— Простите, что немножко задержал вас. Я сейчас уберу вас отсюда. Мне не хотелось бы, чтобы мои гости простудились в этом сыром помещении.
Хохот старика зловещим эхом отдался под сводами подземелья. Лонгваль чиркнул спичкой, зажег один фонарь, стоявший на выступе скалы, второй и третий. Пещера ярко осветилась. Майкл обвел глазами стены. Взгляд его с изумлением остановился на возвышении посреди пещеры, покрытом красной тканью.
Как ни был сыщик подготовлен к самому худшему, к самым невероятным неожиданностям, он невольно содрогнулся.
Гильотина!
Хохот старика зловещим эхом отдался под сводами подземелья. Лонгваль чиркнул спичкой, зажег один фонарь, стоявший на выступе скалы, второй и третий. Пещера ярко осветилась. Майкл обвел глазами стены. Взгляд его с изумлением остановился на возвышении посреди пещеры, покрытом красной тканью.
Как ни был сыщик подготовлен к самому худшему, к самым невероятным неожиданностям, он невольно содрогнулся.
Гильотина!
38. ГИЛЬОТИНА
Страшная машина установлена была на невысоком деревянном помосте, выкрашенном в ярко-красный цвет.
Майкл смотрел, не веря глазам.
Треугольный острый нож свисал из-под деревянной красной рамы; у помоста стояла черная плетеная корзина, куда сваливалась голова казненного. Ему хорошо была знакома «страшная Вдова»: он не раз видел ее в действии на площадях перед воротами французских тюрем; он помнил короткий хлюпающий звук, открывавший на секунду перед потрясенной толпой и хмурыми представителями закона врата из бренной жизни в вечность.
— Вот она, Вдовушка! — насмешливо произнес Лонгваль и с любовью погладил страшную шершавую раму.
— Боже! Спасите, помогите, я не хочу умирать!..
Отчаянный, душу раздирающий вопль Пенна пронесся под холодными, влажными сводами.
— Вдовушка! — любовно пробормотал старик.
На нем не было шляпы: лысый череп блестел в лучах фонарей, но в наружности сумасшедшего чудака не было ничего смешного. Отвесив величественный поклон, он высокопарно произнес:
— Кому же будет принадлежать честь первому обручиться со Вдовой?
— Не я, только не я! — взвизгнул, стуча зубами, Пенн и забился в судорогах, прижимаясь к стене. — Я не хочу умирать…
Лонгваль медленно приблизился к нему, поднял и поставил на ноги.
— Мужайтесь! — шепнул он. — Час пробил!
Джек Небворт встретил на пороге полицейский автомобиль, возвращавшийся из Чичестера.
— Его нет там, он не являлся на полицейский пост, — кивнул шофер, останавливая машину около директора.
— Может быть, он в усадьбе Лонгваля?
— Я видел мистера Лонгваля, это он сказал мне, что капитан вернулся обратно в Чичестер. Он, вероятно, ошибся.
Небворт нахмурился. Неожиданная мысль пришла ему в голову. Лонгваль! Странный это человек, и подозрительно то, что… Неужели?
Вспомнились некоторые противоречия, в которых он не раз уличал старика; вспомнилась настойчивость, с какой Самсон Лонгваль упрашивал снять его для фильма в сцене, изображавшей случай из жизни его предка.
— Едем к нему, — сказал Небворт. — Я сам поговорю с ним.
Они долго стучали в дверь Доуэр-Хауза.
— Это его спальня, — показал Джек Небворт на окно, в котором виднелся свет.
Инспектор Лайль бросил в окно камень с такой силой, что стекло со звоном разлетелось вдребезги. По-прежнему никто в доме не отвечал.
— Мне это не нравится, — пробормотал вдруг Небворт.
— Если вам не нравится, то мне и подавно, — прошептал инспектор. — Попробуйте-ка это окно, Смит!
— Прикажете открыть, сэр?
— Да, и поживее.
Секунду спустя окно в гостиную распахнулось, но изнутри оно было закрыто ставнями.
— Железные ставни, — объявил сыщик. — Пожалуй, лучше попытаться проникнуть через окна верхнего этажа. Помогите кто-нибудь мне дотянуться до карниза.
С помощью констебля инспектор Лайль взобрался на карниз и влез в окно комнаты, в которой спала Адель в ту ночь, когда ее едва не похитил Баг. Лайль перегнулся через подоконник и помог констеблю взобраться в комнату. Минуту спустя входная дверь была открыта изнутри.
— В доме никого нет, насколько я успел увидеть, — объявил констебль.
Сыщик нашел на столе керосиновую лампу и зажег.
— Что это? — инспектор показал на стальной крюк, прикрепленный к камину, и веревку, уходившую под ковер. — Непонятно… Для чего это?
Джек Небворт прервал его восклицанием.
— Револьвер Бриксена?!
На полу лежал большой револьвер полицейского образца. Инспектор осмотрел оружие и перевел взгляд на стальной крюк и веревку.
— Не понимаю… Поищите-ка, господа, хорошенько! Осмотрите все шкафы, все сундуки, надо простучать стены… тут где-то должна быть потайная дверь. В этих старых домах всегда полно тайников!
Обыск не дал результатов. Инспектор Лайль снял с камина крючок и с недоумением осматривал. Один из сыщиков явился и доложил, что им обнаружен на дворе гараж.
Гараж оказался необычно длинной постройкой, но внутренность его, к удивлению сыщиков, оказалась вдвое короче. Она занята была полуразбитым, старомодным автомобилем, давно вышедшим из употребления. За автомобилем виднелась голая стена.
Джек Небворт подошел к стене и постучал.
— Это деревянная перегородка… За нею несомненно есть помещение…
В углу висел обрывок цепи. На первый взгляд нельзя было понять, зачем он висит. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что цепь уходит внутрь перегородки через аккуратно проделанное отверстие. Инспектор потянул цепь. «Стена» сдвинулась в сторону и обнажила вход во второй гараж, где стоял второй автомобиль. Машина была покрыта брезентом, и виден был только радиатор. Небворт сдернул брезент и объявил:
— Вот этот автомобиль.
— Какой автомобиль? — поднял брови инспектор.
