Наконец он нашел нужную улицу и нужный дом. Белый, с темными ставнями, похожий на все остальные. Однако на дворе здесь росла редкая травка, валялись детские игрушки, погрызенная «летающая тарелка»: то есть имелись признаки жизни. Рэй надеялся, что дома никого не окажется, и сочинял в уме записку, которую оставит в двери, но на подъездной дороге стояла машина, а за окнами гостиной двигалась неясная фигура.
А записка получилась бы действительно хорошей, подумал он.
Он несколько раз глубоко вздохнул, подошел к двери и постучал.
Рэй испытал облегчение, когда увидел перед собой мужчину: ему казалось, с мужчиной разговор у него выйдет легче. Мужчины живут по своим мужским законам. Они умеют достойно воспринимать известия, которые повергли бы в горе женщину – и которые, по правде говоря, повергают в горе и мужчин. Но они не показывают своих чувств, что облегчает задачу вестнику. Конечно, именно поэтому мужчины лысеют и умирают молодыми, но во всем есть свои неявные минусы, считал Рэй, – и он впервые за все утро обрадовался, увидев хоть какой-то явный плюс в ситуации, пусть даже в конечном счете этот плюс и вел к преждевременной смерти.
– Привет, – сказал мужчина.
– Привет, – с улыбкой сказал Рэй, стараясь максимально растянуть период относительно добрых отношений. Он подозревал, что как только он сообщит печальное известие, события примут дурной оборот. Даже если мужчина соблюдает мужской кодекс чести, необязательно все пройдет легко и просто. Можно ожидать довольно мучительной сцены – немой, с зубовным скрежетом.
– В общем… – сказал Рэй. – Боюсь, произошел несчастный случай. Ваша собака, – поспешно добавил он, чтобы мужчина не на секунду не вообразил, будто речь идет о жене или детях. – Я ехал по… э-э… Абрикосовой улице, кажется, и она, на беду, появилась невесть откуда прямо перед машиной. Вот так. Все произошло очень быстро.
Собака сама была виновата, хотел прямо сказать он, но не смог: подобное заявление казалось неуместным. С другой стороны, он не хотел, чтобы его винили в чем-то, к чему он не имел практически никакого отношения. Он даже не превышал скорость. Вся его вина состояла лишь в том, что он оказался не в том месте не в то время. И он вообще не оказался бы там, если бы с утра пораньше настоял на своем.
– Вы о Ка-девять? – спросил мужчина.
– Да, – сказал Рэй. – Маленький шотландский терьер.
– Ясно. – Тут мужчина впервые по-настоящему улыбнулся – возможно, чтобы Рэй чувствовал себя не так неловко. Он глубоко вздохнул и приоткрыл дверь пошире. – И что? Он умер?
– Умер, – сказал Рэй. – Но все произошло в считанные секунды. Он выскочил невесть откуда – на самом деле из придорожной канавы, но мне лично показалось, что просто возник из пустоты. Мне, правда, очень жаль.
Мужчина пожал плечами. Он был в белой футболке, на вид изрядно поношенной. Рэй видел на ней множество свидетельств, позволявших составить примерное представление о меню владельца: пятна кофе, жирные пятна, застывшие капли плавленого сыра. Мужчина пару дней не брился; лицо у него было пасмурное и щетинистое. Джинсы на нем казались новыми, но чуть тесноватыми. Он вышел босиком. Было утро понедельника, и похоже, он никуда не собирался. «Странно, – подумал Рэй. – Ты проезжаешь мимо этих домов и никогда не задумываешься о том, что в них люди живут своей жизнью. Причем совершенно непонятной».
– Ну, если он не мучался… – сказал мужчина. – Мысль о физических страданиях меня просто убивает.
– Меня тоже, – сказал Рэй.
– Так значит, никаких непроизвольных движений? Никаких конвульсий? Вы понимаете, о чем я. – Мужчина содрогнулся всем телом при одной мысли о подобных муках
– Ничего подобного, – сказал Рэй. – Я сразу остановился и вышел из машины, и он лежал… ну, совершенно неподвижно. Бездыханный. Он сейчас в сточной канаве.
– В канаве на Абрикосовой?
– Да, на Абрикосовой, – сказал Рэй.
Мужчина на мгновение закрыл ладонями лицо, сильно потер глаза, и Рэй испугался, что сейчас он нарушит неписаный кодекс и таки расплачется.
– Ка-девять! – воскликнул мужчина, отнимая ладони от совершенно сухих глаз, и с силой выдохнул: – Ха! Вам не кажется, что более идиотского имени вы в жизни не слышали?
Рэй рассмеялся – не потому, что хотел, но потому, что хозяин убитой собаки смеялся; он счел нужным последовать примеру. Было бы глупо хранить скорбный вид в такой ситуации. Поэтому он рассмеялся.
Мужчина вышел на крыльцо, захлопнув дверь за собой. При ярком свете дня он выглядел еще хуже. Скорбные темные круги под глазами не исчезли, но проступили явственнее, когда он рассмеялся. Казалось, он носит собственную посмертную маску. – Когда она назвала пса Ка-девять, я спросил: «Почему Ка-девять?» А она ответила по обыкновению: «О, ты просто не понимаешь». А я сказал: «Я не понимаю? Да чего здесь понимать-то! Это просто глупо. Может, придумаешь чего поумнее?» – Мужчина с отвращением потряс головой, а потом продолжил: – Дурацкая кличка для собаки… По-моему, это попытка, отчаянная попытка показаться остроумной и оригинальной, хотя ничего остроумного и оригинального здесь нет. Вы согласны? Рэй пожал плечами и беспомощно вскинул руки.
– Я, право, не знаю, – сказал он, хотя именно так думал всего несколько минут назад. Но произнести вслух неоригинальное имя собаки, только что им убитой, просто язык не поворачивался. – Не знаю.
– Нет, – сказал мужчина, несколько возбужденный предметом разговора. – Дело не в самом имени. Дело в том (так мне видится, по крайней мере), что она придумывала имя не для того, чтобы просто дать собаке подходящее имя. Она старалась показаться умной. Понимаете? Если она дает собаке имя и оно оказывается удачным, это здорово. Но она старалась придумать именно крутую кличку. Чтобы люди услышали и сказали: «Ух ты! Круто!»
Мужчина глубоко вздохнул и потряс головой. Когда он снова заговорил, в его голосе слышались нотки нелегко обретенной мудрости.
