Страница:
– И что дали?
– Да подожди ты! – рявкнули на Хвостова сразу несколько человек. – Дай же ему откашляться!
– Берлинский канал Смотрящие открыли, вот что дали, – выдохнул Юра уже без предварительных ласк, устав стоять на сцене. – Кх-м… На постоянку, сотка в день. Пока, надеюсь.
По палубе вновь прокатился шорох скоротечного разговора.
– Приплыл Демченко, сядет, как на клей.
– А че приплыл-то? Решаемо. Будет брать поставку по накопительной, раз в неделю приезжать – чего мелочиться.
– Не. Все равно нужно переезжать в Берлин.
– А ему и так, и этак придется переезжать, – вставил Вотяков. – Судя по дальнейшим новостям.
– Рассказывай, – теперь уже и я поторопил докладчика.
В последние две недели я, как и все остальные, практически не следил за событиями в анклаве. Стороннее было побоку, подготовка занимала все мысли и силы. Хоть сейчас узнаем.
– Новости хорошие и плохие, начинаю с хороших, – без согласования с публикой начал Вотяков. – Рынок в Санте заработал. Пока формально: сезон кончается… Скленарж собрал интересную радиолампу, ну, вам это не тема… Дугин носится с кислородной фабрикой, пока что-то там не ладится. В Париже ателье открывается, занесло кого-то из крутых модельеров, забыл фамилию… Забились с шанхайцами и индусами на футбол, вот что! Уже график чемпионата составляют, отправили приглашение в Манилу. Что еще… В Заостровской второй ангар почти перекрыли. Кстати, Туголуков там новую танцплощадку под шумок забабахал, я и не знал…
Света презрительно хмыкнула:
– Тебе бы чаще интересоваться молодежной тусовкой, Юрик. У нас вот все знали.
– Да? А… День открытой границы как первый опыт межпограничного обмена с торговлей и плясками прошел удачно. С канадской стороны присутствовал сам мэр городка Принс-Руперт. С нашей – Демон. Канадец сразу передал бумаги по гарантиям, что Россия и Канада не будут претендовать на изменение существующей фактически демаркации. Вопрос обсуждался заранее, его погранцы готовили, так что Сергей договор подписал, после чего они, как я понял, удалились для неформального общения со стаканами. Всем все понравилось, никаких эксцессов не было, да и назгулов нагнали на мероприятие, как в Лужники. От России – шериф с помощником, с канадской стороны – два сержанта королевской конной полиции.
– О дают, черти! И без королевы могут полицаить.
– Да и без коней, мальчики, замечу.
– Традиция есть порядок, вот что я скажу.
– И это правильно.
– А если сама королева на острове сидит?
– Потеряшечная, гы-гы! Ну ты и отлил, Михаил…
– А че я такого сказал? Вырезает маникюрными ножничками первую почтовую марку со своим профилем.
– А индейцы настоящие там были? – с азартом в глазах спросил Данька.
– Что-то не спросил, Дань, – развел руками Юрка. – Наверное.
– Вот бы на них посмотреть… – прошептал пацан.
– Здесь посмотришь, – угрюмо молвил Кастет. – Давай о сложном, Юр.
Плохие новости оказались по-настоящему плохими.
Начались конкретные проблемы на северном направлении.
Буквально вчера группа правобережных зуавов при пиратской поддержке с воды в виде двух моторных лодок неожиданно напала на Тортугу. Гарнизон из трех немецких егерей геройски отбивался два часа, пока не подошла вызванная по рации «Нерпа» с ДШК и десантом спецназа KSK, «Kommando Spezialkräfte», резерва бургомистра. Там всего четверо парней, но дьяволы те еще, общался… В итоге двое егерей были ранены, один – тяжело. Банду разогнали, обе лодки потопили – полной победы не случилось, большая часть зуавов успела свалить.
Скверное еще и в том, что на левом берегу Волги практически одновременно началась атака на сербский патруль Зусулки и берлинский КПП «Восток». В обоих случаях нападение бойцы отбили быстро и без потерь, но такая удивительная синхронность заставляет предположить оперативное согласование действий как боевых групп, так и обоих африканских анклавов с соседними метрополиями – и это уже как самое худшее…
– Только мы на волю, как дальний парашный барак забыковал, – отметил Гоблин, как всегда, красочно.
– Ладно бы барак, – грустно дополнил радист. – Есть, товарищи, мотивированное подозрение на слив информации. Именно в это время Тортуга осталась без опытного пулеметчика MG, а патруль пошел одним квадром, ибо второй был накануне сдан в починку. Надо же, случайность какая.
Вот это сюрприз. Это что, серьезно?
– Это аут!
– Твою мать… Они не так давно пару негров к себе взяли. Как бы потеряшек.
– Не двух, а трех.
– А если кто из наших?
– Ура, на, дожили, крыса в штабе… А я говорил.
– И как его искать? Там же деревня, все знают, все видят.
– Контрразведку давно надо в отдельную службу выделять. Уксус с Серегой не справляются: не успеть им за всеми проследить.
– Вот теперь Демченко оттуда точно не вылезет, будет разбирать все по молекулам…
Теперь паузу взял не только радист, но и все мы.
Негры затевают нечто серьезное? Вряд ли, это им не по силам. Тогда что? А если они в данном случае выступают некими «раздражителями» по указке либо выгодной для обеих сторон просьбе гораздо более весомого супротивника? С неизученных верховий Волги, например.
– Надо гнать флот и зачищать весь берег с воды километров за пятьдесят, до предела топливной эффективности моторок: много канистр не увезешь, – со знанием дела предложила Ленни. – Где-то стоят их базы.
– Ага. Вот только одна единица такого флота уплыла в путешествие.
– И Сену оставлять нельзя, – вздохнул Костя.
Я посмотрел на берег. Ровная бело-серая стена. По стыку с пляжной полосой тянулась извилистая лента редких кустиков. Чего ты дурака валяешь, Федя. Тебе ли не видеть, что никакой опасности в обозримом пространстве не предвидится, фиг здесь незаметно подкрадешься к кораблю. Состроил начальника… Не хватает мне пока должного руководящего опыта – не с того края захожу.
– Отставить грусть, справятся и без нас, – скомандовал я. – И нам еще будет где и как себя проявить. Все, собрание окончено, после старта потянем «Зодиаки» наружу. Всем желающим – на берег, можно размять ноги. С оружием, далеко не расходиться, Гоблин к ДШК. Все поняли? Хорошо. Шкипер, через сорок минут отходим.
Вот такие новости. Частично переварили и двинулись дальше: световой день не ждет.
