Уотт-Эванс Лоуренс. Ночь Безумия

   Он встал, потянулся и собрался снова усесться на камень, но тут ряды стражников расступились и появилась леди Альрис.
   – Ханнер! – неуверенно окликнула она, вглядываясь в слоняющихся по площади чародеев. Ханнер сообразил, что его скрывает тень часовенки; шагнув вперед, он откликнулся:
   – Я тут!
   – Где?.. – Альрис поискала взглядом, потом подбежала к нему и остановилась в паре шагов.
   – Тебя послал дядюшка?
   Альрис кивнула:
   – Он не может оставить дворец.
   Ничего удивительного в этом не было. Ханнер предполагал, что дядя заперся где-то с правителем, чтобы обсудить положение, хоть Нараль и говорил, будто правитель удалился в опочивальню и не велел себя тревожить.
   А возможно, дядя беседует с чиновниками – надо же решить, чем первым делом им заняться утром.
   – Значит, нам можно войти?
   – Ни в коем случае! – затрясла головой Альрис. – Войти нельзя никому. Поэтому-то дядя Фаран и не вышел – правитель приказал не впускать никого. Даже его! Ни стражу, ни вестников – им приходится передавать свои послания через дверь, не входя внутрь. Исключений не делается ни для кого.
   – Ну и ну! – поразился Ханнер. – А как же тогда вернешься ты?
   – А я не вернусь, – заявила Альрис. – Я остаюсь с тобой. – Она улыбнулась Ханнеру – так радостно, как не улыбалась уже много месяцев. – Вот это будет приключение!
   – Остаёшься со мной – но где?
   – Вот как раз затем дядя меня и послал. – Она полезла в кошель у пояса и вытащила причудливый черный ключ. – Он не доверил бы его никому, кроме нас, а Нерра отказалась идти... вот я и вызвалась.
   Ханнер никогда прежде не видел ключа, но тут же понял, от чего он. Официальная резиденция лорда Фарана была во дворце – чтобы он всегда был на месте, когда понадобится правителю. Вот только на месте он бывал далеко не всегда. Вo дворце он проводил от силы четыре ночи из десяти. Ханнер с сестрами давно подозревали, что у дядюшки есть еще и неофициальная резиденция, где он может заниматься тем, чего не одобрит правитель и на что косо посмотрели бы во дворце. Однако никто из них не знал, где находится этот второй дядюшкин дом – по крайней мере до сих пор не знал.
   – Он сказал тебе, где это? – спросил Ханнер.
   Альрис кивнула:
   – На северо-восточном углу улиц Высокой и Коронной.
   Значит, всего в полдюжине кварталов на юго-запад от того места, где они находятся, в Новом городе.
   – Показывай дорогу, – сказал Ханнер. Потом, уже громче, позвал: – Йорн! Рудира! Варрин! Все, кто есть! За мной!
   Альрис вздрогнула и взгляд ее тревожно заметался, когда чародеи, поднявшись – кое-кто сразу в воздух, – собрались вокруг.
   – Дядя Фаран сказал: нам можно поселиться там. Нам с тобой, не всем им.
   – Им надо где-то переночевать, – сказал Ханнер. – В Волшебном квартале я велел им следовать за собой; я за них отвечаю. Они могут спать на полу. Уверен, мы сможем разместить всех.
   Ханнер достаточно хорошо знал вкусы своего дядюшки, чтобы быть в этом уверенным. Фарана для забав не устроила бы простая меблированная комната. Ханнер полагал, что апартаменты дядюшки достаточно просторны.
   – Я не... – начала было Альрис.
   – Альрис, – оборвал сестру Ханнер. – Мы идем все. Решаю здесь я, не ты. Если дядюшке не понравится мое решение, мы обсудим с ним это позже. А теперь веди.
   Весьма неохотно, но Альрис подчинилась, и отряд, покинув освещенную факелами площадь, вновь окунулся в тени и тьму улиц.

Глава 10

   Кеннан стоял на углу площади, растерянно глядя на ряды солдат.