– В действительности того пса звали вовсе не Ка-девять, он пришел в мир с другим именем. Мы, люди, должны узнавать настоящие имена животных. А она даже не попыталась. Настоящее имя пса, – сказал мужчина, – было Эндрю. Иногда я называл его Эндрю, иногда Энди или Энж, как в шоу Энди Гриффита, и она ненавидела меня за это. Однажды запустила в меня одним из своих сборников поэзии. Страстная женщина, Джанет. Она никогда не швырнула бы в меня телефонную книгу. Только книжку стихов. – Он помолчал, словно наслаждаясь воспоминанием. – Но пес выглядел как Эндрю. Я имею в виду – он был именно Эндрю. Вы заметили?
– Честно говоря, нет, – сказал Рэй. Когда он задавил пса, ему было не до этого. Терьер унес свое имя с собой.
– Не то чтобы меня это особо волновало, – сказал мужчина. – Ка-девять, Эндрю, Эндрю, Ка-девять. Это была ее собака. Она совершенно недвусмысленно дала мне это понять. Она завела пса еще до меня. Я был ему вроде отчима. Но если я хотя бы вытаскивал блоху из шерсти чертовой псины, Джанет принималась проедать мне плешь. Я не шучу.
– Понимаю, – сказал Рэй.
И он действительно начинал понимать. Он начинал понимать, что является невольным свидетелем некой семейной драмы. Все – от грязной одежды и сумрачного лица мужчины до болезненного вопроса об имени собаки – заставляло Рэя чувствовать себя причастным к маленькой вселенной семейных отношений, которая в действительности не представляла для него никакого интереса. И теперь он видел бесчисленные коробки, составленные одна на другую в коридоре за спиной собеседника. Здесь разыгрывалась какая-то драма, и К-9 являлся лишь вершиной айсберга.
– Меня зовут Ричард. – Мужчина протянул руку, и Рэй пожал ее. – Джанет – моя бывшая жена. Просто чтобы вы знали.
– Я Рэй.
– Вот и хорошо.
Ричард кивнул с таким видом, словно хотел сказать, что теперь Рэй узнал все факты и может сам сделать выводы. Вот вам бывший муж, бывшая жена, мертвая собака – решение за вами. Своим кивком мужчина словно подвел черту под разговором, и Рэй получил удобную возможность воспользоваться короткой паузой, чтобы откланяться и отправиться на занятия. Но он еще не чувствовал такого желания. Он хотел узнать еще что-нибудь. Если он собирался рассказать эту историю кому-нибудь (своей подружке, например, которая любила интересные истории), он должен был узнать больше.
– Отличные игрушки, – сказал Рэй, предпринимая смелую попытку взять тон повеселее, и Ричард рассмеялся, пусть и безрадостно. – Где ваши дети?
– Никаких детей нет, – сказал он. – Все игрушки покупались для пса. Мы продаем дом. Жили здесь пять месяцев, если это можно назвать жизнью. В прихожей куча коробок, которые мы даже не распаковывали. Думаю, мы никогда особо не надеялись, что это понадобится. Что у нас все сложится.
Рэй поддал комок грязи носком тенниски, чувствуя себя неловко. – Ну и что насчет Ка-девять?
– Вы об Эндрю?
– Разумеется.
– Она собиралась заехать за ним сегодня.
– Сегодня?
– Она никак не могла найти квартиру в таком доме, где разрешается держать животных; мы же теперь снова разъедемся по городским квартирам. И хотя она все время вела себя как последняя стер-па, я согласился оставить пса здесь, покуда она не устроится, ведь у меня сердце большое, как Техас, знаете ли. Но, полагаю, это и называется иронией гульбы. Что такое случилось именно сегодня. Не вчера и не позавчера. А именно сегодня.
Нет, с уверенностью мог сказать Рэй, это называется трагедией. Ужасная трагедия; они изучали трагедию в прошлом семестре. Но он улыбнулся и кивнул, медленно пятясь вниз по кирпичным ступенькам и испытывая слабое облегчение хотя бы от той мысли, что не застал здесь упомянутую Джанет: встретиться лицом к лицу с ней было бы слишком тяжело. Он посмотрел на разбросанные по двору игрушки – футбольный мяч, маленький стульчик, миниатюрный столик – и пришел к выводу, что ребенок у этой супружеской пары все-таки был: К-9. Брак распался, ребенок умер – и именно Рэй убил его.
Внезапно Рэй снова почувствовал желание расплакаться. Однако на сей раз не от жалости к К-9, Ричарду или Джанет, а при мысли о собственной жизни. У него не было ребенка, и он не хотел ребенка – ему было всего девятнадцать лет; но мысль о ребенке почему-то глубоко тронула его. Он не хотел уподобиться Ричарду и Джанет, заведшим вместо ребенка собаку – которая к тому же бегала по улицам без присмотра. Разумеется, в следующую очередь он подумал о том, как ужасно было бы потерять ребенка, будь у него таковой; но с другой стороны, вообще не заводить ребенка еще хуже, поскольку в таком случае ему никогда не представится возможность узнать бесконечное горе, перенести жесточайшие страдания с героической стойкостью. Он являлся всего лишь одной стороной жалкого двустороннего союза, и сегодня это казалось ему недостаточным.
– Она расстроится, – сказал Рэй, тряся головой. – Верно?
Ричард снова потер лицо ладонями. С такой силой, словно пытался стереть его. Потом он рассмеялся. Ричард вообще смеялся в самые неподходящие моменты.
– Нет, – сказал он. – На самом деле нет. Джанет расстраивается, когда кофе получается недостаточно крепким. Она расстраивается, когда ты случайно стягиваешь с нее одеяло ночью. Она расстраивается, когда ты спрашиваешь, может ли она хоть раз в жизни попробовать прийти на встречу вовремя. Из-за таких вот мелочей; а по серьезному поводу вроде этого, по действительно серьезному поводу она не расстроится. Она… воспылает жаждой убийства. Видите ли, Джанет умеет выражать свои чувства только самым театральным образом; так говорит ее психиатр. То есть она постоянно актерствует. Для нее мир – сцена!
Ричард снова рассмеялся, на сей раз громче прежнего. Казалось, он даже получал удовольствие от всего происходящего – словно бесконечно одинокий человек, который хватается за любую возможность пообщаться, и если для этого необходимо потерять собаку бывшей жены, что ж, тем лучше. Но он нравился Рэю, хотя, возможно, «нравился» слишком сильное слово. Вне всяких сомнений, Ричард находился в глубокой депрессии, терял дом и жену, что отчасти объясняло его несвоевременный и неуместный смех. Но он правился Рэю не поэтому, а потому, что не сдавался. Казалось, он отчаянно, с почти нелепым упорством цеплялся за обломок своей разбитой жизни или себя самого. Рэй восхищался Ричардом, поскольку сам в такой ситуации, скорее всего, быстро пошел бы ко дну.
