Ю. М. Забродин, В. Э. Пахальян
Психодиагностика
ОТ АВТОРОВ
Сегодняшнее время, характеризующееся резко возрастающими темпами социального и научно-технического прогресса, которые радикальным образом изменяют сам способ существования и образ жизни современного человека, требует все большего и качественно иного развития наук и практик, направленных на заботу о личности, на обеспечение ее безопасности, сохранение ее физического, психического и психологического здоровья.
Понятно, что в современных условиях существенно возрастет роль психологической науки и практики, открывающих законы поведения человека; ответственных за истинность и точность знания внутреннего мира и способов, обеспечивающих его сохранность и развитие. При этом надо иметь в виду, что создаваемая человеком новая техника – это скрытые возможности Человека вообще, а не данного конкретного субъекта конкретной деятельности. Это позволяет увидеть неочевидное противоречие – между растущими опытом Человечества и реальными возможностями человека, которое часто порождает иллюзию невероятных возможностей и бесконечного потенциала конкретного индивида. Очень важно понять, что в процессе накопления опыта возможностей необходимо накапливать не только опыт позитивных решений – реализации возможностей, но и опыт человеческих ошибок – для последующей коррекции реальных действий.
Психологически ясно, что эти якобы «растущие» скрытые возможности индивида все более и более актуализируют многообразие его (индивида и человека) реальных целей, потому что при наличии (и адекватной оценке) таких колоссальных возможностей современной техники и новых технологий практически все ранее казавшиеся фантастическими и несбыточными цели становятся достижимыми и потенциально реализуемыми. Это приводит к тому, что с расширением спектра целей расширяется спектр потребностей субъекта; но происходит это без соответствующего расширения спектра ответственности (т. е. адекватных оценок последствий собственных действий), без расширения спектра регуляции действий (на базе оценок последствий) и без увеличения диапазона функциональных и эмоциональных состояний человека. Сложившееся положение дел требует специального психологического внимания к таким процессам, как ответственность (и мера ответственности) за постановку цели, как выявление спектра и определение перечня конечных целей (а это все – психические процессы, по крайней мере, для конкретного субъекта). Дело в том, что даже самые далекие цели («дальность» которых соответствует «рангу» возможностей) должны быть осознаны сейчас, а последствия их реализации – сейчас предвидимы, с тем, чтобы дальнейшее, направляемое и частично управляемое человеком движение Мира[1] не приводило к катастрофам, а было согласовано с естественным, «правильным» движением Мира; чтобы это движение совершалось в соответствии с осознанным опытом и в направлении к ответственно поставленным, перспективным целям, с учетом всех возможных негативных последствий, которые могут быть следствиями неточно принятых сейчас человеческих решений. Следствия эти могут быть весьма отдаленными и, может быть, необратимыми для последующих поколений Человечества, для общественного и природного (натурального) его развития.
В контексте человековедческих проблем чрезвычайно важно особо отметить так называемую «медиаторную роль» современной технологии и техники: во всех современных формах человеческой активности все менее важной, менее существенной по содержанию и менее значимой по объему становится роль непосредственного воздействия человека на Мир (на природу и общество). Можно сказать, что в наше время снижается и теряется (маскируется) смысл всех тех привычных (психо-) физических действий человека, которые он привык совершать, взаимодействуя с Миром в своей прежней истории.
Все более важной становится роль опосредованных, т. е. управляющих воздействий. И значит – возрастает доля «сигнальных», управляющих, «командных» воздействий, когда утрачивается прямое соответствие, определенное и явное подобие действий с орудиями и действий по преобразованию Мира. Теперь действия становятся своего рода сигналом, а образ, план действия – «сигналом сигналов», и возникает проблема кодирования (и декодирования) реальных управляющих действий человека в терминах воздействий на преобразуемый Мир и оценки последствий этих воздействий. Заметим, что многие из этих последствий вообще не кодируются в действиях человека с современной техникой и значит – не могут быть декодированы прямо из этих действий.
С этой точки зрения выглядят несколько по-иному, но по-прежнему оставаясь крайне острыми, современные проблемы управления. В современном понимании это не те, уже осваиваемые психологами проблемы менеджмента, которые, скорее, являются проблемами руководства людьми и коллективами. А именно по-иному психологически осмысленные проблемы исследования содержания и повышения эффективности процессов и систем управления в широком смысле, – т. е. таких процессов и систем, которыми управляет человек и которые по его командам, подчиняясь его управляющим действиям, преобразуют ход и течение мировых (природных и общественных) событий. Об особой необходимости специальной разработки и научного обоснования проблем управления социальными явлениями и процессами много писали Б. Г. Ананьев, В. Г. Афанасьев, В. П. Кузьмин.
Важно обратить внимание на то, что теперешние человеческие потребности формируются именно в этом сложном естественном и искуственном окружении, и искусственное, созданное человеком окружение все больше влияет на формирование его актуальных потребностей.
Эти и многие другие проблемы, возникающие в реальной практике, ставят научную психологию и практического психолога перед необходимостью существенного качественного скачка, качественного сдвига научного мышления в познании Мира и человека. Качественные сдвиги в мировоззрении связаны, в первую очередь, с необходимостью научного отражения перспективных явлений, перспективных тенденций развития общества, человека, культуры, техники и т. п. В то же время качественное изменение научно-психологического мышления потребует отражения не только «текущего момента», но и тенденций развития состояний мира, в котором живет человек. Психологическое знание сопряжено с отражением, раскрытием и оценкой возможных последствий влияния такого рода изменений: социальных и природных, естественных и искусственно созданных событий, процессов, явлений – на формирование, на развитие человеческой психики, на формирование и жизнь (жизнедеятельность) будущего человека.