   Его не подпустят ко дворцу. Когда он сказал, что ему надо поговорить с лорд-мэром, что у него похитили сына, ему ответили, что тут добрая сотня таких же, как он, в очереди и что правитель не разрешил пропускать к лорду Караннину никого.
   А потом с Аренной улицы налетели люди, и солдаты не только не арестовали их и не попытались убить, а, наоборот, прислали кого-то с ними поговорить.
   Привстав на цыпочки, чтобы лучше видеть, Кеннан смотрел, как офицер разговаривает с молодым толстяком в модной тунике.
   Он видел, как офицер обернулся и подозвал к себе стражника. Они обменялись парой слов, потом стражник повернулся и направился ко дворцу.
   Кеннан следил, кипя негодованием, – неужели стражника пустят туда, куда ему, честному горожанину, пришедшему требовать причитающееся ему по закону, ходу нет?
   Но стражник дошел до моста и передал свое послание, в чем бы оно ни заключалось, оттуда.
   Стало быть, даже вестников не впускают внутрь.
   И, стало быть, ему нечего и надеяться попасть во дворец этой ночью. Он перевел взгляд на пеструю компанию близ Аренной улицы: юношу в модной тунике, летающую шлюху, потревоженного стражника и всех остальных. Если солдаты говорят с ними, так он тоже поговорит. Они могут знать, что происходит и куда утащили Акена, решил Кеннан, и двинулся в обход площади.
   Когда он добрался до Аренной улицы, компания переместилась, и Кеннану понадобилось время, чтобы снова отыскать их. Кто-то слонялся по площади, кто-то стоял, кто-то сидел, привалясь к стене, но определить, кто тут волшебник, Кеннан не мог: в воздухе сейчас никого не было.
   В конце концов он заметил рыжую шлюху, притулившуюся на заборе одного из особняков площади Аристократов. Кеннан подошел поближе.
   – Эй! – окликнул он женщину. – Можно поговорить с тобой?
   – Я не работаю, – отрезала она. – Убирайся.
   У Кеннана запылали уши.
   – Я не клиент, – заявил он. – Я хотел бы спросить у тебя... про сына.
   Рыжеволосая бросила на Кеннана скучающий взгляд.
   – Как он себя называл?
   – Он тоже не был твоим клиентом. Это не связано с тобой.
   – Тогда почему ты спрашиваешь меня?
   – Ты летала, я видел, – объяснил Кеннан. – Я и подумал, может, ты что знаешь.
   Шлюха вздохнула.
   – Давай спрашивай. Только вряд ли я что-то знаю.
   – Его зовут Акен Крепкая Рука. Сегодня вечером его утащили из спальни – при помощи магии, через окно.
   Женщина пожала плечами.
   – Никогда о нем не слышала, – сказала она. – И ни о ком, кого бы утащили через окно. Прости.
   – Есть тут еще кто-нибудь, кого можно расспросить? Какой-нибудь маг?..
   Снова пожатие плеч.
   – Неужто в тебе нет пи капли сострадания, женщина?! – вскричал Кеннан. – Я потерял сына и хочу знать, с кого спрашивать!
   – С кого спрашивать – не знает никто, старик! – крикнула в ответ рыжая. – Мы не знаем ни тебя, ни твоего сына, и – если ты вдруг не заметил – полгорода свихнулось сегодня, и люди били стекла, и крушили дома, и устраивали пожары... а кое-кому из нас эту силу навязали, и знаем мы не больше твоего!
   Кеннан в немом гневе смотрел на нее снизу вверх, кулаки его сжимались и разжимались сами собой.
   – Убирайся, – сказала она, и Кеннан ощутил, как его помимо воли отодвигают назад, на площадь. 
   Он попытался сопротивляться, но ничего не вышло, и в конце концов Кеннан повернулся и зашагал прочь. Завернув за угол, где рыжая ведьма не могла его видеть, он остановился, глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки.
   Он не знал, кто эти люди, но они обязаны были кое-что ему объяснить. 
   Тут он услышал позади шум: из-за спин солдат вышла молоденькая девушка и, оглядываясь, позвала: «Ханнер!»
