К тому, о чем сейчас пойдет речь, в Арабском халифате пришли опытным путем с использованием многовековой систематической практики наблюдения за явлениями природы и их отражением на материальном благосостоянии человека и общества. Под тем, что мы сегодня называем критической и стрессовой ситуацией, в трактатах военных теоретиков Арабского халифата понималось наличие некоторого неразрешенного, неясного, более-менее ярко выраженного противоречия (когда оценочные нормы не соответствуют сочетанию условий, характеризующих ту или иную жизненную ситуацию), предполагающего, что наиболее естественным исторически и физиологически способом снятия противоречия является прямое физическое действие.
   Здесь необходимо помнить о том, что основная задача, которую постоянно решает подсознание человека, заключается в обеспечении безопасности, сохранности своего биологического носителя, поскольку это необходимо для решения любой другой задачи. Во-первых, подсознание выделяет в наблюдаемом объекте или процессе некую закономерную, понятную составляющую. Причем не каким-то замысловатым путем, а с использованием механизмов формирования норм, по которым человек оценивает характер своего существования в той или иной сфере бытия. Одновременно подсознание оценивает соответствие частей данного процесса, объекта этой составляющей. Одновременно подсознание оценивает соответствие частей данного процесса, объекта этой составляющей. Предположим, что они совпали. Нет отклонений, которые подсознание оценивает как источник потенциальной опасности. Возникает эмоциональное состояние безопасности, удовлетворенности. Другой вариант: предположим, что соответствие оказалось обозначенным, но после этого происходит неожиданное отклонение. Оно оценивается подсознанием в качестве предвестника потенциальной опасности, что приводит к защитной физиологической реакции, гормональному выбросу. Но подсознание же достаточно быстро приходит к выводу, что это отклонение безопасно. Срабатывает защитный механизм против защитного механизма: физическое действие происходит, но в трансформированном и стандартизированном виде – например, в виде напряжения мышц грудной клетки и лица, в виде смеха (не зря ведь говорится, что «от трагического до смешного – один шаг»).
   В задаче, которую решает подсознание и которая направлена на реализацию инстинкта самосохранения, есть первый пункт, первое действие, обеспечивающее возможность ее решения: для того чтобы вовремя и эффективно решить ее, необходимо выявить, а еще лучше – спрогнозировать появление опасности, с тем чтобы получить некоторый запас времени для подготовки к отражению или нейтрализации этой опасности. Воин должен научиться предвидеть, предощущать критическую ситуацию.
   Индивидуальный учебно-воспитательный процесс позволял выработать у воина ислама способность на подсознательном уровне постоянно, даже во сне, заниматься поиском возможной опасности. И когда возникало что-либо неожиданное или непонятное, оно оценивалось подсознанием как источник возможной, потенциальной опасности. Подсознание дает организму своего носителя сигнал на подготовку к отражению этой потенциальной опасности. Происходит выброс биологически активных веществ в кровь для перевода организма человека в состояние, в котором он может совершить больше работы в единицу времени. В наше время наукой доказано, что если такой выброс биологически активных веществ произошел и после этого не совершено физического действия, это приводит к своего рода «общей порче» организма. Биологически активные вещества не «сгорают», не используются в том режиме, который предусмотрен природой.