Итак, сидим, лежим, беседуем.
Через несколько километров меловые обрывы с зеленым покрывалом наверху, отныне на черновой карте обозначенные как «Белый Берег», сменились низиной, скорее всего болотистой. Потом пошли невысокие холмы.
Я в очередной раз оглянулся на скошенное окно ходовой рубки, поймал взгляд Сашки и, пальцем очертив в воздухе круг луча РЛС, вопросительно вздернул голову. Рулевой, кинув взгляд на монитор, отрицательно покачал головой. Не показывает ничего интересного «Фуруна», молчит техника.
– Юра, а как ты… эфир-то на сканировании, – обеспокоенно спросил Лунев, – может, хоть Даньку в радиорубку посадить?
– Не надо, я звуковой сигнал поставил, да и запишет аппарат. Эх, вот это пампасы!
Это точно. Заметил вот что – природа здесь какая-то… дурная, что ли, ее как бы невообразимо много, не привык я к такому обилию, глаза разбегаются. Хвастливое богатство. Однако ни сельва, ни джунгли «Берингу» не нужны, экспедиции необходимо найти ровную площадку, поле, кусок степи или саванны с отличным круговым обзором. На карте огромная река южного континента вливается в море устьем в три рукава, из которых левый наиболее широк. Устье огораживает бухта, точный размер которой определить пока затруднительно, до восьми километров в самом широком месте.
Где-то там и есть предполагаемая точка финиша, место постановки базы.
По очевидным соображениям, Штаб давно предполагал, что в устье Амазонки – а именно так назвали заочно эту реку – имеются развалины форта, по аналогии с Южным Фортом у Волги. Мы можем предположить, что после «зачистки» подобные строения остались на некоторых крупных реках, ведь случай не единичен, в окрестностях Манилы имеется такой же форт.
Будущий Форт-Росс.
Если это не так и после «обыска» в бухте и устье ничего подобного не обнаружится, то экспедиции придется ставить свою крепость начиная с нулевого цикла: место тут стратегическое, упускать его нельзя. Чудовищного напряжения работа, потеря времени. Вторая неприятность, которая может произойти, – в гнездышке уже поселилась бойкая птичка.
Вот об этой «птичке» мы и разговаривали с Костей после ухода Сомова, призванного ставить движок на транец, когда к нам подошел главрадист.
– О чем трете, камрады? – поинтересовался Юра.
– О конкурентах, – ответствовал Лунев. – Сейчас конкретно об англичанах.
– И не надоело вам… а-ах, – зевнул радист. – Сколько можно им кости мыть?
По какой-то причине сплетням о достижениях и кознях британцев в последнее время уделялось немало времени в пустых бытовых разговорах. Для многих «англичанка все еще гадит», старый штамп пока не смывается. И это при том, что самих англичан в разговорах поминали редко. Но уж если помянули… держи панаму.
Я придерживаюсь других взглядов, более спокойных и разумных. Успел посмотреть, как здесь другие люди живут. Нормально они живут. И никаких особых агрессий или желаний нагадить не наблюдается. Слишком велико неосвоенное пространство Платформы, слишком богат имеющийся природный ресурс, коего, по большому счету, еще и не начали черпать – не то что ложкой, а хотя бы палочкой от эскимо. Таких же взглядов придерживается и Юра Вотяков, как все радисты мира, человек широкого прострела за горизонт. Но на этом наш мирный батальон и заканчивается, для остальных участников башенного клуба Новая Британия – явный раздражитель. И это еще ничего, порой высказывания некоторых свидетельствуют о наличии у них медицинской недообследованности.
– Оно, может, и надоело, но момент истины все ближе, вот и думается о вражинах, ничего не могу поделать, – отчасти согласился Кастет. – С них станется.
– Брось ты, Костя. Станется, не станется… Не до Южной Америки им. Думаю, дела в Лондоне и так идут неплохо.
Вот это предубеждение, существующее и у Сотникова, между прочим, мешает анклаву сделать какие-то реальные шаги по сближению. Один Юрка регулярно общается с радистом Лондона, которого зовут Саймон. Веселый, общительный парень, умеющий, когда надо, вовремя прикусить язык, а когда можно – развязать. Вотяков его Сеней зовет.
В целом «английский пасьянс» типичен для нового мира.
После первых двух связей вожди вроде даже стали о чем-то договариваться, пока через доверенных лиц, но потом все утихло. Причин тому несколько.
Начав оглядываться после шока, вожди анклавов увидели, что местные возможности, как и сложности, невообразимо огромны. Вскоре они осознали и вот что: насколько легко вышибить анклав из седла, убрав тем или иным способом Оператора канала. И это напугало многих из власти предержащей. У шанхайцев Оператор практически безвылазно взаперти сидит. Стычки с «раздражителями», скоротечные набеги дикой братвы, если она имелась в окрестностях, добавили темных красок: тут откуда угодно начинаешь ожидать удара. Пока община не встала на ноги, пока не определилось ополчение или крошечная армия, большинство вождей предпочли уйти в информационное подполье. Кое-кто и сейчас помалкивает, китайцы например.
Кроме того, сказывались расстояния и резоны.
Поначалу Сотников сгоряча хотел направить к британцам водоплавающую экспедицию с бортовыми разведчиками, но быстро уяснил, что рисковать единственным судном прибрежного каботажного плавания, засылая его в океан без всяких карт и маяков, решительно невозможно. А любопытство в данном случае никак не может стать главным побудительным мотивом – в те горячие времена и своих проблем было до черта. Англичане до поры стали неактуальны. Юра изредка общался с Саймоном, мужики осторожно прощупывали друг друга, а потом уже просто общались, на уровне обыденного чата. Дела у них идут со средней скоростью. Корабль англы заложили, маленькое деревянное суденышко с паровым двигателем, но постройка идет неспешно, второй раз что-то переделывают – сказывается нехватка спецов и ресурсов.
Ну, допустим, что они врут и кустарное суденышко уже построено, – что это меняет стратегически? Отправят ли они таковую ценность, добытую честным трудовым потом и днями канальной поставки, в дальние ойкумены? Это вряд ли.
Мы знаем, что им достался шотландский монокластер и целых два ирландских: сгримасничали Писатели. Что там произошло с ирландцами и с какими именно – непонятно. По рассказам филиппинцев, неподалеку от устья Ганга рыбаки заметили лодку с двумя людьми. Якобы раненые, якобы ирландцы. Все, дальше начинаются домыслы.