   Кеннан обернулся – из темноты возник парень в отделанной шелком тунике и заговорил с девушкой, которая, как сообразил Кеннан, пришла из дворца.
   Что-то здесь происходит, ясно как день. Все эти люди заодно, в этом Кеннан может поклясться. Он впился в них глазами, стараясь разобрать, о чем у них речь.
   «Никто не войдет!» – сказала девушка. Следующую ее фразу Кеннан не разобрал, но эту расслышал четко. Он вслушался и услышал еще: «Никаких исключений!»
   Следующих фраз Кеннан снова не разобрал, но потом девушка воскликнула: «Вот будет приключение!» Она полезла в кошель и показала мужчине что-то, чего Кеннан не разглядел.
   Потом он снова ничего не слышал, а потом мужчина громко позвал: «Йорн! Рудира! Варрин! Все, кто есть! За мной!» Девушка попыталась возразить, спора их Кеннан не слышал, но молодой человек явно взял верх. Девушка повернулась и пошла с площади в темноту площади Аристократов. Несколько человек из тех, что стояли и сидели кругом, поднялись и отправились следом, а рыжая девка и еще двое не пошли, а полетели.
   После мгновения колебаний Кеннан двинулся за ними.
   – Вы будете делать то, что я говорю! – проревел Элькен-Попрошайка. Он парил над Стофутовым полем, тыча указующим перстом в три десятка человек, которых ему удалось собрать.
   – Элькен, ну что за дурь, – сказала Танна-Воровка. – Если ты теперь такой крутой маг, чего тебе торчать здесь? – Она кивнула на Пристенную улицу. – Отправлялся бы в город и устраивался бы там.
   – Заткнись! – рявкнул Элькен. – Мне лучше знать. В городе я уже побывал. Там сотни волшебников, и ими командуют лорды, но здесь – здесь только я, один на вас всех, так что вы теперь, считайте, мои рабы.
   – Ну ладно, хорошо, – сказала какая-то старуха. – Чего ты от нас хочешь?
   – Так-то лучше, – хмыкнул Элькен. – Я хочу, чтобы вы собрали все свои шатры и навесы и сделали жилище, достойное меня. А еще мне нужна вся еда. Если у кого есть ушка – тащите и ее.
   Люди переглянулись, начали перешептываться и пожимать плечами.
   Спустя двадцать минут Элькен возлежал на груде мягкой рухляди – большой груде, собранной по меньшей мере из дюжины хижин поля, – под навесом из шатра старого Келдера, натянутого на жерди от лачуги Анарана-Воришки. В одной руке он держал кусок вяленого мяса, в другой – полупустую бутыль ушки.
   Он глотнул пойла и широко улыбнулся.
   – Боги благосклонны ко мне, – заявил он. – Похоже, они хотят извиниться за то, что заставили меня ночью страдать от кошмара.
   Воспоминание о сне – о том, как он падал, горел, был похоронен заживо, – было настолько неприятным, что улыбка Элькена увяла и он надолго присосался к бутылке.
   – Боги справедливы, – заметила Танна. Она сидела поодаль, так, чтобы он не мог до нее дотянуться.
   –Разумеется, – согласился Элькен и осушил бутылку. – Поди сюда, женщина.
   Танна неохотно подошла – ясно было, что иначе Элькен с помощью своей таинственной силы притянет ее, – и улеглась рядом с ним.
   Как она и ожидала, он был слишком пьян, чтобы сделать что-нибудь большее, чем просто потискать, прежде чем впасть в прострацию. Несколько минут он еще бормотал что-то, потом голова его откинулась, глаза закрылись, и он захрапел.
   Танна немного выждала – просто для верности.
   Потом вытащила из-за пояса маленький острый разделочный нож, повернулась и полоснула Элькена по сонной артерии.
   Он тут же проснулся, но не успел поднести руку к ране, как Танна перерезала ему горло от уха до уха.