На ближайшем этапе развития познания это наиболее важное, хотя и не единственное, что может и должна осознавать и делать психология. Главное – это поворот, решительный поворот психологической науки к практике; решительная связка фундаментальных разделов психологической науки с практическими потребностями развития человеческого общества: связывание фундаментальных проблем психологии с теми проблемами, которые становятся определяющими в процессе современного социального и научно-технического прогресса.
В первую очередь, это дальнейшая разработка связного понятийного аппарата и конкретной методологии психологии; специальная разработка и дальнейшее развитие одного из важнейших принципов – единства теории, эксперимента и практики.
Во-вторых, это исследование специальных вопросов, связанных с разработкой и пониманием роли расширяющегося инструментария познания, объяснения и преобразования явлений человеческой жизни и деятельности на базе знаний фундаментальных психологических законов, т. е. разработка проблем рациональной оценки и эффективного управления человеческим ресурсом.
В-третьих, это отчетливое различение исследовательской и практической, преобразующей психологии. Это – понимание различия между реальными объектами и идеальными объектами психологии. С реальными объектами психолог сталкивается в реальной жизни, «отталкивается» от них в познании и возвращается к ним в процессе и в результате приложения знаний. Идеальными объектами являются собственно результаты познания, отражающие и фиксирующие существенные стороны и сущностные моменты движения (в том числе, развития) человека в мире. Это означает помимо прочего осознание существенной разницы реального и идеального объектов в объектно-предметном контексте психологических рассуждений, включающее понимание специфического своеобразия метода познания и метода практического преобразования объектов психологической реальности.
В-четвертых, существенно иное оформление базовых ориентации психологической науки – построение научной психологии не только на аналитической, но на конструктивной (т. е. потенциально преобразующей) основе.
В новом понимании роли психологии должна быть заложена принципиальная возможность синтеза научного знания как из разных разделов самой психологической науки, так и психологического знания с результатами других (смежных) наук в направлении решения главной реальной задачи – оценки и управления человеческими ресурсами самого человека и человеческого общества.
В настоящее время на передний план выдвигаются именно эти, очень жесткие, но не всегда очевидные связи между психологической теорией, экспериментом и социальной практикой: специалист в области человекознания должен обнаружить и явно показать «движение» – специфику зарождения, разрешения и возвращения в практику фундаментальных психологических проблем; показать многослойность и многоуровневость этого «движения». Во многом этим объясняются трудности взаимной интерпретации, взаимного движения разных форм психологического знания, обобщенного человеческого опыта в упомянутой триаде. В этом же ключе необходимо ясно понимать то, каким образом связаны и как взаимодействуют психологическая теория и эксперимент (когда эксперимент становится, с одной стороны, особой формой научной практики, а с другой – является действующей моделью реальной действительности).
Ретроспективно рассматривая историю различных школ и направлений психологии, можно обнаружить, что практически весь анализ человеческого поведения и деятельности идет как бы в трех плоскостях.
Первая, привычная для современной отечественной психологии «объективная», а точнее – объектная плоскость, где все уровни и компоненты человеческой жизнедеятельности и поведения представлены в наблюдаемой объектной форме и поддаются объективной регистрации, контролю и измерению. В этой плоскости все указанные явления рассматриваются в привычном для естественника «объективном контексте», и здесь применяется классический для естественных наук метод внешнего наблюдения. Однако, как можно показать, этот аспект анализа далеко не полон, а его основания не вполне логически завершены.
Вторая плоскость также более или менее привычна для отечественной психологии – это «субъективная» плоскость, на которой отражаются, «рефлексируются» все упомянутые выше уровни и компоненты человеческой деятельности. Эта плоскость представляет «субъективную проекцию», субъектное отражение объективной плоскости. На ней представлены: исходная ситуация, цель как желаемое будущее, способы достижения цели (это целевой уровень); далее следует уровень технологического и алгоритмического описания деятельности (нормативный уровень), связанный с орудиями труда и совместной организацией работы с другими людьми. Таким образом на этой плоскости как бы представлено все то, что происходит в объективной деятельности, и что, по-видимому, отражается «в голове» субъекта. Здесь основным методом становится метод так называемого внутреннего наблюдателя, основанный на научном самонаблюдении. Понятно, что отражение субъектом нормативных уровней описания деятельности приводит к тому, что он отражает то, что происходит в реальности, а это, в свою очередь, определяет нормативный характер его (субъекта) поведения и деятельности.
Наконец, третья плоскость отображает внешне наблюдаемые и вполне объективно существующие результаты деятельности человека (более широко – жизнедеятельности), особенности которых несомненно отражают особенности самого человеческого субъекта, его индивидуальные характеристики.
Здесь применяется сравнительно новый для естествознания метод, достаточно общий для целого класса наук – метод исследования следов взаимодействий. В нашем случае – это метод исследования продуктов деятельности, позволяющий исследовать особенности субъекта в его отсутствие и тем самым существенно расширяющий объективную основу психологического анализа.
Таким образом психология, в отличие от классических наук, использует не два, а три фундаментальных метода как три основных источника психологического знания.
Во-первых, это метод непосредственного или прямого наблюдения, классический метод всякой опытной (экспериментальной) науки, при котором изучаются феномены, связанные с присутствием самого объекта наблюдения (в случае психологии – наблюдаемого субъекта).
