Страница:
Бальтазар покачал головой:
– Нет, насколько я помню, у него не было никакой повязки на глазу. Но так много времени прошло с тех пор, как мы виделись, что вы вполне могли бы оказаться их детьми! А вот, вспомнил! Улисс! Да, его звали Улисс. Может, и его знаете?
Глава 6
На рамочке имелась позолоченная этикетка. И на ней надпись: «Урсус Марриет». На снимке широко улыбался молодой человек, аккуратно причёсанный, в обычном пиджаке, с простым галстуком и в тёмных брюках.
Такой костюм как нельзя лучше подходил для праздника по случаю назначения директором школы в Килморской бухте.
Глядя на снимок и надпись под ним, Урсус Марриет вздохнул – уж очень тяжёлое и необычное у него имя.
«Я не хотел, конечно, чтобы мой сын стал каким-нибудь Джоном Смитом, как множество других… – вспомнил он слова отца. – Я не сомневался, что он станет важной фигурой».
А для того, чтобы стать важной фигурой, необходимо иметь особое имя, непохожее на другие.
Шестидесятилетний Урсус Марриет откинулся на спинку кожаного кресла и, повертев в пальцах остро отточенный карандаш, окинул взглядом другие выцветшие снимки, лежавшие на письменном столе и висевшие на стенах.
Вот его кабинет, какой и должен быть у важной фигуры. Вот его имя на дипломе в рамке, начертанное красивым готическим шрифтом.
Как давно это было? Десять лет назад? Двенадцать? Двадцать?
Он уже и не помнил. Урсус грустно улыбнулся и бросил карандаш на стол. Потом, хрустнув всеми суставами, сильно потянулся, зевнул, прикрыв рот рукой, и почувствовал не только усталость, но и удовлетворение.
Сегодня он провёл в школе весь день, решив наконец навести порядок в картотеке с личными делами преподавателей и учебными программами. Перебирая бумаги и пыльные папки, он даже не заметил, как наступил вечер. И теперь, когда уже стемнело, собрался покинуть свой кабинет и отправиться поужинать в тратторию «Находчивый путешественник».
А потом?
Потом он мог бы позвонить доктору Боуэну и, может быть, перекинуться с ним в карты. Или отправиться домой, чтобы отдохнуть. Если, конечно, можно отдохнуть в этом огромном, словно казарма, доме, где он жил один.
При мысли обо всех этих комнатах с закрытыми ставнями и коридорах, которые его мать велела выложить бежевым мрамором, где эхом отдавались его шаги, о гудящих трубах в ванной, где из-за недостатка давления нельзя принять нормальный душ, у него сразу же портилось настроение.
Вот потому-то Урсус Марриет и любил задерживаться в своём кабинете дольше положенного времени.
Он отодвинулся вместе с креслом, взгляд его упал на верхний ящик письменного стола. Директор школы достал оттуда коробку с нарисованным на крышке скарабеем, в которую сложил вещи, отобранные у близнецов Кавенант.
Он посмотрел на вещи с грустным любопытством, задержал взгляд на полуобгоревшей фотографии и с удивлением подумал: «Откуда у этого одиннадцатилетнего мальчика оказался в кармане такой снимок?»
На нём он узнал часовщика Питера Дедалуса и гиганта Леонардо Минаксо, ещё до того случая с акулой.
Возможно, стоял рядом с ним ещё кто-то, но край снимка обгорел.
– Питер и Леонардо… – проговорил директор. – Мои старые школьные товарищи!
Он поднёс снимок к лампе, и тут его заинтересовала одна деталь. Желая рассмотреть ее получше, он достал большую лупу и принялся изучать Леонардо Минаксо, то приближая, то удаляя лупу, чтобы добиться чёткости.
С улыбающегося лица смотрителя маяка он передвинул лупу на его шею, потом на грудь. И остановился.
На правом плече Леонардо он увидел чью-то руку. Но она принадлежала не Питеру Дедалусу, а какому-то третьему человеку, который стоял с другого бока и приобнимал смотрителя маяка.
Урсус Марриет взял ножницы и пинцет и принялся расправлять и разглаживать обгорелый край снимка, надеясь увидеть ещё что-нибудь. В директоре школы словно пробудился инстинкт следователя, ведь когда-то в молодости он мечтал стать детективом.
Осторожно расправляя обгоревший край фотографии, он разглядел часть головы человека, который ростом был явно ниже Леонардо Минаксо, но заметно выше Питера Дедалуса.
– Вот так, – проговорил Урсус Марриет, сделав это совершенно бесполезное открытие. – Вот и господин номер три!
В голове у него зазвенел невидимый колокольчик тревоги, отчего Урсус Марриет невольно припомнил другой снимок, который случайно встречался ему в последние годы.
Дело в том, что кабинет директора школы со временем превратился в хранилище наследия одного старого фотографа из Килморской бухты – очень талантливого человека по имени Уолтер Гетц, который оставил весь свой фотоархив школе в надежде, что когда-нибудь его снимки займут достойное место в каком-нибудь музее.
– Но возможно ли такое? – задался вопросом Урсус Марриет, вставая из-за стола.
Он прошёл в смежную комнату, где находился поистине огромный деревянный стеллаж – картотека высотой в два метра и шириной в шесть.
Но директор школы на память знал содержание всех ящичков в этом стеллаже и сразу же прошёл к тому, где хранился архив школьных классов самых давних выпусков.
