Страница:
Ой! Я налетела на высоченный стеллаж и громко охнула. И в самом деле – больно. Определенно, нужно предложить брату Бернарду всю отловленную мелкую нечисть типа тех трех недомерков-гомункулусов, что у него в лаборатории томятся, загонять на этот треклятый склад. Готова поспорить на что угодно – они здесь через полчаса сами успешно поубиваются, и нам даже никаких боевых молитв тратить не придется. Дешево и сердито. И главное, минимум хлопот по восстановлению потраченной ментальной энергии. А может, сюда и нашу прожорливую русалку перебазировать? А то эта бабища с селедочным хвостом хомячит в день по десять килограммов креветок и уже разъелась, пожалуй, до центнера живого веса. У нас тех, кто двойку на коллоквиуме огреб или еще как проштрафился, традиционно отправляют кормить эту подопытную дочь Нептуна, а кушает она, надо признать, весьма медленно и некультурно – громко чавкая и рыгая. Зрелище не из приятных. Поэтому весь наш курс дружно ненавидел сие главное украшение монастырского вивария. Хотя нет, от русалки брат Бернард не откажется даже ради спасения собственной души – у нее же такой выдающийся во всех смыслах бюст, что даже сама сестра Аннунциата тихо дохнет от зависти. То-то главный экзорцист так любит медитировать в удобном кресле перед аквариумом со своей ненаглядной водоплавающей Памелой Андерсон… Нет, все-таки наш мир довольно справедливо Господом устроен – у каждого свои тараканы в голове, причем у некоторых – весьма крупные!
Лучик фонарика заполошно метался по проходу между полками и ярусами, высвечивая острые края каких-то конструкций и угловатые предметы непонятного назначения. Я, кажется, окончательно заблудилась где-то в самом центре обширного склада. Может, пора начинать орать «помогите»? А то глядишь, недель через пяток найдут в этом лабиринте мой вдрызг переломанный костяк, начисто обглоданный крысами. Испугавшись подобной мрачной перспективы, я набрала побольше воздуха в легкие, широко открыла рот и зычно гаркнула требовательным тоном:
– Помогите, спасите – умираю!
– Между прочим, иудеи по пустыне египетской сорок лет блуждали – и ничего, не померли! – немедленно донесся до меня чей-то насмешливый отклик. – Чего вопишь-то как оглашенная, страшно поди стало?
– Так это, заблудилась я, кажется! – осторожно вякнула я, так и не определив поначалу, мужчине или женщине принадлежит этот необычно низкий голос. Лучик фонарика высветил что-то необъятно-монументальное.
– Если кажется – креститься надо! – наставительно усмехнулись из темноты. – Али ты нехристь какая богомерзкая?
– Ну вот еще, ничего подобного! – возмутилась я. – Я самая что ни на есть правоверная католичка!
– Ой, что-то я в этом сильно сомневаюсь! Худющая ты какая-то, бледнющая, рыжеволосая и подозрительно зеленоглазая. А ты часом не мавка?
– Да человек я, че-ло-век!
– Хм, – продолжала сомневаться темнота. – А может, тебя стукнуть разок-другой на всякий случай?
– Послушайте, как вас там, – непритворно вознегодовала я, – что вы себе позволяете? А вдруг вы сами носферату или волколак?
– Кто, я? – оскорблено взревел трубный голос. – Худобина, пигалица, да как ты смеешь…
И прежде, чем я успела вставить еще какую-нибудь реплику, полумрак внезапно сменился ярким светом, являя моему взору самое необычное существо из всех, кого мне когда-либо довелось встречать.
Источником столь внезапно наступившего просветления – как на территории арсенала, так и в моих мозгах, оказался мощный галогенный фонарь, зажатый в руке высокой широкоплечей женщины, хмуро нависшей над моей рыжей макушкой. Нет, я и сама никогда не жаловалась на недостаток роста, но незнакомая дама вполне могла позволить себе называть меня и худышкой, и коротышкой, и вообще как ее душеньке будет угодно. Ведь против лома нет приема, а против такой девицы даже лом не поможет. Под два метра в высоту и чуть меньше в ширину, весом под сто пятьдесят килограммоов, с длинными белокурыми косами и голубыми глазами истинной арийки. Настоящая скандинавская валькирия во плоти! Я обомлела, задрав голову и приоткрыв рот.
– Вот это да! – выдала я, шумно переведя дух и вновь обретая способность изъяснятся внятно и членораздельно. – Офигенная находка. Клянусь золотыми локонами Марии Магдалины, вы – прямо живая копия Афины Паллады! Ну и приключеньице, да это же просто именины сердца и пир духа какой-то!
– Дура! Можно подумать, ты мертвую копию греческой богини видела! – снисходительно рыкнула валькирия. – Мы в замкнутом пространстве находимся, кругом полно взрывчатых веществ, и поэтому применение воспламеняющихся газов категорически запрещено! Так что ты поосторожнее со своей пирдухой тут, худобина! Не дай бог что случится – так мы и убежать не успеем, и улететь не сможем. Я сама давно уже утратила способность летать, а у тебя, думаю, и от рождения-то крыльев не водилось…
– У вас раньше были крылья? – не поверила я. – Так вы что?..
– Ну да, ангел я! – спокойно закончила девица.
Я потрясенно осела на ящик с противогазами, испытывая глубочайший шок. Пир духа отменялся!