   Военные теоретики Арабского халифата пришли к этому пониманию практическим путем (система психофизических упражнений позволяла снимать, нейтрализовать качественные процессы в организме). При возникновении и нарастании стрессоподобного состояния рекомендуется понять механизм его возникновения и постараться, насколько это ни покажется парадоксальным, «помочь» этому механизму, проговорив за него ту формулу, в соответствии с которой он, собственно, и действует. Арабы (а впоследствии и другие воины ислама, принадлежащие к иным народностям) в таких случаях использовали соответствующие молитвы и заговоры, сводящиеся к формуле: «Это опасно, это очень опасно, это смертельно опасно для моей жизни». Оказывается достаточным проговорить эту формулу, чтобы в необходимой степени исключить разрушающее воздействие упомянутого выше механизма. Ведь если эмоцию перевести в словесный вид (из словесно формализованно не выражаемого мышления в словесно формализованно выражаемое мышление), она перестанет быть эмоцией. Очень важно понимать, что если эмоция расшифрована неправильно, то она, естественно, не выводится из эмоциональной сферы. Умению воина правильно расшифровать свои эмоции и эмоции других придавалось очень большое значение. Учебный процесс был направлен на то, чтобы после его усвоения у воина появлялась возможность самостоятельно решать широкий круг психоаналитических (выражаясь современным языком) задач. Большое внимание в процессе обучения уделялось борьбе со страхом. Ведь чувство страха приводит к понижению физиологических возможностей человека, к его демобилизации. Это относится именно к чувству страха как таковому. Подчеркнем, во избежание путаницы, что иногда ситуация может быть объективно страшной, но чувства страха у человека, оказавшегося в этой объективно страшной ситуации, при этом не возникает, а возникает нормальная физиологическая реакция, повышающая физиологические возможности человека. При настоящем страхе, подсознательной оценке некоторой обычно прогнозируемой в определенном будущем ситуации как ситуации, отягощенной неразрешимыми или трудноразрешимыми противоречиями, человек боится, что он с чем-то не справится. И в связи с тем, что эта оценка возникает на уровне подсознания, то есть именно на том уровне, на котором происходит управление внутренними органами и физиологическими функциями, эти функции в различной степени демобилизуются. Борьбу с негативными эмоциями в армиях Арабского халифата вели при помощи внушения, самовнушения, широко испольуя молитвы, заговоры (загрузка на уровень подсознания логически эмоциональных схем, нейтрализующих негативные эмоции), переключение (сдвиг во времени, физические упражнения, различные игры, ритуальные омовения, умывание и т.д.), психоаналитический подход, расшифровку, «ословесливание» (выражение в словесной форме) первопричины негативных эмоциональных состояний.
   Система воинских наказаний и поощрений, действующих в армии халифата, была направлена, с одной стороны, на то, чтобы пресечь возможность воинских проступков и преступлений, а с другой стороны – на то, чтобы повысить заинтересованность воинов в ревностном исполнении ими своего воинского долга. Основное внимание уделялось не разработке карательных мер, наказаний за воинские преступления, а совершенствованию мер поощрения воинов. Такая тенденция может быть понята и объяснена с учетом коренных изменений в социальном и национальном составе войск Арабского халифата.
   Вся система воспитательной (идеологической) работы среди воинов ислама была рассчитана на неуклонный подъем боевого духа армии и поддержание этого боевого духа на постоянно высоком уровне. Военными теоретиками чрезвычайно высоко оценивалось значение идеологической работы в армии, при этом постоянно подчеркивалось преимущество живого слова перед другими методами командования.
   Для обеспечения максимальной сплоченности своей армии командующим рекомендовалось по возможности использовать родственные связи между воинами.
   Религиозная служба в мусульманской армии также была направлена на сплочение воинов, на укрепление их дисциплины. Религиозное воспитание в войсках Арабского халифата составляло основу морального воздействия.
   Военные специалисты данного исторического периода развития халифата, отдавая себе полный отчет в возросшей ценности армии в системе государственных учреждений, вели успешный поиск методов достижения победы над врагом с минимальными возможными собственными потерями. Важнейшим методом усиления своей армии они считали повышение ее морально-политического уровня. Имея объективную основу для деятельности в этом направлении (новый национальный и социальный состав армии), они разрабатывали подробные рекомендации для извлечения максимальной выгоды из нового состояния.
   Главная причина тесной зависимости военной доктрины армии Арабского халифата от доктрины развития государстенности заключалась в том, что обе эти доктрины отражали сущность одного и того же хронологически длительного этапа в развитии мусульманской военной организации. Расхождения в концепции обеих доктрин объясняются разными уровнями развития одной военной организации.
