Однажды я попался. Разморенный зноем и удачной покупкой того самого Анубиса, я вышел на каирскую улицу. Я шел и мечтал, как дома я поставлю фигурку в зеркальную витрину так, чтобы морда страшного бога была обращена к телефону, а отражение его смотрело на входную дверь. Чтоб стоило кому-то из моих врагов лишь позвонить мне или приблизиться к двери, как Анубис тут же выдрал бы из них внутренности, спеша переправить на тот свет без моего участия… Зажмурившись, я наслаждался этой чудесной картиной и не успел достойно отреагировать, когда почувствовал чье-то прикосновение к своему рукаву.
   Очнувшись, я понял, что пал жертвой уличного торговца, предлагавшего какие-то светлые проволочки под видом серебра.
   Он приставал яростно и неистово, жалуясь, что он бедный студент и ему не на что жить, постепенно сбавляя первоначальную цену с 20 долларов до 5. Избавиться от него удалось, лишь проскочив в дверь своего автобуса.
   Подчеркну особо, что диалог между нами велся на английском языке.
   И дам совет будущему туристу: если вы не хотите, чтобы вам не давали проходу по египетским улицам, ни в коем случае не заговаривайте с торговцами по-русски и вообще не признавайтесь, что вы из России!
   Почему, собственно, и как надо себя вести – в следующей главе. Которая и называется соответственно.

Руссо туристо – облико моралес!

