Шкипер, тоже кивнув, скрылся в рубке.
   Заложив для проверки маневренности пару легких виражей на малой скорости, Костя не спеша потянул лодку к южной оконечности бухты – щадит мотор, греет.
   – Катрин смотрит за скалой, остальные изучают берег. – Я начал заново распределять роли: теперь на палубе собрался весь экипаж, кроме Нионилы и Даньки. – Ольга, ты смотришь за «Зодиаком». И только за ним! Беспрерывно. В бинокль глянула – глазками, в бинокль – глазками. Понятно?
   Кто же лучше выполнит такую задачу, нежели верная жена рулевого!
   – Светлана, за тобой контроль поверхности океана вокруг судна, переходишь с борта на борт. Не отвлекайся. – Дождавшись кивка докторши, я продолжил: – Сашка, на палубу. Смотришь только на береговую полосу. – Бадха в этой ситуации лучше других различит признаки присутствия людей, особенно группы. – Ленни, за тобой контроль местности выше линии пальм пляжа, ты с камерой, делай снимки. Все, работаем!
   Сам пошел в рубку, решил уйти со сцены: тяжело без привычки – надо перевести дыхание и посмотреть на приборы слежения.
   РЛС работала как бешеная, беспощадно простреливая окрестности. Засветка от линии берега чудовищная, сплошные пятна и «волосы» – Маурер старательно ищет скопления металла, указывающие на присутствие локалки или техники. На гидролокаторе глубина двадцать пять метров, видно, как рыба ходит.
   Предвечерний океан испускал насыщенный свет, словно огромный драгоценный камень – индиго, да и только, – мерцающий, манящий. Загадки вечернего освещения порой удивительны – вроде бы небо стало потемней, солнце уже низкое, а видимость в глубину лучше! Отчего? Так и на рыбалке бывает: именно вечером видишь рыбу под лодкой, наблюдаешь, как серые торпеды хищных гольцов и тайменей проходят под днищем. В такие моменты я иногда опускал в воду блесну-«ложку» без тройника и играл с рыбинами, как с огромными подводными котами. – Часто они эту игру принимали, охотно били по блесне мощным хвостом, выбрасывая ее на поверхность, а порой и сами вылетали, кувыркаясь в косых лучах…
   На мостике стоишь повыше, потому и в глубину видно лучше. Вот синеватые призрачные морские окуни с глазами-опалами – медленно проплыли стаей с левого борта. Потом мимо важно прошествовал огромный группер; не обращая на нас ни малейшего внимания, он легко обогнал еле плетущийся «Клевер» и ушел в отрыв. Идиллия, открыточный уголок. Но погружений я не допущу: банально страшно за личный состав. Представляете, какие тут могут быть мурены? Дельфинов пока не видно, как и акул. Может, последним тут совсем не «макдоналдс»? На каменистом дне бухты, скорее всего, есть масса укрытий, пещерок и уютных ниш-схронов… Не, все равно не допущу.
   Ох, и красиво! До чего хорош этот яркий отсвет закатного солнца над морем и темно-зеленые пятна на океанской дали, подкрашенные тенями облаков.
   – Дельфины за кормой! – тоненько крикнула Света.
   – Сколько? И дистанция, – подсказал ей Маурер по громкой связи.
   А я, повернувшись к ней, легонько стукнул себя по уху, потом показал на грудь.
   Светка было нахмурилась, но тут же сообразила, накинула наушники гарнитуры, щелкнула тангентой:
   – Три особи! Идут параллельно берегу, примерно сто метров.
   Особи… Вот врачи! А грудь у врачихи, между прочим, того… впечатляет. Хорошо выглядит казачка. Плотоядно. Ну, в смысле… ладно.
   – Продолжать наблюдение.
   Местные дельфины меня не пугают. Ясно, что они, как и все живое на Платформе, перекормлены анаболиками Смотрящих, но это не должно привести к фатальному изменению характера животных, вряд ли нам стоит ждать от них проблем. Народ на дельфинов не отвлекся, все продолжали выполнять поставленную задачу. «Зодиак» сталкеров медленно двигался вдоль берега.