   Его магическая сила отшвырнула ее; Танна вылетела из-под навеса, шлепнулась наземь и быстро откатилась в сторону – увертываться от нападений она за долгие годы выучилась преотлично, а магическое нападение не слишком-то отличалось от обычных.
   Когда она встала на нош и осторожно подошла к Элькену, он был недвижим и тих, глаза широко открыты.
   – Все в порядке, – проговорила Танна. – Он мертв.
   Остальные тут же выползли из своих укрытий и собрались вокруг нее поглазеть на труп.
   – Жаль, что пострадали одеяла, – сказала Тапиа, глядя на мертвеца. – Какая хорошая вещь пропала зря!
   Никто не понял, что она имела в виду – залитое кровью ложе или магию Элькена.

* * *

   – Просто не верится, что ты послал ее туда! – заявила Нерра, обжигая дядюшку взглядом.
   Фаран не смотрел на нее; вместо этого он подчеркнуто углубился в отчет, полученный от капитана Венгара.
   – С ней все будет в порядке, – сказал он. – Идти ей всего несколько кварталов, и не одной, а с Ханнером, а потом они оба укроются в моем доме.
   – У тебя в самом деле есть дом в Новом городе?
   – В самом деле. И очень давно.
   – Так вот куда ты уходишь, когда не берешь нас с собой!
   – Как правило, да.
   – Значит, Ханнер и Альрис будут теперь всегда там жить?
   Фаран положил бумаги на стол.
   – Очень надеюсь, что нет, – сказал он. – Полагаю, утром, когда, выспавшись, лорд Азрад придет в себя, а солнечный свет разгонит ночные тени, Ханнер и Альрис вернутся сюда, а мой дом снова станет моим.
   – Но теперь они будут знать, где он.
   Фаран вздохнул.
   – Нерра, в городе великое множество людей знают, где он. Любой, кто захочет это узнать, узнает запросто. Не думаю, правда, что кому-нибудь есть до этого дело.
   – Тогда почему же ты никогда не говорил о нем нам?
   – Потому что вас это никоим образом не касалось.
   – Но...
   Фарана донельзя утомили ее расспросы – к тому же он не выспался. Он так глянул на девушку, что та осеклась.
   – Ступай спать, Нерра, – сказал он. – Если тебе хочется заваливать меня дурацкими вопросами, подожди до утра. – Он встал и ушел в спальню.
   Нерра проводила его взглядом, потом огляделась и поняла, что осталась в комнате одна.
   И в спальне она тоже будет одна, ведь Альрис ушла из дворца. Она осталась одна, а все эти сумасшедшие маги, или демоны в человеческом обличье, или... в общем, кем бы они там ни были, заполонили сейчас город и небеса над ним. Городская стража охраняет площадь, но что может стражник против демона? И что проку от стражи, если свихнувшийся волшебник перелетит через канал прямо к окну ее спальни?..
   Одна только мысль об этом заставила Нерру вздрогнуть, выбора у нее не было. Девушка неохотно побрела в спальню, влезла в постель, задернула полог и зарылась в одеяла, уверенная, что этой ночью не сомкнет глаз.
   Не прошло и пары минут, как она спокойно спала.

Глава 11

   Ханнер стоял на тротуаре Коронной улицы и глядел на темнеющий за садовой стеной фасад высокого дома.
   – Весь этот дом дядин? – спросил он.
   – Так он сказал, – отозвалась Альрис.
   Ханнер поморщился. Мог бы и догадаться, сказал он себе. Здесь ничего не стоило устроить всю компанию – его самого, сестрицу, чародеев-помощников и чародеев-арестантов, даром что одних было пятнадцать, а других – четверо. Вполне возможно, удастся даже уложить каждого на отдельную постель. В неофициальной резиденции лорда Фарана было четыре этажа, а стена сада тянулась вдоль Коронной улицы от Высокой улицы почти до угла Купеческой.
   – А где ворота? – спросил один из чародеев.
   – А зачем они? – И Рудира легко перемахнула через стену.
   – Кое-кому нужны, – проворчал Йорн.
   – Ворота на Высокой улице, – махнула рукой Альрис.
