Устинова Анна. Волшебная дуэль

   Четверо оттеснили упирающегося поэта-сатирика на тротуар и прикрыли своими телами. А Татаноча кокетливо подняла руку. Микроавтобус остановился.
   – Бабуля, тебе куда? – высунулась из открытого окошка голова водителя.
   – Какая я вам бабуля? – сварливо откликнулась Татаноча.
   – Сорри, мадам. В темноте ошибся.
   – То-то же, – смягчилась Тата. – До трех вокзалов довезете?
   – С превеликим удовольствием, – улыбнулся водитель. Но, заметив остальных, недовольно добавил: – О-о, да вас много. И еще коза.
   Такого унижения мужественный поэт-сатирик стерпеть не мог.
   – Я-а-а, – проблеял он, собираясь добавить, что он никакая не коза и вообще другого пола.
   Однако Ядвига быстренько обмотала ему морду поясом Ничмоглота, а Луша еще, использовав свою шаль в качестве смирительной рубашки, привязала руки к козлиному телу.
   – Да вы не волнуйтесь. Козочка у нас смирная, ласковая, молодая, – с интонациями деревенской бабушки проговорила Натафталина.
   Возмущенная «козочка», вращая налитыми кровью глазами, била копытами по асфальту.
   – Видите, как ей нравится, когда ее хвалят, – подхватила Ядвига. – Прямо обожает доброе слово. И мне, инвалиду, на старости лет от такого животного ласкового радость.
   – Чего ж вы в Москву-то свое животное притащили? – поинтересовался водитель.
   Повисла короткая пауза. Все задумались, напряженно соображая, зачем можно привезти козу в Москву.
   – А на прививки, милок, возили. К ветеринару, – первой нашлась Ядвига Янусовна.
   – Ну, вы, бабки, даете, – присвистнул водитель.
   – Тут не одни только бабки, тут и мужчина есть, – настала очередь обидеться Ничмоглоту.
   – Извини, дед, не заметил, – виновато усмехнулся водитель. – А насчет ветеринара, что ж у вас поближе Москвы не нашлось?
   – Во-первых, не нашлось, – на ходу врал Ничмоглот. – Деревня наша заброшенная, вымирающая. А во-вторых, у нас с супругой, – указал он на Ядвигу, – тут, в Москве, сынок ветеринар. В общем, и прививки сделали, и сынка проведали.
   – И вообще, плачу вам тройную цену, – вмешалась Тата. – Мы уже на электричку опаздываем.
   – А салон ваша козочка мне не испачкает? – все еще сомневался водитель.
   – Никогда, – заверила Ядвига Янусовна.
   – Ну ладно. Поехали. – Водитель распахнул перед ними дверцу.
   Козлавра втиснули общими усилиями между двумя рядами кресел. Поэт-сатирик возмущенно мычал: ему было тесно и неудобно, и он опасался упасть.
   – Ничего, Белочка, – принялась успокаивать его женская часть компании. – Потерпи немножечко. Вот приедем, и на лужок свой побежишь пастись.
   В ответ поэт-сатирик снова яростно завращал глазами. Если бы не туго стянутая поясом пасть, он разразился бы достойной отповедью оскорбителям его гражданского и мужского достоинства. Но в нынешнем своем положении он по-прежнему мог лишь возмущенно мычать.
   – Может, она у вас какая-нибудь больная ну, или, там, бешеная, – забеспокоился водитель.
   – Что ты, милок, – проворковала Ядвига Янусовна. – Совсем здоровая козочка.
   А Тата скороговоркой добавила:
   – Больным животным прививки не делают.
   – Так уж и быть, поверю вам на слово. – И водитель прибавил скорость.
   По пустынному городу он мигом домчал их до трех вокзалов.
   – Приехали.
   Тата протянула водителю монету.
   – Что ты мне, бабка, подсовываешь? Давай деньги, как договорились, – возмутился водитель.
   – Мило-ок, – прохныкала Татаноча. – Других денег нет. Всю пенсию в Москве потратили. Но эта монетка гораздо больше стоит, чем мы договорились.