   Такими словами приветствовал меня парень-египтянин в одной из лавок благовоний. (О русском моем происхождении он догадался сразу, поскольку я вошел в лавку, разговаривая с женой). Не думаю, чтоб парнишка столь глубоко постиг классику советского кинематографа – скорее всего, этой фразе научил его кто-то из туристов. Египтяне вообще наделены хорошими лингвистическими способностями. Услышав один раз, они мгновенно схватывают слова чужого языка и старательно ими пользуются.
   (Помню, как в одном из баров хороший бармен по-русски пожелал мне спокойной ночи, на что я ответил ему по-русски же – «приятных снов». Он, разумеется, не понял; я перевел ему, что это означает “happy dreams”. Он с величайшей тщательностью записал арабскими буквами на бумажке произношение новой фразы, потом несколько раз повторил, чтоб научиться как следует. А на следующий вечер он уже бойко желал всем русским приятных снов).
   Я был раскрыт как русский и поэтому делать было нечего. Правда, в этой лавке, слегка поторговавшись, мы купили базальтовую кошку. Перед этим очень долго выбирали: каждый из нас взял в руку штук по пять, потом мы тщательно сверяли уши и выражения глаз и отбраковывали одну за другой, пока не осталась лучшая. По ходу дела второй египтянин, хозяин лавки, выучил новое русское слово – «мордочка».
   Вообще же, на мой взгляд, русскому за границей стоит признаваться в своем происхождении лишь в крайнем случае. И вот почему.
   Русскому и в России плохо – куда хуже, чем, например, татарину или марийцу. А уж за границей…
   За границей быть русским хорошо лишь в одном случае. Если ты сидишь в танке с полным боекомплектом и дополнительными баками, а за углом ждет твоей команды вся танковая дивизия. Во всех других быть за границей русским плохо. И даже очень плохо.
   Ведь что такое за границей, например, американец? Человек с большой буквы, при ущемлении прав которого правительство может выслать авианосец для разборки.
   (Правда, в самой Америке то же правительство может уничтожить несколько сот мирных граждан, если среди них находится один, угрожающий государственным интересам. Ну и что? Всего лишь оборотная сторона медали. В России правительство просто сделает вид, что никто не слышит из-под воды стука умирающих моряков, или еще что-нибудь в этом роде. А на твою личную обиду вовсе наплюет. Если же тебя обидят в самой России – то за это тебе же самому менты еще и бока пообломают. Это не я первый придумал. Еще в благостном XIX веке писал с отчаянием Александр Сергеич Пушкин: «Чорт догадал меня родиться в России с душою и талантом…»)
   Русский за границей – это в подавляющем большинстве нечастный, всеми брошенный лишенец, со страхом проверяющий несколько сот долларов в зашпиленном булавкой кармане. К тому же не знающий никаких языков, кроме родного да матерного – поэтому совершенно не ориентирующийся в среде.
   Не знающий, как пользоваться своей страховкой. Подозревающий всех и каждого в стремлении во что бы то ни стало себя обмануть – и с легкостью мотылька летящий навстречу обману. Боящийся иностранного полицейского так же, как российского милиционера и не решающийся к нему обратиться за помощью или хотя бы информацией. И так далее, и тому подобное.
   Будучи русским, я чувствую горечь при написании этих строк. Но в них – истинная правда…
   К тому же над любым русским, как это парадоксально-иронично ни звучит, висит тот самый (правда, имевший в фильме совершенно иной контекст) «облико моралес»: русский безропотно будет терпеть притеснения, сносить приставания уличного торговца и в конце концов раскошелится. Ему просто неприлично отбиваться. Совесть не позволит проявлять нужную жесткость в чужой стране. Он не решается сделать то, что нужно: взять да и послать назойливого туземца за Кудыкину гору, куда Макар телят не гонял. Или даже еще подальше.
   И этим пользуются вовсю.
   Пойми меня правильно, читатель.
   За две недели растворения в среде я очень полюбил египтян, приобрел среди них несколько друзей и даже обменялся с ними e-mailами. Мне нравятся египтяне как народ. Мне по душе веселость и настойчивость египетских продавцов, и я ничего не имею против них. Но коммерция есть коммерция.
   Каким бы хорошим человеком ни был торговец в частной жизни, на работе для него главное – продать. И совершенно очевидно, что любой русский для него – лопух, лох, фраер ушастый, которого надо лишь как следует обработать, чтоб он выложил деньги – даже предпоследние – за любую дрянь, стремясь соблюсти приличия и не имея способов отвязаться.
   Обиднее всего то, что создали этот образ русского мы сами…
   Поэтому-то я и советую вам, несчастные мои соотечественники: не признавайте своего происхождения. По крайней мере в лавках и на улице. Если не знаете никаких языков, напрягитесь и выучите по-английски хоть несколько необходимейших фраз: «Спасибо, не надо», «Не хочу», «У меня это уже есть», «Я спешу», «У меня мало времени», «Я Вас не понимаю»… Поверьте, несмотря на обилие разных заученных слов, египтяне сами не знают как следует ни одного языка, кроме арабского, и этих фраз будет достаточно, чтоб вас влет не раскусили как русского. Главное – зазубрить твердо и говорить напористо.
   А еще лучше – выучить соответствующую отповедь по-немецки. Тогда вас примут за немца: в мире так сложилось, что по-английски говорят практически все народы, но по-немецки – только немцы. А уж к немцу ни один, даже самый отмороженный уличный торговец долго приставать не будет, поверьте личному опыту.
   О значении великого и могучего немецкого языка, несокрушимого, как танковый клин генерал-фельдмаршала Манштейна, я еще напишу.
   А напоследок отмечу, что открывать свое русское происхождение бывает иногда утомительно даже с самыми милыми египтянами. Дело в том, что они страшно любопытны, но достаточно плохо понимают английский (за две недели я не встретил никого, кто владел бы английским хотя бы на моем уровне), не говоря уж о русском. И к тому же отсталость от цивилизации и примитивность условий жизни в самом Египте тоже накладывают свой отпечаток: средний египтянин при всем старании просто не в силах представить себе российского масштаба. Для него вся Россия заключена в одной лишь Москве.
   Ты ему объяснишь пять раз, всякими способами и выражениями, что живешь в Уфе, что от Уфы до Москвы дальше, чем от Хургады до Порт-Саида. После этого он улыбнется, ласково и добродушно, и повторит свою первую фразу:
   – Ну, так значит, ты в Москве живешь!
   И что ты с ним после этого сделаешь?…

