Страница:
– Уже воспарили, – подтвердил орк, присоединяясь к друзьям и прихватывая за шкирку пытающегося подтянуться некроманта. – И куда мы летим?
Марвин с удовольствием таращился на ровные квадратики полей и огородов, почти избавившиеся от снежного покрова и расстилающиеся далеко внизу.
– Не знаю!
– То есть как это не знаешь? – обалдел орк. – Ты серьезно?
Некромант виновато заулыбался:
– Я ведь планировал только визуальную презентацию монгольфьера, а не пробный полет на нем. Но по логике – теперь все зависит от силы и направления ветра…
– Который унесет нас гоблин знает куда! – выразительно закончил за него Огвур. – Так?
Маг растерянно пожал плечами:
– Ну теоретически – да! А что в этом плохого?
– Как это здорово, когда понимаешь, что там, где нас нет, тоже плохо, – насмешливо провозгласил Генрих, мирно сидевший на дне корзины и прихлебывающий из баклажки. – Такова жизнь!
– А ведь все из-за тебя началось, испытать шар на прочность – твоя инициатива, – плаксиво скривил губы полуэльф. – Марвин, немедленно верни нас обратно…
– Не могу, – хихикнул архимаг. – Вот когда шар остынет, мы опустимся вниз и сможем вернуться домой…
– Инициативный дурак – хуже вредителя! – осуждающе пробасил Огвур, намекая на необдуманный поступок сильфа.
– Да ну вас, – весело отмахнулся ничуть не расстраивающийся барон. – Какая разница, где отсыпаться? А здесь даже приятнее. – Он демонстративно завернулся в плащ. – Прохладно, и мухи не куса… – Его слова убедительно перешли в сонное посапывание.
– Мудро сказано, – усмехнулся Марвин. – А не последовать ли нам его примеру?
Друзья несколько минут увлеченно делили спальные места, пытаясь с максимально возможным комфортом разместиться в ограниченном пространстве корзины.
– А что случилось с Ульрикой и Эткином? Расскажите еще раз и поподробнее, – сонно попросил Марвин, смежая веки.
Взахлеб, перебивая друг друга, орк и полукровка вновь поведали странную историю, связанную с внезапным исчезновением принцессы и дракона.
– М-да, – задумчиво подытожил маг, – однако. Сердцем чую, произошло что-то нехорошее. Нужно им помочь…
– Значит, ты думаешь, что мы сможем это сделать? – обрадовался Ланс.
– Я не думаю – я знаю, – терпеливо поправил его Марвин.
– Ну что ты не думаешь – я знаю, а вот что знаешь – не думаю, – сыронизировал Огвур.
Полуэльф тоненько хихикнул, как обычно благоговея перед умом и силой друга.
– Шутники гоблиновы! – скептично хмыкнул некромант. – Но раз уж вы умудрились проспать Ульрику, то можете спокойно спать дальше…
И через пару мгновений к смачному сопению Генриха присоединились еще три мелодии различной тональности: писклявое посвистывание гайморитного мага, сладкое причмокивание прекрасного полукровки и оглушающие раскаты орочьего храпа.
А подхваченный ветром шар взял курс на север, все набирая и набирая скорость…
Великий Саймонариэль устало вздохнул, закрыл магический фолиант и похрустел пальцами, ощутимо побаливающими после совершения многочисленных колдовских пассов. Кажется, он нашел возможность спасти Сумасшедшую принцессу…
Стена зеленоватой морской воды вздымалась до самого неба. «Маргота» угрожающе заваливалась набок, совершая последний круг своего ужасного предсмертного пути. Я разрывалась между желанием зажмуриться, чтобы не видеть ожидающего нас кошмара, и любопытством, заставлявшим меня держать глаза широко открытыми – так, словно между них вставили деревянные распорки.
– Лей! – громко закричал Маллер. – Ра-а-аз!
Подчиняясь приказу капитана, пираты подхватили тяжеленные бочки с гуаранаковым маслом и выплеснули его за борт. Омерзительно пахнущая коричневая жидкость, густая и плотная, мгновенно растеклась по воде, сковывая волны и смиряя их безумный бег. Море замерло, будто не желая верить в учиненное над ним насилие.
– Нос по ветру! – скомандовал де Вакс.
Натужно закряхтевший вахтенный резко вывернул штурвал…
Водная стихия, до всей глубины своей черной души возмущенная сопротивлением маслянистой пленки, лишившей ее привычной мощи и разнузданности, вдруг вспучилась валом, поднимая каравеллу выше стен смертоносного водоворота, а потом взорвалась бурым выплеском, вышвырнувшим наш корабль из сердцевины «глаза тайфуна». «Маргота» птичкой выпорхнула из воронки и гордо заскользила по успокоившейся морской поверхности, чуть подернутой волнистой рябью. Водоворот за нашими спинами бессильно захлопнулся, оставшись без вожделенной добычи. Мы были спасены!
– Слава нашему капитану! – дружно скандировали пираты. – Виват Маллеру Справедливому!
Я чмокнула де Вакса в щеку:
– Я о подобных подвигах лишь в балладах слышала!
– Да ладно тебе, – смущенно потупился капитан, – ничего особенного! Трюк с маслом или китовым жиром давно известен всем опытным мореходам. Осмелюсь предположить, что остаток пути до Диких земель станет спокойным, и мы…
Маллер не успел договорить. Его слова прервал громкий звук удара, шедший откуда-то из-под киля[31] корабля. Каравелла содрогнулась всем корпусом.
– Какого еще демона? – удивился Маллер. – Что это?
Мореходы истошно заорали, потому что из воды по обе стороны корабля неожиданно поднялись две огромные зубастые морды, размерами превосходящие судовой кубрик и переходящие в бесконечно длинные шеи. Плоть тварей покрывала радужно переливающаяся чешуя, а с головы каждого спускался зубчатый, агрессивно встопорщенный гребень. Первое чудовище распахнуло пасть и издало пронзительное шипение, а второе выдернуло из воды остроконечный хвост и с размаху обрушило его на палубу каравеллы. Доски настила затрещали…
– Это пара морских змеев, самец и самка! – закричал Маллер, хватая гарпун. – Я думал, подобные гады уже все вымерли. В любом случае зиму и весну они должны проводить в спячке, затаившись на дне. Кто или что разбудило их столь рано?