— Автомобиль, в котором ездит Охотник за головами, — быстро сказал Небворт. — Он сидел в машине, когда Бриксен пытался арестовать его. О, я мог бы узнать эту машину среди тысячи! Бриксен где-то здесь, в Доуэр-Хаузе, и в руках Охотника за головами. Спаси его, Боже!
Небворт, инспектор и сыщики бегом вернулись в дом. Снова озадаченный инспектор Лайль остановился перед стальным крюком и веревкой. Вдруг констебль поднял край ковра и стащил ковер с пола. Посреди пола обнаружился люк. Открыв крышку и заглянув внутрь колодца, инспектор побледнел и дрогнувшим голосом прошептал:
— Слишком поздно, слишком поздно…
Майкл смотрел, не веря глазам.
Треугольный острый нож свисал из-под деревянной красной рамы; у помоста стояла черная плетеная корзина, куда сваливалась голова казненного. Ему хорошо была знакома «страшная Вдова»: он не раз видел ее в действии на площадях перед воротами французских тюрем; он помнил короткий хлюпающий звук, открывавший на секунду перед потрясенной толпой и хмурыми представителями закона врата из бренной жизни в вечность.
— Вот она, Вдовушка! — насмешливо произнес Лонгваль и с любовью погладил страшную шершавую раму.
— Боже! Спасите, помогите, я не хочу умирать!..
Отчаянный, душу раздирающий вопль Пенна пронесся под холодными, влажными сводами.
— Вдовушка! — любовно пробормотал старик.
На нем не было шляпы: лысый череп блестел в лучах фонарей, но в наружности сумасшедшего чудака не было ничего смешного. Отвесив величественный поклон, он высокопарно произнес:
— Кому же будет принадлежать честь первому обручиться со Вдовой?
— Не я, только не я! — взвизгнул, стуча зубами, Пенн и забился в судорогах, прижимаясь к стене. — Я не хочу умирать…
Лонгваль медленно приблизился к нему, поднял и поставил на ноги.
— Мужайтесь! — шепнул он. — Час пробил!
Джек Небворт встретил на пороге полицейский автомобиль, возвращавшийся из Чичестера.
— Его нет там, он не являлся на полицейский пост, — кивнул шофер, останавливая машину около директора.
— Может быть, он в усадьбе Лонгваля?
— Я видел мистера Лонгваля, это он сказал мне, что капитан вернулся обратно в Чичестер. Он, вероятно, ошибся.
Небворт нахмурился. Неожиданная мысль пришла ему в голову. Лонгваль! Странный это человек, и подозрительно то, что… Неужели?
Вспомнились некоторые противоречия, в которых он не раз уличал старика; вспомнилась настойчивость, с какой Самсон Лонгваль упрашивал снять его для фильма в сцене, изображавшей случай из жизни его предка.
— Едем к нему, — сказал Небворт. — Я сам поговорю с ним.
Они долго стучали в дверь Доуэр-Хауза.
— Это его спальня, — показал Джек Небворт на окно, в котором виднелся свет.
Инспектор Лайль бросил в окно камень с такой силой, что стекло со звоном разлетелось вдребезги. По-прежнему никто в доме не отвечал.
— Мне это не нравится, — пробормотал вдруг Небворт.
— Если вам не нравится, то мне и подавно, — прошептал инспектор. — Попробуйте-ка это окно, Смит!
— Прикажете открыть, сэр?
— Да, и поживее.
Секунду спустя окно в гостиную распахнулось, но изнутри оно было закрыто ставнями.
— Железные ставни, — объявил сыщик. — Пожалуй, лучше попытаться проникнуть через окна верхнего этажа. Помогите кто-нибудь мне дотянуться до карниза.
С помощью констебля инспектор Лайль взобрался на карниз и влез в окно комнаты, в которой спала Адель в ту ночь, когда ее едва не похитил Баг. Лайль перегнулся через подоконник и помог констеблю взобраться в комнату. Минуту спустя входная дверь была открыта изнутри.
— В доме никого нет, насколько я успел увидеть, — объявил констебль.
Сыщик нашел на столе керосиновую лампу и зажег.
— Что это? — инспектор показал на стальной крюк, прикрепленный к камину, и веревку, уходившую под ковер. — Непонятно… Для чего это?
Джек Небворт прервал его восклицанием.
— Револьвер Бриксена?!
На полу лежал большой револьвер полицейского образца. Инспектор осмотрел оружие и перевел взгляд на стальной крюк и веревку.
— Не понимаю… Поищите-ка, господа, хорошенько! Осмотрите все шкафы, все сундуки, надо простучать стены… тут где-то должна быть потайная дверь. В этих старых домах всегда полно тайников!
Обыск не дал результатов. Инспектор Лайль снял с камина крючок и с недоумением осматривал. Один из сыщиков явился и доложил, что им обнаружен на дворе гараж.
Гараж оказался необычно длинной постройкой, но внутренность его, к удивлению сыщиков, оказалась вдвое короче. Она занята была полуразбитым, старомодным автомобилем, давно вышедшим из употребления. За автомобилем виднелась голая стена.
Джек Небворт подошел к стене и постучал.
— Это деревянная перегородка… За нею несомненно есть помещение…
В углу висел обрывок цепи. На первый взгляд нельзя было понять, зачем он висит. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что цепь уходит внутрь перегородки через аккуратно проделанное отверстие. Инспектор потянул цепь. «Стена» сдвинулась в сторону и обнажила вход во второй гараж, где стоял второй автомобиль. Машина была покрыта брезентом, и виден был только радиатор. Небворт сдернул брезент и объявил:
— Вот этот автомобиль.
— Какой автомобиль? — поднял брови инспектор.
— Автомобиль, в котором ездит Охотник за головами, — быстро сказал Небворт. — Он сидел в машине, когда Бриксен пытался арестовать его. О, я мог бы узнать эту машину среди тысячи! Бриксен где-то здесь, в Доуэр-Хаузе, и в руках Охотника за головами. Спаси его, Боже!