Он провёл рукой по наклейкам с разными датами по пятилетиям и задумался, на каком остановиться. Выбрав ящичек с надписью: «1963–1968», вытянул его, но передумал и выдвинул другой, с архивом ещё более давнего выпуска, 1957–1962 годов.
Он достал все пять голубых папок, обложки которых стали от времени тонкими, как шёлк, отнёс их на письменный стол и открыл папку 1957 года.
На внутренней стороне обложки перечислялись имена учеников, хотя и различного возраста, но учившихся в одном классе. Список составила их учительница, чья подпись стояла внизу: госпожа Стелла.
– Поистине бессмертная старушка… – проговорил директор, подумав о том, что эта полная сил учительница трудится даже спустя полвека.
Директор школы прочитал вслух имена всех двенадцати учеников:
– Клитемнестра Бигглз (провалилась на экзамене), 12 лет; Феникс Смит, Фиона Джиггз, Марк Макинтайр, Мэри Клу, Мэри-Элизабет Форрест, Питер Санди, 11 лет; Виктор Вулкан и Джон Боуэн, 10 лет; Леонардо Минаксо, Элен Клу, 7 лет; Питер Дедалус, 6 лет.
Потом перебрал другие бумаги в папке и извлёк общий снимок учеников этого класса. Он был сделан в Черепаховом парке в июне 1957 года.
Вот госпожа Стелла, весёлая и слегка встревоженная. Слева от неё стоят бок о бок, выпрямившись, с невозмутимым выражением лица, двенадцать учеников в серой форме. И самый последний…
– Это же он! – воскликнул директор и схватил лупу.
Самый низенький в классе ученик – а это мог быть только Питер Дедалус – держал за руку самую высокую ученицу и второгодницу Клитемнестру Бигглз.
– Странно, она единственная из всего класса провалилась на экзаменах, а потом уехала из Килморской бухты и стала учительницей в другом городе…
Справа от Питера стоял плотный крепыш – юный Вулкан. И смотрел он отнюдь не на фотографа, как все, а на сплетённые руки Питера и Директор перевёл взгляд дальше: вот совсем юный и неузнаваемый отец Феникс, задолго до того, как осознал своё предазначение. В обнимку с ним стоял Леонардо Минаксо.
– Вот, оказывается, кто этот неизвестный третий приятель, – обрадовался директор и улыбнулся.
Здесь на плече Леонардо тоже видна была чья-то рука, и на самом краю снимка, обрезанного, как было принято в те времена, волнистой линией, виднелась половина лица какого-то мальчика не в школьной форме, а в коротких штанишках и белой рубашке.
– Вот это называется память… – порадовался за себя директор, положив рядом оба снимка, чтобы сравнить.
Он перевернул снимок класса и быстро сосчитал подписи учеников: тринадцать. На одного больше, чем должно быть.
Директор школы взял карандаш и стал вычёркивать имена.
– Нестор! – воскликнул он, когда выяснил, кому принадлежит лишняя подпись. – Но как оказался Нестор на этом снимке?
Глава 7
В первые в жизни Джейсон использовал в качестве записной книжки камень. Потому что это был именно камень – прямоугольный кусок туфа, похожий на поднос.
Бальтазар ключом нацарапал на нём маршрут, по которому следовало пройти, чтобы попасть в Ботанический сад брата Фалена.
Ребята прошли вдоль галереи с красивыми арками и тонкими колоннами. Луна кое-где побеждала мрак. За галереей они увидели высокую каменную ограду, заросшую плющом, за которой находился Ботанический сад.
К небольшой и, разумеется, открытой дверце в этой ограде вела верёвочная лестница. Поднявшись по ней и проникнув в сад, ребята оказались в тени огромных деревьев с кривыми ветвями и крохотными листиками, похожими на монеты. Тут оказалась целая роща вековых олив.
– В оливковой роще направо. Четвёртая дверь, – прочитал Джейсон и отбросил камень в сторону. – Ну, наконец-то добрались!
Удар камня о землю очень рассердил Дагоберто, который в ту же секунду исчез в зарослях плюща на стене, быстро поднявшись вверх с помощью своей верёвки.
– Больше никогда не делай так! – сердито сказал он, когда убедился, что шум никого не потревожил, и снова спустился на землю.
На другом конце оливковой рощи находилось здание, залитое лунным светом и покрытое тёмными пятнами плюща.
Четвёртая дверь в этом здании вела в холл, откуда открывался проход в комнату, освещённую свечами.
– Брат Фалена? – позвал Дагоберто, входя. – Есть тут кто-нибудь?
– Проходите, проходите… – негромко прозвучал откуда-то мужской голос.
Джейсон и Дагоберто вошли в комнату, а Джулия осталась снаружи, держа факел, который взяла у Чёрного Висячего Замка.
– Иди с ним, а я пожду вас тут, – сказала она брату явно насторожённым голосом.
Неподалёку оказалась скамейка, и девочка присела на неё в ожидании, слыша, как удаляются шаги Джейсона и маленького воришки.
– Тсс! – вдруг услышала Джулия.
Она подняла факел и протянула его вперёд, но никого не увидела.
– Тсс! – послышалось снова.
Теперь девочка поднялась.
– Кто здесь? – сказала она, глядя в темноту. – Кто здесь? Есть тут кто-нибудь?
– Сюда! – ответил ей тихий голос.
– Сюда – это куда?
– Сюда! Вперёд!
Джулия стояла в полной растерянности: кроме травы, оливковых деревьев, заросшей плющом стены и звёздного неба, она больше ничего не видела вокруг. Факел горел ровно и спокойно.