Во-вторых, это метод изучения следов взаимодействий, объективно остающихся в мире как эффект движения наблюдаемого объекта (для психологии – наблюдаемого субъекта), его наблюдаемая траектория, отражающая те изменения во внешнем мире, которые произошли вследствие осуществленных взаимодействий с ним объекта, интересующего исследователя. Этот метод равно применим как для ненаблюдаемых прямо объектов, так и для объектов (в психологии – субъектов), отсутствующих в данный момент времени. Перечисленные два метода относятся к компетенции так называемого внешнего наблюдателя и с точки зрения современной теории познания дают в итоге объективное знание об изучаемых явлениях и процессах.
Третий, собственно психологический метод был разработан и обоснован в трудах В. Вундта и Е. Титченера в конце XIX – начале XX вв. Это метод «внутреннего наблюдателя», метод самонаблюдения, с помощью которого психология получает объективное знание о внутреннем мире субъекта. Другими словами, метод научного самонаблюдения позволяет объективизировать знание о субъективном мире человека, о содержании его душевных переживаний.
По нашему мнению, наиболее важной для исследования поведения и деятельности человека является комбинация указанных трех общих методов, открывающая реальные перспективы дальнейшего развития психологической теории: это переход в пространство собственно субъектного анализа, связанного с идеей «субъективного разрешения задачи, возникающей в жизни человека». Здесь заложен важнейший исходный пункт субъектного анализа, который состоит в ясном понимании того факта, что первоначально «в голове» субъекта отражается задача (или проблема), важная для его жизнедеятельности. О чрезвычайной важности понятия задачи писали крупнейшие зарубежные психологи, изучавшие законы мышления (см. Д. Дьюи, Ж. Пиаже, Д. Миллер, Ю. Галантер, К. Прибрам и др.). В известном смысле это понятие пронизывает работы всех современных отечественных исследователей человеческого мышления, в числе которых С. Л. Рубинштейн, А. М. Матюшкин, Я. А. Пономарев, В. Н. Пушкин, Е. А. Кулюткин, О. К. Тихомиров, А. В. Брушлинский и др. В некотором смысле здесь важны также идеи, развитые в работах Б. Г. Ананьева, А. Н. Леонтьева, Д. Н. Узнадзе.
И это начальное, исходное отражение задачи реальным субъектом жизнедеятельности порождает действительно более ясное понимание многих психологических феноменов. Как показывает опыт наших исследований, работы наших коллег и учеников, с этой точки зрения становятся более ясными «множественность» и «многодетерминантность» индивидуального поведения. Сюда относятся:
• понимание мотива деятельности как внутренней, субъектной интенции, в которой отражена наличная ситуация вместе с наличным (или будущим) предметом потребности;
• отражение объективной наличной ситуации, «окрашенной» наличной потребностью человека;
• отражение ситуации желаемой (целевой), также «окрашенной» соответствующей потребностью и т. д.
Такая «отраженная» задача, «окрашенная» потребностью субъекта, выступает своеобразной «разверткой» реальной предметной ситуации, проявляет необходимость получения предмета удовлетворения потребности из данной ситуации (вместе с предыдущей историей движения субъекта в мире).
Это означает, что вся наличная жизненная ситуация в целом, весь спектр наличных состояний мира становятся субъективно окрашенными интенциями (потребностями и интересами) данного субъекта.
По нашему мнению, такая «проекция» потребности индивидуального субъекта на спектр состояний окружающего его мира позволяет понять, как и почему в человеческой деятельности, в едином и целостном движении объективного мира, в процессе целенаправленной смены его состояний действующим субъектом мотив с образом цели оказываются связанными в таком же едином и целостном движении. Именно в этом непрерывном движении: «мотив – образ цели», при «теоретическом», мысленном решении задачи человеком как раз и находится искомая технология или способ решения возникшей перед субъектом задачи. Это решение далее может оцениваться субъектом с точки зрения приемлемости технологии (плана и стратегии действия). И затем уже, представленное в кодах или «образах» движений, это решение реализуется, субъект осуществляет управление «внешними» действиями, реальными операциями «над миром», которое преобразует исходную ситуацию и формирует приемлемую технологическую цепочку практического решения данной задачи.
В этом случае теоретическое решение как бы объективизируется, возвращается обратно в окружающий мир в виде наблюдаемого практического действия, которое и воспринимается нами как действительное решение задачи. Так найденная «технология» впервые становится введенной в формулу объективного движения мира, т. е. помещается туда, где начинается объективный анализ деятельности в нормативных аспектах, туда, где технология фактически и существует как часть человеческой культуры.
Сравнивая найденное решение с уже существующими, приемлемыми и принятыми социумом, а также с наличными ресурсами и орудиями труда, субъект переходит к решению другой задачи – изменения или сохранения существующих норм. При этом возможно изменение этих норм с точки зрения найденных решений (в том числе новых, необычных, и таким образом субъект осуществляет нормотворчество) или, наоборот – сохранение их, – и происходит подчинение индивидуально найденных решений существующим социальным нормам. Таким образом видно, что элемент творчества (сравни позицию Я. А. Пономарева) появляется именно на стыке рассмотренных выше плоскостей.