Потом в пустых гулких комнатах в глубине дома зазвонил телефон.
– Подождите, – сказал Ричард, вероятно по привычке. – Я сейчас вернусь.
Рэй уже собрался сесть в машину и навсегда покинуть эту обитель непреходящей скорби. Но мысль о возможной случайной встрече с Ричардом где-нибудь в торговом центре или бакалейном магазине показалась просто ужасной: он будет чувствовать себя беглым преступником. Нет, ничего страшного не случится, если он задержится еще на пару минут и посмотрит, нельзя ли еще чем помочь. Рэй вспомнил о своей собаке, погибшей под колесами автомобиля, когда он был ребенком, всего шесть лет назад: Боне, старая белая дворняга, погибла точно так же, как К-9. Однако тот водитель не остановился. Эта ужасная трагедия одновременно воспринималась как ирония судьбы: через день Бонсу предстояло сдавать экзамены в школе для собак. Всего через день. Мать Рэя, чье сердце разрывалось при виде сына, тяжело переживающего первую в своей жизни смерть, не знала, как его утешить. Она плакала больше Рэя и дала ему денег. Она всегда давала ему деньги, когда случалось что-нибудь плохое.
Ричард вернулся на веранду, держа в одной руке черный телефон с длиннющим проводом, а в другой трубку, микрофон которой зажимал ладонью.
– Рэй, – сказал он полушепотом. – Она хочет поговорить с вами.
– Кто?
– Джанет.
– Джанет? – Рэй потряс головой, ошеломленный. – По-моему, не стоит, Ричард. Плохая мысль. Вы сказали ей?
– Я сказал, что кое-что произошло. – Он болезненно поморщился – при мысли то ли о несчастном случае с К-9, то ли о реакции Джанет на известие. – Я не сказал, что именно. Но мне кажется, она догадалась, что произошло что-то плохое.
Он протянул трубку Рэю, но Рэй не взял.
– С какой стати мне впутываться в эту историю? – шепотом спросил он. – Вы разводитесь. Вы ненавидите друг друга. Почему бы вам просто не выложить правду?
– Во-первых, Рэй, – сказал Ричард, снова прикрывая ладонью трубку, – вы впутались в эту историю, когда задавили Эндрю. Во-вторых, мы еще не развелись. И в-третьих, я не ненавижу (вою жену, и мне чертовски не нравится, когда совершенно посторонний человек является, убивает собаку и говорит, что я ненавижу жену.
Возможно, Ричард не так уж и нравился Рэю. Ему следовало уехать пять минут назад, покинуть сцену драматических событий, поехать на занятия и обсудить случившееся с кем-нибудь, кто наверняка скажет, что он поступил бы точно так же. Люди всегда так говорят. Не расстраивайся, на твоем месте я поступил бы точно так же. Я тоже трус. Я тоже убийца собак и живу с постоянным чувством вины.
Рэй протянул руку, и Ричард отдал ему телефон.
– Алло? – сказал Рэй. – Джанет?
– Да, – сказала Джанет.
По голосу она производила впечатление очень милой женщины. Рэй ожидал услышать визгливую истеричную бабу. Он облегченно вздохнул.
– Меня зовут Рэй, – сказал он. – Послушайте, я не знаю, что сказал вам Ричард.
– Только одно: что произошло нечто, о чем мне следует знать, и вы скажете мне, что именно.
– Понятно, – сказал Рэй. – Значит, вы не имеете понятия…
– О чем идет речь? Ни малейшего.
Рэй метнул убийственный взгляд на Ричарда и глубоко вздохнул. Он не хотел делать это по второму разу: одного раза вполне достаточно. Но он напомнил себе, что все-таки разговаривает по телефону, а не стоит лицом к лицу с ней. По телефону все гораздо легче. – Речь идет о Ка-девять, – сказал Рэй.
Женщина молчала. Он ожидал, что она скажет что-нибудь, но она не издала ни звука, и пауза продлилась на несколько секунд дольше, чем следовало.
– Вы меня слышите? – спросил он.
– Слышу, – проговорила она очень тихо.
– Сегодня утром Ка-девять неожиданно выскочил на дорогу прямо перед моей машиной, – сказал он. – Этого было не избежать.
– Чего «этого»? – спросила она.
– Несчастного случая, – сказал Рэй. – От меня ничего не зависело. Мне очень жаль.
– Жаль? – переспросила она. – Чего вам жаль? Что, собственно, случилось с Ка-девять?
В ее голосе, поначалу приятном, послышались тенящие нотки. Рэй ясно дал понять, что именно (лучилось, но она отказывалась понимать. Она усложняла ситуацию для них обоих. – Он умер, – сказал Рэй, и стоявший ступенькой выше Ричард ободряюще кивнул. – Но все произошло мгновенно, если это может вас хоть немного утешить. Я уверен, он не почувствовал боли.
– О, так вы Господь Бог? – спросила она.
– Господь Бог? – Рэй немного помолчал, озадаченный. – Нет.
– Тогда я не понимаю, откуда вы знаете, чувствовал он боль или нет. Откуда вы знаете, если вы не Господь Бог?
– Я имел в виду… – начал Рэй, но внезапно услышал короткие гудки. Женщина бросила трубку.
Он тупо посмотрел на телефон, а потом отдал Ричарду и пояснил:
– Она бросила трубку. Ричард пожал плечами.
– Она перезвонит, – сказал он. – Она пытается успокоиться. Медитирует, пытаясь осознать случившееся. Она имеет привычку срывать зло на людях, приносящих дурные вести. Небольшая проблема, но она над ней работает.
– Думаю, я понимаю, почему вы разводитесь с ней, – сказал Рэй.
– Не я развожусь с ней, – сказал Ричард. – Она разводится со мной.
– О… – Рэй кивнул и выждал несколько секунд. – Пожалуй, мне пора ехать в университет. – Он попятился и спустился на пару ступенек.
– И вы даже не покажете мне, где Эндрю? – спросил Ричард. – Это не очень-то порядочно, вы не находите?
Рэй засунул руки глубоко в карманы и вздохнул:
– Хорошо, я покажу.
Когда он повернулся, собираясь направиться к машине, зазвонил телефон, но Ричард не взял трубку. Он протянул аппарат Рэю:
– Это вас, я уверен.
Рэй остановился и неохотно поднял трубку, а Ричард вошел в дом.
– Алло? – сказал он. – Это Рэй.
– Вы кто? – спросила женщина. – Друг Ричарда или что-нибудь вроде?
– Нет, – сказал он. – Я имею в виду – я с ним только что познакомился. Я нашел адрес на ошейнике Ка-девять и заехал сюда, чтобы сообщить о случившемся.