   Водитель внимательно присмотрелся к монете, лежащей на заскорузлой ладони старухи.
   – Золотой? – неуверенно осведомился он.
   – Золотой, золотой, – наперебой загалдели три ведьмы.
   – Странный какой-то, – продолжал разглядывать монету водитель. – Ненашенский, что ли?
   – Чеканка Магинбургского монетного двора, – пробасил Ничмоглот.
   – Немецкая? Старинная? – Теперь водитель едва сдерживал охватившее его волнение.
   – Твоя правда, милок, – легко согласилась Татаноча.
   Схватив монету, водитель попробовал ее на зуб. Кажется, и впрямь золото.
   – Ну вы, бабки, даете. Никак клад нашли?
   – Именно, милок, – часто закивала Натафталина. – Берендей лужок вспахивал и нашел целый кувшин таких вот монеток.
   У водителя перехватило дыхание. Глаза загорелись. Наверняка такие монеты стоят кучу денег. А бабки-то явно ничего не смыслят. За такую короткую дорогу целым золотым расплатиться решили. И, едва сдерживая охватившую его алчность, он срывающимся голосом спросил:
   – А еще-то у вас с собой есть?
   Тата, порывшись за пазухой, извлекла целую горсть магинбургских золотых.
   – Покупаю. – И водитель вытряс на колени старшей ведьмы все содержимое своего бумажника. – Это, по-моему, эквивалентно, – с надеждой добавил он.
   – Ой, милок, – озарила его щербатой улыбкой Тата. – Есть же еще на свете добрые люди. А то мы уж прямо не знали, что с этим кладом и делать. Все боялись, обманут и отберут. Где продать? Как продать? А теперь мы и крышу починим, и дров на зиму запасем.
   – Я человек честный, со мной не пропадете. А еще у вас осталось?
   – Да почти полный кувшин, – заверила Луша.
   – Тогда, может, я денег поднаберу и к вам за остальным приеду? – осторожно предложил водитель. – А то что же вам с этим мыкаться!
   – Приезжай, приезжай, милок, – радушно закивала Тата. – Всегда добрым людям рады. Записывай адрес: Дмитровский район, деревня Белые Упыри.
   – Названьице, – крякнул водитель.
   – Что от предков досталось, то и имеем, – вклинился в разговор Ничмоглот Берендеевич.
   – А спросить-то в ваших Упырях кого? – поинтересовался водитель.
   – Тамару Федоровну, – на ходу изобрела себе человеческое имя-отчество Тата. – Или… – она покосилась на Ничмоглота. – Берендея Ивановича. Ой, извини, милок, у нас уже электричка отходит. Мы побежали.
   И странная компания припустила в сторону Ярославского вокзала.

Глава IV
Тарантелла и сиеста

   Взбежав по шатким ступенькам крыльца, ребята вошли в сени. Веспасиан, едва переступив вслед за ними порог и затворив дверь, поторопился скинуть с себя человеческую личину и стал самим собой, то есть большим серым тигровым котом с горящими оранжевыми глазами.
   – Вот так-то лучше, – проурчал он. – Ох, до чего мне не нравится эта ваша манера ходить на двух ногах. На мой взгляд, чрезвычайно неудобно.
   И он с таким укором посмотрел на троих ребят, будто именно они были виноваты, что ему приходится какое-то время пребывать в человеческом обличье.
   – Тимофеюшка! Кассандрушка! Михаил! – радостно вереща, выскочил из-за печки крохотный домовой.
   Ростом он был с новорожденного младенца. Только, в отличие от младенцев, был бородатым и весьма морщинистым, что свидетельствовало о его более чем солидном возрасте. Однажды, еще в Магинбурге, он признался Тимофею, что ему уж никак не меньше тысячи лет, а может, даже гораздо больше, точно он сказать не мог – запамятовал. Правда, Тимка не совсем понял, каких лет – Магинбургских или человеческих, ибо время в стране На Краю Света несколько отличалось от земного, но и так и эдак выходило, что Морфей очень стар. Впрочем, одет он сейчас был совершенно не соответственно своему возрасту – в детские розовые шортики и маечку с красной английской надписью на груди: «Кисс ми» («Поцелуй меня»).
   – Морфей! Как тебе идет! – воскликнула Кассандра. – Дай я тебя поцелую.
   И, нагнувшись, она чмокнула домового в лохматую щеку.
   – Правда? – оправляя маечку, кокетливо подбоченился тот. – А то мне в моем обычном одеянии жарковато здесь было. Распогодилось-то у вас как. Вот мне Ундина и подарила.
   – Нашла на что деньги тратить, – ревниво пробурчал кот.
   – Выходит, когда тебе Ундина галстуки дарит, это можно, – зашелся от возмущения Морфей. – А мне костюмчик нельзя?
   Кот зашипел и выпустил когти.
   – Как спина? Как здоровье? – Кассандра тут же перевела разговор на другую тему.
   – Ох, и не спрашивайте, – спешно схватился за поясницу Хранитель Домашнего Очага (Морфей сам очень любил себя так называть. Равно как и Духом Дома), – какое в мои годы здоровье. Скриплю из последних сил, – прохныкал он. – Это только некоторые не понимают. – И он выразительно покосился на Веспасиана.
   – Если бы я столько спал, у меня тоже никакого здоровья давно уже не было бы, – вылизывая правую переднюю лапу, парировал кот.
   – Клевета! – возмущенно воскликнул Дух Дома. – Я сплю ровно столько, сколько нужно, чтобы хоть немного восстановить пошатнувшееся от непосильного труда здоровье.
   Тимка по опыту знал, что подобные перепалки между Морфеем и Веспасианом могут продолжаться до бесконечности, иногда доходя до потасовок, поэтому поторопился вмешаться:
   – Вы лучше скажите, где Сил Троевич?
   – Наверху, – тут же оставив в покое Морфея, коротко бросил Веспасиан. – Странно, что он еще не спустился. Пойду позову.
   Тимке такое поведение учителя тоже показалось странным. Ведь он явно ждал их прихода, почему же тогда не спускается?
   Сверху послышались шаркающие шаги, затем скрип ступеней, и вскоре перед ребятами предстал высокий старик с белой седой бородой. Лысую его голову увенчивала расшитая ярким узором узбекская тюбетейка. Вместо традиционного длинного черного хитона, в который чародей облачался в Магинбурге, или старомодного двубортного костюма, который он носил в Москве, на нем были свободные и изрядно помятые льняные рубашка и брюки.
   – Сил Троевич! – воскликнул Тимка.
   – Мы так вас ждали! – подхватила Кассандра.
   – Я тоже вас очень ждал, только вот прилег и как-то случайно заснул, – с явным смущением сообщил чародей. – Жара, наверное, действует.
   – Да у вас же в доме прохладно, прямо как с кондиционером, – счел своим долгом отметить Мишка.
   Черные глаза чародея погрустнели.
   – Видимо, возраст сказывается, – вздохнул он.
   – Да какие ваши годы, Сил Троевич, – прокаркала Галина Ивановна. – Что вы все про свой возраст.
   – Эх, Галя, – покачал головой чародей. – Вот в такие тяжелые дни его и ощущаешь. Сосуды шалят.
   – Тогда эликсирчику вашего надо выпить, – вмешался Веспасиан. – А то вон Морфея поите, а сами манкируете. Совершенно себя не бережете. А этот лентяй и без эликсира обойдется.
   – Кто обойдется? Где обойдется? – От возмущения Дух Дома мячиком запрыгал по комнате. – Да у меня не жизнь, а постоянный нервный стресс. Без лекарств неделю не протяну. А в такую жаркую погоду мне вообще требуются часы дополнительного отдыха. У испанцев это зовется сиестой.
   – Тоже мне испанец, – презрительно фыркнул Веспасиан.