Округу они осваивают. Компенсируя отсутствие нормального судна, британцы натаскали Каналом целую флотилию тяжелых «Зодиаков», так что прибрежные воды они разведали. Более точной и полной информации просто нет.
Замкнутость анклавов на первом этапе развития была свойственна большинству селективок. Как и некие метания, непонимание смыслов и выгод. Ведь у России как было с франками? Приехали, познакомились, а потом все потухло. Я вижу причиной тому отчаянную боязнь попасть в зависимость от соседа. Меня здесь тогда не было, но думаю, что Сотников в какой-то момент их «передавил», он может, – и франки захлопнули створки, метнулись к канадцам. Но и там история повторилась. Кстати, подобное же я слышал и в Базеле: первые контакты Берна с Аддис-Абебой быстро стали последними. Да и израильтяне при мне не приезжали.
Только сейчас, когда анклавы обрели уверенность, возможности стали открываться.
И где здесь место для паранойи?
– Опыт есть опыт, англичане и своего вжисть не упустят, и конкурентам навредят, – не успокоился ворчливый Кастет.
Да вот оно, это самое «место», рядом сидит.
– Британцы расположены ближе всех к Южной Америке, у них минимальные расходы на рейс. А им континентальная колония позарез нужна.
Тут есть резон, но мне думается, что поначалу они начнут устанавливать контакты с северными землями.
– А испанцы? – спросил радист, чисто для поддержки беседы.
– Спроси чего полегче, Юр. Про Мадрид мы ничего пока не знаем толкового, – легко ответил сталкер.
– Филиппинцы реально могут, – вставил и я свой гульден. – У них минимум три судна, из которых один рефрижератор. Побережье к востоку за Гангом они уже освоили, километров на пятьдесят точно, а то и больше.
– Может, они-то и нашли британскую калошу?
– Почему бы нет.
По берегу опять начались густые вечнозеленые влажнотропические леса – что-то типа гилеи, или сельвы. И вновь холмы, как быстро все меняется.
Лень идти к пулемету за палубной гарнитурой, потому я достал рацию.
Пш-шш…
– Ули, что там по расстоянию?
– По расчетам, через полчаса покажется бухта, – жестяным голосом ответил Маурер.
Вот потому и нарастает напряжение.
Мы уже два раза останавливались и подходили ближе к прибою, один раз я даже чуть не послал группу сталкеров на разведку: Санджа заметил нагромождение камней, с дальнего взгляда вполне себе антропогенный объект, – среди буйных зарослей оно представилось наблюдателям руинами древних каменных строений. А если где-то тут свой суперовый Тадж-Махал прячется?
– Чего грустим, чуваки! – Ленка легко приземлилась рядом со мной, взглядом повелев обнять ее за плечи. – Природа потрясающая, земля обетованная! Кстати, лодка готова, рейнджер, можно сбрасывать на воду.
– Да мы не грустим, Ленчик, мы тревожимся, – признался Костя. – А Гоблин где?
– В камбуз пошел, на запах.
Над палубой «Клевера» плавал сводящий с ума запах свежих булочек, похоже, с маком.
– Гад он, не принесет, – решил Костя.
– Там лакомства интересней. – Ленка указала пальцем на берег. – В подобных лесах растет авокадо, сапоте – родственник хурмы и черри. Последний, кстати, в пятнадцать раз богаче витаминами, чем цитрусовые.
– Откуда инфа? – спросил Юра, поднимая бинокль.
– В Мексике видела.
– Ты и в Мексике была? – ревниво нахмурился я. – Почему мне не рассказывала?
– Не успела, милый, все заботы, тусовки, не помнишь разве, – воздушно отмахнулась Zicke. – Дым, пальба, пули над головой, поднимающие волосы…
– Ну и ладно. Зато ты в настоящих белых пятнах не бывала.
– О-ля! Губки надул, маленький! Дай, поцелую.
– Ленка…
– Да целуйтесь вы, хрен ли нам, женатым, – отвернулся Кастет, за компанию поворачивая спиной к нам и ни разу не женатого Юрку…
«Дзен-нь!» – негромко прозвучал предупреждающий сигнал включения громкой корабельной связи.
– Прекратить сексуальные упражнения! Бухта впереди, – прозвучал голос шкипера.
За ближним мысом берег начинал отплывать вправо, открывая взгляду искомую акваторию. Небо серое, и вода серая, цветовая разница пока незаметна. Вынос огромных масс теплой воды Амазонки вызывал интересный эффект: на границах речной и морской вод поднимались расплывчатые облака тумана.
Почти сразу же к нам подлетели исследовательницы:
– Бинокли берите!
– Что там?
– Да вы гляньте направо, секвойи на берегу!
Холм ближнего к нам, то есть западного, края огромного залива понижался именно в том месте, где туманные ленты наползали на берег. Над ними стоял ряд… деревьев. Не, не, это не деревья! Это что-то из сказки. Массив огромных стволов с пышной кроной, зеленых снизу доверху, стоял перед нами.
– Мамочки, секвойи! На земле эти великаны за сто метров бьют, – уважительно прошептал Юрка.
– Да вы-ыше! – уверенно возразил Костя.
Какое-то время все потрясенно молчали.
– Я уже все прочитала, – наконец сказала Ольга, заглядывая в планшет. – Так… Сперва их называли «калифорнийскими соснами», или «мамонтовыми деревьями». Последнее название, вероятно, объясняется сходством голых кривых суков у старых секвой с бивнями мамонтов. А позже определили три вида. Росли они в конце мелового периода по всей планете. В Китае их встречали еще в сороковых годах прошлого века. Слово «секвойя» – название этого дерева на языке индейцев, но такое имя носил также один из индейских вождей племени чероки. Очень культурный был человек, изобретатель индейской письменности.
– Так я и поверил. Просто маловато скальпов нарезал, – усмехнулся Хвостов.
– Данила! Вот еще интересное… Поставив одно на другое десяток таких деревьев, вы получите мачту заметно выше крымской горы Ай-Петри. Одно из наиболее толстых мамонтовых деревьев имело внизу сорок шесть метров в обхвате. Американцы много раз привозили на европейские выставки огромные срезы с пней секвойи. На одном таком срезе стояло пианино, сидели четверо музыкантов, и еще оставалось место для шестнадцати пар танцующих; на другом срезе был поставлен домик, вмещающий типографию, где печатались «Известия дерева-великана». Для Парижской выставки одна тысяча девятисотого года американцы заготовили из секвойи «величайшую в мире доску», но обломились.
– Американцы? Обломились?