Я молчала, не находя ответа. Но, случайно подняв глаза к небу, я внезапно различила на одном из облаков слабые, почти незаметные очертания злорадно смеющегося женского лица, обрамленного развевающимися черными волосами…
Глава 5
Марвин с удовольствием таращился на ровные квадратики полей и огородов, почти избавившиеся от снежного покрова и расстилающиеся далеко внизу.
– Не знаю!
– То есть как это не знаешь? – обалдел орк. – Ты серьезно?
Некромант виновато заулыбался:
– Я ведь планировал только визуальную презентацию монгольфьера, а не пробный полет на нем. Но по логике – теперь все зависит от силы и направления ветра…
– Который унесет нас гоблин знает куда! – выразительно закончил за него Огвур. – Так?
Маг растерянно пожал плечами:
– Ну теоретически – да! А что в этом плохого?
– Как это здорово, когда понимаешь, что там, где нас нет, тоже плохо, – насмешливо провозгласил Генрих, мирно сидевший на дне корзины и прихлебывающий из баклажки. – Такова жизнь!
– А ведь все из-за тебя началось, испытать шар на прочность – твоя инициатива, – плаксиво скривил губы полуэльф. – Марвин, немедленно верни нас обратно…
– Не могу, – хихикнул архимаг. – Вот когда шар остынет, мы опустимся вниз и сможем вернуться домой…
– Инициативный дурак – хуже вредителя! – осуждающе пробасил Огвур, намекая на необдуманный поступок сильфа.
– Да ну вас, – весело отмахнулся ничуть не расстраивающийся барон. – Какая разница, где отсыпаться? А здесь даже приятнее. – Он демонстративно завернулся в плащ. – Прохладно, и мухи не куса… – Его слова убедительно перешли в сонное посапывание.
– Мудро сказано, – усмехнулся Марвин. – А не последовать ли нам его примеру?
Друзья несколько минут увлеченно делили спальные места, пытаясь с максимально возможным комфортом разместиться в ограниченном пространстве корзины.
– А что случилось с Ульрикой и Эткином? Расскажите еще раз и поподробнее, – сонно попросил Марвин, смежая веки.
Взахлеб, перебивая друг друга, орк и полукровка вновь поведали странную историю, связанную с внезапным исчезновением принцессы и дракона.
– М-да, – задумчиво подытожил маг, – однако. Сердцем чую, произошло что-то нехорошее. Нужно им помочь…
– Значит, ты думаешь, что мы сможем это сделать? – обрадовался Ланс.
– Я не думаю – я знаю, – терпеливо поправил его Марвин.
– Ну что ты не думаешь – я знаю, а вот что знаешь – не думаю, – сыронизировал Огвур.
Полуэльф тоненько хихикнул, как обычно благоговея перед умом и силой друга.
– Шутники гоблиновы! – скептично хмыкнул некромант. – Но раз уж вы умудрились проспать Ульрику, то можете спокойно спать дальше…
И через пару мгновений к смачному сопению Генриха присоединились еще три мелодии различной тональности: писклявое посвистывание гайморитного мага, сладкое причмокивание прекрасного полукровки и оглушающие раскаты орочьего храпа.
А подхваченный ветром шар взял курс на север, все набирая и набирая скорость…
Великий Саймонариэль устало вздохнул, закрыл магический фолиант и похрустел пальцами, ощутимо побаливающими после совершения многочисленных колдовских пассов. Кажется, он нашел возможность спасти Сумасшедшую принцессу…
Стена зеленоватой морской воды вздымалась до самого неба. «Маргота» угрожающе заваливалась набок, совершая последний круг своего ужасного предсмертного пути. Я разрывалась между желанием зажмуриться, чтобы не видеть ожидающего нас кошмара, и любопытством, заставлявшим меня держать глаза широко открытыми – так, словно между них вставили деревянные распорки.
– Лей! – громко закричал Маллер. – Ра-а-аз!
Подчиняясь приказу капитана, пираты подхватили тяжеленные бочки с гуаранаковым маслом и выплеснули его за борт. Омерзительно пахнущая коричневая жидкость, густая и плотная, мгновенно растеклась по воде, сковывая волны и смиряя их безумный бег. Море замерло, будто не желая верить в учиненное над ним насилие.
– Нос по ветру! – скомандовал де Вакс.
Натужно закряхтевший вахтенный резко вывернул штурвал…
Водная стихия, до всей глубины своей черной души возмущенная сопротивлением маслянистой пленки, лишившей ее привычной мощи и разнузданности, вдруг вспучилась валом, поднимая каравеллу выше стен смертоносного водоворота, а потом взорвалась бурым выплеском, вышвырнувшим наш корабль из сердцевины «глаза тайфуна». «Маргота» птичкой выпорхнула из воронки и гордо заскользила по успокоившейся морской поверхности, чуть подернутой волнистой рябью. Водоворот за нашими спинами бессильно захлопнулся, оставшись без вожделенной добычи. Мы были спасены!
– Слава нашему капитану! – дружно скандировали пираты. – Виват Маллеру Справедливому!
Я чмокнула де Вакса в щеку:
– Я о подобных подвигах лишь в балладах слышала!
– Да ладно тебе, – смущенно потупился капитан, – ничего особенного! Трюк с маслом или китовым жиром давно известен всем опытным мореходам. Осмелюсь предположить, что остаток пути до Диких земель станет спокойным, и мы…
Маллер не успел договорить. Его слова прервал громкий звук удара, шедший откуда-то из-под киля[31] корабля. Каравелла содрогнулась всем корпусом.
– Какого еще демона? – удивился Маллер. – Что это?
Мореходы истошно заорали, потому что из воды по обе стороны корабля неожиданно поднялись две огромные зубастые морды, размерами превосходящие судовой кубрик и переходящие в бесконечно длинные шеи. Плоть тварей покрывала радужно переливающаяся чешуя, а с головы каждого спускался зубчатый, агрессивно встопорщенный гребень. Первое чудовище распахнуло пасть и издало пронзительное шипение, а второе выдернуло из воды остроконечный хвост и с размаху обрушило его на палубу каравеллы. Доски настила затрещали…
– Это пара морских змеев, самец и самка! – закричал Маллер, хватая гарпун. – Я думал, подобные гады уже все вымерли. В любом случае зиму и весну они должны проводить в спячке, затаившись на дне. Кто или что разбудило их столь рано?
Я молчала, не находя ответа. Но, случайно подняв глаза к небу, я внезапно различила на одном из облаков слабые, почти незаметные очертания злорадно смеющегося женского лица, обрамленного развевающимися черными волосами…
Глава 5
«Возможно, мне просто померещилось! Вроде облако как облако, и ничего странного в нем нет… – успела подумать я, отработанным до автоматизма жестом выхватывая из ножен Нурилон и становясь рядом с Маллером. Но внутренний голос подсказывал – я не ошиблась. Я на самом деле увидела в небе Ринецею, без сомнения и насылающую на нас все эти неприятности, преследующие «Марготу» с того самого мгновения, как моя сумасбродная персона появилась на ее борту. А чего еще стоило ожидать, если я вошла в ее кубрик даже не с левой ноги, а куда более экстравагантным способом? – Нет, друг Маллер, ты винил себя зря. Уж не знаю, какие такие скверные грешки водятся у тебя за душой, но навлек на нас проклятие, скорее всего, не ты. И почему-то мнится мне – судьба гоняется отнюдь не за тобой…»
Палубу каравеллы заметно покачивало, поэтому мне приходилось прилагать значительные усилия для того, чтобы сохранить равновесие и не упасть. Змеи неистовствовали вовсю, молотя по палубе своими гибкими хвостами и пытаясь сломать мачты «Марготы», к счастью сделанные из добротной, хорошо просмоленной сосны, а посему пока успешно сопротивляющиеся натиску тварей. Но змеи не отступались. Отчаявшись попортить бортовую обшивку, они переключили свое внимание на людей… Первое чудовище, не столь крупное, как второе, но отличавшееся завидной наглостью и визгливостью, видимо, являлось самкой. Ощерив зубастую пасть, змеиха попробовала поймать пухлого кока, в текущий момент неосторожно выглянувшего из камбуза. Но корабельный повар оказался далеко не таким беспомощным увальнем, каким показался мне на первый взгляд. Обладавший солидным животиком и огненно-рыжей шевелюрой, лихо повязанной синим платком, парень витиевато ругнулся с отчетливо выраженным нарронским акцентом, поднял ногу, обутую в поношенный сапог, и отвесил твари увесистого пинка, пришедшегося ей прямо в глаз. Следует признать, что подобной прыти от скромняги кока, замечательную стряпню которого я уже успела оценить по достоинству, не ожидал никто. Окованный железом носок тяжелого сапога угодил точнехонько в вертикально вытянутый зрачок морского чудовища. Змеиха истошно завизжала… Ее выпуклое глазное яблоко, напоминающее сапфировый кабошон[32], если, конечно, в природе встречаются драгоценные камни размером с кулак взрослого мужчины, лопнуло, обдав палубу струей смешанной с лимфой, отвратительно пахнущей мутной жижи. Тварь отдернула голову, жалобно подвывая. Кок, сам жутко напуганный проявленным геройством, юркнул обратно в камбуз, звучно щелкнув дверной задвижкой. Пираты ликующе заулюлюкали. Но радовались мы преждевременно…
Окривевшая на левый глаз самка билась в воде, очевидно испытывая еще большую боль от разъедающей рану соли. Ее огромное тело перекатывалось с боку на бок, периодически являя нам белесый, покрытый мелкими чешуйками живот. И тут, как на беду, нашего боцмана внезапно осенило.
– Целься сюда, – указал он пальцем на самое уязвимое место змеихи, – ее нужно прикончить. Видишь, какой плотный покров защищает их спины? А на пузе он заметно тоньше, ты запросто пробьешь его гарпуном!
– Не стоит этого делать, – поспешно опротестовала я опасный совет Мамуки. – Раненая, она станет еще свирепее…
Но де Вакс меня не послушался. Его лицо побагровело от усилия, правая рука плавно пошла назад, поигрывая перекатывающимися под кожей тугими буграми мускулов и придавая гарпуну нужное ускорение. Зазубренное острие пронзительно вжикнуло в воздухе, пронеслось мимо меня и полностью погрузилось в плоть твари. От дикого вопля чудовища у нас заложило уши. Смертельно раненная змеиха трепыхалась и рычала так, словно пыталась удержать свою жизнь, стремительно вытекающую из пробитого стальным лезвием живота. Поднятые ею волны заливали палубу, промочив нас до нитки. Самец метнулся к подруге, намереваясь помочь ей удержаться на плаву. Но уцелевший глаз твари уже подернулся мутной пеленой, неумолимо свидетельствуя о наступившей агонии. Она цеплялась за жизнь еще пару минут, недоуменная и не понимающая – как это какой-то насаженный на древко кусок железа вдруг сумел так быстро лишить ее привычной силы и возможности нападать на столь крохотных и обманчиво беззащитных врагов. А затем хвост змеихи вяло обвис, и она начала медленно проваливаться в толщу воды, погружаясь на морское дно. Змей последовал за подругой…
– Уф! – Взопревший от волнения Алимас шумно перевел дух, снял с головы платок и обтер свое поблескивающее от пота лицо. – А я-то уж подумал, что нам конец. Ну и здоровенная же нам попалась змеюка, сто морских демонов ей в глотку! А как наш капитан ее с одного удара уделал… Похоже, самец испугался и уже не вернет…
Его восторженный монолог прервал мощный всплеск. Змей, одним невероятным прыжком взвившийся из воды, с размаху обрушился на каравеллу, ломая мачты и срывая паруса. Пираты бросились врассыпную.
– Он не уйдет, – сквозь зубы процедил Маллер, вооружаясь отличной саблей. – Кажется, морские змеи принадлежат к числу тех преданных существ, кто выбирает себе пару всего лишь раз в жизни… – Он уважительно хмыкнул. – Раз и навсегда! Самец станет мстить, уже не заботясь о собственном выживании!
– Это я во всем виновата! – кричала я, мучаясь от страшного чувства вины.
– Да брось ты, – небрежно отмахнулся капитан, – все равно они бы от нас не отступились!
– Да я не об этом – я говорю о проклятии. Оно направлено на меня!
– На тебя? – не поверил де Вакс. – Глупости! Однажды в Рохоссе я послужил причиной крупных неприятностей, выпавших на долю темнокожего воина, и… – И тут клыки змея чуть не оттяпали пирату руку. Маллер грязно выбранился и ловко парировал выпад змеиной морды, лязгнув клинком о его непробиваемую чешую. Нам сразу же стало не до разговоров.
Стремительностью движений змей намного превосходил нас с пиратом. Он наносил молниеносные удары головой, успев проломить дощатую стенку кубрика и отбросить за борт стоящего у штурвала рулевого. Оставшееся без управления судно мотало из стороны в сторону, грозя развернуть боком к ветру. По мокрой палубе перекатывались какие-то мелкие предметы, постоянно попадавшиеся нам под ноги. Один раз над моей макушкой угрожающе просвистел сорвавшийся с места гитов[33], срезав прядь волос и чуть не снеся мне полголовы. Такое не могло привидеться даже в самом кошмарном сне. Я перепрыгнула через бочонок, почти врезавшийся мне в голень, уклонилась от развязавшегося, хлопающего над нами паруса и наотмашь рубанула мерзкую тварь, пытаясь попасть точно в место сочленения его громоздкой головы и скользкого туловища. Змей дернулся и ответил хлестким ударом хвоста, на его плоти выступила тонкая полоска крови. Я едва успела отскочить, гортанным криком приказывая пиратам отступить и не мешать мне. Но де Вакс не послушался меня вторично. Почему-то решив, что одна я не справлюсь, он отчаянно рванулся вперед, подставляясь под атаку чудовища.
– Куда, – предостерегающе заорала я, срывая голос. – Твоя сабля слишком коротка для подобного боя, не подходи к нему близко! – Но мое предупреждение запоздало.
Я увидела блеск белоснежных клыков змея, вмиг окрасившихся алым… Клинок Маллера отлетел в сторону, похоронно тренькнув. Я горестно вскрикнула… На животе пирата, казалось лишь мимолетно, вскользь задетого змеиной пастью, открылась огромная, рваная рана. Ликериец пошатнулся, руками стараясь зажать пульсирующий провал, из которого уже начали вываливаться внутренности. Но кровь продолжала струиться между его пальцами, пузырясь и стекая на палубу. Я глянула в расширенные от шока глаза друга и содрогнулась: пират улыбался. Причем так, как улыбаются лишь те, кто уже воочию узрел заснеженные Поля мертвых, полные блуждающих, неприкаянных душ…
– Ульрика… – тихонько позвал Маллер, но змей ухватил его за плечо и увлек за собой, в морскую пучину.
– Нет! – Я подбежала к борту и грузно прыгнула за ними следом, не выпуская из рук Нурилона. – Нет, Маллер…
Вода сомкнулась над нашими головами.
Я вошла в воду неловко – плашмя, больно ударившись животом и поэтому на какую-то пару секунд абсолютно утрачивая способность ориентироваться в пространстве. Забыв, где я нахожусь, я вскрикнула от неожиданности, и мой рот тотчас наполнился солоновато-горькой жидкостью. А затем вокруг моего тела обернулись холодные кольца змеиной плоти, сдавливая легкие и мешая дышать. Змей нырнул и начал погружаться все глубже, видимо не намереваясь расставаться со своими ценными трофеями. Перед моими глазами промелькнуло поросшее ракушками днище «Марготы», давно нуждающееся в кренговании[34]. Интенсивно дергая плечами и пиная тварь коленками, я умудрилась высвободить левую руку, изогнулась и вытащила из-за голенища длинный тонкий стилет. В ушах разливался звон, зрение меркло, в слюне чувствовался медный привкус крови. Еще немного – и я потеряю сознание от недостатка кислорода… Постаравшись вложить в замах все свое отчаяние и не желая умирать столь бесславно, я вонзила кинжал в брюхо твари, пробив чешую и погрузив лезвие до самой рукояти. Змей вздрогнул и ослабил захват, позволяя выскользнуть из своих мерзких объятий. Кровь вытекала из полученной им глубокой раны, окружив меня туманным мутным облаком. Чудовище резко изменило направление движения, устремившись обратно к поверхности. Я едва успела схватиться за кончик его хвоста, снабженного толстым наростом, напоминающим «погремушки», украшающие хвосты канагерийских кобр. Я вынырнула на поверхность, кашляя и отфыркиваясь. К своему огромному облегчению, я заметила Маллера, будто тряпка, безвольно болтающегося в пасти у чудовища. Я сомневалась – жив ли он еще, но при любом раскладе не намеревалась бросать отважного пирата. На довольно приличной скорости змей устремился прочь от корабля, не выпуская из зубов ликерийца и таща за собой меня, судорожно вцепившуюся ему в хвост.
Я понимала – времени у меня в обрез. Либо рассвирепевшее от раны чудовище затащит нас в гоблиновы дали, либо, что, вероятно, произойдет намного быстрее, мои пальцы, и так уже почти утратившие чувствительность в холодной воде, разожмутся – и я утону сама. А кроме того, я была готова отдать все на свете – только бы капитан «Марготы» не превратился в обед для этого отвратительного змея. Право же, человек, не зря получивший прозвище Справедливый, достоин хотя бы нормальных похорон. А потому я решила действовать незамедлительно, придумав совершенно безумный план.
Нурилон все еще оставался у меня в руке. Я рывком перехватила его за лезвие, чуть не отрезав себе пальцы, и как смогла глубоко всадила в плоть твари. Чудовище возмущенно забилось, ощутив повторный укус острой стали. Змей постепенно слабел, истекая кровью от первой раны, но до сих пор оставался очень опасным противником. Ухватившись за меч, я подтянулась, очутившись у твари на спине. Чудище крутилось в воде, пытаясь сбросить дерзкого седока, причиняющего ему столько страданий. Но, пользуясь дарованной мне от рождения нечеловеческой силой, я буквально вбила в его бока граненые, окованные железом каблуки своих сапог, с трудом вытащила клинок и ударила вновь, передвигаясь дальше.
Это оказался самый трудный путь в моей жизни, по сравнению с которым даже подъем на Ранмир выглядел теперь безобидной развлекательной прогулочкой. Едкий пот заливал глаза, тут же смешиваясь с соленой морской водой и кровью змея. Руки тряслись и отказывались слушаться, щиколотки сводило от судороги. Чудовище металось и свивалось в кольца, то всплывая на поверхность, то вновь уходя на глубину. Но, похоже, полученные ранения сильно убавили возможности твари, не позволяя ей залечь на дно. Плащ мокрой тряпкой облепил мою спину, сковывая сильнее, чем кандалы. Но все-таки я смогла! Не знаю, сколь долго на самом деле длился наш поединок, в конце которого змей совсем выдохся и почти не сопротивлялся, но мне он показался бесконечным. Однако все имеет свои пределы, и вот мой клинок вошел ему ровнехонько под основание черепа, пробив мозг. Челюсти змея разжались, выпуская неподвижное мужское тело. Я соскользнула с шеи чудовища, медленно оседающего вниз, и подхватила Маллера. Слава богам, он оказался еще жив! Я нашла слабо уловимую ниточку пульса, едва прощупывающуюся у него на шее. Страшная рана на животе пирата потемнела и почти перестала кровоточить. Плотная морская стихия несла нас, будто подушка. Я завернула Маллера в свой плащ, стараясь держать его голову выше уровня воды. Я растирала ему виски и дышала изо рта в рот, пытаясь поделиться своим теплом и жизнью. И когда я уже совсем отчаялась, его веки вдруг дрогнули:
– Туда… – Пират скосил глаза, указывая нужное направление. – Берег Диких земель там!
– Откуда ты знаешь? – У меня не осталось сил для удивления.
– Знаю. – Слабая улыбка изогнула мертвенно-бледные губы раненого. – Я никогда не путаюсь в направлениях. В детстве у нас дома шутили, что я, наверно, проглотил корабельный буссоль[35].
– Это хорошо – значит, мы выплывем.
Я тоже находилась далеко не в лучшей форме, но водонепроницаемый плащ, видимо, кроме ворвани, некогда пропитали еще и магией, потому что он неплохо держался на поверхности, помогая буксировать укутанного в него пирата.
– Мы выплывем, – повторно пообещала я, стремясь убедить в этом сомнительном утверждении скорее саму себя, чем Маллера.
– Бросила бы ты меня, – совершенно всерьез посоветовал де Вакс. – Не обманывайся на мой счет. Я – умираю!
– Еще чего! – возмущенно фыркнула я. – Не дождешься…
– Сумасшедшая! – ласково пожурил пират, и, как обычно, сие давно надоевшее мне словечко прозвучало в его устах нежнее самого изысканного комплимента.
Я раздраженно хмыкнула:
– Ну-ну…
– Что с «Марготой»? – после недолгого молчания спросил капитан. – Надеюсь, она не пострадала?
– Твоими молитвами, – огрызнулась я. – Ты, считай, отвел змея от судна ценой своей жизни. И кто из нас после этого не дружит с головой?
Пират храбрился, силясь доказать, будто ему не так уж плохо, но периодически впадал в забытье, а затем вновь из него выныривал, цепляясь за жизнь с невероятным упорством. Когда-то я слышала, что у пиратов, как и у кошек, имеется семь жизней вместо одной. Похоже, это оказалось правдой.
Наверно, мы плыли уже несколько часов, потому что небо над нами почернело, наливаясь свинцовой предгрозовой темнотой. Ночь принесла с собой проливной дождь, сравнявший границу воды и воздуха. Оглушительно грохотал гром, а сиреневые молнии ударяли в штормовое море, порываясь доконать нашу упрямую парочку, упорно не желавшую сдаться на милость смерти. Я окончательно пала духом, откровенно завидуя не приходящему в сознание пирату. Его лихорадило – видимо, началось обширное воспаление. Меня радовало лишь то, что Маллер умрет безболезненно, не осознавая происходящего. А я… Наверно, лучшим вариантом в подобной ситуации для меня станет осознанное прекращение бестолкового и судорожного махания руками да тихая отправка на дно. И я совсем уже собиралась поддаться отчаянию, как внезапно почувствовала резкие толчки у себя в животе. Это мой сын пытался привести меня в чувство, доказывая свое право остаться в этом мире, еще до рождения настроенном к нему столь враждебно. И мне тут же стало стыдно. Не к лицу воину, дававшему обет следовать по пути чести, погибать так трусливо, если у него еще осталась последняя капля мужества и терпения. Я обязана бороться до конца – уж если не ради себя самой, то ради своего невинного ребенка. Я подняла глаза к непроницаемо темному небу, жадно глотая изливающиеся с него потоки пресной воды.
– Боги, где же вы? – отчаянно закричала я. – Я взываю к вашей справедливости и прошу помощи!
Но ответом мне послужили только злобные грозовые раскаты.
– Демиурги, где же вы? – еще жалобнее вскричала я. – Не хотите проявить человечность?
Но гроза ярилась пуще прежнего.
И тогда я решилась.
– Астор! – взмолилась я. – Помоги же нам, любимый! Мне и твоему сыну…
– Я здесь! – откликнулся кто-то. – Я с тобой!
Возможно, пребывая почти в бреду, я посчитала за эти слова особенно громкий всплеск волн или протяжное завывание ветра. Возможно, это дождевые капли, убаюкивающе шелестящие по поверхности моря, обманули мой слух, напомнив звуки поцелуев. Возможно, я приняла желаемое за действительное…
– Где ты? – Мой всхлип захлестнула высокая волна. – Ты ли это?
– Я здесь, милая! – ответил неясный голос. – Я помогу! Спой новую песню, прошу тебя…
– Петь? – растерялась я. – Здесь, сейчас? Но…
– Пой, принцесса! – умоляюще шепнул Маллер. – Старые мореходы рассказывали мне сказки о древних богах четырех стихий, живущих в языках пламени, струях дождя, порывах бури и морском прибое. А вдруг именно они услышали твой призыв и пришли к нам на помощь?
– Но о чем я должна петь? – продолжала отнекиваться я, испытывая какой-то мистический ужас.
– Пой! – повторно приказал пират. – Пой о том, чего жаждет твое сердце.
Я невольно вздрогнула. Воспоминания, возвращаться к которым я запретила себе еще несколько месяцев назад, внезапно возродились в моей душе, причиняя настолько жгучую боль, что она огненной спиралью обвила нервы, пробуждая муки совести и горечь утраты. Умереть от горя нельзя, хоть иногда нам и хочется этого с немыслимой силой. Иногда нам хочется умереть от безысходности и одиночества, и тогда мы верим в то, что подобная смерть возможна. На самом деле сердце неспособно разорваться от терзаний души, хотя иногда грудь болит так, словно оно все же разорвалось. Наше горе значительно ослабевает со временем, но никогда не проходит полностью и не исчезает бесследно. Оно остается с нами навсегда – как скорбная ноша, как клеймо на коже, как напоминание о совершенных ошибках. Горе бодрствует даже ночью, срывая лживую маску лицемерия и самообмана с твоего перекошенного от страдания лица, а потом неизбежно приходит следующий день, когда ты улыбаешься как ни в чем не бывало и чувствуешь себя предательницей. Как я могу быть счастлива? Как осмеливаюсь я радоваться этому миру – ведь в нем уже нет моего возлюбленного? Должна ли я смириться с тем, что потеряла его навечно? Наверно, должна… И тогда ты плачешь опять, во сто крат сильнее, ибо понимаешь: перестать горевать и просто смириться – намного хуже. Потому что перестать горевать – это потерять его еще раз! Потерять и уже не найти никогда…
Море, ветер и гроза притихли, ожидая песни моего сердца. И тогда я запела, разрывая свои растрескавшиеся, изъеденные солью губы:
Палубу каравеллы заметно покачивало, поэтому мне приходилось прилагать значительные усилия для того, чтобы сохранить равновесие и не упасть. Змеи неистовствовали вовсю, молотя по палубе своими гибкими хвостами и пытаясь сломать мачты «Марготы», к счастью сделанные из добротной, хорошо просмоленной сосны, а посему пока успешно сопротивляющиеся натиску тварей. Но змеи не отступались. Отчаявшись попортить бортовую обшивку, они переключили свое внимание на людей… Первое чудовище, не столь крупное, как второе, но отличавшееся завидной наглостью и визгливостью, видимо, являлось самкой. Ощерив зубастую пасть, змеиха попробовала поймать пухлого кока, в текущий момент неосторожно выглянувшего из камбуза. Но корабельный повар оказался далеко не таким беспомощным увальнем, каким показался мне на первый взгляд. Обладавший солидным животиком и огненно-рыжей шевелюрой, лихо повязанной синим платком, парень витиевато ругнулся с отчетливо выраженным нарронским акцентом, поднял ногу, обутую в поношенный сапог, и отвесил твари увесистого пинка, пришедшегося ей прямо в глаз. Следует признать, что подобной прыти от скромняги кока, замечательную стряпню которого я уже успела оценить по достоинству, не ожидал никто. Окованный железом носок тяжелого сапога угодил точнехонько в вертикально вытянутый зрачок морского чудовища. Змеиха истошно завизжала… Ее выпуклое глазное яблоко, напоминающее сапфировый кабошон[32], если, конечно, в природе встречаются драгоценные камни размером с кулак взрослого мужчины, лопнуло, обдав палубу струей смешанной с лимфой, отвратительно пахнущей мутной жижи. Тварь отдернула голову, жалобно подвывая. Кок, сам жутко напуганный проявленным геройством, юркнул обратно в камбуз, звучно щелкнув дверной задвижкой. Пираты ликующе заулюлюкали. Но радовались мы преждевременно…
Окривевшая на левый глаз самка билась в воде, очевидно испытывая еще большую боль от разъедающей рану соли. Ее огромное тело перекатывалось с боку на бок, периодически являя нам белесый, покрытый мелкими чешуйками живот. И тут, как на беду, нашего боцмана внезапно осенило.
– Целься сюда, – указал он пальцем на самое уязвимое место змеихи, – ее нужно прикончить. Видишь, какой плотный покров защищает их спины? А на пузе он заметно тоньше, ты запросто пробьешь его гарпуном!
– Не стоит этого делать, – поспешно опротестовала я опасный совет Мамуки. – Раненая, она станет еще свирепее…
Но де Вакс меня не послушался. Его лицо побагровело от усилия, правая рука плавно пошла назад, поигрывая перекатывающимися под кожей тугими буграми мускулов и придавая гарпуну нужное ускорение. Зазубренное острие пронзительно вжикнуло в воздухе, пронеслось мимо меня и полностью погрузилось в плоть твари. От дикого вопля чудовища у нас заложило уши. Смертельно раненная змеиха трепыхалась и рычала так, словно пыталась удержать свою жизнь, стремительно вытекающую из пробитого стальным лезвием живота. Поднятые ею волны заливали палубу, промочив нас до нитки. Самец метнулся к подруге, намереваясь помочь ей удержаться на плаву. Но уцелевший глаз твари уже подернулся мутной пеленой, неумолимо свидетельствуя о наступившей агонии. Она цеплялась за жизнь еще пару минут, недоуменная и не понимающая – как это какой-то насаженный на древко кусок железа вдруг сумел так быстро лишить ее привычной силы и возможности нападать на столь крохотных и обманчиво беззащитных врагов. А затем хвост змеихи вяло обвис, и она начала медленно проваливаться в толщу воды, погружаясь на морское дно. Змей последовал за подругой…
– Уф! – Взопревший от волнения Алимас шумно перевел дух, снял с головы платок и обтер свое поблескивающее от пота лицо. – А я-то уж подумал, что нам конец. Ну и здоровенная же нам попалась змеюка, сто морских демонов ей в глотку! А как наш капитан ее с одного удара уделал… Похоже, самец испугался и уже не вернет…
Его восторженный монолог прервал мощный всплеск. Змей, одним невероятным прыжком взвившийся из воды, с размаху обрушился на каравеллу, ломая мачты и срывая паруса. Пираты бросились врассыпную.
– Он не уйдет, – сквозь зубы процедил Маллер, вооружаясь отличной саблей. – Кажется, морские змеи принадлежат к числу тех преданных существ, кто выбирает себе пару всего лишь раз в жизни… – Он уважительно хмыкнул. – Раз и навсегда! Самец станет мстить, уже не заботясь о собственном выживании!
– Это я во всем виновата! – кричала я, мучаясь от страшного чувства вины.
– Да брось ты, – небрежно отмахнулся капитан, – все равно они бы от нас не отступились!
– Да я не об этом – я говорю о проклятии. Оно направлено на меня!
– На тебя? – не поверил де Вакс. – Глупости! Однажды в Рохоссе я послужил причиной крупных неприятностей, выпавших на долю темнокожего воина, и… – И тут клыки змея чуть не оттяпали пирату руку. Маллер грязно выбранился и ловко парировал выпад змеиной морды, лязгнув клинком о его непробиваемую чешую. Нам сразу же стало не до разговоров.
Стремительностью движений змей намного превосходил нас с пиратом. Он наносил молниеносные удары головой, успев проломить дощатую стенку кубрика и отбросить за борт стоящего у штурвала рулевого. Оставшееся без управления судно мотало из стороны в сторону, грозя развернуть боком к ветру. По мокрой палубе перекатывались какие-то мелкие предметы, постоянно попадавшиеся нам под ноги. Один раз над моей макушкой угрожающе просвистел сорвавшийся с места гитов[33], срезав прядь волос и чуть не снеся мне полголовы. Такое не могло привидеться даже в самом кошмарном сне. Я перепрыгнула через бочонок, почти врезавшийся мне в голень, уклонилась от развязавшегося, хлопающего над нами паруса и наотмашь рубанула мерзкую тварь, пытаясь попасть точно в место сочленения его громоздкой головы и скользкого туловища. Змей дернулся и ответил хлестким ударом хвоста, на его плоти выступила тонкая полоска крови. Я едва успела отскочить, гортанным криком приказывая пиратам отступить и не мешать мне. Но де Вакс не послушался меня вторично. Почему-то решив, что одна я не справлюсь, он отчаянно рванулся вперед, подставляясь под атаку чудовища.
– Куда, – предостерегающе заорала я, срывая голос. – Твоя сабля слишком коротка для подобного боя, не подходи к нему близко! – Но мое предупреждение запоздало.
Я увидела блеск белоснежных клыков змея, вмиг окрасившихся алым… Клинок Маллера отлетел в сторону, похоронно тренькнув. Я горестно вскрикнула… На животе пирата, казалось лишь мимолетно, вскользь задетого змеиной пастью, открылась огромная, рваная рана. Ликериец пошатнулся, руками стараясь зажать пульсирующий провал, из которого уже начали вываливаться внутренности. Но кровь продолжала струиться между его пальцами, пузырясь и стекая на палубу. Я глянула в расширенные от шока глаза друга и содрогнулась: пират улыбался. Причем так, как улыбаются лишь те, кто уже воочию узрел заснеженные Поля мертвых, полные блуждающих, неприкаянных душ…
– Ульрика… – тихонько позвал Маллер, но змей ухватил его за плечо и увлек за собой, в морскую пучину.
– Нет! – Я подбежала к борту и грузно прыгнула за ними следом, не выпуская из рук Нурилона. – Нет, Маллер…
Вода сомкнулась над нашими головами.
Я вошла в воду неловко – плашмя, больно ударившись животом и поэтому на какую-то пару секунд абсолютно утрачивая способность ориентироваться в пространстве. Забыв, где я нахожусь, я вскрикнула от неожиданности, и мой рот тотчас наполнился солоновато-горькой жидкостью. А затем вокруг моего тела обернулись холодные кольца змеиной плоти, сдавливая легкие и мешая дышать. Змей нырнул и начал погружаться все глубже, видимо не намереваясь расставаться со своими ценными трофеями. Перед моими глазами промелькнуло поросшее ракушками днище «Марготы», давно нуждающееся в кренговании[34]. Интенсивно дергая плечами и пиная тварь коленками, я умудрилась высвободить левую руку, изогнулась и вытащила из-за голенища длинный тонкий стилет. В ушах разливался звон, зрение меркло, в слюне чувствовался медный привкус крови. Еще немного – и я потеряю сознание от недостатка кислорода… Постаравшись вложить в замах все свое отчаяние и не желая умирать столь бесславно, я вонзила кинжал в брюхо твари, пробив чешую и погрузив лезвие до самой рукояти. Змей вздрогнул и ослабил захват, позволяя выскользнуть из своих мерзких объятий. Кровь вытекала из полученной им глубокой раны, окружив меня туманным мутным облаком. Чудовище резко изменило направление движения, устремившись обратно к поверхности. Я едва успела схватиться за кончик его хвоста, снабженного толстым наростом, напоминающим «погремушки», украшающие хвосты канагерийских кобр. Я вынырнула на поверхность, кашляя и отфыркиваясь. К своему огромному облегчению, я заметила Маллера, будто тряпка, безвольно болтающегося в пасти у чудовища. Я сомневалась – жив ли он еще, но при любом раскладе не намеревалась бросать отважного пирата. На довольно приличной скорости змей устремился прочь от корабля, не выпуская из зубов ликерийца и таща за собой меня, судорожно вцепившуюся ему в хвост.
Я понимала – времени у меня в обрез. Либо рассвирепевшее от раны чудовище затащит нас в гоблиновы дали, либо, что, вероятно, произойдет намного быстрее, мои пальцы, и так уже почти утратившие чувствительность в холодной воде, разожмутся – и я утону сама. А кроме того, я была готова отдать все на свете – только бы капитан «Марготы» не превратился в обед для этого отвратительного змея. Право же, человек, не зря получивший прозвище Справедливый, достоин хотя бы нормальных похорон. А потому я решила действовать незамедлительно, придумав совершенно безумный план.
Нурилон все еще оставался у меня в руке. Я рывком перехватила его за лезвие, чуть не отрезав себе пальцы, и как смогла глубоко всадила в плоть твари. Чудовище возмущенно забилось, ощутив повторный укус острой стали. Змей постепенно слабел, истекая кровью от первой раны, но до сих пор оставался очень опасным противником. Ухватившись за меч, я подтянулась, очутившись у твари на спине. Чудище крутилось в воде, пытаясь сбросить дерзкого седока, причиняющего ему столько страданий. Но, пользуясь дарованной мне от рождения нечеловеческой силой, я буквально вбила в его бока граненые, окованные железом каблуки своих сапог, с трудом вытащила клинок и ударила вновь, передвигаясь дальше.
Это оказался самый трудный путь в моей жизни, по сравнению с которым даже подъем на Ранмир выглядел теперь безобидной развлекательной прогулочкой. Едкий пот заливал глаза, тут же смешиваясь с соленой морской водой и кровью змея. Руки тряслись и отказывались слушаться, щиколотки сводило от судороги. Чудовище металось и свивалось в кольца, то всплывая на поверхность, то вновь уходя на глубину. Но, похоже, полученные ранения сильно убавили возможности твари, не позволяя ей залечь на дно. Плащ мокрой тряпкой облепил мою спину, сковывая сильнее, чем кандалы. Но все-таки я смогла! Не знаю, сколь долго на самом деле длился наш поединок, в конце которого змей совсем выдохся и почти не сопротивлялся, но мне он показался бесконечным. Однако все имеет свои пределы, и вот мой клинок вошел ему ровнехонько под основание черепа, пробив мозг. Челюсти змея разжались, выпуская неподвижное мужское тело. Я соскользнула с шеи чудовища, медленно оседающего вниз, и подхватила Маллера. Слава богам, он оказался еще жив! Я нашла слабо уловимую ниточку пульса, едва прощупывающуюся у него на шее. Страшная рана на животе пирата потемнела и почти перестала кровоточить. Плотная морская стихия несла нас, будто подушка. Я завернула Маллера в свой плащ, стараясь держать его голову выше уровня воды. Я растирала ему виски и дышала изо рта в рот, пытаясь поделиться своим теплом и жизнью. И когда я уже совсем отчаялась, его веки вдруг дрогнули:
– Туда… – Пират скосил глаза, указывая нужное направление. – Берег Диких земель там!
