Страница:
9 ч. 50 м. Мы уже совсем близко. Дрейфуем вдоль рифа. Осталось 100 метров. Торстейн разговаривает с радистом на Раротонге. Все готово. Мне пора уже упаковывать журнал. Настроение у всех бодрое. Ситуация, похоже, грозная, но мы справимся».
Яростно грохочет прибой. В 10 часов брошен якорь, который зацепился за дно, и «Кон-Тики» разворачивается кормой к бурунам. Тем временем Торстейн все еще разговаривает с Раротонгой. Он договаривается, что Раротонга будет ежечасно выходить на связь. Если через 36 часов известия с острова не поступят, Раротонга должна уведомить норвежское посольство в Вашингтоне. Последние слова, переданные с плота, звучали так: «Все в порядке. Осталось 50 метров. Идем вперед. До встречи в эфире».
Радисты упаковали радиостанцию и выбежали на палубу. Волны вздымались все выше, бросая плот как игрушку. Члены экипажа были наготове, все держались за такелаж, только Эрик находился в каюте — искал ботинки.
Когда корма плота нырнула в пену прибоя, был перерезан якорный канат и «Кон-Тики» стремительно рванулся на риф, треща и вибрируя. Кто-то кричал. Внезапно движение плота прекратилось, и через мгновение волны начали обрушиваться на палубу «Кон-Тики», который застрял на коралловых глыбах. «Держаться!»— кричали все, и было ясно, что только в этом спасение.
Океан грохотал и ревел, мощные удары громадных валов разрушали плот. Когда прокатилась очередная волна, обнаружилось, что каюта разбита, мачта поломана и упала на крышу домика, такелаж свисал по бокам. Волна сорвала бамбуковый настил, вдребезги разбила рулевое весло и раздробила доски, которыми был обшит нос.
Временами каждому из членов экипажа казалось, что он единственный оставшийся в живых человек.
Постепенно у людей стали убывать силы. Однако плот, продвигаясь через полосу прибоя, все глубже садился на риф, что защищало его от набегающих волн. В какой-то момент Кнут соскочил на коралловый выступ, держа конец лежавшего на корме троса. Между двумя ударами волн он проскочил в более безопасное место. Теперь волнение стало меньшим, все по очереди сообщали о себе. Эрик выбрался из полуразрушенной каюты, где пережил ад прибоя без особых хлопот. Оказалось, что хижина была самым безопасным убежищем. Бенгт с трудом держался на ногах — падающая мачта ударила его прямо по голове. Все перескакивали теперь на риф, в то время как океан загонял на него плот все дальше и дальше.
Сразу же взялись за работу. С помощью резиновой лодки с плота эвакуировали все самые необходимые вещи. Подальше на рифе сложили радиостанцию, провиант и бутыли с водой. Продолжался отлив, и экипажу в течение нескольких часов не грозила никакая опасность. Внутри рифа, на расстоянии каких-нибудь нескольких сотен метров, находился небольшой поросший пальмами островок. Он выглядел, по словам Хейердала, как большая зеленая корзина, полная цветов. «Кон-Тики» превратился в развалину, но девять бальсовых бревен остались целы.
Короткое путешествие через голубые воды лагуны — и шесть человек, повалившись на песчаный берег, запустили руки в горячий белый песок.
Экспедиция была завершена.
Трудно вообразить более прекрасное место для этой шестерки отважных, которые сто дней прожили среди океанских волн. Кокосовые пальмы, увешанные спелыми орехами, нагретые солнцем скалы и буйная растительность — именно об этом они мечтали во время долгого путешествия.
Осталось сделать лишь одно: связаться с Раротонгой и сообщить миру об успешном завершении экспедиции, одной из самых замечательных в истории мореплавания. Однако осуществить это было непросто. Время текло быстро, а залитый во время прохождения полосы прибоя радиопередатчик никак не удавалось наладить. Вскоре уже только минуты оставались до момента, когда Гал — радиолюбитель с Раротонги — должен был привести в действие спасательный вариант. Буквально в последнее мгновение случайно удалось установить контакт с радиолюбителем в Канаде, но тот не хотел верить сообщению, передаваемому Торстейном, считая, что все это штучки коллеги с соседней улицы.
Наконец, после невероятного напряжения, невзирая на то, что передатчик работал кое-как, весть об удачном окончании рейса достигла Раротонги, Оттуда через Таити и радиостанции Америки, а также Австралии она облетела мир: радио, телевизионные экраны, газетные полосы сообщили о счастливом завершении экспедиции, в успех которой никто не верил и которая до сих пор остается самой популярной, самой романтической и увлекательной.
Вопреки распространенному мнению, Хейердал не был первым современным мореплавателем, который отважился плыть на плоту. Но он первый решился использовать деревянный плот на океанских просторах. Необычайный успех его экспедиции объясняется в большой степени тем, что сам Хейердал обладает редким набором качеств: он отважен, смело идет на риск, верит в удачу, сочетая при этом увлеченность романтика с трезвым научным подходом и способностями организатора. Однако и этого может оказаться недостаточно для торжества дела. Нужно еще немного везения, а оно, похоже, неизменный спутник Хейердала.
За сто один день плавания «Кон-Тики» прошел огромный путь — почти 5000 миль. Наименьший суточный переход составлял 9 миль, наибольший — 71 милю, средний —42,5 мили. Рейс убедительно засвидетельствовал, что бальсовая древесина — прекрасный материал для плота, которому предстоит находиться в плавании три месяца (если принять во внимание, что стволы сплавлялись по реке, кроме того находились в воде во время строительства плота, верхний предел использования бальсы составляет шесть месяцев).
Изрядно потрепанный и поврежденный прибоем плот был переправлен на судне в далекую Норвегию и там помещен в морской музей в Осло рядом с такими реликвиями, как «Фрам» Нансена, на котором Амундсен отправился покорять Южный полюс, и тысячелетней давности корабль викингов. Разумеется, Хейердал не избежал ошибок как при сооружении «Кон-Тики», так и во время самой экспедиции. Однако их оказалось совсем немного.