   Суть методов, применяемых в процессе обучения и воспитания воинов армии Арабского халифата, заключалась (в современной трактовке) в том, что эти методы представляли собой специфическую форму теории и практики внушения в педагогическом процессе. Практически определив некоторые универсальные закономерности развития материи, арабы Средневековья создали уникальную систему пролонгированного обучения, имеющую (если провести аналогию с программированием) жестко фиксированное количество приемов, каждому из которых соответствовал целый учебно-методический комплекс.
   Из всего изложенного выше можно сделать вывод, что, согласно идеологической доктрине обучения воинов армии Арабского халифата, смысл и цель жизни любого человека заключалась в его стремлении к единству с окружающим целым, к тем нормам, которые сформировались у человека в различных сферах его сосуществования с общим целым. При этом данный человек не должен был забывать о том, что его нормы могут не совпадать с нормами других людей. И не было никаких оснований полагать, что его нормы, интересы, ценностные ориентиры выше, чем чужие. Но, рассуждая логически, нельзя было не согласиться и с обратным – с тем, что нормы, интересы и ценностные ориентиры других людей не выше норм, интересов и ценностных ориентиров данного конкретного человека. Из этого следовало, что все люди равны. Равны только и единственно как части прошлого, настоящего и будущего, равны как части вселенной.
   Сказанное целиком и полностью относится к обучению не только воинов светских армий Арабского халифата и возникших в его недрах, а впоследствии – и на его развалинах исламских государств, но и адептов тайных духовных орденов мусульманского Востока.

О повседневной жизни «Ориента»

   У мусульман было то, чего тогда так не хватало христианскому Западу, – чувство единства и относительно спокойное существование. На протяжении столетий мирной жизни во многих мусульманских, или сарацинских, землях культура достигла высочайшего расцвета. Но этот расцвет имел и свою обратную сторону. Жители мусульманских городов – потомки арабских завоевателей, слившиеся с насильственно исламизированным местным населением, – стали настолько изнеженными, что предпочитали вести военные действия руками наемников (преимущественно тюркского происхождения).
   Попытаемся теперь вкратце описать повседневную жизнь мусульман Среднего и Ближнего Востока – «Ориента», как его именовали писавшие свои сочинения по-латыни средневековые западноевропейские летописцы (от этого, кстати, происходят наши слова «ориентир» и «ориентироваться», поскольку именно там находился Святой Град Иерусалим, к которому были устремлены помыслы всех христиан, в соответствии с чем именно на Иерусалим были ориентированы все христианские географические карты со времен поздней Римской империи), или Леванта, то есть «Восход (солнца)», как его именовали «франкские» паломники и крестоносцы (собственно, под словом «Восток» также имеется в виду «восток, то есть восход солнца»), в X—XI веках – в период, предшествовавший Крестовым походам.
   Как уже говорилось выше, каждый юный муслим (мусульманин) той далекой эпохи, достигший семилетнего возраста, обязан был посещать начальную школу при местной мечети, обучение в которой длилось 5 лет. Причем существовали и специальные начальные школы для девочек (обучение было раздельным). После окончания начальной школы ученик мог продолжать учебу в средней школе. При наличии хороших оценок и соответствующих талантов молодые студенты – талибы (талибаны) – продолжали обучение в одной из школ высшего звена, наиболее престижными из которых считались университеты Багдада и Каира (уже упоминавшиеся нами выше Аль Азхар и Низамийа). Обучение в этих университетах значительно облегчалось наличием в двух вышеуказанных городах замечательных библиотек. Государственные ведомства просвещенных мусульманских владык, требовавшие постоянного притока многочисленных высокообразованных чиновников – например, налоговая служба, здравоохранение, палаты мер и весов и др., – не испытывали недостатка в квалифицированном персонале, набиравшемся из выпускников мусульманских высших учебных заведений.