   Они прошли по Коронной улице и свернули на Высокую. Садовая стена, что скрывала первый этаж, почти сразу сменилась кованой оградой с остриями-копьями. Заглянув меж прутьев, Ханнер увидел большие окна с мелкими стеклами в стене из кирпича и черного камня по другую сторону дворика в пять-шесть футов шириной. Рудира была уже во дворе и быстро шла к двери; Ханнер все же задержался, чтобы бросить взгляд на весь дом.
   Окна были темны, при входе – ни ламп, ни факелов, но этому едва ли стоило удивляться.
   Изящные створки железных ворот в дюжине ярдов от глухой стены охраняли вход во двор. К удивлению Ханнера, они оказались не заперты; он легонько толкнул – и они беззвучно распахнулись. Ханнер прошел во двор, где у дверей дома, нетерпеливо притопывая, уже стояла Рудира.
   – Я могла бы открыть и сама, – проговорила она.
   – Не ломая? – Ханнеру стало вдруг интересно, что может, а чего не может магия.
   – Думаю, да, но не уверена, а у вас ведь есть ключ, вот я и решила подождать.
   – Спасибо, – поблагодарил Ханнер и повернулся. Альрис стояла за ним с ключом в руке; не приближаясь к двери, она подозрительно смотрела на Рудиру.
   – Я отопру, Альрис, – сказал он, беря у нее ключ. Замок легко открылся, и дверь распахнулась.
   В холле было, конечно, темно. Ханнер вошел и поманил остальных, потом остановился, чтобы дать привыкнуть глазам.
   Сбоку, тускло осветив холл, занялся алый свет. Ханнер изумленно обернулся в ту сторону – там, подняв руку, стояла Рудира, и рука эта сияла.
   В этом неярком свете Ханнер увидел, как напряжено лицо Рудиры – губы ее приоткрылись, зубы были крепко сжаты, она морщилась и тяжело дышала.
   Свет стал ярче и сделался оранжевым, потом стал еще ярче, но так и не приобрел другого оттенка. Рудира прерывисто, протяжно вздохнула и расслабилась. Свечение осталось ровным.
   Ханнер быстро осмотрелся и заметил на столе у дверей подсвечник.
   – Есть у кого-нибудь огниво? – спросил он. – Мы же не хотим, чтоб Рудира совсем утомилась?
   Рудира повернула голову и увидела свечу.
   – Я и сама могу ее зажечь, – сказала она и начала медленно опускать сияющую руку.
   – Не стоит, – остановил ее Ханнер. Альрис уже вытаскивала из кошеля кремень и кресало; миг – и свеча загорелась.
   – Можешь теперь отдохнуть, – сказал Ханнер Рудире, кивнув на ее все еще светящуюся руку, и поднял подсвечник. – Мне не трудно, – отозвалась женщина, но свет померк.
   – А мне показалось – наоборот.
   – Только сначала, пока я не поняла, как это делается. Трудно начать, дальше идет легче. С этими чарами всегда так – чем больше ими пользуешься, тем легче у тебя всё выходит. Главная сложность – понять, как сделать что-нибудь новое.
   – Тебе это, кажется, неплохо удается, – заметил Ханнер. – Я еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь заставил что-то светиться. По большей части они только вещи расшвыривают. – Говоря это, он осматривал просторный холл.
   Как он и ожидал от дядюшки Фарана, убранство было пышным, но элегантным. В ширину холл был футов в пятнадцать, в высоту – не меньше двенадцати, а дальнего его конца в свете одной свечи Ханнер разглядеть не мог. Над темным деревом панелей белые стены были расписаны золотом и украшены лепным орнаментом и золочеными пилястрами. На стенах между колоннами блестели медные подсвечники; арки дверей вели в другие помещения. Перед Ханнером и его спутниками уходила вверх великолепная лестница из мореного дуба, застеленная темно-красным ковром. Слева за аркой уходил в темноту коридор; справа виднелась белая с золотом закрытая дверь.
   – Да благословят нас боги!.. – выдохнул Зарек, глядя на всю эту роскошь.
