый день мы будем платить вам эту огромную сумму, — сказал Прайс, отсчитывая в трясущиеся руки шейха двести пятьдесят соверенов. — Сундук поедет с нами, в колеснице смерти, и деньги вы получите, когда мы вернемся к морю.
Шейх запротестовал, настаивая, чтобы белые давали деньги за каждый прошедший день. Но Прайс не уступал, и под конец Фархад сдался:
— Ладно, эфенди. Завтра мы выступаем, и да хранит нас Аллах.
На следующее утро, еще до рассвета, от моря в глубь пустыни двинулся весьма странный караван. Во главе на великолепном белом скаковом верблюде ехал шейх Фархад аль-Ахмед. За ним длинной чередой тянулись вьючные верблюды; на боках ящиков все еще значилось «культиваторы », «лопаты », «садовый инвентарь ».
Вокруг каравана ехали верховые арабы — высокие и поджарые, словно иссушенные солнцем, со смуглыми суровыми лицами, тонкими поджатыми губами и пронзительными глазами. Как и их предводитель, они носили развевающиеся головные накидки и черные абы — своего рода робы из грубой верблюжьей шерсти.
Белые держались преимущественно в хвосте каравана. Им всем, за исключением Прайса и Гарта, никогда не приходилось ездить на верблюдах, и путешествие на раскачивающихся из стороны в сторону животных давалось довольно непросто.
Замыкал процессию ревущий мотором и воняющий горячим маслом танк. Верблюды боялись его, да и арабы почитали за весьма сомнительное добавление к каравану. Однако, по мнению Прайса, присутствие машины должно было укрепить дух бедуинов. Тем более что именно в танке ехало их золото.
Поднялись задолго до рассвета и наскоро позавтракали: арабы — финиками и лепешками из полусырого теста, белые — беконом, кофе и галетами.
Прайс решил ехать впереди, в самом начале длинной колонны вьючных верблюдов. И экспедиция двинулась в путь, прочь от моря, в неизведанное сердце страшной пустыни, в глубь Пустого места, навстречу невероятным приключениям.
Вот это жизнь! Бодрящий, прохладный утренний бриз, величие алого рассвета, наполняющего пустыню волшебными пурпурными тенями, гордая энергичная поступь отдохнувших верблюдов, шум идущего каравана…
Смутные розовые видения плыли перед взором Прайса. Он видел Золотую Землю, о которой писал испанец, видел затерянный город Энз за запретными горами. От скуки и тоски не осталось и следа. Прайс вновь чувствовал себя молодым, свободным и полным сил. Он знал, что живет не напрасно, что впереди его ждут великие и славные дела.
Но солнце все выше поднималось над горизонтом, и время эйфории закончилось. Бесконечные ряды ржаво-красных и желтых барханов плыли и колебались в жарком мареве. Поднятая копытами пыль проникала повсюду. Воздух обжигал и душил. Дышать было практически невозможно.
По телу Прайса катился пот. Американец чувствовал себя грязным и несчастным. Глаза слезились от пыли, болели от немилосердного солнечного сияния, низвергающегося с ослепительных небес и отражающегося от сверкающих песков.
Сухой воздух жег горло, но Прайс не мог позволить себе лишнего глотка воды — Гарт сказал, что до ближайшего источника три дня пути. Седло терло. Губа, там, где ее разъело солнце и жгучая пыль, треснула.
И тем не менее странная радость жизни не проходила. Каждый раз, поднимаясь на вершину очередного бархана, Прайс ощущал свирепую радость победы.
Море как раз исчезло из виду, когда старый Фархад тревожно указал на небольшой, блестящий посреди песчаного океана предмет. Бедуин неохотно повернул верблюда в его сторону.
Когда они подъехали ближе, Прайс увидел, что это выбеленный солнцем человеческий череп. Череп, насаженный на длинный, вкопанный в песок шест. Примерно в миле впереди виднелся еще один шест с черепом.
— Кто его здесь поставил? — полюбопытствовал Прайс.
— А я почем знаю? — нервно ответил шейх. — Люди говорят, что джинн проклятой земли оставляет в пустыне головы тех, кого он заманил к себе. Быть может, он проложил тропу к Иблису.
Прайс подъехал к шесту. Его верблюд испуганно шарахнулся в сторону, и американцу пришлось спешиться.
Сам шест, примерно дюйма три в диаметре, был сделан из какого-то красновато-коричневого и, похоже, очень крепкого дерева. На белом, отполированном ветром и песком оскаленном черепе еще виднелись остатки волос.
Стоя у шеста, Прайс подождал Якоба Гарта.
— Что тебе известно об этих черепах?
— Они тянутся отсюда до самого перевала в Джабаль-Хербе, — ответил Гарт. — А возможно, и до самого Энза… Мне не удалось перейти через горы и посмотреть. Четыре сотни лет назад они уже здесь стояли. Иначе бы наш испанец о них не упоминал.
— Но этот череп явно не четырехсотлетней давности! — возразил Прайс — Он довольно свежий, разве ты не видишь?
— Значит, кто-то время от времени меняет черепа.
— Но кто?
— По моему мнению, люди, живущие за горами, хорошо знакомы с внешним миром. Наверно, они не хотят потерять дорогу к морю.
— Но зачем отмечать ее черепами?
— Черепа крепкие, их хорошо видно, и, вероятно, они достаточно… дешевы.
Несколько раз в тот самый первый день похода Прайс ездил вдоль каравана, разговаривая с людьми. Мало кто из европейцев сталкивался раньше с верблюдами. Они не доверяли своим «скакунам», и неудобные, непривычные седла делали путешествие еще более тяжелым.
В полдень, когда жара стала совершенно невыносимой, караван остановился на привал. Ближе к вечеру отряд вновь двинулся в путь и шел до тех пор, пока не стало совсем темно.
Следующий день был точь-в-точь, как первый. И следующий тоже.
