Страница:
Я смотрела на дракона выжидательно, ожидая очередной колкости в его фирменном стиле.
– Ну не было в лесу женщин, не было! – мстительно припечатал балагур.
От нашего дружного хохота полегла трава в королевском саду Ширул-эль-шэна.
– Злой ты! – отсмеявшись, заклеймила я.
– Я все такой же, это ты – раздобрела отменно! – двусмысленно отшутился гигант. – Кстати, уж не устроила ли ты, случаем, блестящее будущее нашего храбреца Ивара, чисто из бескорыстных душевных побуждений?
– Да мальчишка чуть не взлетел на седьмое небо от счастья, когда его пригласили вступить в королевскую гвардию! – отрапортовала я. Дракон похвально похлопал меня когтем по плечу.
Я откинулась на его лапу, блаженно потирая ноющую, затекшую при перелете поясницу. Веки смыкались сами собой. Если за пределами острова уверенно буйствовала весна, то на благословенной, давно зачарованной магами земле эльфов царило постоянное лето. Розы распускались практически непрерывно. Одурманивающее тепло тропического полдня позволило скинуть надоевший тулупчик, оставив на себе лишь кольчугу из драконьей чешуи, надетую поверх простой льняной рубашки и кожаного колета. Драконья шкура и в самом деле оказалась бесценным даром: в холод она согревала тело, в жару – остужала. Убаюканная ритмичным гулом драконьего сердца, я почти заснула…
– Что за шум, а драки нету? – До нас неожиданно долетел хорошо знакомый, мягкий баритон великого Саймонариэля. – Добро пожаловать, девочка! – Верховный архимаг шагал прямо по клумбам с цветами, намереваясь поскорее привлечь меня в свои призывно распахнутые объятия. Рядом с Саймоном я приметила высокую фигуру отца. Король выглядел усталым и нездоровым, магистр – постаревшим и озабоченным.
Батюшка одарил меня нежным поцелуем, а Саймонариэль, оставшийся весьма довольный моим цветущим видом, взял за руку и подвел к установленным под навесом легким плетеным креслам. Без лишних церемоний он занял место справа от правителя, сидевшего во главе стола, выразительным жестом призывая нас к тишине. Королевский совет начался.
Следующий постулат, стоящий вторым по счету в целом ряду выведенных мною жизненных законов, можно назвать законом притяжения и сформулировать таким образом: мы притягиваем к себе то, что сами любим, боимся или постоянно ожидаем, то есть все, пребывающее в центре нашего сфокусированного сознания и выливающееся в целенаправленное действие. Жизнь дает нам то, что мы готовы реализовать или осознанно пытаемся от нее получить, а не то, что укладывается лишь в наши радужные мечты и эмпирические желания. На что рассчитываешь, чего добиваешься делом, а не словами, то и обретешь. Активный практик получает победы, бездеятельный мечтатель – разочарования.
Четверо участников совета, собравшиеся сегодня в саду, безусловно, принадлежали к числу здравомыслящих практиков, умеющих четко отделять несбыточные мечты от имеющихся у них возможностей. Оставалось решить главный вопрос: достаточно ли будет наших совместных возможностей для успешной борьбы с угрожающей нам опасностью?
– Прочитай, девочка! – Саймонариэль достал из кармана своего просторного одеяния небольшую, изрядно потрепанную книгу и раскрыл на одной из страниц.
Я заинтересованно пробежала взглядом по скупым, лаконичным строчкам и испуганно вздрогнула.
– Но это же немыслимо, Саймон! – приглушенно выдавила я. – Неужели она осмелится повторить ошибки ушедших рас и опять поставить мир на край гибели?
– После смерти двух братьев и отступничества третьего, самого могущественного, Ринецея впала в отчаяние и решила поставить на кон все, – утомленно пояснил отец. – Ей удалось совершить невозможное: вместе с утерянными магическими трактатами она нашла и книги древних, описывающие страшное оружие, погубившее Землю и обратившее ее в мертвую пустыню! Она решила воссоздать атомное оружие…
– Да, ваше величество, все поняли верно, – сдержанно подтвердил Саймонариэль. – Увы, демоница окончательно выжила из ума, и грядущая катастрофа неотвратима.
– Она нашла месторождение урана? – Я воспользовалась знаниями, только что почерпнутыми из книги.
– Да, – повторил маг. – На северном побережье Антеи раскинулись земли, которые мы привыкли называть Дикими. Там обитают враждующие между собой племена полудиких троллей и находится устроенная Ринецеей шахта, где похищенные ею жители Поющего Острова принудительно ведут добычу «мертвой руды». Никто из рабов не выживет, ибо испускаемая ураном радиация медленно подтачивает их здоровье. И когда демоница наберет потребное количество руды, она сконструирует бомбы, способные повторно уничтожить жизнь на нашей планете…
Я задохнулась от негодования:
– Но демиурги – почему они не вмешаются?
Угрюмое, обточенное заботами лицо мага скривилось от отвращения:
– Я пытался связаться с творцами. Но они цинично ответили, что наш мир их раздражает. Дескать, мы вышли из-под контроля демиургов, не развлекли их скучающий разум и испортили затеянную ими игру. Они готовятся покинуть Землю и отныне предоставляют нас нашей участи!
– Это все моя вина! – покаянно вздохнула я. – Я, и никто другой, первой отказалась играть по установленным демиургами правилам! Я должна ответить за все и остановить Ринецею!
– Не казнись, дочка! – протестующе выкрикнул король Мор. – Уж лучше мы погибнем свободными, чем станем влачить жалкое существование безгласных слуг демоницы или, что еще хуже, игрушек демиургов!
– Не останавливай меня, отец, – взбунтовалась я, – пришло время исправлять допущенные мною ошибки. Не вмешивайтесь в мою войну, дайте мне возможность самой найти выход из ситуации, возникшей сугубо по моей вине!
– Одна? – Саймон запустил пальцы в свои длинные волосы и безумно расхохотался. – Ты собралась в одиночку бороться против полчищ демонов, умертвий и горгулий, возглавляемых Ринецеей! Ты надеешься в одиночку выстоять против демиургов? Достаточно ли у тебя для этого сил, девочка?
– А вот такая она у нас самодостаточная личность! – восхищенно вмешался молчавший до последнего мгновения Эткин. – Уж она-то точно достанет и всех окружающих, и саму себя!
– Не верю, это заявление больше смахивает на бред! – возмущенно выдохнул Саймонариэль. – Не позволю, слышите, запрещаю категорически. Вот скажите честно, на что способна беременная женщина? Ну если только сподобится разродиться не вовремя, причем в самом неподходящем для этого месте!