Непосредственно с экспедицией были связаны и два других крупных успеха молодого норвежца. Книга «Путешествие на „Кон-Тики“ стала бестселлером, завоевавшим наибольшую популярность в мире. Она была переведена более чем на два десятка языков, издана в пяти миллионах экземпляров. Огромным успехом пользовался и фильм об этой экспедиции, который был награжден премией „Оскара“.
Что же касается поднятых Хейер-далом этнографических проблем, то рейс «Кон-Тики» неопровержимо доказал, что вопреки бытовавшему предположению за сотни лет до Колумба люди могли пересекать бескрайние океанские просторы на небольших примитивных судах. Когда это происходило, в каких направлениях и каковы были результаты тех миграций, все еще неясно.
Экспедиция «Кон-Тики»— блестя-1 щий образец увлекательнейшего и рискованного морского путешествия, а Хейердал и его товарищи заслуженно стали популярнейшими героями на всех пяти континентах, особенно среди молодежи. От рейса «Кон-Тики» берут начало все последующие экспедиции на плотах, в том числе Уильяма Уил-лиса и Эрика Бишопа.
Добровольный потерпевший
Каждый год (данные за 50-е годы), как пишет Бомбар в предисловии к своей книге, в море погибает 200 000 человек, из них 50 000— уже после того, как их подобрали в море. 90 процентов потерпевших кораблекрушение умирают в течение первых трех дней после катастрофы, когда еще не может быть и речи о смерти от недоедания или отсутствия воды. В подобных случаях, по мнению Бомбара, смерть наступает главным образом по причинам психологическим, а не физиологическим: люди умирают не от голода или жажды, а от страха перед ними. Поэтому исследователь считал, что помощь потерпевшим может оказать вера в возможность прожить много дней в море даже тогда, когда человек не располагает достаточным количеством пищи и питья.
Откуда взяться пище, если ее нет на спасательном плоту, шлюпке или другом спасательном средстве, если ее не доставит самолет или же спасательное судно, уведомленное о катастрофе?
Ответ Бомбара был прост: ее следует взять в море. Рыбы и планктон содержат все компоненты, необходимые для нормального функционирования организма. А чтобы предотвратить обезвоживание организма, можно употреблять морскую воду, конечно, небольшими дозами.
В подтверждение справедливости своих предпосылок и в надежде на то, что непосредственный эксперимент убедит многочисленных противников, Бомбар решил осуществить несколько пробных рейсов на небольшом надувном спасательном плоту. Последним экспериментом, который мог подействовать на воображение моряков значительно сильнее, чем любые научно обоснованные выводы, должен был стать рейс через океан без каких бы то ни было запасов пищи, осуществленный по маршруту каравелл Христофора Колумба: Испания — Канарские острова — Антильские острова.
Как выяснилось позднее, несмотря на атмосферу доброжелательности, которой Бомбар был окружен в лаборатории Океанографического музея в Монако, никто не принимал всерьез исследований молодого врача.
После всяких перипетий Бомбару удалось собрать снаряжение для первой пробы в Средиземном море. Надувной плот «Еретик» имел вид подковы, длина которой составляла 4,6 метра, а ширина —1,9 метра. Он не имел ни одной металлической части и состоял из четырех отдельных резиновых резервуаров, наполненных воздухом. Дно было плоское, укрепленное деревянным остовом. Реевый парус поверхностью около трех квадратных метров, а также два киля делали возможным плавание в галфвинде.
Технические и организационные трудности не позволили оснастить «Еретик» надежной радиоаппаратурой, зато многочисленные, вынюхивающие сенсацию, а быть может, и трагедию репортеры прибыли в сверхкомплекте. 25 мая 1952 года «Еретик» стартовал из Монте-Карло. На борту маленького, покачивавшегося на небольшой волне плота находились два человека, отважившихся рискнуть собственной жизнью ради спасения жизни других людей: Ален Бомбар и Герберт Пал-мер. Плот, о котором эксперты сказали, что он не годится даже для плавания в прибрежной зоне, вышел в море.
Две недели плавания в водах Средиземного моря, в течение которых единственной пищей были выловленные рыбы, а напитком — морская вода и выжатый из рыб сок, подтвердили в принципе предположения Бомбара. «Еретик» прекрасно себя зарекомендовал и прошел долгий, почти соответствующий запланированному, путь от Монако до Болеарских островов, стойко перенося удары высоких волн.
Ален Бомбар считал, что теперь можно приступить к атлантическому эксперименту. Увы, разного рода осложнения едва не привели к провалу всего плана. Однако благодаря железной настойчивости Бомбар преодолел все и всяческие препятствия. Недоверчивое отношение многих людей к экспериментам Бомбара в лаконичной форме определено им самим: «…я двинулся в путь с целью доказать, что в море можно прожить без запасов продовольствия и без дипломов».
Покинутый товарищем, сопровождавшим его прежде и отказавшимся от участия в океанической экспедиции, Бомбар решил отправиться в одиночку: как он пишет, другого выхода, собственно, не было. Если бы отказался и он, это сочли бы (и как же не справедливо) доказательством несостоятельности его теорий и гипотез.
На новом и потому недостаточно оснащенном плоту — таких же размеров и конструкции, что и предыдущий, — он выходит в океан через Гибралтарский пролив. Размышляя, куда следует плыть, он решается на первый отрезок пути — до Касабланки. Пользуясь северным ветром, Бомбар плывет на юго-запад. Попутно берется изучать основы навигации. Так проходит пятница 15 августа. Сидя в маленьком понтоне, «потерпевший кораблекрушение» с успехом ловит рыбу и проводит физиологические исследования. Тем не менее чувство одиночества становится ощутимым. На следующий день «Еретик» замечен рыболовным судном. Держась берегов, Бомбар плывет первоначальным курсом, учится определять путь по звездам, сравнивая полученные результаты с теми, которые дают наблюдения за наземными ориентирами. Все складывается удачно, и после плавания в благоприятных условиях 20 августа «Еретик» приходит в Касабланку, где мореплавателя встречают сердечными приветствиями.