– Вы хотите, чтобы у меня разорвалось сердце?;
Представлялось очевидным, что короткая медитация не принесла пользы.
– Нет, – сказал Рэй.
– Тогда к чему живописные подробности? «Адрес на ошейнике Ка-девять». Картина у меня прямо перед глазами стоит. Спасибо вам, Рэй. Кто вы такой, черт возьми?
– Я Рэй, – сказал он.
– Без фамилии?
Он едва не назвал свою фамилию, но вовремя спохватился и после паузы сказал:
– Это не имеет значения.
– Фамилии имеют значение, – сказала женщина. – Свою, например, я собираюсь поменять. Это имеет значение. Кто вы такой, чтобы говорить мне, что фамилии не имеют значения?
– Моя фамилия не имеет значения, – сказал Рэй. – Я это имел в виду. Я глубоко сожалею о «лучившемся. Честное слово. Это был несчастный случай. Но мне кажется, кричать на меня необязательно.
– Чего вы не договариваете? – спросила она.
– Ничего, – ответил он.
– Я имею в виду – что вы скрываете, Рэй? Это ваше настоящее имя?
– Разумеется. Зачем мне скрывать свое настоящее имя?
– Ричард нанял вас? Он заплатил вам за это?
– Что?
– Вы убиваете собак по заказу?
– Это просто смехотворно, – сказал Рэй, отводя трубку от лица.
– Мне нетрудно поверить, что он заплатил вам, чтобы вы убили Ка-девять. Поскольку сам он не мог сделать этого, даже в пьяном виде, а пьян он почти все время. Хорошая новость заключается в том, что я развожусь с ним. Плохая новость – для вас – заключается в том, что я собираюсь переломать вам ноги. Чтобы вы больше не могли разъезжать на машине, убивая маленьких собачек!
Голос женщины, хотя и полный ярости, теперь срывался, и Рэй слышал в нем слезы. Вероятно, она продолжала бы орать на него, если бы не расплакалась. Он услышал приглушенный горестный стон и рыдания, но в отдалении, словно она бросила трубку и отошла от телефона.
– Джанет? – сказал Рэй. – Алло?
Она оставалась на проводе. Он слышал, как она часто и неровно дышит, пытаясь овладеть собой.
– Никуда не уезжайте, – сказала она. – Если вы уедете, если вы покинете место преступления, я найду вас. Богом клянусь, найду. Речь идет о жизни. Так что оставайтесь там, покажете мне Ка-девять. Ладно, Рэй?
– Ладно, – солгал он, и они оба повесили трубки.
– Ну вот, – произнес Рэй.
– И как она восприняла известие? – спросил Ричард.
– Не очень хорошо, – сказал Рэй, поднимая на него глаза. – Думаю, могло быть и хуже. – Хотя он сомневался, что такое возможно.
– Поверьте, – сказал Ричард, – все могло быть намного хуже. У меня есть газетные вырезки, подтверждающие это.
– Нам лучше поторопиться, – сказал Рэй. – Я покажу вам, где Ка-девять, а потом поеду. Я уже опоздал на занятия. Мой профессор терпеть не может, когда я опаздываю.
– Жаль, что мне некуда опаздывать, – со смехом сказал Ричард. – На работу, например. Жаль, что мне нечего терять, я уже потерял все. Работу, семью. Все самое главное. У меня больше ничего не осталось.
Ричард сел на переднее пассажирское сиденье, захлопнул дверцу, и по салону мгновенно распространился смешанный запах пота, пиццы, пива и еще какой-то кислятины. Развод – отвратительная штука; Рэй надеялся, что с ним такого никогда не случится.
Теперь, начав получше ориентироваться на местности, Рэй понял, что Абрикосовая находится всего через один перекресток от дома Ричарда. Надо полагать, К-9 перебежал со своего заднего двора на соседский, а оттуда выбежал на улицу – возможно, спешил в гости к другу. В течение нескольких минут поездки Ричард беспрерывно мурлыкал что-то себе под нос и осматривался по сторонам, но умолк, когда они завидели впереди неподвижное черное тельце К-9, лежащее в сточной канаве.
– Мама моя! – проговорил Ричард. – Это… это просто ужасно.
Рэй кивнул. Сейчас ему было нечего сказать.
– Мне правда пора, – сказал он, бросая взгляд в зеркало заднего вида. Он не знал, откуда звонила Джанет: она могла появиться здесь с минуты на минуту. А она была последним человеком на свете, с которым ему хотелось бы встретиться сейчас. Самым последним.
Ричард улыбнулся и тихо прищелкнул языком.
– Знаете, она ведь найдет вас, – сказал он. – Я слушал ваш разговор по параллельному телефону. Она обещала найти вас и сделает это. Она такая.
Рэй сделал вид, будто нисколько не обеспокоился, и слегка надавил на акселератор.
– Послушать вас, так она очень опасная женщина, – с улыбкой заметил он.
– Скажем так: на вашем месте я бы переехал. Слинял из города. Поменял имя, документы, внешность. – Ричард рассмеялся и вышел из машины. Прежде чем захлопнуть дверцу, он заглянул внутрь и добавил: – Отрастил усы! – И снова рассмеялся.
Рэй действительно не особо испугался. Он привык иметь дело с опасными женщинами. Он всех женщин считал опасными.
ЛЕТО 1962-го
А записка получилась бы действительно хорошей, подумал он.
Он несколько раз глубоко вздохнул, подошел к двери и постучал.
Рэй испытал облегчение, когда увидел перед собой мужчину: ему казалось, с мужчиной разговор у него выйдет легче. Мужчины живут по своим мужским законам. Они умеют достойно воспринимать известия, которые повергли бы в горе женщину – и которые, по правде говоря, повергают в горе и мужчин. Но они не показывают своих чувств, что облегчает задачу вестнику. Конечно, именно поэтому мужчины лысеют и умирают молодыми, но во всем есть свои неявные минусы, считал Рэй, – и он впервые за все утро обрадовался, увидев хоть какой-то явный плюс в ситуации, пусть даже в конечном счете этот плюс и вел к преждевременной смерти.
– Привет, – сказал мужчина.
– Привет, – с улыбкой сказал Рэй, стараясь максимально растянуть период относительно добрых отношений. Он подозревал, что как только он сообщит печальное известие, события примут дурной оборот. Даже если мужчина соблюдает мужской кодекс чести, необязательно все пройдет легко и просто. Можно ожидать довольно мучительной сцены – немой, с зубовным скрежетом.
– В общем… – сказал Рэй. – Боюсь, произошел несчастный случай. Ваша собака, – поспешно добавил он, чтобы мужчина не на секунду не вообразил, будто речь идет о жене или детях. – Я ехал по… э-э… Абрикосовой улице, кажется, и она, на беду, появилась невесть откуда прямо перед машиной. Вот так. Все произошло очень быстро.