Утром четвертого дня путешественники вышли к узкой полоске гравия, темной раной протянувшейся через ржаво-красные барханы. Тут они нашли колодец — квадратную, ничем не прикрытую яму, из которой кожаными ведрами удалось набрать воды для людей и животных. Грязной, горькой и солоноватой, но все-таки пригодной для питья воды.
Лишь к заходу солнца караван был готов двинуться дальше. Напился последний верблюд, люди наполнили водой бурдюки и фляги. И вновь длинная цепочка вьючных животных, за которой по пятам следовал гремящий железом танк, потянулась через пески.
Еще две ночи прошли среди барханов, а на шестой день с начала пути караван подошел к каменистой пустоши. Впереди начинались предгорья Джабаль-Херба, сплошной стеной стояли мрачные изрезанные скалы горного хребта.
— Джабаль-Херб, — вздохнул Гарт. — В прошлый раз меня как раз здесь и остановили. Так просто перебраться на ту сторону нам не удастся.
Воздух был чист и прозрачен, и казалось — до гор уже рукой подать.
Черные гранитные стены, прорезанные извилистыми ущельями и переходящие в верхней части в мрачные скальные башни, зловеще увенчанные кроваво-красным известняком и белым песчаником, голые, иссеченные ветром стены без единого зеленого пятнышка, мертвые, как выбеленные временем кости… Смертоносный барьер вокруг проклятой земли.
Пустыня обманчива. Утро сменилось вечером, а караван все еще пробирался извилистой тропой, протянувшейся по каменистым пустошам предгорий. Даже карликовые акации и тамариски, обычные растения этих мест, и то здесь не росли.
Фархад заметно нервничал. Оставив свое привычное место во главе каравана, он подъехал к Прайсу и Якобу Гарту. Видя неуверенность своего главаря, бедуины остановились. Все они с откровенным страхом поглядывали на неприступные скалы Джабаль-Херба.
— Сахибы, — начал шейх, — Аллах не позволяет нам ехать дальше. Впереди горы проклятой земли. Там, за ними, волею Аллаха сила находится в руках злых джиннов. Стоит нам туда только сунуться, и ифриты тут же насадят наши головы на колья.
— Ерунда, — отмахнулся Прайс. — Разве мы не показали вам мощь оружия белых?
Но Фархад лишь покачал головой, что-то бормоча себе в бороденку. Потом он потребовал заплатить ему и его людям за восемь дней пути.
— Золото, — хитро блестя глазами, заверил бедуин, — придаст воинам смелости.
— Оно только подстрекнет их дезертировать, — мрачно ответил Прайс. — Пока мы не вернемся к морю, вы не получите ни единой монеты.
— В горах есть вода, — прогрохотал Гарт. — Ты же знаешь, вода нам ох как нужна!
— Истинно, истинно, — закивал Фархад. — Бурдюки пусты, и верблюды хотят пить. Но все равно…
— Хватит болтать, — оборвал его Прайс. — Поехали.
Старый бедуин, недовольно хмурясь, был вынужден повести караван дальше. К закату они прошли, наверно, полпути до открывшегося высоко в горах перевала.
Именно на закате они увидели первые странности, возвещавшие грядущие столкновения с непостижимой силой Золотой Земли.
Глава четвертая
Глава пятая
— Тогда я покажу тебе тропу, — кивнул Гарт. — Мы ведь собираемся кое-чем поживиться в стране, в которую она ведет.
— Спаси нас Аллах!
Шейх нервно крутил пальцем в своей редкой бороденке. Страх яснее ясного светился в его глазах.
— Каждый верблюд будет нагружен золотом, — пообещал Гарт.
— Правоверным не дозволено идти за Джабаль-Херб! — напуская на себя набожный вид, воскликнул Фархад. — За этими горами лежит край зла, где неведомы ни Аллах, ни пророк его.
— Так разве не должно идти туда священной войной? Объявить джихад? — язвительно поинтересовался Прайс.
Сидящие в шатре арабы нервно зашептались. Прайс уловил упоминания о джиннах и ифритах.
— Чего нам бояться там, за горами?
— Это мне неведомо, — отозвался Фархад, — но о пустыне рассказывают всякое.
— Что же, например?
— Я, конечно, в это не верю, — громко и очень неубедительно заявил шейх, — однако рассказывают, будто за Джабаль-Хербом лежит большой город. Город этот был древним уже в ту пору, когда пророк еще не принес нам весть об Аллахе. Живут там хотя и арабы, но неправоверные мусульмане. Жители города поклоняются золотому змею, а правят ими не люди, а злобные золотые джинны в людском обличье.
Говорят, будто один желтый джинн ездит на громадном тигре и убивает всех, кто дерзнет перейти через горы. Черепами своих жертв он отмечает караванную тропу к морю. А еще рассказывают, что джинны эти живут в замке из чистого золота на черной горе, называемой Хаджар-Джеханнум — Скала Ада.
Так говорят в пустыне. Но, конечно, я не верю в эти сказки!
— Теперь я понимаю, где черпал вдохновение наш испанский друг, — шепнул Прайс Гарту.
— В Джабаль-Хербе я действительно видел много странного, — вполголоса ответил тот. — Фархад ближе к истине, чем он подозревает. Разумеется, ничего сверхъестественного. Современная наука, между прочим, зародилась где-то здесь. И Европа тогда еще была во мраке средневековья. Мне кажется, нам предстоит столкнуться с изолированной общиной, сохранившей кое-какие традиции и знания древней арабской цивилизации.
Прайс повернулся к Фархаду, снова усевшемуся на место и не сводившему глаз с золотого ятагана.
— Мы говорили о зле Руб-эль-Хали, — по-арабски объяснил он. — Нашим союзникам нечего опасаться, ведь у нас с собой мощное оружие. Даже если за проклятыми горами и есть все то, о чем ты нам рассказал, мы сумеем справиться с любым противником.
— Завтра мы покажем вам мощь нашего оружия, — вкрадчиво пообещал Гарт.