– Я не вижу тебя, – проговорила Джулия. И прибавила: – Покажись!
– Охотно показался бы, да не могу! – ответил тихий, слабый голос. Казалось, говорит старик. – Я в водосточном люке у твоих ног.
Тут только Джулия обнаружила, что совсем рядом, у её ног, действительно находится решётчатый люк.
Голос человека, разговаривавшего с ней, доносился именно оттуда. Девочка поднесла факел ближе и испугалась, увидев чьё-то лицо.
– Кто ты такой? – спросила она, наклонившись.
– Меня зовут Ригоберто… Я вор, живущий в канализации. Не знаю, что рассказал вам с братом Дагоберто, – продолжал он, – но предупреждаю… – Он высунул из-под решётки указательный палец. – Предупреждаю: будь осторожна, не доверяй ему! Этот маленький воришка – лгун и очень ловкий обманщик!
– А почему я должна верить тебе?
– Потому что я говорю правду! – ответил Ригоберто вполголоса и замолчал. А потом ещё тише прошептал: – Они идут!
И действительно, Джулия увидела, что из дома брата Фалены вышли Дагоберто и Джейсон, причём не одни. Когда Джулия снова посмотрела на решётку, вор исчез.
Вместе с Джейсоном и Дагоберто из дома вышла высокая и стройная девушка, которая назвалась Афиде, помощницей брата Фалены.
– Мой хозяин уже давно спит, – сказала она. – Но кажется мне, я знаю, кого вы ищете.
– Отлично! – воскликнул Джейсон, посмотрев на Джулию.
– Если не ошибаюсь, этот человек живёт недалеко отсюда, – продолжала Афиде. – Недавно он приходил навестить брата Фалену и увёл у него Цан-Цан, помощницу; только не спрашивайте, как это получилось. И с тех пор брат Фалена не слишком расположен к нему…
– Блэк Вулкан… – проговорил Джейсон. – Что он с ними делает, с женщинами?
– Брат Фалена выбрал меня в новые помощницы, – объяснила Афиде. – Моя обязанность состоит в том, чтобы помнить расположение всех факелов в крепости и согласовывать работу тех, кто их зажигает, гасит и чинит. Это довольно сложно, потому что во время некоторых особых празднеств одни места в крепости должны оставаться в темноте, а другие, наоборот, требуют яркого освещения. А кроме того, иногда факелы нужно заменять – те, что гаснут без всякой причины, вот такие дела…
Дагоберто между тем отошёл в сторону, тоже выясняя ситуацию. Чутьё подсказывало ему, что следует быть настороже и не задерживаться долго на одном месте. Он и предупредил об этом своих спутников.
– Ну и в завершение, – поторопилась закончить свой рассказа Афиде, – я хотела ещё сказать вам, что Цан-Цан и ваш друг сейчас изготовляют фейерверки для придворных празднеств.
– Ну, конечно же это он! – воскликнул Джейсон.
– А где?
– В Громыхающей мастерской, – ответила Афиде.
Тут послышался голос брата Фалены, звавшего её, и она исчезла за дверью.
– А ты знаешь, где находится эта мастерская? – спросил Джейсон Дагоберто.
– Не совсем, – признался воришка, который был явно чем-то недоволен. – Но может быть, в вашей тетради написано…
Джулия передала Джейсону факел, достала из кармана тетрадь и принялась листать её. Потом стала читать:
– Сто павлинов, Подвал лжеца, Зал серых танцев, Дворец вопящих подушек, Фонтан вечной молодости, Башня цикад…
При этих словах глаза Дагоберто загорелись, он даже протянул руку, желая завладеть тетрадью, но Джейсон остановил его.
– Не всё сразу, – сказал он, становясь между Дагоберто и Джулией. – Сначала найдём нашего друга, а потом дадим тебе почитать.
– Вы даже не представляете, как это важно, – прошептал юный вор. – Ведь там указан маршрут к Фонтану вечной молодости!
– Мне кажется, он не так уж нужен тебе сейчас, – заметил Джейсон.
– Громыхающая мастерская, – прочитала наконец Джулия на одной из последних страниц.
Глава 8
Гвендалин Мейноф поднялась со скамьи в исповедальне.
– Спасибо, отец Феникс, – произнесла парикмахерша. – Спасибо. – А пройдя немного, обернулась и сказала: – Мама тоже шлёт вам большой привет.
Священник, улыбаясь, вышел из-за занавески, за которой сидел в исповедальне. Увидев его, Гвендалин просияла, убедившись, что беседовала действительно с ним, а не с каким-то незнакомым человеком, скрывавшимся за решётчатой перегородкой.
– Ещё раз спасибо! – радостно добавила она.
– Не за что, – ответил священник, слегка покачав головой. Он подождал, пока парикмахерша вышла из церкви, запер дверь и задумался.
Путаный и наивный рассказ Гвендалин вызвал у него глубокую грусть. Казалось, он проник в самую душу и оживил в ней сокровище, которое он считал утраченным.
Сокровище, которым он обладал, когда ему было всего десять лет.
Сокровище того лета.
Удивительного лета.
Отец Феникс прошёл по пустой и пыльной церкви, всюду выключая свет. После нескольких звонких щелчков мрак окутал изображения святых, капеллы и алтари. Мозаичный витраж пропускал лунный свет, освещавший помещение.