Важно отметить, что возникающая потребность субъекта, «окрашивающая» процесс достижения цели[2] как предмета удовлетворения потребности, далее детерминирует весь процесс удовлетворения потребности. В этом контексте становится понятным, что человеческая эмоция может выступать как своеобразная проекция субъекта (личности) на «градиент (удовлетворения) его потребности». Это означает, в частности, что если потребность удовлетворяется постоянно, то и эмоции быть не должно. Если удовлетворение потребности вдруг прерывается, то упомянутый «градиент» максимален – и максимальной должна быть эмоция. Приведенный пример представляет, конечно, крайний (экстремальный) случай, но подобные примеры все же наблюдаемы в реальной жизни. Однако нужно помнить, что эти эмоции конечно же представляют собой личностные реакции и отражают индивидуальные потребности, поэтому конкретное содержание эмоциональной реакции будет зависеть от структуры и свойств самой личности, т. е. от характеристик субъекта, реагирующего на возникающую ситуацию.
Наконец, важно, что во всей рассмотренной выше пространственной структуре психологического анализа можно обнаружить те моменты и те элементы, которые были найдены и исследованы в истории психологии. Так, например, в экспериментальной психологии давно, широко и подробно исследуются следующие понятия и явления:
• мотив, потребность, цель;
• информационный синтез образа исходной ситуации;
• «образ наличной ситуации»;
• образ потребного результата (хотя это и не очень ясный термин);
• процесс решения задачи;
• вектор «мотив-цель»;
• сдвиг «мотива на цель» и т. д.
Многие из названных выше концепций до последнего времени не были связаны единым теоретическим контекстом, не были найдены как соединяющие их связи, так и разъединяющие их границы и признаки.
Рассмотренный субъектный анализ вносит новый момент в работу психолога: он состоит, во-первых, в ясном – и существующем в реальности – пространственном «расщеплении» рассмотренных ситуаций, элементов и их признаков на объектные и субъектные; во-вторых, в переходе от функционального и процессуального к «задачному» подходу. Напомним, например, что еще на заре развития политэкономии было отмечено, что процесс торговли есть процесс обмена товарами (объектный процесс); но при этом не было установлено, что здесь, за этим обменом товарами скрыт субъектный процесс обмена стоимостями. И именно в процессе и в результате обмена стоимостями возникает необходимость установления их субъективной (точнее – субъектной) эквивалентности, – а это уже причина и субъектное основание появления всеобщего эквивалента стоимости – денег (сравни фетишизм товара и денег у К. Маркса).
Аналогичным образом, еще С. Л. Рубинштейн определял и мышление, и практическую деятельность человека как процесс решения задач, не раскрывая того, что именно целостный процесс формирования и решения задачи порождает и мышление, и процесс деятельности, т. е. является его сутью. Поэтому анализировать следует не столько процессы решения поставленных задач – если мы хотим проникнуть в природу психического, – а особенности и закономерности формирования задачи, отражения задачи субъектом, т. е. как раз процесс возникновения задачи, разрешение которой приводит или не приводит к удовлетворению потребности субъекта. Ранее психологи полагали, что задача уже дана субъекту и, естественно, изучали лишь процесс ее решения.
Отсюда, конечно, ясно, что процесс развития и прогресс в развитии психологической науки оказываются теснейшим образом связанными с пониманием того, что «человеческий фактор» нужно не только «учитывать» в разных сферах человеческой деятельности, но нужно активно управлять человеческим ресурсом как на социальном, так и на индивидуальном уровне. Это означает, что развитие фундаментальных разделов психологии должно идти по линии раскрытия психологических механизмов (причин и структуры их действия), которые в действительности раскрываются только в комплексном пространстве рассмотренных выше плоскостей анализа, т. е. в ненормативном, творческом, субъективном, индивидуальном решении задачи.
Раскрытие психологических механизмов регуляции поведения позволяет понять именно то, как субъект понимает и/или принимает задачу, как он приступает к ее решению, как он находит новые решения, как он эти решения возвращает в «объективный мир» в виде зафиксированного социального (социализированного) человеческого опыта.
Такое «движение» субъекта во множестве задач и анализ этого движения в контексте задачи позволяет, помимо прочего, довольно точно связать между собой различные психические функции, а также – психические функции, процессы, состояния и свойства индивидуального субъекта и т. д.
Отмеченные ранее особенности реальных объектов психологического анализа с учетом обозначенных выше центральных идей конструктивного подхода позволяют нам определить психику как систему, управляющую поведением и деятельностью субъекта, его взаимодействием с окружающим миром. Данное определение в принципе не сильно отличается от других существующих определений и вполне совпадает с пониманием психики, сформулированным в русле системного подхода (Ломов Б. Ф., 1975–1984). В то же время данное определение позволяет сформулировать другое важное утверждение. Современный подход требует изучать психические явления не только в состояниях взаимодействия субъекта с миром, не только в контексте смены этих состояний в отдельные моменты времени (т. е. в известной мере – статично), – но в движении субъекта взаимодействия в системе этих взаимодействий, то есть в реальной экологической нише субъекта.
Специалист XXI века немыслим вне информационных систем. В первую очередь это касается использования различных экспертных систем, позволяющих ему быть в курсе самых современных данных о профессиональной деятельности и получать поддержку в практической работе независимо от места нахождения. Можно по аналогии, смысл которой станет достаточно ясен из последующего, сказать, что искусственные информационные машины в будущем могут быть и, вероятно, будут использованы не только и даже не столько для того, чтобы обрабатывать информацию и производить алгоритмические, «рутинные» вычисления, сколько для того, чтобы на них отрабатывать различного рода теоретические модели решения реальных задач; строить мысленные, теоретические решения этих задач по аналогии с тем, как это делает человек; создавать сложные «мысленные» модели для проведения «идеальных»,[3] мысленных экспериментов. Обработка сложных мысленных моделей, постановка «идеальных» мысленных экспериментов представляет собой, по нашему мнению, одну из перспективных функций и сфер применения новейшей вычислительной и информационной техники.