Они с Прайсом поднялись с ковра и вернулись в свои шатры. А старый шейх остался сидеть, раздираемый паническим страхом перед неведомыми опасностями Золотой Земли и обещаниями сказочных сокровищ.
На закате следующего дня, когда стало сравнительно прохладно, Прайс Дюран верхом на верблюде вместе с Фархадом и группой воинов-бедуинов поднялся на вершину нависшего над лагерем бархана. Якоб Гарт остался в лагере направлять представление.
— У вас есть ружья, — сказал Прайс, показывая на заряжаемые с дула мушкеты арабов. — Но видели ли вы когда-нибудь ружья, подобные этим?
Он махнул рукой, и четыре установленных на треногах пулемета дружно открыли огонь. Бешеное стаккато выстрелов эхом прогремело в дюнах, и пули фонтанчиками взрыли песок вдоль берега моря.
— Ваши ружья стреляют быстро, — кивнул Фархад, — но что джиннам до ружей?
— У нас есть ружья и посильнее.
Прайс снова махнул рукой.
Два миномета и две старые пушки выстрелили одновременно. Грохот разрывов, свист осколков и глубокие воронки в песке на миг ошеломили даже самого Прайса.
Некоторые из бедуинов предпочли спрятаться за барханом.
— А вот наша колесница смерти! — воскликнул Прайс, снова подавая условный знак.
Танк, который арабы еще никогда не видели в движении, с ревом ожил и, загребая гусеницами песок, пополз вверх по бархану. Он выл, словно некое доисторическое чудище, и пулеметы его трещали без умолку.
На мгновение потрясенные арабы застыли, как вкопанные, а потом, круто развернув верблюдов, бросились наутек.
— Мне очень жаль, что вы не остались посмотреть остальное наше оружие, — приветствовал их Якоб Гарт, когда пристыженные бедуины вернулись в лагерь.
— Верблюды испугались, — ответил Фархад. — Мы не могли их удержать.
— Так же, как испугаются и те, кто охраняет перевал, — сказал Прайс — Итак, завтра мы пойдем тропой черепов.
Старый шейх заколебался.
— Вы заплатите обещанное золото, даже если мы не найдем сокровищ? — спросил он.
— Да, — заверил его Гарт.
Прайс был готов к этому вопросу. По его знаку четверо европейцев, шатаясь под тяжестью, притащили из лагеря большой деревянный сундук и молча поставили его у ног Прайса. Вытащив из-за пояса ключ, Дюран отомкнул замок и, подняв крышку, открыл перед шейхом великолепие золотых соверенов.
В этом сундуке находилось пять тысяч фунтов стерлингов золотом — еще один аванс из кармана Дюрана. Придерживая крышку, он дал арабам время насладиться видом новеньких блестящих монет.
— Каждый день мы будем платить вам эту огромную сумму, — сказал Прайс, отсчитывая в трясущиеся руки шейха двести пятьдесят соверенов. — Сундук поедет с нами, в колеснице смерти, и деньги вы получите, когда мы вернемся к морю.
Шейх запротестовал, настаивая, чтобы белые давали деньги за каждый прошедший день. Но Прайс не уступал, и под конец Фархад сдался:
— Ладно, эфенди. Завтра мы выступаем, и да хранит нас Аллах.
На следующее утро, еще до рассвета, от моря в глубь пустыни двинулся весьма странный караван. Во главе на великолепном белом скаковом верблюде ехал шейх Фархад аль-Ахмед. За ним длинной чередой тянулись вьючные верблюды; на боках ящиков все еще значилось «культиваторы », «лопаты », «садовый инвентарь ».
Вокруг каравана ехали верховые арабы — высокие и поджарые, словно иссушенные солнцем, со смуглыми суровыми лицами, тонкими поджатыми губами и пронзительными глазами. Как и их предводитель, они носили развевающиеся головные накидки и черные абы — своего рода робы из грубой верблюжьей шерсти.
Белые держались преимущественно в хвосте каравана. Им всем, за исключением Прайса и Гарта, никогда не приходилось ездить на верблюдах, и путешествие на раскачивающихся из стороны в сторону животных давалось довольно непросто.
Замыкал процессию ревущий мотором и воняющий горячим маслом танк. Верблюды боялись его, да и арабы почитали за весьма сомнительное добавление к каравану. Однако, по мнению Прайса, присутствие машины должно было укрепить дух бедуинов. Тем более что именно в танке ехало их золото.
Поднялись задолго до рассвета и наскоро позавтракали: арабы — финиками и лепешками из полусырого теста, белые — беконом, кофе и галетами.
Прайс решил ехать впереди, в самом начале длинной колонны вьючных верблюдов. И экспедиция двинулась в путь, прочь от моря, в неизведанное сердце страшной пустыни, в глубь Пустого места, навстречу невероятным приключениям.
Вот это жизнь! Бодрящий, прохладный утренний бриз, величие алого рассвета, наполняющего пустыню волшебными пурпурными тенями, гордая энергичная поступь отдохнувших верблюдов, шум идущего каравана…
Смутные розовые видения плыли перед взором Прайса. Он видел Золотую Землю, о которой писал испанец, видел затерянный город Энз за запретными горами. От скуки и тоски не осталось и следа. Прайс вновь чувствовал себя молодым, свободным и полным сил. Он знал, что живет не напрасно, что впереди его ждут великие и славные дела.
Но солнце все выше поднималось над горизонтом, и время эйфории закончилось. Бесконечные ряды ржаво-красных и желтых барханов плыли и колебались в жарком мареве. Поднятая копытами пыль проникала повсюду. Воздух обжигал и душил. Дышать было практически невозможно.
По телу Прайса катился пот. Американец чувствовал себя грязным и несчастным. Глаза слезились от пыли, болели от немилосердного солнечного сияния, низвергающегося с ослепительных небес и отражающегося от сверкающих песков.