– Так и осталась в Америке: ни один пароход не брался перевезти ее в Европу целиком… Дерево любит влажность. Кора калифорнийской секвойи очень толстая – до тридцати сантиметров, с необычным свойством: при соприкосновении с огнем обугливается и превращается в тепловую защиту. Эффективный тепловой щит, работающий по принципу, сходному с теплозащитой возвращаемых космических аппаратов. Древесина несъедобна или даже ядовита для обычных вредителей: термитов и муравьев. По этой причине секвойю используют в наружном слое досок стены. Начиная с тридцатых годов и до начала шестидесятых пластинки из секвойи использовались как перегородки между пластинами аккумуляторных батарей автомобилей и самолетов – древесина может выдерживать кислую среду, не теряя формы. Что еще… Секвойя очень быстро растет, а живет больше двух тысяч лет. Парочка показательных примеров: одно дерево достигло диаметра в два и одну десятую метра за сто восемь лет, а выход вторичного леса с одного гектара в год составил почти тридцать кубометров древесины. Очень устойчива к гнили, связанной с влажностью. Не является чем-то необычным при бурении колодцев в местах ее произрастания в ложе ручьев наткнуться на ствол, пролежавший там не одну тысячу лет. Древесина в шурфе оказывается здоровой и хорошо выглядящей… Вот так.
– Дров-то сколько! Хана лесочку, – констатировал Хвостов, фотографируя величественный массив. – Сотников все вырубит.
– Ты ненормальный! – заорала Ольга. – Как можно говорить такое, дерево внесено в Красную книгу!
– Это там оно было краснокнижным, уважаемая. А здесь их немерено, не сосчитать, – парировал слесарь. – Лесосеку ставим. Интересно, древесина эта благородных пород?
– Когда-то его так и называли: «красное дерево», – мечтательно произнес Эйнар Дагссон, за месяцы пребывания на Платформе изрядно подрастерявший «зеленые убеждения».
– Ну вот! Лаготделение забабахать, и всех зэков сюда, пусть валят. Синему – колониальный шлем и стек в правую руку.
Нормально мы начинаем колонизацию. Некоторые уже гулаги запланировали.
Кстати, а как их валить-то? И пилить. Во задачка.
Полоса реликтового леса тянулась километра на полтора и так же резко обрывалась, как начиналась тут.
– Не туда смотрим, братва! – неожиданно гаркнул Гоблин с кормы. – Объект на холме! Недвижимость.
Я резко обернулся и показал Мауреру скрещенные на голове руки. Стоп!
– Бинокль!
Небольшая группа деревьев частично скрывала явно рукотворный каменный объект – одинокую башню, целиком открывающуюся с этого ракурса. Невысокая, крепкая. И частично обвалившаяся.
– Возле Южного Форта остатки такой же на мысе, – заметила Катрин.
Сердечко забилось чаще.
– Где-то здесь есть форт! – опередила меня Zicke.
– Группы, за оружием. Мужики, пошли лодки сбрасывать.
Оба экипажа «Зодиаков», мужской и женский, кинулись за снаряжением, а мы с парнями пошли спускать лодки на воду. Быстро откинули на корме специальную аппарель, забросили концы на брашпиль, и вскоре легкая флотилия закачалась у бортов «Клевера».
– Катрин, страхуешь Кастета. Сами вперед не лезьте, – напутствовал я сталкеров и поднял руку. – Пошли, пошли!
«Зодиаки» быстро и красиво разошлись во фронт и резво помчались к берегу. Группы были без пулеметов: вряд ли они пригодятся на склонах. Мужики отправились с излюбленными стволами: АКМ со «Стимпанком-12» у Кости и четырнадцатизарядный Kel-Tek KSG со спаренными магазинами и «Тигр-9» у Сомова. Вот же лось, постоянно два ствола таскает… Да еще по две гранаты на каждого – «эфки». У Катрин тоже АКМ, а у Ленни – разлюбезный «томми».
Насколько этот каменистый склон крут? Вроде не очень. Я вгляделся. Прочесов, старых и свежих, на склонах не видно, сломанных веток в зацепах на кустах тоже. Опустил бинокль пониже – падежа камней на галечный пляж не заметил. Нормально, заберутся быстро.
– Светлана, давай к «максиму».
Доктор сразу растерялась, захлопала ресницами.
– Федор Дмитриевич, может, не в этой ситуации… – попробовала отвалить докторша.
– В этой, Света, в этой.
Обучение стрельбе из всех видов оружия проходили все члены экспедиции. Пусть теперь прочувствует ответственность. Не на полигоне, а тут, в реале. Тем более что рядом стою. Может, в следующий раз таблетки не такие горькие вручит.
Проклятье, как же мне хотелось самому взбежать по склону!
Плюнуть на командование и рвануть к объекту: все навыки, весь мой опыт просили именно этого. Естественно, я искренне считал, что лучше всех смогу разобрать эту ситуацию и первым увидеть все нужное, вовремя заметить опасности или оценить необычный след… У Феди все рецепторы на такое дело заточены!
Нельзя, бремя начальника давит на плечи, я должен видеть всю картинку, ибо в любой момент Маурер может заорать, что РЛС выпасла какое-нибудь чужое судно или чего похуже. Типа гигантского амазонского крокодила-мутанта в отмороженном состоянии.
– Юра, может, шар поднимем, а? – неуверенно спросил я.
– Да бесполезно его поднимать, командир, – ответил Вотяков, посмотрев на облака. – Ветер порывистый. Мотать устройство будет, как бумажку на автостраде.
Знал же сам, чего спрашивал… По сути, все последние часы мы уходили от непогоды. Солнце давно закрыли серые тучи, ветер постоянно усиливался. В открытом море начинался нормальный шторм. Идущие вдоль берега волны у залива сталкивались с могучим течением великой реки, два потока частично гасили друг друга – полоса пенных бурунов была посильней, чем я видел на Волге. Впрочем, тогда на море было тихо. И это были последние волны, что мы увидели: в заливе надвигающийся шторм пока не чувствовался, а берег прикрывал нас от ветра. Но чуть повыше – и уже порывы. Небольшие деревья на холмах качают кронами.
Лишь гигантский лес высоченных секвой стоит непоколебимо. Этих великанов сможет потревожить лишь Тунгусский метеорит или землетрясение, впрочем, в последнем я не уверен. Секвойи обладают способностью компенсировать сейсмоактивность, самостоятельно выравнивая наклон до строгой вертикали.
Пш-шш…
– «Cotton» вызывает «Тунгуса».
О-па! Сдернул с нагрудной клипсы рацию.