Понятно, что в современных условиях существенно возрастет роль психологической науки и практики, открывающих законы поведения человека; ответственных за истинность и точность знания внутреннего мира и способов, обеспечивающих его сохранность и развитие. При этом надо иметь в виду, что создаваемая человеком новая техника – это скрытые возможности Человека вообще, а не данного конкретного субъекта конкретной деятельности. Это позволяет увидеть неочевидное противоречие – между растущими опытом Человечества и реальными возможностями человека, которое часто порождает иллюзию невероятных возможностей и бесконечного потенциала конкретного индивида. Очень важно понять, что в процессе накопления опыта возможностей необходимо накапливать не только опыт позитивных решений – реализации возможностей, но и опыт человеческих ошибок – для последующей коррекции реальных действий.
Психологически ясно, что эти якобы «растущие» скрытые возможности индивида все более и более актуализируют многообразие его (индивида и человека) реальных целей, потому что при наличии (и адекватной оценке) таких колоссальных возможностей современной техники и новых технологий практически все ранее казавшиеся фантастическими и несбыточными цели становятся достижимыми и потенциально реализуемыми. Это приводит к тому, что с расширением спектра целей расширяется спектр потребностей субъекта; но происходит это без соответствующего расширения спектра ответственности (т. е. адекватных оценок последствий собственных действий), без расширения спектра регуляции действий (на базе оценок последствий) и без увеличения диапазона функциональных и эмоциональных состояний человека. Сложившееся положение дел требует специального психологического внимания к таким процессам, как ответственность (и мера ответственности) за постановку цели, как выявление спектра и определение перечня конечных целей (а это все – психические процессы, по крайней мере, для конкретного субъекта). Дело в том, что даже самые далекие цели («дальность» которых соответствует «рангу» возможностей) должны быть осознаны сейчас, а последствия их реализации – сейчас предвидимы, с тем, чтобы дальнейшее, направляемое и частично управляемое человеком движение Мира[1] не приводило к катастрофам, а было согласовано с естественным, «правильным» движением Мира; чтобы это движение совершалось в соответствии с осознанным опытом и в направлении к ответственно поставленным, перспективным целям, с учетом всех возможных негативных последствий, которые могут быть следствиями неточно принятых сейчас человеческих решений. Следствия эти могут быть весьма отдаленными и, может быть, необратимыми для последующих поколений Человечества, для общественного и природного (натурального) его развития.
В контексте человековедческих проблем чрезвычайно важно особо отметить так называемую «медиаторную роль» современной технологии и техники: во всех современных формах человеческой активности все менее важной, менее существенной по содержанию и менее значимой по объему становится роль непосредственного воздействия человека на Мир (на природу и общество). Можно сказать, что в наше время снижается и теряется (маскируется) смысл всех тех привычных (психо-) физических действий человека, которые он привык совершать, взаимодействуя с Миром в своей прежней истории.
Все более важной становится роль опосредованных, т. е. управляющих воздействий. И значит – возрастает доля «сигнальных», управляющих, «командных» воздействий, когда утрачивается прямое соответствие, определенное и явное подобие действий с орудиями и действий по преобразованию Мира. Теперь действия становятся своего рода сигналом, а образ, план действия – «сигналом сигналов», и возникает проблема кодирования (и декодирования) реальных управляющих действий человека в терминах воздействий на преобразуемый Мир и оценки последствий этих воздействий. Заметим, что многие из этих последствий вообще не кодируются в действиях человека с современной техникой и значит – не могут быть декодированы прямо из этих действий.
С этой точки зрения выглядят несколько по-иному, но по-прежнему оставаясь крайне острыми, современные проблемы управления. В современном понимании это не те, уже осваиваемые психологами проблемы менеджмента, которые, скорее, являются проблемами руководства людьми и коллективами. А именно по-иному психологически осмысленные проблемы исследования содержания и повышения эффективности процессов и систем управления в широком смысле, – т. е. таких процессов и систем, которыми управляет человек и которые по его командам, подчиняясь его управляющим действиям, преобразуют ход и течение мировых (природных и общественных) событий. Об особой необходимости специальной разработки и научного обоснования проблем управления социальными явлениями и процессами много писали Б. Г. Ананьев, В. Г. Афанасьев, В. П. Кузьмин.
Важно обратить внимание на то, что теперешние человеческие потребности формируются именно в этом сложном естественном и искуственном окружении, и искусственное, созданное человеком окружение все больше влияет на формирование его актуальных потребностей.
Эти и многие другие проблемы, возникающие в реальной практике, ставят научную психологию и практического психолога перед необходимостью существенного качественного скачка, качественного сдвига научного мышления в познании Мира и человека. Качественные сдвиги в мировоззрении связаны, в первую очередь, с необходимостью научного отражения перспективных явлений, перспективных тенденций развития общества, человека, культуры, техники и т. п. В то же время качественное изменение научно-психологического мышления потребует отражения не только «текущего момента», но и тенденций развития состояний мира, в котором живет человек. Психологическое знание сопряжено с отражением, раскрытием и оценкой возможных последствий влияния такого рода изменений: социальных и природных, естественных и искусственно созданных событий, процессов, явлений – на формирование, на развитие человеческой психики, на формирование и жизнь (жизнедеятельность) будущего человека.