   Большую часть бухты составлял необыкновенно белый пляж. Тот самый, что преследует нас в тревожных снах после трудного зимнего дня, тот, что завораживает яркими картинками буклетов туристических фирм, что отложился раз и навсегда в воображении развратным придыханием красавиц из рекламных роликов. Здесь надо снимать «Голубую лагуну» и бить баклуши, чтоб я лопнул! Баклуша должна быть большая, мягкая и бархатистая на ощупь. Я сразу не вспомню, что это такое, но пусть она будет рядом в тот миг, эта Баклуша. И вот… лежишь ты на белом, чуть шипящем от ленивых движений песочке, и в страшный лом тебе бить ту Баклушу палисандровой бейсбольной битой, которая почему-то лежит рядом.
   И ты лишь лениво толкаешь на все согласную Баклушу сухой голой пяткой. А та мягко пыхтит, мол, отстань, чувак, я загораю… Впрочем, вполне может быть, что Баклуша – это что-то отечественное, деревянное, твердое и тупое. Никак не подходящее к образу такого «сейшельского» пляжа. Эх…
   – Катрин, доклад…
   – Все спокойно, командир, гаруда ушла куда-то. Ногами.
   – Принял.
   Пальмы на берегу стояли ровной стеной. Можно применить к пальмам слово «матерые»? Пожалуй, нет, это что-то от сибирских лесорубов. Хорошо, тогда так – солидные «передовые» пальмы. В бухте Южного Форта тоже есть пальмочки, коими гордится весь анклав, но эти гораздо круче. На переднем плане стояли высокие, странным образом как бы надломанные у вершины деревья, синхронно покачивающие длинными изумрудными листьями. Здесь у них нет необходимости перехватывать океанские ветра. Согласно розе ветров шторма чаще всего летят с запада, а с той стороны бухту надежно прикрывают зеленые холмы.
   У подножий наверняка водятся местные рептилии, и самые банальные ящерки будут накачанными, гигантскими, как и гекконы.
   Пальмы были нескольких видов, одни – точно кокосовые, других не узнал, может, там и финиковая есть. Нужны нам финики? И какое время сбора урожая кокоса на местных плантациях, не осень ли? Кто знает экзотику эту, может, они тут круглогодично растут, как помидоры в китайских теплицах. А орешки-то большие, это видно хорошо, обязательно наколотим. Чуть выше пальм и ближе к холмам лежала узкая полоска смешанного леса, даже не леса скорее, а высокого кустарника – можно разглядеть папоротник и лавр. Вот там босиком ходить не рекомендуется, это не пляж: и змеи могут быть, и тарантулы какие-нибудь, упаси господи. Выше начинались те самые невысокие ели и сосны канарского типа, которые своими иглами длиной до тридцати сантиметров словно прочесывают туман и таким образом возвращают влагу в почву.
   Особого богатства местной фауны мы не ожидали. Видовой состав островов всегда беден и является результатом случайного занесения некоторых видов, обычно птиц, рептилий, насекомых. Крупная зверушка сюда не приплывет.
   – А как же пещерник! – возмутился на одном из штабных заседаний Гоблин. – Тут что, ему не в масть? Могут скидывать.
   – Если такое десантирование на островах и происходит, к чему я пока не нахожу никаких оснований, то вряд ли Смотрящие выберут столь несообразную среде модель «Пещерник», – усомнился профессор.
   – А какую выберут? – осторожно спросил я, предчувствуя нехорошее.
   – Кого-то из кошачьих, – легко предположил Гольдбрейх. – Да-да, крупную кошку с повышенными боевыми возможностями! Это будет очень интересно, непременно сфотографируйте и опишите!
   Утешил, елки!