Собака сама была виновата, хотел прямо сказать он, но не смог: подобное заявление казалось неуместным. С другой стороны, он не хотел, чтобы его винили в чем-то, к чему он не имел практически никакого отношения. Он даже не превышал скорость. Вся его вина состояла лишь в том, что он оказался не в том месте не в то время. И он вообще не оказался бы там, если бы с утра пораньше настоял на своем.
– Вы о Ка-девять? – спросил мужчина.
– Да, – сказал Рэй. – Маленький шотландский терьер.
– Ясно. – Тут мужчина впервые по-настоящему улыбнулся – возможно, чтобы Рэй чувствовал себя не так неловко. Он глубоко вздохнул и приоткрыл дверь пошире. – И что? Он умер?
– Умер, – сказал Рэй. – Но все произошло в считанные секунды. Он выскочил невесть откуда – на самом деле из придорожной канавы, но мне лично показалось, что просто возник из пустоты. Мне, правда, очень жаль.
Мужчина пожал плечами. Он был в белой футболке, на вид изрядно поношенной. Рэй видел на ней множество свидетельств, позволявших составить примерное представление о меню владельца: пятна кофе, жирные пятна, застывшие капли плавленого сыра. Мужчина пару дней не брился; лицо у него было пасмурное и щетинистое. Джинсы на нем казались новыми, но чуть тесноватыми. Он вышел босиком. Было утро понедельника, и похоже, он никуда не собирался. «Странно, – подумал Рэй. – Ты проезжаешь мимо этих домов и никогда не задумываешься о том, что в них люди живут своей жизнью. Причем совершенно непонятной».
– Ну, если он не мучался… – сказал мужчина. – Мысль о физических страданиях меня просто убивает.
– Меня тоже, – сказал Рэй.
– Так значит, никаких непроизвольных движений? Никаких конвульсий? Вы понимаете, о чем я. – Мужчина содрогнулся всем телом при одной мысли о подобных муках
– Ничего подобного, – сказал Рэй. – Я сразу остановился и вышел из машины, и он лежал… ну, совершенно неподвижно. Бездыханный. Он сейчас в сточной канаве.
– В канаве на Абрикосовой?
– Да, на Абрикосовой, – сказал Рэй.
Мужчина на мгновение закрыл ладонями лицо, сильно потер глаза, и Рэй испугался, что сейчас он нарушит неписаный кодекс и таки расплачется.
– Ка-девять! – воскликнул мужчина, отнимая ладони от совершенно сухих глаз, и с силой выдохнул: – Ха! Вам не кажется, что более идиотского имени вы в жизни не слышали?
Рэй рассмеялся – не потому, что хотел, но потому, что хозяин убитой собаки смеялся; он счел нужным последовать примеру. Было бы глупо хранить скорбный вид в такой ситуации. Поэтому он рассмеялся.
Мужчина вышел на крыльцо, захлопнув дверь за собой. При ярком свете дня он выглядел еще хуже. Скорбные темные круги под глазами не исчезли, но проступили явственнее, когда он рассмеялся. Казалось, он носит собственную посмертную маску. – Когда она назвала пса Ка-девять, я спросил: «Почему Ка-девять?» А она ответила по обыкновению: «О, ты просто не понимаешь». А я сказал: «Я не понимаю? Да чего здесь понимать-то! Это просто глупо. Может, придумаешь чего поумнее?» – Мужчина с отвращением потряс головой, а потом продолжил: – Дурацкая кличка для собаки… По-моему, это попытка, отчаянная попытка показаться остроумной и оригинальной, хотя ничего остроумного и оригинального здесь нет. Вы согласны? Рэй пожал плечами и беспомощно вскинул руки.
– Я, право, не знаю, – сказал он, хотя именно так думал всего несколько минут назад. Но произнести вслух неоригинальное имя собаки, только что им убитой, просто язык не поворачивался. – Не знаю.
– Нет, – сказал мужчина, несколько возбужденный предметом разговора. – Дело не в самом имени. Дело в том (так мне видится, по крайней мере), что она придумывала имя не для того, чтобы просто дать собаке подходящее имя. Она старалась показаться умной. Понимаете? Если она дает собаке имя и оно оказывается удачным, это здорово. Но она старалась придумать именно крутую кличку. Чтобы люди услышали и сказали: «Ух ты! Круто!»
Мужчина глубоко вздохнул и потряс головой. Когда он снова заговорил, в его голосе слышались нотки нелегко обретенной мудрости.
– В действительности того пса звали вовсе не Ка-девять, он пришел в мир с другим именем. Мы, люди, должны узнавать настоящие имена животных. А она даже не попыталась. Настоящее имя пса, – сказал мужчина, – было Эндрю. Иногда я называл его Эндрю, иногда Энди или Энж, как в шоу Энди Гриффита, и она ненавидела меня за это. Однажды запустила в меня одним из своих сборников поэзии. Страстная женщина, Джанет. Она никогда не швырнула бы в меня телефонную книгу. Только книжку стихов. – Он помолчал, словно наслаждаясь воспоминанием. – Но пес выглядел как Эндрю. Я имею в виду – он был именно Эндрю. Вы заметили?
– Честно говоря, нет, – сказал Рэй. Когда он задавил пса, ему было не до этого. Терьер унес свое имя с собой.
– Не то чтобы меня это особо волновало, – сказал мужчина. – Ка-девять, Эндрю, Эндрю, Ка-девять. Это была ее собака. Она совершенно недвусмысленно дала мне это понять. Она завела пса еще до меня. Я был ему вроде отчима. Но если я хотя бы вытаскивал блоху из шерсти чертовой псины, Джанет принималась проедать мне плешь. Я не шучу.
– Понимаю, – сказал Рэй.
И он действительно начинал понимать. Он начинал понимать, что является невольным свидетелем некой семейной драмы. Все – от грязной одежды и сумрачного лица мужчины до болезненного вопроса об имени собаки – заставляло Рэя чувствовать себя причастным к маленькой вселенной семейных отношений, которая в действительности не представляла для него никакого интереса. И теперь он видел бесчисленные коробки, составленные одна на другую в коридоре за спиной собеседника. Здесь разыгрывалась какая-то драма, и К-9 являлся лишь вершиной айсберга.
– Меня зовут Ричард. – Мужчина протянул руку, и Рэй пожал ее. – Джанет – моя бывшая жена. Просто чтобы вы знали.
– Я Рэй.
– Вот и хорошо.