На ближайшем этапе развития познания это наиболее важное, хотя и не единственное, что может и должна осознавать и делать психология. Главное – это поворот, решительный поворот психологической науки к практике; решительная связка фундаментальных разделов психологической науки с практическими потребностями развития человеческого общества: связывание фундаментальных проблем психологии с теми проблемами, которые становятся определяющими в процессе современного социального и научно-технического прогресса.
В первую очередь, это дальнейшая разработка связного понятийного аппарата и конкретной методологии психологии; специальная разработка и дальнейшее развитие одного из важнейших принципов – единства теории, эксперимента и практики.
Во-вторых, это исследование специальных вопросов, связанных с разработкой и пониманием роли расширяющегося инструментария познания, объяснения и преобразования явлений человеческой жизни и деятельности на базе знаний фундаментальных психологических законов, т. е. разработка проблем рациональной оценки и эффективного управления человеческим ресурсом.
В-третьих, это отчетливое различение исследовательской и практической, преобразующей психологии. Это – понимание различия между реальными объектами и идеальными объектами психологии. С реальными объектами психолог сталкивается в реальной жизни, «отталкивается» от них в познании и возвращается к ним в процессе и в результате приложения знаний. Идеальными объектами являются собственно результаты познания, отражающие и фиксирующие существенные стороны и сущностные моменты движения (в том числе, развития) человека в мире. Это означает помимо прочего осознание существенной разницы реального и идеального объектов в объектно-предметном контексте психологических рассуждений, включающее понимание специфического своеобразия метода познания и метода практического преобразования объектов психологической реальности.
В-четвертых, существенно иное оформление базовых ориентации психологической науки – построение научной психологии не только на аналитической, но на конструктивной (т. е. потенциально преобразующей) основе.
В новом понимании роли психологии должна быть заложена принципиальная возможность синтеза научного знания как из разных разделов самой психологической науки, так и психологического знания с результатами других (смежных) наук в направлении решения главной реальной задачи – оценки и управления человеческими ресурсами самого человека и человеческого общества.
В настоящее время на передний план выдвигаются именно эти, очень жесткие, но не всегда очевидные связи между психологической теорией, экспериментом и социальной практикой: специалист в области человекознания должен обнаружить и явно показать «движение» – специфику зарождения, разрешения и возвращения в практику фундаментальных психологических проблем; показать многослойность и многоуровневость этого «движения». Во многом этим объясняются трудности взаимной интерпретации, взаимного движения разных форм психологического знания, обобщенного человеческого опыта в упомянутой триаде. В этом же ключе необходимо ясно понимать то, каким образом связаны и как взаимодействуют психологическая теория и эксперимент (когда эксперимент становится, с одной стороны, особой формой научной практики, а с другой – является действующей моделью реальной действительности).
Ретроспективно рассматривая историю различных школ и направлений психологии, можно обнаружить, что практически весь анализ человеческого поведения и деятельности идет как бы в трех плоскостях.
Первая, привычная для современной отечественной психологии «объективная», а точнее – объектная плоскость, где все уровни и компоненты человеческой жизнедеятельности и поведения представлены в наблюдаемой объектной форме и поддаются объективной регистрации, контролю и измерению. В этой плоскости все указанные явления рассматриваются в привычном для естественника «объективном контексте», и здесь применяется классический для естественных наук метод внешнего наблюдения. Однако, как можно показать, этот аспект анализа далеко не полон, а его основания не вполне логически завершены.
Вторая плоскость также более или менее привычна для отечественной психологии – это «субъективная» плоскость, на которой отражаются, «рефлексируются» все упомянутые выше уровни и компоненты человеческой деятельности. Эта плоскость представляет «субъективную проекцию», субъектное отражение объективной плоскости. На ней представлены: исходная ситуация, цель как желаемое будущее, способы достижения цели (это целевой уровень); далее следует уровень технологического и алгоритмического описания деятельности (нормативный уровень), связанный с орудиями труда и совместной организацией работы с другими людьми. Таким образом на этой плоскости как бы представлено все то, что происходит в объективной деятельности, и что, по-видимому, отражается «в голове» субъекта. Здесь основным методом становится метод так называемого внутреннего наблюдателя, основанный на научном самонаблюдении. Понятно, что отражение субъектом нормативных уровней описания деятельности приводит к тому, что он отражает то, что происходит в реальности, а это, в свою очередь, определяет нормативный характер его (субъекта) поведения и деятельности.
Наконец, третья плоскость отображает внешне наблюдаемые и вполне объективно существующие результаты деятельности человека (более широко – жизнедеятельности), особенности которых несомненно отражают особенности самого человеческого субъекта, его индивидуальные характеристики.
Здесь применяется сравнительно новый для естествознания метод, достаточно общий для целого класса наук – метод исследования следов взаимодействий. В нашем случае – это метод исследования продуктов деятельности, позволяющий исследовать особенности субъекта в его отсутствие и тем самым существенно расширяющий объективную основу психологического анализа.
Таким образом психология, в отличие от классических наук, использует не два, а три фундаментальных метода как три основных источника психологического знания.
Во-первых, это метод непосредственного или прямого наблюдения, классический метод всякой опытной (экспериментальной) науки, при котором изучаются феномены, связанные с присутствием самого объекта наблюдения (в случае психологии – наблюдаемого субъекта).