Отец Феникс последний раз перекрестился перед главным алтарём и прошёл в ризницу, где его встретил неприятный белый свет тысячеваттной лампы, которую госпожа Боуэн великодушно подарила церкви в минувшее Рождество. Свет этот бесцеремонно заливал всё помещение и освещал его едва ли не так же ярко, как маяк – город. Но всё же это лучше, чем лампадки для пластиковых рождественских яслей, которые госпожа Боуэн уговорила горожан приобрести годом ранее.
Это была его паства – простые, доверчивые люди, вполне предсказуемые и искренние. Отец Феникс, как никто, знал все их слабости и секреты.
Возможно, именно поэтому он и любил горожан, как своих близких. А кроме того, он ведь тоже был уроженцем Килморской бухты. Он вырос здесь и вернулся сюда, получив необходимые знания, чтобы служить своему призванию священника.
Он вышел на улицу и направился домой, надеясь, что старая служанка позаботилась накрыть тарелку с супом, чтобы тот не остыл. Но мысль о горячей еде не заставила его прибавить шагу. И теперь, как делал это каждый вечер, отец Феникс прошёл на мол, посмотреть на чаек, сидевших на ещё тёплом песке, на волнистую линию горизонта и звёздное небо.
И, как каждый вечер, глубоко вздохнул, только на этот раз в груди почему-то сильно защемило.
Он хорошо понимал отчего.
Он разволновался, выслушав рассказ Гвендалин о вилле «Арго».
Доставая из кармана ключи, чтобы войти в дом, отец Феникс всё ещё думал о том, что рассказала парикмахерша, и вспоминал, как впервые оказался на вилле «Арго»…
Когда же это было?
– По меньшей мере пятьдесят лет назад, старина, – вслух произнёс он, обращаясь к самому себе, как нередко делают пожилые люди, которые живут в одиночестве и которым не с кем перекинуться словом.
Отец Феникс прошёл в кухню и увидел тарелку, накрытую другой, плоской, тарелкой. Мысленно поблагодарив служанку за эту скромную заботу, он вымыл руки холодной водой (нагреватель для воды он так и не приобрёл) и сел за стол, глядя, как всегда, на своё отражение в выпуклой дверце холодильника.
– Пятьдесят лет… – повторил он, опуская ложку в ещё теплый суп.
Пятьдесят лет прошло, и с тех пор практически ничего не изменилось. Дом на утёсе так и не обрёл спокойствия. Обливия хотела узнать его секреты. А Улисс Мур хотел уберечь их.
Какое упрямство с обеих сторон! Теперь это уже не противостояние добра и зла. Потому что сейчас секреты виллы «Арго» оберегали те же самые люди, которые впервые обнаружили их. Или – вновь обнаружили.
В этом и его вина – того юного Феникса, который ещё не был тогда священником, – и его друзей. Он вспомнил, как они спустили в колодец в Черепаховом парке Виктора Вулкана и как он выбрался оттуда весь чёрный, отчего и получил тогда же прозвище Блэк Вулкан – Чёрный Вулкан. Вспомнил, как нашли однажды старый паровоз в конце туннеля, как впервые вошли в усыпальницу…
И судно в гроте.
Судно, которое, судя по всему, пыталась использовать сегодня молодая и неопытная Обливия Ньютон с помощью самого распространённого в нынешние времена инструмента – обмана.
Отец Феникс вытер губы салфеткой, положил тарелку в раковину и прошёл в гостиную.
Фотографии в серебряных рамках, расставленные на покрытом белой кружевной скатертью комоде, возвращали к прошлому. К его прошлому.
Падре Феникс смотрел на лица людей, которых уже не было в живых, но которых обессмертило искусство фотографа.
– Кто-то ведь должен рассказать всю историю новым владельцам… – вслух произнёс священник. – И этим двум ребятам тоже.
Отцу Фениксу ведомы были некоторые факты, которых не знал больше никто. И он никому не мог сообщить то, что узнал на исповеди.
Священникам строжайше запрещается разглашать то, чем делятся с ним исповедующиеся люди. Но факты эти так или иначе заставили его крепко задуматься.
Вчера молодой Баннер пришёл к нему с вопросом о кладбище в Килморской бухте и о том, где похоронен Мур.
Сегодня Гвендалин Мейноф рассказала на исповеди, что привела на виллу «Арго» двух человек, которые коллекционировали двери.
Если к этим двум новостям добавить другие, которые священник узнал случайно, когда, прогуливаясь, как обычно, по Черепаховому парку, услышал возглас Рика, вышедшего из усыпальницы…
Отцу Фениксу оставалось только одно: сделать из всего этого определённый вывод.
И он понял его так: неизбежны какие-то важные события.
Он выдвинул нижний ящик комода, где хранились его воспоминания, и достал альбом, в который многие годы аккуратно вклеивал газетные вырезки о Килморской бухте и снимки.
Все это печаталось когда-то в газете под названием «Корнуолл», набранным готическим шрифтом на фоне чёрного силуэта кита. Издавалась газета очень небольшим тиражом – не более тысячи экземпляров – и вплоть до семидесятых годов распространялась в городках и селениях южного побережья Британии.
А потом издание прекратилось. Но отец Феникс, иногда печатавший там статьи, взял на себя роль местного летописца и продолжал делать записи о событиях, отмечая самые важные, и, когда удавалось, сберегал снимки.
Последний номер «Корнуолла», который сохранился у него, как раз касался виллы «Арго». В заметке сообщалось о смерти Меркури Малькома Мура – храброго воина Британской империи и владельца виллы «Арго».