Небворт, инспектор и сыщики бегом вернулись в дом. Снова озадаченный инспектор Лайль остановился перед стальным крюком и веревкой. Вдруг констебль поднял край ковра и стащил ковер с пола. Посреди пола обнаружился люк. Открыв крышку и заглянув внутрь колодца, инспектор побледнел и дрогнувшим голосом прошептал:
— Слишком поздно, слишком поздно…
39. КАЗНЬ
Тяжело слышать вопль человека, обезумевшего от страха. Нервы Майкла были крепки, но он должен был собрать всю свою волю и больно вонзить ногти в мякоть ладоней, чтобы не потерять самообладание.
— Слушайте, Лонгваль, — произнес он, когда вопль упал и превратился в истерическое всхлипывание, — если вы сделаете это, будьте прокляты вы и все ваше потомство.
Старик с улыбкой посмотрел на своего второго пленника и не ответил. Подняв на руки Пенна, почти потерявшего сознание от страха, он, как ребенка поднес его к страшной машине и положил лицом вниз на деревянный крашеный помост. Он не торопился. Процедура казни, видимо, доставляла ему несказанное наслаждение. Рука коснулась рамы, страшное лезвие метнулось вниз, но раздался сухой, короткий звук, и лезвие остановилось на полдороге.
— Это мое собственное изобретение, — с гордостью произнес старик, через плечо оглядываясь на Майкла.
Майкл отвернулся, чтобы не видеть лица убийцы. Взгляд его скользнул по стенам подземелья и остановился на дальнем конце. Вдруг глазам его предстало зрелище, от которого кровь застыла в жилах. Сначала ему показалось, что он грезит, что страх смерти вызвал галлюцинацию.
Адель!
Она стояла у стены, слабо освещенная лучами фонарей, и, казалось, платье на ней было цвета земляных стен.
Это была она. Он встал на колени и в отчаяньи протянул к ней скованные руки. Лонгваль обернулся.
— А, прекрасная дама, — пошутил он. — Как приятно. Я всегда мечтал закончить свою карьеру так, как окончил ее мой дед Шарль-Анри, когда сама королева склонила перед ним шею. Какая приятная, удивительно приятная встреча.
Он медленно двинулся к ней, не обращая внимания на револьвер в ее руке. Ему не приходило в голову, что девушка может убить его. Радостная улыбка сияла на его лице, руки протянулись вперед приветственным жестом.
— Стреляйте! — дико закричал Майкл. — Ради Бога, скорее стреляйте!
Адель колебалась секунду и спустила курок. Выстрела не было… Револьвер, найденный ею на полу пещеры, заржавел, механизм не работал.
Она повернулась, чтобы бежать, но руки старика обвились вокруг нее и увлекли назад.
— Подождите, милая! Вдова сейчас станет Вдовцом, и вы будете первой невестой Вдовца.
Адель пыталась высвободиться из крепких объятий, но старик поднял ее на руки и понес. Девушка почувствовала, что странное бессилие овладевает ею: она сохраняла ясное сознание, но не могла пошевельнуть рукой, не могла произнести ни слова. Майкл, делая отчаянные усилия, чтобы сорвать наручники, мысленно молил Бога, чтобы она потеряла сознание… чтобы обморок избавил ее от предсмертных мук.
— С кого же теперь начать? — пробормотал старик, нерешительно почесывая лысину. — Пожалуй, лучше будет, если красавица покажет путь другим: это, кстати, избавит ее от излишних мучений. Но…
Он задумчиво посмотрел на полуживое тело, распростертое на помосте, поправил его и положил голову так, чтобы шея приходилась под ножом. Рука его тронула рычаг, приводивший в движение смертоносное лезвие. Но какая-то мысль мешала старику. Он остановился и опять нерешительно почесал голый череп.
— Ладно, вы подождете, — произнес он, снимая полуживую от страха жертву с помоста.
До слуха Майкла из глубины подземелья донеслись странные звуки. Кто-то двигался по катакомбам. Старик тем временем опять переменил решение. Он поднял бесчувственного Пенна и снова положил на помост. Майкла удивило, что палач бросил жертву так небрежно, но секунду спустя он понял, что отвлекло внимание сумасшедшего старика. Что-то ползло по полу пещеры… громадное, мохнатое, злобными глазами пожиравшее палача.
Баг… Шерсть орангутанга была испачкана кровью, голова обсыпана серой пылью. Зверь остановился, обнюхал свисавшее с помоста тело и ласково коснулся лапой лица баронета. Стремительно повернувшись, он бросился на Лонгваля, и старик упал на землю, тщетно защищаясь. Баг подмял его под себя и сел на грудь, рыча и яростно взвизгивая; сильным движением он вдруг поднял громадное тело старика в воздухе, снял свободной рукой Пенна с помоста и положил Лонгваля на его место, лицом вниз, затылком под лезвие гильотины.
Майкл, онемев от ужаса, следил за обезьяной. Баг однажды был свидетелем казни! Отсюда, из этой пещеры, он бежал в ту ночь, когда Фосс был убит. Получеловеческая мысль орангутанга запомнила подробности казни. Майкл видел, как Баг старался припомнить мелочи и порядок процедуры.
Опустив деревянную раму, он зажал ею затылок Охотника за головами. В этот момент Майкл услышал шум над собой, взглянул вверх и увидел, что люк в гостиной открылся. Баг тоже слышал шум, но слишком был занят, чтобы прервать работу. К Лонгвалю вернулось сознание, он отчаянно замотал головой, стараясь освободиться. Мгновение спустя он понял неизбежность судьбы. Мысль его напряженно искала фразу, которой он мог бы достойно сопроводить свой конец.
— Исполнен долг, завещанный… К тебе взываю, Мститель…
Баг дернул рычаг. Короткий, хлюпающий звук ножа и хряск костей оборвал предсмертную речь безумца.
Инспектор Лайль, стоя над люком, видел, как сверкнуло смертоносное лезвие, и в ужасе застонал. Но снизу до него донесся знакомый голос:
— Все в порядке, инспектор. Вы найдете веревку в буфете. Скорее спускайтесь сюда и захватите с собой револьвер.
В ящике буфета лежала вторая веревка. Сыщик быстро прикрепил ее к стальному крюку и через минуту был внизу, в пещере.
— Не обращайте внимания на обезьяну, — сказал Майкл, — она не тронет.
Баг, нежно ворча, возился со своим бесчувственным хозяином, как мать с ребенком.
— Унесите отсюда мисс Лимингтон, — тихо приказал Майкл, как только инспектор снял с него наручники.
Девушка без чувств лежала на земле рядом с гильотиной. Обморок, к счастью, избавил ее от страшного зрелища казни. Второй сыщик спустился по веревке, а за ним, несмотря на преклонные годы, ловко и быстро спустился Джек Небворт. Режиссер нашел выход из пещеры и помог унести девушку.
Освободив баронета от наручников, Майкл перевернул его на спину. Взглянув ему в лицо, он понял, что хозяин Грифф-Тауэрса потерял разум если не навсегда, то на долгий срок. Понимая, что его господину не желают зла, Баг молча следил за движениями Майкла; сыщик невольно вспомнил, как Баг в свое время обнюхивал лапу после рукопожатия.
«Он делает это, чтобы помнить в будущем, что вы мой друг», — сказал тогда Грегори.
— Возьми его, — приказал Майкл, явственно и раздельно произнося слова, как делал это Грегори, обращаясь к обезьяне.
Баг не колеблясь нагнулся и поднял на руки бесчувственное тело своего господина. Майкл повел его к выходу из пещеры, поднялся по ступеням и ввел в дом.
Дом был заполнен полицией, с изумлением встретившей обезьяну.
— Отнеси его наверх и положи в постель, — приказал Майкл.
Джек Небворт тем временем отнес Адель в свой автомобиль и укатил в Чичестер. Девушка не приходила в сознание, и Небворт хотел подальше увезти ее от страшного дома, прежде чем окончится ее обморок.
Майкл вернулся в катакомбы и в сопровождении сыщика произвел тщательный обыск. Обезглавленные тела в нишах рассказывали безмолвную повесть о похождениях Охотника за головами.
— Вот подтверждение старой легенды, — сказал Майкл, входя в большую пещеру, пол которой был покрыт человеческими костьми. — Это кости рыцарей и сквайров, погибших при обвале. А вот и кости их коней…
Как попала Адель в катакомбы? Ответ стал ясен, когда Майкл дошел до покатого спуска под старой башней, по которому девушка скатилась вниз.
— Еще одна» тайна разгадана, — заметил он. — Грифф-Тауэрс, по-видимому, был построен римлянами для защиты входа в подземелье. Вход не закрыт и не замурован, чтобы дать доступ свежему воздуху в катакомбы. Старик пользовался ими как кладбищем для своих жертв и как возможностью незаметно исчезать из дома.
Он нашел фонари и спички, брошенные девушкой на землю, и в них увидел подтверждение своим догадкам.
Вернувшись к гильотине, Майкл долго стоял перед «страшной Вдовой», молча глядя на обезглавленное тело на помосте; руки безумца бессильно свисали по сторонам, из обрубленной шеи черным ручьем медленно струилась кровь…
— Не понимаю, каким способом он заманивал сюда свои жертвы? — спросил инспектор, и голос его звучал, как испуганный шепот.
— Это тема не для нас, а для психологов, — произнес Майкл после долгого молчания. — Он искал людей, задумавших покончить с собой, и запутывал их в свои сети. Головы их он отправлял полиции для того, чтобы облегчить властям составление акта о смерти и тем дать возможность родным убитого получить страховую премию. Работал он удивительно ловко… Письма, как вам известно, забирались нищей старухой, отправлялись ею по другому адресу, а оттуда в заранее заготовленных конвертах опять сдавались на почту. Я обнаружил, что конверты хранились в особой непроницаемой коробке и что владельцу было строго приказано вынимать их не раньше, чем за час до того, как почта будет опущена в ящик. В ящике через некоторое время адрес выцветал, становился невидимым, а вместо него появлялся другой адрес.
— Симпатические чернила?
Майкл кивнул толовой.
— Это известный трюк, к нему прибегают международные шайки воров и шпионские организации. А новым адресом был Доуэр-Хауз… Потушите фонари и идемте отсюда.
Инспектор задул свечи в фонарях и с невольной дрожью оглянулся на мелькнувшие по стенам тени.
— Думаю, оставим пока все так, как, есть, — неуверенно предложил он.
— Да, оставим, — согласился Майкл и направился к выходу.
— Слушайте, Лонгваль, — произнес он, когда вопль упал и превратился в истерическое всхлипывание, — если вы сделаете это, будьте прокляты вы и все ваше потомство.
Старик с улыбкой посмотрел на своего второго пленника и не ответил. Подняв на руки Пенна, почти потерявшего сознание от страха, он, как ребенка поднес его к страшной машине и положил лицом вниз на деревянный крашеный помост. Он не торопился. Процедура казни, видимо, доставляла ему несказанное наслаждение. Рука коснулась рамы, страшное лезвие метнулось вниз, но раздался сухой, короткий звук, и лезвие остановилось на полдороге.
— Это мое собственное изобретение, — с гордостью произнес старик, через плечо оглядываясь на Майкла.
Майкл отвернулся, чтобы не видеть лица убийцы. Взгляд его скользнул по стенам подземелья и остановился на дальнем конце. Вдруг глазам его предстало зрелище, от которого кровь застыла в жилах. Сначала ему показалось, что он грезит, что страх смерти вызвал галлюцинацию.
Адель!
Она стояла у стены, слабо освещенная лучами фонарей, и, казалось, платье на ней было цвета земляных стен.
Это была она. Он встал на колени и в отчаяньи протянул к ней скованные руки. Лонгваль обернулся.
— А, прекрасная дама, — пошутил он. — Как приятно. Я всегда мечтал закончить свою карьеру так, как окончил ее мой дед Шарль-Анри, когда сама королева склонила перед ним шею. Какая приятная, удивительно приятная встреча.
Он медленно двинулся к ней, не обращая внимания на револьвер в ее руке. Ему не приходило в голову, что девушка может убить его. Радостная улыбка сияла на его лице, руки протянулись вперед приветственным жестом.
— Стреляйте! — дико закричал Майкл. — Ради Бога, скорее стреляйте!
Адель колебалась секунду и спустила курок. Выстрела не было… Револьвер, найденный ею на полу пещеры, заржавел, механизм не работал.
Она повернулась, чтобы бежать, но руки старика обвились вокруг нее и увлекли назад.
— Подождите, милая! Вдова сейчас станет Вдовцом, и вы будете первой невестой Вдовца.
Адель пыталась высвободиться из крепких объятий, но старик поднял ее на руки и понес. Девушка почувствовала, что странное бессилие овладевает ею: она сохраняла ясное сознание, но не могла пошевельнуть рукой, не могла произнести ни слова. Майкл, делая отчаянные усилия, чтобы сорвать наручники, мысленно молил Бога, чтобы она потеряла сознание… чтобы обморок избавил ее от предсмертных мук.
— С кого же теперь начать? — пробормотал старик, нерешительно почесывая лысину. — Пожалуй, лучше будет, если красавица покажет путь другим: это, кстати, избавит ее от излишних мучений. Но…
Он задумчиво посмотрел на полуживое тело, распростертое на помосте, поправил его и положил голову так, чтобы шея приходилась под ножом. Рука его тронула рычаг, приводивший в движение смертоносное лезвие. Но какая-то мысль мешала старику. Он остановился и опять нерешительно почесал голый череп.
— Ладно, вы подождете, — произнес он, снимая полуживую от страха жертву с помоста.
До слуха Майкла из глубины подземелья донеслись странные звуки. Кто-то двигался по катакомбам. Старик тем временем опять переменил решение. Он поднял бесчувственного Пенна и снова положил на помост. Майкла удивило, что палач бросил жертву так небрежно, но секунду спустя он понял, что отвлекло внимание сумасшедшего старика. Что-то ползло по полу пещеры… громадное, мохнатое, злобными глазами пожиравшее палача.
Баг… Шерсть орангутанга была испачкана кровью, голова обсыпана серой пылью. Зверь остановился, обнюхал свисавшее с помоста тело и ласково коснулся лапой лица баронета. Стремительно повернувшись, он бросился на Лонгваля, и старик упал на землю, тщетно защищаясь. Баг подмял его под себя и сел на грудь, рыча и яростно взвизгивая; сильным движением он вдруг поднял громадное тело старика в воздухе, снял свободной рукой Пенна с помоста и положил Лонгваля на его место, лицом вниз, затылком под лезвие гильотины.
Майкл, онемев от ужаса, следил за обезьяной. Баг однажды был свидетелем казни! Отсюда, из этой пещеры, он бежал в ту ночь, когда Фосс был убит. Получеловеческая мысль орангутанга запомнила подробности казни. Майкл видел, как Баг старался припомнить мелочи и порядок процедуры.
Опустив деревянную раму, он зажал ею затылок Охотника за головами. В этот момент Майкл услышал шум над собой, взглянул вверх и увидел, что люк в гостиной открылся. Баг тоже слышал шум, но слишком был занят, чтобы прервать работу. К Лонгвалю вернулось сознание, он отчаянно замотал головой, стараясь освободиться. Мгновение спустя он понял неизбежность судьбы. Мысль его напряженно искала фразу, которой он мог бы достойно сопроводить свой конец.
— Исполнен долг, завещанный… К тебе взываю, Мститель…
Баг дернул рычаг. Короткий, хлюпающий звук ножа и хряск костей оборвал предсмертную речь безумца.
Инспектор Лайль, стоя над люком, видел, как сверкнуло смертоносное лезвие, и в ужасе застонал. Но снизу до него донесся знакомый голос:
— Все в порядке, инспектор. Вы найдете веревку в буфете. Скорее спускайтесь сюда и захватите с собой револьвер.
В ящике буфета лежала вторая веревка. Сыщик быстро прикрепил ее к стальному крюку и через минуту был внизу, в пещере.
— Не обращайте внимания на обезьяну, — сказал Майкл, — она не тронет.
Баг, нежно ворча, возился со своим бесчувственным хозяином, как мать с ребенком.
— Унесите отсюда мисс Лимингтон, — тихо приказал Майкл, как только инспектор снял с него наручники.
Девушка без чувств лежала на земле рядом с гильотиной. Обморок, к счастью, избавил ее от страшного зрелища казни. Второй сыщик спустился по веревке, а за ним, несмотря на преклонные годы, ловко и быстро спустился Джек Небворт. Режиссер нашел выход из пещеры и помог унести девушку.
Освободив баронета от наручников, Майкл перевернул его на спину. Взглянув ему в лицо, он понял, что хозяин Грифф-Тауэрса потерял разум если не навсегда, то на долгий срок. Понимая, что его господину не желают зла, Баг молча следил за движениями Майкла; сыщик невольно вспомнил, как Баг в свое время обнюхивал лапу после рукопожатия.
«Он делает это, чтобы помнить в будущем, что вы мой друг», — сказал тогда Грегори.
— Возьми его, — приказал Майкл, явственно и раздельно произнося слова, как делал это Грегори, обращаясь к обезьяне.
Баг не колеблясь нагнулся и поднял на руки бесчувственное тело своего господина. Майкл повел его к выходу из пещеры, поднялся по ступеням и ввел в дом.
Дом был заполнен полицией, с изумлением встретившей обезьяну.
— Отнеси его наверх и положи в постель, — приказал Майкл.
Джек Небворт тем временем отнес Адель в свой автомобиль и укатил в Чичестер. Девушка не приходила в сознание, и Небворт хотел подальше увезти ее от страшного дома, прежде чем окончится ее обморок.
Майкл вернулся в катакомбы и в сопровождении сыщика произвел тщательный обыск. Обезглавленные тела в нишах рассказывали безмолвную повесть о похождениях Охотника за головами.
— Вот подтверждение старой легенды, — сказал Майкл, входя в большую пещеру, пол которой был покрыт человеческими костьми. — Это кости рыцарей и сквайров, погибших при обвале. А вот и кости их коней…
Как попала Адель в катакомбы? Ответ стал ясен, когда Майкл дошел до покатого спуска под старой башней, по которому девушка скатилась вниз.
— Еще одна» тайна разгадана, — заметил он. — Грифф-Тауэрс, по-видимому, был построен римлянами для защиты входа в подземелье. Вход не закрыт и не замурован, чтобы дать доступ свежему воздуху в катакомбы. Старик пользовался ими как кладбищем для своих жертв и как возможностью незаметно исчезать из дома.
Он нашел фонари и спички, брошенные девушкой на землю, и в них увидел подтверждение своим догадкам.
Вернувшись к гильотине, Майкл долго стоял перед «страшной Вдовой», молча глядя на обезглавленное тело на помосте; руки безумца бессильно свисали по сторонам, из обрубленной шеи черным ручьем медленно струилась кровь…
— Не понимаю, каким способом он заманивал сюда свои жертвы? — спросил инспектор, и голос его звучал, как испуганный шепот.
— Это тема не для нас, а для психологов, — произнес Майкл после долгого молчания. — Он искал людей, задумавших покончить с собой, и запутывал их в свои сети. Головы их он отправлял полиции для того, чтобы облегчить властям составление акта о смерти и тем дать возможность родным убитого получить страховую премию. Работал он удивительно ловко… Письма, как вам известно, забирались нищей старухой, отправлялись ею по другому адресу, а оттуда в заранее заготовленных конвертах опять сдавались на почту. Я обнаружил, что конверты хранились в особой непроницаемой коробке и что владельцу было строго приказано вынимать их не раньше, чем за час до того, как почта будет опущена в ящик. В ящике через некоторое время адрес выцветал, становился невидимым, а вместо него появлялся другой адрес.
— Симпатические чернила?
Майкл кивнул толовой.
— Это известный трюк, к нему прибегают международные шайки воров и шпионские организации. А новым адресом был Доуэр-Хауз… Потушите фонари и идемте отсюда.
Инспектор задул свечи в фонарях и с невольной дрожью оглянулся на мелькнувшие по стенам тени.
— Думаю, оставим пока все так, как, есть, — неуверенно предложил он.
— Да, оставим, — согласился Майкл и направился к выходу.
40. СЪЕМКА
Три месяца прошло с тех пор, как раскрылась страшная тайна Доуэр-Хауза. Время достаточное для того, чтобы сэр Грегори Пени оправился от потрясения и мог быть переведен в тюрьму для отбытия шестимесячного заключения за некоторые свои несовместимые с законом поступки. Гильотина была поставлена в Черном музее на набережной Темзы, где молодые полисмены, обучаясь ремеслу, наглядно знакомятся с различными орудиями преступления. В городе перестали вспоминать об Охотнике за головами.
Майклу казалось, что прошел миллион лет, и вот теперь он, сидя за столом в студии, слушал, как старый Джек Небворт обучал Конноли любовному искусству на сцене. Рядом с первым любовником стояла Адель Лимингтон, слава которой пышно расцвела за эти месяцы.
У стены возле кинематографической камеры, держа в пальцах дымящуюся папиросу, сидела Стелла Мендоза, внимательно следя за своим бывшим партнером.
— Вы собираетесь учить меня, мистер Небворт, как обращаться с девушкой?! — жаловался Конноли. — Господи, неужели я проспал всю жизнь? Неужели вы думаете, что лучше меня знаете, как влюбленные обращаются с женщинами, мистер Небворт?
— Как вы обращаетесь с вашими возлюбленными, меня ничуть не интересует,
— сердито отвечал Небворт. — Я вас учу, как вы должны обращаться с моей возлюбленной! Тут никакой отсебятины я не допущу, прошу меня слушаться. В этом деле я собаку съел, с вашего разрешения! Обнимите ее правой рукой, Конноли. Наклоните голову. Вот так!.. Теперь повернитесь чуть-чуть налево. Выдвиньте подбородок немного вперед. Улыбайтесь, будьте вы прокляты, улыбайтесь! Разве это улыбка, я вас спрашиваю? — кипятился старик. — Улыбайтесь так, будто вы влюблены в нее. Постарайтесь вообразить, что вы любите ее больше жизни! Я потом буду извиняться перед вами, Адель. Постарайтесь вообразить, Конноли, постарайтесь!.. Ну, вот так лучше. У вас такое выражение, будто лимон застрял во рту! Смотрите ей в глаза… в глаза смотрите, говорю вам! Вот так… Теперь повторите сначала.
Старик суетился, бегал, размахивал руками, поправлял, наконец, с жестом отчаяния, решился:
— Черт с вами, пусть будет так. Камера!
Зажглись громадные электрические прожекторы, ослепив на мгновение яркими лучами артистов. Сухой треск динамо-машины покрыл возбужденный голос Небворта:
— Снимайте!
Оператор повернул ручку камеры. Началась съемка.
— На сегодня довольно, Конноли, — объявил Джек. — Теперь мисс Мендоза.
Адель подошла к Майклу и опустилась в кресло.
— Мистер Небворт прав, — произнесла она, качая головой. — Конноли не умеет вести любовных сцен.
— Кто же умеет? — спросил Майка. — Кроме настоящих влюбленных?
— Он должен внушить себе, что он влюблен, — настаивала Адель. — Не понимаю, почему его считают лучшим «любовником» в Англии!
Майкл усмехнулся.
Адель помолчала и спросила:
— Почему вы до сих пор здесь? Я думала, что ваша работа в Чичестере окончена.
— Не совсем, — загадочно ответил он. — Мне тут нужно наложить руку еще на одну особу.
Адель быстро взглянула на него.
— Еще кого-нибудь арестовать? Я думала, что после того, как вы арестовали бедного сэра Грегори…
— Бедного сэра Грегори! — воскликнул он. — Его счастье, что он так дешево отделался. Шесть месяцев тюрьмы — это лучшее, на что он мог рассчитывать. Он должен благодарить Бога, что его обвинили не в убийстве несчастного малайца, а только в нанесении побоев.
— Кого же вы теперь хотите арестовать?
— Я не совсем уверен… удастся ли мне арестовать ее.
— Это женщина? Что она сделала?