Во-вторых, это метод изучения следов взаимодействий, объективно остающихся в мире как эффект движения наблюдаемого объекта (для психологии – наблюдаемого субъекта), его наблюдаемая траектория, отражающая те изменения во внешнем мире, которые произошли вследствие осуществленных взаимодействий с ним объекта, интересующего исследователя. Этот метод равно применим как для ненаблюдаемых прямо объектов, так и для объектов (в психологии – субъектов), отсутствующих в данный момент времени. Перечисленные два метода относятся к компетенции так называемого внешнего наблюдателя и с точки зрения современной теории познания дают в итоге объективное знание об изучаемых явлениях и процессах.
Третий, собственно психологический метод был разработан и обоснован в трудах В. Вундта и Е. Титченера в конце XIX – начале XX вв. Это метод «внутреннего наблюдателя», метод самонаблюдения, с помощью которого психология получает объективное знание о внутреннем мире субъекта. Другими словами, метод научного самонаблюдения позволяет объективизировать знание о субъективном мире человека, о содержании его душевных переживаний.
По нашему мнению, наиболее важной для исследования поведения и деятельности человека является комбинация указанных трех общих методов, открывающая реальные перспективы дальнейшего развития психологической теории: это переход в пространство собственно субъектного анализа, связанного с идеей «субъективного разрешения задачи, возникающей в жизни человека». Здесь заложен важнейший исходный пункт субъектного анализа, который состоит в ясном понимании того факта, что первоначально «в голове» субъекта отражается задача (или проблема), важная для его жизнедеятельности. О чрезвычайной важности понятия задачи писали крупнейшие зарубежные психологи, изучавшие законы мышления (см. Д. Дьюи, Ж. Пиаже, Д. Миллер, Ю. Галантер, К. Прибрам и др.). В известном смысле это понятие пронизывает работы всех современных отечественных исследователей человеческого мышления, в числе которых С. Л. Рубинштейн, А. М. Матюшкин, Я. А. Пономарев, В. Н. Пушкин, Е. А. Кулюткин, О. К. Тихомиров, А. В. Брушлинский и др. В некотором смысле здесь важны также идеи, развитые в работах Б. Г. Ананьева, А. Н. Леонтьева, Д. Н. Узнадзе.
И это начальное, исходное отражение задачи реальным субъектом жизнедеятельности порождает действительно более ясное понимание многих психологических феноменов. Как показывает опыт наших исследований, работы наших коллег и учеников, с этой точки зрения становятся более ясными «множественность» и «многодетерминантность» индивидуального поведения. Сюда относятся:
• понимание мотива деятельности как внутренней, субъектной интенции, в которой отражена наличная ситуация вместе с наличным (или будущим) предметом потребности;
• отражение объективной наличной ситуации, «окрашенной» наличной потребностью человека;
• отражение ситуации желаемой (целевой), также «окрашенной» соответствующей потребностью и т. д.
Такая «отраженная» задача, «окрашенная» потребностью субъекта, выступает своеобразной «разверткой» реальной предметной ситуации, проявляет необходимость получения предмета удовлетворения потребности из данной ситуации (вместе с предыдущей историей движения субъекта в мире).
Это означает, что вся наличная жизненная ситуация в целом, весь спектр наличных состояний мира становятся субъективно окрашенными интенциями (потребностями и интересами) данного субъекта.
По нашему мнению, такая «проекция» потребности индивидуального субъекта на спектр состояний окружающего его мира позволяет понять, как и почему в человеческой деятельности, в едином и целостном движении объективного мира, в процессе целенаправленной смены его состояний действующим субъектом мотив с образом цели оказываются связанными в таком же едином и целостном движении. Именно в этом непрерывном движении: «мотив – образ цели», при «теоретическом», мысленном решении задачи человеком как раз и находится искомая технология или способ решения возникшей перед субъектом задачи. Это решение далее может оцениваться субъектом с точки зрения приемлемости технологии (плана и стратегии действия). И затем уже, представленное в кодах или «образах» движений, это решение реализуется, субъект осуществляет управление «внешними» действиями, реальными операциями «над миром», которое преобразует исходную ситуацию и формирует приемлемую технологическую цепочку практического решения данной задачи.
В этом случае теоретическое решение как бы объективизируется, возвращается обратно в окружающий мир в виде наблюдаемого практического действия, которое и воспринимается нами как действительное решение задачи. Так найденная «технология» впервые становится введенной в формулу объективного движения мира, т. е. помещается туда, где начинается объективный анализ деятельности в нормативных аспектах, туда, где технология фактически и существует как часть человеческой культуры.
Сравнивая найденное решение с уже существующими, приемлемыми и принятыми социумом, а также с наличными ресурсами и орудиями труда, субъект переходит к решению другой задачи – изменения или сохранения существующих норм. При этом возможно изменение этих норм с точки зрения найденных решений (в том числе новых, необычных, и таким образом субъект осуществляет нормотворчество) или, наоборот – сохранение их, – и происходит подчинение индивидуально найденных решений существующим социальным нормам. Таким образом видно, что элемент творчества (сравни позицию Я. А. Пономарева) появляется именно на стыке рассмотренных выше плоскостей.
Важно отметить, что возникающая потребность субъекта, «окрашивающая» процесс достижения цели[2] как предмета удовлетворения потребности, далее детерминирует весь процесс удовлетворения потребности. В этом контексте становится понятным, что человеческая эмоция может выступать как своеобразная проекция субъекта (личности) на «градиент (удовлетворения) его потребности». Это означает, в частности, что если потребность удовлетворяется постоянно, то и эмоции быть не должно. Если удовлетворение потребности вдруг прерывается, то упомянутый «градиент» максимален – и максимальной должна быть эмоция. Приведенный пример представляет, конечно, крайний (экстремальный) случай, но подобные примеры все же наблюдаемы в реальной жизни. Однако нужно помнить, что эти эмоции конечно же представляют собой личностные реакции и отражают индивидуальные потребности, поэтому конкретное содержание эмоциональной реакции будет зависеть от структуры и свойств самой личности, т. е. от характеристик субъекта, реагирующего на возникающую ситуацию.