Сухой воздух жег горло, но Прайс не мог позволить себе лишнего глотка воды — Гарт сказал, что до ближайшего источника три дня пути. Седло терло. Губа, там, где ее разъело солнце и жгучая пыль, треснула.
И тем не менее странная радость жизни не проходила. Каждый раз, поднимаясь на вершину очередного бархана, Прайс ощущал свирепую радость победы.
Море как раз исчезло из виду, когда старый Фархад тревожно указал на небольшой, блестящий посреди песчаного океана предмет. Бедуин неохотно повернул верблюда в его сторону.
Когда они подъехали ближе, Прайс увидел, что это выбеленный солнцем человеческий череп. Череп, насаженный на длинный, вкопанный в песок шест. Примерно в миле впереди виднелся еще один шест с черепом.
— Кто его здесь поставил? — полюбопытствовал Прайс.
— А я почем знаю? — нервно ответил шейх. — Люди говорят, что джинн проклятой земли оставляет в пустыне головы тех, кого он заманил к себе. Быть может, он проложил тропу к Иблису.
Прайс подъехал к шесту. Его верблюд испуганно шарахнулся в сторону, и американцу пришлось спешиться.
Сам шест, примерно дюйма три в диаметре, был сделан из какого-то красновато-коричневого и, похоже, очень крепкого дерева. На белом, отполированном ветром и песком оскаленном черепе еще виднелись остатки волос.
Стоя у шеста, Прайс подождал Якоба Гарта.
— Что тебе известно об этих черепах?
— Они тянутся отсюда до самого перевала в Джабаль-Хербе, — ответил Гарт. — А возможно, и до самого Энза… Мне не удалось перейти через горы и посмотреть. Четыре сотни лет назад они уже здесь стояли. Иначе бы наш испанец о них не упоминал.
— Но этот череп явно не четырехсотлетней давности! — возразил Прайс — Он довольно свежий, разве ты не видишь?
— Значит, кто-то время от времени меняет черепа.
— Но кто?
— По моему мнению, люди, живущие за горами, хорошо знакомы с внешним миром. Наверно, они не хотят потерять дорогу к морю.
— Но зачем отмечать ее черепами?
— Черепа крепкие, их хорошо видно, и, вероятно, они достаточно… дешевы.
Несколько раз в тот самый первый день похода Прайс ездил вдоль каравана, разговаривая с людьми. Мало кто из европейцев сталкивался раньше с верблюдами. Они не доверяли своим «скакунам», и неудобные, непривычные седла делали путешествие еще более тяжелым.
В полдень, когда жара стала совершенно невыносимой, караван остановился на привал. Ближе к вечеру отряд вновь двинулся в путь и шел до тех пор, пока не стало совсем темно.
Следующий день был точь-в-точь, как первый. И следующий тоже.
Утром четвертого дня путешественники вышли к узкой полоске гравия, темной раной протянувшейся через ржаво-красные барханы. Тут они нашли колодец — квадратную, ничем не прикрытую яму, из которой кожаными ведрами удалось набрать воды для людей и животных. Грязной, горькой и солоноватой, но все-таки пригодной для питья воды.
Лишь к заходу солнца караван был готов двинуться дальше. Напился последний верблюд, люди наполнили водой бурдюки и фляги. И вновь длинная цепочка вьючных животных, за которой по пятам следовал гремящий железом танк, потянулась через пески.
Еще две ночи прошли среди барханов, а на шестой день с начала пути караван подошел к каменистой пустоши. Впереди начинались предгорья Джабаль-Херба, сплошной стеной стояли мрачные изрезанные скалы горного хребта.
— Джабаль-Херб, — вздохнул Гарт. — В прошлый раз меня как раз здесь и остановили. Так просто перебраться на ту сторону нам не удастся.
Воздух был чист и прозрачен, и казалось — до гор уже рукой подать.
Черные гранитные стены, прорезанные извилистыми ущельями и переходящие в верхней части в мрачные скальные башни, зловеще увенчанные кроваво-красным известняком и белым песчаником, голые, иссеченные ветром стены без единого зеленого пятнышка, мертвые, как выбеленные временем кости… Смертоносный барьер вокруг проклятой земли.
Пустыня обманчива. Утро сменилось вечером, а караван все еще пробирался извилистой тропой, протянувшейся по каменистым пустошам предгорий. Даже карликовые акации и тамариски, обычные растения этих мест, и то здесь не росли.
Фархад заметно нервничал. Оставив свое привычное место во главе каравана, он подъехал к Прайсу и Якобу Гарту. Видя неуверенность своего главаря, бедуины остановились. Все они с откровенным страхом поглядывали на неприступные скалы Джабаль-Херба.
— Сахибы, — начал шейх, — Аллах не позволяет нам ехать дальше. Впереди горы проклятой земли. Там, за ними, волею Аллаха сила находится в руках злых джиннов. Стоит нам туда только сунуться, и ифриты тут же насадят наши головы на колья.
— Ерунда, — отмахнулся Прайс. — Разве мы не показали вам мощь оружия белых?
Но Фархад лишь покачал головой, что-то бормоча себе в бороденку. Потом он потребовал заплатить ему и его людям за восемь дней пути.
— Золото, — хитро блестя глазами, заверил бедуин, — придаст воинам смелости.
— Оно только подстрекнет их дезертировать, — мрачно ответил Прайс. — Пока мы не вернемся к морю, вы не получите ни единой монеты.
— В горах есть вода, — прогрохотал Гарт. — Ты же знаешь, вода нам ох как нужна!
— Истинно, истинно, — закивал Фархад. — Бурдюки пусты, и верблюды хотят пить. Но все равно…
— Хватит болтать, — оборвал его Прайс. — Поехали.
Старый бедуин, недовольно хмурясь, был вынужден повести караван дальше. К закату они прошли, наверно, полпути до открывшегося высоко в горах перевала.
Именно на закате они увидели первые странности, возвещавшие грядущие столкновения с непостижимой силой Золотой Земли.