   Особо важным достижением тогдашних магометанских государств являлась высокоразвитая система здравоохранения. Ее наличие было абсолютно необходимым для таких огромных городов (или, выражаясь по-современному, мегаполисов), как Каир (Аль-Кахира) или Багдад. Но и в других сарацинских государствах той поры имелись многочисленные больницы, странноприимные дома, сиротские приюты, дома престарелых и лечебницы для душевнобольных. Причем все вышеперечисленные богоугодные заведения существовали в двух раздельных вариантах – как для женщин, так и для мужчин. В них царил поистине образцовый порядок. Хакимы-лекари, обладавшие законченным высшим медицинским образованием, ежедневно совершали обход всех больных. В перерывах между визитами врачей о пациентах заботился санитарный персонал. О больных пациентках заботились врачи женского пола, также имевшие высшее образование, и квалифицированные санитарки. Каждому больному полагалась собственная койка.
   Уже в 923 году один из сарацинских министров распорядился открыть ведомственную больницу специально для служащих своего министерства. Труд врачей облегчался ярко выраженным стремлением тогдашних мусульман к чистоте и гигиене (им было предписано Кораном пять раз в день совершать ритуальные омовения и т.д.). Так, по сообщения арабского писателя Ибн Джобаира, проживавшего в Дамаске в эпоху султана объединенных в рамках личной унии Сирии и Египта Салах-ад-дина, с которым мы еще не раз встретимся по ходу нашего повествования, в этом городе имелось около 100 общественных бань, а в пригородах – более 40 зданий для совершения омовений; все они были снабжены водопроводами.
   В эти густо населенные издавна земли постоянно совершали вторжения все новые чужеземные завоеватели, приходившие чаще всего из глубин Азии. Однако, осев на завоеванных территориях, они, как уже было сказано выше, в скором времени утрачивали свой воинственный дух. Знамя пророка (черное во времена Мухаммеда и Абассидов, зеленое у Омейядов, белое у Фатимидов), выпав из ослабевших рук арабов, удивительно быстро давших развратить себя благами цивилизации, было подхвачено руками омусульманившихся персов, берберов, тюрок, курдов и других народов, утвердивших его «у стен недвижного Китая», на жарком полуострове Малакка и островах Индонезии, на берегах древней реки Ра, или Итиль (нашей нынешней Волги), среди волжских булгар и в других, весьма отдаленных от Мекки местах. Жители мусульманского Среднего Востока обладали превосходным вооружением, что не удивительно, ибо они были знакомы со всеми видами металлов и металлообработки. Им давно был известен и порох (через китайцев), хотя они еще не использовали его для стрельбы.
   Подобно франкским рыцарям, сарацинские «фарисы» носили панцирные рубашки, под которые поддевали многослойные войлочные куртки. Огромной популярностью пользовались спортивные состязания всех видов, упражнения с оружием, скачки и поединки между всадниками, покрытыми броней. По мнению некоторых исследователей, турниры были переняты западным рыцарством именно от сарацинских «фарисов» в эпоху Крестовых походов (так же, как сами арабы в свое время переняли их у тяжеловооруженных иранских витязей Сасанидской эпохи), в то время как в предшествующую эпоху под словом «турнэ» на Западе понимали не воинские ристания, не поединки с оружием, а обычные конные состязания вроде скачек.
   Теперь скажем несколько слов о взаимоотношениях между проживавшими в Леванте христианами и мусульманскими завоевателями. Чем дольше адепты этих двух религий жили бок о бок друг с другом, тем большую терпимость они проявляли друг к другу. Дело зашло так далеко, что практически все государственные должности (кроме должности «кадия», то есть судьи, остававшейся привилегией исключительно мусульман) оказались доступными для исповедника любой религии. Мусульманские владыки имели даже вазиров (первых министров), исповедовавших иудейскую веру. Поэтому приток христианских паломников в Иерусалим, не иссякавший никогда, всегда был желанным для мусульман – хотя бы из-за денег, получаемых ими от паломников.