– Поэтому ты и не позвал меня на остров? – Я не сомневалась в ответе магистра.
– Да, тысячу раз да!
– Не согласен, – хитровато ухмыльнулся дракон. – Мужчины могут все, а женщины – все остальное! Дайте Ульрике шанс проявить себя, и заверяю: она непременно удивит нас всех.
Отец задумчиво потеребил край своей кружевной манжеты:
– Мы детально обсудим план спасения острова, взвесим все «за» и «против», объявим всеобщую мобилизацию и соберем армию. А потом, когда Ульрика родит, мы, возможно, – он интонацией подчеркнул это уклончивое слово, – возможно, позволим принцессе возглавить войско и выступить против Ринецеи…
– Мудрое решение! – облегченно вздохнул Саймонариэль, потирая ладони и одаривая меня снисходительным взглядом, опускающим мое дерзкое высочество до уровня бесправного ребенка. – Весьма мудрое!
– Чего? – взбешенно заорала я, хватаясь за рукоять Нурилона. – Вы вознамерились выжидать, прятаться и напрасно тянуть время? Фигушки, не выйдет по-вашему!
И действительно, все вышло совсем по-другому…
Небо над нашими головами внезапно потемнело, заполнившись десятками уродливых крылатых туш, размахивающих изогнутыми, будто ятаганы, когтями и щелкающих прожорливыми зубастыми челюстями. Впереди стаи летела особенно крупная горгулья, а на ее спине я, к своему огромному изумлению, увидела облаченную в доспехи стройную женскую фигуру, окутанную облаком распущенных черных волос. Бледное лицо красавицы напоминало, скорее, неживую маску фарфоровой куклы, чем кожу нормального человека.
– Это она! – во все горло завопила я. – Гоблин меня забери, это же Ринецея собственной персоной!
– Совсем баба обнаглела! – свирепо прошипел дракон, распахивая крылья и чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения. – Ульрика, ты со мной? А то давненько я чего-то вонючей горгулятины не пробовал!
Потрясенный батюшка замер на месте, вцепившись побелевшими от негодования пальцами в край стола. Саймонариэль поспешно соединил руки в странном жесте, творя волшбу. С его раскрытой ладони сорвался огненный шар и с невероятной скоростью устремился к демонице. Ринецея оглушительно расхохоталась и начертала в воздухе сложную руну. Сгусток пламени свернул в сторону, зацепив соседнюю тварь. Раздался грохочущий взрыв, на землю посыпались ошметки обгорелой плоти.
– Отдайте мне принцессу, – кровожадно выла демоница, и мне казалось, будто в ее голос вплетается рев надвигающегося урагана. Горизонт быстро заволакивался сиреневыми тучами, разветвленные молнии ударяли в белокаменные стены дворца, оставляя на них безобразные рытвины и полосы сажи. – Я вырежу своего племянника из ее проклятого лона и воспитаю его настоящим принцем демонов. И тогда – я пощажу ваш красивенький остров…
– Боги, откуда она узнала про мое прибытие в Ширулшэн? – пораженно спросила я у Саймона, поспешно проверяя амуницию. Так, вроде бы все на месте, ведь артефакты я не снимала, а подарки Единорога и огарок белой свечки тетушки Чумы надежно спрятаны за пазухой.
– Ты забыла, у нее же есть Око времени! – Шквальные порывы разбушевавшейся стихии чуть не сбивали мага с ног.
– Отлично, – бодро отреагировал дракон, словно таран прорываясь сквозь бурю. – Значит, она увидела в нем нечто неприятное, что заставило узурпаторшу ускорить развитие событий!
Магистр с перекошенным от озарения лицом безмолвно уставился на крылатого умника, не забывая отбиваться огненными шарами.
– Летим, Эткин! – закричала я, стараясь перекрыть шум ветра. – Покажем ей, кто кому и чего вырежет!
– Как ты любишь повторять, в жизни всегда есть место подвигу! – лихо поддержал гигант, исторгая клубы пламени и мастерски испепеляя трех заходящих на посадку горгулий.
Ринецея разъяренно завизжала.
– Дочка, дочка, остановись! – умолял король Мор, совершенно теряя голову в царившей неразберихе и пытаясь вырваться из рук ухватившегося за него магистра. Но Саймонариэль держал цепко. – Дочка, от мест для подвигов тебе сейчас нужно держаться подальше…
– А вот фигушки вам, – неоригинально повторилась я, привычно вскарабкиваясь по услужливо подставленной лапе дракона к нему на спину и хватаясь за тянувшийся вдоль всего позвоночника гребень. – Уж если мне суждено погибнуть, то нужно делать это сейчас, пока меня еще считают спасительницей и героиней…
– А не трусихой и предательницей, – закончил за меня Эткин, мощным взмахом крыльев поднимая себя вверх. – Умирать нужно эффектно!
– Ты – неисправимый романтик, – хохотала я, оглядываясь на стремительно уменьшающийся в размерах дворцовый комплекс, оставшийся далеко внизу.
– Удачно адаптировавшийся к жизни – не забывай об этом, моя дорогая принцесса! – амбициозно утверждал дракон, врезаясь в самую гущу мерзкой стаи. Совсем рядом я увидела изрыгающую проклятия Ринецею, волосы которой превратились в клубок шипящих змей. А в ее правой руке полыхал добела раскаленный клинок, направленный точно на меня…
Поскольку длинный и тяжелый Нурилон явно не подходил для использования в воздушном бою, то я последовала примеру противницы – выхватила из ножен две Алаторы и уже приготовилась парировать атаку несущейся на меня демоницы, как Эткин вдруг круто свернул влево, вскользь задев когтистой лапой ребра нерасторопной горгульи. Тварь издала пронзительный клекот боли, а на ее боку обозначилась извилистая рваная рана. Клинок Ринецеи просвистел мимо моего плеча, но я успела опознать оружие. В кулаке лжебогини светилась родная сестра моих даг, Нумриэль Алатора – Усыпляющая игла, ставшая орудием свержения Аолы. Я громко помянула демонов Нижнего уровня.
– Эткин, – требовательно оповестила я, – мне во что бы то ни стало нужна эта Игла!
Дракон резко взмахнул правым крылом и совершил стремительный разворот:
– Все в нашем мире имеет свою цену. И этот артефакт – тоже. Ты четко понимаешь, чего именно хочешь, принцесса?
– Ей хорошо бы оказаться в моих руках! – отрезала я. – В этом я не сомневаюсь.