– На связи, – заторопился я.
– Да подожди ты! – рявкнули на Хвостова сразу несколько человек. – Дай же ему откашляться!
– Берлинский канал Смотрящие открыли, вот что дали, – выдохнул Юра уже без предварительных ласк, устав стоять на сцене. – Кх-м… На постоянку, сотка в день. Пока, надеюсь.
По палубе вновь прокатился шорох скоротечного разговора.
– Приплыл Демченко, сядет, как на клей.
– А че приплыл-то? Решаемо. Будет брать поставку по накопительной, раз в неделю приезжать – чего мелочиться.
– Не. Все равно нужно переезжать в Берлин.
– А ему и так, и этак придется переезжать, – вставил Вотяков. – Судя по дальнейшим новостям.
– Рассказывай, – теперь уже и я поторопил докладчика.
В последние две недели я, как и все остальные, практически не следил за событиями в анклаве. Стороннее было побоку, подготовка занимала все мысли и силы. Хоть сейчас узнаем.
– Новости хорошие и плохие, начинаю с хороших, – без согласования с публикой начал Вотяков. – Рынок в Санте заработал. Пока формально: сезон кончается… Скленарж собрал интересную радиолампу, ну, вам это не тема… Дугин носится с кислородной фабрикой, пока что-то там не ладится. В Париже ателье открывается, занесло кого-то из крутых модельеров, забыл фамилию… Забились с шанхайцами и индусами на футбол, вот что! Уже график чемпионата составляют, отправили приглашение в Манилу. Что еще… В Заостровской второй ангар почти перекрыли. Кстати, Туголуков там новую танцплощадку под шумок забабахал, я и не знал…
Света презрительно хмыкнула:
– Тебе бы чаще интересоваться молодежной тусовкой, Юрик. У нас вот все знали.
– Да? А… День открытой границы как первый опыт межпограничного обмена с торговлей и плясками прошел удачно. С канадской стороны присутствовал сам мэр городка Принс-Руперт. С нашей – Демон. Канадец сразу передал бумаги по гарантиям, что Россия и Канада не будут претендовать на изменение существующей фактически демаркации. Вопрос обсуждался заранее, его погранцы готовили, так что Сергей договор подписал, после чего они, как я понял, удалились для неформального общения со стаканами. Всем все понравилось, никаких эксцессов не было, да и назгулов нагнали на мероприятие, как в Лужники. От России – шериф с помощником, с канадской стороны – два сержанта королевской конной полиции.
– О дают, черти! И без королевы могут полицаить.
– Да и без коней, мальчики, замечу.
– Традиция есть порядок, вот что я скажу.
– И это правильно.
– А если сама королева на острове сидит?
– Потеряшечная, гы-гы! Ну ты и отлил, Михаил…
– А че я такого сказал? Вырезает маникюрными ножничками первую почтовую марку со своим профилем.
– А индейцы настоящие там были? – с азартом в глазах спросил Данька.
– Что-то не спросил, Дань, – развел руками Юрка. – Наверное.
– Вот бы на них посмотреть… – прошептал пацан.
– Здесь посмотришь, – угрюмо молвил Кастет. – Давай о сложном, Юр.
Плохие новости оказались по-настоящему плохими.
Начались конкретные проблемы на северном направлении.
Буквально вчера группа правобережных зуавов при пиратской поддержке с воды в виде двух моторных лодок неожиданно напала на Тортугу. Гарнизон из трех немецких егерей геройски отбивался два часа, пока не подошла вызванная по рации «Нерпа» с ДШК и десантом спецназа KSK, «Kommando Spezialkräfte», резерва бургомистра. Там всего четверо парней, но дьяволы те еще, общался… В итоге двое егерей были ранены, один – тяжело. Банду разогнали, обе лодки потопили – полной победы не случилось, большая часть зуавов успела свалить.
Скверное еще и в том, что на левом берегу Волги практически одновременно началась атака на сербский патруль Зусулки и берлинский КПП «Восток». В обоих случаях нападение бойцы отбили быстро и без потерь, но такая удивительная синхронность заставляет предположить оперативное согласование действий как боевых групп, так и обоих африканских анклавов с соседними метрополиями – и это уже как самое худшее…
– Только мы на волю, как дальний парашный барак забыковал, – отметил Гоблин, как всегда, красочно.
– Ладно бы барак, – грустно дополнил радист. – Есть, товарищи, мотивированное подозрение на слив информации. Именно в это время Тортуга осталась без опытного пулеметчика MG, а патруль пошел одним квадром, ибо второй был накануне сдан в починку. Надо же, случайность какая.
Вот это сюрприз. Это что, серьезно?
– Это аут!
– Твою мать… Они не так давно пару негров к себе взяли. Как бы потеряшек.
– Не двух, а трех.
– А если кто из наших?
– Ура, на, дожили, крыса в штабе… А я говорил.
– И как его искать? Там же деревня, все знают, все видят.
– Контрразведку давно надо в отдельную службу выделять. Уксус с Серегой не справляются: не успеть им за всеми проследить.
– Вот теперь Демченко оттуда точно не вылезет, будет разбирать все по молекулам…
Теперь паузу взял не только радист, но и все мы.
Негры затевают нечто серьезное? Вряд ли, это им не по силам. Тогда что? А если они в данном случае выступают некими «раздражителями» по указке либо выгодной для обеих сторон просьбе гораздо более весомого супротивника? С неизученных верховий Волги, например.
– Надо гнать флот и зачищать весь берег с воды километров за пятьдесят, до предела топливной эффективности моторок: много канистр не увезешь, – со знанием дела предложила Ленни. – Где-то стоят их базы.
– Ага. Вот только одна единица такого флота уплыла в путешествие.
– И Сену оставлять нельзя, – вздохнул Костя.
Я посмотрел на берег. Ровная бело-серая стена. По стыку с пляжной полосой тянулась извилистая лента редких кустиков. Чего ты дурака валяешь, Федя. Тебе ли не видеть, что никакой опасности в обозримом пространстве не предвидится, фиг здесь незаметно подкрадешься к кораблю. Состроил начальника… Не хватает мне пока должного руководящего опыта – не с того края захожу.
– Отставить грусть, справятся и без нас, – скомандовал я. – И нам еще будет где и как себя проявить. Все, собрание окончено, после старта потянем «Зодиаки» наружу. Всем желающим – на берег, можно размять ноги. С оружием, далеко не расходиться, Гоблин к ДШК. Все поняли? Хорошо. Шкипер, через сорок минут отходим.
Вот такие новости. Частично переварили и двинулись дальше: световой день не ждет.