Ричард кивнул с таким видом, словно хотел сказать, что теперь Рэй узнал все факты и может сам сделать выводы. Вот вам бывший муж, бывшая жена, мертвая собака – решение за вами. Своим кивком мужчина словно подвел черту под разговором, и Рэй получил удобную возможность воспользоваться короткой паузой, чтобы откланяться и отправиться на занятия. Но он еще не чувствовал такого желания. Он хотел узнать еще что-нибудь. Если он собирался рассказать эту историю кому-нибудь (своей подружке, например, которая любила интересные истории), он должен был узнать больше.
– Отличные игрушки, – сказал Рэй, предпринимая смелую попытку взять тон повеселее, и Ричард рассмеялся, пусть и безрадостно. – Где ваши дети?
– Никаких детей нет, – сказал он. – Все игрушки покупались для пса. Мы продаем дом. Жили здесь пять месяцев, если это можно назвать жизнью. В прихожей куча коробок, которые мы даже не распаковывали. Думаю, мы никогда особо не надеялись, что это понадобится. Что у нас все сложится.
Рэй поддал комок грязи носком тенниски, чувствуя себя неловко. – Ну и что насчет Ка-девять?
– Вы об Эндрю?
– Разумеется.
– Она собиралась заехать за ним сегодня.
– Сегодня?
– Она никак не могла найти квартиру в таком доме, где разрешается держать животных; мы же теперь снова разъедемся по городским квартирам. И хотя она все время вела себя как последняя стер-па, я согласился оставить пса здесь, покуда она не устроится, ведь у меня сердце большое, как Техас, знаете ли. Но, полагаю, это и называется иронией гульбы. Что такое случилось именно сегодня. Не вчера и не позавчера. А именно сегодня.
Нет, с уверенностью мог сказать Рэй, это называется трагедией. Ужасная трагедия; они изучали трагедию в прошлом семестре. Но он улыбнулся и кивнул, медленно пятясь вниз по кирпичным ступенькам и испытывая слабое облегчение хотя бы от той мысли, что не застал здесь упомянутую Джанет: встретиться лицом к лицу с ней было бы слишком тяжело. Он посмотрел на разбросанные по двору игрушки – футбольный мяч, маленький стульчик, миниатюрный столик – и пришел к выводу, что ребенок у этой супружеской пары все-таки был: К-9. Брак распался, ребенок умер – и именно Рэй убил его.
Внезапно Рэй снова почувствовал желание расплакаться. Однако на сей раз не от жалости к К-9, Ричарду или Джанет, а при мысли о собственной жизни. У него не было ребенка, и он не хотел ребенка – ему было всего девятнадцать лет; но мысль о ребенке почему-то глубоко тронула его. Он не хотел уподобиться Ричарду и Джанет, заведшим вместо ребенка собаку – которая к тому же бегала по улицам без присмотра. Разумеется, в следующую очередь он подумал о том, как ужасно было бы потерять ребенка, будь у него таковой; но с другой стороны, вообще не заводить ребенка еще хуже, поскольку в таком случае ему никогда не представится возможность узнать бесконечное горе, перенести жесточайшие страдания с героической стойкостью. Он являлся всего лишь одной стороной жалкого двустороннего союза, и сегодня это казалось ему недостаточным.
– Она расстроится, – сказал Рэй, тряся головой. – Верно?
Ричард снова потер лицо ладонями. С такой силой, словно пытался стереть его. Потом он рассмеялся. Ричард вообще смеялся в самые неподходящие моменты.
– Нет, – сказал он. – На самом деле нет. Джанет расстраивается, когда кофе получается недостаточно крепким. Она расстраивается, когда ты случайно стягиваешь с нее одеяло ночью. Она расстраивается, когда ты спрашиваешь, может ли она хоть раз в жизни попробовать прийти на встречу вовремя. Из-за таких вот мелочей; а по серьезному поводу вроде этого, по действительно серьезному поводу она не расстроится. Она… воспылает жаждой убийства. Видите ли, Джанет умеет выражать свои чувства только самым театральным образом; так говорит ее психиатр. То есть она постоянно актерствует. Для нее мир – сцена!
Ричард снова рассмеялся, на сей раз громче прежнего. Казалось, он даже получал удовольствие от всего происходящего – словно бесконечно одинокий человек, который хватается за любую возможность пообщаться, и если для этого необходимо потерять собаку бывшей жены, что ж, тем лучше. Но он нравился Рэю, хотя, возможно, «нравился» слишком сильное слово. Вне всяких сомнений, Ричард находился в глубокой депрессии, терял дом и жену, что отчасти объясняло его несвоевременный и неуместный смех. Но он правился Рэю не поэтому, а потому, что не сдавался. Казалось, он отчаянно, с почти нелепым упорством цеплялся за обломок своей разбитой жизни или себя самого. Рэй восхищался Ричардом, поскольку сам в такой ситуации, скорее всего, быстро пошел бы ко дну.
Потом в пустых гулких комнатах в глубине дома зазвонил телефон.
– Подождите, – сказал Ричард, вероятно по привычке. – Я сейчас вернусь.
Рэй уже собрался сесть в машину и навсегда покинуть эту обитель непреходящей скорби. Но мысль о возможной случайной встрече с Ричардом где-нибудь в торговом центре или бакалейном магазине показалась просто ужасной: он будет чувствовать себя беглым преступником. Нет, ничего страшного не случится, если он задержится еще на пару минут и посмотрит, нельзя ли еще чем помочь. Рэй вспомнил о своей собаке, погибшей под колесами автомобиля, когда он был ребенком, всего шесть лет назад: Боне, старая белая дворняга, погибла точно так же, как К-9. Однако тот водитель не остановился. Эта ужасная трагедия одновременно воспринималась как ирония судьбы: через день Бонсу предстояло сдавать экзамены в школе для собак. Всего через день. Мать Рэя, чье сердце разрывалось при виде сына, тяжело переживающего первую в своей жизни смерть, не знала, как его утешить. Она плакала больше Рэя и дала ему денег. Она всегда давала ему деньги, когда случалось что-нибудь плохое.
Ричард вернулся на веранду, держа в одной руке черный телефон с длиннющим проводом, а в другой трубку, микрофон которой зажимал ладонью.
– Рэй, – сказал он полушепотом. – Она хочет поговорить с вами.
– Кто?
– Джанет.
– Джанет? – Рэй потряс головой, ошеломленный. – По-моему, не стоит, Ричард. Плохая мысль. Вы сказали ей?
– Я сказал, что кое-что произошло. – Он болезненно поморщился – при мысли то ли о несчастном случае с К-9, то ли о реакции Джанет на известие. – Я не сказал, что именно. Но мне кажется, она догадалась, что произошло что-то плохое.
Он протянул трубку Рэю, но Рэй не взял.