24 августа, в воскресенье, начинается следующий, теперь уже более длинный, этап пути — к Канарским островам. С каждым днем все дальше от суши, все сильнее страх перед могуществом Атлантики.
Бомбар продолжает с успехом ловить рыб, он может поймать их больше, чем способен съесть. После шести дней плавания, 29 августа, сильный штормовой ветер поднимает большую волну, Бомбар бросает плавучий якорь, и «Еретик» понемногу дрейфует на юг. Мореплаватель постепенно привыкает есть сырую рыбу, а вода Атлантики, по его мнению, менее соленая, чем в Средиземном море, и прекрасно утоляет жажду. Экипажам встреченных им судов не удалось уговорить «потерпевшего» нарушить однообразную диету. Во вторник, 2 сентября, после 10 дней плавания «Еретик» достиг Гран-Канарии. Бомбар пишет, что это расстояние Жерболь прошел за 14 дней, Ле Тумелин — за 12, а Энн Дэвисон за 29 дней. Это не означало, что «Еретик» обладал особыми «гоночными» качествами, однако доказывало, что при благоприятных ветрах он способен плыть быстро. Кроме того, даже при большой волне плот оставался сухим и безопасным, давая мореплавателю возможность расслабиться психически. Все это уменьшало страх перед Атлантикой. Благодаря вполне успешному завершению первой части рейса многие влиятельные лица изменили свое отношение к экспедиции и оказали Бомбару покровительство и помощь.
После полуторамесячного пребывания в Лае-Пальмасе, прерванного лишь короткой поездкой в Париж, чтобы увидеться с новорожденной дочерью, Бомбар отправился в Атлантический океан.
19 октября «Еретик» в сопровождении флотилии яхт и моторных лодок выходит из порта и берет курс на юго-запад. Прощаясь с Бомбаром, команда испанского фрегата торжественно выстраивается на борту, салютуя в его честь.
Наконец мореплаватель остается наедине с океаном. Согласно первоначальному намерению он будет держать курс к островам Зеленого Мыса. Первые два дня при полном отсутствии ветра «Еретик» дрейфует на юг. Бом-бара донимает жара. Чтобы не допустить обезвоживания организма, он систематически пьет морскую воду. Появляется ветер, который быстро достигает штормовой силы. Волны начинают заливать плот, и мореплаватель вынужден беспрерывно вычерпывать воду.
«Каждая догоняющая нас волна ударяла со всей силой в кормовую доску, и океан тут же снова нас заливал, делая смешными, ненужными и безнадежными усилия предыдущих десяти или пятнадцати минут. Сейчас мне трудно представить себе, каким образом, совершенно промокший, я мог выдержать все это в течение двух часов, ибо потребовалось именно два часа такого труда, прежде чем мне удалось добиться полного всплытия лодки. Потерпевший, будь всегда упрямей, чем море, и ты победишь!»
Приобретенный опыт учит теперь Бомбара, что если он хочет удержаться на поверхности океана, то должен вовремя опускать парус и ставить плот на плавучий якорь. Однако стихия имеет в своем распоряжении много способов испытывать отважных. На следующий, пятый день рейса Бомбар вынужден заняться ремонтом порванного паруса. Прежде чем он успел закончить работу, ветер срывает с мачты поднятый на ней новый парус и уносит его.
25 октября одинокий мореплаватель ловит первую рыбу временным гарпуном. Из ее скелета Бомбар делает отличный крючок для удочки (этот эксперимент должен был доказать, что можно самому сделать удочку).
В Средиземном море и возле побережья Африки «Еретику» встречались многочисленные суда. Большинство из них вообще не замечало небольшой резиновый плот. Трудно рассчитывать на то, что будешь замечен плывущими кораблями, если не имеешь специальных сигнальных средств, замечает Бомбар. Следующий вывод касается одежды: если нет сухой, то следует оставить на себе промокшую одежду — все же это позволит уменьшить потери тепла.
Очередная неделя начинается праздником: Бомбару исполняется в тот день 28 лет. Судьба посылает ему подарок — птицу, которая кинулась на наживу, подвешенную на крючке удочки. Мясо ее, съеденное в сыром виде, оказалось превосходным.
«Волны, однако, высоки и несут белые гребни; это море показывает в улыбке зубы — совсем как жестокий ребенок. Перед детьми скрывают свой страх. Так и я скрываю свой испуг, поднимая заштопанный парус. Едва набрал не ахти какую скорость — начался лов. Вокруг меня показываются большие зеленые и голубые пятна. Это рыбы, которые пока очень недоверчивы и никак не хотят подойти поближе. При малейшем моем движении они поспешно отплывают, ныряя и исчезая в глубине. Необходимо все же найти какой-то способ их ловить. Целый день я посвящаю тому, чтобы нужным образом согнуть конец моего ножа. Делаю это осторожно, чтобы не сломать его, пользуясь плоским веслом вместо наковальни. Затем с помощью тонкого тросика укрепляю рукоятку ножа на конце весла, чтобы попытаться наконец поразить этим импровизированным гарпуном первую же рыбу, которая приблизится на соответствующее расстояние. На лодке всякие предметы могут заменить веревку: галстук, шнурки для ботинок, пояс, тросик… У каждого потерпевшего найдется по крайней мере один из этих предметов. Для меня важно не применять ничего из так называемых emergensyfishingkits[1], так как в большинстве случаев в распоряжении потерпевших нет таких комплектов. Вот почему я должен был использовать для ловли рыб такие предметы, которые обычно имеются на борту. В это время, к большому моему удивлению, над головой у меня пролетело несколько птиц. Я был убежден, что с той минуты, как потеряю из виду сушу, уже не увижу их. Еще одно предубеждение «сухопутных крабов»! Не было ни одного дня, чтобы я не видел птиц. Казалось, одна из них особенно ко мне привязалась: ежедневно в течение всего плавания она прилетала часа в четыре, чтобы описать над «Еретиком» хотя бы несколько кругов».