– Ладно, – уступчиво прогудел гигант, – я попробую, но ничего не обещаю. Эх, нужно делать хорошее, потому что плохое и без нас неплохо получается… – Он заложил повторный крутой вираж, заходя в тыл горгульям, заметно уступающим ему в скорости и сообразительности. – Ну почему, если мы расходимся во мнениях, я в итоге всегда поступаю так, как этого желаешь ты?
– Давай назовем это компромиссом! – нахально предложила я.
– Держись, Ульрика! – Изобретательный летун взмыл выше облаков, а потом отвесно упал вниз, метко достав вожака стаи, несущего демоницу. Клыки дракона сомкнулись на кривой шее уродливой твари. Ринецея злобно выкрикнула заклинание, и из-под ее ногтей тут же ударили тонкие огненные лучи, срикошетившие от драконьей чешуи и поразившие стаю. Среди горгулий, сейчас смахивающих на кучку донельзя перепуганных кур, воцарился жуткий переполох. Головная тварь, из располосованной шеи которой ручьем хлестала алая артериальная кровь, падала как камень, бессильно распластав вялые крылья. Эткин вошел в пике, собираясь догнать и добить полумертвую жертву.
Ветер свистел в ушах, проникая под кольчугу и грозясь сдернуть меня со скользкой гибкой спины Эткина. Я видела панически расширенные зрачки Ринецеи, угольно-черные на безжизненно-бледном лице. Неожиданно она поднялась на ноги, удерживаясь за уздечку, пропущенную через зубы горгульи, и отважно балансируя на краю седла. Я невольно задержала дыхание, ожидая – вот сейчас она утратит равновесие и рухнет вниз. Но демоница гортанно вскрикнула и, не выпуская из руки Иглу, ловко перепрыгнула на другую горгулью, приземлившись точно на ее костлявый хребет. Я восхищенно прищелкнула языком, отдавая дань почтения нечеловеческой смелости своей противницы.
– Вот ведь крыса увертливая! – уважительно бормотнул Эткин, языком пламени сжигая очередную тварь, а ударами передних лап отбрасывая двух других.
Горгульи накинулись на нас плотным строем, вовлекая в круговерть огненных всплесков, соприкосновений когтей и клинков. Всполохи огня, вылетающие из пастей тварей, стекали с моей кольчуги, не причиняя мне ни малейшего вреда. Слаженными выпадами обеих даг я умудрялась успешно перерезать сухожилия на крыльях тварей. Мы побеждали.
В пылу боя Эткин совершил очередной разворот и снова чуть ли не лоб в лоб столкнулся с горгульей, несшей демоницу. Мы с ней обменялись ударами клинков, высекая сноп ярких искр.
– Дрянь! – взвизгнула Ринецея, обдавая меня смрадным дыханием, источающим вонь полуразложившегося трупа.
– Стерва! – не осталась я в долгу, успев острием даги полоснуть врагиню по щеке. Крупные капли черной крови выступили на ее белой коже.
– Ненавижу! Убью! – взвыла узурпаторша, инстинктивно отшатываясь и прикрываясь волшебным клинком. На этот раз она подставилась очень удачно. Скрещенным захватом своих Алатор я выбила Иглу из ее рук. Изящная Нумриэль перевернулась в воздухе и падающей звездой устремилась вниз.
– Эткин, – взмолилась я, – скорее, мы не должны ее упустить!
До предела вытянув шею и прижав крылья к корпусу, дракон нырнул к земле, зубами поймал Иглу и перебросил ее ко мне в руки.
– Слава богам, – ликующе вскричала я. – Третья Алатора – моя!
– О нет, только не это! – отчаянно зарычала демоница. С ее ладони сорвалась багровая молния и, словно живая, рванулась ко мне, на краткий миг забывшей об осторожности и любующейся отбитым у врага артефактом.
Ощущение было таким, словно грудью, прикрытой кольчугой Эткина, я налетела на гранитную скалу. Ослепленная и оглушенная немыслимой вспышкой боли, я успела понять одно: чешуя выдержала и не порвалась, спася меня от неминуемой гибели и не позволив испепелить на месте. Но одетая под нее легкая рубашка сразу же намокла от крови, а чудовищная сила удара сдернула меня с драконьей спины, будто пушинку, и вихрем закружила в хороводе звезд, равнодушно взирающих на разворачивающееся в небе противостояние жизни и смерти. Последним усилием меркнущего разума я попыталась приказать сердцу – биться, духу – не сдаваться, а судорожно стиснутым пальцам – не разжиматься и не выпускать волшебные даги.
– Ульрика! – истошно взывал Эткин, но стая горгулий набросилась на него всем скопом, не позволяя подхватить и спасти меня.
– Сдохни! – вдохновенно выла Ринецея.
А я все падала и падала, уже почти не осознавая происходящего…
Мерцающие звезды приблизились, превращаясь в прекрасные золотистые глаза, будто покрывалом ночи, окаймленные пушистыми черными ресницами. Из пустоты возникли упрямо изогнутые вишневые губы, повелительно шептавшие:
– Любимая, не умирай, ведь ты сильнее неизбежности. Твой путь еще не окончен!
Чьи-то сильные руки осторожно поймали мое истерзанное болью тело, отталкивая темноту и страх, замедляя гибельный полет. Родной, такой знакомый и любимый голос пел, сращивая мои переломанные ребра и заживляя сожженные легкие:
Плеск волн настойчиво выводил равномерную, неумолкающую мелодию жизни. Сквозь ускользающие обрывки сна я удивленно прислушивалась к монотонному шуршанию, которое невозможно спутать с чем-то другим. Несомненно, так умеют петь лишь морские волны, разрезаемые килем быстроходного парусника. Но как я оказалась на корабле?
Тоненькая струйка пресной воды, сладкой и умеренно холодной, неожиданно полилась мне на губы. Я открыла рот, жадно глотнула – поняла, как сильна мучающая меня жажда – и хрипло попросила:
– Еще!
– Я так и знал, ваше высочество, что вы благополучно выкарабкаетесь из этой передряги! – уверенно заявил приятный мужской голос. – Вы напоминаете мне хорошо просоленный линь[3] – гибкий, проверенный и чрезвычайно крепкий…
Заинтригованная своеобразными аргументами незнакомца, я распахнула глаза и была незамедлительно наказана ослепительным лучом полуденного солнца, резанувшего меня прямо по зрачкам.
– Ой!
Я лежала на палубе парусного судна, укрытая куском плотного сукна, а рядом со мной на коленях стоял самый лихой во всей Антее пират, поддразнивающе подсвечивающий мне в глаза до блеска отполированным боком медной кружки.
– Ой-ой! – Я жмурилась и терла припухшие веки.