   В XI веке христианские святыни Иерусалима посещало до 20 000 паломников в год. Порой в магометанских городах даже строили новые христианские церкви. Многие христианские монастыри пользовались среди мусульман большой популярностью, поскольку монастырские виноделы занимались распивочной торговлей запретным для магометан вином. С другой стороны, мусульмане нередко тоже совершали паломничества и посещали христианские церкви поклониться выставленным там реликвиям.
   Если сравнить ситуацию, существовавшую на Ближнем и Среднем Востоке до начала эпохи Крестовых походов, с положением в тогдашней Центральной Европе, то Европа окажется отнюдь не в выигрышном положении. Городов в Центральной и Западной Европе почти не было. А те немногие города, которые сохранились там с античных времен, насчитывали не более 10 000 жителей каждый. Единственными сохранившимися оазисами культуры были монастыри, хотя далеко не все монахи умели читать, писать и даже понимать смысл латинских молитв и псалмов, которые заучивали наизусть. Библиотеки даже старейших и крупнейших монастырей (в первую очередь итальянских) редко когда могли похвастаться более чем несколькими сотнями томов или свитков.

Орден низаритов

Вместо вступления

   Выше мы далеко не случайно упомянули, что в движениях, оппозиционных властям предержащим Арабского халифата и возникших в его недрах исламских государств существовала своя школа ускоренного массового обучения воинов, в разработке которых ведущая роль принадлежала тайным, преимущественно суфийским, обществам, братствам и орденам, имеющим иранское происхождение и уже в силу этого оппозиционным правящему «арабскому» истеблишменту; о них у нас еще пойдет речь далее. Теперь настало время начать дестан о самом знаменитом из этих тайных обществ или братств – об ордене низаритов (именовавшихся также батинитами – от арабского слова «батин», означающего «внутренний», «скрытый», «тайный», «эзотерический»).
   Учения великих пророков доисламского прошлого – Будды Шакьямуни, Спитамы Заратустры, Шенраба и других стали со временем религией (то есть идеологией) могучих и воинственных держав. Но эти последствия не были связаны с самими пророками как таковыми. Пророки не стремились и не призывали к созданию таких держав силой меча.
   А вот Абу аль-Касим бен Абдаллах ибн Абд аль-Муталлиб ибн Хашим (Гашим), сиречь Мухаммед, был пророком совсем иного рода.
   Мухаммед не был оторванным от земной жизни аскетом, царство которого – «не от мира сего», а успешным коммерсантом и реальным практическим политиком, имевшим семью (вот только сына-наследника ему Аллах не дал!), окруженным энергичными, сильными и влиятельными родственниками, унаследовавшими после него не только духовную, но и земную власть над созданным им халифатом (хотя он сам и был пророком, а не халифом). Прозелиты Абу аль-Касима бен Абдаллаха ибн Абд аль-Муталлиба ибн Хашима вербовались вовсе не из среды «униженных и оскорбленных» или «обездоленных и угнетенных». Подняв черное Знамя Нового Откровения, Мухаммед выковал воинственную и практическую религию для земных хозяев земного мира. Исламская религиозная система, разработанная им, была отлично приспособлена для создания земного, сплоченного и агрессивного государства. То, что было сделано в зороастризме и буддизме спустя много лет после смерти проповедовавших их пророков Будды Шакьямуни и Спитамы Заратустры, Мухаммед сделал сам. Он был властным, суровым и воинственным вождем – армии мусульман уходили в походы на «неверных» уже при жизни пророка.
