Старательно отсчитывая покосившиеся кресты и стараясь не сбиться, Конрад продвигался к центру древнего могильника, на котором в разные века хоронили и христиан, и язычников, и вообще невесть кого еще. А какая в сущности разница, где и кого закапывать, если перед смертью все равны!
   «Краткость жизни – сестра таланта! – навязчиво вертелось в голове вервольфа. – Возможно, поэтому самые лучшие из нас и умирают молодыми, в расцвете лет. Взять хотя бы Моцарта, Есенина, Тутанхамона, Ван Гога…»
   – Конрад, хорош из себя камикадзе строить! Торопятся только голые в термы[11]. – Сердитый шепот Димитрия отвлек вервольфа от философски-заупокойных размышлений, возвращая обратно на стылую кладбищенскую землю. – Притормози и глянь, что это за мираж тут появился, вон там впереди?..
   Конрад приподнялся на одно колено и, прищурив для надежности глаза, старательно вгляделся в густое облако тумана, концентрирующееся в глубине погоста. Что за чертовщина? Оборотень был готов поклясться, что еще мгновение назад здесь не наблюдалось ничего подобного. Так откуда же взялся этот туман?
   Сегодняшняя ночь выдалась на удивление ясной и звездной, а поэтому совершенно не подходящей для столь отчаянной вылазки. Бледная луна величественно выплыла из рваной паутины облаков, заливая весь некрополь своим голубоватым мрачно-торжественным светом. Отбрасываемые надгробиями тени, гротескно искаженные наростами из облепивших камень льда и снега, дробились на множество причудливых фигур, складывающихся то в абрис неведомого чудовища, а то в угловатый силуэт готического храма. Чутко улавливающему все мистическое, но притом не ведающему страха оборотню и то стало жутковато, а чего уж говорить о его насмерть перепуганных товарищах, дружной скороговоркой бубнящих отводящую нечисть молитву. Впрочем, последнее уж точно оказалось лишним, ибо, почувствовав необычную энергетику, разлившуюся сейчас над ночным кладбищем, стригойские патрули резко сменили свой привычный маршрут, интуитивно предпочтя обойти стороной оное неспокойное место. «От греха подальше!» – добавляют в таких случаях люди, предпочитая не лезть на рожон и не рисковать попусту. Сохрани Конрад способность мыслить объективно, он бы тоже немедленно ретировался из сего могильника, предпочтя не связываться с потусторонними силами и понапрасну не испытывать привередливую удачу. Да куда, спрашивается, прикажешь деваться влюбленному безумцу, ощущающему, что нынешние его поступки направляют не разум и сердце, а сама судьба – любительница проверить нашу отвагу и преданность любимым. Властно удерживаемый незримой силой, как магнитом притягивающей его к центру кладбища, Конрад все шагал и шагал вперед, решив довериться своей судьбе. А чего тут еще сделаешь? Видимо, придется ему просто молиться, всецело положившись на божью помощь! Другого не дано, ибо судьба не человек, с ней не поспоришь…
   Но тем не менее факт оставался фактом: в центре кладбища действительно возникло нечто странное, смахивающее то ли на пустынный мираж, то ли на облако белесого тумана. Привыкший доверять своему чутью, Конрад выпрямился и беззаботно пошел вперед, ведомый интуицией, четко подсказавшей: «В этом тумане не кроется ничего опасного, не дрейфь, вервольф, сеанс одновременной игры в ящик опять откладывается на неопределенное время».
   Отлично развитый инстинкт не подвел оборотня и на сей раз. Облако, на первый взгляд кажущееся совершенно непроницаемым, вдруг легко расступилось под нажимом его тела, пропуская Конрада на маленькую площадку между надгробиями, освещенную пламенем уютного костерка. Вокруг огня вольготно расселись три мужские фигуры, закутанные в белые маскировочные плащи.
   – Наши? – изумился наивный Кристиан. – Но как они сюда попали? В белых комбинезонах у нас только разведчики ходят… – Но в этот момент один из незнакомцев зевнул и заспанно потянулся, распахивая свой плащ, оказавшийся вовсе не одеждой, а парой мощных, щедро оперенных крыльев!
   – Ик, – Кристиан судорожно дернул кадыком и сделал опасливый шаг назад. – Это кто еще такие?
   – Архангелы! – со странной смесью неприязни и симпатии пояснил Конрад.
   – Русские, – не поверил Кристиан, – из Архангельска?
   – Да нет, настоящие слуги господни! Собственной персоной – так сказать, во плоти. Прошу любить и жаловать.
   – Кто-о-о? – недоверчиво протянул совершенно обалдевший парень. – Ну и шуточки у тебя, командир…
   – Я не шучу, – словно стараясь придать нужный вес своим парадоксальным словам, вервольф выразительно пошевелил бровями. – Они и в самом деле архангелы! Ну сам знаешь – вредные такие парни с крыльями, умеющие летать…
   – Кусаются? – побледнел Кристиан.
   – Нет, – густо хохотнул Димитрий, – они безвредные. Кровь пить, на это у нас, к счастью, лишь стригои и комары горазды.
   – Хочу тебя разочаровать, ты сильно ошибаешься, а данная троица намного хуже любого выводка вампиров, – чуть слышно бормотнул вервольф. – Ибо они запросто способны устроить сдвиг по фазе кому угодно…
   – Конрад, дружище, сколько лет, сколько зим! – радостно возопил один из архангелов, блондин в модной джинсе. – Жив еще, значит, волчара блохастый!
   – Присаживайся к нашему костру, – любезно пригласил другой небожитель, вежливый, с каштановыми локонами до плеч. – И правда, давно мы не виделись. – Он жестом фокусника извлек из воздуха несколько банок пива «Бавария», весьма уважаемого вервольфом, и наделил жестяными, многообещающе булькающими емкостями всех гостей.
   – Вау! – Кристиан недоверчиво вертел в пальцах доставшуюся ему банку, мысленно вспоминая вкус любимого напитка, ставшего сейчас чрезвычайной редкостью. – Настоящее?
   – Дрянь не пьем! – высокомерно отрезал блондин.
   – У каждого настоящего мужчины должны быть сухие ноги, горячее сердце и холодное пиво, – подмигнул каштановокудрый. – Хотя избыток… э-э-э… – архангел замялся, подбирая словечко поприличнее, – скажем так, мужественного пыла нашего друга Конрада привел к весьма печальным последствиям. И ладно бы лишь для него одного…
   – Ну и натворил же он дел, жаль, что не сдох, паскудник! – откровенно бравируя своей беспардонностью, забористо добавил третий архангел, мрачный и черноволосый.
   – Видимо, я и правда чем-то заслужил ваше пристальное внимание. – Конрад протянул к огню замерзшие пальцы и коротко представил архангелов своим друзьям. – Вон тот белокурый шалопай – Уриэль, добродушный философ рядом с ним – Гавриил, а старый ворчун – доходяга Самуил!
   – Хам, причем беспросветный и неисправимый! – чуть повеселев, Самуил крепко пожал руку оборотня, благодаря его за столь оригинальную характеристику, похоже пришедшуюся ему по душе. – Связавшись с тобой, никогда не бываешь уверен точно: то ли нужно спасать твою злополучную задницу, то ли правильнее будет ее надрать…
   – За что? – обиделся Кристиан, весьма трепетно относившийся к положительной репутации своего командира. – Да если бы вы только знали, какой он герой! Подвиги Конрада вошли в историю нашего мира!
   Тут вервольф скептично усмехнулся, потому что лучше других понимал истинную подоплеку своих геройств, но предпочел помолчать. Он подозревал, что разговор с архангелами не ограничится одними лишь безобидными шуточками, а станет серьезным испытанием для его совести и чувства долга перед Селестиной. Ну ведь не пиво же пить заявились сюда крылатые божьи воины, на самом-то деле? А поэтому, заинтригованный донельзя, он решил изобразить из себя этакого застенчивого праведника, отлично зная, что именно скромность заставляет нас уважать других, внимательно их слушать и не перебивать, особенно в тот момент, когда они хвалят конкретно тебя…
   Но, увы, пускать пыль в глаза проницательным архангелам оказалось отнюдь не легким занятием даже для столь опытного притворщика, как Конрад.
   – Ага, герой – хрен горой! – с похабной издевкой в голосе уточнил Уриэль. – Да ты хоть сам-то осознаешь, что натворил?
   – Бес попутал, – виновато пробубнил оборотень, отводя взгляд и смущенно пиная мерзлую землю носком своего тяжелого ботинка, – вот и вляпался я в историю!
   – Надо же, он еще и мальчика-одуванчика из себя корчит! – возмущенно процедил Самуил. – Неслыханная наглость…
   – Кто же виноват в том, что, кроме истории, вы ничего толком делать не умеете? – почти риторически вопросил уравновешенный Гавриил.
   – Бог! – дерзко парировал находчивый Кристиан, мало что понимающий в оном загадочном разговоре, но твердо держащийся стороны своего командира.
   Архангел скептично дернул плечом.
   – Лазая по деревьям, обезьяны мечтали стать ангелами и парить в небе, – густо хохотнул чернявый Самуил, – но эволюция заставила их спуститься на землю и превратиться в людей! Хотя, видит бог, Конрад еще не самый гадкий образчик вашей греховной породы…
   – Командир – мужик хороший, а что плохого можно найти в хорошем человеке? – несговорчиво нахохлился спорщик Кристиан.
   – Хорошего человека не могут испортить ни власть, ни слава, ни деньги, – примирительно улыбнулся Гавриил. – Потому как если ты являешься по-настоящему хорошим человеком, то у тебя никогда не будет ни первого, ни второго, ни третьего! – Он заговорщицки подмигнул вервольфу. – И наш друг Конрад – отличный тому пример…
   Но фон Майер лишь наплевательски отмахнулся рукой:
   – Не критично! Деньги дело наживное, от власти одни проблемы, а слава и вовсе преходяща…
   – Ну ладно, назови мне тогда хотя бы одну истинную ценность, еще не изжитую в вашем несчастном, залитом кровью мире? – заинтересованно прищурился Гавриил.
   – Любовь! – весомо бросил Конрад, внимательно наблюдая за непредсказуемой реакцией архангела.
   Кристиан протестующе поморщился, ибо, как и все прочие мальчишки его возраста, превыше всего на свете ценил именно эти, только что отвергнутые его командиром блага: богатство, славу и авторитет.
   – Женщины… – протяжно вздохнул Самуил, умудрившись вложить в это короткое слово целую гамму противоречивых эмоций и чувств. – От них все наши беды! Женщина – это рай для глаз мужчины, ад для его ума и чистилище для карманов…
   – Мудро сказано! – согласно кивнул Гавриил.
   – Ой, – смешливо всплеснул ладонями Уриэль. – Братья, а вы помните, как появилась первая женщина? Адам жаловался Господу: «Отче, я же просил жену из серебра!» А Господь ему ответил: «Так се ребро и есмь!»
   Архангелы дружно заржали, но Конрада весьма покоробили их фривольные байки, касающиеся женского пола. Да и кому, спрашивается, понравится, если некие не очень тактичные балагуры начинают сыпать соль тебе на раны и высмеивать твою самую сокровенную мечту?
   – Уроды! – мрачно констатировал вервольф. – Женоненавистники хреновы.
   – Зато мы душевно богаты! – Уриэль специально поддразнивал влюбленного оборотня, выводя того из себя. Впрочем, когда самому похвастаться нечем, то самое время начинать охаивать других…
   – Уроды! – повторно припечатал не на шутку разозлившийся Конрад. – Духовно вы бедные, да к тому же еще и душевнобольные.
   Архангелы рассерженно насупились.
   – Ну и пожалуйста, сам тогда рви когти и спасай свою Селестину, если уж ты такой вредный! – склочно фыркнул вспыльчивый Уриэль. – Вы с ней сами на пару эту кашу заварили, сами ее и расхле… – но закончить он не успел, потому что, проникшись смыслом произнесенной архангелом фразы, фон Майер молнией взвился со своего места и требовательно схватил за грудки совершенно оторопевшего от подобной прыти блондинчика.
   – Где она, что с ней, колись немедленно, канарейка-переросток, а иначе я тебе все перья повыдергиваю! – сиплым от волнения голосом потребовал Конрад, бесцеремонно тряся обомлевшего от неожиданности архангела, вялой тряпочкой болтающегося в мощных руках вервольфа. – Ну?.. – он угрожающе нахмурил брови.
   – Эй, полегче на поворотах! – с негодованием крякнул дюжий Самуил, извлекая младшенького из цепких лап оборотня. – Охолони, брат!
   – Да какой он нам брат?! – протестующе заголосил освобожденный Уриэль, сердито опускаясь на карачки, ползая по земле и подбирая испачканные грязью оторванные пуговицы, прежде украшавшие его щегольскую курточку. – В гробу я таких братьев видал…
   – Не надо затевать свары, ибо все люди братья! – пафосно процитировал умник Гавриил.
   – Это кто же такое придумал? – скептично прищурился оборотень, никогда полностью не доверявший крылатым воинам, честно говоря всегда бывшим себе на уме. – Один из вашей шайки-лейки, поди?
   – Не-а, Каин и Авель, – злорадно хмыкнул Самуил. – Те еще оказались тихони…
   Кристиан прикусил губу, силясь не рассмеяться, Димитрий придушенно кашлянул.
   – Значит, так, все успокоились и быстренько заткнулись, – пресекая возникшую разборку, приказным тоном потребовал Гавриил. – Никакие мы не женоненавистники, просто нам особо не за что баб любить. Особенно грешных дев, глупо проморгавших Божью защиту. – Он выразительно пошевелил бровями, намекая на известно кого. – Но мы не какие-нибудь жестокосердные злодеи, а поэтому решили вам все-таки помочь, конечно же в меру своих скромных сил и возможностей… Для начала информацией.
   – Не тяни! – умоляющим тоном попросил вервольф, ощущающий себя совершенно вымотанным как физически, так и морально. – Короче, умник…
   – Короче так короче, – иронично пожал плечами архангел. – Только учти, если что – ты сам напросился… Я тебе не ребе[12], отрежу это самое не по Торе[13], а как сумею…
   – Еще короче! – сквозь сжатые зубы властно рыкнул теряющий терпение оборотень.
   – Ангелы, сопровождавшие Дочь Господню во время ее поездки в Венецию, находятся сейчас в плену у стригоев. А Селестина… – Гавриил мрачно свел на переносице свои красивые брови, – в общем, она там же, но…
   – Она жива! – шумно выдохнул Конрад и уткнулся лицом в ладони. Его плечи подозрительно затряслись.
   – Жива? – возмущенно хмыкнул Уриэль. – Ты еще сомневался, жива ли она?! Да в них с Оливией не из ружья стрелять нужно, их динамитом надо глушить, как акул, чтобы уж наверняка.
   – Ури, заткнись, – тихонько посоветовал Гавриил, – хоть Оливию-то всуе не поминай.
   – У тебя все нормально? – Самуил, обычно придерживающийся имиджа заматерелого, непоколебимого вояки, сочувственно опустил на плечо оборотня свою широкую, будто лопата, ладонь.
   – Да, – Конрад поднял голову, его глаза сияли от счастья. – Господи, она – жива! Спасибо тебе, Господи!
   – Ну, – задумчиво почесал переносицу Гавриил, – я бы на твоем месте не торопился радоваться сему весьма неоднозначному факту.
   – Почему? – искренне удивился вервольф. – Ой, что-то ты темнишь…
   – Это не я, – архангел растерянно развел руками, – это она…
   – Селестина? – не понял Конрад. – Темнит?
   Крылатая братва ответила ему синхронными, исчерпывающими в своей лаконичности кивками.
   На бледном лице вервольфа отразилась высшая степень недоумения.
   Кроме прочих архитектурных изысков, аристократичное палаццо Фарнезина, самовольно занятое Андреа дель-Васто, обладало глубокими и впечатляюще обширными подвалами, ныне удачно переоборудованными в казематы, предназначенные для содержания самых опасных и ценных пленников. И надобно упомянуть, что на сей раз стригоям действительно попались весьма специфические, совершенно неординарные узники, охранявшиеся ими с особой строгостью и бдительностью.
   Слабая электрическая лампочка неровно освещала простой пластиковый стол, за которым сидели два стригоя. Их ничем не примечательные, невыразительные и какие-то помятые лица, а также несколько захватанных стаканов, обильно уляпанных потеками засохшей крови, красноречиво свидетельствовали о том, что вахта затянулась, а усталые караульные давно уже нуждаются в смене. Первый стригой, пожилой и полный, пессимистично почесал в затылке и, будто объявляя капитуляцию, с сожалением бросил на стол веер донельзя засаленных карт.
   – Эхма, и не везет же мне сегодня! – обиженно проворчал он. – Третий раз подряд масть не идет.
   – Так, чего у тебя набралось? – Второй охранник, курносый парень с типично деревенской внешностью, заинтересованно уставился в открытый расклад противника. – Шестерка, десятка, валет… Значит, выигрыш мой! – И он небрежным жестом сгреб со столешницы пачку долговых расписок. – Получается, друг мой Евстасио, что после следующей охоты ты должен отдать мне двух девиц и одного мальчишку! И учти – не тощего и не больного глистами!
   – Так их ведь сначала еще поймать нужно… – печально протянул незадачливый Евстасио, похоже столь же неумелый охотник на людей, как и игрок в покер. Притом он не уточнил, о ком именно говорит: о глистах или потенциальных жертвах. – Ох, сдается мне, ты изрядно жульничал, Марко. Чтоб тебе на Санта-Скала[14] ноги переломать!
   – Ничего, не надорвешься, – самодовольно усмехнулся Марко, – добудешь людей. Вот сменят нас и можно на передовую попроситься…
   – Еще чего, – искренне возмутился проигравший вампир. – Я тебе не дурак, под освященные пули лезть, да и выспаться для начала не мешало бы…
   – Это да, дельное предложение, – согласно поддакнул Марко. – Меня когда на тутошнее дежурство назначили, так я надеялся – может, здесь тишь и гладь царят, словно в родном гробу, а здесь эко что творится… – И он раздраженно мотнул патлатой головой, указывая в направлении темного коридора, начинающегося сразу же за столом караульных. Евстасио хмуро кивнул, и в тот же миг, наглядно иллюстрируя жалобы стригоев, со стороны охраняемого ими каземата послышался громкий, сочный, лишь чуть-чуть приглушаемый толстыми стенами мужской голос, напевающий что-то непростительно дерзкое.
   – Опять неугомонный ангел завелся на всю катушку! – злобно констатировал первый стригой. – У-у-у, гад светлый, патефон пернатый!
   – Выше бери, всем гадам гад! – с энтузиазмом подхватил Марко, высказывая давно наболевшую мысль. – Так бы и прибил мерзавца крылатого, вот этими, своими собственными руками бы прибил! – Он угрожающе сжал кулаки.
   – Нельзя! – испуганно шепнул Евстасио, предостерегающе прикладывая к губам толстый кривой палец с могильной грязью под ногтем. – Она запретила даже смотреть в его сторону, – выговаривая многозначительное «она», охранник невольно понизил голос, в котором прорезались подобострастные нотки. – А жаль!
   – Еще как жаль! – в унисон поддержал Марко. – Эх…
   Пару минут они с отвращением выслушивали заливистые рулады недосягаемого для их клыков певца, увлеченно горланившего шебутные частушки на божественную тему.
   – Ба-а-а, – вдруг осенило сметливого Марко, – а если ему кляпом рот заткнуть?
   – Пробовали уже, – без особого энтузиазма пояснил Евстасио, – так он же кусается, скотина…
   Марко раздраженно передернул плечами, показывая: «А идея-то в целом была не плохая».
   Но в это самое время, словно намереваясь доконать своих вымотанных бездельем тюремщиков, к мужскому баритону добавилось громогласное женское контральто, сварливо выкрикивающее набор похабных ругательств.
   – Ужас! – Импульсивный Марко, словно укушенный, высоко подпрыгнул на своей табуретке. – Ну хоть бабе-то рот заткнуть пытались?
   – Бесполезно, – обреченно махнул рукой Евстасио. – Зараза белобрысая вообще кляп мгновенно перегрызла и съела. Эта паскудная стерва еще покруче любого мужика будет: ростом под два метра и жрет все, что не приколочено!
   Молодой стригой Марко, не имевший возможности лично лицезреть охраняемых ими узников, шокированно выкатил глаза и примолк, не находя достойного ответа.
   – Вот, – умудренный солидным возрастом Евстасио пошарил в столе и вытащил нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся парой русских меховых шапок-ушанок, – единственная наша защита от ангельского издевательства. – Он бросил одну шапку в руки Марко, а вторую натянул себе на голову. – Надевай, а то оглохнешь. – По отточенности движений стригоя сразу становилось понятно, что опыта в ношении толстого головного убора ему не занимать. – И создал же человеческий Бог такую дрянь несусветную – ангелов…
   Стригои с пониманием переглянулись и синхронно туго затянули под подбородками завязки шапок, как выяснилось, отлично защищающих уши не только от холода, но и от куда более сурового испытания – ангельского пения!

Глава 4

 
Окрестили в Иордане,
Дали пряники и кнут,
Не завидуйте, граждане,
Скоро, видимо, распнут… —
 
   вдохновенно выводил красивый сочный баритон, эхом отражаясь от каменных стен темницы и порождая разительный диссонанс с заупокойной тишиной сего страшного пустынного подвала. Единственный тоненький, как соломинка, лучик лунного света с трудом пробивался сквозь грязное, забранное железной решеткой стекло и в ужасе замирал. А затем он замертво падал в недра мрачного каземата, где бесследно тонул в слое черной сырой земли, устилающей пол этого приюта скорби и отчаяния, словно расписавшись в собственном бессилии и невозможности хоть немного порадовать несчастных узников, вынужденных проводить свои дни и ночи в столь неприглядном месте. Сама же луна и вовсе не решалась заглядывать в то крохотное оконце, прекрасно понимая, какое удручающее зрелище ожидает ее внизу, в глубине темницы. Туда не долетало веяние свежего ветерка, не запархивали легкокрылые снежинки и не просачивались капли дождя. Этой тюрьмы, расположенной под палаццо Фарнезина, проклятой и человеческим Богом и Темным Отцом стригоев, сторонились все, потому что в подобных подвалах умирают мечты и ломаются судьбы, погибает надежда, выдыхается вера и пересыхают слезы, теряют смысл самые возвышенные слова и жестокие проклятия, обесцениваются любовь, дружба и милосердие. В таких чудовищных темницах останавливается сама жизнь, ибо из этих мест не выходят никогда, в них остаются навечно…
   Однако, как ни неправдоподобно прозвучит столь смелое утверждение, сильные духом и неисправимо упрямые по характеру личности способны выживать везде, повсюду, даже в столь убийственном месте. И посему вот уже довольно значительный срок, а точнее, на протяжении нескольких лет, темница палаццо Фарнезина являлась обиталищем трех весьма неординарных персон.
   – Поздно ты спохватился, дятел, нас уже распяли, – назидательно проскрипел сварливый женский голос. – Впрочем, я согласна и на кнут, лишь бы пряником угостили…
   – Обжора! – беззлобно усмехнулся обозванный дятлом певец, обрывая куплет на середине. – Кто о чем думает, а наша Оливия всегда об одном и том же – о жратве!
   – Ангел не может думать на голодный желудок, – убежденно оповестила валькирия, – а на сытый – не хочет!
   – А я верю в то, что однажды мы отсюда все-таки выйдем! – оптимистично прожурчал второй женский голосок, нежный и звонкий. – Снова увидим птичек, подманим их на свою ладонь и…
   – Сожрем! – оголодало щелкнув зубами, подхватила Оливия.
   – Нарвем цветов и их… – продолжила обладательница приятного голоска.
   – Тоже сожрем! – предвкушающе чавкнула Оливия.
   – Отыщем Селестину и…
   – Сож… – привычно начала вечно голодная узница стригойского подвала, но осеклась и возмущенно взвыла во всю мощь своих отнюдь не хилых легких. – Заткнись, Ариэлла! Не поминай всуе столь памятное для всех нас имя! Я даже представить боюсь, что могли сотворить эти поганые кровососы с нашей дорогой худобиной…
   Ариэлла жалобно всхлипнула и замолчала. Оливия бессильно рычала, наполняя каземат страшными звуками, казалось вырывающимися не из уст ангелицы, а из пасти дикого хищника, мечтающего добраться до своих мучителей.
   – Да ладно тебе скорбеть раньше времени-то, Лив, – умиротворяюще протянул певец, – нашу Селестину так запросто к ногтю не прижмешь!
   – Чтоб ты облез, Нат! – взбешенно пожелала валькирия. – Тебе голова для украшения дана или для того, чтобы изредка ею думать? Разве до тебя еще не дошло, что Селестина каким-то образом утратила Божью защиту и именно поэтому попала в лапы к стригоям? А если учесть ее упоминание о любви и какие-то намеки на вервольфа, то получается – все плохо, а мы сейчас находимся, сам видишь где…