Мужчина снисходительно рассмеялся, но я уже узнала его вызывающе-красную бандану, полыхающую, будто пожар, и золотую серьгу в ухе. Столь неприкрыто-пижонистой внешностью обладал только один человек на всем белом свете.
– Маллер, – обрадованно вскрикнула я, сжимая темное от загара запястье пирата, – Маллер Справедливый!
– Он самый, причем готовый честью и правдой служить вашему сумасбродному высочеству! – Де Вакс приветственно сорвал свой знаменитый шарлаховый[4] платок, являя моему взору идеально выбритую макушку, и поклонился с галантностью, ничуть не уступающей навыкам какого-нибудь титулованного придворного из свиты короля Мора.
– Рады стараться, ваш-выс-во! – по-простецки гаркнули пять-шесть матросов из числа экипажа, с любопытством кучкующиеся в паре шагов от нас.
– А чего же ты меня сразу в сумасбродные-то записал? – иронично поинтересовалась я, с помощью пирата поднимаясь.
– Так это… вон оно какое дело получилось… – Из кучки моряков вальяжно выдвинулся колоритный смуглый верзила, облаченный в лимонно-желтые шелковые шаровары. (Кстати, для меня так и осталось загадкой, почему бравые ликерийские пираты всегда питают склонность к кричаще-вульгарным нарядам.) – Нам всяких пассажиров перевозить доводилось: и каторжников, и беглецов, и, прости Аола, рабов… Но ведь всегда чин чином – с берега на берег. А чтобы люди к нам вот так, сами с неба падали, – этакое чудо у нас впервые!
– Как – с неба? – Я оторопело уставилась на Маллера.
Капитан насмешливо ухмыльнулся:
– А вот так, элементарно! – Он приподнял правую руку, державшую опустевшую кружку из-под воды, подставил под нее левую и выразительно выпустил посудину, шлепнувшуюся точно в согнутую чашечкой ладонь. – Бум-с!
Я озадаченно почесала в затылке:
– Клянусь Пресветлыми богами, ничего не понимаю!
Матросы дружно заржали, довольные поистине сногсшибательной пантомимой своего вожака.
– А я вообще-то боцманом на «Марготе» служу, – продолжал бурно жестикулировать обладатель раритетных штанов, наслаждаясь оказываемым ему вниманием. – Мамукой меня кличут. Так вот, прошлой ночью накатила вдруг на нас страшная гроза. Ветер так и завывал, будто свора голодных демонов, пытаясь сорвать такелаж. И тогда наш капитан дал приказ срочно свернуть марсель[5] на грот-мачте[6] да спустить его вниз. Но только мы ослабили парус, собираясь увязать плотное полотнище, как вдруг в небе над нашими головами появилось летящее вниз тело, свалившееся прямиком в образованный марселем мягкий гамак. Мы едва успели вас подхватить…
Я растерянно прикусила губу:
– А что произошло дальше?
– Да ничего особенного. – Последнюю точку, оканчивающую невероятный рассказ, поставил сам Маллер, ненавязчиво переходя на «ты»: – Уснула ты тут же, как младенец! Точнее говоря – вырубилась. И знаешь, я взял на себя смелость снять с тебя кольчугу и обнаружил огромное кровавое пятно, расплывшееся на манишке твоей рубашки. Но раны под ним не выявилось – только нежная, свежая кожа…
Я рывком оттянула ворот рубашки и заглянула в вырез. Де Вакс говорил чистейшую правду.
– Чудо, – почти благоговейно перешептывались мореходы. – Баба к нам с неба упала – и не убилась…
– Беременная к тому же! – почти хамски добавил чей-то звонкий фальцет.
Я нервно дернула шнурок на рубашке, запахивая глубокий вырез.
– Не бойся нас, – мягко попросил меня Маллер, – мы не причиним тебе зла. И даже рубашку новую подарим, если не побрезгуешь принять с нашего плеча…
Пираты добродушно рассмеялись, и я внезапно ощутила всепоглощающее доверие, затопившее мое сердце. Я находилась среди друзей.
– Приму с благодарностью… особенно желтую. – Я игриво подмигнула Мамуке. Боцман важно приосанился.
– Открой нам всю правду, госпожа Ульрика. – Капитан просительно заглянул мне в глаза. – Уж слишком много невероятных историй, рассказывающих о тебе и твоих товарищах, ходит по всей Антее. Поговаривают, будто ты бессмертна и умеешь заращивать раны. Утверждают – ты намереваешься избавить мир от власти лжебогов и вернуть магам былую силу. Шепчутся – ты мечтаешь подарить людям свободу от лицемерных правителей и позволишь каждому жить так, как ему хочется. Правда ли это?
– Правда! – звенящим от волнения голосом искренне ответила я. – Каждый из нас имеет право на счастье, но за него нужно бороться. А посему теперь нам придется сплотиться и воевать против демоницы, несущей погибель всему живому!
Матросы восторженно завопили.
– Я тебе верю! – твердо произнес пират. – А к тому же я знаю Ланса и Огвура. Они хоть и очень необычные, но зато честные и храбрые. Да я и сам вижу – твои раны зажили самым волшебным образом, – а значит, легенды о тебе не врут…
– Маллер, мне кажется, что исцеление ран – вовсе не моя заслуга, – с долей скептицизма сообщила я, тщательно взвешивая каждое слово. – Вполне вероятно – меня спас человек, вернее, не человек, а… мертвый демон!
Де Вакс недоверчиво покачал головой:
– Вряд ли. Уж очень неправдоподобной выглядит твоя версия. Возможно, этот всесильный спаситель приснился тебе…
– Приснился?.. – Мне так не хотелось расставаться с мыслью о том, что Астор каким-то загадочным образом оказался способен вмешиваться в мою жизнь… – Нет, я с тобой не согласна. Это произошло наяву!
– Госпожа Ульрика, поверь моему опыту, – продолжал убежденно втолковывать пират, привыкший мыслить не легендами и сказками, а иными, куда более приземленными реалиями, – тебе просто повезло. Удивительная слаженность наших действий совпала во времени – и вот уже скатываемый моряками парус спасает тебе жизнь. А женщина в твоем положении всегда подвержена влиянию различных фантазий и домыслов, что является нормальным. Не терзай себя попусту: привидевшиеся тебе образы были всего лишь сном!
– Ну не было в лесу женщин, не было! – мстительно припечатал балагур.
От нашего дружного хохота полегла трава в королевском саду Ширул-эль-шэна.
– Злой ты! – отсмеявшись, заклеймила я.
– Я все такой же, это ты – раздобрела отменно! – двусмысленно отшутился гигант. – Кстати, уж не устроила ли ты, случаем, блестящее будущее нашего храбреца Ивара, чисто из бескорыстных душевных побуждений?