– А также гадкого хвастуна, – в сердцах добавил отец Феникс, вспомнив этого хмурого, неприятного человека, которого в заметке вежливо назвали «цельной натурой».
– Нет, насколько я помню, у него не было никакой повязки на глазу. Но так много времени прошло с тех пор, как мы виделись, что вы вполне могли бы оказаться их детьми! А вот, вспомнил! Улисс! Да, его звали Улисс. Может, и его знаете?
Глава 6
Старинная фотография
Такой костюм как нельзя лучше подходил для праздника по случаю назначения директором школы в Килморской бухте.
Глядя на снимок и надпись под ним, Урсус Марриет вздохнул – уж очень тяжёлое и необычное у него имя.
«Я не хотел, конечно, чтобы мой сын стал каким-нибудь Джоном Смитом, как множество других… – вспомнил он слова отца. – Я не сомневался, что он станет важной фигурой».
А для того, чтобы стать важной фигурой, необходимо иметь особое имя, непохожее на другие.
Шестидесятилетний Урсус Марриет откинулся на спинку кожаного кресла и, повертев в пальцах остро отточенный карандаш, окинул взглядом другие выцветшие снимки, лежавшие на письменном столе и висевшие на стенах.
Вот его кабинет, какой и должен быть у важной фигуры. Вот его имя на дипломе в рамке, начертанное красивым готическим шрифтом.
Как давно это было? Десять лет назад? Двенадцать? Двадцать?
Он уже и не помнил. Урсус грустно улыбнулся и бросил карандаш на стол. Потом, хрустнув всеми суставами, сильно потянулся, зевнул, прикрыв рот рукой, и почувствовал не только усталость, но и удовлетворение.
Сегодня он провёл в школе весь день, решив наконец навести порядок в картотеке с личными делами преподавателей и учебными программами. Перебирая бумаги и пыльные папки, он даже не заметил, как наступил вечер. И теперь, когда уже стемнело, собрался покинуть свой кабинет и отправиться поужинать в тратторию «Находчивый путешественник».
А потом?
Потом он мог бы позвонить доктору Боуэну и, может быть, перекинуться с ним в карты. Или отправиться домой, чтобы отдохнуть. Если, конечно, можно отдохнуть в этом огромном, словно казарма, доме, где он жил один.
При мысли обо всех этих комнатах с закрытыми ставнями и коридорах, которые его мать велела выложить бежевым мрамором, где эхом отдавались его шаги, о гудящих трубах в ванной, где из-за недостатка давления нельзя принять нормальный душ, у него сразу же портилось настроение.
Вот потому-то Урсус Марриет и любил задерживаться в своём кабинете дольше положенного времени.
Он отодвинулся вместе с креслом, взгляд его упал на верхний ящик письменного стола. Директор школы достал оттуда коробку с нарисованным на крышке скарабеем, в которую сложил вещи, отобранные у близнецов Кавенант.
Он посмотрел на вещи с грустным любопытством, задержал взгляд на полуобгоревшей фотографии и с удивлением подумал: «Откуда у этого одиннадцатилетнего мальчика оказался в кармане такой снимок?»
На нём он узнал часовщика Питера Дедалуса и гиганта Леонардо Минаксо, ещё до того случая с акулой.
Возможно, стоял рядом с ним ещё кто-то, но край снимка обгорел.
– Питер и Леонардо… – проговорил директор. – Мои старые школьные товарищи!
Он поднёс снимок к лампе, и тут его заинтересовала одна деталь. Желая рассмотреть ее получше, он достал большую лупу и принялся изучать Леонардо Минаксо, то приближая, то удаляя лупу, чтобы добиться чёткости.
С улыбающегося лица смотрителя маяка он передвинул лупу на его шею, потом на грудь. И остановился.
На правом плече Леонардо он увидел чью-то руку. Но она принадлежала не Питеру Дедалусу, а какому-то третьему человеку, который стоял с другого бока и приобнимал смотрителя маяка.
Урсус Марриет взял ножницы и пинцет и принялся расправлять и разглаживать обгорелый край снимка, надеясь увидеть ещё что-нибудь. В директоре школы словно пробудился инстинкт следователя, ведь когда-то в молодости он мечтал стать детективом.
Осторожно расправляя обгоревший край фотографии, он разглядел часть головы человека, который ростом был явно ниже Леонардо Минаксо, но заметно выше Питера Дедалуса.
– Вот так, – проговорил Урсус Марриет, сделав это совершенно бесполезное открытие. – Вот и господин номер три!
В голове у него зазвенел невидимый колокольчик тревоги, отчего Урсус Марриет невольно припомнил другой снимок, который случайно встречался ему в последние годы.
Дело в том, что кабинет директора школы со временем превратился в хранилище наследия одного старого фотографа из Килморской бухты – очень талантливого человека по имени Уолтер Гетц, который оставил весь свой фотоархив школе в надежде, что когда-нибудь его снимки займут достойное место в каком-нибудь музее.
– Но возможно ли такое? – задался вопросом Урсус Марриет, вставая из-за стола.
Он прошёл в смежную комнату, где находился поистине огромный деревянный стеллаж – картотека высотой в два метра и шириной в шесть.
Но директор школы на память знал содержание всех ящичков в этом стеллаже и сразу же прошёл к тому, где хранился архив школьных классов самых давних выпусков.