28 октября случилось на первый взгляд мелкое происшествие, сыгравшее тем не менее опасную роль в дальнейшем: лопнул браслет часов, и Бомбар прикрепил их английской булавкой к свитеру. Однако в таком положении автоматические часы часто останавливались. Вскоре Бомбар совершенно потерял представление о точном времени. Уже сориентировавшись в специфике ситуации потерпевшего, мореплаватель составляет распорядок дня. Он намерен ложиться и вставать с солнцем. Утром будет собирать летающих рыб, если они упадут на плот, и, позавтракав ими, займется ловлей рыб на удочку. Потом — осмотр плота: ведь резиновая ткань очень легко протирается. Получасовая гимнастика для сохранения работоспособности мышц. Вылавливание планктона для получения минимума витаминов. В полдень — измерение высоты солнца. В четырнадцать часов медицинские исследования: давления крови, температуры и т. п., а также метеорологические измерения. Затем отдых, во время которого можно послушать музыку, почитать. Перед заходом солнца снова физиологические исследования и подведение итогов дня, запись наблюдений.
Поначалу Бомбару досаждала теснота на плоту и невозможность принять удобную позу. Однако постепенно он стал привыкать и к этому неудобству.
29 октября он впервые, по его собственным словам, начинает осознавать рискованность положения, в котором оказался. Одинокий, беспомощный, затерянный среди просторов океана, он плывет по воле ветров и волн.
Проходят дни, на теле мореплавателя появляются мелкие экземы. Но он решает, для соблюдения аутентичности ситуации потерпевшего, употребить лекарства лишь в крайнем случае.
30 октября Бомбар, имея уже позади 11 дней пребывания в океане, оценивает оптимистично, что его рейс продлится еще 23 дня (в действительности он продолжался еще 54 дня).
1 ноября, ошибочно считая, что находится на 20° северной широты, он поворачивает направо и берет курс на юг. Этого курса он будет придерживаться почти до конца путешествия. По мере отдаления от суши уменьшается количество птиц и рыб. Однако двух часов лова ежедневно хватает, чтобы обеспечить достаточное количество пищи.
На следующий день мореплаватель оказывается на краю гибели. Случайно соскальзывает с плота надувная подушка, и он замечает это лишь тогда, когда она находится за несколько сотен метров от плота.
«Я спустил парус, выбросил плавучий якорь и, нырнув, пустился в погоню за своей потерей. Плаваю я хорошо, поэтому догнал ее в несколько минут. Каково же было мое изумление, когда, желая возвратиться к лодке, я заметил, что она удаляется от меня и мне никак не удается сократить разделяющее нас расстояние. Плавучий якорь, как парашют после приземления, сложился плоским флажком. Ничто уже не тормозило дрейфа. Я был уверен, что усталость одолеет меня раньше, чем позволит догнать беглеца… Еще немного — и „Еретик“ поплыл бы дальше без меня.
В 1951 году я переплыл Ла-Манш; находясь в лучшей форме, я плыл тогда 21 час. Как долго выдержу теперь, ослабленный неполноценным питанием и отсутствием физической подготовки? Я бросил подушку на произвол судьбы и, стараясь изо всех сил, поплыл кролем. Думаю, что никогда еще мне не доводилось плыть с такой скоростью, даже тогда, когда в Лае-Пальмасе я состязался с господином Буато— моим отцом. Сначала мне удалось сократить расстояние, отделяющее меня от плота, но потом на некоторое время наши скорости сравнялись. В какой-то момент я заметил, что скорость «Еретика» вдруг уменьшилась; я догнал его и с трудом взобрался на борт; оказалось, что тросики плавучего якоря каким-то чудом распутались. Я был истощен до предела, морально и физически, и поклялся себе, что это было последнее купание в моем путешествии».
3 ноября мореплаватель замечает проплывающее вдали судно, с которого, однако, плот не замечают, и корабль быстро отдаляется. Радиоприемник работает все слабее, а постоянный умеренный ветер по-прежнему наполняет парус «Еретика», давая основание надеяться на своевременное окончание рейса. Тем временем визиты акул становятся все более частыми. Когда они слишком назойливы, Бомбар отгоняет их ударом весла по воде. Кроме периодически появляющихся акул, плот постоянно сопровождает множество рыб. Мореплаватель, не имея особых хлопот с их ловлей, посмеивается мысленно над теми, кто утверждал, что в открытом море поймать рыбу невозможно.
9 ноября ветер начинает усиливаться, и «Еретик» набирает скорость, как считает Бомбар, до трех узлов. Заштопанный парус пока что прекрасно выдерживает напор ветра.
Ночью волна залила плот, чуть не перевернув его. Бомбар терпеливо выбирает воду до полного осушения плота. Однако страх перед возможностью опрокинуться, который мореплаватель испытывал с самого начала, опять возвращается. «Все больше боюсь этого», — записывает он на следующий день.
11 ноября идет проливной дождь, радостно приветствуемый мореплавателем. Сок из рыб, хоть и избавлял Бом-бара от необходимости пить морскую воду, но не мог заменить вкуса воды. Мореплаватель смыл с тела осадок солей, напился досыта и собрал 15 литров в резервуар. Это была первая за 20 дней порция пресной воды. Однако состояние здоровья мореплавателя было удовлетворительным. С того времени и до конца путешествия он уже не ощущал нехватки воды, ее запасы пополнялись дождем.
Океан не дает передохнуть одинокому человеку. Вскоре за бортом появляется рыба-меч и беспрерывно сопровождает плот в течение 12 часов; такое соседство несомненно представляет собой опасность для тонких резиновых оболочек «Еретика». Не прекращающийся дождь, который начинает буквально затоплять плот, позволяет собрать запас воды на целый месяц,
Яростно грохочет прибой. В 10 часов брошен якорь, который зацепился за дно, и «Кон-Тики» разворачивается кормой к бурунам. Тем временем Торстейн все еще разговаривает с Раротонгой. Он договаривается, что Раротонга будет ежечасно выходить на связь. Если через 36 часов известия с острова не поступят, Раротонга должна уведомить норвежское посольство в Вашингтоне. Последние слова, переданные с плота, звучали так: «Все в порядке. Осталось 50 метров. Идем вперед. До встречи в эфире».
Радисты упаковали радиостанцию и выбежали на палубу. Волны вздымались все выше, бросая плот как игрушку. Члены экипажа были наготове, все держались за такелаж, только Эрик находился в каюте — искал ботинки.
Когда корма плота нырнула в пену прибоя, был перерезан якорный канат и «Кон-Тики» стремительно рванулся на риф, треща и вибрируя. Кто-то кричал. Внезапно движение плота прекратилось, и через мгновение волны начали обрушиваться на палубу «Кон-Тики», который застрял на коралловых глыбах. «Держаться!»— кричали все, и было ясно, что только в этом спасение.
Океан грохотал и ревел, мощные удары громадных валов разрушали плот. Когда прокатилась очередная волна, обнаружилось, что каюта разбита, мачта поломана и упала на крышу домика, такелаж свисал по бокам. Волна сорвала бамбуковый настил, вдребезги разбила рулевое весло и раздробила доски, которыми был обшит нос.
Временами каждому из членов экипажа казалось, что он единственный оставшийся в живых человек.
Постепенно у людей стали убывать силы. Однако плот, продвигаясь через полосу прибоя, все глубже садился на риф, что защищало его от набегающих волн. В какой-то момент Кнут соскочил на коралловый выступ, держа конец лежавшего на корме троса. Между двумя ударами волн он проскочил в более безопасное место. Теперь волнение стало меньшим, все по очереди сообщали о себе. Эрик выбрался из полуразрушенной каюты, где пережил ад прибоя без особых хлопот. Оказалось, что хижина была самым безопасным убежищем. Бенгт с трудом держался на ногах — падающая мачта ударила его прямо по голове. Все перескакивали теперь на риф, в то время как океан загонял на него плот все дальше и дальше.
Сразу же взялись за работу. С помощью резиновой лодки с плота эвакуировали все самые необходимые вещи. Подальше на рифе сложили радиостанцию, провиант и бутыли с водой. Продолжался отлив, и экипажу в течение нескольких часов не грозила никакая опасность. Внутри рифа, на расстоянии каких-нибудь нескольких сотен метров, находился небольшой поросший пальмами островок. Он выглядел, по словам Хейердала, как большая зеленая корзина, полная цветов. «Кон-Тики» превратился в развалину, но девять бальсовых бревен остались целы.
Короткое путешествие через голубые воды лагуны — и шесть человек, повалившись на песчаный берег, запустили руки в горячий белый песок.
Экспедиция была завершена.
Трудно вообразить более прекрасное место для этой шестерки отважных, которые сто дней прожили среди океанских волн. Кокосовые пальмы, увешанные спелыми орехами, нагретые солнцем скалы и буйная растительность — именно об этом они мечтали во время долгого путешествия.
Осталось сделать лишь одно: связаться с Раротонгой и сообщить миру об успешном завершении экспедиции, одной из самых замечательных в истории мореплавания. Однако осуществить это было непросто. Время текло быстро, а залитый во время прохождения полосы прибоя радиопередатчик никак не удавалось наладить. Вскоре уже только минуты оставались до момента, когда Гал — радиолюбитель с Раротонги — должен был привести в действие спасательный вариант. Буквально в последнее мгновение случайно удалось установить контакт с радиолюбителем в Канаде, но тот не хотел верить сообщению, передаваемому Торстейном, считая, что все это штучки коллеги с соседней улицы.
Наконец, после невероятного напряжения, невзирая на то, что передатчик работал кое-как, весть об удачном окончании рейса достигла Раротонги, Оттуда через Таити и радиостанции Америки, а также Австралии она облетела мир: радио, телевизионные экраны, газетные полосы сообщили о счастливом завершении экспедиции, в успех которой никто не верил и которая до сих пор остается самой популярной, самой романтической и увлекательной.
Вопреки распространенному мнению, Хейердал не был первым современным мореплавателем, который отважился плыть на плоту. Но он первый решился использовать деревянный плот на океанских просторах. Необычайный успех его экспедиции объясняется в большой степени тем, что сам Хейердал обладает редким набором качеств: он отважен, смело идет на риск, верит в удачу, сочетая при этом увлеченность романтика с трезвым научным подходом и способностями организатора. Однако и этого может оказаться недостаточно для торжества дела. Нужно еще немного везения, а оно, похоже, неизменный спутник Хейердала.
За сто один день плавания «Кон-Тики» прошел огромный путь — почти 5000 миль. Наименьший суточный переход составлял 9 миль, наибольший — 71 милю, средний —42,5 мили. Рейс убедительно засвидетельствовал, что бальсовая древесина — прекрасный материал для плота, которому предстоит находиться в плавании три месяца (если принять во внимание, что стволы сплавлялись по реке, кроме того находились в воде во время строительства плота, верхний предел использования бальсы составляет шесть месяцев).
Изрядно потрепанный и поврежденный прибоем плот был переправлен на судне в далекую Норвегию и там помещен в морской музей в Осло рядом с такими реликвиями, как «Фрам» Нансена, на котором Амундсен отправился покорять Южный полюс, и тысячелетней давности корабль викингов. Разумеется, Хейердал не избежал ошибок как при сооружении «Кон-Тики», так и во время самой экспедиции. Однако их оказалось совсем немного.
Непосредственно с экспедицией были связаны и два других крупных успеха молодого норвежца. Книга «Путешествие на „Кон-Тики“ стала бестселлером, завоевавшим наибольшую популярность в мире. Она была переведена более чем на два десятка языков, издана в пяти миллионах экземпляров. Огромным успехом пользовался и фильм об этой экспедиции, который был награжден премией „Оскара“.
Что же касается поднятых Хейер-далом этнографических проблем, то рейс «Кон-Тики» неопровержимо доказал, что вопреки бытовавшему предположению за сотни лет до Колумба люди могли пересекать бескрайние океанские просторы на небольших примитивных судах. Когда это происходило, в каких направлениях и каковы были результаты тех миграций, все еще неясно.
Экспедиция «Кон-Тики»— блестя-1 щий образец увлекательнейшего и рискованного морского путешествия, а Хейердал и его товарищи заслуженно стали популярнейшими героями на всех пяти континентах, особенно среди молодежи. От рейса «Кон-Тики» берут начало все последующие экспедиции на плотах, в том числе Уильяма Уил-лиса и Эрика Бишопа.
Добровольный потерпевший
«Еретик» — Ален Бомбар
Ален Бомбар в противоположност ь другим мореплавателям не отправился в океан, чтобы узнать далекие края, завоевать славу, получить удовлетворение от поединка со стихией. 28-летний французский врач, занимающийся проблемами максимальной выносливости человеческого организма в случаях лишения его необходимых для развития условий, решил разработать методы, позволяющие ограничить смертность во время морских катастроф.Каждый год (данные за 50-е годы), как пишет Бомбар в предисловии к своей книге, в море погибает 200 000 человек, из них 50 000— уже после того, как их подобрали в море. 90 процентов потерпевших кораблекрушение умирают в течение первых трех дней после катастрофы, когда еще не может быть и речи о смерти от недоедания или отсутствия воды. В подобных случаях, по мнению Бомбара, смерть наступает главным образом по причинам психологическим, а не физиологическим: люди умирают не от голода или жажды, а от страха перед ними. Поэтому исследователь считал, что помощь потерпевшим может оказать вера в возможность прожить много дней в море даже тогда, когда человек не располагает достаточным количеством пищи и питья.
Откуда взяться пище, если ее нет на спасательном плоту, шлюпке или другом спасательном средстве, если ее не доставит самолет или же спасательное судно, уведомленное о катастрофе?
Ответ Бомбара был прост: ее следует взять в море. Рыбы и планктон содержат все компоненты, необходимые для нормального функционирования организма. А чтобы предотвратить обезвоживание организма, можно употреблять морскую воду, конечно, небольшими дозами.
В подтверждение справедливости своих предпосылок и в надежде на то, что непосредственный эксперимент убедит многочисленных противников, Бомбар решил осуществить несколько пробных рейсов на небольшом надувном спасательном плоту. Последним экспериментом, который мог подействовать на воображение моряков значительно сильнее, чем любые научно обоснованные выводы, должен был стать рейс через океан без каких бы то ни было запасов пищи, осуществленный по маршруту каравелл Христофора Колумба: Испания — Канарские острова — Антильские острова.
Как выяснилось позднее, несмотря на атмосферу доброжелательности, которой Бомбар был окружен в лаборатории Океанографического музея в Монако, никто не принимал всерьез исследований молодого врача.
После всяких перипетий Бомбару удалось собрать снаряжение для первой пробы в Средиземном море. Надувной плот «Еретик» имел вид подковы, длина которой составляла 4,6 метра, а ширина —1,9 метра. Он не имел ни одной металлической части и состоял из четырех отдельных резиновых резервуаров, наполненных воздухом. Дно было плоское, укрепленное деревянным остовом. Реевый парус поверхностью около трех квадратных метров, а также два киля делали возможным плавание в галфвинде.
Технические и организационные трудности не позволили оснастить «Еретик» надежной радиоаппаратурой, зато многочисленные, вынюхивающие сенсацию, а быть может, и трагедию репортеры прибыли в сверхкомплекте. 25 мая 1952 года «Еретик» стартовал из Монте-Карло. На борту маленького, покачивавшегося на небольшой волне плота находились два человека, отважившихся рискнуть собственной жизнью ради спасения жизни других людей: Ален Бомбар и Герберт Пал-мер. Плот, о котором эксперты сказали, что он не годится даже для плавания в прибрежной зоне, вышел в море.
Две недели плавания в водах Средиземного моря, в течение которых единственной пищей были выловленные рыбы, а напитком — морская вода и выжатый из рыб сок, подтвердили в принципе предположения Бомбара. «Еретик» прекрасно себя зарекомендовал и прошел долгий, почти соответствующий запланированному, путь от Монако до Болеарских островов, стойко перенося удары высоких волн.
Ален Бомбар считал, что теперь можно приступить к атлантическому эксперименту. Увы, разного рода осложнения едва не привели к провалу всего плана. Однако благодаря железной настойчивости Бомбар преодолел все и всяческие препятствия. Недоверчивое отношение многих людей к экспериментам Бомбара в лаконичной форме определено им самим: «…я двинулся в путь с целью доказать, что в море можно прожить без запасов продовольствия и без дипломов».
Покинутый товарищем, сопровождавшим его прежде и отказавшимся от участия в океанической экспедиции, Бомбар решил отправиться в одиночку: как он пишет, другого выхода, собственно, не было. Если бы отказался и он, это сочли бы (и как же не справедливо) доказательством несостоятельности его теорий и гипотез.
На новом и потому недостаточно оснащенном плоту — таких же размеров и конструкции, что и предыдущий, — он выходит в океан через Гибралтарский пролив. Размышляя, куда следует плыть, он решается на первый отрезок пути — до Касабланки. Пользуясь северным ветром, Бомбар плывет на юго-запад. Попутно берется изучать основы навигации. Так проходит пятница 15 августа. Сидя в маленьком понтоне, «потерпевший кораблекрушение» с успехом ловит рыбу и проводит физиологические исследования. Тем не менее чувство одиночества становится ощутимым. На следующий день «Еретик» замечен рыболовным судном. Держась берегов, Бомбар плывет первоначальным курсом, учится определять путь по звездам, сравнивая полученные результаты с теми, которые дают наблюдения за наземными ориентирами. Все складывается удачно, и после плавания в благоприятных условиях 20 августа «Еретик» приходит в Касабланку, где мореплавателя встречают сердечными приветствиями.
24 августа, в воскресенье, начинается следующий, теперь уже более длинный, этап пути — к Канарским островам. С каждым днем все дальше от суши, все сильнее страх перед могуществом Атлантики.
Бомбар продолжает с успехом ловить рыб, он может поймать их больше, чем способен съесть. После шести дней плавания, 29 августа, сильный штормовой ветер поднимает большую волну, Бомбар бросает плавучий якорь, и «Еретик» понемногу дрейфует на юг. Мореплаватель постепенно привыкает есть сырую рыбу, а вода Атлантики, по его мнению, менее соленая, чем в Средиземном море, и прекрасно утоляет жажду. Экипажам встреченных им судов не удалось уговорить «потерпевшего» нарушить однообразную диету. Во вторник, 2 сентября, после 10 дней плавания «Еретик» достиг Гран-Канарии. Бомбар пишет, что это расстояние Жерболь прошел за 14 дней, Ле Тумелин — за 12, а Энн Дэвисон за 29 дней. Это не означало, что «Еретик» обладал особыми «гоночными» качествами, однако доказывало, что при благоприятных ветрах он способен плыть быстро. Кроме того, даже при большой волне плот оставался сухим и безопасным, давая мореплавателю возможность расслабиться психически. Все это уменьшало страх перед Атлантикой. Благодаря вполне успешному завершению первой части рейса многие влиятельные лица изменили свое отношение к экспедиции и оказали Бомбару покровительство и помощь.
После полуторамесячного пребывания в Лае-Пальмасе, прерванного лишь короткой поездкой в Париж, чтобы увидеться с новорожденной дочерью, Бомбар отправился в Атлантический океан.
19 октября «Еретик» в сопровождении флотилии яхт и моторных лодок выходит из порта и берет курс на юго-запад. Прощаясь с Бомбаром, команда испанского фрегата торжественно выстраивается на борту, салютуя в его честь.
Наконец мореплаватель остается наедине с океаном. Согласно первоначальному намерению он будет держать курс к островам Зеленого Мыса. Первые два дня при полном отсутствии ветра «Еретик» дрейфует на юг. Бом-бара донимает жара. Чтобы не допустить обезвоживания организма, он систематически пьет морскую воду. Появляется ветер, который быстро достигает штормовой силы. Волны начинают заливать плот, и мореплаватель вынужден беспрерывно вычерпывать воду.
«Каждая догоняющая нас волна ударяла со всей силой в кормовую доску, и океан тут же снова нас заливал, делая смешными, ненужными и безнадежными усилия предыдущих десяти или пятнадцати минут. Сейчас мне трудно представить себе, каким образом, совершенно промокший, я мог выдержать все это в течение двух часов, ибо потребовалось именно два часа такого труда, прежде чем мне удалось добиться полного всплытия лодки. Потерпевший, будь всегда упрямей, чем море, и ты победишь!»
Приобретенный опыт учит теперь Бомбара, что если он хочет удержаться на поверхности океана, то должен вовремя опускать парус и ставить плот на плавучий якорь. Однако стихия имеет в своем распоряжении много способов испытывать отважных. На следующий, пятый день рейса Бомбар вынужден заняться ремонтом порванного паруса. Прежде чем он успел закончить работу, ветер срывает с мачты поднятый на ней новый парус и уносит его.
25 октября одинокий мореплаватель ловит первую рыбу временным гарпуном. Из ее скелета Бомбар делает отличный крючок для удочки (этот эксперимент должен был доказать, что можно самому сделать удочку).
В Средиземном море и возле побережья Африки «Еретику» встречались многочисленные суда. Большинство из них вообще не замечало небольшой резиновый плот. Трудно рассчитывать на то, что будешь замечен плывущими кораблями, если не имеешь специальных сигнальных средств, замечает Бомбар. Следующий вывод касается одежды: если нет сухой, то следует оставить на себе промокшую одежду — все же это позволит уменьшить потери тепла.
Очередная неделя начинается праздником: Бомбару исполняется в тот день 28 лет. Судьба посылает ему подарок — птицу, которая кинулась на наживу, подвешенную на крючке удочки. Мясо ее, съеденное в сыром виде, оказалось превосходным.
«Волны, однако, высоки и несут белые гребни; это море показывает в улыбке зубы — совсем как жестокий ребенок. Перед детьми скрывают свой страх. Так и я скрываю свой испуг, поднимая заштопанный парус. Едва набрал не ахти какую скорость — начался лов. Вокруг меня показываются большие зеленые и голубые пятна. Это рыбы, которые пока очень недоверчивы и никак не хотят подойти поближе. При малейшем моем движении они поспешно отплывают, ныряя и исчезая в глубине. Необходимо все же найти какой-то способ их ловить. Целый день я посвящаю тому, чтобы нужным образом согнуть конец моего ножа. Делаю это осторожно, чтобы не сломать его, пользуясь плоским веслом вместо наковальни. Затем с помощью тонкого тросика укрепляю рукоятку ножа на конце весла, чтобы попытаться наконец поразить этим импровизированным гарпуном первую же рыбу, которая приблизится на соответствующее расстояние. На лодке всякие предметы могут заменить веревку: галстук, шнурки для ботинок, пояс, тросик… У каждого потерпевшего найдется по крайней мере один из этих предметов. Для меня важно не применять ничего из так называемых emergensyfishingkits[1], так как в большинстве случаев в распоряжении потерпевших нет таких комплектов. Вот почему я должен был использовать для ловли рыб такие предметы, которые обычно имеются на борту. В это время, к большому моему удивлению, над головой у меня пролетело несколько птиц. Я был убежден, что с той минуты, как потеряю из виду сушу, уже не увижу их. Еще одно предубеждение «сухопутных крабов»! Не было ни одного дня, чтобы я не видел птиц. Казалось, одна из них особенно ко мне привязалась: ежедневно в течение всего плавания она прилетала часа в четыре, чтобы описать над «Еретиком» хотя бы несколько кругов».