– С какой стати мне впутываться в эту историю? – шепотом спросил он. – Вы разводитесь. Вы ненавидите друг друга. Почему бы вам просто не выложить правду?
– Во-первых, Рэй, – сказал Ричард, снова прикрывая ладонью трубку, – вы впутались в эту историю, когда задавили Эндрю. Во-вторых, мы еще не развелись. И в-третьих, я не ненавижу (вою жену, и мне чертовски не нравится, когда совершенно посторонний человек является, убивает собаку и говорит, что я ненавижу жену.
Возможно, Ричард не так уж и нравился Рэю. Ему следовало уехать пять минут назад, покинуть сцену драматических событий, поехать на занятия и обсудить случившееся с кем-нибудь, кто наверняка скажет, что он поступил бы точно так же. Люди всегда так говорят. Не расстраивайся, на твоем месте я поступил бы точно так же. Я тоже трус. Я тоже убийца собак и живу с постоянным чувством вины.
Рэй протянул руку, и Ричард отдал ему телефон.
– Алло? – сказал Рэй. – Джанет?
– Да, – сказала Джанет.
По голосу она производила впечатление очень милой женщины. Рэй ожидал услышать визгливую истеричную бабу. Он облегченно вздохнул.
– Меня зовут Рэй, – сказал он. – Послушайте, я не знаю, что сказал вам Ричард.
– Только одно: что произошло нечто, о чем мне следует знать, и вы скажете мне, что именно.
– Понятно, – сказал Рэй. – Значит, вы не имеете понятия…
– О чем идет речь? Ни малейшего.
Рэй метнул убийственный взгляд на Ричарда и глубоко вздохнул. Он не хотел делать это по второму разу: одного раза вполне достаточно. Но он напомнил себе, что все-таки разговаривает по телефону, а не стоит лицом к лицу с ней. По телефону все гораздо легче. – Речь идет о Ка-девять, – сказал Рэй.
Женщина молчала. Он ожидал, что она скажет что-нибудь, но она не издала ни звука, и пауза продлилась на несколько секунд дольше, чем следовало.
– Вы меня слышите? – спросил он.
– Слышу, – проговорила она очень тихо.
– Сегодня утром Ка-девять неожиданно выскочил на дорогу прямо перед моей машиной, – сказал он. – Этого было не избежать.
– Чего «этого»? – спросила она.
– Несчастного случая, – сказал Рэй. – От меня ничего не зависело. Мне очень жаль.
– Жаль? – переспросила она. – Чего вам жаль? Что, собственно, случилось с Ка-девять?
В ее голосе, поначалу приятном, послышались тенящие нотки. Рэй ясно дал понять, что именно (лучилось, но она отказывалась понимать. Она усложняла ситуацию для них обоих. – Он умер, – сказал Рэй, и стоявший ступенькой выше Ричард ободряюще кивнул. – Но все произошло мгновенно, если это может вас хоть немного утешить. Я уверен, он не почувствовал боли.
– О, так вы Господь Бог? – спросила она.
– Господь Бог? – Рэй немного помолчал, озадаченный. – Нет.
– Тогда я не понимаю, откуда вы знаете, чувствовал он боль или нет. Откуда вы знаете, если вы не Господь Бог?
– Я имел в виду… – начал Рэй, но внезапно услышал короткие гудки. Женщина бросила трубку.
Он тупо посмотрел на телефон, а потом отдал Ричарду и пояснил:
– Она бросила трубку. Ричард пожал плечами.
– Она перезвонит, – сказал он. – Она пытается успокоиться. Медитирует, пытаясь осознать случившееся. Она имеет привычку срывать зло на людях, приносящих дурные вести. Небольшая проблема, но она над ней работает.
– Думаю, я понимаю, почему вы разводитесь с ней, – сказал Рэй.
– Не я развожусь с ней, – сказал Ричард. – Она разводится со мной.
– О… – Рэй кивнул и выждал несколько секунд. – Пожалуй, мне пора ехать в университет. – Он попятился и спустился на пару ступенек.
– И вы даже не покажете мне, где Эндрю? – спросил Ричард. – Это не очень-то порядочно, вы не находите?
Рэй засунул руки глубоко в карманы и вздохнул:
– Хорошо, я покажу.
Когда он повернулся, собираясь направиться к машине, зазвонил телефон, но Ричард не взял трубку. Он протянул аппарат Рэю:
– Это вас, я уверен.
Рэй остановился и неохотно поднял трубку, а Ричард вошел в дом.
– Алло? – сказал он. – Это Рэй.
– Вы кто? – спросила женщина. – Друг Ричарда или что-нибудь вроде?
– Нет, – сказал он. – Я имею в виду – я с ним только что познакомился. Я нашел адрес на ошейнике Ка-девять и заехал сюда, чтобы сообщить о случившемся.
– Вы хотите, чтобы у меня разорвалось сердце?;
Представлялось очевидным, что короткая медитация не принесла пользы.
– Нет, – сказал Рэй.
– Тогда к чему живописные подробности? «Адрес на ошейнике Ка-девять». Картина у меня прямо перед глазами стоит. Спасибо вам, Рэй. Кто вы такой, черт возьми?
– Я Рэй, – сказал он.
– Без фамилии?
Он едва не назвал свою фамилию, но вовремя спохватился и после паузы сказал:
– Это не имеет значения.
– Фамилии имеют значение, – сказала женщина. – Свою, например, я собираюсь поменять. Это имеет значение. Кто вы такой, чтобы говорить мне, что фамилии не имеют значения?
– Моя фамилия не имеет значения, – сказал Рэй. – Я это имел в виду. Я глубоко сожалею о «лучившемся. Честное слово. Это был несчастный случай. Но мне кажется, кричать на меня необязательно.
– Чего вы не договариваете? – спросила она.
– Ничего, – ответил он.
– Я имею в виду – что вы скрываете, Рэй? Это ваше настоящее имя?
– Разумеется. Зачем мне скрывать свое настоящее имя?
– Ричард нанял вас? Он заплатил вам за это?
– Что?
– Вы убиваете собак по заказу?
– Это просто смехотворно, – сказал Рэй, отводя трубку от лица.
– Мне нетрудно поверить, что он заплатил вам, чтобы вы убили Ка-девять. Поскольку сам он не мог сделать этого, даже в пьяном виде, а пьян он почти все время. Хорошая новость заключается в том, что я развожусь с ним. Плохая новость – для вас – заключается в том, что я собираюсь переломать вам ноги. Чтобы вы больше не могли разъезжать на машине, убивая маленьких собачек!