Он провёл рукой по наклейкам с разными датами по пятилетиям и задумался, на каком остановиться. Выбрав ящичек с надписью: «1963–1968», вытянул его, но передумал и выдвинул другой, с архивом ещё более давнего выпуска, 1957–1962 годов.
Он достал все пять голубых папок, обложки которых стали от времени тонкими, как шёлк, отнёс их на письменный стол и открыл папку 1957 года.
На внутренней стороне обложки перечислялись имена учеников, хотя и различного возраста, но учившихся в одном классе. Список составила их учительница, чья подпись стояла внизу: госпожа Стелла.
– Поистине бессмертная старушка… – проговорил директор, подумав о том, что эта полная сил учительница трудится даже спустя полвека.
Директор школы прочитал вслух имена всех двенадцати учеников:
– Клитемнестра Бигглз (провалилась на экзамене), 12 лет; Феникс Смит, Фиона Джиггз, Марк Макинтайр, Мэри Клу, Мэри-Элизабет Форрест, Питер Санди, 11 лет; Виктор Вулкан и Джон Боуэн, 10 лет; Леонардо Минаксо, Элен Клу, 7 лет; Питер Дедалус, 6 лет.
Потом перебрал другие бумаги в папке и извлёк общий снимок учеников этого класса. Он был сделан в Черепаховом парке в июне 1957 года.
Вот госпожа Стелла, весёлая и слегка встревоженная. Слева от неё стоят бок о бок, выпрямившись, с невозмутимым выражением лица, двенадцать учеников в серой форме. И самый последний…
– Это же он! – воскликнул директор и схватил лупу.
Самый низенький в классе ученик – а это мог быть только Питер Дедалус – держал за руку самую высокую ученицу и второгодницу Клитемнестру Бигглз.
– Странно, она единственная из всего класса провалилась на экзаменах, а потом уехала из Килморской бухты и стала учительницей в другом городе…
Справа от Питера стоял плотный крепыш – юный Вулкан. И смотрел он отнюдь не на фотографа, как все, а на сплетённые руки Питера и Директор перевёл взгляд дальше: вот совсем юный и неузнаваемый отец Феникс, задолго до того, как осознал своё предазначение. В обнимку с ним стоял Леонардо Минаксо.
– Вот, оказывается, кто этот неизвестный третий приятель, – обрадовался директор и улыбнулся.
Здесь на плече Леонардо тоже видна была чья-то рука, и на самом краю снимка, обрезанного, как было принято в те времена, волнистой линией, виднелась половина лица какого-то мальчика не в школьной форме, а в коротких штанишках и белой рубашке.
– Вот это называется память… – порадовался за себя директор, положив рядом оба снимка, чтобы сравнить.
Он перевернул снимок класса и быстро сосчитал подписи учеников: тринадцать. На одного больше, чем должно быть.
Директор школы взял карандаш и стал вычёркивать имена.
– Нестор! – воскликнул он, когда выяснил, кому принадлежит лишняя подпись. – Но как оказался Нестор на этом снимке?
Глава 7
В оливковой роще направо
Бальтазар ключом нацарапал на нём маршрут, по которому следовало пройти, чтобы попасть в Ботанический сад брата Фалена.
Ребята прошли вдоль галереи с красивыми арками и тонкими колоннами. Луна кое-где побеждала мрак. За галереей они увидели высокую каменную ограду, заросшую плющом, за которой находился Ботанический сад.
К небольшой и, разумеется, открытой дверце в этой ограде вела верёвочная лестница. Поднявшись по ней и проникнув в сад, ребята оказались в тени огромных деревьев с кривыми ветвями и крохотными листиками, похожими на монеты. Тут оказалась целая роща вековых олив.
– В оливковой роще направо. Четвёртая дверь, – прочитал Джейсон и отбросил камень в сторону. – Ну, наконец-то добрались!
Удар камня о землю очень рассердил Дагоберто, который в ту же секунду исчез в зарослях плюща на стене, быстро поднявшись вверх с помощью своей верёвки.
– Больше никогда не делай так! – сердито сказал он, когда убедился, что шум никого не потревожил, и снова спустился на землю.
На другом конце оливковой рощи находилось здание, залитое лунным светом и покрытое тёмными пятнами плюща.
Четвёртая дверь в этом здании вела в холл, откуда открывался проход в комнату, освещённую свечами.
– Брат Фалена? – позвал Дагоберто, входя. – Есть тут кто-нибудь?
– Проходите, проходите… – негромко прозвучал откуда-то мужской голос.
Джейсон и Дагоберто вошли в комнату, а Джулия осталась снаружи, держа факел, который взяла у Чёрного Висячего Замка.
– Иди с ним, а я пожду вас тут, – сказала она брату явно насторожённым голосом.
Неподалёку оказалась скамейка, и девочка присела на неё в ожидании, слыша, как удаляются шаги Джейсона и маленького воришки.
– Тсс! – вдруг услышала Джулия.
Она подняла факел и протянула его вперёд, но никого не увидела.
– Тсс! – послышалось снова.
Теперь девочка поднялась.
– Кто здесь? – сказала она, глядя в темноту. – Кто здесь? Есть тут кто-нибудь?
– Сюда! – ответил ей тихий голос.
– Сюда – это куда?
– Сюда! Вперёд!
Джулия стояла в полной растерянности: кроме травы, оливковых деревьев, заросшей плющом стены и звёздного неба, она больше ничего не видела вокруг. Факел горел ровно и спокойно.
– Я не вижу тебя, – проговорила Джулия. И прибавила: – Покажись!