   – По крайней мере у нас есть крыша над головой, – кисло сказал Ханнер, знаком предлагая войти тем, кто еще медлил снаружи.
   Он пересчитал людей. Рудира и Альрис вошли вместе с ним; Йорн и Зарек держались сразу за ними. Он по-прежнему не помнил всех имен, но насчитал четверых пленников и двенадцать других чародеев, и когда все вошли в дом, вышел, чтобы удостовериться, не остался ли кто снаружи.
   Мимо медленно прошаркал пожилой человек, покосился на него, но промолчал. Больше на улице никого не было. Удовлетворенный осмотром, Ханнер закрыл и запер дверь.
   Тут только он заметил колокольчик, что покачивался рядом с дверью как раз над местом, где стояла свеча.
   – Ради всего... – начал он, но оборвал себя и дернул шнур. В глубине дома глухо звякнуло.
   Конечно, в доме могло и не быть слуг, но это представлялось сомнительным – кругом все сверкало чистотой, к тому же дядя Фаран наверняка желал, чтобы, когда он неожиданно является сюда с очередной пассией, им должным образом прислуживали.
   Позвонив, Ханнер повернулся к своим людям. Ему трудно было разглядеть всех в бледном свете одинокой свечи, но Ханнер был уверен: они здесь все. Он кашлянул, и все лица обратились к нему.
   – Ну, так, – сказал Ханнер. – Не знаю, откликнется ли кто-нибудь на звонок, но если откликнется, она или он будут куда лучше меня знать, где устроить вас на ночь. Я же, со своей стороны, должен предупредить вас кое о чем, что вы должны знать, ночуя здесь.
   Это дом моего дядюшки – лорда Фарана. Да, того самого лорда Фарана, главного советника правителя. Зная своего дядю, я уверен: он знает, где именно стоит и сколько именно стоит каждая вещь в этом доме. Большинство из вас – честные люди, захваченные врасплох ночным безумием, и вины на вас нет, но кое-кто... скажем так, не вполне честен, а тут на него сваливаются магические способности. К тому же, я уверен, не многие бывали когда-либо в настолько богатых домах. Вам может захотеться... одолжить безделушку-другую или устроить еще что-нибудь в таком духе. Не вздумайте!
   Я знаю своего дядю. Только троньте то, что принадлежит ему, только сломайте, разбейте или стащите хоть вещицу – и вам не сносить головы. Мы надеемся, что все вы будете вести себя здесь примерно. Заранее благодарю.
   – Но мы же чародеи, – сказал один юноша, совсем еще мальчик. – Разве мы... разве это ничего не значит?
   – Не знаю, – честно признался Ханнер. – Мне почти ничего не известно о чародействе. Но что я знаю, и наверняка – так это что не стоит пытаться надуть моего дядюшку.
   Он стоял у дверей, лицом к холлу, а все остальные обернулись к нему, а потому Ханнер первым заметил свет, мелькнувший под лестницей.
   – Ага! – сказал он и сделал шаг вперед.
   Из-под лестницы появился человек в добротной белой рубахе и черных штанах. В руке он держал медную лампу. В холле сразу стало светлее. Человек застыл, изумленно глядя на толпу перед собой.
   – Привет! – Ханнер пробрался через сгрудившихся чародеев. – Я – лорд Ханнер, племянник лорда Фарана. – Он показал слуге ключ. – В городе произошло кое-что непредвиденное, и дядюшка позволил мне и моему отряду переночевать здесь.
   – Милорд, – промямлил слуга, продолжая недоуменно смотреть на кучу неожиданных гостей.
   – Это моя сестра, леди Альрис. – Ханнер подошел к ней. – А ты...
   – Берн, господин.
   – Берн, – повторил Ханнер, подходя к слуге и хлопая его по плечу. – Отлично. Нас здесь двадцать один, но если у вас не хватит постелей на всех, мы согласны делить ложа или устроиться на диванах и ковриках.
   – Здесь... здесь десять комнат для гостей, милорд, и личные покои лорда Фарана. – Берн пребывал в явном замешательстве, не зная, что ему делать с неожиданно свалившимися гостями.