   – Саблезубого тигра скинут, – с мрачным видом помог чрезмерно увлекшемуся ученому Костя. – Махайрода поддутого с восемью клыками…
   Что же, и к такому мы готовились, да.
   Сталкеры уже два раза выскакивали на берег, ненадолго уходили в заросли, осматривали местность. И каждый раз я садился к «максимке», подстраховывая группу: напугал всех чертов профессор своим «махайродом». Пока разведка никаких значимых открытий не принесла, вокруг была только девственная природа. И Боцман, достаточно вышколенный на учениях, ни разу не залаял. Мы терпеливо ждали – торопиться некуда, сегодня «Клевер» дальше не пойдет, заночуем тут, согласно первоначальному плану экспедиции. Юре Вотякову с Хвостовым еще предстоит, выбрав удачное место, установить связь со Входным или Штабом и, если успеем сегодня, запустить чудо-шар – по погоде и свету…
   От первоначально запланированной установки на пустом острове радиомаяка отказались после долгих споров – по соображениям стратегическим. Коллегиально решили, что выдавать место расположения архипелага есть то же самое, что подарить его какому-нибудь активному селективному кластеру, не имеющему карты, аналогичной нашей. Сажать же тут людей на постоянное или вахтенное проживание перед зимним штормовым сезоном просто опасно – им никто не сможет помочь в случае чего. Решили так: если острова обжиты, то маяк будем ставить по договоренности. Хотя я не представляю, кто тут согласится жить, кроме людей, самой своей природой готовых к одиночеству.
   – Дядя Федя! – раздалось снизу слева громким свистящим шепотом.
   Я резко развернулся на крыле мостка, опустил голову и сразу ухватил взглядом настороженные пацаньи глазенки.
   – Можно я выйду? Вопрос есть…
   – Поднимайся.
   Курточка у парня чистая, переоделся, руки помыл и даже причесался. Тимуровец, да и только, красного галстука не хватает.
   – Чего хотел?
   – Дядь Федь, я уже того, на два раза там все… аж блестит, – почти вовремя спохватившись, доложил штрафник.
   – Ты жало-то прикуси, юнга. Материться на судне можно только старшему командному составу и сталкерам. Продолжай.
   – Разрешите на борту постоять! – Мальчишка вытянулся в струнку. А глаза косят так, что один смотрит на меня, а другой – на вожделенные пальмы и белый песок сувенирного пляжа. – Ну, дядя Федя, пожалуйста… Я тихонечко!
   Как ему хочется приключений! Дай сейчас команду – на танк побежит без гранаты, причем от танка болты полетят. Он именно ради этого удрал из России – ради этих романтических островов и кругозоров с вершины холма, трапециевидных листьев пальм, криков взволнованных чаек над головой, взлетающих над акациями вьюрков и поджидающих в кустах махайродов.
   – Товарищ командир, очень прошу… Я потом еще раз все помою, добровольно!
   Есть такие моменты, когда важное для судьбы человека необходимо сделать правильно и быстро, за секунды… Первый раз отец взял меня с собой в таежную экспедицию, когда мне не было и восьми лет. Страшно представить, что бы с ним сделала мать и вышестоящее начальство, случись со мной что-нибудь в тех непролазных дебрях Подкаменной Тунгуски. Но он взял, придав тем самым мощное ускорение в реальном начале моего жизненного пути, каждая секунда которого мне дорога и пересмотру не подлежит. Каждого из нас надо вовремя пнуть под задницу, вот что я вам скажу.
   – Нож с собой, воин?
   – А как же без ножа-то, Федор Дмитриевич, вы же сами учили, – значительно надул губы мальчишка, воображулисто доставая из многокарманных полотняных штанов складной титановый TiMil, как Том Сойер свой «настоящий Барлоу».
   – Стой тут.
   Пш-шш…
   – «Кастет» – «Тунгусу».
   – В канале, командир. Что случилось?
   – Давайте сюда, подходите к левому борту, дело есть.