Итак, сидим, лежим, беседуем.
Через несколько километров меловые обрывы с зеленым покрывалом наверху, отныне на черновой карте обозначенные как «Белый Берег», сменились низиной, скорее всего болотистой. Потом пошли невысокие холмы.
Я в очередной раз оглянулся на скошенное окно ходовой рубки, поймал взгляд Сашки и, пальцем очертив в воздухе круг луча РЛС, вопросительно вздернул голову. Рулевой, кинув взгляд на монитор, отрицательно покачал головой. Не показывает ничего интересного «Фуруна», молчит техника.
– Юра, а как ты… эфир-то на сканировании, – обеспокоенно спросил Лунев, – может, хоть Даньку в радиорубку посадить?
– Не надо, я звуковой сигнал поставил, да и запишет аппарат. Эх, вот это пампасы!
Это точно. Заметил вот что – природа здесь какая-то… дурная, что ли, ее как бы невообразимо много, не привык я к такому обилию, глаза разбегаются. Хвастливое богатство. Однако ни сельва, ни джунгли «Берингу» не нужны, экспедиции необходимо найти ровную площадку, поле, кусок степи или саванны с отличным круговым обзором. На карте огромная река южного континента вливается в море устьем в три рукава, из которых левый наиболее широк. Устье огораживает бухта, точный размер которой определить пока затруднительно, до восьми километров в самом широком месте.
Где-то там и есть предполагаемая точка финиша, место постановки базы.
По очевидным соображениям, Штаб давно предполагал, что в устье Амазонки – а именно так назвали заочно эту реку – имеются развалины форта, по аналогии с Южным Фортом у Волги. Мы можем предположить, что после «зачистки» подобные строения остались на некоторых крупных реках, ведь случай не единичен, в окрестностях Манилы имеется такой же форт.
Будущий Форт-Росс.
Если это не так и после «обыска» в бухте и устье ничего подобного не обнаружится, то экспедиции придется ставить свою крепость начиная с нулевого цикла: место тут стратегическое, упускать его нельзя. Чудовищного напряжения работа, потеря времени. Вторая неприятность, которая может произойти, – в гнездышке уже поселилась бойкая птичка.
Вот об этой «птичке» мы и разговаривали с Костей после ухода Сомова, призванного ставить движок на транец, когда к нам подошел главрадист.
– О чем трете, камрады? – поинтересовался Юра.
– О конкурентах, – ответствовал Лунев. – Сейчас конкретно об англичанах.
– И не надоело вам… а-ах, – зевнул радист. – Сколько можно им кости мыть?
По какой-то причине сплетням о достижениях и кознях британцев в последнее время уделялось немало времени в пустых бытовых разговорах. Для многих «англичанка все еще гадит», старый штамп пока не смывается. И это при том, что самих англичан в разговорах поминали редко. Но уж если помянули… держи панаму.
Я придерживаюсь других взглядов, более спокойных и разумных. Успел посмотреть, как здесь другие люди живут. Нормально они живут. И никаких особых агрессий или желаний нагадить не наблюдается. Слишком велико неосвоенное пространство Платформы, слишком богат имеющийся природный ресурс, коего, по большому счету, еще и не начали черпать – не то что ложкой, а хотя бы палочкой от эскимо. Таких же взглядов придерживается и Юра Вотяков, как все радисты мира, человек широкого прострела за горизонт. Но на этом наш мирный батальон и заканчивается, для остальных участников башенного клуба Новая Британия – явный раздражитель. И это еще ничего, порой высказывания некоторых свидетельствуют о наличии у них медицинской недообследованности.
– Оно, может, и надоело, но момент истины все ближе, вот и думается о вражинах, ничего не могу поделать, – отчасти согласился Кастет. – С них станется.
– Брось ты, Костя. Станется, не станется… Не до Южной Америки им. Думаю, дела в Лондоне и так идут неплохо.
Вот это предубеждение, существующее и у Сотникова, между прочим, мешает анклаву сделать какие-то реальные шаги по сближению. Один Юрка регулярно общается с радистом Лондона, которого зовут Саймон. Веселый, общительный парень, умеющий, когда надо, вовремя прикусить язык, а когда можно – развязать. Вотяков его Сеней зовет.
В целом «английский пасьянс» типичен для нового мира.
После первых двух связей вожди вроде даже стали о чем-то договариваться, пока через доверенных лиц, но потом все утихло. Причин тому несколько.
Начав оглядываться после шока, вожди анклавов увидели, что местные возможности, как и сложности, невообразимо огромны. Вскоре они осознали и вот что: насколько легко вышибить анклав из седла, убрав тем или иным способом Оператора канала. И это напугало многих из власти предержащей. У шанхайцев Оператор практически безвылазно взаперти сидит. Стычки с «раздражителями», скоротечные набеги дикой братвы, если она имелась в окрестностях, добавили темных красок: тут откуда угодно начинаешь ожидать удара. Пока община не встала на ноги, пока не определилось ополчение или крошечная армия, большинство вождей предпочли уйти в информационное подполье. Кое-кто и сейчас помалкивает, китайцы например.
Кроме того, сказывались расстояния и резоны.
Поначалу Сотников сгоряча хотел направить к британцам водоплавающую экспедицию с бортовыми разведчиками, но быстро уяснил, что рисковать единственным судном прибрежного каботажного плавания, засылая его в океан без всяких карт и маяков, решительно невозможно. А любопытство в данном случае никак не может стать главным побудительным мотивом – в те горячие времена и своих проблем было до черта. Англичане до поры стали неактуальны. Юра изредка общался с Саймоном, мужики осторожно прощупывали друг друга, а потом уже просто общались, на уровне обыденного чата. Дела у них идут со средней скоростью. Корабль англы заложили, маленькое деревянное суденышко с паровым двигателем, но постройка идет неспешно, второй раз что-то переделывают – сказывается нехватка спецов и ресурсов.
Ну, допустим, что они врут и кустарное суденышко уже построено, – что это меняет стратегически? Отправят ли они таковую ценность, добытую честным трудовым потом и днями канальной поставки, в дальние ойкумены? Это вряд ли.
Мы знаем, что им достался шотландский монокластер и целых два ирландских: сгримасничали Писатели. Что там произошло с ирландцами и с какими именно – непонятно. По рассказам филиппинцев, неподалеку от устья Ганга рыбаки заметили лодку с двумя людьми. Якобы раненые, якобы ирландцы. Все, дальше начинаются домыслы.