Гражданин мира

   Из всех языков действительно хорошо я знаю только английский, поскольку учил его с 6 лет. Я много читал английской литературы в оригинале, спокойно и с удовольствием говорю. В общем, английский язык – в устной ли форме или на сайте Интернета, – никогда не кажется мне чем-то закрытым.
   По-немецки я могу многое спросить, кое-что рассказать, более-менее прочитать текст и гораздо хуже понять на слух. Словарный запас мой скуден к тому же я практически не знаю грамматики, пользуясь готовыми моделями. Я не учился немецкому специально – он вошел в меня сам собой, когда в 83 году аспирантом я месяц провел в Дрездене. При ничтожном реальном знании языка результатом усиленного общения с настоящими немцами оказалось отличное произношение. Причем не какое-нибудь усредненное – а ужасный, чудовищный и выразительный нижнесаксонский акцент (который отличается от академического берлинского наречия примерно так же, как словесный понос выходцев из краснодарского края от размеренной речи вологжанина). Думаю, что даже если бы я теперь вздумал взяться за немецкий серьезно, то этот натуральный, глубоко въевшийся акцент уже невозможно было бы изжить. Зато даже в Германии меня принимали не за русского, а за венгра. А уж в иной стране при условии короткого разговора я без проблем могу закосить под немца; во всяком случае, египтяне не раз попадались на удочку. И даже спрашивали – из какого германского города я приехал. (Как ни странно, Германия, в отличие от России, состоит у них не из одного Берлина, а из множества разных городов.)
   Собираясь в Египет, мы – просто так, для информации, поскольку жена тоже знает английский – поинтересовались в турфирме о языке, на котором нам придется общаться с туземцами. Нас уверили, что на русском, потому что отели Хургады обслуживают исключительно украинки и белоруски – беженки, вышедшие замуж за египетских арабов, но не нашедшие иной работы. Вероятно, милые девушки из фирмы просто перепутали страну. Поскольку, как я уже упоминал, в гостиницах Египта работают исключительно мужчины.
   Некоторые из них – наиболее продвинутые менеджеры или бармены – действительно могут сказать пару слов по-русски. Большинство кое-как умеет объясняться по-английски. И практически все, даже самые отсталые уборщики, понимают по-немецки.
   В этом нет ничего странного: настоящих англичан или американцев я в тех краях не встречал; по-английски все туристы (в основном, мои соотечественники) говорят тоже кое-как. А вот немцев полным-полно – есть даже несколько отелей, заселенных, видимо по традиции, исключительно ими. Там и вывески все на немецком языке. Когда проходишь мимо, то кажется, будто попал в какую-то нереальную тропическую Германию.
   Вообще я очень люблю погружаться в среду, где не говорят по-русски. Я плаваю в ней, как рыба скат – есть такая удивительная, ни на кого иного не похожая морская рыба, которая, шевеля огромными, как крылья, плавниками, не плывет даже, а медленно летит, кувыркается и наслаждается свободным полетом в толще прозрачной воды.
   В Хургаде выпадали дни, когда по-русски я говорил только с женой. Это было чудесно и ни с чем не сравнимо. Купаясь среди чужих языков, я переставал ощущать себя замученным жизнью россиянином. Я сбрасывал внешнюю оболочку и становился гражданином мира, лишенным своих русских проблем. Я был важным и значительным – хотя бы потому, что словарный запас мой и знание английского всегда превосходили ресурсы собеседников (ведь ни англичан, ни американцев в отеле не было). Строил длинные фразы, стремясь не просто передать канву мысли, а расцвечивая речь различными полнокровными синонимами. Иногда даже вставлял в речь всякие чисто английские фразеологизмы и поговорки. Удачно завернув какой-нибудь особо красивый оборот, я даже начинал ощущать интерес к своей персоне, (который сам для себя давным-давно уже потерял).
   Признаюсь честно: по возвращении в Россию мне несколько дней приходилось делать над собой усилие, чтоб не говорить по-английски. Меня мучило желание остаться там, между границами, во вненациональном и безпроблемном пространстве. Ужасно не хотелось снова заговаривать по-русски. Разбивать изнутри собственноручно построенную защитную скорлупу и выходить обратно на несчастную пустошь российской жизни.

Андреа

   В нашем отеле жило тоже достаточно много немцев. Причем явно самого среднего класса: богатые жили в других отелях и сутками просиживали в дорогих ресторанах.
   С одной из немок, молодой женщиной с мужским для русского слуха, но вполне нормальным в Германии имением Андреа, мы познакомились и даже подружились.
   Однажды я пришел на завтрак поздно; жена, как всегда, возилась в номере и задержалась еще больше. По привычке я набрал огромную гору египетских сладостей – себе и ей – кофе и чаю, поставил все это перед собой на столик и принялся за еду. Уж больно хотелось скорее поесть, к тому же я люблю запивать утренние сладости очень горячим кофе.
   Зал был переполнен; за большинством столиков сидели компаниями и семьями, только я завтракал в изумительном одиночестве. Андреа пришла еще позже меня – как потом выяснилось, всю ночь они гуляли большой компанией – и ей не оставалось ничего, как присесть за мой столик.
   Несколько минут мы ели молча. Она лизала какой-то джем и мусолила кусочек чего-то мясного, я наслаждался над огромной грудой пирожков, булочек и кренделей.
   – И это все ты съешь один?! – не выдержала наконец она.
   – Конечно, – ответил я.
   – Непохоже, – она засмеялась, намекая на мою комплекцию, не дающую повода к мысли об обжорстве.
   Мы засмеялись, и пошел разговор. Потом наконец пришла жена, и стало еще веселее. Мы говорили в основном по-английски, иногда вставляя немецкие или русские слова там, где это было удобно.
   В общем, за несколько минут, проведенных в течение завтрака, мы сделались совершенно своими людьми.
   Потом несколько раз Андреа присоединялась к нашему обеду. Я неизменно пил за едой джин (об этом далее будет написано подробно). Андреа не верила, что в такую жару можно употреблять столь крепкий напиток, всякий раз требовала понюхать мой стаканчик и ужасно смеялась, выясняя, что я не соврал и там действительно джин. Сама же она пила слабенькое египетское пиво, разведенное еще и пепси-колой, но к концу обеда делалась совершено пьяной. Вот что стоило отсутствие настоящей тренировки.
   Впрочем, в Германии тренироваться-то особенно не на чем: пьют они в основном ликеры да шнапсы крепостью не более 32 градусов. Настоящую же хлебную водку “Doppelkorn” употребляют редко и тоже разводят какой-то шипучей гадостью.