   Только что закончившие очередную вылазку сталкеры быстро забрались в лодку, Кастет, пользуясь моментом, от души выкрутил ручку газа, сразу поднимая застоявшийся «Зодиак» на реданы. Они долетели за секунды и закачались возле борта, бросив конец Хвостову.
   Открыв дверь, я зашел в рубку, под удивленным взглядом Маурера снял с креплений на стене «хаудах» с подсумком и протянул пацану:
   – Владей. Назначаешься учеником в группу сталкеров. Наставник – Гоблин, то есть Сомов Михаил. Уяснил?
   Данька аж затрясся:
   – Дядь Федь, спасибо! Я честно, я же теперь по-взрослому…
   Да зачем по-взрослому… Не торопись, пацан, впитывай все открыто, пока глазенки горят.
   – Костя! – крикнул я в лодку, теперь уже сам торопливо отводя глаза от счастливых мальчишеских слез. – Принимайте пополнение в группу, мужики, ученик у вас, уважаемому товарищу Сомову на воспитание!
   И легонько, больше символически, пнул пацана по заднице, помогая тому слететь со ступенек.
   – Прыгай давай, шкет, не дрейфь! Дядя Гоблин тебя быстро нехорошему научит, – пробасил Сомов, подхватывая худенькое тело в воздухе и опуская его рядом с собакой. – Принял! Погнали, Костя. Хаз-зку!
   Нос «Зодиака» вздыбился, «Эвинруд» выбросил пенный бурун, лодка стрелой помчалась к берегу.
   – Не рано ли вы, Федор Дмитриевич, мальчика в дело определили? – проворчала Светлана в наушниках. – Как бы он не простудился на сквозняке после трюма.
   – Взаперти такой быстрей заболеет, – отрезал я.
   Сашка же даже бровью не повел, безразлично мазнув по мне взглядом. Ему все это сталкерство по фиг, для бадхи «Клевер» – главное в жизни. Лишь бы конкуренты рядом не отсвечивали…
   Скоро середина бухты.
   Уже видно, что место для жизни тут годное.
   Где-то там наверху наверняка есть хранилище-водосбор пресной воды. Огромная скала собирает дожди и конденсат, отсылая накопленную воду вниз, в небольшое озерцо в распадке, переливающееся ручейком во время дождей. Так должно быть по самой природе острова, да и Смотрящие наверняка предусмотрели наличие на микро-Платформе естественной ванны с пресной водой.
   Кому-то даже столь романтическая природа уже через пару дней пребывания может показаться скупой и скучной, но для меня, с детства засматривающегося рассветами в окрыляющей утренней легкости пустынного берега, это – чистый рай.
   Сколько мы в Штабе ни разглядывали карту, созданную научниками на базе сканов мини-глобуса, пытаясь понять происхождение еще не открытых островов, высказывать точные суждения об их природе не брался никто. Это могли быть острова вулканического происхождения либо же острова, являющиеся выступами срединноокеанических хребтов. Таинственный архипелаг мог быть и коралловым, образовавшимся там, где над водой возвышается вулкан по форме в виде буквы «С», напоминающей разорванное кольцо, окружающее лагуну, и эта форма все запутывала. Сошлись лишь на одном: данные острова не могут быть «шельфовыми», отделенными от материка проливами, как, например, Мадагаскар, – больно уж далеко они от континентов.
   Тишина-то какая…
   «Клевер» еле телепается, разворачиваясь бортом по мере продвижения вдоль берега поисковой группы. В этой большой и очень уютной бухте по-настоящему штормит редко, потому и пляж девственно чист, на берегу почти не видно скоплений веточек, стволов деревьев и обломков крупных морских раковин, вынесенных на песок ураганами. Сушняк встречается, но на этом участке пляжа выбеленных солнцем «ребер», что так хорошо горят в трескучем костре, не видно. А ведь ближе к мору по берегу… Стоп! Я торопливо оглянулся на южную оконечность белой полосы, вскинул бинокль. Точно, а ведь там сушняка гораздо больше! Только, если что, тащить его придется волоком через весь пляж. Значит…
   Я прыгнул с игрушечного крыла мостика в рубку:
   – Шкипер, тут есть люди!