Округу они осваивают. Компенсируя отсутствие нормального судна, британцы натаскали Каналом целую флотилию тяжелых «Зодиаков», так что прибрежные воды они разведали. Более точной и полной информации просто нет.
Замкнутость анклавов на первом этапе развития была свойственна большинству селективок. Как и некие метания, непонимание смыслов и выгод. Ведь у России как было с франками? Приехали, познакомились, а потом все потухло. Я вижу причиной тому отчаянную боязнь попасть в зависимость от соседа. Меня здесь тогда не было, но думаю, что Сотников в какой-то момент их «передавил», он может, – и франки захлопнули створки, метнулись к канадцам. Но и там история повторилась. Кстати, подобное же я слышал и в Базеле: первые контакты Берна с Аддис-Абебой быстро стали последними. Да и израильтяне при мне не приезжали.
Только сейчас, когда анклавы обрели уверенность, возможности стали открываться.
И где здесь место для паранойи?
– Опыт есть опыт, англичане и своего вжисть не упустят, и конкурентам навредят, – не успокоился ворчливый Кастет.
Да вот оно, это самое «место», рядом сидит.
– Британцы расположены ближе всех к Южной Америке, у них минимальные расходы на рейс. А им континентальная колония позарез нужна.
Тут есть резон, но мне думается, что поначалу они начнут устанавливать контакты с северными землями.
– А испанцы? – спросил радист, чисто для поддержки беседы.
– Спроси чего полегче, Юр. Про Мадрид мы ничего пока не знаем толкового, – легко ответил сталкер.
– Филиппинцы реально могут, – вставил и я свой гульден. – У них минимум три судна, из которых один рефрижератор. Побережье к востоку за Гангом они уже освоили, километров на пятьдесят точно, а то и больше.
– Может, они-то и нашли британскую калошу?
– Почему бы нет.
По берегу опять начались густые вечнозеленые влажнотропические леса – что-то типа гилеи, или сельвы. И вновь холмы, как быстро все меняется.
Лень идти к пулемету за палубной гарнитурой, потому я достал рацию.
Пш-шш…
– Ули, что там по расстоянию?
– По расчетам, через полчаса покажется бухта, – жестяным голосом ответил Маурер.
Вот потому и нарастает напряжение.
Мы уже два раза останавливались и подходили ближе к прибою, один раз я даже чуть не послал группу сталкеров на разведку: Санджа заметил нагромождение камней, с дальнего взгляда вполне себе антропогенный объект, – среди буйных зарослей оно представилось наблюдателям руинами древних каменных строений. А если где-то тут свой суперовый Тадж-Махал прячется?
– Чего грустим, чуваки! – Ленка легко приземлилась рядом со мной, взглядом повелев обнять ее за плечи. – Природа потрясающая, земля обетованная! Кстати, лодка готова, рейнджер, можно сбрасывать на воду.
– Да мы не грустим, Ленчик, мы тревожимся, – признался Костя. – А Гоблин где?
– В камбуз пошел, на запах.
Над палубой «Клевера» плавал сводящий с ума запах свежих булочек, похоже, с маком.
– Гад он, не принесет, – решил Костя.
– Там лакомства интересней. – Ленка указала пальцем на берег. – В подобных лесах растет авокадо, сапоте – родственник хурмы и черри. Последний, кстати, в пятнадцать раз богаче витаминами, чем цитрусовые.
– Откуда инфа? – спросил Юра, поднимая бинокль.
– В Мексике видела.
– Ты и в Мексике была? – ревниво нахмурился я. – Почему мне не рассказывала?
– Не успела, милый, все заботы, тусовки, не помнишь разве, – воздушно отмахнулась Zicke. – Дым, пальба, пули над головой, поднимающие волосы…
– Ну и ладно. Зато ты в настоящих белых пятнах не бывала.
– О-ля! Губки надул, маленький! Дай, поцелую.
– Ленка…
– Да целуйтесь вы, хрен ли нам, женатым, – отвернулся Кастет, за компанию поворачивая спиной к нам и ни разу не женатого Юрку…
«Дзен-нь!» – негромко прозвучал предупреждающий сигнал включения громкой корабельной связи.
– Прекратить сексуальные упражнения! Бухта впереди, – прозвучал голос шкипера.
За ближним мысом берег начинал отплывать вправо, открывая взгляду искомую акваторию. Небо серое, и вода серая, цветовая разница пока незаметна. Вынос огромных масс теплой воды Амазонки вызывал интересный эффект: на границах речной и морской вод поднимались расплывчатые облака тумана.
Почти сразу же к нам подлетели исследовательницы:
– Бинокли берите!
– Что там?
– Да вы гляньте направо, секвойи на берегу!
Холм ближнего к нам, то есть западного, края огромного залива понижался именно в том месте, где туманные ленты наползали на берег. Над ними стоял ряд… деревьев. Не, не, это не деревья! Это что-то из сказки. Массив огромных стволов с пышной кроной, зеленых снизу доверху, стоял перед нами.
– Мамочки, секвойи! На земле эти великаны за сто метров бьют, – уважительно прошептал Юрка.
– Да вы-ыше! – уверенно возразил Костя.
Какое-то время все потрясенно молчали.
– Я уже все прочитала, – наконец сказала Ольга, заглядывая в планшет. – Так… Сперва их называли «калифорнийскими соснами», или «мамонтовыми деревьями». Последнее название, вероятно, объясняется сходством голых кривых суков у старых секвой с бивнями мамонтов. А позже определили три вида. Росли они в конце мелового периода по всей планете. В Китае их встречали еще в сороковых годах прошлого века. Слово «секвойя» – название этого дерева на языке индейцев, но такое имя носил также один из индейских вождей племени чероки. Очень культурный был человек, изобретатель индейской письменности.
– Так я и поверил. Просто маловато скальпов нарезал, – усмехнулся Хвостов.
– Данила! Вот еще интересное… Поставив одно на другое десяток таких деревьев, вы получите мачту заметно выше крымской горы Ай-Петри. Одно из наиболее толстых мамонтовых деревьев имело внизу сорок шесть метров в обхвате. Американцы много раз привозили на европейские выставки огромные срезы с пней секвойи. На одном таком срезе стояло пианино, сидели четверо музыкантов, и еще оставалось место для шестнадцати пар танцующих; на другом срезе был поставлен домик, вмещающий типографию, где печатались «Известия дерева-великана». Для Парижской выставки одна тысяча девятисотого года американцы заготовили из секвойи «величайшую в мире доску», но обломились.
– Американцы? Обломились?