Язык Шиллера и Мюллера

   Итак, как я уже подробно описал, для жизни в отеле хватало минимальных знаний английского или немецкого языков.
   Однако в процессе сравнительного употребления я заметил, что последний гораздо предпочтительнее для общения с обслугой. Язык великих мыслителей и романтиков словно бы создан для отдачи выразительных команд. Причем это можно делать достаточно вежливо – все равно эффект неизмеримо превосходит самую остро закрученную английскую фразу.
   В отеле я дружил со многими египтянами и все они прекрасно знали, что я русский: они оказались хорошими парнями, и мне нечего было от них скрывать. Однако я замечал, что прекрасно знающий меня, русского человека, добрый и услужливый бармен из обеденного зала гораздо быстрее наливал привычную порцию джина, стоило лишь попросить об этом по-немецки.
   И замешкавшиеся в очереди за горячим туристы неизвестного происхождения тоже весьма проворно расступались, позволяя взять из стопки чистую тарелку, услышав вежливую немецкую просьбу – хотя я и не был уверен, что они понимали мои слова.
   А случай на экскурсии к пирамидам полностью подтвердил мою гипотезу о великой силе немецкого языка.
   Это было внутри пирамиды Гиза. Чтоб пробраться в самую сердцевину мощного строения к погребальной камере фараона, требовалось совершить достаточно тяжелый путь по низким и узким туннелям, где были проложены мостки типа строительных трапов – проще говоря, доски с набитыми поперечинами. В начале трап на протяжении нескольких десятков метров шел под уклон. Внутри пирамиды было душно и почему-то очень сыро. Входящий и выходящий потоки текли по одним и тем же мосткам, едва разминаясь друг с другом. И вот в одном месте, уже далеко от входа и глубоко в толще уходящей под землю пирамиды, две итальянки – то ли устав от длительного спуска на каблуках, то ли просто так – сели прямо на трап, перегородив дорогу. Сели и принялись трещать между собой, словно две сороки, как это умеют делать только итальянцы. Встречный поток обливающихся потом, стремящихся на воздух туристов застопорился. Спускающиеся тоже остановились, поскольку толстые итальянские задницы не давали возможности их обойти. Масса людей быстро нарастала: дежурившие наверху полицейские ничего не подозревали и спокойно пропускали всех вниз. Итальянки не замечали нависшей над ними очереди; они были поглощены собой и своими итальянскими проблемами. Им начали кричать. По-английски, по-русски, даже по-арабски. Сначала вежливо, потом резко. Эффекта не последовало. Снизу слышалась прежняя итальянская трескотня.
   Тогда я, набрав побольше воздуху – которого, надо сказать, не так уж много и было в тесном чреве пирамиды – рявкнул громким и грубым голосом несколько немецких ругательств, призывающих к продвижению вперед.
   И о чудо! – безмятежные итальянки мгновенно вскочили и побежали вниз, освобождая затор.
   В чем причина такого воздействия немецкого языка? В его внутренней структуре, в сочетании звуков или в звучании целых слов? Не знаю, не уверен. Лично мне, наоборот, немецкий говор кажется одним из мелодичнейших в Европе. А немецкие стихи – единственные, кроме русских, древнегреческих и римских, имеют право именоваться подлинными стихами. Наверное, просто даже в XXI веке, спустя пятьдесят с лишним лет после кончины гитлеровской империи в памяти людей осталось подсознательное, генетическое отождествление любой немецкой речи с угрозой, которую следует избегать, поскорее исполняя команду. Даже если не вполне понятен ее смысл.
   Могли ли это предугадать прекраснодушно гениальные немецкие поэты и философы ушедших веков?…