Хорошая штука – скептицизм! Собственным глазам верить, конечно, можно и даже иногда нужно, но факты все-таки вещь упрямая и всегда говорят сами за себя. С особенностями божественной анатомии и физиологии ангелов я знакома на «отлично». Особи мужского пола непременно отличаются воистину небесной красотой, повышенной сексуальной тягой к человеческим самкам и наличием огромного запаса ментальной энергии, которой призваны делиться с той экзорцисткой, хранителем коей становятся согласно специфического плотского ритуала. Благодаря данной энергии, боевые молитвы экзорцисток и приобретают столь убойную силу в отношении любой богопротивной нечисти. Ангелы женского пола встречаются намного реже. Для того чтобы пересчитать тех из них, кто проживает в нашем аббатстве, запросто хватит пальцев обеих рук. Так же, как и юноши, девушки-ангелы всегда рождаются крылатыми, но если по достижении половозрелого возраста ангелица лишается девственности, то ее крылья просто отпадают, будто осенние листья, делая свою бывшую владелицу обычной земной женщиной. Крылья старых дев остаются на месте, но постепенно усыхают, превращаясь в две никчемные, нелепо раскоряченные сухостоины, неловко торчащие из лопаток. Вывод один – если летать на них все равно уже невозможно, то лучше поскорее избавиться от этого мешающего убожества и жить себе спокойно. Если, конечно, не рассматривать две сухие оглобли в качестве наглядного свидетельства святости и непорочности. Впрочем, я всегда подозревала, что летать женщинам не позволяют две глобальные причины, известные всем: скучная проза жизни или же, что случается намного чаще, мужчины! Остается единственная доступная нам возможность – летать не телом, но душой. И сейчас, глядя на белокурую валькирию, я мысленно поаплодировала смелости неизвестного мне храбреца, осмелившегося лишить девства столь внушительную женщину. Надеюсь, что сам он в ходе этого пикантного процесса не пострадал… И еще – приходилось безоговорочно положиться на собственные глаза, достоверно свидетельствующие о том, что ангелы не всегда бывают гибкими, стройными и изящными. Скажи мне об этом кто-то другой – ни за что бы не поверила. Я вообще на редкость скептичная особа, верую лишь в Спасителя нашего Иисуса Христа, да еще в реальные, ничем не опровержимые факты. И ни в коем случае во что-то другое! Вот такая гнусная привычка, если вдуматься!
Было уже хорошо за полночь, когда Андреа и Рауль пешком отправились в сторону дома 13-б, расположенного на улице Мурано. От палаццо ла Витиччи его отделяло пять кварталов, но синьорина дель-Васто не пожелала воспользоваться услугами гондольеров, бойко зазывавших молодую и богато одетую госпожу на борт своих изящных суденышек, обещая незабываемую прогулку под звездами, которые сегодня светили особенно ярко. Да, в сегодняшней ночи ощущалось что-то волнующее и таинственное. Андреа глубоко вдохнула влажный воздух, остывший от дневного удушающего жара, и отбросила с головы широкий капюшон тонкого кожаного плаща. Черные шелковистые волосы мерцающей волной рассыпались по плечам, удивительно контрастируя с серебристо-серым платьем и белым плащом. Сапфирно-синие очи стригойки игриво подмигнули кучке низкорослых косоглазых туристов, восторженно пялящихся на ее высокую, стройную фигуру и птичьими голосами лепечущих на плохом итальянском: «Buona sera, bella!». «Ишь, ты, – мысленно усмехнулась Андреа. – Еще смеют заигрывать со мной, недомерки. Желают красавице доброго вечера. А между тем кровь у этих азиатов плохая, невкусная…» Но при этом она воспитанно улыбалась и благодарила вслух: «Grazie!».
Граф Деверо, неслышной тенью скользивший следом за своей повелительницей, высокомерно вздернул подбородок и проводил япошек голодным взглядом. До Великой охоты оставалось еще около двух недель. Он уже почти сожалел, что не уговорил стригойку воспользоваться слугами водного такси-мотонаве, рассчитывая на упоительные полчаса, проведенные в укромной роскошной каюте, но, к счастью, вовремя догадался, что сегодняшнее настроение Андреа вовсе не располагает к интимным сценам. И впрямь, нахмуренный белоснежный лоб девушки и опущенные длинные черные ресницы безмолвно свидетельствовали о том, что мысли прекрасной синьорины сейчас витают где-то вдалеке от верного поклонника, преданно следующего по пятам за ней. Точеные каблучки серебристых туфелек то начинали выбивать четкую размерную дробь, а то вдруг сбивались с отлаженного такта, выдавая перепады ее дурного расположение духа. Рауля безмерно возбуждала безупречная женственность Андреа. К примеру, она никогда не надевала вульгарных грубых штанов из непритязательного синего денима. Впрочем, она вообще носила только классику, предпочитая наряды, присущие прирожденной аристократке. Честно говоря, влюбленного графа неизменно восхищали любой жест, поступок или слово повелительницы стригоев. А уж в искусстве одеваться она и подавно не знала равных себе, так утонченно подчеркивая свою невероятную красоту мельчайшими деталями туалета, что Рауль совершенно терял голову, возводя свою госпожу в ранг высшего существа или бога. И надо отдать должное Андреа, они и на самом деле являлась почти богиней, сконцентрировав в себе всю власть и силу, доступную исключительно одним только первородным детям Темного отца.
Они неторопливо пересекли оживленный мост Риальто, изумивший их обилием народа, несмотря на поздний час с энтузиазмом штурмовавшего многочисленные магазинчики или же просто любующегося потемневшей водой Большого канала. Андреа снова опустила капюшон плаща, не желая привлекать внимания любопытных зевак. Но сама улица Мурано, получившая название в честь одноименного островка, уже отходила ко сну, гася фонари и закрывая витрины несчетных лавок прочными стальными жалюзи. Внимание девушки внезапно привлекло одно довольно скромное окно, украшенное единственным светильником в форме океанического моллюска-наутилуса. Совершенная форма стеклянной статуэтки пленяла идеальными пропорциями и восхитила даже столь опытного ценителя прекрасного, как Андреа. О, синьорина дель-Васто неоднократно посещала самые дорогие аукционы Сотби и Кристи, совершенно не напрасно прослыв опытным коллекционером старинного австрийского фарфора и живописи эпохи Возрождения. Почувствовав неудержимый зов сердца, подсказывающий, что в этой незаметной лавочке может скрываться настоящее чудо, девушка нетерпеливо толкнула слабо звякнувшую колокольчиком дверь и вошла внутрь.