Наконец, важно, что во всей рассмотренной выше пространственной структуре психологического анализа можно обнаружить те моменты и те элементы, которые были найдены и исследованы в истории психологии. Так, например, в экспериментальной психологии давно, широко и подробно исследуются следующие понятия и явления:
• мотив, потребность, цель;
• информационный синтез образа исходной ситуации;
• «образ наличной ситуации»;
• образ потребного результата (хотя это и не очень ясный термин);
• процесс решения задачи;
• вектор «мотив-цель»;
• сдвиг «мотива на цель» и т. д.
Многие из названных выше концепций до последнего времени не были связаны единым теоретическим контекстом, не были найдены как соединяющие их связи, так и разъединяющие их границы и признаки.
Рассмотренный субъектный анализ вносит новый момент в работу психолога: он состоит, во-первых, в ясном – и существующем в реальности – пространственном «расщеплении» рассмотренных ситуаций, элементов и их признаков на объектные и субъектные; во-вторых, в переходе от функционального и процессуального к «задачному» подходу. Напомним, например, что еще на заре развития политэкономии было отмечено, что процесс торговли есть процесс обмена товарами (объектный процесс); но при этом не было установлено, что здесь, за этим обменом товарами скрыт субъектный процесс обмена стоимостями. И именно в процессе и в результате обмена стоимостями возникает необходимость установления их субъективной (точнее – субъектной) эквивалентности, – а это уже причина и субъектное основание появления всеобщего эквивалента стоимости – денег (сравни фетишизм товара и денег у К. Маркса).
Аналогичным образом, еще С. Л. Рубинштейн определял и мышление, и практическую деятельность человека как процесс решения задач, не раскрывая того, что именно целостный процесс формирования и решения задачи порождает и мышление, и процесс деятельности, т. е. является его сутью. Поэтому анализировать следует не столько процессы решения поставленных задач – если мы хотим проникнуть в природу психического, – а особенности и закономерности формирования задачи, отражения задачи субъектом, т. е. как раз процесс возникновения задачи, разрешение которой приводит или не приводит к удовлетворению потребности субъекта. Ранее психологи полагали, что задача уже дана субъекту и, естественно, изучали лишь процесс ее решения.
Отсюда, конечно, ясно, что процесс развития и прогресс в развитии психологической науки оказываются теснейшим образом связанными с пониманием того, что «человеческий фактор» нужно не только «учитывать» в разных сферах человеческой деятельности, но нужно активно управлять человеческим ресурсом как на социальном, так и на индивидуальном уровне. Это означает, что развитие фундаментальных разделов психологии должно идти по линии раскрытия психологических механизмов (причин и структуры их действия), которые в действительности раскрываются только в комплексном пространстве рассмотренных выше плоскостей анализа, т. е. в ненормативном, творческом, субъективном, индивидуальном решении задачи.
Раскрытие психологических механизмов регуляции поведения позволяет понять именно то, как субъект понимает и/или принимает задачу, как он приступает к ее решению, как он находит новые решения, как он эти решения возвращает в «объективный мир» в виде зафиксированного социального (социализированного) человеческого опыта.
Такое «движение» субъекта во множестве задач и анализ этого движения в контексте задачи позволяет, помимо прочего, довольно точно связать между собой различные психические функции, а также – психические функции, процессы, состояния и свойства индивидуального субъекта и т. д.
Отмеченные ранее особенности реальных объектов психологического анализа с учетом обозначенных выше центральных идей конструктивного подхода позволяют нам определить психику как систему, управляющую поведением и деятельностью субъекта, его взаимодействием с окружающим миром. Данное определение в принципе не сильно отличается от других существующих определений и вполне совпадает с пониманием психики, сформулированным в русле системного подхода (Ломов Б. Ф., 1975–1984). В то же время данное определение позволяет сформулировать другое важное утверждение. Современный подход требует изучать психические явления не только в состояниях взаимодействия субъекта с миром, не только в контексте смены этих состояний в отдельные моменты времени (т. е. в известной мере – статично), – но в движении субъекта взаимодействия в системе этих взаимодействий, то есть в реальной экологической нише субъекта.
Специалист XXI века немыслим вне информационных систем. В первую очередь это касается использования различных экспертных систем, позволяющих ему быть в курсе самых современных данных о профессиональной деятельности и получать поддержку в практической работе независимо от места нахождения. Можно по аналогии, смысл которой станет достаточно ясен из последующего, сказать, что искусственные информационные машины в будущем могут быть и, вероятно, будут использованы не только и даже не столько для того, чтобы обрабатывать информацию и производить алгоритмические, «рутинные» вычисления, сколько для того, чтобы на них отрабатывать различного рода теоретические модели решения реальных задач; строить мысленные, теоретические решения этих задач по аналогии с тем, как это делает человек; создавать сложные «мысленные» модели для проведения «идеальных»,[3] мысленных экспериментов. Обработка сложных мысленных моделей, постановка «идеальных» мысленных экспериментов представляет собой, по нашему мнению, одну из перспективных функций и сфер применения новейшей вычислительной и информационной техники.