   Маурер отпрянул, ошарашенный напором:
   – Что?!
   – Люди, говорю, есть! Сушняк на берегу собрали и сожгли, удобно. Все подчищают! Дальше его вообще не будет, вот увидишь. – Я схватил микрофон, но сказать в него ничего не успел.
   Пш-шш…
   – «Кастет» вызывает «Тунгуса», докладываю… Есть следы людей, – спокойно произнес Костя, я даже позавидовал. – Немного, цепочки вдоль берега. Двигаемся дальше.
   – Принял, «Кастет», подходим ближе.
   – Следы костра на берегу, на тринадцать часов! – закричал Санджа.
   Маурер уже все понял, начав осторожный поворот направо.
   – Катрин, поднимайся в рубку! – позвал Ули девушку. – Алекс остается на баке.
   Сейчас здесь начнется шаманство с эхолотом, шестом и осторожными подходами к берегу в незнакомом месте. Выйдя на палубу, я сразу пошел на нос.
   – Люди! – Ленни первой на борту заметила вышедшую из леска группу.
   Пш-шш…
   – «Кастет», наблюдаете?
   – Видим троих. Женщина с девчонкой и мужчина, у последнего за спиной гладкий ствол. Белобрысые. Подходим к ним.
   Резко маневрируя влево, лодка, словно сорвавшись с поводка, помчалась вдоль берега.
   Мы тоже ускорились. По приборам дно тут нормальное, без сюрпризов, повышается ровно. Пока «Клевер» осторожно подплывал к месту встречи, контакт уже пошел в полную силу: тут сталкерам опыта не занимать. Женщина сначала метнулась вперед, но после окрика мужчины, державшего девочку за плечи, остановилась в нерешительности, оглянулась на своих. Боятся, до последнего не показывались. Понять нетрудно: в бухте катается корабль с пушками, вдоль берега идет рейд вооруженной группы… Решились, только разглядев российский флаг, так, скорее всего.
   «Зодиак» ткнулся в песок, Гоблин тут же толкнул Даньку в бок – мол, давай первым, – тот пулей вылетел из лодки на берег. Правильно, ребенок есть ребенок, даже такой боевой. Женщина, увидев его, сразу успокоилась, все трое пошли навстречу стремительно бежавшему по песку пацаненку. Эрдель на коротком поводке трясся от возбуждения.
   Стоя на носу корабля, я смотрел на островитян в бинокль; судно уже рядом, но так детали лучше видно, а самые первые впечатления всегда важны.
   Одежда на всех аборигенах выцветшая, старенькая, крепко побитая ветками, солнцем, дождями и частыми стирками. На ногах у мужчины какие-то чудные обмотки. Но все в обуви. Это туристам в краткосрочном отпуске киношный песочек полезен в качестве SPA-процедур, а в «постоянке» ты мигом кожу до костей сотрешь. Ствол у старшего на плече висит, а вот патронташа или подсумков не видно – с патронами у них напряг, если вообще есть.
   – Командир, у дедушки левая рука травмирована! – объявила с палубы Туголукова.
   А я и не заметил сразу, что-то расслабляюсь, невнимательно работаю. Точно, левой он оперирует неуверенно.
   Это не потеряшки недавних дней – в данном случае стаж робинзонады большой.
   Данька умудрился крутиться сразу вокруг всех. Гоблин уже присел в стороне перед девочкой, достал свои вечные конфеты, что-то ей говорил, непедагогично показывая пальцем на корабль. Та слабо улыбалась, пиная ножкой обнаженную прибоем черную и блестящую раковину большой устрицы, гладила притихшего Боцмана.
   Костя разговаривал со спокойным человеком лет под шестьдесят – высоким и крупным, даже здоровым, мужчиной капитальной постройки, а маленькая молодая женщина стояла рядом, прислушивалась, о чем-то возбужденно переспрашивала сталкера. Ага, показал им корочки, там вторая страница на английском. Вот она заплакала, услышав от комсталка нечто необходимое, пожилой мужчина сразу же кинулся ее успокаивать, что-то тихо говоря на ухо…
   Данька подошел к девочке, достал свой «хаудах», показал – хвастается, дурень юный, нашел, чем… ох. Гоб тихо рявкнул на него.
   – Не нервничай так, чувак. – Ленка заметила мою реакцию. – В таком возрасте свои способы инициации. Так что он все делает нормально.
   Девчонка тоже заплакала, подбежала к матери. Ё-моё.
   Вот такая мозаично построенная композиция.
   Ушат холодной воды. Они, даже если и представляли себе примерную картину произошедшего, старательно и стойко надеялись на невероятное. И ведь почти сбылось – вот он, спасительный корабль, настоящий, солидный, совершенно земной! И тут полный облом: это не спасатели с материка – на остров прибыли такие же попаданцы.
   Советовать не могу, повторюсь: лучше сталкеров таких ситуаций никто не разрулит – они ученые, опыт колоссальный, роли расписаны, ремарки тоже. И не хотел бы я сейчас оказаться на их месте – сжигание нервов, а не общение.
   – Данила, ты на пулеметах, следи. Ольга, остаешься на борту.
   «Клевер» с шумным шорохом вылез на берег.
   – Катрин первая! – напомнил я. Сталкеры вперед, чего там.
   Гийяно, подхватив свой АКМ, не стала дожидаться спуска трапа. Чуть коснувшись лееров, она лихим прыжком перелетела через борт и легко приземлилась на песок. Санджа, как всегда, орудовал молотом, не вникая в суету, а я с Zicke направился к аборигенам. Последней шла Света, в руке тяжелая сумка с красным крестом. Вотяков пусть пока слушает эфир. Мирный вид аборигенов вполне способен усыпить любого – удобное время для провокации.
   – Данька, что смотришь, думай головой, сумка у доктора! – рявкнул Гоблин, после чего пацан рванул к Туголуковой.
   Костя представил меня на английском. Мужчина вполне дружелюбно кивнул, протянул сухую крепкую кисть размером с совковую лопату. Странный акцент, что-то типа норвежского, наверное, подобный в Мурманске слышал. Неожиданно Катрин довольно бойко заболтала с женщиной на каком-то языке. Прислушавшись, к ней присоединилась и Ленни. От девки у нас полиглоты, общеевропейское братство.
   – Это исландцы, товарищ начальник, – начал доклад Костя. – Остатки исландского монокластера, всего трое, больше на острове никого нет. Локалка, в которой они живут, находится подальше к югу, вон за тем холмом. А история непростая…
   Эйнар Дагссон, так звали деда. Без году шестидесятник, столяр из города Свидисфьердюр, мебельщик, по-нашему краснодеревщик. Они все, из этого города с названием «хренпроизнесешь», так и влипли в перенос, всей маленькой семьей. Молодая женщина – его дочь, зовут Хельга Эйнарсдоттир, то есть дочь Эйнара. Ей тридцать два года, занималась разведением лошадей – оказывается, в Исландии лошадей навалом.
   – Фамилий, в нашем понимании, у исландцев нет, – пояснила мне Zicke на русском. – Законы Исландии прямо запрещают их иметь, исключение делается лишь для натурализированных иностранцев. То есть ты бы там и остался Тео Потаповым. В традициях вместо фамилии патроним, то есть отчество. В быту так и называют друг друга – по имени, реже, официально, по имени и патрониму. Отдельно патроним не употребляется, так что Эйнара Дагссона просто Дагссоном называть не стоит. Только Эйнар или в крайнем случае Эйнар Дагссон. На самом деле эта «бесфамильная» традиция не так уж и уникальна: большинство русских и украинских крестьян получили официальные фамилии только к середине девятнадцатого века, и добрая половина фамилий представляла собой модифицированные отчества.