Сувениры

   Когда идешь по сувенирным лавкам Египта, постоянно испытываешь странное ощущение, будто здесь на каждом шагу делают деньги, спекулируя чужим прошлым и чужой историей.
   Действительно, продавцы – сплошь египтяне арабского происхождения, тот есть потомки тех, кто в свое время завоевал и разрушил Древний Египет. Все эти боги, скарабеи, таинственные письмена и папирусы к ним самим не имеют абсолютно никакого отношения. Это досталось им по наследству от ушедшего народа исчезнувшей страны. И этим наследством они спокойно пользуются.
   Совершенно по-другому смотрел бы я на какого-нибудь седого негра, торгующего в захудалой центральноафриканской лавчонке фигурками, испокон веков вырезываемыми из черного дерева именно его племенем. Хотя, возможно, таких мест уже не осталось, и во всем мире все торговцы сувенирами делают деньги на традициях, им не принадлежащих.
   Выбор сувениров кажется огромным, но на самом деле во всех лавках продается примерно одно и то же, и в общем одинаково низкого качества. Некоторые товары, как я уже описывал, вырезаны из камня грубой рукой кустаря. Другие – металлические, покрытые эмалью или даже анодированные, вроде фараоновых масок или разноцветных тарелок – судя по всему, сделаны на небольших фабриках. В каждой лавке предлагаются папирусы, но часто они оказываются поддельными, то есть рисунки сделаны не на специальной бумаге, изготовленной по древнеегипетской технологии из травы папирус, а просто на банановых листьях. Встречаются и товары достаточно высокого качества: металлические брелоки для ключей, зажигалки, и так далее. Но на ник, как правило, стоит клеймо “made in China” – специально для Египта.
   Объединяет всю эту продукцию одно свойство: непомерно высокие цены. Обойдя все лавки подряд, вы не найдете ни одной, самой маленькой вещицы, которая бы стоила меньше доллара. Торговцы сувенирами стремятся выжать из туристов максимум возможного – впрочем, равно как и организаторы всяческих экскурсий.
   Однообразие – фактически просто убогость всего предлагаемого, – и низкопробность выставленной экзотики огорчают. Как мы ни искали в течение двух недель чего-нибудь особенного, выделяющегося из неимоверно безликой массы, нам этого не удалось. Среди сувениров не встречается изюминок. Все массово, все усреднено и рассчитано на массовое потребление.
   Поэтому мы привезли домой совсем немного: кроме уже описанных кошки и Анубиса, еще несколько совсем дешевых поддельных скарабеев, облитых глазурью и три металлических разрисованных пирамидки. Их всучил мне, торгуясь не на жизнь, а на смерть, пожилой египтянин в белом платье возле самой пирамиды Хеопса, где я посчитал возможным сдаться и купить такие сувениры.
   Единственное, что в Египте качественно – это хлопок. Замечательные пляжные полотенца – всех цветов и размеров, различной выделки, с надписями и без – действительно очень хороши. И, кстати, они-то как раз стоят недорого по российским меркам. Такой вот парадокс.

Нефертити

   Кто не знает египетскую царицу Нефертити!
   Растиражированная популярными журналами 60-х годов, одно время она была для граждан Советского Союза чем-то вроде эталона женской красоты.
   Действительно, есть в этой женщине неизвестной мне национальности совершенство черт, которое трудно сопоставить с кем-то иным или просто забыть.
   До наших дней дошли два небольших но очень качественных портрета Нефертити. Пожалуй, это самые древние из доступных нам изображений подлинной женской красоты.
   Один – полностью законченный, в головном уборе и, кажется, даже раскрашенный по древней египетской манере – хранится (если не ошибаюсь) в Берлинском музее Пергамон. Не помню уж, кто его туда вывез. То ли немцы, ведшие раскопки пирамид, то ли те же немцы – бывшие к тому времени уже не просто немцами, а гитлеровцами – в ходе своей североафриканской кампании. (Хотя в последнем я сомневаюсь. Вряд ли фельдмаршалу Роммелю было дело до египетских древностей: сначала он успешно громил англичан под Эль-Аламейном (а танковая война в пустыне, где нечего даже долить в закипевший радиатор двигателя, сама по себе нелегкое занятие), потом отбивался от них под Тобруком, а потом и сам умер, сраженный, кажется, какой-то болезнью).
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента