– Да стоит ли ее так уж оправдывать? Она знала, что Гордон женат, – напомнила ему Катрин.
Джеф положил руки ей на плечи.
– И все же причина во мне.
– Да что ты такое говоришь! Мужчина, подчеркну еще раз, женатый мужчина приехал в горы с ребенком. Неужели этого недостаточно, чтобы на время оставить свои любовные амбиции? Ведь речь идет о женщине, а уж кому, как не нам, обостренно чувствовать присутствие ребенка, предугадывать его возможную реакцию на поведение отца. Неужели ей было все равно, что мой сын заметит их? Неужели наплевать, что будет твориться в его маленьком сердце, если он вдруг увидит, как она развлекается с его отцом назло тебе?
Кровь отхлынула от лица Джефа.
– Все эти соображения не снимают вины с меня. Господи, ну что мне стоило утолить ее любовный голод? Взял бы да переспал с ней… если бы я хотя бы составил ей компанию… или если бы Рон остался рядом со мной, когда я налаживал снаряжение…
– Что же там все-таки произошло?
Тот глубоко вздохнул.
– Мы договорились, что я первым спущусь с обрыва. Меня это устраивало. Лучше побыть одному… а не оставаться наедине с Сарой… – Он замолчал, заставляя себя вспомнить точную последовательность событий. – В общем, я ушел. Гордон и Сара болтали около палатки. Рон играл с мячом. Я пошел к машине – в багажнике у меня лежали веревки и снаряжение. Довольно долго возился, собирал все, что надо. На сердце было очень скверно, поэтому я делал все очень медленно. – Он впился пальцами в плечи Катрин. – Мяч упал с обрыва. Рон громко звал отца и просил достать игрушку. Я собрал снаряжение, вышел из-за джипа и… увидел эту парочку. Они даже не позаботились закрыть дверь палатки. И Рон увидел их. Он бросился на них с кулаками… Кричал: «Она не моя мама!»
– О Господи! – Слезы хлынули из глаз несчастной женщины.
– Рон выбежал из палатки, Гордон бросился догонять его, но споткнулся о камень и упал. Рон как слепой мчался прямо к обрыву. Я кричал ему, но мальчик ничего не слышал. То, что он увидел, оказалось для него… непереносимым. Я кинулся за малышом. Гордон поднялся и тоже побежал. Отец оказался ближе к Рону, чем я. Бежал изо всех сил, кричал, умолял сына остановиться. Но тот все бежал… не разбирая куда… и упал с обрыва… а отец… Гордон прыгнул за ним, как будто мог поймать его на лету и спасти.
Катрин еле добралась до кресла. Рыдания сотрясали женщину. Джеф опустился на пол у ее ног. Он крепко обнимал ее за плечи, прижимая к груди.
– Пожалуйста, продолжай, – умоляла она, безуспешно пытаясь остановить потоки слез. – Скажи мне… что было дальше. Мне нужно знать.
С тяжелым вздохом мужчина выпустил ее из объятий, поднялся, сел на софу напротив. Наклонившись вперед, устремил на Катрин взгляд, полный сочувствия и любви.
– Остальное вспоминается не так четко. Помню, мне пришлось ударить Сару по щеке, чтобы прекратить истерику, я… Я думал только о тебе. Нужно было быстро, до приезда спасателей, что-то придумать. Я сказал Саре, как надо отвечать на вопросы. Та кивала: да, она единственный свидетель. Мол, почти ничего не видела. Ни она, ни Гордон тут ни при чем. Согласились, что скандала быть не должно. На веревках я спустился вниз с обрыва и на дне нашел их тела. Они… лежали рядом. Руки Гордона, казалось, обнимали сына. Им уже ничем нельзя было помочь.
Катрин закрыла глаза.
– Гордон любил Рона, – с трудом выговорила она. Ей очень хотелось, чтобы все так и было… чтобы они обнимали друг друга, пока не пришел конец. – Он был… неплохой отец, поверь мне.
– Если бы он так не относился к тебе… его можно было бы считать хорошим человеком.
Женщина тщетно пыталась бороться с новым потоком слез.
– До этого мгновения я не осознавал, – продолжал Джеф, – как сильно Гордон любил Рона. Я знал, что он гордится им… и тобой он тоже гордился. Но я не предполагал, что он не сможет пережить потери сына.
Катрин покачала головой. Дело не только в этом. Во многих отношениях жена знала Гордона куда лучше, чем кто-либо другой. Она глубоко вздохнула. Пришло время правды. Абсолютной правды. Нельзя останавливаться. Человек один нес бремя вины, хотя виноваты были все. В том числе и она. Да, да – и она тоже.
– В том, что Гордон прыгнул с обрыва за Роном, выразилась не только его любовь к сыну. Я в этом уверена. Гордон не смог бы жить, зная, что Рон погиб из-за него. Ему пришлось бы отвечать передо мной. И это был бы конец всему, что для него имело какой-то смысл. Именно так! Конец всему! Думаю, он успел понять это. Интуитивно, но понял.
Джеф размышлял над ее словами, потом медленно кивнул.
– Возможно, ты права. И все-таки, если бы я взял на себя Сару…
– Если бы я тогда поехала, если бы Рон остался со мной дома… Если бы, если бы…
– Но ты же заболела.
– Я не болела.
Ответом был его недоумевающий взгляд из-под нахмуренных бровей.
– Просто притворилась больной. Потому что не хотела ехать. Я не могла выносить…
– Но тебе же нравилось жить в палатке. Ты же всегда любила горы, природу…
Краска смущения залила милое заплаканное женское лицо.
– Но с нами должен был поехать ты. На все выходные. Ты жил бы в соседней палатке с… женщиной. А Гордон… стал бы домогаться меня. А я бы думала про тебя с другой женщиной… в другой палатке… Когда я спала с Гордоном, я представляла тебя на его месте и ненавидела себя за это. Не могла больше выносить собственную… безнравственность. Меня просто мутило от подобных мыслей. Отсюда и твердое решение: не поеду! Пришлось притвориться больной!
– Не могу понять, зачем было притворяться? Ведь могла просто сказать, что не хочешь…
– Ох, ну пожалуйста, не перебивай, выслушай меня!
Его губы дрогнули.
– А поскольку я сказалась больной, Гордон посчитал невозможным оставлять со мной Рона. Сказал, чтобы я поправлялась, отдыхала и не беспокоилась о сыне. Мол, Рон может заразиться. Для мальчика – так сказал муж – даже хорошо побыть некоторое время с отцом и дядей Джефом. Мол, будущему мужчине нужно мужское общество. Что я могла ответить? Не признаваться же, что ты – причина всех моих проблем? Ложь вынудила сделать следующий шаг– я разрешила Рону уехать… и осталась дома.
– По-моему, ты приняла тогда вполне разумное решение. Стоит ли себя корить за это, если все последующие события абсолютно вне связи с твоим мнимым недомоганием.
– Как ты, однако, мягко излагаешь… мнимое недомогание… Это была ложь! Откровенная, явная ложь! Неужели не понимаешь? Мы все внесли свою лепту в то, что произошло. Естественно, никто не предвидел, как дело обернется, но тем не менее каждый внес свою долю лжи, и, значит, говорить, что ты один виновен в гибели Рона, – неправильно и несправедливо.
Он напряженно смотрел ей в глаза, все еще не веря услышанному.
– После всего, что я тебе рассказал… ты не винишь меня, Катрин? – тихо спросил он.
– Теперь ответь мне на такой вопрос: это ты положил мяч в сумку Рона?
– Я долго искал мяч. Любимая игрушка Рона. И вот все, что осталось от этих игр… А я… я ничего не мог сделать. Ничем не мог помочь. Почему-то мне показалось ужасно важным найти мяч. Это была последняя вещь, которую мальчик держал в руках… – На глаза Джефа навернулись слезы. – Прости… Хотелось, как лучше… Просто не знал, как утешить тебя. Все, что я мог… это найти мяч… и сочинить историю… чтобы отвести от тебя еще один удар.
– Сейчас я ценю это, дорогой… А раньше…
– На похоронах Сара плакала не потому, что потеряла Гордона. Как и я, Сара была потрясена случившимся. Не хотела даже подходить ко мне, так же как и я не хотел ее видеть. Невозможно забыть, что мы натворили…
– И все же ты встречался с ней после этого, – сказала Катрин. Теперь-то она абсолютно уверена, что Сара Картер не случайно заметила талант миссис Гайс. – Ты знал про мой контракт еще до того, как я тебе сказала об этом.
Вспомнилось, как собиралась удивить его тем, что самостоятельно добилась работы. Оказывается, и здесь ей помогала сильная рука друга.
– Да. Знал, – признался Джеф, как в тяжком преступлении.
– Откуда ты мог знать, что я предложу свои работы именно этому издательству?
– Когда ты спросила, куда лучше обратиться, издательство Сары первым пришло мне в голову. Хотя я знал, что ты получишь контракт в любом издательстве… – Он улыбнулся. – Ты и сама знаешь себе цену. Ты – хороший, я бы даже сказал, выдающийся художник.
– А ты – мой самый замечательный друг. – Катрин села к нему на колени, взяла в ладони его лицо, заставила посмотреть себе в глаза. Так хотелось надеяться, что в них он прочитает все, что у нее в душе. – Ты столько для меня сделал, Джеф. И так было всегда. Ты всегда помогал мне… Женщина о таком может только мечтать. Думаешь, я не понимаю этого? Не ценю? Или не люблю тебя?
– Катрин… – Надежда смыла страдания, только что искажавшие его лицо. Он вскочил, взял ее на руки, закружил по комнате. – Милая, милая, – повторял он, целуя ее волосы. – Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Все, что в моих силах…
– Я тоже мечтаю сделать тебя счастливым.
– Считай, что тебе это уже удалось.
– Постой, мне надо еще кое-что тебе сказать.
Он целовал ее и повторял:
– Я люблю тебя, Катрин. Люблю тебя, тебя одну. И всегда буду любить. Ты нужна мне. Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты была со мной…
– Наши желания совпадают, Джеф.
Его лицо засветилось радостью.
– Значит, все в порядке… Тогда чего же мы ждем?
Прежде чем женщина успела перевести дыхание, он легко опустил ее на диван. Глаза его не скрывали откровенного желания.
– Джеф, ну подожди, ты должен меня выслушать, – слабо протестовала она, – иначе… я никогда не сумею этого сказать.
– Итак, мы скоро поженимся…
– Конечно, поженимся.
Он расстегнул пуговицы на ее блузке, обнажил грудь, лаская и целуя соски.
– Мистер Томпсон, если вы сейчас же не остановитесь, то…
– Но ведь тебе же это нравится…
– Да, нравится… Но сейчас ты должен меня выслушать. Я хочу видеть твои глаза.
Он наклонился к ее лицу.
– Так?
– Чутье не обмануло меня, Джеф. – Голос ее дрожал от радости. Она вдруг ясно представила себе их будущее, их семью. – Там, в «Замке Берроуза», кое-что произошло…
– Знаю, знаю, – прошептал он нетерпеливо. – Я все помню… Но сейчас будет еще лучше…
– Произошло что-то очень важное, дорогой.
Он, наконец посерьезнев, взглянул на нее.
– Что именно?
– Об этом-то я и хотела сказать тебе утром.
– Ну не тяни же, говори…
– У нас будет ребенок, – глубоко вздохнув, объявила она.
Удивление в его глазах сменилось восторгом.
– Ребенок!
– Наш ребенок.
Его ласки стали нежными, почти благоговейными.
– Я люблю тебя, Катрин! Люблю всем сердцем.
– Я тоже люблю тебя, Джеф. Всем сердцем.
– Ребенок, – тихо повторил он, как будто пробуя это слово на вкус.
– Ты будешь папой, Джеф, – сказала Катрин.
Мягкая нежность засветилась в глазах мужчины. Он улыбнулся – и столько любви было в этой улыбке!
– Самый лучший подарок в моей жизни.
– Да, ты сделал мне этот самый лучший в нашей жизни подарок.
Он снова улыбнулся и проговорил:
– Я буду папой…
Джеф положил руки ей на плечи.
– И все же причина во мне.
– Да что ты такое говоришь! Мужчина, подчеркну еще раз, женатый мужчина приехал в горы с ребенком. Неужели этого недостаточно, чтобы на время оставить свои любовные амбиции? Ведь речь идет о женщине, а уж кому, как не нам, обостренно чувствовать присутствие ребенка, предугадывать его возможную реакцию на поведение отца. Неужели ей было все равно, что мой сын заметит их? Неужели наплевать, что будет твориться в его маленьком сердце, если он вдруг увидит, как она развлекается с его отцом назло тебе?
Кровь отхлынула от лица Джефа.
– Все эти соображения не снимают вины с меня. Господи, ну что мне стоило утолить ее любовный голод? Взял бы да переспал с ней… если бы я хотя бы составил ей компанию… или если бы Рон остался рядом со мной, когда я налаживал снаряжение…
– Что же там все-таки произошло?
Тот глубоко вздохнул.
– Мы договорились, что я первым спущусь с обрыва. Меня это устраивало. Лучше побыть одному… а не оставаться наедине с Сарой… – Он замолчал, заставляя себя вспомнить точную последовательность событий. – В общем, я ушел. Гордон и Сара болтали около палатки. Рон играл с мячом. Я пошел к машине – в багажнике у меня лежали веревки и снаряжение. Довольно долго возился, собирал все, что надо. На сердце было очень скверно, поэтому я делал все очень медленно. – Он впился пальцами в плечи Катрин. – Мяч упал с обрыва. Рон громко звал отца и просил достать игрушку. Я собрал снаряжение, вышел из-за джипа и… увидел эту парочку. Они даже не позаботились закрыть дверь палатки. И Рон увидел их. Он бросился на них с кулаками… Кричал: «Она не моя мама!»
– О Господи! – Слезы хлынули из глаз несчастной женщины.
– Рон выбежал из палатки, Гордон бросился догонять его, но споткнулся о камень и упал. Рон как слепой мчался прямо к обрыву. Я кричал ему, но мальчик ничего не слышал. То, что он увидел, оказалось для него… непереносимым. Я кинулся за малышом. Гордон поднялся и тоже побежал. Отец оказался ближе к Рону, чем я. Бежал изо всех сил, кричал, умолял сына остановиться. Но тот все бежал… не разбирая куда… и упал с обрыва… а отец… Гордон прыгнул за ним, как будто мог поймать его на лету и спасти.
Катрин еле добралась до кресла. Рыдания сотрясали женщину. Джеф опустился на пол у ее ног. Он крепко обнимал ее за плечи, прижимая к груди.
– Пожалуйста, продолжай, – умоляла она, безуспешно пытаясь остановить потоки слез. – Скажи мне… что было дальше. Мне нужно знать.
С тяжелым вздохом мужчина выпустил ее из объятий, поднялся, сел на софу напротив. Наклонившись вперед, устремил на Катрин взгляд, полный сочувствия и любви.
– Остальное вспоминается не так четко. Помню, мне пришлось ударить Сару по щеке, чтобы прекратить истерику, я… Я думал только о тебе. Нужно было быстро, до приезда спасателей, что-то придумать. Я сказал Саре, как надо отвечать на вопросы. Та кивала: да, она единственный свидетель. Мол, почти ничего не видела. Ни она, ни Гордон тут ни при чем. Согласились, что скандала быть не должно. На веревках я спустился вниз с обрыва и на дне нашел их тела. Они… лежали рядом. Руки Гордона, казалось, обнимали сына. Им уже ничем нельзя было помочь.
Катрин закрыла глаза.
– Гордон любил Рона, – с трудом выговорила она. Ей очень хотелось, чтобы все так и было… чтобы они обнимали друг друга, пока не пришел конец. – Он был… неплохой отец, поверь мне.
– Если бы он так не относился к тебе… его можно было бы считать хорошим человеком.
Женщина тщетно пыталась бороться с новым потоком слез.
– До этого мгновения я не осознавал, – продолжал Джеф, – как сильно Гордон любил Рона. Я знал, что он гордится им… и тобой он тоже гордился. Но я не предполагал, что он не сможет пережить потери сына.
Катрин покачала головой. Дело не только в этом. Во многих отношениях жена знала Гордона куда лучше, чем кто-либо другой. Она глубоко вздохнула. Пришло время правды. Абсолютной правды. Нельзя останавливаться. Человек один нес бремя вины, хотя виноваты были все. В том числе и она. Да, да – и она тоже.
– В том, что Гордон прыгнул с обрыва за Роном, выразилась не только его любовь к сыну. Я в этом уверена. Гордон не смог бы жить, зная, что Рон погиб из-за него. Ему пришлось бы отвечать передо мной. И это был бы конец всему, что для него имело какой-то смысл. Именно так! Конец всему! Думаю, он успел понять это. Интуитивно, но понял.
Джеф размышлял над ее словами, потом медленно кивнул.
– Возможно, ты права. И все-таки, если бы я взял на себя Сару…
– Если бы я тогда поехала, если бы Рон остался со мной дома… Если бы, если бы…
– Но ты же заболела.
– Я не болела.
Ответом был его недоумевающий взгляд из-под нахмуренных бровей.
– Просто притворилась больной. Потому что не хотела ехать. Я не могла выносить…
– Но тебе же нравилось жить в палатке. Ты же всегда любила горы, природу…
Краска смущения залила милое заплаканное женское лицо.
– Но с нами должен был поехать ты. На все выходные. Ты жил бы в соседней палатке с… женщиной. А Гордон… стал бы домогаться меня. А я бы думала про тебя с другой женщиной… в другой палатке… Когда я спала с Гордоном, я представляла тебя на его месте и ненавидела себя за это. Не могла больше выносить собственную… безнравственность. Меня просто мутило от подобных мыслей. Отсюда и твердое решение: не поеду! Пришлось притвориться больной!
– Не могу понять, зачем было притворяться? Ведь могла просто сказать, что не хочешь…
– Ох, ну пожалуйста, не перебивай, выслушай меня!
Его губы дрогнули.
– А поскольку я сказалась больной, Гордон посчитал невозможным оставлять со мной Рона. Сказал, чтобы я поправлялась, отдыхала и не беспокоилась о сыне. Мол, Рон может заразиться. Для мальчика – так сказал муж – даже хорошо побыть некоторое время с отцом и дядей Джефом. Мол, будущему мужчине нужно мужское общество. Что я могла ответить? Не признаваться же, что ты – причина всех моих проблем? Ложь вынудила сделать следующий шаг– я разрешила Рону уехать… и осталась дома.
– По-моему, ты приняла тогда вполне разумное решение. Стоит ли себя корить за это, если все последующие события абсолютно вне связи с твоим мнимым недомоганием.
– Как ты, однако, мягко излагаешь… мнимое недомогание… Это была ложь! Откровенная, явная ложь! Неужели не понимаешь? Мы все внесли свою лепту в то, что произошло. Естественно, никто не предвидел, как дело обернется, но тем не менее каждый внес свою долю лжи, и, значит, говорить, что ты один виновен в гибели Рона, – неправильно и несправедливо.
Он напряженно смотрел ей в глаза, все еще не веря услышанному.
– После всего, что я тебе рассказал… ты не винишь меня, Катрин? – тихо спросил он.
– Теперь ответь мне на такой вопрос: это ты положил мяч в сумку Рона?
– Я долго искал мяч. Любимая игрушка Рона. И вот все, что осталось от этих игр… А я… я ничего не мог сделать. Ничем не мог помочь. Почему-то мне показалось ужасно важным найти мяч. Это была последняя вещь, которую мальчик держал в руках… – На глаза Джефа навернулись слезы. – Прости… Хотелось, как лучше… Просто не знал, как утешить тебя. Все, что я мог… это найти мяч… и сочинить историю… чтобы отвести от тебя еще один удар.