   «У нас есть ключ, – говорил себе Ханнер, – а для шайки воров мы выглядим уж слишком разношерстно». Ханнер был совершенно уверен, что Берн поверит ему на слово, и изо всех сил старался выглядеть соответственно этой уверенности.
   – Отлично! – Он широко улыбнулся. – Показывай, куда идти, и будем устраиваться. Уже поздно, а мы не хотели бы пользоваться гостеприимством лорда Фарана дольше необходимого.
   – Разумеется, милорд. – Берн наконец пришел в себя. – Сюда, пожалуйста.
   Еще полчаса ушло на размещение всего отряда – по двое в комнате. Все спальни были на втором этаже, и Ханнер поинтересовался у Берна, почему на втором и третьем этажах их нет.
   – Возможно, они там и есть, милорд, – отвечал слуга, – но мне не разрешается подниматься на верхние этажи. Там личные покои лорда Фарана, и туда нет входа никому, кроме него.
   – Вот как, – сказал Ханнер. Он слишком устал, чтобы углубляться в проблему, и занялся приготовлениями ко сну. В конце концов Рудира и Альрис поделили главную гостевую спальню, сам Ханнер занял спальню дядюшки, а остальные более или менее удобно устроились в оставшихся девяти комнатах.
   Каждая комната была со вкусом украшена и обставлена как спальня для двоих – иногда с одной широкой кроватью, иногда с двумя. Удобства поразили всех; иные комнаты вызывали восхищенное молчание. Проволочки возникли только из-за зажигания ламп и свечей, поисков ночных горшков да еще споров, кто с кем и в какой спальне устроится.
   Ханнер был полумертв от усталости и едва держался на ногах, когда наконец Берн отворил дверь хозяйской спальни и пропустил его внутрь.
   Пока слуга зажигал лампу на столике у кровати, Ханнер стоял, привалясь к косяку, и молча оглядывался.
   Он и прежде знал, что его дядюшка обожает роскошь, и частенько слышал, как он ворчит на тесноту и убогую обстановку их апартаментов во дворце, но всегда считал эти претензии чисто риторическими. Ханнер видел убранство нескольких особняков в Новом городе и признавал, что они куда более роскошны, чем их покои во дворце, но всегда считал официальную резиденцию лорда Фарана достаточно удобной. И ему казалось, что, несмотря на свое ворчание, его дядя думает так же. 
   Теперь он понял, что ошибался.
   Дело тут было не в размерах. Главная спальня была большой, но не огромной. Обстановка – вот что поражало воображение.
   Постель была упругой и мягкой, на резной кровати черного дерева громоздились перины, а ширина была такой, что, вздумай Ханнер улечься поперек черных шелковых покрывал, ни его голова, ни ноги не свешивались бы. Вытянувшись, он, как ни старался, не смог дотянуться одновременно до изголовья и изножья. Винно-алые бархатные шторы, окаймленные черным и золотым шелком, спадали с балдахина, стянутые по обе стороны золотой тесьмой с золочеными розетками.
   По углам постели стояли столики. На двух – в головах – были обычные для спальни лампы, огнива, зеркала, умывальные тазики; на двух в изножье – бронзовые статуэтки, изображавшие обнаженные пары, занятые любовной игрой. Комоды, изукрашенные резьбой, располагались вдоль одной стены; другую занимали два шкафа с расписными дверцами. В центре комнаты стояла мраморная статуя женщины. В нише стены близ изголовья постели находился маленький, изумительной работы алтарь. В северной стене были два закрытых ставнями и занавешенных больших окна. Мраморная украшенная позолотой каминная полка венчала изящный выложенный изразцами камин; экран слоновой кости с позолотой закрывал его – еще многие месяцы надобности в отоплении не возникло бы. Полдюжины очаровательных ковриков почти скрывали отполированный паркет, расписные панели, изображавшие по большей части прекрасные обнаженные и полуобнаженные тела, украшали стены. Всюду резьба, драгоценное дерево, богатые ткани, изысканные цвета.