   – Между прочим, я действительно на четверть испанец, – с чувством собственного достоинства проверещал Морфей. – Моя родная бабушка была чистокровной испанкой.
   И с этими словами Дух Дома на всякий случай ретировался в щель за печкой; там находились его личные апартаменты.
   – Не ври, самозванец, – прокричал Веспасиан. – При жизни твоей родной бабушки никаких испанцев еще и в помине не было.
   – А вот и были! А вот и были, – донесся из щели задиристый голос. Жилище домового было заколдовано от посторонних, в число которых входил и Веспасиан, поэтому Хранитель Очага сейчас чувствовал себя в совершеннейшей безопасности. – Моя бабушка была настоящей испанкой. И даже научила меня танцевать тарантеллу. Столько столетий прошло, а я даже мелодию помню.
   И в качестве доказательства Морфей напел надтреснутым голосом нечто, очень напоминающее «Чижика-пыжика».
   Кот плюнул в сторону:
   – Врет и не краснеет. И к тому же еще безграмотно врет. Тарантелла – танец не испанский, а итальянский. Уж про Италию я точно все знаю. Моя родина.
   – Сам врешь, – мстительно проверещал домовой. – Ты же вечно твердишь, что родился в Древнем Риме и ловил мышей в Коллизее.
   – Темнота. – Веспасиан выразительно посмотрел на присутствующих. – Не знаешь такой элементарной вещи, что Италия возникла на руинах Древнего Рима. Да я, если хочешь знать, даже помню, как был основан город Таранто, откуда родом тарантелла, которую тебя якобы учила танцевать твоя несуществующая испанская бабушка.
   – А вот и существующая, – ничуть не смутился домовой. – Она просто одно время жила в Италии. Я запамятовал тебе сказать. И еще моя бабушка меня научила, что в жаркие дни каждая уважающая себя трудящаяся личность имеет право на сиесту. И вот сейчас я именно этим правом воспользуюсь.
   В следующий миг из щели послышался громкий храп. Сил Троевич ухмыльнулся в бороду и потер кончик длинного крючковатого носа.
   – А вы успели загореть, – оглядел он всю компанию.
   – Так почти целыми днями валяемся у речки, – объяснил Мишка.
   Тимкину грудь легонько укололи лучи чародейской серебряной звезды, которая в доме у Сила Троевича вновь стала видимой.
   – Мы уже сегодня заниматься будем? – обратился к учителю Тимофей.
   – А что, неохота? – спросил его тот. – Еще не наотдыхались?
   – Наоборот, переотдыхались, – сказала Кассандра, уже истосковавшаяся по волшебным урокам.
   Она подошла к рабочему столу мага, заставленному разными склянками, в одной из которых смирно сидела шестилапая крикса. Везде, где бы ни приходилось жить Силу Троевичу, он создавал точную иллюзию своего магинбургского дома, ибо, по его словам, в таком возрасте поздно и даже вредно менять привычки. Так что обстановка была знакома и привычна не только Тимке с Кассандрой, но даже Мишке – ведь он бывал у чародея в «Антикварной лавке» в Москве.
   Кассандра уселась на широкую отполированную лавку.
   – Мы, наверное, Сил Троевич, сейчас быстренько повторим пройденное? – тряхнув гривой огненно-рыжих волос, полюбопытствовала она.
   Обычно маг, когда встречался с учениками, не хотел тратить попусту даже минуты. Однако сейчас рвение девочки его явно не воодушевило.
   – Да, пожалуй, все-таки лучше завтра, – задумчиво проговорил он. – Приходите утром. Адрес вы знаете. Может, и погода завтра попрохладнее выдастся. В общем, жду вас в десять. Успеете?
   – Еще бы! – выкрикнул Тимка.
   – Ну, тогда договорились.
   И учитель начал тяжело подниматься к себе наверх.
   – Пойдемте. Провожу до калитки, – сказал Веспасиан, и трое друзей сразу поняли – он почему-то не хочет, чтобы они задерживались.
   Выведя их во двор, кот обратился к Тимке:
   – Как там моя иллюзия себя ведет? Не безобразничает? Бабушке не хамит?
   – Да вроде все нормально, – заверил Тимка.
   Двойник, впрочем, совершенно бессловесный, жил в доме у Ружиных, замещая Веспасиана, вернувшегося к Силу Троевичу, когда тот вместе с Морфеем прибыл из страны На Краю Света в реальный мир. Тимкина бабушка, Вера Дмитриевна, к счастью, подмены не замечала, души не чая в иллюзии, как прежде в самом Веспасиане, которого нарекла Барсиком.
   – Ну и замечательно, – словно подвел итог встрече волшебный кот. – Вы уж извините. У меня разных дел полно. Особенно учитывая, что некоторые у нас предпочитают сиесту.
   – Счастливого пути, – шепотом попрощалась с ребятами калитка и захлопнулась.
   Они побрели домой. Почему-то долгожданная встреча с Силом Троевичем радости не принесла.
   – А вам не кажется, что наш учитель плохо выглядит? – первой нарушила молчание Кассандра.
   – Да, какой-то он сегодня вялый, – согласился Тимка. – Даже заниматься с нами не стал.
   – Вот именно, – подтвердила Кассандра. – Совершенно на него не похоже.
   – Да ну, – махнул рукой Мишка. – Он ведь волшебник. Что с ним сделается?
   – Между прочим, все, что угодно, – возразил Тимофей. – К твоему сведению, волшебник – не значит бессмертный. И болеют они совсем как обычные люди.
   – Да ну, – опять отмахнулся Мишка, – по-моему, вам кажется. Главное, мы их нашли. И сегодня еще спокойно погулять можем.

Глава V
Кофе и суп с козявками

   На вокзале шестерка Темных выяснила пренеприятный для себя факт: последняя электричка ушла десять минут назад.
   – А переколдовать нельзя? – заискивающе глядя на Натафталину, проблеял Козлавр.
   – Нельзя, – отрезала та. – Не сахарные. До утра подождем.
   – Тем более дождя не предвидится, – поглядела на звездное небо Луша.
   – А посидеть? – Ядвига Янусовна заозиралась в поисках скамейки.
   – Пошли в зал ожидания, – скомандовала Натафталина.
   Однако шестерку Темных туда не пустили. Причем из-за Козлавра. Сказали, что с крупным и средним домашним рогатым скотом не положено. Поэт-сатирик вознамерился было возразить, что, во-первых, он не домашний, а во-вторых, вообще не скот. Однако Ядвига, вовремя предугадав его намерения, успела нейтрализовать ситуацию с помощью все того же пояса Ничмоглота. Козлавр затопал копытами.
   – Вот видите, – сказал охранник. – Ваш скот к тому же еще и буйный.
   Пятеро Темных поторопились поскорей увести возмущенного поэта-сатирика долой с глаз охранника. Однако далеко они не ушли. Их остановил милиционер.
   – Приезжие? – с подозрением оглядел он всю компанию. – Регистрация есть? Ваши документы.
   – Да мы, мило-ок, уезжаем, – протянула Тата.
   – Инвалид я! Инвалид! – заверещала Ядвига Янусовна.
   – В родные пенаты возвращаемся! – пробасил Ничмоглот Берендеевич.
   – Козочку вот подлечили, теперь назад везем! – хором воскликнули Ната и Луша.
   Милиционер ошалело потряс головой, но остался неумолим:
   – Ваши документы, пожалуйста, и по очереди.
   – Ох, пожалуйста, – согласилась Тата и протянула ему грязный обрывок бумажки.
   Глянув на него, милиционер удовлетворенно кивнул:
   – Вот так бы сразу. Полный порядок. Счастливо добраться до места.
   И, отдав честь, он ушел.
   – Пр-роклятье, – прошипела ему вслед Тата. – Все-таки пришлось потратить волшебные силы.
   – Зато все целы, – бодро пробасил Ничмоглот.
   – Все-таки предлагаю скорее найти какой-нибудь темненький уголочек. Отсидимся там до утра – и на первую электричку. А то не ровен час еще кто-нибудь привяжется и снова волшебные силы придется тратить, – проговорила, озираясь, Ната.
   – Подожди со своим темным уголком, успеется, – оборвала ее старшая ведьма. – В первую очередь надо одежду купить. Тем более время свободное все равно есть. А на вокзале киосков полно. Вот и переоденемся, пока не поздно. Наша-то собственная одежка завтра На Край Света вернется. Нельзя, чтобы это застало нас врасплох. И вообще, зря, что ли, я у водителя столько денег наменяла?
   Ядвига зашлась от визгливого хохота:
   – Ой, хотелось бы мне посмотреть на этого водителя завтра!
   Слова ее вызвали приступ бурного веселья и у остальных. Даже пребывавший в обиде Козлавр затрясся от смеха. Дело в том, что все вещи с Края Света, включая и деньги, в реальном мире очень быстро превращались в ничто, как, впрочем, и предметы из реального мира, попав в волшебную страну, надолго у владельцев не задерживались. Так что водителю микроавтобуса совсем недолго оставалось радоваться удачно проведенной валютной операции.
   – Зато эти денежки – местные, – с удовольствием пошелестела пачкой купюр Тата, – и они никуда не исчезнут. Пошли покупать одежду.
   Приобретения, которые они сделали в привокзальных лавочках, мало изменили облик четырех старух. Однако Ничмоглот и Козлавр заметно продвинулись в сторону молодежной моды. Лешему, ввиду его крайне малого роста, пришлось покупать детскую одежду: зеленый джинсовый костюм и зеленую майку. На цвете настоял сам Ничмоглот. Вот только панамку почему-то выбрал желтую.
   – Глаз радует, – объяснил он.
   Из взрослого лешему приобрели лишь кроссовки. Ноги у него оказались большие – сорок четвертого размера.
   Своим новым гардеробом леший остался вполне доволен, чего нельзя сказать о Козлавре. Его экипировали в зоомагазине. На нижнюю часть тела поэта-сатирика подошел комбинезон для крупных собак – защитного цвета, с длинными штанинами для лап и «молнией» на животе. По бокам к комбинезону были пристрочены карманы, предназначавшиеся, как объяснил продавец, для поводка и намордника.
   Сказать Козлавр ничего не мог, так как рот его по-прежнему был крепко стянут поясом. Поэтому свое возмущение поэт-сатирик выказывал всем телом: извивался, лягался и категорически не желал примерять обнову, которая ранила его тонкое чувство прекрасного.
   – Ну и невоспитанное же у вас животное, – обиженно проворчал продавец зоомагазина, получив копытом по ноге.
   – Ладно, – Татаноча спешно расплатилась за покупку. – Мы лучше дома ему примерим.
   – Правильно, – одобрил такое решение продавец. – Уверяю вас, комбинезон будет впору. У меня глаз – алмаз.
   На верхнюю часть Козлавра подобрали уже в человеческом магазине черную майку с надписью: «Король и шут». Поэт-сатирик вновь попытался выказать отвращение, но Натафталина строго прошипела:
   – Ничего, поносишь. Вот вернешься в Магинбург, будешь снова одеваться по своему вкусу. А тут мы должны быть как все. А теперь, – добавила она, – пора где-нибудь отсидеться.
   Они нашли спрятавшуюся в темноте укромную лавочку и наконец развязали Козлавра.
   – Вот мой ответ за все ваши унижения! – проблеял он и, встав в гордую позу, принялся декламировать:

 
Стремясь с удобствами доехать до вокзала,
Мужчину статного компания связала.
Унижены достоинство и честь.
Я оскорбления не в силах перенесть!
Великого поэта в грязь втоптали, —
Козой и Белочкой его вы обозвали!
Глумись же, чернь, над гением, глумись!
Уж лучше бы пешком мы добрались.
Но униженьям не было конца:
Достопочтенный муж вмиг обращен в юнца!
 

   Произнося последнюю строчку, поэт-сатирик с презрением косился на черную майку с надписью.