Глава четвертая
ТИГР В НЕБЕ
Пришпорив пятками усталого верблюда, Прайс снова проехал в голову каравана. Он решил двигаться рядом с Фархадом. Может, это придаст старому шейху немного смелости.
Вьючные верблюды, как обычно, шли цепочкой, растянувшись по тропе на добрую милю. Замыкал процессию, как и раньше, скрежещущий гусеницами по камням танк.
Впереди в сплошной скальной стене открывался проход. Справа и слева от него высоко в небо вздымались громадные выветренные башни черного гранита, мрачно стерегущие подъем на перевал.
— Спаси, Аллах! — внезапно с ужасом воскликнул шейх и указал дрожащей рукой в небо над горным хребтом.
Подняв глаза, Прайс увидел странную картину. Там, за зияющим провалом перевала, озаренного багряными отблесками кроваво-красного заката, узкие, словно нарисованные лучи света широким веером разлетелись по небу. Тонкие бледные лучи, розовые и желтые. Выглядели они так, как будто исходили все из одной точки, спрятанной где-то за черным перевалом.
Прайс удивленно заморгал. Это световое шоу почему-то казалось ему делом рук человеческих. Покосившись на дрожащего, бледного как смерть Фархада, американец понял, что признаваться в этом нельзя никак.
— Ну и что? — спокойно спросил он.
— Там, за горами, нас ждет злой джинн проклятой земли!
— Чушь собачья! Просто солнечные лучи пробиваются сквозь облака. Вполне заурядное явление природы, ничего сверхъестественного…
Прайс оглядел небо в надежде увидеть облако и тем самым подтвердить свое предположение. Увы. Густо-голубой свод был, как всегда, чист.
— А может, это мираж, — поколебавшись, продолжал Прайс. — По утрам и вечерам мы часто видим миражи. Порой они бывают на удивление причудливы. Однажды в пустыне Синд в сотне миль от моря я увидел пароход — с трубами и дымом, все честь по чести. Я разглядел даже спасательные шлюпки вдоль борта. Обычное преломление и отражение света в атмосфере…
Но шейх его не слушал. Он мог только тихо стонать от страха.
А над горами, над веером цветных лучей постепенно проявлялась огромная картина, необычно реальная, почти стереоскопическая.
То, что Прайс увидел, было чистой воды безумием. Он знал, что перед ним мираж, иллюзия, не более того. Или галлюцинация, проецирующая страхи бедуинов в окрашенное закатом небо. Прайс не сомневался в этом и одновременно знал, что видит нечто вполне реальное, нечто, отражающее то, что существует на самом деле.
— Тигр проклятой земли! — визжал Фархад. — Желтая женщина миража, чья смертоносная красота заманивает людей в пустыню на погибель! И золотой бог, король злых джиннов!
С криком шейх повернул верблюда. Бедуин явно намеревался искать спасения в бегстве.
С трудом отведя взор от неба, Прайс выхватил пистолет.
— Стой! — по-арабски приказал он. — Тебе некуда бежать. Только двинься с места, и я прикончу тебя вернее, чем все ифриты Аравии!
Ругаясь на чем свет стоит, Фархад остановил верблюда. Его черные, полные беспросветного ужаса глаза вновь устремились на возникшую над горами картину.
Над цветным веером лучей сформировался тигр. Громадный, словно облако, он был до невозможности четок и реален. Могучее, увеличенное во много раз изображение полосатого хищника величественно парило над острыми пиками Джабаль-Херба. Шкура зверя отливала золотом. Тугие бугры мышц вздувались на мощных лапах. Прищуренные, страшные глаза зловеще глядели с неба на незваных гостей.
На спине тигра находилось странное деревянное седло, чем-то напоминающее башенку, какие надевают на спины слонам в Индии. В этом седле сидели двое.
Впереди — золотокожий, золотобородый мужчина с властным и жестоким лицом, одетый во все красное, с красной же шапочкой на голове. На коленях он держал большую палицу из желтого металла.
За ним, небрежно откинувшись, расположилась женщина в зеленой тунике. Ее кожа тоже была совершенно желтой, а длинные развевающиеся волосы — рыжевато-золотыми. В красоте незнакомки чувствовалось что-то зловещее. Чуть раскосые глаза под темными подкрашенными веками были зелеными и странно напоминали тигриные. Губы были ало-красными, золотые скулы чуть тронуты румянами, а кончики изящных пальцев подкрашены хной.
Прайс скорее почувствовал, чем увидел, как старый шейх украдкой пытается подать назад своего верблюда. Оглядевшись, американец увидел, что караван встал. Даже танк и тот замер, заглушив мотор.
Страх, словно волна, захлестнул потрясенных людей. И страх этот в любую секунду мог привести к панике.
— Не двигайся, — предостерегающе прошептал Прайс дрожащему Фархаду. — Или я прикончу тебя на месте.
Прайс был уверен, что сейчас опасность им не грозит. Ну а бедуины, в этом он почти не сомневался, не бросят своего предводителя.
Его взор вернулся к висящей высоко в небе странной, ужасающих размеров картине. Золотой мужчина оценивающе глядел на караван, а женщина загадочно улыбалась. Улыбалась, понял Прайс, не кому-то, а именно ему.
Это была не слишком добрая улыбка. Загадочная, таинственная, насмешливая. В ней чувствовался вызов, непонятно почему рассердивший американца. И в то же время экзотическая красота женщины будила в нем смутное томление.
Зеленые глаза намекали и манили. Они обещали горячую страсть, и жгучее желание, и не менее жгучую ненависть, страсти, покорные прихотям, не знающим узды ни страха, ни закона. В этих глазах читалась мудрость веков, хотя и не обязательно благая, в них чувствовалась безграничная сила. Они смотрели на Прайса с откровенной насмешкой…
Желтобородый наездник медленно поднял огромную палицу и двумя руками закружил ее над головой. На его лице явственно читалась угроза.