— Вину ее трудно определить в точности, — уклончиво ответил Майкл, — но виновата она в разных вещах… Прежде всего в том, что она вносит смятение в умы; во-вторых, она грозит общественному здоровью… во всяком случае здоровью одного из членов общества; в-третьих, безжалостное обращение с человеческими чувствами…
— Ах, вот как? — Адель звонко рассмеялась. — Мне кажется, это последствия вашего бреда — и моего, может быть, тоже — в ту ночь в госпитале. Но так как все видели, как вы целовали меня, я думаю, это вы тогда потеряли голову, а не я. Я вообще ничего не соображала. Нет, — прибавила она задумчиво, — я не собираюсь выходить замуж. Я…
— Только ради Бога, не говорите, что вы посвятили себя искусству, — прервал ее Майкл. — Это все говорят.
— Нет, я ничему себя не посвящала. Я просто хочу помешать моему лучшему другу совершить ошибку, в которой он потом будет раскаиваться всю жизнь. Перед вами открыта блестящая карьера, Майкл, и женитьба только помешает вам. Все будут считать, что я принесла вам несчастье, когда наступит неизбежный, час развода…
Оба расхохотались.
— Когда вы кончите надо мной издеваться, я скажу вам одну вещь, — объявил Майкл. — Я полюбил вас с той минуты, когда впервые увидел.
— Да, я знаю, — согласилась Адель. — Иначе вы вообще полюбить не можете. Если человеку нужно хотя бы три дня, чтобы осмотреться и проверить свои чувства, вы считаете, что это уже не любовь, а так что-то… я сама не знаю что. Вот это мне в вас и не нравится. Вообще, когда я в первый раз встретила вас, вы Мне очень не понравились, а вторая встреча привела меня прямо в ярость. С тех пор я сама не знаю, как терплю ваше общество. Одним словом, подождите, пожалуйста, пока я переоденусь и сниму грим.
Она убежала в уборную. Майкл поднялся и подошел к отдававшему последние распоряжения Джеку Небворту.
— Адель? О, она молодчина. Она только что получила предложение из Америки — не из Голливуда, а из Нью-Йорка. Я посоветовал ей не принимать предложения, пока она здесь не укрепит окончательно свою славу, но, думаю, ей никаких моих советов не нужно. Она все равно больше не будет сниматься для экрана.
— Почему? Откуда вы это взяли, Небворт?
— Она выходит замуж, — мрачно объявил Джек. — Я вижу разные признаки, и меня не проведешь. Я вам говорил уже, что начал замечать за ней некоторые странности. Она выходит замуж и бросает экран, вот и все, поверьте моему слову.
— За кого, вы не знаете? — спросил Майкл.
Старый Джек презрительно фыркнул:
— Не за Конноли, конечно, можете быть спокойны!
— Я думаю, не за меня! — обозлился молодой артист, обладавший тонким слухом. — Не такой я дурак! Уважающему себя артисту нельзя жениться. Жена
— это петля на шее. Артист лишается возможности полностью развернуть свои таланты. Между прочим, мистер Небворт, раз мы уж подошли к этой теме, может быть, вы скажете, действительно ли вы уверены, что в неудаче съемки виноват я? Вам не приходило в голову, что… не сердитесь, я не хочу говорить о ней ничего дурного… не приходило вам в голову, что мисс Лимингтон не совсем… как бы это сказать?.. что она не имеет в любви никакого опыта… она неспособна понять…
— Ошибаетесь, — вмешалась Стелла Мендоза, успевшая завоевать в студии прежнее положение и забывшая свою ревность к Адели.
— Нет, я не ошибаюсь, — упрямо возразил Конноли. — У меня в Англии было столько любовных приключений, сколько не снилось ни одному артисту, и я могу вам сказать, мисс Лимингтон совершенно бесчувственная натура, она лишена…
Он умолк и не окончил своей мысли, так как Адель появилась из уборной, весело простилась с труппой и ушла, а Майкл за ней.
— Вы бесчувственная натура, — сказал он, переводя ее через дорогу.
— Кто это говорил? Очень похоже на Конноли: это его любимое выражение.
— Он утверждает, что в любви вы ровно ничего не понимаете.
— Очень возможно, — коротко ответила она таким вызывающим тоном, что Майкл не посмел продолжать беседу на эту тему.
Молча они дошли до дома, где жила Адель.
— Единственный правильный путь, — вздохнул Майкл, вспоминая слова Небворта, — это обнять ее правой рукой, наклонить голову… и…
Неожиданно Адель очутилась в его объятиях, но не вырывалась. Она прижалась к его груди, подняла голову и протянула Майклу влажные полураскрытые губы.
Майклу казалось, что прошел миллион лет, и вот теперь он, сидя за столом в студии, слушал, как старый Джек Небворт обучал Конноли любовному искусству на сцене. Рядом с первым любовником стояла Адель Лимингтон, слава которой пышно расцвела за эти месяцы.
У стены возле кинематографической камеры, держа в пальцах дымящуюся папиросу, сидела Стелла Мендоза, внимательно следя за своим бывшим партнером.
— Вы собираетесь учить меня, мистер Небворт, как обращаться с девушкой?! — жаловался Конноли. — Господи, неужели я проспал всю жизнь? Неужели вы думаете, что лучше меня знаете, как влюбленные обращаются с женщинами, мистер Небворт?
— Как вы обращаетесь с вашими возлюбленными, меня ничуть не интересует,
— сердито отвечал Небворт. — Я вас учу, как вы должны обращаться с моей возлюбленной! Тут никакой отсебятины я не допущу, прошу меня слушаться. В этом деле я собаку съел, с вашего разрешения! Обнимите ее правой рукой, Конноли. Наклоните голову. Вот так!.. Теперь повернитесь чуть-чуть налево. Выдвиньте подбородок немного вперед. Улыбайтесь, будьте вы прокляты, улыбайтесь! Разве это улыбка, я вас спрашиваю? — кипятился старик. — Улыбайтесь так, будто вы влюблены в нее. Постарайтесь вообразить, что вы любите ее больше жизни! Я потом буду извиняться перед вами, Адель. Постарайтесь вообразить, Конноли, постарайтесь!.. Ну, вот так лучше. У вас такое выражение, будто лимон застрял во рту! Смотрите ей в глаза… в глаза смотрите, говорю вам! Вот так… Теперь повторите сначала.
Старик суетился, бегал, размахивал руками, поправлял, наконец, с жестом отчаяния, решился:
— Черт с вами, пусть будет так. Камера!