   Будда Шакьямуни и Спитама Заратустра оставили ученикам свои слова, надежды и сомнения. Мухаммед же учил своих последователей не сомневаться. Нищие мудрецы, проповедующие учение немногим избранным, – это не ислам в том виде, в каком его замыслил Мухаммед. Он замыслил ислам как молодую феодальную державу, и сам начал строить ее не только мечом духовным, который есть слово Божие, но и мечом земным, железным (не случайно сабля Мухаммеда – знаменитый «зульфикар» – имела не один клинок, а два). Слова пророка Мухаммеда, опытного и расчетливого купца из славного и богатого города Мекки, были обращены к полководцам и купцам, которые спешили мечом утвердить святую веру и получить торговые монополии.
   Если бы у Будды Шакьямуни и Спитамы Заратустры были сыновья, они, вероятнее всего, стали бы такими же бездомными мудрецами, как и их отцы. Родственники же Мухаммеда стали феодалами, образовав аристократию созданной им духовно-светской мировой державы. Они были вполне реальны, царство их было «от мира сего», они боролись за место у трона пророка точно так же, как сыновья, племянники, братья и сестры светского феодала.
   Секты и расколы в буддизме, зороастризме и других религиях пророческого (профетического) типа возникали, как правило, в связи с различиями в толковании учения. В исламском мире же возникновение расколов, сект и ересей чаще всего определялось политическими причинами. Порой между мусульманскими сектами не было разногласий в обрядах или вероучении, в недрах формально и внешне единой «нации ислама» – мусульманской уммы – бурлили чисто политические страсти. Центрами притяжения враждующих толков в исламе оказывались не столько идеи, сколько люди – нередко родственники Мухаммеда и четвертого («последнего праведного») халифа «хызрата» Али. И оттого столкновения и даже войны между приверженцами разных толков ислама велись не столько вследствие того, что одни были «еретиками», а другие ими не являлись, сколько потому, что вожди сектантов были выразителями центростремительных процессов в созданной силой оружия исламской державе.
   Иранский писатель Равенди горестно повествовал о печальной судьбе древнего персидского города Нишапура. В 1154 году на него напали кочевники из тюркского племени огузов (из которого вышли в свое время Сельджуки) и разорили. В городе, и без того разграбленном врагом, «по причине различия в религиозных толках еще со старинных времен кипела взаимная вражда. Каждую ночь какая-нибудь партия созывала из какого-нибудь квартала ополчение, поджигала кварталы противников и все, что еще оставалось после огузов, уничтожалось… Теперь в Нишапуре, где были собрания друзей, медресе наук и местопребывание лучших людей, пасутся стада, рыщут дикие звери и ползают гады».
   Будучи не столько идеологически-религиозными, сколько социальными движениями в мире без четких границ (ведь, как мы уже знаем, теоретически ислам должен был распространиться на всю обитаемую сушу), исламские ереси и толки распространились по разным странам некогда единой мусульманской уммы.
   Уже в середине VII века сторонники двоюродного брата и зятя пророка Мухаммеда «хызрата» Али, получившие наименование шиитов, стали утверждать, что только Али получил сокровенное знание от пророка и потому только он имеет право называться духовным вождем ислама – имамом. И потомки Али тоже станут имамами, так как Али передаст им это сокровенное учение.

Шиизм и его разновидности

   Дело, вкратце, было так. После смерти пророка Мухаммеда, когда поднялся вопрос о том, кто станет главой мусульманской общины-уммы, а значит, по тем временам весьма большого и могущественного государства, исламская умма претерпела раскол на два враждующих лагеря: суннитов, приверженцев ортодоксального направления ислама, и шиитов.
   Часть мусульман выступала за то, что власть должна принадлежать только прямым потомкам пророка Мухаммеда, то есть прямым потомкам Али ибн Абу Талиба, двоюродного брата пророка, женатого на Фатиме, самой любимой дочери Мухаммеда. По их мнению, близкое родство с пророком Мухаммедом делало потомков Али единственно достойными правителями исламского государства. Отсюда пошло название шиитов – «ши’ат Али» («партия Али»).