Женщина снова улыбнулась Прайсу, насмешливо и с вызовом, и провела рукой по своим золотым волосам.
— Вот видишь, — прошипел Фархад, — нам грозят смертью. Мы должны повернуть назад!
Прайс ничего не ответил. Он все еще глядел в небо, на золотую женщину. Он принимал вызов.
Внезапно, к неописуемому удивлению старого араба, Прайс расхохотался. И в смехе его звучала откровенная издевка.
— Современная Лилит?.. Ну давай, показывай свои чары. Ничего, мы еще поиграем!
А потом изображение над горами постепенно померкло, растворившись в темнеющем аметистовом небе. Вместе с ним угас и веер цветных лучей за перевалом. В предзакатном сумраке зловеще чернели впереди бастионы Джабаль-Херба.
Прайс сидел на своем верблюде, по-прежнему целя пистолетом в грудь Фархада. Он не знал, что и подумать. Значит, таинственные обитатели страны за горами — не миф и не сказка. Значит, где-то там, за перевалом, действительно живут люди. Люди с кожей золотого цвета… Золотого, а не желто-коричневого, как, например, у монголов. Люди, приручившие тигра. Люди, знакомые со странной силой неведомой науки.
То, чему он только что стал свидетелем, наверняка было миражом. Прайс припомнил картину, которую как-то наблюдал в проливе Мессины, припомнил рассказы о невероятных видениях в горах Германии, называемых «Призрак Брокена», где причудливые громадные тени бродят по облакам… Неужели древние арабы постигли тайны миража? Неужели они повелевают иллюзиями?
И если так, то какие еще сюрпризы могут ждать караван за перевалом?
Вьючные верблюды, как обычно, шли цепочкой, растянувшись по тропе на добрую милю. Замыкал процессию, как и раньше, скрежещущий гусеницами по камням танк.
Впереди в сплошной скальной стене открывался проход. Справа и слева от него высоко в небо вздымались громадные выветренные башни черного гранита, мрачно стерегущие подъем на перевал.
— Спаси, Аллах! — внезапно с ужасом воскликнул шейх и указал дрожащей рукой в небо над горным хребтом.
Подняв глаза, Прайс увидел странную картину. Там, за зияющим провалом перевала, озаренного багряными отблесками кроваво-красного заката, узкие, словно нарисованные лучи света широким веером разлетелись по небу. Тонкие бледные лучи, розовые и желтые. Выглядели они так, как будто исходили все из одной точки, спрятанной где-то за черным перевалом.
Прайс удивленно заморгал. Это световое шоу почему-то казалось ему делом рук человеческих. Покосившись на дрожащего, бледного как смерть Фархада, американец понял, что признаваться в этом нельзя никак.
— Ну и что? — спокойно спросил он.
— Там, за горами, нас ждет злой джинн проклятой земли!
— Чушь собачья! Просто солнечные лучи пробиваются сквозь облака. Вполне заурядное явление природы, ничего сверхъестественного…
Прайс оглядел небо в надежде увидеть облако и тем самым подтвердить свое предположение. Увы. Густо-голубой свод был, как всегда, чист.
— А может, это мираж, — поколебавшись, продолжал Прайс. — По утрам и вечерам мы часто видим миражи. Порой они бывают на удивление причудливы. Однажды в пустыне Синд в сотне миль от моря я увидел пароход — с трубами и дымом, все честь по чести. Я разглядел даже спасательные шлюпки вдоль борта. Обычное преломление и отражение света в атмосфере…
Но шейх его не слушал. Он мог только тихо стонать от страха.
А над горами, над веером цветных лучей постепенно проявлялась огромная картина, необычно реальная, почти стереоскопическая.
То, что Прайс увидел, было чистой воды безумием. Он знал, что перед ним мираж, иллюзия, не более того. Или галлюцинация, проецирующая страхи бедуинов в окрашенное закатом небо. Прайс не сомневался в этом и одновременно знал, что видит нечто вполне реальное, нечто, отражающее то, что существует на самом деле.
— Тигр проклятой земли! — визжал Фархад. — Желтая женщина миража, чья смертоносная красота заманивает людей в пустыню на погибель! И золотой бог, король злых джиннов!
С криком шейх повернул верблюда. Бедуин явно намеревался искать спасения в бегстве.
С трудом отведя взор от неба, Прайс выхватил пистолет.
— Стой! — по-арабски приказал он. — Тебе некуда бежать. Только двинься с места, и я прикончу тебя вернее, чем все ифриты Аравии!
Ругаясь на чем свет стоит, Фархад остановил верблюда. Его черные, полные беспросветного ужаса глаза вновь устремились на возникшую над горами картину.
Над цветным веером лучей сформировался тигр. Громадный, словно облако, он был до невозможности четок и реален. Могучее, увеличенное во много раз изображение полосатого хищника величественно парило над острыми пиками Джабаль-Херба. Шкура зверя отливала золотом. Тугие бугры мышц вздувались на мощных лапах. Прищуренные, страшные глаза зловеще глядели с неба на незваных гостей.
На спине тигра находилось странное деревянное седло, чем-то напоминающее башенку, какие надевают на спины слонам в Индии. В этом седле сидели двое.
Впереди — золотокожий, золотобородый мужчина с властным и жестоким лицом, одетый во все красное, с красной же шапочкой на голове. На коленях он держал большую палицу из желтого металла.
За ним, небрежно откинувшись, расположилась женщина в зеленой тунике. Ее кожа тоже была совершенно желтой, а длинные развевающиеся волосы — рыжевато-золотыми. В красоте незнакомки чувствовалось что-то зловещее. Чуть раскосые глаза под темными подкрашенными веками были зелеными и странно напоминали тигриные. Губы были ало-красными, золотые скулы чуть тронуты румянами, а кончики изящных пальцев подкрашены хной.
Прайс скорее почувствовал, чем увидел, как старый шейх украдкой пытается подать назад своего верблюда. Оглядевшись, американец увидел, что караван встал. Даже танк и тот замер, заглушив мотор.