   – Если ты у нас такой бодрый, валяй, сочиняй дальше. – Татаноча громко зевнула. – Заодно и нас поохраняешъ. Хоть какая-то от тебя польза будет. А мы до первой электрички поспим. Сил моих больше нету.
   – И моих тоже, – простонала Ядвига Янусовна.
   Ничмоглот ничего не сказал. Он сладко спал, пристроив зеленую голову на колени Бабе-яге и прикрыв лицо новой панамой.
   Впрочем, полчаса спустя сладко спали все, включая Козлавра, которому снилось, что он уже написал свое самое гениальное стихотворение и ему вручают Высшую литературную премию волшебников – «Золотую лиру». Он уже протянул руки, чтобы ее получить, когда в его сладостные грезы отвратительным диссонансом ворвался истошный вопль Натафталины:
   – Проспали! Проспали!
   Все вскочили на ноги и уставились на вокзальные часы. Стрелки показывали семь утра.
   – Проспали первую электричку! – трагически сообщила Татаноча.
   – Разве она единственная? – невозмутимо откликнулась Ядвига Янусовна. – Они тут каждый час, а то и чаще ходят. Позавтракаем и поедем.
   – Ну да, – с осуждением покачала головой Тата. – Деньги на буфет транжирить.
   – А я, уважаемые дамы и господа, без утренней чашечки кофе ехать куда-либо отказываюсь, – вмешался Козлавр.
   – А мне бы супчику, – причмокнув губами, пробасил Ничмоглот. – Из болотных козявок.
   – Кофе еще куда ни шло, – задумчиво произнесла Луша. – А вот вам, Ничмоглот Берендеевич, боюсь, с вашими козявками придется подождать до конечного пункта назначения.
   – Вот уж не права ты, Лукреция, – потянув носом, возразила Ната. – Там, за углом, пирожки жареные продают. Не знаю уж, из чего они сделаны, но по запаху очень напоминают козявок.
   Ничмоглот тоже потянул носом воздух и с довольным видом закивал.
   – Вот умница девочка, – с благодарностью посмотрел он на Натафталину. – Пожалуй, это действительно подойдет.
   Оставив лешего и Козлавра на месте, чтобы лишний раз не привлекать внимания людей, все остальные отправились за провизией.
   – Милые дамы, у меня к вам настоятельная просьба, – обратился к ним поэт-сатирик. – Чтобы кофе был горячим и со сливками.
   – Ты не в ресторане, а на Ярославском вокзале, – буркнула Татаноча. – Что достанем, то и выпьешь. Кофе им, видите ли, с козявками…
   – Прошу прощения, не с козявками, а со сливками, – встревоженно поправил ее Козлавр. – Видите ли, у нас с Ничмоглотом Берендеевичем несколько разные гастрономические пристрастия.
   – Не вижу особенной разницы, – проворчала Татаноча.
   Ничмоглот Берендеевич остался очень доволен завтраком. По его словам, он даже представить себе не мог, что на свете существуют такие вкуснющие пирожки, которые и впрямь очень напоминают его любимый суп из тины с болотными козявками. Троим ведьмам лишь с большим трудом удалось удержать лешего на месте, поскольку тот все рвался узнать у торговки рецепт.
   Козлавру кофе с Ярославского вокзала совсем не понравился. Брезгливо сделав несколько глотков, он выплеснул остальное на землю со словами, что такая бурда великого поэта не достойна.
   Он был готов еще долго возмущаться, но подошла их электричка, и шестерка Темных бросилась на штурм вагона.

Глава VI
Разделение сущностей

   – А интересно, как реагируют соседи на то, что между их дачами вдруг ниоткуда возник новый дом? – полюбопытствовал Мишка, когда они с Тимкой на следующее утро подходили к калитке Сила Троевича.
   – Не знаю, – пожал плечами Тимофей. – Вон, видишь, тетенька на грядках копается и вроде бы ничего странного не замечает.
   – Может, они этого дома вообще не видят? – предположил Мишка.