– Охотно показался бы, да не могу! – ответил тихий, слабый голос. Казалось, говорит старик. – Я в водосточном люке у твоих ног.
Тут только Джулия обнаружила, что совсем рядом, у её ног, действительно находится решётчатый люк.
Голос человека, разговаривавшего с ней, доносился именно оттуда. Девочка поднесла факел ближе и испугалась, увидев чьё-то лицо.
– Кто ты такой? – спросила она, наклонившись.
– Меня зовут Ригоберто… Я вор, живущий в канализации. Не знаю, что рассказал вам с братом Дагоберто, – продолжал он, – но предупреждаю… – Он высунул из-под решётки указательный палец. – Предупреждаю: будь осторожна, не доверяй ему! Этот маленький воришка – лгун и очень ловкий обманщик!
– А почему я должна верить тебе?
– Потому что я говорю правду! – ответил Ригоберто вполголоса и замолчал. А потом ещё тише прошептал: – Они идут!
И действительно, Джулия увидела, что из дома брата Фалены вышли Дагоберто и Джейсон, причём не одни. Когда Джулия снова посмотрела на решётку, вор исчез.
Вместе с Джейсоном и Дагоберто из дома вышла высокая и стройная девушка, которая назвалась Афиде, помощницей брата Фалены.
– Мой хозяин уже давно спит, – сказала она. – Но кажется мне, я знаю, кого вы ищете.
– Отлично! – воскликнул Джейсон, посмотрев на Джулию.
– Если не ошибаюсь, этот человек живёт недалеко отсюда, – продолжала Афиде. – Недавно он приходил навестить брата Фалену и увёл у него Цан-Цан, помощницу; только не спрашивайте, как это получилось. И с тех пор брат Фалена не слишком расположен к нему…
– Блэк Вулкан… – проговорил Джейсон. – Что он с ними делает, с женщинами?
– Брат Фалена выбрал меня в новые помощницы, – объяснила Афиде. – Моя обязанность состоит в том, чтобы помнить расположение всех факелов в крепости и согласовывать работу тех, кто их зажигает, гасит и чинит. Это довольно сложно, потому что во время некоторых особых празднеств одни места в крепости должны оставаться в темноте, а другие, наоборот, требуют яркого освещения. А кроме того, иногда факелы нужно заменять – те, что гаснут без всякой причины, вот такие дела…
Дагоберто между тем отошёл в сторону, тоже выясняя ситуацию. Чутьё подсказывало ему, что следует быть настороже и не задерживаться долго на одном месте. Он и предупредил об этом своих спутников.
– Ну и в завершение, – поторопилась закончить свой рассказа Афиде, – я хотела ещё сказать вам, что Цан-Цан и ваш друг сейчас изготовляют фейерверки для придворных празднеств.
– Ну, конечно же это он! – воскликнул Джейсон.
– А где?
– В Громыхающей мастерской, – ответила Афиде.
Тут послышался голос брата Фалены, звавшего её, и она исчезла за дверью.
– А ты знаешь, где находится эта мастерская? – спросил Джейсон Дагоберто.
– Не совсем, – признался воришка, который был явно чем-то недоволен. – Но может быть, в вашей тетради написано…
Джулия передала Джейсону факел, достала из кармана тетрадь и принялась листать её. Потом стала читать:
– Сто павлинов, Подвал лжеца, Зал серых танцев, Дворец вопящих подушек, Фонтан вечной молодости, Башня цикад…
При этих словах глаза Дагоберто загорелись, он даже протянул руку, желая завладеть тетрадью, но Джейсон остановил его.
– Не всё сразу, – сказал он, становясь между Дагоберто и Джулией. – Сначала найдём нашего друга, а потом дадим тебе почитать.
– Вы даже не представляете, как это важно, – прошептал юный вор. – Ведь там указан маршрут к Фонтану вечной молодости!
– Мне кажется, он не так уж нужен тебе сейчас, – заметил Джейсон.
– Громыхающая мастерская, – прочитала наконец Джулия на одной из последних страниц.
Глава 8
Исповедь
– Спасибо, отец Феникс, – произнесла парикмахерша. – Спасибо. – А пройдя немного, обернулась и сказала: – Мама тоже шлёт вам большой привет.
Священник, улыбаясь, вышел из-за занавески, за которой сидел в исповедальне. Увидев его, Гвендалин просияла, убедившись, что беседовала действительно с ним, а не с каким-то незнакомым человеком, скрывавшимся за решётчатой перегородкой.
– Ещё раз спасибо! – радостно добавила она.
– Не за что, – ответил священник, слегка покачав головой. Он подождал, пока парикмахерша вышла из церкви, запер дверь и задумался.
Путаный и наивный рассказ Гвендалин вызвал у него глубокую грусть. Казалось, он проник в самую душу и оживил в ней сокровище, которое он считал утраченным.
Сокровище, которым он обладал, когда ему было всего десять лет.
Сокровище того лета.
Удивительного лета.
Отец Феникс прошёл по пустой и пыльной церкви, всюду выключая свет. После нескольких звонких щелчков мрак окутал изображения святых, капеллы и алтари. Мозаичный витраж пропускал лунный свет, освещавший помещение.
Отец Феникс последний раз перекрестился перед главным алтарём и прошёл в ризницу, где его встретил неприятный белый свет тысячеваттной лампы, которую госпожа Боуэн великодушно подарила церкви в минувшее Рождество. Свет этот бесцеремонно заливал всё помещение и освещал его едва ли не так же ярко, как маяк – город. Но всё же это лучше, чем лампадки для пластиковых рождественских яслей, которые госпожа Боуэн уговорила горожан приобрести годом ранее.