– Да мальчишка чуть не взлетел на седьмое небо от счастья, когда его пригласили вступить в королевскую гвардию! – отрапортовала я. Дракон похвально похлопал меня когтем по плечу.
Я откинулась на его лапу, блаженно потирая ноющую, затекшую при перелете поясницу. Веки смыкались сами собой. Если за пределами острова уверенно буйствовала весна, то на благословенной, давно зачарованной магами земле эльфов царило постоянное лето. Розы распускались практически непрерывно. Одурманивающее тепло тропического полдня позволило скинуть надоевший тулупчик, оставив на себе лишь кольчугу из драконьей чешуи, надетую поверх простой льняной рубашки и кожаного колета. Драконья шкура и в самом деле оказалась бесценным даром: в холод она согревала тело, в жару – остужала. Убаюканная ритмичным гулом драконьего сердца, я почти заснула…
– Что за шум, а драки нету? – До нас неожиданно долетел хорошо знакомый, мягкий баритон великого Саймонариэля. – Добро пожаловать, девочка! – Верховный архимаг шагал прямо по клумбам с цветами, намереваясь поскорее привлечь меня в свои призывно распахнутые объятия. Рядом с Саймоном я приметила высокую фигуру отца. Король выглядел усталым и нездоровым, магистр – постаревшим и озабоченным.
Батюшка одарил меня нежным поцелуем, а Саймонариэль, оставшийся весьма довольный моим цветущим видом, взял за руку и подвел к установленным под навесом легким плетеным креслам. Без лишних церемоний он занял место справа от правителя, сидевшего во главе стола, выразительным жестом призывая нас к тишине. Королевский совет начался.
Следующий постулат, стоящий вторым по счету в целом ряду выведенных мною жизненных законов, можно назвать законом притяжения и сформулировать таким образом: мы притягиваем к себе то, что сами любим, боимся или постоянно ожидаем, то есть все, пребывающее в центре нашего сфокусированного сознания и выливающееся в целенаправленное действие. Жизнь дает нам то, что мы готовы реализовать или осознанно пытаемся от нее получить, а не то, что укладывается лишь в наши радужные мечты и эмпирические желания. На что рассчитываешь, чего добиваешься делом, а не словами, то и обретешь. Активный практик получает победы, бездеятельный мечтатель – разочарования.
Четверо участников совета, собравшиеся сегодня в саду, безусловно, принадлежали к числу здравомыслящих практиков, умеющих четко отделять несбыточные мечты от имеющихся у них возможностей. Оставалось решить главный вопрос: достаточно ли будет наших совместных возможностей для успешной борьбы с угрожающей нам опасностью?
– Прочитай, девочка! – Саймонариэль достал из кармана своего просторного одеяния небольшую, изрядно потрепанную книгу и раскрыл на одной из страниц.
Я заинтересованно пробежала взглядом по скупым, лаконичным строчкам и испуганно вздрогнула.
– Но это же немыслимо, Саймон! – приглушенно выдавила я. – Неужели она осмелится повторить ошибки ушедших рас и опять поставить мир на край гибели?
– После смерти двух братьев и отступничества третьего, самого могущественного, Ринецея впала в отчаяние и решила поставить на кон все, – утомленно пояснил отец. – Ей удалось совершить невозможное: вместе с утерянными магическими трактатами она нашла и книги древних, описывающие страшное оружие, погубившее Землю и обратившее ее в мертвую пустыню! Она решила воссоздать атомное оружие…
– Да, ваше величество, все поняли верно, – сдержанно подтвердил Саймонариэль. – Увы, демоница окончательно выжила из ума, и грядущая катастрофа неотвратима.
– Она нашла месторождение урана? – Я воспользовалась знаниями, только что почерпнутыми из книги.
– Да, – повторил маг. – На северном побережье Антеи раскинулись земли, которые мы привыкли называть Дикими. Там обитают враждующие между собой племена полудиких троллей и находится устроенная Ринецеей шахта, где похищенные ею жители Поющего Острова принудительно ведут добычу «мертвой руды». Никто из рабов не выживет, ибо испускаемая ураном радиация медленно подтачивает их здоровье. И когда демоница наберет потребное количество руды, она сконструирует бомбы, способные повторно уничтожить жизнь на нашей планете…
Я задохнулась от негодования:
– Но демиурги – почему они не вмешаются?
Угрюмое, обточенное заботами лицо мага скривилось от отвращения:
– Я пытался связаться с творцами. Но они цинично ответили, что наш мир их раздражает. Дескать, мы вышли из-под контроля демиургов, не развлекли их скучающий разум и испортили затеянную ими игру. Они готовятся покинуть Землю и отныне предоставляют нас нашей участи!
– Это все моя вина! – покаянно вздохнула я. – Я, и никто другой, первой отказалась играть по установленным демиургами правилам! Я должна ответить за все и остановить Ринецею!
– Не казнись, дочка! – протестующе выкрикнул король Мор. – Уж лучше мы погибнем свободными, чем станем влачить жалкое существование безгласных слуг демоницы или, что еще хуже, игрушек демиургов!
– Не останавливай меня, отец, – взбунтовалась я, – пришло время исправлять допущенные мною ошибки. Не вмешивайтесь в мою войну, дайте мне возможность самой найти выход из ситуации, возникшей сугубо по моей вине!
– Одна? – Саймон запустил пальцы в свои длинные волосы и безумно расхохотался. – Ты собралась в одиночку бороться против полчищ демонов, умертвий и горгулий, возглавляемых Ринецеей! Ты надеешься в одиночку выстоять против демиургов? Достаточно ли у тебя для этого сил, девочка?
– А вот такая она у нас самодостаточная личность! – восхищенно вмешался молчавший до последнего мгновения Эткин. – Уж она-то точно достанет и всех окружающих, и саму себя!
– Не верю, это заявление больше смахивает на бред! – возмущенно выдохнул Саймонариэль. – Не позволю, слышите, запрещаю категорически. Вот скажите честно, на что способна беременная женщина? Ну если только сподобится разродиться не вовремя, причем в самом неподходящем для этого месте!
– Поэтому ты и не позвал меня на остров? – Я не сомневалась в ответе магистра.
– Да, тысячу раз да!
– Не согласен, – хитровато ухмыльнулся дракон. – Мужчины могут все, а женщины – все остальное! Дайте Ульрике шанс проявить себя, и заверяю: она непременно удивит нас всех.