Зажглись громадные электрические прожекторы, ослепив на мгновение яркими лучами артистов. Сухой треск динамо-машины покрыл возбужденный голос Небворта:
— Снимайте!
Оператор повернул ручку камеры. Началась съемка.
— На сегодня довольно, Конноли, — объявил Джек. — Теперь мисс Мендоза.
Адель подошла к Майклу и опустилась в кресло.
— Мистер Небворт прав, — произнесла она, качая головой. — Конноли не умеет вести любовных сцен.
— Кто же умеет? — спросил Майка. — Кроме настоящих влюбленных?
— Он должен внушить себе, что он влюблен, — настаивала Адель. — Не понимаю, почему его считают лучшим «любовником» в Англии!
Майкл усмехнулся.
Адель помолчала и спросила:
— Почему вы до сих пор здесь? Я думала, что ваша работа в Чичестере окончена.
— Не совсем, — загадочно ответил он. — Мне тут нужно наложить руку еще на одну особу.
Адель быстро взглянула на него.
— Еще кого-нибудь арестовать? Я думала, что после того, как вы арестовали бедного сэра Грегори…
— Бедного сэра Грегори! — воскликнул он. — Его счастье, что он так дешево отделался. Шесть месяцев тюрьмы — это лучшее, на что он мог рассчитывать. Он должен благодарить Бога, что его обвинили не в убийстве несчастного малайца, а только в нанесении побоев.
— Кого же вы теперь хотите арестовать?
— Я не совсем уверен… удастся ли мне арестовать ее.
— Это женщина? Что она сделала?
— Вину ее трудно определить в точности, — уклончиво ответил Майкл, — но виновата она в разных вещах… Прежде всего в том, что она вносит смятение в умы; во-вторых, она грозит общественному здоровью… во всяком случае здоровью одного из членов общества; в-третьих, безжалостное обращение с человеческими чувствами…
— Ах, вот как? — Адель звонко рассмеялась. — Мне кажется, это последствия вашего бреда — и моего, может быть, тоже — в ту ночь в госпитале. Но так как все видели, как вы целовали меня, я думаю, это вы тогда потеряли голову, а не я. Я вообще ничего не соображала. Нет, — прибавила она задумчиво, — я не собираюсь выходить замуж. Я…
— Только ради Бога, не говорите, что вы посвятили себя искусству, — прервал ее Майкл. — Это все говорят.
— Нет, я ничему себя не посвящала. Я просто хочу помешать моему лучшему другу совершить ошибку, в которой он потом будет раскаиваться всю жизнь. Перед вами открыта блестящая карьера, Майкл, и женитьба только помешает вам. Все будут считать, что я принесла вам несчастье, когда наступит неизбежный, час развода…
Оба расхохотались.
— Когда вы кончите надо мной издеваться, я скажу вам одну вещь, — объявил Майкл. — Я полюбил вас с той минуты, когда впервые увидел.
— Да, я знаю, — согласилась Адель. — Иначе вы вообще полюбить не можете. Если человеку нужно хотя бы три дня, чтобы осмотреться и проверить свои чувства, вы считаете, что это уже не любовь, а так что-то… я сама не знаю что. Вот это мне в вас и не нравится. Вообще, когда я в первый раз встретила вас, вы Мне очень не понравились, а вторая встреча привела меня прямо в ярость. С тех пор я сама не знаю, как терплю ваше общество. Одним словом, подождите, пожалуйста, пока я переоденусь и сниму грим.
Она убежала в уборную. Майкл поднялся и подошел к отдававшему последние распоряжения Джеку Небворту.
— Адель? О, она молодчина. Она только что получила предложение из Америки — не из Голливуда, а из Нью-Йорка. Я посоветовал ей не принимать предложения, пока она здесь не укрепит окончательно свою славу, но, думаю, ей никаких моих советов не нужно. Она все равно больше не будет сниматься для экрана.
— Почему? Откуда вы это взяли, Небворт?
— Она выходит замуж, — мрачно объявил Джек. — Я вижу разные признаки, и меня не проведешь. Я вам говорил уже, что начал замечать за ней некоторые странности. Она выходит замуж и бросает экран, вот и все, поверьте моему слову.
— За кого, вы не знаете? — спросил Майкл.
Старый Джек презрительно фыркнул:
— Не за Конноли, конечно, можете быть спокойны!
— Я думаю, не за меня! — обозлился молодой артист, обладавший тонким слухом. — Не такой я дурак! Уважающему себя артисту нельзя жениться. Жена
— это петля на шее. Артист лишается возможности полностью развернуть свои таланты. Между прочим, мистер Небворт, раз мы уж подошли к этой теме, может быть, вы скажете, действительно ли вы уверены, что в неудаче съемки виноват я? Вам не приходило в голову, что… не сердитесь, я не хочу говорить о ней ничего дурного… не приходило вам в голову, что мисс Лимингтон не совсем… как бы это сказать?.. что она не имеет в любви никакого опыта… она неспособна понять…
— Ошибаетесь, — вмешалась Стелла Мендоза, успевшая завоевать в студии прежнее положение и забывшая свою ревность к Адели.
— Нет, я не ошибаюсь, — упрямо возразил Конноли. — У меня в Англии было столько любовных приключений, сколько не снилось ни одному артисту, и я могу вам сказать, мисс Лимингтон совершенно бесчувственная натура, она лишена…
Он умолк и не окончил своей мысли, так как Адель появилась из уборной, весело простилась с труппой и ушла, а Майкл за ней.
— Вы бесчувственная натура, — сказал он, переводя ее через дорогу.
— Кто это говорил? Очень похоже на Конноли: это его любимое выражение.
— Он утверждает, что в любви вы ровно ничего не понимаете.
— Очень возможно, — коротко ответила она таким вызывающим тоном, что Майкл не посмел продолжать беседу на эту тему.
Молча они дошли до дома, где жила Адель.
— Единственный правильный путь, — вздохнул Майкл, вспоминая слова Небворта, — это обнять ее правой рукой, наклонить голову… и…
Неожиданно Адель очутилась в его объятиях, но не вырывалась. Она прижалась к его груди, подняла голову и протянула Майклу влажные полураскрытые губы.