Страх, словно волна, захлестнул потрясенных людей. И страх этот в любую секунду мог привести к панике.
— Не двигайся, — предостерегающе прошептал Прайс дрожащему Фархаду. — Или я прикончу тебя на месте.
Прайс был уверен, что сейчас опасность им не грозит. Ну а бедуины, в этом он почти не сомневался, не бросят своего предводителя.
Его взор вернулся к висящей высоко в небе странной, ужасающих размеров картине. Золотой мужчина оценивающе глядел на караван, а женщина загадочно улыбалась. Улыбалась, понял Прайс, не кому-то, а именно ему.
Это была не слишком добрая улыбка. Загадочная, таинственная, насмешливая. В ней чувствовался вызов, непонятно почему рассердивший американца. И в то же время экзотическая красота женщины будила в нем смутное томление.
Зеленые глаза намекали и манили. Они обещали горячую страсть, и жгучее желание, и не менее жгучую ненависть, страсти, покорные прихотям, не знающим узды ни страха, ни закона. В этих глазах читалась мудрость веков, хотя и не обязательно благая, в них чувствовалась безграничная сила. Они смотрели на Прайса с откровенной насмешкой…
Желтобородый наездник медленно поднял огромную палицу и двумя руками закружил ее над головой. На его лице явственно читалась угроза.
Женщина снова улыбнулась Прайсу, насмешливо и с вызовом, и провела рукой по своим золотым волосам.
— Вот видишь, — прошипел Фархад, — нам грозят смертью. Мы должны повернуть назад!
Прайс ничего не ответил. Он все еще глядел в небо, на золотую женщину. Он принимал вызов.
Внезапно, к неописуемому удивлению старого араба, Прайс расхохотался. И в смехе его звучала откровенная издевка.
— Современная Лилит?.. Ну давай, показывай свои чары. Ничего, мы еще поиграем!
А потом изображение над горами постепенно померкло, растворившись в темнеющем аметистовом небе. Вместе с ним угас и веер цветных лучей за перевалом. В предзакатном сумраке зловеще чернели впереди бастионы Джабаль-Херба.
Прайс сидел на своем верблюде, по-прежнему целя пистолетом в грудь Фархада. Он не знал, что и подумать. Значит, таинственные обитатели страны за горами — не миф и не сказка. Значит, где-то там, за перевалом, действительно живут люди. Люди с кожей золотого цвета… Золотого, а не желто-коричневого, как, например, у монголов. Люди, приручившие тигра. Люди, знакомые со странной силой неведомой науки.
То, чему он только что стал свидетелем, наверняка было миражом. Прайс припомнил картину, которую как-то наблюдал в проливе Мессины, припомнил рассказы о невероятных видениях в горах Германии, называемых «Призрак Брокена», где причудливые громадные тени бродят по облакам… Неужели древние арабы постигли тайны миража? Неужели они повелевают иллюзиями?
И если так, то какие еще сюрпризы могут ждать караван за перевалом?
Глава пятая
ЗНАК ЗМЕЯ
— Подумайте еще и об этом, — сказал Прайс. — Если кто-то решит повернуть назад, мы погонимся за беглецом на нашей колеснице смерти, и череп несчастного станет гнездом для скорпионов.
Что-то упрямо бормоча себе под нос, Фархад аль-Ахмед задумчиво теребил свою бороду. Прошлой ночью арабы наотрез отказались идти дальше. Они даже не хотели вставать здесь лагерем. А теперь старый шейх упорно настаивал на возвращении.
— Эфенди, вы же понимаете, это было предупреждение. Мы еще можем спастись от золотых джиннов…
— Если пойдем дальше и победим их!
— У перевала есть вода, — кивнул Гарт. — Чистый источник, полный сладкой, прозрачной воды. Другой ближайший источник — в трех днях пути по пустыне. Если мы повернем назад, мало кому доведется из него испить.
Фархад явно заколебался.
— Вспомни о нашей колеснице смерти, — подбодрил шейха Прайс. — И о золоте, которое уже принадлежит тебе… Но только если ты не откажешься от договора.
— Аллах с нами! — наконец воскликнул Фархад. И с фальшивым энтузиазмом добавил: — Мы пойдем на перевал!
На востоке еще только-только разгоралась утренняя заря, а караван уже брел вверх по склону через розовеющие в лучах восходящего солнца предгорья. Длинная череда верблюдов понемногу втягивалась в узкий проход между гигантскими гранитными стенами ущелья, оставляя позади розово-желтую в этот час пустыню.
Прайс ехал впереди вместе с Фархадом. Гарт, как и раньше, держался сзади, рядом со своими людьми.
Каменные стены ущелья будто смыкались над головой. Понемногу солнце все выше всходило над горизонтом, и верхушки скал озарились его светом, однако засыпанная камнями тропа так и оставалась в густой тени.
Внезапно Прайс заметил, как впереди, у основания одной из колонн желтоватого песчаника, что-то блеснуло. До того места идти было еще около мили, но Прайс инстинктивно повернул верблюда за каменную глыбу.
— Перевал охраняется, — сказал он Фархаду. — Вон под той скалой я заметил блеск сабли. Пожалуй, твоим людям стоит спрятаться.
Старый араб застонал.
Прайс увидел, что шейх, побелев от ужаса, глядит на своего воина, ехавшего впереди.
Этим воином был молодой Мустафа на черной верблюдице, широким шагом и выносливостью которой он гордился сверх всякой меры. Выглянув из укрытия, Прайс увидел, что Мустафа застыл на месте.
Молодой араб и его верблюд стояли совершенно неподвижно, словно статуя. Верблюд окаменел буквально на полушаге, подняв одну ногу. На лице полуобернувшегося воина лежала печать удивления. Одной рукой он прикрывал глаза, как будто пытаясь что-то получше разглядеть. Его развевающиеся одежды казались выкованными из металла.
— Мустафа! — в ужасе завыл Фархад.