28 октября случилось на первый взгляд мелкое происшествие, сыгравшее тем не менее опасную роль в дальнейшем: лопнул браслет часов, и Бомбар прикрепил их английской булавкой к свитеру. Однако в таком положении автоматические часы часто останавливались. Вскоре Бомбар совершенно потерял представление о точном времени. Уже сориентировавшись в специфике ситуации потерпевшего, мореплаватель составляет распорядок дня. Он намерен ложиться и вставать с солнцем. Утром будет собирать летающих рыб, если они упадут на плот, и, позавтракав ими, займется ловлей рыб на удочку. Потом — осмотр плота: ведь резиновая ткань очень легко протирается. Получасовая гимнастика для сохранения работоспособности мышц. Вылавливание планктона для получения минимума витаминов. В полдень — измерение высоты солнца. В четырнадцать часов медицинские исследования: давления крови, температуры и т. п., а также метеорологические измерения. Затем отдых, во время которого можно послушать музыку, почитать. Перед заходом солнца снова физиологические исследования и подведение итогов дня, запись наблюдений.
Поначалу Бомбару досаждала теснота на плоту и невозможность принять удобную позу. Однако постепенно он стал привыкать и к этому неудобству.
29 октября он впервые, по его собственным словам, начинает осознавать рискованность положения, в котором оказался. Одинокий, беспомощный, затерянный среди просторов океана, он плывет по воле ветров и волн.
Проходят дни, на теле мореплавателя появляются мелкие экземы. Но он решает, для соблюдения аутентичности ситуации потерпевшего, употребить лекарства лишь в крайнем случае.
30 октября Бомбар, имея уже позади 11 дней пребывания в океане, оценивает оптимистично, что его рейс продлится еще 23 дня (в действительности он продолжался еще 54 дня).
1 ноября, ошибочно считая, что находится на 20° северной широты, он поворачивает направо и берет курс на юг. Этого курса он будет придерживаться почти до конца путешествия. По мере отдаления от суши уменьшается количество птиц и рыб. Однако двух часов лова ежедневно хватает, чтобы обеспечить достаточное количество пищи.
На следующий день мореплаватель оказывается на краю гибели. Случайно соскальзывает с плота надувная подушка, и он замечает это лишь тогда, когда она находится за несколько сотен метров от плота.
«Я спустил парус, выбросил плавучий якорь и, нырнув, пустился в погоню за своей потерей. Плаваю я хорошо, поэтому догнал ее в несколько минут. Каково же было мое изумление, когда, желая возвратиться к лодке, я заметил, что она удаляется от меня и мне никак не удается сократить разделяющее нас расстояние. Плавучий якорь, как парашют после приземления, сложился плоским флажком. Ничто уже не тормозило дрейфа. Я был уверен, что усталость одолеет меня раньше, чем позволит догнать беглеца… Еще немного — и „Еретик“ поплыл бы дальше без меня.
В 1951 году я переплыл Ла-Манш; находясь в лучшей форме, я плыл тогда 21 час. Как долго выдержу теперь, ослабленный неполноценным питанием и отсутствием физической подготовки? Я бросил подушку на произвол судьбы и, стараясь изо всех сил, поплыл кролем. Думаю, что никогда еще мне не доводилось плыть с такой скоростью, даже тогда, когда в Лае-Пальмасе я состязался с господином Буато— моим отцом. Сначала мне удалось сократить расстояние, отделяющее меня от плота, но потом на некоторое время наши скорости сравнялись. В какой-то момент я заметил, что скорость «Еретика» вдруг уменьшилась; я догнал его и с трудом взобрался на борт; оказалось, что тросики плавучего якоря каким-то чудом распутались. Я был истощен до предела, морально и физически, и поклялся себе, что это было последнее купание в моем путешествии».
3 ноября мореплаватель замечает проплывающее вдали судно, с которого, однако, плот не замечают, и корабль быстро отдаляется. Радиоприемник работает все слабее, а постоянный умеренный ветер по-прежнему наполняет парус «Еретика», давая основание надеяться на своевременное окончание рейса. Тем временем визиты акул становятся все более частыми. Когда они слишком назойливы, Бомбар отгоняет их ударом весла по воде. Кроме периодически появляющихся акул, плот постоянно сопровождает множество рыб. Мореплаватель, не имея особых хлопот с их ловлей, посмеивается мысленно над теми, кто утверждал, что в открытом море поймать рыбу невозможно.
9 ноября ветер начинает усиливаться, и «Еретик» набирает скорость, как считает Бомбар, до трех узлов. Заштопанный парус пока что прекрасно выдерживает напор ветра.
Ночью волна залила плот, чуть не перевернув его. Бомбар терпеливо выбирает воду до полного осушения плота. Однако страх перед возможностью опрокинуться, который мореплаватель испытывал с самого начала, опять возвращается. «Все больше боюсь этого», — записывает он на следующий день.
11 ноября идет проливной дождь, радостно приветствуемый мореплавателем. Сок из рыб, хоть и избавлял Бом-бара от необходимости пить морскую воду, но не мог заменить вкуса воды. Мореплаватель смыл с тела осадок солей, напился досыта и собрал 15 литров в резервуар. Это была первая за 20 дней порция пресной воды. Однако состояние здоровья мореплавателя было удовлетворительным. С того времени и до конца путешествия он уже не ощущал нехватки воды, ее запасы пополнялись дождем.
Океан не дает передохнуть одинокому человеку. Вскоре за бортом появляется рыба-меч и беспрерывно сопровождает плот в течение 12 часов; такое соседство несомненно представляет собой опасность для тонких резиновых оболочек «Еретика». Не прекращающийся дождь, который начинает буквально затоплять плот, позволяет собрать запас воды на целый месяц,