Голос женщины, хотя и полный ярости, теперь срывался, и Рэй слышал в нем слезы. Вероятно, она продолжала бы орать на него, если бы не расплакалась. Он услышал приглушенный горестный стон и рыдания, но в отдалении, словно она бросила трубку и отошла от телефона.
– Джанет? – сказал Рэй. – Алло?
Она оставалась на проводе. Он слышал, как она часто и неровно дышит, пытаясь овладеть собой.
– Никуда не уезжайте, – сказала она. – Если вы уедете, если вы покинете место преступления, я найду вас. Богом клянусь, найду. Речь идет о жизни. Так что оставайтесь там, покажете мне Ка-девять. Ладно, Рэй?
– Ладно, – солгал он, и они оба повесили трубки.
– Ну вот, – произнес Рэй.
– И как она восприняла известие? – спросил Ричард.
– Не очень хорошо, – сказал Рэй, поднимая на него глаза. – Думаю, могло быть и хуже. – Хотя он сомневался, что такое возможно.
– Поверьте, – сказал Ричард, – все могло быть намного хуже. У меня есть газетные вырезки, подтверждающие это.
– Нам лучше поторопиться, – сказал Рэй. – Я покажу вам, где Ка-девять, а потом поеду. Я уже опоздал на занятия. Мой профессор терпеть не может, когда я опаздываю.
– Жаль, что мне некуда опаздывать, – со смехом сказал Ричард. – На работу, например. Жаль, что мне нечего терять, я уже потерял все. Работу, семью. Все самое главное. У меня больше ничего не осталось.
Ричард сел на переднее пассажирское сиденье, захлопнул дверцу, и по салону мгновенно распространился смешанный запах пота, пиццы, пива и еще какой-то кислятины. Развод – отвратительная штука; Рэй надеялся, что с ним такого никогда не случится.
Теперь, начав получше ориентироваться на местности, Рэй понял, что Абрикосовая находится всего через один перекресток от дома Ричарда. Надо полагать, К-9 перебежал со своего заднего двора на соседский, а оттуда выбежал на улицу – возможно, спешил в гости к другу. В течение нескольких минут поездки Ричард беспрерывно мурлыкал что-то себе под нос и осматривался по сторонам, но умолк, когда они завидели впереди неподвижное черное тельце К-9, лежащее в сточной канаве.
– Мама моя! – проговорил Ричард. – Это… это просто ужасно.
Рэй кивнул. Сейчас ему было нечего сказать.
– Мне правда пора, – сказал он, бросая взгляд в зеркало заднего вида. Он не знал, откуда звонила Джанет: она могла появиться здесь с минуты на минуту. А она была последним человеком на свете, с которым ему хотелось бы встретиться сейчас. Самым последним.
Ричард улыбнулся и тихо прищелкнул языком.
– Знаете, она ведь найдет вас, – сказал он. – Я слушал ваш разговор по параллельному телефону. Она обещала найти вас и сделает это. Она такая.
Рэй сделал вид, будто нисколько не обеспокоился, и слегка надавил на акселератор.
– Послушать вас, так она очень опасная женщина, – с улыбкой заметил он.
– Скажем так: на вашем месте я бы переехал. Слинял из города. Поменял имя, документы, внешность. – Ричард рассмеялся и вышел из машины. Прежде чем захлопнуть дверцу, он заглянул внутрь и добавил: – Отрастил усы! – И снова рассмеялся.
Рэй действительно не особо испугался. Он привык иметь дело с опасными женщинами. Он всех женщин считал опасными.
ЛЕТО 1962-го
Бывшая жена его дяди
В тот день, когда они переезжали, Бонс убежал. Отец Рэя уронил лампу себе на большой палец ноги, сломав и то и другое. Мать Рэя с трудом сдерживала слезы, переходя из комнаты в комнату, и гулкий стук ее каблуков звучал печально, словно стук гвоздей, падающих в жестянку. Потом Элоиза никак не могла найти деньги, которые закопала во дворе год назад, и горько плакала, ковыряя желтой пластмассовой лопаткой землю, уже сплошь изрытую мелкими ямками вокруг. Дядя Эдди обнаружил змеиное гнездо в куче старых матрасов в подвале. Тетя Лерлин приготовила огромное блюдо бутербродов с тунцом, а Рэй нашел старый клочок бумаги, на котором было написано его секретное имя. Столько всего случилось, а еще даже не стемнело, хотя бледно-серебристая луна уже виднелась на самом краешке неба.
Когда мать и отец Рэя уехали в больницу, дядя Эдди принес из подвала одну из змей и положил на шею тете Лерлин – безобидный уж, сказал он. Он держал извивающуюся змейку за голову, а тетя Лерлин визжала. Рэй никогда не слышал, чтобы кто-то визжал так громко, как визжала тетя Лерлин, когда поняла, что на шее у нее не пальцы мужа, а змея. Она с разворота наотмашь ударила рукой, и дядя выронил ужа, и Рэй увидел, как тот стремительно юркнул в шкафчик под раковиной. Тетя Лерлин выбежала из дома на веранду и села в кресло-качалку, где оставалась довольно долго. Дядя Эдди и Рэй вышли к ней, но она не обратила на них никакого внимания. Лицо у нее хранило ледяное выражение. Она даже не моргала. Она не пожелала разговаривать с дядей Эдди, когда он извинился. Она не пожелала разговаривать и с Рэем тоже, поскольку он находился рядом и знал, что должно произойти, и даже нечаянно рассмеялся. Она просто сидела в кресле-качалке, дрожала и смотрела неподвижным взглядом на противоположную сторону улицы, на азалии Сейбел.
Когда мать и отец Рэя уехали в больницу, дядя Эдди принес из подвала одну из змей и положил на шею тете Лерлин – безобидный уж, сказал он. Он держал извивающуюся змейку за голову, а тетя Лерлин визжала. Рэй никогда не слышал, чтобы кто-то визжал так громко, как визжала тетя Лерлин, когда поняла, что на шее у нее не пальцы мужа, а змея. Она с разворота наотмашь ударила рукой, и дядя выронил ужа, и Рэй увидел, как тот стремительно юркнул в шкафчик под раковиной. Тетя Лерлин выбежала из дома на веранду и села в кресло-качалку, где оставалась довольно долго. Дядя Эдди и Рэй вышли к ней, но она не обратила на них никакого внимания. Лицо у нее хранило ледяное выражение. Она даже не моргала. Она не пожелала разговаривать с дядей Эдди, когда он извинился. Она не пожелала разговаривать и с Рэем тоже, поскольку он находился рядом и знал, что должно произойти, и даже нечаянно рассмеялся. Она просто сидела в кресле-качалке, дрожала и смотрела неподвижным взглядом на противоположную сторону улицы, на азалии Сейбел.