Магазинчик оказался совсем крохотным. Могучие плечи графа Деверо едва вписались в узкий проход между витриной, побуревшим от времени дубовым прилавком и застекленным стеллажом с несколькими полками, где на складках черного бархата призывно голубели прозрачные стеклянные статуэтки. Андреа настороженно прошлась вдоль выставленных на продажу экспонатов. Пара целующихся голубей, вставший на дыбы скакун с разевающееся гривой, пастушка с овечкой, кошечка с клубком, горделиво взлетающий на волне фрегат… Да, красиво! Отличная техника исполнения, филигранная четкость деталей, потрясающее качество самого стекла, кажущегося сгустком живого лунного света, да и цена немалая. Но все это не то, не то… Стригойка каким-то шестым чувством, далеко выходящим за грань обычного человеческого восприятия, ощущала ауру загадочной и древней силы, витавшей над этим непритязательным магазинчиком. Наличие некоего непонятного талисмана, предназначенного только ей – Андреа… Дверь в сумрачной глубине лавки неслышно приотворилась, и к прилавку шагнул сгорбленный, седой как лунь человечек.
Приподняв бровь, девушка требовательно рассматривала временного владельца той вещи, которая вскоре по велению чуткого провидения должна была непременно перейти в ее руки. Стригойка это чувствовала. У старика имелось что-то неведомое. То, что с самого начала сотворения мира передавалось от человека к человеку, ожидая появления одной лишь Андреа.
Хозяин вежливо поклонился, с трудом сгибая скрюченную старостью и подагрой спину. Сморщенное лицо, сплошь состоящее из морщин и рытвин и напоминающее печеное яблоко, расплылось в угодливой улыбке. Жидкие пряди седых волос рассыпались по лацканам старомодного суконного сюртука. На краткое мгновение Андреа вдруг уловила тонкий барьер ментальной защиты, скрывающий от нее истинные помыслы мужчины и придающий ему видимость этой вопиющей старческой беззащитности, но странное марево мелькнуло как светлячок и исчезло бесследно, вновь оставив перед ней того, кого и видели ее проницательные глаза – человеческую развалину, доживающую свои последние дни.
Старик судорожно затряс немощной головой, щуря подслеповатые глаза.
– Что угодно вашей светлости?
Андреа высокомерно хмыкнула:
– А ты не глуп, лавочник! Я начинаю верить, что твои зрачки еще не разучились отличать представителей благородного рода от обычных туристов, наводнивших древний город.
Распухшие пальцы хозяина суетливо зашевелились, извлекая из недр нагрудного кармана неряшливо скомканный грязный платок. Старик натужно отхаркнул вязкие нити мокроты и небрежно обтер вялые губы. Андреа брезгливо отодвинулась.
– Это не остатки зрения мне помогают, благородная синьора! – лукавая улыбка осветила сморщенное лицо. – Это чутье, весьма обострившееся за истекшие девяносто лет. Именно оно и позволяет мне безошибочно угадать щедрого покупателя, способного заплатить достойную цену за главную жемчужину моей коллекции…
– Покажи! – невозмутимо приказала стригойка.
Старик мучительно долго шарил под прилавком, тяжело грохоча створкой потайного сейфа, и наконец выложил перед ней продолговатый бархатный футляр роскошного золотистого цвета. Андреа ощутила острое подобие кратковременного электрического импульса, уколовшего ее в самое сердце. То был неоспоримый знак предвидения, сопровождающий случайные стечения обстоятельств, призванные непредсказуемо изменить нашу жизнь. Руки стригойки, действуя самостоятельно, но совершено осмысленно, жадно потянулись и откинули крышку футляра.
Он покоился на парчовой подкладке, испуская столь ослепительное сияние, что Андреа восхищенно зажмурилась, едва смея дышать. Старик глухо хохотнул, вполне довольный произведенным на покупательницу впечатлением. Это был фиал – полый сосуд, выточенный из цельного куска горного хрусталя, безупречно прозрачного и чистого, словно вода в роднике. Небольшой – величиной с ладонь, и имеющий непривычную форму креста с петлей на верхнем конце. Андреа узнала его мгновенно: анх – египетский символ вечной жизни. Поперечная перекладина заканчивалась двумя резными пробками, закрывающими отверстия, предназначенные для вливания жидкости. Внутри сосуда шла едва видимая переборка, разделяющая резервуар на две симметричные половины. Стенки прозрачного флакона украшали овальные картуши с заключенными в них иероглифами. Не веря собственным глазам, Андреа разобрала архаично прописанные имена Исиды и Нефтиды.
– Что это, старик? – стригойка крепко сжала пальцы, не решаясь отпустить загадочный раритет. – Я знаю, эта вещь была создана задолго до возникновения христианского мира…
Старик умиленно промокнул слезящиеся глаза.
– Приятно встретить истинного ценителя! Прекрасная синьора знакома с египетской культурой?
– Более или менее, – коротко призналась девушка.
– О, тогда я расскажу! – радостно оживился хозяин, лицо его перекосилось, словно у одержимого бесами. – Великая праматерь земли Кеми – богиня Исида стала изначальным прообразом Богоматери христиан, а сын ее Гор, зачатый непорочно – один в один Спаситель наш Иисус Христос…
– И что? – грубо перебила его Андреа, содрогнувшись всем телом при упоминании имени Господа.
Но старик не заметил, или сделал вид, что не заметил произошедшего, и вдохновенно продолжил:
– Исида и ее единоутробная сестра Нефтида олицетворяли две противоположные половины всего сущего – Свет и Тьму. Влив свою кровь в разные части фиала, они увидели – что переборка внутри сосуда растворилась, а соки их жизней смешались воедино, образовав раствор, ожививший убитого Осириса и даровавший ему власть и посмертное существование…
Услышал заветное слово «кровь», стригойка напряглась, как охотник, почуявший дичь.
– Старик, твоя история напоминает детскую сказку!
Хозяин эпилептично затрясся и разгневанно сжал кулаки, усеянные пигментными пятнами.
– Каждая сказка содержит долю истины! А вам известно ли, что Иосиф Аримафейский – тот, кто собрал кровь, истекающую из ран Христа, висящего на кресте, дал женам-мироносицам странной формы сосуд с елеем, коим они помазали бездыханное тело Господа… – парадоксы, вылетающие из слюнявого рта, подвергали сомнению душевное здравие их автора.
– А после этого назаретянин воскрес и обрел невиданное доселе могущество… – шокировано протянула Андреа. Интуиция ей подсказывала, что старик искренне верит в каждое произнесенное им слово.
Рассказчик безмолвно кивнул, а потом снова торопливо затараторил, захлебываясь и глотая звуки:
– По легенде, именно этот сосуд помог царице Хатшепсут захватить власть, отстранить от престола молодого фараона Тутмоса и единолично править целые двадцать лет. А потом одна из прислужниц царицы выкрала фиал и передала его царю. Это стало концом Хатшепсут… Позднее фиал в форме анха унаследовал Эхнатон, фараон-отступник. Именно страх перед силой древнего раритета заставил его отвернуться от Исиды и Осириса и стать приверженцем бога солнечного света Атона. Но Исида отомстила. Колесничий Эйе обманно завладел фиалом, сверг династию, построившую новую столицу – Амарну, и вернул прежних богов. Говорят, фиал был тайно захоронен в могиле побочного сына Эхнатона – царевича Сменхкарры. А много лет спустя этот же сосуд нашел потрясатель вселенной Александр из рода македонских царей…
Но Андреа уже давно не слушала старика, будучи не в силах справиться с водоворотом собственных мыслей. Она осознала, какую огромную ценность имеет этот легендарный хрустальный фиал.
– Кто же создал столь поразительную вещь?
Старик склонил голову на плечо, улыбаясь таинственной и снисходительной улыбкой безумца.
– У Бога множество имен, но это не меняет его сущности. Дьявола тоже называют разными именами. А ведь когда-то давно Добро и Зло были братьями и творили мир вместе. Творили не только мир…
– Сколько? – хрипло выдохнула стригойка, понимая, что ни одна сила на свете уже не способна вырвать египетский анх из ее цепких рук.
Старик что-то черкнул на бумажке и с поклоном вручил записку Андреа. Девушка чуть не задохнулась от чудовищной цифры, но даже не осмелилась торговаться и послушно выписала чек на требуемую сумму.
Старик пристально смотрел вслед ушедшим покупателям. На его лице четко проступила печать жгучей неприязни, скрывающей еще более острое отвращение. Казалось, он на короткое время вдруг выплыл из неотвратимо засасывающего его омута сумасшествия. Он провел рукой по лицу, легко устраняя тонкую силиконовую пленку, а вместе с ней и свои фальшивые морщины. Вытряхнул из-под сюртука накладной горб, выпрямил сухощавый, жилистый стан, стер с запястий разводы тонального крема, удачно имитирующие старческие пятна, собрал в пучок седые волосы и превратился в человека средних лет, еще чрезвычайно подвижного, гибкого как змея и полного скрытого огня. Он снял трубку телефона, искусно стилизованного под девятнадцатый век, и набрал длинный номер, мало кому известный, кроме него. Ему долго не отвечали, но мнимый старик, так виртуозно принявший облик настоящего хозяина лавки, сейчас крепко спящего в задней комнате под воздействием ударной дозы снотворного, оказался на редкость терпелив. Наконец протяжные гудки ожидания сменились гулкой тишиной.
– Дело сделано, рыбка заглотила наживку! – непонятно отрапортовал фальшивый хозяин.
Но его услышали и поняли.
– Отлично! – сдержано донеслось с противоположного конца провода.
Седовласый положил трубку на рычаг и хищно потянулся упругим торсом, с удовольствием расправляя сутуловатые плечи. Холодные серые глаза блеснули нездоровым азартом.
Колесо судьбы неудержимо раскручивалось, набирая обороты и ускоряя ход.
Глава 4
Лучик фонарика заполошно метался по проходу между полками и ярусами, высвечивая острые края каких-то конструкций и угловатые предметы непонятного назначения. Я, кажется, окончательно заблудилась где-то в самом центре обширного склада. Может, пора начинать орать «помогите»? А то глядишь, недель через пяток найдут в этом лабиринте мой вдрызг переломанный костяк, начисто обглоданный крысами. Испугавшись подобной мрачной перспективы, я набрала побольше воздуха в легкие, широко открыла рот и зычно гаркнула требовательным тоном:
– Помогите, спасите – умираю!
– Между прочим, иудеи по пустыне египетской сорок лет блуждали – и ничего, не померли! – немедленно донесся до меня чей-то насмешливый отклик. – Чего вопишь-то как оглашенная, страшно поди стало?
– Так это, заблудилась я, кажется! – осторожно вякнула я, так и не определив поначалу, мужчине или женщине принадлежит этот необычно низкий голос. Лучик фонарика высветил что-то необъятно-монументальное.
– Если кажется – креститься надо! – наставительно усмехнулись из темноты. – Али ты нехристь какая богомерзкая?
– Ну вот еще, ничего подобного! – возмутилась я. – Я самая что ни на есть правоверная католичка!
– Ой, что-то я в этом сильно сомневаюсь! Худющая ты какая-то, бледнющая, рыжеволосая и подозрительно зеленоглазая. А ты часом не мавка?
– Да человек я, че-ло-век!
– Хм, – продолжала сомневаться темнота. – А может, тебя стукнуть разок-другой на всякий случай?
– Послушайте, как вас там, – непритворно вознегодовала я, – что вы себе позволяете? А вдруг вы сами носферату или волколак?
– Кто, я? – оскорблено взревел трубный голос. – Худобина, пигалица, да как ты смеешь…
И прежде, чем я успела вставить еще какую-нибудь реплику, полумрак внезапно сменился ярким светом, являя моему взору самое необычное существо из всех, кого мне когда-либо довелось встречать.
Источником столь внезапно наступившего просветления – как на территории арсенала, так и в моих мозгах, оказался мощный галогенный фонарь, зажатый в руке высокой широкоплечей женщины, хмуро нависшей над моей рыжей макушкой. Нет, я и сама никогда не жаловалась на недостаток роста, но незнакомая дама вполне могла позволить себе называть меня и худышкой, и коротышкой, и вообще как ее душеньке будет угодно. Ведь против лома нет приема, а против такой девицы даже лом не поможет. Под два метра в высоту и чуть меньше в ширину, весом под сто пятьдесят килограммоов, с длинными белокурыми косами и голубыми глазами истинной арийки. Настоящая скандинавская валькирия во плоти! Я обомлела, задрав голову и приоткрыв рот.
– Вот это да! – выдала я, шумно переведя дух и вновь обретая способность изъяснятся внятно и членораздельно. – Офигенная находка. Клянусь золотыми локонами Марии Магдалины, вы – прямо живая копия Афины Паллады! Ну и приключеньице, да это же просто именины сердца и пир духа какой-то!
– Дура! Можно подумать, ты мертвую копию греческой богини видела! – снисходительно рыкнула валькирия. – Мы в замкнутом пространстве находимся, кругом полно взрывчатых веществ, и поэтому применение воспламеняющихся газов категорически запрещено! Так что ты поосторожнее со своей пирдухой тут, худобина! Не дай бог что случится – так мы и убежать не успеем, и улететь не сможем. Я сама давно уже утратила способность летать, а у тебя, думаю, и от рождения-то крыльев не водилось…
– У вас раньше были крылья? – не поверила я. – Так вы что?..
– Ну да, ангел я! – спокойно закончила девица.
Я потрясенно осела на ящик с противогазами, испытывая глубочайший шок. Пир духа отменялся!
Хорошая штука – скептицизм! Собственным глазам верить, конечно, можно и даже иногда нужно, но факты все-таки вещь упрямая и всегда говорят сами за себя. С особенностями божественной анатомии и физиологии ангелов я знакома на «отлично». Особи мужского пола непременно отличаются воистину небесной красотой, повышенной сексуальной тягой к человеческим самкам и наличием огромного запаса ментальной энергии, которой призваны делиться с той экзорцисткой, хранителем коей становятся согласно специфического плотского ритуала. Благодаря данной энергии, боевые молитвы экзорцисток и приобретают столь убойную силу в отношении любой богопротивной нечисти. Ангелы женского пола встречаются намного реже. Для того чтобы пересчитать тех из них, кто проживает в нашем аббатстве, запросто хватит пальцев обеих рук. Так же, как и юноши, девушки-ангелы всегда рождаются крылатыми, но если по достижении половозрелого возраста ангелица лишается девственности, то ее крылья просто отпадают, будто осенние листья, делая свою бывшую владелицу обычной земной женщиной. Крылья старых дев остаются на месте, но постепенно усыхают, превращаясь в две никчемные, нелепо раскоряченные сухостоины, неловко торчащие из лопаток. Вывод один – если летать на них все равно уже невозможно, то лучше поскорее избавиться от этого мешающего убожества и жить себе спокойно. Если, конечно, не рассматривать две сухие оглобли в качестве наглядного свидетельства святости и непорочности. Впрочем, я всегда подозревала, что летать женщинам не позволяют две глобальные причины, известные всем: скучная проза жизни или же, что случается намного чаще, мужчины! Остается единственная доступная нам возможность – летать не телом, но душой. И сейчас, глядя на белокурую валькирию, я мысленно поаплодировала смелости неизвестного мне храбреца, осмелившегося лишить девства столь внушительную женщину. Надеюсь, что сам он в ходе этого пикантного процесса не пострадал… И еще – приходилось безоговорочно положиться на собственные глаза, достоверно свидетельствующие о том, что ангелы не всегда бывают гибкими, стройными и изящными. Скажи мне об этом кто-то другой – ни за что бы не поверила. Я вообще на редкость скептичная особа, верую лишь в Спасителя нашего Иисуса Христа, да еще в реальные, ничем не опровержимые факты. И ни в коем случае во что-то другое! Вот такая гнусная привычка, если вдуматься!
Было уже хорошо за полночь, когда Андреа и Рауль пешком отправились в сторону дома 13-б, расположенного на улице Мурано. От палаццо ла Витиччи его отделяло пять кварталов, но синьорина дель-Васто не пожелала воспользоваться услугами гондольеров, бойко зазывавших молодую и богато одетую госпожу на борт своих изящных суденышек, обещая незабываемую прогулку под звездами, которые сегодня светили особенно ярко. Да, в сегодняшней ночи ощущалось что-то волнующее и таинственное. Андреа глубоко вдохнула влажный воздух, остывший от дневного удушающего жара, и отбросила с головы широкий капюшон тонкого кожаного плаща. Черные шелковистые волосы мерцающей волной рассыпались по плечам, удивительно контрастируя с серебристо-серым платьем и белым плащом. Сапфирно-синие очи стригойки игриво подмигнули кучке низкорослых косоглазых туристов, восторженно пялящихся на ее высокую, стройную фигуру и птичьими голосами лепечущих на плохом итальянском: «Buona sera, bella!». «Ишь, ты, – мысленно усмехнулась Андреа. – Еще смеют заигрывать со мной, недомерки. Желают красавице доброго вечера. А между тем кровь у этих азиатов плохая, невкусная…» Но при этом она воспитанно улыбалась и благодарила вслух: «Grazie!».
Граф Деверо, неслышной тенью скользивший следом за своей повелительницей, высокомерно вздернул подбородок и проводил япошек голодным взглядом. До Великой охоты оставалось еще около двух недель. Он уже почти сожалел, что не уговорил стригойку воспользоваться слугами водного такси-мотонаве, рассчитывая на упоительные полчаса, проведенные в укромной роскошной каюте, но, к счастью, вовремя догадался, что сегодняшнее настроение Андреа вовсе не располагает к интимным сценам. И впрямь, нахмуренный белоснежный лоб девушки и опущенные длинные черные ресницы безмолвно свидетельствовали о том, что мысли прекрасной синьорины сейчас витают где-то вдалеке от верного поклонника, преданно следующего по пятам за ней. Точеные каблучки серебристых туфелек то начинали выбивать четкую размерную дробь, а то вдруг сбивались с отлаженного такта, выдавая перепады ее дурного расположение духа. Рауля безмерно возбуждала безупречная женственность Андреа. К примеру, она никогда не надевала вульгарных грубых штанов из непритязательного синего денима. Впрочем, она вообще носила только классику, предпочитая наряды, присущие прирожденной аристократке. Честно говоря, влюбленного графа неизменно восхищали любой жест, поступок или слово повелительницы стригоев. А уж в искусстве одеваться она и подавно не знала равных себе, так утонченно подчеркивая свою невероятную красоту мельчайшими деталями туалета, что Рауль совершенно терял голову, возводя свою госпожу в ранг высшего существа или бога. И надо отдать должное Андреа, они и на самом деле являлась почти богиней, сконцентрировав в себе всю власть и силу, доступную исключительно одним только первородным детям Темного отца.
Они неторопливо пересекли оживленный мост Риальто, изумивший их обилием народа, несмотря на поздний час с энтузиазмом штурмовавшего многочисленные магазинчики или же просто любующегося потемневшей водой Большого канала. Андреа снова опустила капюшон плаща, не желая привлекать внимания любопытных зевак. Но сама улица Мурано, получившая название в честь одноименного островка, уже отходила ко сну, гася фонари и закрывая витрины несчетных лавок прочными стальными жалюзи. Внимание девушки внезапно привлекло одно довольно скромное окно, украшенное единственным светильником в форме океанического моллюска-наутилуса. Совершенная форма стеклянной статуэтки пленяла идеальными пропорциями и восхитила даже столь опытного ценителя прекрасного, как Андреа. О, синьорина дель-Васто неоднократно посещала самые дорогие аукционы Сотби и Кристи, совершенно не напрасно прослыв опытным коллекционером старинного австрийского фарфора и живописи эпохи Возрождения. Почувствовав неудержимый зов сердца, подсказывающий, что в этой незаметной лавочке может скрываться настоящее чудо, девушка нетерпеливо толкнула слабо звякнувшую колокольчиком дверь и вошла внутрь.
Магазинчик оказался совсем крохотным. Могучие плечи графа Деверо едва вписались в узкий проход между витриной, побуревшим от времени дубовым прилавком и застекленным стеллажом с несколькими полками, где на складках черного бархата призывно голубели прозрачные стеклянные статуэтки. Андреа настороженно прошлась вдоль выставленных на продажу экспонатов. Пара целующихся голубей, вставший на дыбы скакун с разевающееся гривой, пастушка с овечкой, кошечка с клубком, горделиво взлетающий на волне фрегат… Да, красиво! Отличная техника исполнения, филигранная четкость деталей, потрясающее качество самого стекла, кажущегося сгустком живого лунного света, да и цена немалая. Но все это не то, не то… Стригойка каким-то шестым чувством, далеко выходящим за грань обычного человеческого восприятия, ощущала ауру загадочной и древней силы, витавшей над этим непритязательным магазинчиком. Наличие некоего непонятного талисмана, предназначенного только ей – Андреа… Дверь в сумрачной глубине лавки неслышно приотворилась, и к прилавку шагнул сгорбленный, седой как лунь человечек.
Приподняв бровь, девушка требовательно рассматривала временного владельца той вещи, которая вскоре по велению чуткого провидения должна была непременно перейти в ее руки. Стригойка это чувствовала. У старика имелось что-то неведомое. То, что с самого начала сотворения мира передавалось от человека к человеку, ожидая появления одной лишь Андреа.
Хозяин вежливо поклонился, с трудом сгибая скрюченную старостью и подагрой спину. Сморщенное лицо, сплошь состоящее из морщин и рытвин и напоминающее печеное яблоко, расплылось в угодливой улыбке. Жидкие пряди седых волос рассыпались по лацканам старомодного суконного сюртука. На краткое мгновение Андреа вдруг уловила тонкий барьер ментальной защиты, скрывающий от нее истинные помыслы мужчины и придающий ему видимость этой вопиющей старческой беззащитности, но странное марево мелькнуло как светлячок и исчезло бесследно, вновь оставив перед ней того, кого и видели ее проницательные глаза – человеческую развалину, доживающую свои последние дни.
Старик судорожно затряс немощной головой, щуря подслеповатые глаза.
– Что угодно вашей светлости?
Андреа высокомерно хмыкнула:
– А ты не глуп, лавочник! Я начинаю верить, что твои зрачки еще не разучились отличать представителей благородного рода от обычных туристов, наводнивших древний город.
Распухшие пальцы хозяина суетливо зашевелились, извлекая из недр нагрудного кармана неряшливо скомканный грязный платок. Старик натужно отхаркнул вязкие нити мокроты и небрежно обтер вялые губы. Андреа брезгливо отодвинулась.
– Это не остатки зрения мне помогают, благородная синьора! – лукавая улыбка осветила сморщенное лицо. – Это чутье, весьма обострившееся за истекшие девяносто лет. Именно оно и позволяет мне безошибочно угадать щедрого покупателя, способного заплатить достойную цену за главную жемчужину моей коллекции…
– Покажи! – невозмутимо приказала стригойка.
Старик мучительно долго шарил под прилавком, тяжело грохоча створкой потайного сейфа, и наконец выложил перед ней продолговатый бархатный футляр роскошного золотистого цвета. Андреа ощутила острое подобие кратковременного электрического импульса, уколовшего ее в самое сердце. То был неоспоримый знак предвидения, сопровождающий случайные стечения обстоятельств, призванные непредсказуемо изменить нашу жизнь. Руки стригойки, действуя самостоятельно, но совершено осмысленно, жадно потянулись и откинули крышку футляра.