Это была его паства – простые, доверчивые люди, вполне предсказуемые и искренние. Отец Феникс, как никто, знал все их слабости и секреты.
Возможно, именно поэтому он и любил горожан, как своих близких. А кроме того, он ведь тоже был уроженцем Килморской бухты. Он вырос здесь и вернулся сюда, получив необходимые знания, чтобы служить своему призванию священника.
Он вышел на улицу и направился домой, надеясь, что старая служанка позаботилась накрыть тарелку с супом, чтобы тот не остыл. Но мысль о горячей еде не заставила его прибавить шагу. И теперь, как делал это каждый вечер, отец Феникс прошёл на мол, посмотреть на чаек, сидевших на ещё тёплом песке, на волнистую линию горизонта и звёздное небо.
И, как каждый вечер, глубоко вздохнул, только на этот раз в груди почему-то сильно защемило.
Он хорошо понимал отчего.
Он разволновался, выслушав рассказ Гвендалин о вилле «Арго».
Доставая из кармана ключи, чтобы войти в дом, отец Феникс всё ещё думал о том, что рассказала парикмахерша, и вспоминал, как впервые оказался на вилле «Арго»…
Когда же это было?
– По меньшей мере пятьдесят лет назад, старина, – вслух произнёс он, обращаясь к самому себе, как нередко делают пожилые люди, которые живут в одиночестве и которым не с кем перекинуться словом.
Отец Феникс прошёл в кухню и увидел тарелку, накрытую другой, плоской, тарелкой. Мысленно поблагодарив служанку за эту скромную заботу, он вымыл руки холодной водой (нагреватель для воды он так и не приобрёл) и сел за стол, глядя, как всегда, на своё отражение в выпуклой дверце холодильника.
– Пятьдесят лет… – повторил он, опуская ложку в ещё теплый суп.
Пятьдесят лет прошло, и с тех пор практически ничего не изменилось. Дом на утёсе так и не обрёл спокойствия. Обливия хотела узнать его секреты. А Улисс Мур хотел уберечь их.
Какое упрямство с обеих сторон! Теперь это уже не противостояние добра и зла. Потому что сейчас секреты виллы «Арго» оберегали те же самые люди, которые впервые обнаружили их. Или – вновь обнаружили.
В этом и его вина – того юного Феникса, который ещё не был тогда священником, – и его друзей. Он вспомнил, как они спустили в колодец в Черепаховом парке Виктора Вулкана и как он выбрался оттуда весь чёрный, отчего и получил тогда же прозвище Блэк Вулкан – Чёрный Вулкан. Вспомнил, как нашли однажды старый паровоз в конце туннеля, как впервые вошли в усыпальницу…
И судно в гроте.
Судно, которое, судя по всему, пыталась использовать сегодня молодая и неопытная Обливия Ньютон с помощью самого распространённого в нынешние времена инструмента – обмана.
Отец Феникс вытер губы салфеткой, положил тарелку в раковину и прошёл в гостиную.
Фотографии в серебряных рамках, расставленные на покрытом белой кружевной скатертью комоде, возвращали к прошлому. К его прошлому.
Падре Феникс смотрел на лица людей, которых уже не было в живых, но которых обессмертило искусство фотографа.
– Кто-то ведь должен рассказать всю историю новым владельцам… – вслух произнёс священник. – И этим двум ребятам тоже.
Отцу Фениксу ведомы были некоторые факты, которых не знал больше никто. И он никому не мог сообщить то, что узнал на исповеди.
Священникам строжайше запрещается разглашать то, чем делятся с ним исповедующиеся люди. Но факты эти так или иначе заставили его крепко задуматься.
Вчера молодой Баннер пришёл к нему с вопросом о кладбище в Килморской бухте и о том, где похоронен Мур.
Сегодня Гвендалин Мейноф рассказала на исповеди, что привела на виллу «Арго» двух человек, которые коллекционировали двери.
Если к этим двум новостям добавить другие, которые священник узнал случайно, когда, прогуливаясь, как обычно, по Черепаховому парку, услышал возглас Рика, вышедшего из усыпальницы…
Отцу Фениксу оставалось только одно: сделать из всего этого определённый вывод.
И он понял его так: неизбежны какие-то важные события.
Он выдвинул нижний ящик комода, где хранились его воспоминания, и достал альбом, в который многие годы аккуратно вклеивал газетные вырезки о Килморской бухте и снимки.
Все это печаталось когда-то в газете под названием «Корнуолл», набранным готическим шрифтом на фоне чёрного силуэта кита. Издавалась газета очень небольшим тиражом – не более тысячи экземпляров – и вплоть до семидесятых годов распространялась в городках и селениях южного побережья Британии.
А потом издание прекратилось. Но отец Феникс, иногда печатавший там статьи, взял на себя роль местного летописца и продолжал делать записи о событиях, отмечая самые важные, и, когда удавалось, сберегал снимки.
Последний номер «Корнуолла», который сохранился у него, как раз касался виллы «Арго». В заметке сообщалось о смерти Меркури Малькома Мура – храброго воина Британской империи и владельца виллы «Арго».
– А также гадкого хвастуна, – в сердцах добавил отец Феникс, вспомнив этого хмурого, неприятного человека, которого в заметке вежливо назвали «цельной натурой».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента