Устинова Анна. Проклятие старых могил

Антон Иванов, Анна Устинова
Проклятие старых могил

Глава I
ТЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ

   Мой лучший друг Макси-Кот добрался до меня лишь на третий день весенних каникул. Так уж получилось. Потому что в первый день он лечил зубы. А на второй к его предкам пожаловали в гости какие-то дальние родственники то ли из Мурманска, то ли из Норильска. Я толком так и не разобрался. Да это и не особенно важно. Главное, они в последний раз видели Макса, когда он еще сидел в коляске. И им теперь непременно хотелось увидеть его высоким и большим. Хорошо еще, что в Москве они оказались проездом, всего на один день. Поэтому сегодня Макси-Кот наконец смог ко мне вырваться на целых три дня. То есть почти до самого конца весенних каникул. Они же всегда до обидного короткие. Учишься, учишься.
   Ждешь их, ждешь. А потом не успеешь начать отдыхать, как снова – добро пожаловать в школу. А тут целых два дня пропало. Если бы хоть Жанна была на месте. Так ведь нет. Все по закону подлости. На те же самые два дня, что мой друг Макси-Кот мучился с зубами и родственниками, Жанну увезла мать… Вы даже представить себе не можете куда: на дачу! А что, интересно, делать на даче в конце марта? Когда абсолютно все вокруг раскисло и тает. Впрочем, как выяснилось по приезде Жанны, они с ее мамой Юлией Павловной и ее друзьями, которым и принадлежит дача, оба дня, трясясь от холода, просидели у камина. Потому что батарея потекла, а газовый котел испортился. Им бы тут же смотаться в Москву, но хозяева вызвали мастера и дожидались, пока он все им починит. И Юлия Павловна с Жанной ждали, потому что выехать оттуда можно только на машине, а она принадлежит хозяевам. Поэтому все сгрудились в единственной комнате, где был камин. Кроме него, еще поставили электрообогреватель. Но и это не помогло. Все, кроме Жанны, простудились.
   Об этом я узнал сегодня утром, когда она ко мне пришла и объявила:
   – Вы с Максом, когда он приедет, меня подождите, а я побежала в аптеку. У мамы высокая температура, и ей нужны лекарства.
   Она ушла, и почти тут же явился Кот, как и обычно, с огромным рюкзаком за плечами. Каждый раз, когда он отправляется ко мне, предки собирают его словно на Северный полюс. Можно подумать, мы не на окраине Москвы живем, а где-нибудь посреди глухой сибирской тайги. Правда, от Садового кольца до меня Макси-Коту пилить полтора часа, а иногда даже больше, если автобус к метро не сразу подходит. Поэтому он говорит, что ездит ко мне и Жанне, как на дачу.
   Раньше-то мы с ним жили рядом. И учились в одной школе. Но прошлой осенью нам с предками дали квартиру здесь, на Серебряных Прудах. И теперь мы с Макси-Котом общаемся по большей части или во время каникул, или по выходным, когда кто-нибудь из нас едет к другому в гости с ночевкой.
   Как вы, наверное, уже поняли, Макси-Кот – это прозвище, а на самом деле имя у него Макс, а Кот – фамилия. В общем, вошел Макси-Кот к нам в переднюю и немедленно сбросил на пол свой таежный рюкзак.
   – Вот черт. Запарился. Еле доехал.
   Я посмотрел на друга. Его круглая физия была красной, а бледным оставался лишь острый кончик длинного тонкого носа.
   – С автобусами у вас все-таки плохо дело поставлено, – снимая куртку, продолжал он. – Час стоял, и ни одного. А когда наконец появился, в него народу набилось, как сельдей в бочке. Меня с этим рюкзаком едва не убили. Пришлось на него брать отдельный билет. Кондукторша заявила, что он занимает «целое человеко-место». Хорошо еще, до тебя, Фома, долго ехать, и автобус почти опустел. Иначе бы я не вылез.
   – Но ведь вылез, – я хлопнул его по плечу.
   Макси-Кот поволок свой рюкзак на кухню, где принялся выгружать севернополюсные припасы. Мы быстренько запихали их в холодильник.
   – Ну и какие у нас на сегодня планы? – пристально посмотрел на меня Кот.
   – Да пока не знаю, – пожал я плечами. – Пойдем погуляем. По дороге что-нибудь и придумаем.
   – А где наша Жанна д'Арк? – осведомился мой друг.
   Вообще-то у Жанны фамилия Тарасевич. Но мама назвала ее в честь Орлеанской Девы, и внешне она вылитый портрет Жанны д'Арк из учебника истории.
   – В аптеке, – пояснил я. – Спасает в данном случае не французский народ, а собственную мать от простуды.
   И я рассказал Коту о славной поездке Тарасевичей за город.
   – Бывает, – хихикнул тот. – Так чего, мы Жанку ждем или она дальше спасать собирается?
   – Да она просила, чтобы мы подождали, – ответил я.
   – И долго? – Макс посмотрел на часы.
   – А мы разве куда-нибудь торопимся? – поинтересовался я.
   – Нет. Просто каникул жалко, – совсем по-кошачьи ухмыльнулся Кот. – Но так уж и быть. Подождем.
   Тут трижды позвонили в дверь. Я открыл. Это была Жанна.
   – Приехал? – она посмотрела мимо меня.
   – Приехал, приехал, – вылез вперед Кот.
   – Максик! – воскликнула Жанна. – Ребята, еще секундочку! Сейчас матери все отнесу, возьму Пирсика, и пойдем. Можете пока одеваться.
   – Спасибо за разрешение, – отвесил ей шутовской поклон Макси-Кот.
   Но Жанна этого не заметила. Она уже скрылась за дверью собственной квартиры, которая находится по соседству с нашей.
   Мы начали одеваться. За дверью послышался звонкий лай. Я открыл. Первым в квартиру ворвался маленький черненький бородатый двортерьер Тарасевичей – Пирс. Увидав Кота, он взвился свечою в воздух и, метко лизнув моего друга в щеку, вновь приземлился. Затем то же самое было проделано со мной – обычный для Пирса ритуал приветствия. Прыгучесть у него просто потрясающая. По мнению Макса, Пирс таким образом компенсирует недостаток роста.
   Я запер дверь квартиры, мы спустились на улицу. День выдался просто потрясающий. Тепло. Солнечно. А на газончиках около нашего длинного многоэтажного дома даже снега не осталось. И вообще, если бы не отсутствие травы, легко можно было бы подумать, будто уже середина апреля.
   – Ну, так куда пойдем? – снова осведомился Макс. – Чего у вас, на Серебряных Прудах, новенького, интересненького появилось?
   – Насчет новенького интересненького не знаю, – откликнулась Жанна. – А вот старенькое неинтересненькое вижу. Оно направляется прямо к нам.
   Я проследил за ее взглядом. К нам, размахивая руками, приближался наш одноклассник по девятому «Г» Толян Волобуев, которого Жанна относила к разряду «средних придурков». Правда, по-моему, с ним что-то интересненькое все же произошло. Потому что голова у Толяна была забинтована. А еще три дня назад, в последний день занятий, с его башкой все было в порядке.
   Жанна тоже с интересом разглядывала стремительно приближающегося Волобуя.
   – По-моему, кого-то он все-таки достал. И этот кто-то не выдержал, – выдвинула она гипотезу.
   – Ребята! Ребята! – наконец, поравнявшись с нами, радостно воскликнул Толян. – Вы куда?
   – Пока, как видишь, просто стоим, – сухо ответила Жанна.
   – А чего у тебя с головой? – поинтересовался я.
   – Так. Фигня, – отмахнулся Толян.
   – Бандитская пуля? – ехидно покосился на него Макс.
   – Не, – на полном серьезе ответил Волобуй. – Тренажер развалился.
   – Какой тренажер? – удивилась Жанна.
   – Да мы тут с Витьком решили на каникулы в тренажерный зал ходить, – начал объяснять Волобуй. – Здоровый образ жизни, понимаешь, – он развернул плечи и выпятил грудь. – Но у них там, видимо, с техникой безопасности плохо. Чего-то недокрутили. Мне-то просто башку поцарапало.
   – А тренера, конечно, насмерть, – покачала головой Жанна.
   – Нет, не тренера, – снова на полном серьезе откликнулся Волобуй. – Витька.
   – Насмерть? – охнула Жанна.
   – Живой, – успокоил ее Волобуй. – Ему противовесом ногу придавило. Теперь в гипс закатали.
   – Ту же самую? – хором охнули мы.
   Осенью друг Толяна, Витек, уже ломал ногу.
   – Противоположную, – солидно изрек Волобуй.
   – От чего считая, противоположную? – полюбопытствовала Жанна.
   – Естественно, от другой ноги, – Толян посмотрел на нее как на придурочную и с тяжким вздохом добавил: – Все. Выбыл Витек из строя до лета. А у нас с ним такие планы были.
   Я понял: от Толяна нам теперь скоро не отделаться. Ему явно скучно без друга, а мы, как назло, попались ему на глаза. Видимо, Жанна подумала о том же. Потому что сказала:
   – Ну ты бы, Толик, навестил друга. Ему же небось одному тоскливо дома и в гипсе.
   – Он в гипсе, но не дома, – пояснил Волобуй. – В больницу положили. Только в какую, мать Витька от меня скрывает.
   – Это еще почему? – не дошло до Макси-Кота.
   – Она говорит: «Это ты, Толька, во всем виноват». В общем, у нее как-то так получается, что, если я к Витьку в больницу приду, там с ним еще чего-нибудь случится. А я совершенно ни при чем. Это его идея была – качаться. И мы по очереди на одном тренажере занимались. А то, что он не под Витьком, а подо мной развалился, – чистая случайность.
   Толян обиженно помолчал, затем совсем другим тоном произнес:
   – Ребята, а, может, давайте все вместе на кладбище сходим?
   Мы переглянулись. После жутких событий, которые нам пришлось пережить прошлой осенью, мы старались обходить это кладбище стороной. Но не признаваться же в этом Толяну. И я равнодушным тоном проговорил:
   – Да ну. Чего там делать? Небось все раскисло.
   – Ты не понял, – как-то странно поглядел на меня Волобуй. – Я же не на само кладбище вас зову, а рядышком.
   – Куда рядышком? – уставились мы на него.
   – С елки упали? – в свою очередь изумился Толян. – Ничего не знаете?
   – Не знаем, – ответил я. – А что мы должны знать?
   – Ну, вы даете! – воскликнул Волобуй. – Весь район гудит, а они сидят и ничего не знают.
   – Мы не сидим, но не знаем, – сказала Жанна.
   – Больше конкретики, – потребовал Макси-Кот.
   – Легко. – Волобуй принялся рыться в карманах. – Во! – он продемонстрировал нам раскрытую ладонь.
   – Какая гадость! – едва взглянув, поморщилась Жанна.
   На ладони у Толяна тускло поблескивали две золотые коронки. Зубные.
   – А вот это видели? – его ничуть не смутила реакция Жанны.
   На сей раз он показал нам изрядно погнутую брошку с большим камнем фиолетового цвета.
   – Откуда дровишки? – осведомился Макси-Кот.
   – Из леса, вестимо, – заржал придурочным смехом Волобуй. – А верней, из могил.
   – Вы чего? – от возмущения у Жанны даже исказилось лицо. – Могилы с Витьком разоряете?
   – Так вы, ребята, и впрямь без понятия? – ошалело качал перевязанной головой Толян. – Рядом с кладбищем стройка вовсю идет. Церковь с по-дворьем начали восстанавливать. Котлован экскаватором вырыли. А там оказались еще могилы. Видать, когда-то кладбище было большое. Ну, они, значит, вырыли, а все, что при этом нашлось, в кучу свалили. Им и вывезти не разрешают, и что дальше делать, неизвестно. Поэтому пока лежит.
   – Что лежит? – спросила Жанна.
   – Все, что в таких случаях полагается, – бодренько продолжал Толян. – Там рабочие, знаете, уже сколько себе нарыли? И монеты какие-то старинные, и кольца, и браслет…
   – Но это же мародерство, – сказал Макси-Кот.
   – Ни фига, – принялся спорить с ним Волобуй. – Вот если бы я специально эти могилы разрыл и начал из них у покойников вещи таскать, то, конечно, нехорошо. Но разрыли-то без меня, и теперь там само все валяется. А я че, дурак? Это ж как клад найти. Если сам не подсуечусь, то другие возьмут.
   – А там разве не охраняют? – посмотрел на него Макс.
   – Охраняют! – презрительно сплюнул Толян. – Свалили в кучу, и ладно. Теперь пока чухнутся, все и растащут.
   – Ужас какой! – передернуло Жанну.
   – Хотите покажу? – предложил Волобуй.
   – Естественно, не хочу! – решительно воспротивилась Жанна.
   – А почему бы и нет, – задумчиво произнес Макси-Кот.
   – Вот именно! – снова стал уговаривать Волобуй. Видимо, без Витька ему и впрямь было скучно. – Ты, Жанка, врубись. Там совершенно не страшно. Костей-то не видно. Зато есть интересные плиты с надписями и еще там всякое-разное. Даже несколько бревен. Говорят, шестнадцатого века.
   – На них что, дата выпуска стоит? – ухмыльнулся Кот.
   – Не, – мотнул головой Толян. – Наш учитель истории приходил и определил. Говорит, достаточно материала для местного краеведческого музея. Теперь подписи начнет собирать в поддержку идеи.
   – Да-а, – протянул Макси-Кот. – В ваших Серебряных Прудах жизнь бьет ключом.
   – И все по голове! – снова заржал Волобуй. – Ну, идем, что ли?
   Мы с Максом переглянулись. Взглянуть, хотя бы мельком, стоило. Не каждый ведь день рядом с домом такое случается. Мы оба посмотрели на Жанну.
   – Ясно, – вздохнула она. – Я в меньшинстве.
   – Ладно тебе, – сказал я. – Глянем и уйдем.
   – Делов-то, – пришел мне на помощь Толян. – Ты, Жанка, прикинь: вдруг найдешь чего-нибудь золотое.
   – Заткнись, придурок, а то не пойду, – шикнула на него Жанна, и мы с Макси-Котом немедленно поняли, что она согласна. Судя по всему, ей тоже было интересно взглянуть на раскопки.
   – Ну? – не отставал Толян.
   Жанна, махнув рукой, двинулась в обход нашего дома. Пирс, радостно тявкнув, побежал вперед. Поводок натянулся. Псу давно уже наскучило стоять на месте.
   Миновав двор, мы вскоре оказались у входа на кладбище, где давно уже никого не хоронили. Оно было обнесено старинной покосившейся кованой оградой, на которой висела надпись: «Памятник XVIII века. Охраняется государством».
   Как мы знали, государством охранялись еще и церковь, и церковное подворье. Один раз их даже начинали реставрировать, однако осенью прошлого года там вспыхнул пожар, и все сгорело. То есть каменный остов церкви уцелел, а вот плоды реставрации – нет. Поэтому зимой восстановительные работы начались снова.
   Миновав вход на кладбище, мы прошли дальше. Кованая ограда кончилась. Ее продолжил глухой высокий дощатый забор, который никак нельзя было отнести к памятникам архитектуры восемнадцатого века.
   – Нам что, через забор лезть? – посмотрела Жанна на Волобуя.
   – Во Маугли! – покрутил пальцем у виска тот. – Какой же забор без дырки?
   И Толян жестом гостеприимного хозяина раздвинул две широченных доски:
   – Заходите, братцы, не стесняйтесь. Будьте как дома.
   Насчет дома уж не знаю, но мы зашли. А вернее, пролезли. Размах строительства впечатлял. Судя по размеру котлована, новое церковное по-дворье обещало стать грандиозным. Впрочем, где гарантия, что тут строили именно подворье?
   – Сюда, сюда, – Толян повел нас по самому краю котлована.
   – Слушай, а где вообще все? – огляделся по сторонам Макси-Кот.
   Его удивление легко было понять. В разгар буднего дня на стройплощадке, кроме нас, не оказалось ни души.
   – Наверное, на другой объект перекинули, пока с могилами решают, – предположил Толян. – Видите, – продолжал он, – котлован-то почти в самое кладбище упирается.
   Обогнув котлован по кромке, мы подошли к сваленной в углу стройплощадки куче.
   – Вот. Смотрите, – тоном экскурсовода изрек Волобуй.
   На первый взгляд куча выглядела совершенно непримечательно: земля, смешанная со строительным мусором, и только. Высокий земляной холм, из которого то тут, то там торчали какие-то доски, проволока, бумага, тряпки и разномастный строительный мусор. Не знай мы того, что поведал нам Волобуй, нипочем бы не догадались, что здесь были старинные захоронения.
   – Чего застыли? Пошли поближе. – Толян чувствовал себя здесь совершенно комфортно.
   Мы в нерешительности потоптались на месте.
   – Ща я вам тут такую плиту покажу, – не унимался Волобуй. – Там надпись такая смешная…
   – Смешная? – перебила его Жанна. – На могильной плите?
   – Ну! – ничуть не смутился тот. – Сама посмотри и поймешь.
   Откинув несколько досок, он потыкал указательным пальцем куда-то вниз. Мы подошли и увидели обломок плиты из бурого гранита. Надпись сохранилась на удивление хорошо. Она гласила: «И книга стала ему могилой».
   – Прочитали? – посмотрел на нас Волобуй. – Во ржачка-то, а? Его что, выходит, в книжке вместо гроба похоронили?
   – Заткнулся бы ты, а? – не поддержала шутку Жанна.
   – Да ты чего? – выпучил глаза Толян. – Не я ведь писал.
   Жанна не ответила. А Макси-Кот задумчиво произнес:
   – Наверное, этому покойнику книга откуда-нибудь из шкафа на голову свалилась. То есть тогда он еще покойником не был. А в старину книжки тяжелые и толстые делали. Да еще в кожаных переплетах и порой с деревянными прокладками и медными застежками. Вот и представьте: если такое с верхней полки высокого шкафа упадет, то человеку кранты.
   Лицо у Жанны стало совсем сердитым.
   – По-моему, ты, Максик, заразился от Толика.
   – Да я просто размышляю, – откликнулся Кот. – Надпись-то очень странная.
   – Ну, я же вам говорил, смешная, – немедленно поддержал его Волобуй.
   – А может, все проще? – предположил я. – Про этого мужика написали в какой-то книге что-нибудь оскорбительное, он расстроился и помер.
   – Почему бы и нет, – откликнулся Макси-Кот. – Жаль только, мы никогда не узнаем, кому адресована эта эпитафия.
   – Какая еще питафия? – насторожился Волобуй.
   – К сведению некоторых, – с выразительным видом произнесла Жанна, – то, что ты, Толя, назвал смешной надписью, другие люди называют эпитафией.
   – А-а-а, – разочарованно протянул Толян. – Я-то думал, увидели чего ценное.
   – Жалко, что мы никогда не узнаем, на чьей могиле была эпитафия, – продолжал Макси-Кот. – Вдруг это была какая-то известная в свое время личность?
   – Почему обязательно известная? – не поняла Жанна.
   – Ну, если придерживаться Федькиной версии, – указал на меня старый друг, – то о покойном написали в книжке. Значит, он скорей всего что-то собой представлял.
   – Это если придерживаться Федькиной версии, – покачала головой Жанна.
   – А давайте поищем верхнюю часть плиты, – предложил я. – Вдруг она где-нибудь рядом валяется. Волобуй, ты не видел?
   – Такого цвета не видел, – отвечал Толян. – Другие были. Но я только с одного края тут шуровал. Нас с Витьком после рабочие шуганули. Так что можно поискать.
   На сей раз даже Жанна не возразила. И впрямь ведь интересно. Мы двинулись вокруг холма, внимательно изучая то, из чего он состоял.
   Пирс порой с подозрительным видом принюхивался, порой, видимо, испугавшись чего-то, отскакивал в сторону, чтобы в следующее мгновение снова зарыться носом в землю. Вот тут мне сделалось совсем не по себе. Вдруг он сейчас откуда-нибудь выудит какую-нибудь кость? Понимаете, человеческую кость. До сих пор-то мы здесь ничего такого не видели. А Пирс пороется и найдет. И что нам тогда с этим делать?
   По-моему, Жанна подумала о том же. Потому что, резко намотав на руку поводок, прикрикнула:
   – Пирс, фу!
   Пес повернулся к ней и, внезапно подняв вверх морду, тоскливо заскулил. Меня прямо мороз пробрал по коже. Да и остальным поведение Пирса явно не понравилось. Даже Волобуй каким-то не своим голосом осведомился:
   – Чего это, Жанка, твой волкодав тоску нагоняет?
   – Место такое, – сухо бросила она в ответ.
   А Макси-Кот, уже немного пришедший в себя, заунывно изрек:
   – Над большой могильной кучей ветер тучи собирает, между кучею и тучей громко Пирсик завывает от тощищи безысходной…
   – Ну, Максик, остроты у тебя сегодня, – поморщилась Жанна.
   Волобуй придерживался противоположного мнения. На его физиономии отразился восторг, и он спросил:
   – А чего, Макс, это такой стих есть или ты его прямо сейчас придумал?
   – Да как тебе сказать, – замялся Кот. – Частично есть, а частично придумал.
   – Не понял, – выпучил глаза Волобуй.
   – Импровизация на тему «Буревестника» Горького, – пояснил я. – Макси-Кот просто обожает корежить известные стихотворения.
   – А-а-а, – протянул Волобуй.
   Мне стало ясно, что он ничего не понял. Ни про «Буревестника», ни про импровизацию. Еще немного помолчав, Толян осторожно поинтересовался:
   – А чего, в этом самом горьком буревестнике тоже про кладбище говорится?
   Мы грохнули. Толян смотрел на нас в крайней степени недоумения.
   – Чего ржете?
   – Да так, – сквозь смех проговорил Макси-Кот. – Вы разве это в школе не проходили?
   – Не, – уверенно отвечал Толян. – Правда, нет? – обратился он за поддержкой к нам с Жанной.
   – Правда, – кивнула Жанна. – В этой школе не проходили. Я в прошлом году в своей старой «Буревестника» прошла.
   – Мы с Котом тоже, – подтвердил я.
   – Во-о! – расплылось в радостной улыбке лицо Волобуя. – А у нас это… видать, другая программа. Они, говорят, теперь во всех школах разные. Так чего, Макс, там, в горьком буревестнике, про кладбище или не про кладбище?
   – У Горького не про кладбище, а про море и птицу, – вкратце просветил Волобуя Макс.
   – А-а-а, – снова протянул Толян. По-моему, он так ничего и не понял.
   Мы двинулись дальше, тщательно изучая каждый сантиметр склона холма.
   – Ка-р-р-р!
   Прямо из-под моих ног взметнулось что-то огромное, черное. От неожиданности я шарахнулся, потерял равновесие и, сметая все на своем пути, покатился вниз по склону. Под словом «все» я в данном случае подразумеваю Жанну и Пирса. Стоило нам докатиться донизу, как оба высказали мне свои мысли и чувства по этому поводу. Волобуй же, стоя на вершине холма, тыкал пальцем в голубое небо и с хохотом орал:
   – Горький буревестник! Горький буревестник!
   Подлюга Макси-Кот тоже смеялся, а проклятая ворона, продолжая кружить над нами, громко ругалась на своем вороньем языке. И впрямь «горький буревестник».
   Пирс поднялся с земли без моей помощи. Я протянул руку Жанне, но она тоже встала самостоятельно. И, сердито на меня глядя, бросила:
   – По твоей милости, Феденька, я тут обо что-то укололась.
   – Сильно? – встревожился я. – Кровь есть?
   – Нету. – Девочка посмотрела на ладонь и принялась ворошить ногой мусор. – Смотри! – воскликнула вдруг она. – Вот.
   Нагнувшись, она выдернула из земли какой-то предмет.
   – Ребята! – позвала она. – Глядите, что я нашла!
   – Вторую половину плиты? – уже несся к нам Макс.
   – Нет, – покачала головой Жанна. – Веночек!
   – Какой еще веночек? – Волобуй и Макси-Кот уже подбежали к нам.
   Жанна бережно держала в руке небольшой кованый венок.
   – Красивый какой, – не отрывала она взгляда от находки.
   Она с силой потерла пальцем один из кованых листиков. Он заблестел.
   – Золото, – охнул Волобуй. – Во, блин, везет же некоторым. А у меня только два зуба.
   – Дурак ты, Толик, – разглядывая листок, откликнулась Жанна. – Это совсем не золото.
   – Скорей всего, бронза, – подхватил Макси-Кот.
   – А почем вы знаете? – спросил Волобуй.
   – А потому, что этот венок явно был частью памятника, – Жанна уже как следует разглядела находку. – Вот тут и тут, – показала она нам, – бронза сколота. По-видимому, венок был приделан к могильной плите. Или к статуе на могиле.
   – Скорее всего, – поддержал ее Макси-Кот.
   Я присмотрелся к венку. Выглядел он очень странно: листья вперемежку с длинными колючками. Ребята тоже внимательно изучали Жаннин трофей. Первым нарушил молчание Макси-Кот:
   – Ребята, а ведь это терновый венец.
   – Че-его? – протянул Волобуй.
   – Шипы видишь? – осторожно коснулся пальцем одной из колючек Макс. – Это, так сказать, тернии.
   – А на фига они? – вытаращился на него Толян.
   – Чтобы тому, на кого такой венок надевают, было больно, – продолжал терпеливо втолковывать ему Кот.
   – Это чего, вроде пытки такой? – начало доходить до Толяна. – Как, например, сейчас утюгом по спине?
   – Вроде, Толик, вроде, – похлопал его по плечу Макси-Кот.
   – Садюги, – смачно сплюнул в сторону Волобуй.
   – Что же нам теперь с этим делать? – Жанна смотрела на собственную находку как-то растерянно. – Если мы его тут оставим, такие, как он, – она ткнула пальцем в сторону Толяна, – сопрут.
   – Факт, сопрут, – подтвердил Волобуй. – Если даже это не золото, – кажется, у него до сих пор оставались надежды, – то и бронза сойдет. Можно сдать в приемный пункт. Что-нибудь заплатят.
   – Ну уж нет! – решительно заявила Жанна.
   – Слушай! – обратился к ней Макс. – Возьми пока этот венок к себе домой. Уверен, что их всех, – указал он на холм, – скоро перезахоронят. И наверняка на этом же кладбище. Вот тогда венок и вернешь.
   – Кому вернет? – спросил Толян. – Владелец-то помер.
   – Так ведь ему не при жизни памятник поставили, – сказала Жанна.
   – Тем более, оставь его себе навсегда, – от души посоветовал практичный Толян.
   – Мародер! – презрительно бросила ему Жанна.
   Над нашими головами вновь раздалось свирепое карканье, и на нас резко спикировала та же самая ворона. Мы даже еще сообразить ничего не успели, как Пирс, свечой взвившись в воздух, попытался ухватить наглую птицу за крыло. Это ему почти удалось. Во всяком случае, в пасти пса осталось длинное черное перо, а ворона, возмущенно вопя, стала резко набирать высоту. Ну, прямо не птица, а какой-то бомбардировщик.
   Пирс, выплюнув перо, зашелся злобным лаем.
   – Ни фига себе, буревестник! – взревел от восторга Толян.
   – Черной молнии подобный, – тихо процитировал Макс.
   – Это она на блестящее запала, – объяснил Волобуй.
   – Да чего там блестящего? – возразил я.
   – Все равно, – стоял на своем Толян. – Жанка, прячь эту штуку скорей. А то вон, гляди, этот буревестник опять на нас целится.
   Ворона, громко каркая, продолжала упорно кружить над нашими головами. Пирс теперь не лаял, а сварливо поскуливал. По-моему, он пел собачий вариант песни «Чому я нэ сокил, чому нэ летаю». Думаю, если бы он взлетел, вороне пришлось бы плохо.