– Так и осталась в Америке: ни один пароход не брался перевезти ее в Европу целиком… Дерево любит влажность. Кора калифорнийской секвойи очень толстая – до тридцати сантиметров, с необычным свойством: при соприкосновении с огнем обугливается и превращается в тепловую защиту. Эффективный тепловой щит, работающий по принципу, сходному с теплозащитой возвращаемых космических аппаратов. Древесина несъедобна или даже ядовита для обычных вредителей: термитов и муравьев. По этой причине секвойю используют в наружном слое досок стены. Начиная с тридцатых годов и до начала шестидесятых пластинки из секвойи использовались как перегородки между пластинами аккумуляторных батарей автомобилей и самолетов – древесина может выдерживать кислую среду, не теряя формы. Что еще… Секвойя очень быстро растет, а живет больше двух тысяч лет. Парочка показательных примеров: одно дерево достигло диаметра в два и одну десятую метра за сто восемь лет, а выход вторичного леса с одного гектара в год составил почти тридцать кубометров древесины. Очень устойчива к гнили, связанной с влажностью. Не является чем-то необычным при бурении колодцев в местах ее произрастания в ложе ручьев наткнуться на ствол, пролежавший там не одну тысячу лет. Древесина в шурфе оказывается здоровой и хорошо выглядящей… Вот так.
– Дров-то сколько! Хана лесочку, – констатировал Хвостов, фотографируя величественный массив. – Сотников все вырубит.
– Ты ненормальный! – заорала Ольга. – Как можно говорить такое, дерево внесено в Красную книгу!
– Это там оно было краснокнижным, уважаемая. А здесь их немерено, не сосчитать, – парировал слесарь. – Лесосеку ставим. Интересно, древесина эта благородных пород?
– Когда-то его так и называли: «красное дерево», – мечтательно произнес Эйнар Дагссон, за месяцы пребывания на Платформе изрядно подрастерявший «зеленые убеждения».
– Ну вот! Лаготделение забабахать, и всех зэков сюда, пусть валят. Синему – колониальный шлем и стек в правую руку.
Нормально мы начинаем колонизацию. Некоторые уже гулаги запланировали.
Кстати, а как их валить-то? И пилить. Во задачка.
Полоса реликтового леса тянулась километра на полтора и так же резко обрывалась, как начиналась тут.
– Не туда смотрим, братва! – неожиданно гаркнул Гоблин с кормы. – Объект на холме! Недвижимость.
Я резко обернулся и показал Мауреру скрещенные на голове руки. Стоп!
– Бинокль!
Небольшая группа деревьев частично скрывала явно рукотворный каменный объект – одинокую башню, целиком открывающуюся с этого ракурса. Невысокая, крепкая. И частично обвалившаяся.
– Возле Южного Форта остатки такой же на мысе, – заметила Катрин.
Сердечко забилось чаще.
– Где-то здесь есть форт! – опередила меня Zicke.
– Группы, за оружием. Мужики, пошли лодки сбрасывать.
Оба экипажа «Зодиаков», мужской и женский, кинулись за снаряжением, а мы с парнями пошли спускать лодки на воду. Быстро откинули на корме специальную аппарель, забросили концы на брашпиль, и вскоре легкая флотилия закачалась у бортов «Клевера».
– Катрин, страхуешь Кастета. Сами вперед не лезьте, – напутствовал я сталкеров и поднял руку. – Пошли, пошли!
«Зодиаки» быстро и красиво разошлись во фронт и резво помчались к берегу. Группы были без пулеметов: вряд ли они пригодятся на склонах. Мужики отправились с излюбленными стволами: АКМ со «Стимпанком-12» у Кости и четырнадцатизарядный Kel-Tek KSG со спаренными магазинами и «Тигр-9» у Сомова. Вот же лось, постоянно два ствола таскает… Да еще по две гранаты на каждого – «эфки». У Катрин тоже АКМ, а у Ленни – разлюбезный «томми».
Насколько этот каменистый склон крут? Вроде не очень. Я вгляделся. Прочесов, старых и свежих, на склонах не видно, сломанных веток в зацепах на кустах тоже. Опустил бинокль пониже – падежа камней на галечный пляж не заметил. Нормально, заберутся быстро.
– Светлана, давай к «максиму».
Доктор сразу растерялась, захлопала ресницами.
– Федор Дмитриевич, может, не в этой ситуации… – попробовала отвалить докторша.
– В этой, Света, в этой.
Обучение стрельбе из всех видов оружия проходили все члены экспедиции. Пусть теперь прочувствует ответственность. Не на полигоне, а тут, в реале. Тем более что рядом стою. Может, в следующий раз таблетки не такие горькие вручит.
Проклятье, как же мне хотелось самому взбежать по склону!
Плюнуть на командование и рвануть к объекту: все навыки, весь мой опыт просили именно этого. Естественно, я искренне считал, что лучше всех смогу разобрать эту ситуацию и первым увидеть все нужное, вовремя заметить опасности или оценить необычный след… У Феди все рецепторы на такое дело заточены!
Нельзя, бремя начальника давит на плечи, я должен видеть всю картинку, ибо в любой момент Маурер может заорать, что РЛС выпасла какое-нибудь чужое судно или чего похуже. Типа гигантского амазонского крокодила-мутанта в отмороженном состоянии.
– Юра, может, шар поднимем, а? – неуверенно спросил я.
– Да бесполезно его поднимать, командир, – ответил Вотяков, посмотрев на облака. – Ветер порывистый. Мотать устройство будет, как бумажку на автостраде.
Знал же сам, чего спрашивал… По сути, все последние часы мы уходили от непогоды. Солнце давно закрыли серые тучи, ветер постоянно усиливался. В открытом море начинался нормальный шторм. Идущие вдоль берега волны у залива сталкивались с могучим течением великой реки, два потока частично гасили друг друга – полоса пенных бурунов была посильней, чем я видел на Волге. Впрочем, тогда на море было тихо. И это были последние волны, что мы увидели: в заливе надвигающийся шторм пока не чувствовался, а берег прикрывал нас от ветра. Но чуть повыше – и уже порывы. Небольшие деревья на холмах качают кронами.
Лишь гигантский лес высоченных секвой стоит непоколебимо. Этих великанов сможет потревожить лишь Тунгусский метеорит или землетрясение, впрочем, в последнем я не уверен. Секвойи обладают способностью компенсировать сейсмоактивность, самостоятельно выравнивая наклон до строгой вертикали.
Пш-шш…
– «Cotton» вызывает «Тунгуса».
О-па! Сдернул с нагрудной клипсы рацию.
– На связи, – заторопился я.