Он покоился на парчовой подкладке, испуская столь ослепительное сияние, что Андреа восхищенно зажмурилась, едва смея дышать. Старик глухо хохотнул, вполне довольный произведенным на покупательницу впечатлением. Это был фиал – полый сосуд, выточенный из цельного куска горного хрусталя, безупречно прозрачного и чистого, словно вода в роднике. Небольшой – величиной с ладонь, и имеющий непривычную форму креста с петлей на верхнем конце. Андреа узнала его мгновенно: анх – египетский символ вечной жизни. Поперечная перекладина заканчивалась двумя резными пробками, закрывающими отверстия, предназначенные для вливания жидкости. Внутри сосуда шла едва видимая переборка, разделяющая резервуар на две симметричные половины. Стенки прозрачного флакона украшали овальные картуши с заключенными в них иероглифами. Не веря собственным глазам, Андреа разобрала архаично прописанные имена Исиды и Нефтиды.
– Что это, старик? – стригойка крепко сжала пальцы, не решаясь отпустить загадочный раритет. – Я знаю, эта вещь была создана задолго до возникновения христианского мира…
Старик умиленно промокнул слезящиеся глаза.
– Приятно встретить истинного ценителя! Прекрасная синьора знакома с египетской культурой?
– Более или менее, – коротко призналась девушка.
– О, тогда я расскажу! – радостно оживился хозяин, лицо его перекосилось, словно у одержимого бесами. – Великая праматерь земли Кеми – богиня Исида стала изначальным прообразом Богоматери христиан, а сын ее Гор, зачатый непорочно – один в один Спаситель наш Иисус Христос…
– И что? – грубо перебила его Андреа, содрогнувшись всем телом при упоминании имени Господа.
Но старик не заметил, или сделал вид, что не заметил произошедшего, и вдохновенно продолжил:
– Исида и ее единоутробная сестра Нефтида олицетворяли две противоположные половины всего сущего – Свет и Тьму. Влив свою кровь в разные части фиала, они увидели – что переборка внутри сосуда растворилась, а соки их жизней смешались воедино, образовав раствор, ожививший убитого Осириса и даровавший ему власть и посмертное существование…
Услышал заветное слово «кровь», стригойка напряглась, как охотник, почуявший дичь.
– Старик, твоя история напоминает детскую сказку!
Хозяин эпилептично затрясся и разгневанно сжал кулаки, усеянные пигментными пятнами.
– Каждая сказка содержит долю истины! А вам известно ли, что Иосиф Аримафейский – тот, кто собрал кровь, истекающую из ран Христа, висящего на кресте, дал женам-мироносицам странной формы сосуд с елеем, коим они помазали бездыханное тело Господа… – парадоксы, вылетающие из слюнявого рта, подвергали сомнению душевное здравие их автора.
– А после этого назаретянин воскрес и обрел невиданное доселе могущество… – шокировано протянула Андреа. Интуиция ей подсказывала, что старик искренне верит в каждое произнесенное им слово.
Рассказчик безмолвно кивнул, а потом снова торопливо затараторил, захлебываясь и глотая звуки:
– По легенде, именно этот сосуд помог царице Хатшепсут захватить власть, отстранить от престола молодого фараона Тутмоса и единолично править целые двадцать лет. А потом одна из прислужниц царицы выкрала фиал и передала его царю. Это стало концом Хатшепсут… Позднее фиал в форме анха унаследовал Эхнатон, фараон-отступник. Именно страх перед силой древнего раритета заставил его отвернуться от Исиды и Осириса и стать приверженцем бога солнечного света Атона. Но Исида отомстила. Колесничий Эйе обманно завладел фиалом, сверг династию, построившую новую столицу – Амарну, и вернул прежних богов. Говорят, фиал был тайно захоронен в могиле побочного сына Эхнатона – царевича Сменхкарры. А много лет спустя этот же сосуд нашел потрясатель вселенной Александр из рода македонских царей…
Но Андреа уже давно не слушала старика, будучи не в силах справиться с водоворотом собственных мыслей. Она осознала, какую огромную ценность имеет этот легендарный хрустальный фиал.
– Кто же создал столь поразительную вещь?
Старик склонил голову на плечо, улыбаясь таинственной и снисходительной улыбкой безумца.
– У Бога множество имен, но это не меняет его сущности. Дьявола тоже называют разными именами. А ведь когда-то давно Добро и Зло были братьями и творили мир вместе. Творили не только мир…
– Сколько? – хрипло выдохнула стригойка, понимая, что ни одна сила на свете уже не способна вырвать египетский анх из ее цепких рук.
Старик что-то черкнул на бумажке и с поклоном вручил записку Андреа. Девушка чуть не задохнулась от чудовищной цифры, но даже не осмелилась торговаться и послушно выписала чек на требуемую сумму.
Старик пристально смотрел вслед ушедшим покупателям. На его лице четко проступила печать жгучей неприязни, скрывающей еще более острое отвращение. Казалось, он на короткое время вдруг выплыл из неотвратимо засасывающего его омута сумасшествия. Он провел рукой по лицу, легко устраняя тонкую силиконовую пленку, а вместе с ней и свои фальшивые морщины. Вытряхнул из-под сюртука накладной горб, выпрямил сухощавый, жилистый стан, стер с запястий разводы тонального крема, удачно имитирующие старческие пятна, собрал в пучок седые волосы и превратился в человека средних лет, еще чрезвычайно подвижного, гибкого как змея и полного скрытого огня. Он снял трубку телефона, искусно стилизованного под девятнадцатый век, и набрал длинный номер, мало кому известный, кроме него. Ему долго не отвечали, но мнимый старик, так виртуозно принявший облик настоящего хозяина лавки, сейчас крепко спящего в задней комнате под воздействием ударной дозы снотворного, оказался на редкость терпелив. Наконец протяжные гудки ожидания сменились гулкой тишиной.
– Дело сделано, рыбка заглотила наживку! – непонятно отрапортовал фальшивый хозяин.
Но его услышали и поняли.
– Отлично! – сдержано донеслось с противоположного конца провода.
Седовласый положил трубку на рычаг и хищно потянулся упругим торсом, с удовольствием расправляя сутуловатые плечи. Холодные серые глаза блеснули нездоровым азартом.