– Откуда ты знаешь? – У меня не осталось сил для удивления.
– Знаю. – Слабая улыбка изогнула мертвенно-бледные губы раненого. – Я никогда не путаюсь в направлениях. В детстве у нас дома шутили, что я, наверно, проглотил корабельный буссоль[35].
– Это хорошо – значит, мы выплывем.
Я тоже находилась далеко не в лучшей форме, но водонепроницаемый плащ, видимо, кроме ворвани, некогда пропитали еще и магией, потому что он неплохо держался на поверхности, помогая буксировать укутанного в него пирата.
– Мы выплывем, – повторно пообещала я, стремясь убедить в этом сомнительном утверждении скорее саму себя, чем Маллера.
– Бросила бы ты меня, – совершенно всерьез посоветовал де Вакс. – Не обманывайся на мой счет. Я – умираю!
– Еще чего! – возмущенно фыркнула я. – Не дождешься…
– Сумасшедшая! – ласково пожурил пират, и, как обычно, сие давно надоевшее мне словечко прозвучало в его устах нежнее самого изысканного комплимента.
Я раздраженно хмыкнула:
– Ну-ну…
– Что с «Марготой»? – после недолгого молчания спросил капитан. – Надеюсь, она не пострадала?
– Твоими молитвами, – огрызнулась я. – Ты, считай, отвел змея от судна ценой своей жизни. И кто из нас после этого не дружит с головой?
Пират храбрился, силясь доказать, будто ему не так уж плохо, но периодически впадал в забытье, а затем вновь из него выныривал, цепляясь за жизнь с невероятным упорством. Когда-то я слышала, что у пиратов, как и у кошек, имеется семь жизней вместо одной. Похоже, это оказалось правдой.
Наверно, мы плыли уже несколько часов, потому что небо над нами почернело, наливаясь свинцовой предгрозовой темнотой. Ночь принесла с собой проливной дождь, сравнявший границу воды и воздуха. Оглушительно грохотал гром, а сиреневые молнии ударяли в штормовое море, порываясь доконать нашу упрямую парочку, упорно не желавшую сдаться на милость смерти. Я окончательно пала духом, откровенно завидуя не приходящему в сознание пирату. Его лихорадило – видимо, началось обширное воспаление. Меня радовало лишь то, что Маллер умрет безболезненно, не осознавая происходящего. А я… Наверно, лучшим вариантом в подобной ситуации для меня станет осознанное прекращение бестолкового и судорожного махания руками да тихая отправка на дно. И я совсем уже собиралась поддаться отчаянию, как внезапно почувствовала резкие толчки у себя в животе. Это мой сын пытался привести меня в чувство, доказывая свое право остаться в этом мире, еще до рождения настроенном к нему столь враждебно. И мне тут же стало стыдно. Не к лицу воину, дававшему обет следовать по пути чести, погибать так трусливо, если у него еще осталась последняя капля мужества и терпения. Я обязана бороться до конца – уж если не ради себя самой, то ради своего невинного ребенка. Я подняла глаза к непроницаемо темному небу, жадно глотая изливающиеся с него потоки пресной воды.
– Боги, где же вы? – отчаянно закричала я. – Я взываю к вашей справедливости и прошу помощи!
Но ответом мне послужили только злобные грозовые раскаты.
– Демиурги, где же вы? – еще жалобнее вскричала я. – Не хотите проявить человечность?
Но гроза ярилась пуще прежнего.
И тогда я решилась.
– Астор! – взмолилась я. – Помоги же нам, любимый! Мне и твоему сыну…
– Я здесь! – откликнулся кто-то. – Я с тобой!
Возможно, пребывая почти в бреду, я посчитала за эти слова особенно громкий всплеск волн или протяжное завывание ветра. Возможно, это дождевые капли, убаюкивающе шелестящие по поверхности моря, обманули мой слух, напомнив звуки поцелуев. Возможно, я приняла желаемое за действительное…
– Где ты? – Мой всхлип захлестнула высокая волна. – Ты ли это?
– Я здесь, милая! – ответил неясный голос. – Я помогу! Спой новую песню, прошу тебя…
– Петь? – растерялась я. – Здесь, сейчас? Но…
– Пой, принцесса! – умоляюще шепнул Маллер. – Старые мореходы рассказывали мне сказки о древних богах четырех стихий, живущих в языках пламени, струях дождя, порывах бури и морском прибое. А вдруг именно они услышали твой призыв и пришли к нам на помощь?
– Но о чем я должна петь? – продолжала отнекиваться я, испытывая какой-то мистический ужас.
– Пой! – повторно приказал пират. – Пой о том, чего жаждет твое сердце.
Я невольно вздрогнула. Воспоминания, возвращаться к которым я запретила себе еще несколько месяцев назад, внезапно возродились в моей душе, причиняя настолько жгучую боль, что она огненной спиралью обвила нервы, пробуждая муки совести и горечь утраты. Умереть от горя нельзя, хоть иногда нам и хочется этого с немыслимой силой. Иногда нам хочется умереть от безысходности и одиночества, и тогда мы верим в то, что подобная смерть возможна. На самом деле сердце неспособно разорваться от терзаний души, хотя иногда грудь болит так, словно оно все же разорвалось. Наше горе значительно ослабевает со временем, но никогда не проходит полностью и не исчезает бесследно. Оно остается с нами навсегда – как скорбная ноша, как клеймо на коже, как напоминание о совершенных ошибках. Горе бодрствует даже ночью, срывая лживую маску лицемерия и самообмана с твоего перекошенного от страдания лица, а потом неизбежно приходит следующий день, когда ты улыбаешься как ни в чем не бывало и чувствуешь себя предательницей. Как я могу быть счастлива? Как осмеливаюсь я радоваться этому миру – ведь в нем уже нет моего возлюбленного? Должна ли я смириться с тем, что потеряла его навечно? Наверно, должна… И тогда ты плачешь опять, во сто крат сильнее, ибо понимаешь: перестать горевать и просто смириться – намного хуже. Потому что перестать горевать – это потерять его еще раз! Потерять и уже не найти никогда…
Море, ветер и гроза притихли, ожидая песни моего сердца. И тогда я запела, разрывая свои растрескавшиеся, изъеденные солью губы:
Ты падал ярко, как комета…
Судьба досталась нам не та.
Я не нашла в себе ответа —