Отец задумчиво потеребил край своей кружевной манжеты:
– Мы детально обсудим план спасения острова, взвесим все «за» и «против», объявим всеобщую мобилизацию и соберем армию. А потом, когда Ульрика родит, мы, возможно, – он интонацией подчеркнул это уклончивое слово, – возможно, позволим принцессе возглавить войско и выступить против Ринецеи…
– Мудрое решение! – облегченно вздохнул Саймонариэль, потирая ладони и одаривая меня снисходительным взглядом, опускающим мое дерзкое высочество до уровня бесправного ребенка. – Весьма мудрое!
– Чего? – взбешенно заорала я, хватаясь за рукоять Нурилона. – Вы вознамерились выжидать, прятаться и напрасно тянуть время? Фигушки, не выйдет по-вашему!
И действительно, все вышло совсем по-другому…
Небо над нашими головами внезапно потемнело, заполнившись десятками уродливых крылатых туш, размахивающих изогнутыми, будто ятаганы, когтями и щелкающих прожорливыми зубастыми челюстями. Впереди стаи летела особенно крупная горгулья, а на ее спине я, к своему огромному изумлению, увидела облаченную в доспехи стройную женскую фигуру, окутанную облаком распущенных черных волос. Бледное лицо красавицы напоминало, скорее, неживую маску фарфоровой куклы, чем кожу нормального человека.
– Это она! – во все горло завопила я. – Гоблин меня забери, это же Ринецея собственной персоной!
– Совсем баба обнаглела! – свирепо прошипел дракон, распахивая крылья и чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения. – Ульрика, ты со мной? А то давненько я чего-то вонючей горгулятины не пробовал!
Потрясенный батюшка замер на месте, вцепившись побелевшими от негодования пальцами в край стола. Саймонариэль поспешно соединил руки в странном жесте, творя волшбу. С его раскрытой ладони сорвался огненный шар и с невероятной скоростью устремился к демонице. Ринецея оглушительно расхохоталась и начертала в воздухе сложную руну. Сгусток пламени свернул в сторону, зацепив соседнюю тварь. Раздался грохочущий взрыв, на землю посыпались ошметки обгорелой плоти.
– Отдайте мне принцессу, – кровожадно выла демоница, и мне казалось, будто в ее голос вплетается рев надвигающегося урагана. Горизонт быстро заволакивался сиреневыми тучами, разветвленные молнии ударяли в белокаменные стены дворца, оставляя на них безобразные рытвины и полосы сажи. – Я вырежу своего племянника из ее проклятого лона и воспитаю его настоящим принцем демонов. И тогда – я пощажу ваш красивенький остров…
– Боги, откуда она узнала про мое прибытие в Ширулшэн? – пораженно спросила я у Саймона, поспешно проверяя амуницию. Так, вроде бы все на месте, ведь артефакты я не снимала, а подарки Единорога и огарок белой свечки тетушки Чумы надежно спрятаны за пазухой.
– Ты забыла, у нее же есть Око времени! – Шквальные порывы разбушевавшейся стихии чуть не сбивали мага с ног.
– Отлично, – бодро отреагировал дракон, словно таран прорываясь сквозь бурю. – Значит, она увидела в нем нечто неприятное, что заставило узурпаторшу ускорить развитие событий!
Магистр с перекошенным от озарения лицом безмолвно уставился на крылатого умника, не забывая отбиваться огненными шарами.
– Летим, Эткин! – закричала я, стараясь перекрыть шум ветра. – Покажем ей, кто кому и чего вырежет!
– Как ты любишь повторять, в жизни всегда есть место подвигу! – лихо поддержал гигант, исторгая клубы пламени и мастерски испепеляя трех заходящих на посадку горгулий.
Ринецея разъяренно завизжала.
– Дочка, дочка, остановись! – умолял король Мор, совершенно теряя голову в царившей неразберихе и пытаясь вырваться из рук ухватившегося за него магистра. Но Саймонариэль держал цепко. – Дочка, от мест для подвигов тебе сейчас нужно держаться подальше…
– А вот фигушки вам, – неоригинально повторилась я, привычно вскарабкиваясь по услужливо подставленной лапе дракона к нему на спину и хватаясь за тянувшийся вдоль всего позвоночника гребень. – Уж если мне суждено погибнуть, то нужно делать это сейчас, пока меня еще считают спасительницей и героиней…
– А не трусихой и предательницей, – закончил за меня Эткин, мощным взмахом крыльев поднимая себя вверх. – Умирать нужно эффектно!
– Ты – неисправимый романтик, – хохотала я, оглядываясь на стремительно уменьшающийся в размерах дворцовый комплекс, оставшийся далеко внизу.
– Удачно адаптировавшийся к жизни – не забывай об этом, моя дорогая принцесса! – амбициозно утверждал дракон, врезаясь в самую гущу мерзкой стаи. Совсем рядом я увидела изрыгающую проклятия Ринецею, волосы которой превратились в клубок шипящих змей. А в ее правой руке полыхал добела раскаленный клинок, направленный точно на меня…
Поскольку длинный и тяжелый Нурилон явно не подходил для использования в воздушном бою, то я последовала примеру противницы – выхватила из ножен две Алаторы и уже приготовилась парировать атаку несущейся на меня демоницы, как Эткин вдруг круто свернул влево, вскользь задев когтистой лапой ребра нерасторопной горгульи. Тварь издала пронзительный клекот боли, а на ее боку обозначилась извилистая рваная рана. Клинок Ринецеи просвистел мимо моего плеча, но я успела опознать оружие. В кулаке лжебогини светилась родная сестра моих даг, Нумриэль Алатора – Усыпляющая игла, ставшая орудием свержения Аолы. Я громко помянула демонов Нижнего уровня.
– Эткин, – требовательно оповестила я, – мне во что бы то ни стало нужна эта Игла!
Дракон резко взмахнул правым крылом и совершил стремительный разворот:
– Все в нашем мире имеет свою цену. И этот артефакт – тоже. Ты четко понимаешь, чего именно хочешь, принцесса?
– Ей хорошо бы оказаться в моих руках! – отрезала я. – В этом я не сомневаюсь.
– Ладно, – уступчиво прогудел гигант, – я попробую, но ничего не обещаю. Эх, нужно делать хорошее, потому что плохое и без нас неплохо получается… – Он заложил повторный крутой вираж, заходя в тыл горгульям, заметно уступающим ему в скорости и сообразительности. – Ну почему, если мы расходимся во мнениях, я в итоге всегда поступаю так, как этого желаешь ты?
– Давай назовем это компромиссом! – нахально предложила я.
– Держись, Ульрика! – Изобретательный летун взмыл выше облаков, а потом отвесно упал вниз, метко достав вожака стаи, несущего демоницу. Клыки дракона сомкнулись на кривой шее уродливой твари. Ринецея злобно выкрикнула заклинание, и из-под ее ногтей тут же ударили тонкие огненные лучи, срикошетившие от драконьей чешуи и поразившие стаю. Среди горгулий, сейчас смахивающих на кучку донельзя перепуганных кур, воцарился жуткий переполох. Головная тварь, из располосованной шеи которой ручьем хлестала алая артериальная кровь, падала как камень, бессильно распластав вялые крылья. Эткин вошел в пике, собираясь догнать и добить полумертвую жертву.
Ветер свистел в ушах, проникая под кольчугу и грозясь сдернуть меня со скользкой гибкой спины Эткина. Я видела панически расширенные зрачки Ринецеи, угольно-черные на безжизненно-бледном лице. Неожиданно она поднялась на ноги, удерживаясь за уздечку, пропущенную через зубы горгульи, и отважно балансируя на краю седла. Я невольно задержала дыхание, ожидая – вот сейчас она утратит равновесие и рухнет вниз. Но демоница гортанно вскрикнула и, не выпуская из руки Иглу, ловко перепрыгнула на другую горгулью, приземлившись точно на ее костлявый хребет. Я восхищенно прищелкнула языком, отдавая дань почтения нечеловеческой смелости своей противницы.
– Вот ведь крыса увертливая! – уважительно бормотнул Эткин, языком пламени сжигая очередную тварь, а ударами передних лап отбрасывая двух других.
Горгульи накинулись на нас плотным строем, вовлекая в круговерть огненных всплесков, соприкосновений когтей и клинков. Всполохи огня, вылетающие из пастей тварей, стекали с моей кольчуги, не причиняя мне ни малейшего вреда. Слаженными выпадами обеих даг я умудрялась успешно перерезать сухожилия на крыльях тварей. Мы побеждали.
В пылу боя Эткин совершил очередной разворот и снова чуть ли не лоб в лоб столкнулся с горгульей, несшей демоницу. Мы с ней обменялись ударами клинков, высекая сноп ярких искр.
– Дрянь! – взвизгнула Ринецея, обдавая меня смрадным дыханием, источающим вонь полуразложившегося трупа.
– Стерва! – не осталась я в долгу, успев острием даги полоснуть врагиню по щеке. Крупные капли черной крови выступили на ее белой коже.
– Ненавижу! Убью! – взвыла узурпаторша, инстинктивно отшатываясь и прикрываясь волшебным клинком. На этот раз она подставилась очень удачно. Скрещенным захватом своих Алатор я выбила Иглу из ее рук. Изящная Нумриэль перевернулась в воздухе и падающей звездой устремилась вниз.
– Эткин, – взмолилась я, – скорее, мы не должны ее упустить!
До предела вытянув шею и прижав крылья к корпусу, дракон нырнул к земле, зубами поймал Иглу и перебросил ее ко мне в руки.
– Слава богам, – ликующе вскричала я. – Третья Алатора – моя!
– О нет, только не это! – отчаянно зарычала демоница. С ее ладони сорвалась багровая молния и, словно живая, рванулась ко мне, на краткий миг забывшей об осторожности и любующейся отбитым у врага артефактом.
Ощущение было таким, словно грудью, прикрытой кольчугой Эткина, я налетела на гранитную скалу. Ослепленная и оглушенная немыслимой вспышкой боли, я успела понять одно: чешуя выдержала и не порвалась, спася меня от неминуемой гибели и не позволив испепелить на месте. Но одетая под нее легкая рубашка сразу же намокла от крови, а чудовищная сила удара сдернула меня с драконьей спины, будто пушинку, и вихрем закружила в хороводе звезд, равнодушно взирающих на разворачивающееся в небе противостояние жизни и смерти. Последним усилием меркнущего разума я попыталась приказать сердцу – биться, духу – не сдаваться, а судорожно стиснутым пальцам – не разжиматься и не выпускать волшебные даги.
– Ульрика! – истошно взывал Эткин, но стая горгулий набросилась на него всем скопом, не позволяя подхватить и спасти меня.
– Сдохни! – вдохновенно выла Ринецея.
А я все падала и падала, уже почти не осознавая происходящего…
Мерцающие звезды приблизились, превращаясь в прекрасные золотистые глаза, будто покрывалом ночи, окаймленные пушистыми черными ресницами. Из пустоты возникли упрямо изогнутые вишневые губы, повелительно шептавшие:
– Любимая, не умирай, ведь ты сильнее неизбежности. Твой путь еще не окончен!
Чьи-то сильные руки осторожно поймали мое истерзанное болью тело, отталкивая темноту и страх, замедляя гибельный полет. Родной, такой знакомый и любимый голос пел, сращивая мои переломанные ребра и заживляя сожженные легкие:
…И я почувствовала, как с последним словом печальной баллады безопасно опускаюсь на что-то надежное, упругое, мягкое и погружаюсь в глубокий, исцеляющий сон…
Душа опустела, лишь ветер разлуки
Струной одинокой упрямо звенит.
Бесследно утихли сердечные муки,
И тело без ласки почти не болит.
Уже не страдает от горя и скуки,
А только отчаянно хочет забыть
Ушедшие в прошлое нежные руки,
Что тело и душу учили любить.
Что сердце омыли слезами капели,
В ночи – согревали, от бед берегли,
Умели играть на капризной свирели,
Но рядом остаться, увы, не смогли.
А память клубится обрывком тумана,
Как строчки давно позабытых стихов,
И разум тревожит фантомом обмана,
Осколком тобой искупленных грехов.
Мы все осознали – душа опустела,
На ранах комком запекается кровь.
Да только из раны уже отлетела
Убитая нами слепая любовь…[2]
Плеск волн настойчиво выводил равномерную, неумолкающую мелодию жизни. Сквозь ускользающие обрывки сна я удивленно прислушивалась к монотонному шуршанию, которое невозможно спутать с чем-то другим. Несомненно, так умеют петь лишь морские волны, разрезаемые килем быстроходного парусника. Но как я оказалась на корабле?
Тоненькая струйка пресной воды, сладкой и умеренно холодной, неожиданно полилась мне на губы. Я открыла рот, жадно глотнула – поняла, как сильна мучающая меня жажда – и хрипло попросила:
– Еще!
– Я так и знал, ваше высочество, что вы благополучно выкарабкаетесь из этой передряги! – уверенно заявил приятный мужской голос. – Вы напоминаете мне хорошо просоленный линь[3] – гибкий, проверенный и чрезвычайно крепкий…
Заинтригованная своеобразными аргументами незнакомца, я распахнула глаза и была незамедлительно наказана ослепительным лучом полуденного солнца, резанувшего меня прямо по зрачкам.
– Ой!
Я лежала на палубе парусного судна, укрытая куском плотного сукна, а рядом со мной на коленях стоял самый лихой во всей Антее пират, поддразнивающе подсвечивающий мне в глаза до блеска отполированным боком медной кружки.
– Ой-ой! – Я жмурилась и терла припухшие веки.
Мужчина снисходительно рассмеялся, но я уже узнала его вызывающе-красную бандану, полыхающую, будто пожар, и золотую серьгу в ухе. Столь неприкрыто-пижонистой внешностью обладал только один человек на всем белом свете.
– Маллер, – обрадованно вскрикнула я, сжимая темное от загара запястье пирата, – Маллер Справедливый!
– Он самый, причем готовый честью и правдой служить вашему сумасбродному высочеству! – Де Вакс приветственно сорвал свой знаменитый шарлаховый[4] платок, являя моему взору идеально выбритую макушку, и поклонился с галантностью, ничуть не уступающей навыкам какого-нибудь титулованного придворного из свиты короля Мора.
– Рады стараться, ваш-выс-во! – по-простецки гаркнули пять-шесть матросов из числа экипажа, с любопытством кучкующиеся в паре шагов от нас.
– А чего же ты меня сразу в сумасбродные-то записал? – иронично поинтересовалась я, с помощью пирата поднимаясь.
– Так это… вон оно какое дело получилось… – Из кучки моряков вальяжно выдвинулся колоритный смуглый верзила, облаченный в лимонно-желтые шелковые шаровары. (Кстати, для меня так и осталось загадкой, почему бравые ликерийские пираты всегда питают склонность к кричаще-вульгарным нарядам.) – Нам всяких пассажиров перевозить доводилось: и каторжников, и беглецов, и, прости Аола, рабов… Но ведь всегда чин чином – с берега на берег. А чтобы люди к нам вот так, сами с неба падали, – этакое чудо у нас впервые!
– Как – с неба? – Я оторопело уставилась на Маллера.
Капитан насмешливо ухмыльнулся:
– А вот так, элементарно! – Он приподнял правую руку, державшую опустевшую кружку из-под воды, подставил под нее левую и выразительно выпустил посудину, шлепнувшуюся точно в согнутую чашечкой ладонь. – Бум-с!
Я озадаченно почесала в затылке:
– Клянусь Пресветлыми богами, ничего не понимаю!
Матросы дружно заржали, довольные поистине сногсшибательной пантомимой своего вожака.
– А я вообще-то боцманом на «Марготе» служу, – продолжал бурно жестикулировать обладатель раритетных штанов, наслаждаясь оказываемым ему вниманием. – Мамукой меня кличут. Так вот, прошлой ночью накатила вдруг на нас страшная гроза. Ветер так и завывал, будто свора голодных демонов, пытаясь сорвать такелаж. И тогда наш капитан дал приказ срочно свернуть марсель[5] на грот-мачте[6] да спустить его вниз. Но только мы ослабили парус, собираясь увязать плотное полотнище, как вдруг в небе над нашими головами появилось летящее вниз тело, свалившееся прямиком в образованный марселем мягкий гамак. Мы едва успели вас подхватить…
Я растерянно прикусила губу:
– А что произошло дальше?
– Да ничего особенного. – Последнюю точку, оканчивающую невероятный рассказ, поставил сам Маллер, ненавязчиво переходя на «ты»: – Уснула ты тут же, как младенец! Точнее говоря – вырубилась. И знаешь, я взял на себя смелость снять с тебя кольчугу и обнаружил огромное кровавое пятно, расплывшееся на манишке твоей рубашки. Но раны под ним не выявилось – только нежная, свежая кожа…
Я рывком оттянула ворот рубашки и заглянула в вырез. Де Вакс говорил чистейшую правду.
– Чудо, – почти благоговейно перешептывались мореходы. – Баба к нам с неба упала – и не убилась…
– Беременная к тому же! – почти хамски добавил чей-то звонкий фальцет.
Я нервно дернула шнурок на рубашке, запахивая глубокий вырез.
– Не бойся нас, – мягко попросил меня Маллер, – мы не причиним тебе зла. И даже рубашку новую подарим, если не побрезгуешь принять с нашего плеча…
Пираты добродушно рассмеялись, и я внезапно ощутила всепоглощающее доверие, затопившее мое сердце. Я находилась среди друзей.
– Приму с благодарностью… особенно желтую. – Я игриво подмигнула Мамуке. Боцман важно приосанился.
– Открой нам всю правду, госпожа Ульрика. – Капитан просительно заглянул мне в глаза. – Уж слишком много невероятных историй, рассказывающих о тебе и твоих товарищах, ходит по всей Антее. Поговаривают, будто ты бессмертна и умеешь заращивать раны. Утверждают – ты намереваешься избавить мир от власти лжебогов и вернуть магам былую силу. Шепчутся – ты мечтаешь подарить людям свободу от лицемерных правителей и позволишь каждому жить так, как ему хочется. Правда ли это?
– Правда! – звенящим от волнения голосом искренне ответила я. – Каждый из нас имеет право на счастье, но за него нужно бороться. А посему теперь нам придется сплотиться и воевать против демоницы, несущей погибель всему живому!
Матросы восторженно завопили.
– Я тебе верю! – твердо произнес пират. – А к тому же я знаю Ланса и Огвура. Они хоть и очень необычные, но зато честные и храбрые. Да я и сам вижу – твои раны зажили самым волшебным образом, – а значит, легенды о тебе не врут…
– Маллер, мне кажется, что исцеление ран – вовсе не моя заслуга, – с долей скептицизма сообщила я, тщательно взвешивая каждое слово. – Вполне вероятно – меня спас человек, вернее, не человек, а… мертвый демон!
Де Вакс недоверчиво покачал головой:
– Вряд ли. Уж очень неправдоподобной выглядит твоя версия. Возможно, этот всесильный спаситель приснился тебе…
– Приснился?.. – Мне так не хотелось расставаться с мыслью о том, что Астор каким-то загадочным образом оказался способен вмешиваться в мою жизнь… – Нет, я с тобой не согласна. Это произошло наяву!
– Госпожа Ульрика, поверь моему опыту, – продолжал убежденно втолковывать пират, привыкший мыслить не легендами и сказками, а иными, куда более приземленными реалиями, – тебе просто повезло. Удивительная слаженность наших действий совпала во времени – и вот уже скатываемый моряками парус спасает тебе жизнь. А женщина в твоем положении всегда подвержена влиянию различных фантазий и домыслов, что является нормальным. Не терзай себя попусту: привидевшиеся тебе образы были всего лишь сном!