   Исландцы вслушивались, похоже, понимая, о чем идет речь. У женщины на щеке потеки.
   – Нормально, уяснил. И они не путаются?
   – Знаешь, чувак, даже в телефонном справочнике каждого города Исландии в алфавитном порядке указаны не патронимы, а имена. Население острова небольшое, знают люди соседей…
   Внучку зовут Джона Хельгасдоттир, Хельга ее воспитывает одна, без сбежавшего в Англию муженька, поэтому патроним дан по матери, такое бывает. Их английский был вполне понятен – сколько раз замечал, в таких ситуациях сложней всего носителям языка, им что-то не нравится, что-то их коробит. Мне по фиг: неправильно сказали? Так и я порой неправильно говорю.
   – Федор Дмитриевич, – решительно вмешалась в разговор Туголукова. – Я настаиваю на скорейшем медосмотре. Все остальное потерпит, как можно этого не понимать! Их надо срочно уводить на корабль.
   Эйнар, как старший, тут же предложил направиться к ним, в гости, так сказать, но доктор предложение отмела, жестко заявив:
   – Никаких таких «домов». В душ их, и осмотр в условиях чистой каюты.
   Пш-шш…
   – «Клевер» вызывает «Тунгуса».
   – На связи, Ули. Что там?
   – Это у вас что там, – раздраженно сказал Маурер. – Стоите на пляже, как туристы. Давайте на борт, Нионила горячий ужин приготовила. С чесночными булочками.
   Все, дожали.
   – Прошу, господа, на корабль, доктор настаивает.
   Коротко перекинувшись фразами, островитяне быстро согласились.
   – Только потом, уважаемый Тео, прошу вас к нам в дом, – выставил условие Эйнар. – Богатством похвастаться не сможем, но уютно.
   – Непременно заглянем, нам еще многое предстоит осмотреть и принять правильные решения. Как и вам.
 
   В кают-компанию набились все свободные от дел, сидели, стояли, слушали рассказ островитян. Юра с Хвостовым и Гоблин с Данькой остались на берегу: они запускают наблюдательный шар, пока позволяет погода и освещение.
   Эйнар и Хельга рассказывали по очереди, каждый после прохождения медосмотра. Проблемы, как и ожидалось, выявились у мужчины: рана на руке, следствие неудачного падения на камни, с ним Света работает до сих пор – вскрывает, обеззараживает, колет, все полным комплектом. Но и Хельгу с дочкой идеально здоровыми назвать никак нельзя: болячек за время полудикого пребывания на острове накопилось у каждой предостаточно.
   Исландский монокластер появился здесь на самом первом этапе Большого Эксперимента, как и положено, в апреле прошлого года, двадцать четыре человека вместе с детьми. Для них это был просто Остров, ни у кого даже мысли не было оставаться тут навеки. В поддержку им досталась большая и просторная локалка – в качестве опорной базы. Никакой техники, даже самой примитивной, внутри большого бревенчатого здания не оказалось, а вот продуктами их не обидели, запас был подарен хороший. Кроме того, в локалке нашлось немного одежды и инструмента, всякая полезная мелочовка и два гладкоствольных ружья с патронами – казалось, что все необходимое для выживания есть.
   Дальше начинается интересное.
   Среди личного состава оказалась русская семейная пара, оба натурализованные граждане Исландии с нормальными привычными нам именами и фамилиями, люди космополитических взглядов и способов жизни, яхтсмены, путешественники. Видимо, с учетом этого «русского» фактора Смотрящие компенсировали попаданцам отсутствие техники самой настоящей яхтой, стоящей на берегу в укрытой от ветров и штормов узкой извилистой бухте. Место там труднодоступное, с виду совершенно бесперспективное, называемое аборигенами «шхерами».