В мгновение ока белая пелена окутала застывшего на месте воина. За какие-то несколько секунд и он сам, и его верблюд с ног до головы покрылись густым слоем серебристого инея. Всадник превратился в настоящую ледяную статую.
До ушей не верившего своим глазам Прайса долетел тихий треск. Холодное дуновение коснулось его вспотевшего лица.
И тут он все понял. Конечно, не то, как это было сделано, нет. Прайс без тени сомнения знал теперь, что Мустафа замерз. Каким-то загадочным образом температура его тела была мгновенно понижена гораздо ниже нуля.
На секунду невероятность этого открытия ошеломила Прайса. Потом его разум и тело, привыкшие действием встречать любую неожиданность, сами собой оправились от внезапного шока.
— Быстро! — крикнул американец. — Всем спрятаться за скалу!
Свидетелями гибели Мустафы стали дюжина бедуинов и несколько ехавших впереди белых. Словно очнувшись ото сна, они дружно повернули верблюдов и помчались назад по ущелью. Тщетно Прайс кричал им вслед. Его никто не слушал.
Спешившись, американец подкрался к выступу прикрывавшей его скалы и осторожно выглянул наружу. Впереди ничто не шевелилось. Над хмурыми скалами нависла зловещая тишина. Прайс внимательно осмотрел то место, где пять минут назад заметил блеск металла. На глазок оценил расстояние. Затем торопливо поехал вслед за своими удравшими спутниками.
Весь караван, как выяснилось, собрался у танка. Здесь Якобу Гарту удалось остановить насмерть перепуганных бедуинов. При виде Прайса разговоры смолкли.
Что-то упрямо бормоча себе под нос, Фархад аль-Ахмед задумчиво теребил свою бороду. Прошлой ночью арабы наотрез отказались идти дальше. Они даже не хотели вставать здесь лагерем. А теперь старый шейх упорно настаивал на возвращении.
— Эфенди, вы же понимаете, это было предупреждение. Мы еще можем спастись от золотых джиннов…
— Если пойдем дальше и победим их!
— У перевала есть вода, — кивнул Гарт. — Чистый источник, полный сладкой, прозрачной воды. Другой ближайший источник — в трех днях пути по пустыне. Если мы повернем назад, мало кому доведется из него испить.
Фархад явно заколебался.
— Вспомни о нашей колеснице смерти, — подбодрил шейха Прайс. — И о золоте, которое уже принадлежит тебе… Но только если ты не откажешься от договора.
— Аллах с нами! — наконец воскликнул Фархад. И с фальшивым энтузиазмом добавил: — Мы пойдем на перевал!
На востоке еще только-только разгоралась утренняя заря, а караван уже брел вверх по склону через розовеющие в лучах восходящего солнца предгорья. Длинная череда верблюдов понемногу втягивалась в узкий проход между гигантскими гранитными стенами ущелья, оставляя позади розово-желтую в этот час пустыню.
Прайс ехал впереди вместе с Фархадом. Гарт, как и раньше, держался сзади, рядом со своими людьми.
Каменные стены ущелья будто смыкались над головой. Понемногу солнце все выше всходило над горизонтом, и верхушки скал озарились его светом, однако засыпанная камнями тропа так и оставалась в густой тени.
Внезапно Прайс заметил, как впереди, у основания одной из колонн желтоватого песчаника, что-то блеснуло. До того места идти было еще около мили, но Прайс инстинктивно повернул верблюда за каменную глыбу.
— Перевал охраняется, — сказал он Фархаду. — Вон под той скалой я заметил блеск сабли. Пожалуй, твоим людям стоит спрятаться.
Старый араб застонал.
Прайс увидел, что шейх, побелев от ужаса, глядит на своего воина, ехавшего впереди.
Этим воином был молодой Мустафа на черной верблюдице, широким шагом и выносливостью которой он гордился сверх всякой меры. Выглянув из укрытия, Прайс увидел, что Мустафа застыл на месте.
Молодой араб и его верблюд стояли совершенно неподвижно, словно статуя. Верблюд окаменел буквально на полушаге, подняв одну ногу. На лице полуобернувшегося воина лежала печать удивления. Одной рукой он прикрывал глаза, как будто пытаясь что-то получше разглядеть. Его развевающиеся одежды казались выкованными из металла.
— Мустафа! — в ужасе завыл Фархад.
В мгновение ока белая пелена окутала застывшего на месте воина. За какие-то несколько секунд и он сам, и его верблюд с ног до головы покрылись густым слоем серебристого инея. Всадник превратился в настоящую ледяную статую.
До ушей не верившего своим глазам Прайса долетел тихий треск. Холодное дуновение коснулось его вспотевшего лица.
И тут он все понял. Конечно, не то, как это было сделано, нет. Прайс без тени сомнения знал теперь, что Мустафа замерз. Каким-то загадочным образом температура его тела была мгновенно понижена гораздо ниже нуля.
На секунду невероятность этого открытия ошеломила Прайса. Потом его разум и тело, привыкшие действием встречать любую неожиданность, сами собой оправились от внезапного шока.
— Быстро! — крикнул американец. — Всем спрятаться за скалу!
Свидетелями гибели Мустафы стали дюжина бедуинов и несколько ехавших впереди белых. Словно очнувшись ото сна, они дружно повернули верблюдов и помчались назад по ущелью. Тщетно Прайс кричал им вслед. Его никто не слушал.
Спешившись, американец подкрался к выступу прикрывавшей его скалы и осторожно выглянул наружу. Впереди ничто не шевелилось. Над хмурыми скалами нависла зловещая тишина. Прайс внимательно осмотрел то место, где пять минут назад заметил блеск металла. На глазок оценил расстояние. Затем торопливо поехал вслед за своими удравшими спутниками.
Весь караван, как выяснилось, собрался у танка. Здесь Якобу Гарту удалось остановить насмерть перепуганных бедуинов. При виде Прайса разговоры смолкли.