– Сейчас я ценю это, дорогой… А раньше…
– На похоронах Сара плакала не потому, что потеряла Гордона. Как и я, Сара была потрясена случившимся. Не хотела даже подходить ко мне, так же как и я не хотел ее видеть. Невозможно забыть, что мы натворили…
– И все же ты встречался с ней после этого, – сказала Катрин. Теперь-то она абсолютно уверена, что Сара Картер не случайно заметила талант миссис Гайс. – Ты знал про мой контракт еще до того, как я тебе сказала об этом.
Вспомнилось, как собиралась удивить его тем, что самостоятельно добилась работы. Оказывается, и здесь ей помогала сильная рука друга.
– Да. Знал, – признался Джеф, как в тяжком преступлении.
– Откуда ты мог знать, что я предложу свои работы именно этому издательству?
– Когда ты спросила, куда лучше обратиться, издательство Сары первым пришло мне в голову. Хотя я знал, что ты получишь контракт в любом издательстве… – Он улыбнулся. – Ты и сама знаешь себе цену. Ты – хороший, я бы даже сказал, выдающийся художник.
– А ты – мой самый замечательный друг. – Катрин села к нему на колени, взяла в ладони его лицо, заставила посмотреть себе в глаза. Так хотелось надеяться, что в них он прочитает все, что у нее в душе. – Ты столько для меня сделал, Джеф. И так было всегда. Ты всегда помогал мне… Женщина о таком может только мечтать. Думаешь, я не понимаю этого? Не ценю? Или не люблю тебя?
– Катрин… – Надежда смыла страдания, только что искажавшие его лицо. Он вскочил, взял ее на руки, закружил по комнате. – Милая, милая, – повторял он, целуя ее волосы. – Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Все, что в моих силах…
– Я тоже мечтаю сделать тебя счастливым.
– Считай, что тебе это уже удалось.
– Постой, мне надо еще кое-что тебе сказать.
Он целовал ее и повторял:
– Я люблю тебя, Катрин. Люблю тебя, тебя одну. И всегда буду любить. Ты нужна мне. Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты была со мной…
– Наши желания совпадают, Джеф.
Его лицо засветилось радостью.
– Значит, все в порядке… Тогда чего же мы ждем?
Прежде чем женщина успела перевести дыхание, он легко опустил ее на диван. Глаза его не скрывали откровенного желания.
– Джеф, ну подожди, ты должен меня выслушать, – слабо протестовала она, – иначе… я никогда не сумею этого сказать.
– Итак, мы скоро поженимся…
– Конечно, поженимся.
Он расстегнул пуговицы на ее блузке, обнажил грудь, лаская и целуя соски.
– Мистер Томпсон, если вы сейчас же не остановитесь, то…
– Но ведь тебе же это нравится…
– Да, нравится… Но сейчас ты должен меня выслушать. Я хочу видеть твои глаза.
Он наклонился к ее лицу.
– Так?
– Чутье не обмануло меня, Джеф. – Голос ее дрожал от радости. Она вдруг ясно представила себе их будущее, их семью. – Там, в «Замке Берроуза», кое-что произошло…
– Знаю, знаю, – прошептал он нетерпеливо. – Я все помню… Но сейчас будет еще лучше…
– Произошло что-то очень важное, дорогой.
Он, наконец посерьезнев, взглянул на нее.
– Что именно?
– Об этом-то я и хотела сказать тебе утром.
– Ну не тяни же, говори…
– У нас будет ребенок, – глубоко вздохнув, объявила она.
Удивление в его глазах сменилось восторгом.
– Ребенок!
– Наш ребенок.
Его ласки стали нежными, почти благоговейными.
– Я люблю тебя, Катрин! Люблю всем сердцем.
– Я тоже люблю тебя, Джеф. Всем сердцем.
– Ребенок, – тихо повторил он, как будто пробуя это слово на вкус.
– Ты будешь папой, Джеф, – сказала Катрин.
Мягкая нежность засветилась в глазах мужчины. Он улыбнулся – и столько любви было в этой улыбке!
– Самый лучший подарок в моей жизни.
– Да, ты сделал мне этот самый лучший в нашей жизни подарок.
Он снова улыбнулся и проговорил:
– Я буду папой…