Колесо судьбы неудержимо раскручивалось, набирая обороты и ускоряя ход.
Глава 4
Все в нашей жизни подчинено определенным законам, которые неверующие люди называют слепым фатумом, а верующие – Божьей волей. Недаром древние греки даже естественную смену времен года объясняли цикличными колебаниями божественного настроения, придумав гениальную фразу: «Если все происходит так, как происходит, значит, это кому-нибудь нужно». Этапы человеческой жизни, сопровождаемые процессом умственного взросления, всегда подобны плавной смене природных сезонов. Как нежная весна сменяется цветущим летом, так юность незаметно переходит в зрелость, богатую подвигами и свершениями. Затем наступает золотая осень, дающая возможность пожать плоды щедрого урожая прожитых лет. А уж следом за осенью торопится седая зима с ее заслуженным отдыхом, уважением детей и мудростью, отданной потомству. Бог справедлив, он учит нас извлекать удовольствие и пользу из любого периода короткой, но насыщенной событиями жизни. Не будь глупцом и трусом, и жизнь твоя пройдет не напрасно. А после смерти твою бренную оболочку предадут земле, дух же примут в рай или ад и воздадут там по заслугам. Ибо умирает только плоть, но душа – бессмертна. Смелый и умный живет вечно, трус и глупец не живет вообще. Дожив до двадцати лет, я начала часто задумываться о смысле и форме бытия, пытаясь понять путь, уготованный мне Господом, путь, который мне еще предстояло пройти. Мне четко указали – вот это друзья, а это – злокозненные враги всего рода человеческого, что охотятся за нашими доверчивыми душами, стремясь забрать их обманом, силой или подкупом. Враги, которые пользуются нашей боязнью физической смерти, обещая спасение плоти ценой погибели души. И глупцы порой соглашаются на такой неравноценный обмен, не ведая главного: тело, лишенное души, есть по сути своей ничто, мертвая никчемная оболочка. Души же, добровольно вобравшие тепло милосердия и свет добра, приближаются к Богу, уготавливая себе место на небесах. Души, попавшие в лапы к Дьяволу, становятся источником греха, служителями зла и тьмы. Дух должен быть светел, а помыслы – чисты. Ведь лишь тогда человек сможет достойно пройти свой жизненный путь, творя благие дела, идущие на пользу всему миру. Не слова и молитвы, не лицемерие и показные добродетели делают нас людьми, а только совершенные нами дела и благодарная память о них, намного переживающая отведенный нам земной срок.
Всеми фибрами души, всеми силами сердца и тела я интуитивно ненавидела мерзких тварей, служащих Сатане, а также всему лживому, гнусно притворному и омерзительно корыстному. Путь на ту сторону Добра прост и поначалу незаметен. Обмани – и Дьявол начинает потихоньку закрадываться в твою совесть, успокаивая ее приторно ласковыми оправданиями. Предай – и вот ты уже попал в ряды неисчислимого воинства Тьмы. Укради – и черти посчитают тебя своим другом. Путь греха заманчив и легок, путь добродетели труден и тернист. В любом из нас спит герой, и даже полубог, но возможно, с каждым днем все крепче и беспробуднее. Так проснитесь же, люди, пока еще не стало слишком поздно! Обернитесь лицом в сторону яркого света, не закрывая глаза на любую, даже самую мельчайшую несправедливость, происходящую рядом с вами. И тогда наш мир станет чище и лучше.
У каждого из нас неизбежно формируется свой индивидуальный способ познания мира, включая все его соблазны и искушения. У каждого из нас своя цель в жизни. «Возлюби врага своего!» – учит милосердный Господь. «Возлюби врага своего наименее приятным для него способом!» – подчеркнуто смиренно добавляют экзорцисты. «Библия учит нас любить ближнего своего, как самого себя!» – нудно талдычит отец Ансельм. «А Камасутра объясняет, как именно это нужно делать!» – шепотом вторят проказливые студиозы. «Боевой молитвой искореняй врагов рода человеческого!» – вносит посильную лепту непоседливый Натаниэль. «Пулей-то оно намного сподручнее!» – категорически не соглашается упрямая Оливия. А я все думаю – достанет ли у меня сил найти свой правильный путь в жизни, сберечь друзей, помочь ближним, победить врагов и узреть свет истины.
Всеми фибрами души, всеми силами сердца и тела я интуитивно ненавидела мерзких тварей, служащих Сатане, а также всему лживому, гнусно притворному и омерзительно корыстному. Путь на ту сторону Добра прост и поначалу незаметен. Обмани – и Дьявол начинает потихоньку закрадываться в твою совесть, успокаивая ее приторно ласковыми оправданиями. Предай – и вот ты уже попал в ряды неисчислимого воинства Тьмы. Укради – и черти посчитают тебя своим другом. Путь греха заманчив и легок, путь добродетели труден и тернист. В любом из нас спит герой, и даже полубог, но возможно, с каждым днем все крепче и беспробуднее. Так проснитесь же, люди, пока еще не стало слишком поздно! Обернитесь лицом в сторону яркого света, не закрывая глаза на любую, даже самую мельчайшую несправедливость, происходящую рядом с вами. И тогда наш мир станет чище и лучше.
У каждого из нас неизбежно формируется свой индивидуальный способ познания мира, включая все его соблазны и искушения. У каждого из нас своя цель в жизни. «Возлюби врага своего!» – учит милосердный Господь. «Возлюби врага своего наименее приятным для него способом!» – подчеркнуто смиренно добавляют экзорцисты. «Библия учит нас любить ближнего своего, как самого себя!» – нудно талдычит отец Ансельм. «А Камасутра объясняет, как именно это нужно делать!» – шепотом вторят проказливые студиозы. «Боевой молитвой искореняй врагов рода человеческого!» – вносит посильную лепту непоседливый Натаниэль. «Пулей-то оно намного сподручнее!» – категорически не соглашается упрямая Оливия. А я все думаю – достанет ли у меня сил найти свой правильный путь в жизни, сберечь друзей, помочь ближним, победить врагов и узреть свет истины.